Текст книги "Коннетабль (СИ)"
Автор книги: Макс Мах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– За репутацию моей сестры можешь не беспокоиться, – отмел его опасения Трис.
«Он что, мои мысли читает? – ужаснулся Зандер. – Нет, глупости, мы же этот вопрос совсем недавно обсуждали».
– Все разошлись! – закончил Трис разговор, и, кивнув на прощание, отправился в очередной «хозяйский» вояж, лавируя между гостями и останавливаясь по ходу дела то с тем, то с другим. На два слова здесь или на короткий разговор там, рассказать анекдот или, напротив, выслушать, сделать комплемент или просто улыбнуться «репликой без слов».
Зандер так тоже умел и, едва ли не машинально, сразу же шагнул в сторону и растворился среди фланирующей по приемному залу публики. «Слился с толпой», как говорится, и тоже в свою очередь стал расточать комплименты дамам и обмениваться мнениями с мужчинами, одновременно аккуратно отслеживая передвижения Габриэллы, которую трудно было не заметить, сколько бы гостей не передвигалось по залу. Высокая, светловолосая, да еще и с толстой косой, которую сегодня уложила на голове короной. Весьма женственно, надо сказать, и прибавляет в росте, которого у Габриэллы и так более, чем хватает.
«А она ведь еще и на каблуках, – припомнил Зандер, успевший рассмотреть не только легкое платье из серебристого шифона, но и туфли на высоких тонких каблуках. – Сантиметров восемь-девять на глаз, а двигается легко и плавно, как какая-нибудь большая кошка…»
Что правда, то правда. Габриэлла Мишельер была не только изумительно сильной магессой, но и незаурядным бойцом. Для того, чтобы это понять, не надо было видеть ее в бою, – хотя Зандер как раз стал этому невольным свидетелем, – достаточно было взглянуть на то, как она двигается, как располагает в пространстве свое тело, как берет в руку бокал с шампанским. Ну а если, вам удалось, – посчастливилось или, напротив, не повезло, – встретить ее взгляд, то, возможно, вы поймете, и кое-что еще. Эта молодая, элегантная и чертовски привлекательная женщина – смертоносна, как удар молнии, землетрясение или девятый вал[8].
«Но вот вопрос, – в очередной раз задумался Зандер, наблюдая, как Габриэлла двигается к лестнице на второй этаж, – о чем таком она хочет говорить? Зачем такая конспирация? И что, ради Зевса Милихия[9], за дело такое, что оно связало между собой принцессу, Мишельеров и их с Анаис?»
А дело оказалось, и в самом деле, гнилое дальше некуда. Паскудное дело, но при том такое, что и не вмешаться нельзя. И вопрос не в том, что он не может отказать кронпринцессе и тану Мишильеру, – Анаис своей подруге, к слову, тоже не откажет, – а в том, что, если не поддержать сейчас Эву Сабинию, завтра всем, кто уцелеет, придется бежать в Брабант. А, учитывая репутацию графа Валуа, – да и герцога де Берлемона, если на то пошло, – довольно скоро после этого им придется бежать еще дальше, в Англию или Швецию, или вовсе в американские колонии, а, может быть, и в Россию. Приход к власти любого из двух претендентов на престол, хоть Клариссы д'Ив де Баве – дочери Филиппа де Берлемона, хоть Артура Валуа, означает войну с Фландрией и Брабантом со всеми вытекающими из этого последствиями. Так что, выслушав Габриэллу, кратко описавшую ему политическую ситуацию, сложившуюся в стране на данный момент, и те меры, которые предлагают друзья принцессы, он вынужден был согласиться, что превентивный удар – это лучшее, что они могут противопоставить комплоту герцога де Берлемона или заговору графа Валуа.
– Я с вами, – подтвердил он свое решение, произнеся его вслух. – Мы с вами, но вы же понимаете, Габриэлла, что Анаис не боевой маг?
«Я, впрочем, тоже, но я все-таки мужчина…»
– Разумеется, – ничуть не удивилась его замечанию Габриэлла. – Мы заранее позаботимся о надежном убежище для тех, кто не сможет участвовать в бою. Анаис, Мария, да мало ли кто еще!
