355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Максим Богданович » Белорусские поэты (XIX - начала XX века) » Текст книги (страница 12)
Белорусские поэты (XIX - начала XX века)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 10:54

Текст книги "Белорусские поэты (XIX - начала XX века)"


Автор книги: Максим Богданович


Соавторы: Франтишек Богушевич,Янка Лучина,Алоиза Пашкевич,Викентий Дунин-Марцинкевич,Адам Гуринович,Павлюк Багрим

Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

ЛЕТО
© Перевод М. Шехтер
 
Нива шепчет колосками
Золотистой ржи, овса,
Голубеет васильками,
Будто девичья коса.
Ветерок с утра гуляет,
Гнет колосья в тишине,
Солнце зерна согревает,
Аист виден на гумне.
Косарю не до забавы
В зеленеющих лугах:
Поутру ложатся травы
Под косы широкий взмах.
Женщины холсты полощут,
Юбки шьют, сорочки шьют;
Слышно: рог трубит за рощей,
Пастухи коров зовут.
Ребятишки с кузовками
Ягоды сбирать пошли,
А девчата – за грибами…
И аукают вдали.
День пришел, примолкли хаты,
Меньше, стало быть, забот.
Временами лишь лохматый
Кот на припечке зевнет
Иль столетний дед с запечья
Вдруг сползет воды попить;
Долгий труд сутулит плечи,
Зренье слабо, – как тут жить!
В прошлом дед был молодчиной,
На все руки мастаком,
В пляске первым шел с девчиной,
Кварту пил одним глотком.
А теперь – ослабли руки,
Старость голову трясет.
«Дед, на печку! – дразнят внуки. —
Умирать тебе черед!..»
А взглянул бы за село ты:
Рожь на солнце горяча
И желта, как меда соты
Или яркая парча.
Словно ткач из пестрых радуг
Полевой соткал ковер,—
Запах руты свеж и сладок,
И цветы ласкают взор.
Вешних, ярких красок много,
Маем взор заворожен.
Это всё цветы, ей-богу!
Лепестков немолчен звон.
Будто в чарах поле это!
Сад я розовый открыл,
Где художника-поэта
Труд меня заворожил.
Может, это не девчина, —
Заливается свирель,
И цепляется малина
За веселый дикий хмель.
Вижу я: идет веселье,
Раздается дружный смех,
Рассыпает флейта трели,
Дуют в дудку, словно в мех.
Песня за сердце хватает,
Песня душу обожгла,
Барабаны оглушают,
И гремят колокола.
Ниве издавна знакомы
Зубы острые серпов;
Связанный жгутом соломы,
Сноп идти плясать готов.
Вот гулянье, впрямь на диво!
Даже копны в пляс идут,
Подпевает гулко нива,
Барабана вторит гуд.
Вот и небо заблистало,
Морем чистым разлилось,
Зеркалом хрустальным стало,
С ясным солнцем обнялось.
 
 
Лес качает головою,
Дуб нахмурился и спит;
Шепчется орех с ольхою,
Березняк кусты смешит.
Мухоморы, как солдаты,
Вдоль тропинки стали в ряд,
Шляпы их круглы, богаты,
Как спина ужа, блестят.
Боровик – гриб над грибами —
Прислонился важно к пню;
Правит суд над бедняками,
Просит мирно жить родню.
Сыроежки да козлята
Тут же спорят невпопад.
В страхе рыжики, маслята,—
Каждый спрятаться бы рад.
Не смолкает птичье пенье,
Щебет, гомон – вперебой,
То вблизи, то в отдаленье,
То на ветке над тобой.
 