– Например, виконтесса де Габардан, – рискнул Зандер задать деликатный вопрос.
– Нет, Зандер, – покачала головой сестра тана Мишельера, – Веро как раз из тех, кто пойдет в бой. Она невероятно сильна, лишь немного уступает мне в уровне Дара. Так что, не стоит вестись на ее внешность, Зандер. Берунико боевой маг, и этим все сказано.
«Еще одна молодая женщина и снова боевой маг? – задумался Зандер. – Что это? Неужели результаты селекции? Тогда Мишельеры наверняка знают о наследственности нечто такое, о чем не знает больше никто».
– Зандер, – чуть улыбнулась Габриэлла, – извините, но этого я вам рассказать не могу. Тайна рода, сами понимаете.
«Она догадалась, о чем я думаю, – покачал он мысленно головой. – Умна, ничего не скажешь!»
– Мы собираем сейчас в столице наши силы, – добавила Габриэлла. – Будут еще красотки и красавчики… Их, к слову сказать, надо будет ввести в общество, то да се… Поможете, я надеюсь?
– Анаис справится с этим куда лучше меня, – усмехнулся в ответ Зандер, великолепно знавший природу своего Дара и предел своих возможностей.
Апрель
2. Вероника
Вообще-то, это была чистой воды авантюра. Но Вероника Акиньшина не зря полжизни провела в своей «естественной среде обитания», живя бок о бок с таким человеком, как ее любимый дядюшка. А Максим Суворин исповедовал в своей довольно-таки сложно устроенной жизни простой, но универсальный принцип: кто не рискует, тот не пьет шампанского. На самом деле, принципов такого рода у дяди Максима было куда больше, но вот про риск он говорил чаще. А когда выпивал, то есть «наливался по полной», мог озвучить по случаю и менее приличный вариант своего жизненного кредо: воровать – так миллион, трахать – так королеву. Грубовато конечно, – особенно в присутствии юной девушки, – но, по сути, верно, и Вероника это отлично понимала. Она знала, мелкие риски не стоят потраченных на них нервных клеток, денег и здоровья. Зато серьезные – однозначно уместны, если ты не желаешь прозябать, а, напротив, хочешь преуспевать. По всей видимости, это был правильный подход, – все-таки она училась у лучших, – и эта тактика, нечувствительно переходящая в стратегию, успела уже принести ей пару раз нехилые дивиденды. Однако, уйти в никуда, положившись на одно лишь слово человека, которого и знаешь-то всего ничего, это уже поступок на грани безрассудства. Или за гранью, как посмотреть.
Акиньшина, и в самом деле, была девушкой не только красивой и умной, но также достаточно рисковой. Решительной, но обычно в меру осторожной. Умевшей думать на перспективу, ставить перед собой нетривиальные задачи и решать их раньше или позже, – это уж как получится, – достигая искомой цели хитростью или коварством, а то и ломясь напролом, как какой-нибудь обезумевший от гона носорог[10].
Впрочем, оглядываясь назад, Вероника понимала, что случай со «старинным приятелем ее дядюшки и его племянницей-аристократкой» был непохож ни на один другой в ее короткой пока, но насыщенной событиями жизни. Единственный шанс, уникальная возможность, что-то, о чем, по сути, даже не грезилось в ее самых сладких мечтах. Стать грозной колдуньей и настоящей аристократкой, жить в мире, совершенно непохожем на ее собственный. Тридцатые годы, свинг и чарльстон, крепдешиновые платья и авантажные французские мужчины… Ну, или женщины, подобные Габриэлле де Мишельер, – ведь Вероника пока еще не определилась в своих половых предпочтениях, – однако главное – это именно Магия. Она стала решающим фактором в принятии Акиньшиной столь непростого решения. Рискованный шаг, поступок, чреватый многими опасностями, но на одной чаше весов лежали все ее страхи и опасения, а на другой – возможность творить магию, о которой ей даже не мечталось. И она поверила Габриэлле и, тщательно взвесив все «Pro et contra»[11], решила составить ей компанию. Впрочем, не просто так, да и не с кондачка.
Кроме симпатии к тану и его сестре у Вероники имелась определенная уверенность в правдивости их слов и посулов. Уверенность же эта основывалась на данных ее личного детектора лжи. Речь о секретном таланте Олега Плотникова, который, грубо говоря, обычно знал, «когда ему врут». Ну и Наденька Вербицкая внесла в их общее решение свой немалый вклад. Подруга не умела предсказывать будущее или что-нибудь еще в этом же роде, – одним словом, не пророчица, – но зато иногда она просто знала, «чем сердце успокоится». Не детально и без подробностей, но, тем не менее, могла сказать, как оно там сложится в близком будущем небезразличного ей человека. И на этот раз Надежда выдала на-гора два речения, которые вполне удовлетворили и Акиньшину, и остальных ее друзей или, лучше слазать, компаньонов: «опасно, но перспективно» и «все будет хорошо, и мы поженимся». Это и стало, на самом деле, решающим фактором, и Вероника решилась на «эмиграцию с концами».
Правда, уходить пришлось в спешке и практически налегке. Спасибо еще у дяди Максима имелся в загашнике кое-какой запас на черный день. Будучи его доверенным лицом, Акиньшина знала пару-другую его нычек и захоронок. Но те тайнички предназначались для совсем других случаев жизни. И, однако, – а говорят еще, что предчувствия – это сон разума, – обсудили они однажды и такой вариант. Как раз сразу после первого визита Габриэллы. Тогда Суворин прямо сказал, что, «если пригласят и надумаешь уйти», золотом и камешками, мол, обеспечу.
– Ну, а если случится форс-мажор, – добавил Максим Суворин в конце того судьбоносного разговора, – бери, что найдешь. Не обеднею.
Так что был у нее карт-бланш от дядюшки Максима. Был, но она, как порядочный человек, ему все-таки позвонила с одноразового телефона и спросила намеком, можно ли? Суворин дал добро, и следующей проблемой Вероники стала одна лишь грузоподъемность. Три слитка золота Good Delivery[12] – это уже 36 килограммов, да три с гаком кило крупных бриллиантов и изумрудов, пять килограммов платины в слитках и еще не менее десяти килограммов старинных и просто старых ювелирных изделий, имеющих художественную и историческую ценность. Как такое поднять? И ведь не златом единым жив человек. Продвинутой женщине много чего нужно: красивое белье и пара лэптопов, револьвер и запас зачарованных патронов к нему, и много чего еще. Поднять все это непросто, тем более, если речь идет о хрупкой двадцатилетней девушке, не уделяющей время занятиям тяжелой атлетикой и армрестлингом. Конный спорт, пилатес и немного кун фу, вот, собственно, и все.
Однако Вероника Акиньшина была отнюдь не простой девушкой, и колдовать начала с семи, максимум с восьми лет. Среда, в которой она росла, была в этом смысле более чем комплементарной, даже при том, что Вероника рано осталась без родителей. У нее в детстве было все, что нужно и даже немного сверх того. Однако главное – это то, что, во-первых, никто из ее близких не трепал языком, рассказывая всем и каждому, на какие чудеса способна их девочка. А во-вторых, Акиньшина получила максимальную поддержку в развитии своего ведьмовства. Поэтому даже в той удушающей атмосфере практически лишенного Магии Мира, в котором ей довелось родиться, Вероника научилась делать удивительные вещи. Однажды зачаровала прикроватную тумбочку, превратив ее в холодильник. Правда, чар этих хватило всего на месяц, но и то хлеб. А в другой раз, создала артефакт, работавший как определитель ядов. Долго тогда работала, да и не одна, а в компании Нади и Толика, но по факту они его сделали, этот невероятный детектор. И пару стволов зачаровали. Вернее, патроны к ним, превратив их в самонаводящиеся и разрывные с «боеголовкой», несущей заряд, эквивалентный пятидесяти граммам тротила. Собственно, из-за этих экспериментов на них и наехали. Кто-то где-то проболтался, и пошло-поехало. Но между тем и этим создали они нечто, что в терминах фантастических романов работало, как антиграв. Недолго работало и подходило только для относительно небольших грузов, но «поднять» стокилограммовый чемодан так, чтобы его могла кантовать даже хрупкая женщина, он мог. Вот так они и протащили через угольное ушко портала свои в принципе совершенно неподъемные шмотки. И слава богу, что протащили, потому что, оказавшись в империи, они уже не выглядели бедными родственниками или какими-нибудь жалкими поберушками. У Нади и у Анатолия имелось свое и немало, а Олегу Акиньшина дала в долг, заплатив так же за работу «по переноске тяжестей», поскольку половина его собственного груза принадлежала ей. И следует сказать, Габриэлла, от которой Вероника не стала скрывать ни своих мотивов, ни результатов их общих с друзьями усилий, поняла ее правильно и без колебаний одобрила принятые ею решения.