 
Мне бы взяться за работу
До мозоли кровяной,
Не боялась бы я поту,—
Лишь бы стать селу родной!
Мне бы серп вы дали, бабы,
Дали б острую косу, —
С нивы колос я смела бы,
С трав – прозрачную росу.
Дайте мне платок, родные,
Белый фартук, хоть на час, —
Краски я найду живые,
Нарисую мигом вас!
Только жалко – красок мало,
Трудно будет рисовать,—
Нет такой, чтоб засияла,
Да и кисти не достать,
Чтоб мазок был тонок, чтобы
Цвет был ярок, как нигде.
Взмах – и на платке лицо бы
Отразилось, как в воде.
Что ж, возьму я кисть простую,
Из растений выжму краску,
Пламень в сердце разожгу я,
Кровью брызну, словно в сказке,
И, с мечтой своей в согласье,
Нарисую нашу Касю:
Очи – небо, брови – черны,
Щеки – ярки, рот-малина,
Хороша ты непритворно!
Нет другой такой девчины!
Как нам ею не хвалиться!
А головка… то ль пшеница,
То ли жито колосками
Золотится над плечами!
Косы, косы так и вьются,
Зубы белые смеются!
Стан – былинки гибче тонкой, —
Ну и Кася, ну девчонка!
Как царевна, как богиня,
Как нарцисс иль цвет виргиний,
Как лилея на Дунае,
Как фиалочка лесная,
Расцвела в глуши убогой
Наша Кася… Хоть немного,
Хоть еще одну-две краски —
Написала б без опаски!
Под рукой холстинка мнется,
Помазок на части рвется,
Невтерпеж в такое лето
Мне писать… Пойду по свету,
Может, краски разыщу я,
У артиста кисть стяну я,
Вот тогда и быть победе —
Нарисую всех соседей!
 
1902 или 1903
ОСЕНЬ
© Перевод М. Шехтер
 
Осень риги наполняет,
Новым хлебом наделяет
Бедных, сирых да усталых:
«Ешьте, братцы, ведь немало
Гнули спины вы всё лето,—
Закусите хоть за это!»
Вот картофеля мешки
В по́дпол тащит напрямки
Да капусту кочанами;
Гонит журавлей с гусями
В неизвестные просторы
За моря или за горы.
«Птицы, птицы, не кляните,
А молитвы говорите,
Чтоб волна вас не смахнула,
Чтоб не съела вас акула,
Чтоб назад вернулись с пеньем
Пастушонку в утешенье».
Хороша хозяйка-осень,
Много в дом добра приносит:
То орехи, то пшеницу,—
В закрома и не пробиться.
Обо всем она хлопочет:
Зябь вспахать, как должно, хочет,
О парах подумать тоже,
Чтоб весной быть людям с рожью.
На дороге сколько люду!
Будто поглядеть на чудо,
Девушки спешат, ребята,
Скот пылит, ржут жеребята.
Бабы тащат веретена,
Полотенца, холст беленый,
Сыр, грибы, мешки фасоли, —
Может, легче станет доля.
Полон рынок смеха, крика,
Шум и гам стоит великий.
Гусь гогочет, хрюкнул боров,
Петухи свой кажут норов,
Сара тащит яйца с воза,
Берка платит за березу.
Сапоги торгует Янко,
Юрка бродит спозаранку,
Крыся в зеркало глядится,
Агатулька в шаль рядится,
Кася ищет взором метким
Кашемира для жакетки,
Бусы, чтоб в четыре шнура:
В дружки звал не зря Бандура.
Продает торговец соль,
Знахарь облегчает боль.
Как же быть мне без товара,—
Всё лицо горит от жара!
Из местечка убегу я,
Погляжу на даль родную,
На лесок, – по всем приметам,
Всё окрест как было летом.
Впрочем, нет! Листва иная —
Пожелтевшая, сквозная;
Там цветок без лепесточка,
Там грибок из-под кусточка
Глянет вдруг и спрячет ушки.
Осень бродит по опушке,
Травы глушит и цветочки, —
Вянут, чахнут стебелечки.
Осень листья на дорогу
Сыплет мягко, понемногу, —
Без того в полях зима
Сбила б ноженьки сама,
Юбку пыль посеребрила б,
Щеки белые покрыла б.
Пусто, пусто в чистом поле,
Сердцу тягостно до боли.
Где цветы, где зелень лета,
Птичий гомон в час рассвета?
Всюду старость грустью веет,
Туча мелкий дождик сеет,
Солнце косы чешет редко,
Бос дубочек-малолетка.
Желт лужок. Умчалось лето.
Реки тонким льдом одеты.
В сучьях ветер свищет, плаче
По березкам сойка скачет.
Ухарь-филин кличет зайца…
Впрямь готова грызть я пальцы,
Сравнивая с жизнью нашей,—
Ведь ничем она не краше!
Лишь зажмурюсь, пред глазами
Замелькают люди в храме,
На крестинах и в костелах,
На гулянках невеселых.
Тут и слезы, тут и песни,
Труд безрадостный, болезни,
Поцелуи да могилы,
Желтый свет свечи постылой…
Расхлебать ли эту кашу!
Где же, братцы, счастье наше?
 