– Видишь ли, – сказала Габи в тот первый их день на новой родине, – у нас с Трисом есть деньги. Мы бы вас, в любом случае, не обидели, и, разумеется, не обидим даже при том, что у всех вас есть уже свои средства. Но я тебя понимаю, чувство собственного достоинствам не продается и не покупается, и взаймы не дается…
Фразу она не завершила, позволив Акиньшиной додумывать ее в меру своей испорченности. Однако молчание не затянулось.
– За него можно и убить, – довольно жестко сформулировала Э клана Мишельер свое отношение к таким понятиям, как честь, гордость и то самое чувство собственного достоинства.
Этот разговор не был первым для них и не стал последним, потому что еще в замке Сковьи стало очевидно, что Габриэлла готовит ее к какой-то особой роли. Вероника, что называется, и глазом моргнуть не успела, а уже говорила на франкском, окситанском и алеманнском языках. Три языка! Три, Карл! И все это за каких-то жалких пять или шесть дней. И добро бы речь шла только об языках! Пользуясь своим невероятным Даром, за неделю или чуть больше Габи превратила ее в настоящую франкскую аристократку. Уже позже, на четвертый день пребывания в империи, Вероника попробовала совершить вместе с подругой небольшую конную прогулку. И, что вы думаете? Взлетела в седло так, как никогда не умела прежде, и устроила такой конкур с выездкой[13], что могла бы запросто взять приз на Роял Аскот, Эпсомском дерби или Гранд Нейшнл. Невероятный результат! Но что гораздо важнее всех этих фокстротов, кувертов[14] и правильных титулований, Вероника Акиньшина стала настоящим магом. Вернее, магессой, как принято говорить в империи франков. И дело не только в том, что здесь, в этом Мире, Магии так много, что девушка впервые «вздохнула полной грудью» и «дышит теперь – не надышится». Всего за несколько дней Габриэлла научила ее колдовать по-настоящему.
Нет, ей, конечно, еще учиться и учиться, ведь правильный маг, по любому, учится и совершенствуется всю свою жизнь. Но уже на первых тренировках в подвалах палаццо Коро и на полигоне в Сент-Фартунате, она опробовала и «Дротик Роты[15]», и Flurry mortiferum, «Кулак Борея» и «Зеркало Лигейи»[16], и много чего еще. Теперь это было ее знание, ее навыки и умения, ее личный арсенал, в котором чего только не было. Атакующие заклинания такие, как «Слезы дракона», «Горячие угли» и «Ледяные стрелы», защитные – как воздушный «Экю» и огненный «Скутум»[17], диагностические – как «Взгляд Асклепия» и лечебные – как «Рука Гигеи», хирургические – как «Скальпель Махаона» и усыпляющие – как «Дуновение Гипноса» [18]. Всему этому научила ее Габриэлла, она же создала из нескромной гражданки России Вероники Акиньшиной еще более нескромную подданную Франконии виконтессу Берунико де Габардан де Парлебоск из Гаскони. Ну, и как, скажите на милость, не влюбиться в такую женщину?
Вообще-то, Вероника всегда думала, что она стрейт[19]. Ей нравились мальчики и она лет с шестнадцати не отказывала себе в удовольствии переспать с каким-нибудь симпатичным «мужчинкой». На женщин ее, вроде бы, никогда не тянуло, но стоило попробовать один раз, – и это, разумеется, была Габриэлла де Мишельер, – как тут же выяснилось, что, похоже, она все-таки бисексуал[20]. Мало того, Акиньшина умудрилась влюбиться в Габи. Однако, заметив ее к себе отношение, – а как тут не заметить, если уже в открытую спят в одной постели? – сама Габриэлла сочла нужным объясниться с Вероникой по всем пунктам сразу. То есть, расставить, как говорится, все точки над «i».