1902 или 1903
МУЖИЦКАЯ ДОЛЯ
© Перевод В. Бугаевский
 
Тяжко жить, трудиться,
Если нету доли,
Жито не родится
На мужицком поле.
 
 
С копны обмолота
Не больше осьмины, —
Сколько ни работай,
Ешь одну мякину.
 
 
Осень подоспела —
Податям нет счета,
А семья не ела,
О деньгах забота!
 
 
Так-то вот, мой милый,
И живи и майся,
Если хватит силы,
Доли дожидайся.
 
 
Где ж ты, моя доля,
Где ты затерялась,
Спряталась ты, что ли,
А беда осталась?
 
 
Знаю только муки, —
Да о них что скажешь?
Хоть в мозолях руки, —
Спать голодным ляжешь.
 
 
Хоть и встанешь рано,
Да зевать – не время.
Луг косить для пана
Я спешу со всеми.
 
 
За гроши с косою
В поле допоздна я.
Говорят порою:
«Добрый пан…» Не знаю!
 
 
Эконома знаю,—
С ним-то мы знакомы…
Что ни день встречаю,
Он в лугах как дома.
 
 
Целый день свирепо
Лает, пес несытый…
Не прожить без хлеба,
Так терпи, Никита.
 
 
Стискиваю зубы
И с косой шагаю,
Пересохли губы.
«Пить!» – я изнываю.
 
 
И с ночной прохладой
Отдыха всё нету, —
Ведь косу мне надо
Наточить до света,
 
 
Чтоб наутро рано
Острою косою
Луговину пана
Докосить с росою.
 
 
Где ж ты, моя доля?
Отзовись, откликнись!
 
1903
А МУЖИК ПОНЫНЕ НЕ ПЕРЕМЕНИЛСЯ
© Перевод А. Прокофьев
 
Многие прошли века,
Как Христос родился,
А мужик поныне
Не переменился.
 
 
Гора стала долом,
А долы горами,
Моря пересохли
И стали полями.
 
 
На полях на этих
Камень покрошился,
А мужик поныне
Не переменился.
 
 
Вот нашли вновь землю,
Порох раздобыли,
Наряду с бумагой
Литеры открыли.
 
 
И немало книжек
Людям показали,
Для «хамулы» только
Ключи затеряли.
 
 
Написал Коперник,
Что свет закружился,
А мужик поныне
Не переменился.
 
 
Ах! Остался темным,
Как тот лес зеленый,
На земле «хамула»,
Всеми притесненный.
 
 
Люди заглушили
В душах всё святое,
Только «хам» остался
Горькой сиротою.
 
 
И бог с неба глянул,
Глянул – удивился,
Что мужик поныне
Не переменился.
 
 
«Ну! – сказал, – сыночек,
Проси, что захочешь,
Всё пошлю я с неба,
Всё, что ты попросишь.
 
 
Я хочу, чтоб, сын мой,
Ты с бедой не знался,
Чтобы стал свободным,
С горем бы расстался».
 
 
– «О, дай ты мне, боже,
На родной сторонке
Хату да лошадку,
Побогаче женку.
 
 
Дай еще коровку,
Телку, свинку тоже,
Жита дай, измелем,
Да и хватит, боже.
 
 
И за всё спасибо!
Буду человеком
И расстанусь с горем
От века до века».
 
1904
МУЗЫКАНТ БЕЛОРУССКИЙ
© Перевод И. Поступальский
 
На дуде сыграю,
На гармони, что ли,
Иль всплакну на скрипке
О мужицкой доле.
 
 
Стало слишком тяжко,
Душу давит горе,
Слезы так и льются,
Жизнь померкнет вскоре.
 
 
Заиграй же, скрипка,—
Песня разнесется,
Если не услышат,
Сердце разорвется.
 
 
Скрипка зарыдала —
Дрогнули ракиты.
Только нот печальных
Не услышит сытый.
 