Памятный разговор состоялся буквально на следующий день после переезда в шато Мезон-Лаффит. В этом великолепном дворце Вероника или лучше называть ее теперь Берунико, получила в свое распоряжение роскошные апартаменты на втором этаже Западного крыла. Небольшая уютная гостиная, просторная спальня с большим полукруглым эркером, выходящим окнами на старый пейзажный парк. Крошечная гардеробная, которую скорее следовало считать стенным шкафом, и довольно большая ванная комната с огромной медной ванной на львиных ножках, мраморной раковиной, встроенной в туалетный столик, аккуратной душевой кабинкой в стиле модерн и санузлом, – унитаз и биде, – отделенным от основного пространства перегородкой матового стекла. И все это было роскошно обставлено, декорировано и устроено: в спальне даже пространство для кабинета нашлось. Элегантный письменный стол-секретер и полукресло к нему стояли прямо в эркере, не нарушая гармонию спальной мебели. Но беседовали они с Габи не здесь, а в апартаментах самой Первой дамы Мишельер.
– С завтрашнего дня начнем выходить в Свет, – объявила Габи своей «старинной подруге и наперснице» Беро. – Биографию ты свою знаешь, вести себя умеешь и документы у тебя аутентичные. Так что сначала наведаемся в Дворянскую ложу и императорскую канцелярию, чтобы зарегистрировать тебя и твое появление в столице, а затем устроим тур по торговым улицам, кафе и ресторанам…
– И прочим злачным местам, – добавила через мгновение, улыбнувшись какой-то своей, впрочем, не озвученной мысли. – В программе также «улетная вечеринка» в клубе Silencio[21], а дальше, как пойдет.
– Я так понимаю речь о койке? – уточнила Вероника.
– И да, и нет, – покачала головой Габи. – Выпьешь?
Они сидели в удобных креслах, придвинутых к разожженному камину. А между ними стоял крошечный столик, сервированный для долгого разговора по душам. И среди прочего для них с Габриэллой был приготовлен хрустальный графинчик с «очень старой и очень крепкой» граппой.
– Я за любой кипишь кроме голодовки, – ответила Акиньшина по-русски.
– Ну-ну, – усмехнулась хозяйка дома, разливая напиток цвета жидкого чая по серебряным стаканчикам. Делала она это, кстати, с помощью одной лишь силы Магии.
– Теперь можно и о серьезном, – сказала Габи, выпив свою порцию граппы. – Ты теперь публичная личность, Беро. Родственница Мишельеров и моя близкая подруга. А мой круг знакомств, о котором мы с тобой еще не говорили, таков: наследная принцесса Эва Сабиния, придворные дамы и фрейлины принцессы, многие из которых носят довольно громкие титулы, князь и княгиня Трентские, причем до того, как выйти замуж княгиня являлась сонаследницей короны Брабанта. Кроме того, есть еще герцогиня Мария Перигорская, которая вскоре станет моей невесткой, и еще какое-то количество мужчин и женщин, в той или иной степени принадлежащих к франкской аристократии. Одним словом, Свет, и тебе предстоит стать его частью, как моей родственнице и наперснице. Данные на всех этих людей собраны в досье, которое тебе предстоит освоить самой. Я тебе передать это знание не могу. Оно слишком эмоционально, а иногда излишне подробно или, напротив, поверхностно по независящим от меня причинам. Ты, как новый человек, многого пока не знаешь, и это правильно. Не знаешь и не должна, но иметь в виду все это все-таки следует. Папки с досье я передам тебе позже, сразу же после завершения нашего с тобой разговора «по душам».
– Что сейчас? – вставила Акиньшина свой вопрос, воспользовавшись короткой паузой. – Будем говорить об отношениях? Или не будем?
«Ну, а что? Делать вид, что ничего не было и молча страдать? Нафиг-нафиг! Я на такое не подписывалась! Да – да, нет – нет, и никаких недоговоренностей!»
Впрочем, она понимала, разумеется, что подписалась она под таким контрактом, что вряд ли теперь удастся его разорвать, даже если не все пункты соглашения ей подойдут или, скажем так, не все, что в нем записано, придется ей по душе.
– Все непросто, – ответила ей Габи, не изменив при этом ни выражения лица, ни холодноватой отстраненности своего взгляда. – Расклад таков. Ты мне нравишься… Возможно, даже очень… И я совсем не против продолжить наши с тобой отношения, и кто знает, куда это нас приведет. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я веду речь. Однако есть несколько «но», которые тебе следует знать, прежде чем ты примешь окончательное решение.
– Свобода выбора? – Удивилась Акиньшина, полагавшая, что такая фигура, как Габриэлла Э’Мишельер может себе позволить все, что пожелает. И уж точно, что может просто сделать девушке предложение, от которого та не сможет отказаться.
– В наших отношениях, Беро, это, разумеется, само собой, – ответила Габи. – Сегодня, сейчас мы должны обсудить с тобой несколько крайне важных вопросов. И по всем пунктам у тебя будет свобода выбора. В разумных пределах, разумеется, но будет.
– И первый пункт повестки дня – это отношения. Я правильно поняла?
– Верно, – короткий, едва намеченный кивок. – И с этим вопросом, как я уже тебе сказала, все непросто.
– Излагай, Габи! Я вся внимание.
– Молодец! Еще по одной?
– Пожалуй, откажусь.
– Как знаешь, – Габриэлла снова наполнила свой стаканчик граппой, но пить не стала. Только пригубила. – Видишь ли, вероятно, в самые ближайшие дни всем при дворе станет известно, что я любовница принцессы-наследницы. Эве Сабинии нужен близкий человек, на которого она может положиться и который не скомпрометирует ее своим низким социальным статусом. Я подхожу на эту роль, как мало кто другой. Но ты должна знать, это не любовь, в смысле чувств. Это, скажем так, союз единомышленников, которым приятно проводить время вместе. В том числе и в постели. Эва Сабиния не тешит себя иллюзиями на этот счет, и, вроде бы, дала мне карт-бланш на блуд на стороне, но это не значит, что она не будет ревновать. Поэтому, если ты решишь все же оставить все между нами, как есть, демонстрировать эти отношения не стоит. То есть, не прятаться, но и не бравировать. Ты меня понимаешь?
– Возможно…
– Тогда, продолжим! – на этот раз Габи выпила граппу, медленно смакуя этот чуть горьковатый напиток. – Мне нужен мужчина. Я без этого, скорее всего, не смогу. К тому же мне надо от кого-то родить. Замуж я не собираюсь. Коннетабли клана замуж не выходят по определению, – или все-таки выходят, но только при определенных условиях, – однако замужем или нет, мне нужны дети. Нужны наследники, нужно ощущение семьи.
– И такой мужчина у тебя есть? – Уловила Акиньшина то, что пряталось между строк.
– Есть, – кивнула Габи. – И, возможно, сегодня вечером ты с ним познакомишься. Капитан Гийом де Ламот-Уданкур из Сентонжа. Интересный мужчина и мой советник по военным вопросам. И опять-таки, у нас с ним не сказать, что любовь, но мы друг к другу, скажем так, неравнодушны.
– И он подходящий кандидат в отцы твоих детей, – поняла Акиньшина. – Но быть просто бычком производителем ему гордость не позволяет. Отсюда и необходимость в отношениях.
– Ты умная, Беро, и все понимаешь правильно.
– А меня, значит, ты любишь? – Это был опасный вопрос, но она обязана была его задать.
– То, что я чувствую, – задумчиво произнесла Габриэлла, – наверное, наиболее близкое к любви чувство. Ну, насколько я вообще способна чувствовать…
– Это из-за твоего Дара? – Не лишнее уточнение, но также вопрос, ответ на который, определяет степень доверия.
– Да, – подтвердила Габи ее догадку. – И я пытаюсь с этим бороться, но «темный охотник» во мне – это не метафора, а сама моя суть.