 
Если ж и услышит,
Скрипача облает:
«Гляньте, хам не в шутку
Равенства желает!»
 
 
Двинь, смычок, по струнам
С пламенною силой,
Чтобы наша скрипка
Мертвых пробудила.
 
 
Ты поведай, скрипка,
Панству сказ суровый,
Как голодным «хамам»
Тяжко жить без крова!
 
 
И смычком по струнам
Грянул в возмущенье,—
Задрожали птицы,
Смолкло пчел гуденье.
 
 
Пенью музыканта
Скрипка вторит смело.
Скоро песню «хама»
Мир услышит целый.
 
1904
НЕБЫВАЛЫЕ ВРЕМЕНА
© Перевод М. Шехтер
 
И песни молчат, и веселья не видно,
        И старость почувствовал юный,
И звонкие ноты на скрипке брать стыдно,—
        Порваны радости струны.
Художников краски – горе рисуют,
        И тени с холстов не сходят,
И грустно поэты ныне рифмуют,
        И кровью сердца исходят.
 
Январь 1905
КРЕЩЕНЬЕ НА СВОБОДУ
© Перевод С. Ботвинник
 
На востоке рдеет небо;
Так и надо, эка небыль!
Реки крови льются в море,
Гибнет там солдат от горя
Без рубашки и без хлеба;
Так и надо, эка небыль!
 
 
Угнан сын, расстанься с мужем.
Мы царю послушно служим.
Наши стоны рвутся в небо,
Но молчим мы – эка небыль!
 
 
Бьет казак, жандарм стреляет,
Спины нам налог сгибает,
С соли дань плати и с хлеба —
Мы и платим, эка небыль!
 
 
Люди падают в столице:
Пули бьют и в грудь, и в лица…
Шли с попом, подняв иконы,
К государю бить поклоны.
Сыпал пули царь, как с неба, —
Так и надо, эка небыль!
 
 
Дурней крестят на свободу.
Царь науку дал народу,
Показал нам, словно с неба:
Больше нет в царе потребы!
 
 
Слышен крик Гапона: «Нужно
Поступать тут ладно, дружно,
Нужно бомбой, пулей, дробью
Бить по подлости и злобе,
И тогда смахнем мы быстро
Всех антихристов, министров!»
Голос с неба возвещает:
«По царю петля скучает!»
 
 
С той поры Москва, Варшава,
Рига, Вильнюс и Либава —
Наш народ семьею всею
Гонит вон царя-злодея!
Люди слышат голос с неба:
«Больше нет в царе потребы!»
 
 
Бомба – трах! В куски Сергея,
Мирский мчит домой скорее,
Царь дрожит, министры млеют,
Бедоносцев аж болеет.
 
 
Побросали каски, бляхи…
Но всего страшнее – ляхи:
Смело колют, точно целят —
Словно жито, чертей мелют.
С неба слышится народу:
«Взять пора ему свободу!»
 
Февраль 1905
МОРЕ
(Революция народная)
© Перевод А. Прокофьев
 
Не такое нынче море,
Не такой в нем слышен шум —
Грозовое нынче море!
Волны полны диких дум.
 
 
Море словно уголь стало,
Море с дна теперь горит,
Море скалы раскидало,
Море хочет смыть гранит.
 
 
Море злится, крепнут волны,
С диким шумом берег рвут;
Гром гремит, грозой наполнен,
С моря брызги в небо бьют.
 
 
Где-то стон с волны сорвется,
Где-то плач сорвется с губ,
Берег болью отдается,
Гром гремит из тысяч труб.
 
 
Волны сгрудились полками,
Шум русалок разбудил,
И пронизан мрак огнями,
Небо черный гнев накрыл.
 
 
Злится бог, а буря эта
С глаз святой снимает сон.
Бьется, рвется всё на свете,
Аж дрожит небесный трон.
 
 
Трон дрожит, волна всё круче,
Кличет бог святых на сход;
Там надумали, что тучи
Час придет, и пустят в ход.
 
 
Начат бой, и бога войско
Залпом бьет в седую даль…
Миллион падет геройски,
Всё же крепнет рать, как сталь.
 
 
Ведь у моря силы много,
Закален в борьбе любой;
Не отступит войско бога…
Не на шутку начат бой.
 
 
Ждут века такого боя,
Он гигантов нам дает,
Будут биться в нем герои,
Слава тем, кто в нем падет.
 
Октябрь 1905
ПОД ЗНАМЕНЕМ
© Перевод И. Поступальский
 
Полно мучиться, мать,
Плакать вместе с отцом,
Что Винцулю не встать,
Что убит он врагом,
 
 
Что он шел средь друзей,
Знамя красное нес
И кричал: «Царь-злодей,
Много ль выпил ты слез?
 
 
Кровью залит ты весь, —
Кровь сосешь ты из нас!
Мы со знаменем здесь,
Мести близится час!
 
 
Штык долой! Саблю вон!
Не стреляй в нас, солдат!
От присяги Гапон
Отрешил тебя, брат!»
 
 
– «Пли!» – в ответ закричал
Капитан на коне,
И солдат задрожал,—
Грянул залп в тишине.
 
 
Зашатался Винцуль,
Но не бросил древка.
Тут штыками патруль
Приколол смельчака…
 
 
Мы увидели: бьет
Кровь Винцуля ключом,—
Как кропилом, народ
Окрестила кругом…
 
 
Гроб простой на руках
На кладбище несут,
Гроб – в цветах и венках,
И за гробом идут
 
 
И солдат, и бедняк,
И разъевшийся пан,
И бездомный босяк,
И… палач-капитан.
 
 
Он шагает, скорбя,
И в лице его дрожь,
Проклинает себя,
На себя не похож:
 
 
«Я убил, я пролил
Пролетарскую кровь,
Душу я погубил,
Заплатить я готов!»
 
 
Капитан не стерпел —
Отравился простак;
А народ осмелел,
Поднял выше свой стяг.
 
 
И идет и, горя
Правым гневом, поет,
На врага, на царя
Миллионы ведет.
 
 
Не погиб наш Винцуль,—
Он живет среди нас…
Устыдился патруль,
Не поднять ему глаз.
 
 
Да! Солдат уж не тот,
Что тогда в нас стрелял!
Капитан не живет, —
Он его б не узнал.
 
 
Непослушный солдат
Офицеру кричит:
«Я народу сын, брат!»,
К демонстрантам спешит.
 
 
А прикажут стрелять
В знамя красное – он
Усмехнется, и, глядь,
Пулей воздух сражен…
 
 
Люди, гневом горя,
С красным флагом идут,
На врага, на царя
Руку мести несут.
 
 
Всё теперь решено,
Люди видят зарю,
И во взорах одно:
«Время сгинуть царю!»
 
Октябрь 1905
ВЕРА БЕЛОРУСА
© Перевод А. Прокофьев
 
Верю, братцы: скоро станем
Мы людьми и сбросим сон;
На́ свет божий ясно взглянем,
Век напишет нам закон.
 
 
Не чернилами он пишет
И в архивы не сдает, —
Нет, он к ниве нашей вышел
И наш пот на ниву льет.
 
 
И землица плодородит,
Рожь зернится, будет хлеб!
Так живем, а всё ж в народе
Кто-то шепчет: «Встань, кто слеп!»
 
 
Верю, братцы, в нашу долю,
В нашу силу верю я,
Закалилась наша воля
И в сердцах огонь, друзья!
 
 
Мы – из камня, с волей твердой,
Из железа мы, из стали,
Нас огнем калили в горнах,
Чтоб еще сильней мы стали.
 
 
И теперь мы из гранита,
А сердца из динамита,
Руки сильны, грудь сильнее,
Надо цепи рвать скорее!
 
Октябрь или ноябрь 1905
ДОБРЫЕ ВЕСТИ
© Перевод В. Корчагин
 
Друзья! К нам слово о светлой доле,
Как зов на битву, летит с востока;
Нам птицы звонко поют о воле,
Над каждой хатой кружась высоко.
 
 
Людей сплотило святое слово;
Союз наш братский не разорвать!
В сраженье мужа послать готова
Жена и сына – родная мать.
 