– Вообще-то, я и сама догадалась, что есть в тебе эта тьма, – подвела черту Вероника. – Но меня это не пугает. Я тебя и такой люблю. А тьма… Тьма, знаешь ли, меня даже возбуждает. Твоя тьма, я имею в виду.
– То есть, ты готова принять нашу систему отношений, как данность? – чуть нахмурилась Габи. – Я спрашиваю, потому что ты имеешь право сказать мне «нет». Мне будет непросто, тебе, наверное, тоже, но зато честно. Поскольку, похоже, я требую от тебя гораздо больше, чем могу дать.
– Я остаюсь. – На самом деле, вопрос был уже обдуман и решен, поскольку наличие еще одной женщины и, как минимум, одного мужчины в опасной близости к телу Габи ощущалось Вероникой, как очевидный факт. – Но должна сделать два уточнения.
– Прежде всего, спасибо, – неожиданно улыбнулась Габи. – Просто гора с плеч. А теперь, уточняй!
– Ты обратила внимание, как смотрит на меня Трис?
– Разумеется, он же мой брат, – чуть пожала плечами Габриэлла. – Но ты можешь не беспокоиться, он не полезет к тебе с неприличными предложениями. Мало ли кто ему нравится!
– Ты неправильно меня поняла, – усмехнулась в ответ Акиньшина. – Я совсем не против. Он интересный молодой мужчина, даже более, чем интересный. Сильный колдун…
– Он женится через неделю, – напомнила Габи.
– Так я не в жены к нему набиваюсь. Мне, в принципе, тоже нужен мужчина. А замуж… Ну, рожу вне брака. Он же признает бастарда, если что?
– Бастарда от сильной магессы любой признает, – собеседница явно задумалась о чем-то своем, но не спешила посвящать Веронику в то, о чем сейчас думала. А та, в свою очередь, не хотела ей мешать. Торопить, переспрашивать, уточнять…
– То есть, ты это сказала всерьез? – отмерла наконец Габи.
– Более, чем.
– И, если он проявит к тебе особые знаки внимания…
– То я стану и его любовницей тоже, – пожала плечами Акиньшина, сама себе при этом очень сильно удивляясь. Ведь то, о чем они сейчас говорили, слишком сильно смахивало на разврат.
– Я не против, – Габи смотрела на нее, не скрывая своего интереса.
– Знаешь, что… – сказала она еще через мгновение. – Просто к сведению. Если ваши отношения приобретут серьезный характер, мы найдем тебе мужа с хорошим титулом из тех, кто не будет претендовать на твое тело. В этом случае быть метрессой[22] правящего герцога не зазорно. Все всё понимают, но никто плохого слова не скажет. Приличия-то соблюдены… А какое второе уточнение?
– Я с твоим Гийомом спать не буду.
– Тебя об этом, вообще-то, никто и не просит. Я же тебе сказала. Полная свобода выбора.
«Свобода выбора – это хорошо, – согласилась с ней Вероника. – Но где я буду, вернее, кем, если не решусь вписаться в этот альянс? Любовь любовью, но вместе с правящим герцогом и его сестрой я по любому окажусь в царской ложе, в крайнем случае в партере, но уж точно – не на галерке».
Да, ей нравилась Габриэлла. Скорее всего, даже более, чем нравилась. И, если честно, тут было в кого влюбиться. Габи была незаурядной женщиной. Молодая, – она вряд ли была старше Вероники, – но при этом умная, жесткая и решительная, что выдавало в ней незаурядного бойца и отличного командира. И магесса из первых, а не из последних. Не красавица в общепринятом смысле этого слова, но ее внешность не могла оставить равнодушным ни мужчину, ни женщину. Во всяком случае, так думала сама Акиньшина, все-таки умудрившаяся, похоже, в нее влюбиться. Впрочем, Трис Мишельер ей тоже нравился. Но именно, что нравился. Никак не любовь, но было очевидно, что в постели с ним будет скорее хорошо, чем наоборот. Однако все это всего лишь чувства, а Вероника привыкла поверять «гармонию» алгеброй. Недаром все отмечали ее математический склад ума и любовь к этой самой математике. И вот, глядя на всю эту историю, неравнодушным, но отстраненным взглядом, Вероника понимала: если она правильно распорядится своей удачей, все у нее в жизни будет хорошо. Да и сама жизнь будет хорошей.