 
Старик с винтовкой идет в дружину,
И внук за дедом в отряд спешит;
Отважный хлопец, простясь с девчиной,
На баррикаде, в огне стоит…
 
 
Мужайтесь, братья! Заря восходит,
И весть, как песня, дошла до нас,
Что миллионы идут к свободе,
Что близок, близок победы час!
 
 
Друзья! Бессмертна народа сила,—
Великой жертвы не избежать.
Чтоб солнце счастья всегда светило,
Нам нужно тучи скорей прогнать!
 
Декабрь 1905
ПЕРЕД НОВЫМ ГОДОМ
© Перевод В. Корчагин
 
К концу подходит год кровавый.
Часы пробили. Ночь темна.
Хожу по комнате. Отравой
И холодом душа полна.
В углах мерещатся скелеты,
Еще стекает кровь с костей…
Страшна была година эта,
Грядущая пора – страшней!
Мне чудится большое поле,
На нем – народ. Ах, слышу крики!
Людей казаки режут, колют,
В детей они вонзают пики;
Вот мать над мертвым сыном бьется,
Слезами раны обливает,
Но залп над полем раздается —
И пуля женщину сражает;
Старуху лошадь затоптала;
Вон – юноша лежит без рук…
Ах, льется кровь рекою алой!
Ах, боже правый, сколько мук!
 
 
В стране бесправия и горя
Вскипает гнев и гром растет.
Самодержавной волчьей своре
Народ рабочий смерть несет.
Сжимает царь кулак злодейский, —
Озолотил он подлых слуг:
Еще послушен полк гвардейский,
Еще свирепствуют вокруг
Солдаты царские, жандармы,
Еще кичатся юнкера…
Но луч уже проник в казармы!
Придет желанная пора —
И рать, как море, к трону хлынет,
Штыки к сатрапам повернет,
Сам Витте в страхе пост покинет…
Я вижу, добрый будет год!
Я знаю, быть богатым всходам
Там, где кровь людей текла.
С Новым годом, с грозным годом!
Бей, народ, в колокола!
 
Декабрь 1905
РАЗОХОТИЛСЯ
© Перевод В. Бугаевский
 
Вот был бы я социалист, да и ружье имел,
То я б так взгрел
Стражников, земских, становых и прочих собак!
А так – один кулак!
Приходят социалисты, листовки тычут,
Бунтоваться кличут,
А дали б только пороху хоть горстку,
Пистолет, винтовку,—
Отдал бы последнюю рублевку
За пули и дробь.
Так то племя проклятое въелось в кости,
Такой нагнало злости,
Что сладу нету…
Становой – пан, а земский – важней стократ,
А кто наихудший гад —
Так стражник из Заполья!
А что б ему – недоля!
Было б кому губить свет,
А чтоб его сгинул след!
Пас свиней этот шкода
У соседа Петра Сороки два года,
Потом в кучера пошел к начальникам нашим,
А теперь царским стал стражем.
Стражник, шутите, – сила,
А хоть бы тебя болячка задавила!
Хоть бы тебя разорвало в клочья,
Хоть бы покоя не знал ни днем, ни ночью, —
Так ты мне осточертел,
В холодной из-за тебя я сидел!
Набрехал, накрутил, дали медаль;
Только то, что ружья не имею, – жаль,
Но не бойся, я не сплошаю, как дам,
Аж брызги полетят, поленом по мозгам!
Не жить тебе, гаду, —
Ужель нет с этими шельмами сладу!
Глянь и там и тут,
Что ни день их бьют,
Начиная с Сената,
Вплоть до стражников, ихнего брата,
То бомбой, то из пистолетов,
Что ни день – меньше эполетов.
Хоть эту дрянь и разводит царь,
А корми их пахарь, как встарь,—
Попросту мужик.
Известно: каждый из царских слуг привык —
Мало им пенсий! – грабить мужика.
И чем проворней у них рука,
Тем чины быстрей идут.
Гляди, министр он, генерал,—
А за что? За то, что, как по-русски говорится,
                                                                            воровал.
А мужик – так за вязанку дров
Сиди пять годков.
И нас, не хотевших водочку пить
Да налоги платить,
Так казаки пороли,
Что и в пекле жару не зададут нам поболе.
Меня и еще двоих в острог
Засадили потом на недолгий срок.
Словно в костеле, сказал бы я, там
Набилось народа, пока мы сидели.
Ксендзов туда – и был бы там храм.
Впрочем, всё ж одного мы имели:
Ну и славный был человек,
Не забыть мне вовек!
Когда началась в тюрьме голодовка,
Под конец мы такими хилыми стали,
Что всё время спали;
Только ксендз да еще солдат
Как запоют «Марсельезу», брат,
Так поневоле мы все встаем
И разом песню поем.
Выпустили меня, а ксендз так там и остался.
Со слезами он со мной расставался,
Поучал, просил, кричал мне вослед:
«Не робей, Петрусь, знай, на тот свет
Кого надо спровадь,
А не то минует тебя благодать;
Мы тебе сниться будем,
Коль не станешь мстить этим людям!»
Так вот я, Петрусь, спасаючи душу,
Приказ не нарушу,
Выполню вмиг.
Мне б дробовик,
Пороху иль пистолет,
И проложу я тотчас след.
Наведу порядок не малый,
Чтоб досталось не только стражнику, становому
Или там генералу,
Но и губернатору нашей губернии!
 