– Ты можешь ему намекнуть, что я не против, – подвела она итог своим размышлениям.
– Великодушно с твоей стороны, – усмехнулась в ответ Габи. – В Трисе слишком много куртуазной рыцарственности, знаешь ли. Сам он в создавшейся ситуации не сможет решиться на что-нибудь более серьезное, чем раздевать тебя взглядом.
– Значит, решено.
– Тогда, Беро, нам надо обсудить, как минимум, еще один вопрос, – Габи взяла со стола портсигар и неспешно закурила тонкую черную сигарету. – Если кратко и без подробностей, у нас, – я имею в виду империю Франков, – на носу гражданская война.
– Ты серьезно? – Заявление Габриэллы не на шутку напугало Акиньшину. Только войны ей не хватало! И где? В этом чудном новом мире?
– Вполне серьезно, – подтвердила Габи, выпустив дым первой затяжки. – Император умирает, и по закону на престол должна взойти Эва Сабиния. Однако есть и другие претенденты, и они наверняка попробуют воспользоваться возникшей ситуацией и перехватить власть. Но мы этому постараемся помешать, и вот тут каждый сильный маг будет на вес золота. Однако, сразу оговорюсь, это не твоя война, и ты не обязана…
– Трис и ты впишетесь? – прервала ее Вероника.
– Да, естественно.
– Тогда нам нечего обсуждать, кроме тактики, – усмехнулась Акиньшина. Она моментально поняла в какую передрягу угодила. Но, влипнув в историю, сообразила и другое. Риск, конечно, большой, но и дивиденды будут огромными.
«Если конечно уцелею!»
Рисковать головой совсем не хотелось, но и колебаться было нельзя. Оттого и ответила сразу, как если бы даже не задумывалась.
– Не торопись, – покачала Габриэлла головой. – Спасибо тебе, конечно, за решительность и отвагу, но время еще есть. Успеешь все обдумать.
– Мне не надо…
– Надо! – возразила Габи. – И ты будешь над этим думать со всей серьезностью, которой достоин этот вопрос. Есть, Беро, и другие варианты. Если здесь станет слишком жарко, мы предполагаем эвакуировать всех нонкомбатантов куда-будь на север, может быть в шато д’Агремон. Это наш замок в Арденнах. Сейчас там гостят твои друзья. Там и обороняться будет легче, и, если дела в столице пойдут не по хорошему сценарию, есть куда отступить.
– Можешь не надеяться, – покачала головой Акиньшина. – Я от тебя теперь не отлипну. Поэтому давай лучше поговорим о тактике.
– С тактикой все просто, – пыхнув сигаретой, прищурилась Габриэлла. – Я сама по себе тот еще Арес в юбке. Но, если кто-нибудь возьмется прикрывать мне спину…
– Значит, в связке с тобой, – кивнула Вероника. – Это даже лучше того, на что я рассчитывала. Но теперь вам с Трисом придется заняться мной всерьез. Я ведь все еще не полноценный маг. И, уж тем более, не боевой маг. А я хочу стать именно боевым магом. Ну, или магессой, если так правильнее. Так что меня надо учить и натаскивать… Натаскивать и учить, пока есть время и возможность.
***
Вспоминалась одна довольно популярная в России песня. Вероника помнила дословно только один куплет, да и тот не весь, но большего и не требовалось.
«Балы, красавицы, лакеи, юнкера,
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки.
Любовь, шампанское, закаты, переулки…»
Шуберта, правда, в этом Мире не родилось и юнкеров отчего-то не было, но все остальное имело место быть. Акиньшина жила в империи франков уже почти три месяца, и, как ни странно, почти перестала отождествлять себя с собой прежней, даже оставаясь наедине с собой, то есть, мысленно. Иногда казалось, окликни ее сейчас кто-нибудь по имени, она и не поймет, пожалуй, к кому обращаются, потому что изо дня в день она была для всех окружающих Берунико де Габардан, иногда все-таки Вероника или Беро и даже, быть может, Веро, как называли ее некоторые из новых подруг, или насквозь официально – виконтесса де