1905
ВАМ, СОСЕДИ
© Перевод М. Шехтер
 
Вам, соседи, куманечки,
Белорусы-голубочки,
Песнь пою я год за годом,—
Запоем же всем народом.
 
 
Сложим, люди, вместе песню, —
Прозвучит она чудесней;
От рожденья шар земной
Песни не слыхал такой!
Сколько голосов! Мильон
Вмиг, в единый слившись стон,
Грянет песню. В песне – труд,
Счастье, волю, жизнь найдут.
Мы от века, братцы, спали,—
Дружно петь впервые стали!
 
1905
МОИ ДУМЫ
© Перевод М. Шехтер
 
Хочу я быть зерном пшеницы,
Взойти на сельском поле,
Зазолотиться, без метлицы,
Дать людям хлеба вволю!
Хочу я быть рекою быстрой,
Родной измерить край,
Тех – напоить, тех – искупать,
А где – укрыться в гай!
То зашуметь, то зашептать,
То смолкнуть в сладком сне,
Сорваться с места, вновь гулять,
Огнем кипеть на дне.
Да так взыграть и разъяриться,
Чтоб до неба достать,
Снять с неба солнце, вниз спуститься
И света людям дать.
Пролагая путь к свободе,
К счастью звать, борясь с судьбой,
Думать всюду о народе,
Видеть всюду край родной;
Иль сверкающей росою
Каждый тронуть стебелек,
Иль обняться так с землею,
Чтоб никто разнять не смог!
Ну, а если ветром стану, —
Над морями полечу,
Мчаться бурей не устану
И на месяц вдруг вскочу.
Или, к звездам взмыв с размаху,
Как кресалом проведу,—
Месяц задрожит от страха,
Словно чувствуя беду.
«Ты откуда, что ты хочешь,
Чего воешь и шумишь?»
– «Я – посланец, вольный ветер,
Прилетел на суд вас звать!
Край сиротский наш не светел,
Там доколе людям спать?
Я там бился и кружился,
Много хаток развалил,
Но доныне не добился,
Чтоб народ заговорил!»
 
1905 или 1906
НАД МОГИЛОЙ
© Перевод М. Шехтер
 
Над могилой встану дубом,
Расскажу собратьям лю́бым
О судьбе их, о свободе, —
Песней стану я в народе!
Стану дудкою пастушьей,
Песней растревожу души;
Спросят все в родимом крае:
«Что за музыка такая?
Что же будет, что же будет,
Коль подхватят песню люди!..»
 
 
Остры зубы, точно пилы,
Колют, режут, тянут жилы,
Раскаляют, мигом студят,
Кличут старых, малых будят.
Вскрикнут все, душой пылая:
«Что за музыка такая?
Что же будет, что же будет,
Коль подхватят песню люди!..»
 
 
Лист дубовый – под хлебами,
Желудь мелют жерновами,
А где с дуба хоть пылинка —
Затрясешься, что осинка;
А где дудочки звучанье —
Люд спешит, как на гулянье,
Удивленно вопрошая:
«Что за музыка такая?
Что же будет, что же будет,
Коль подхватят песню люди!..»
 
1905 или 1906

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю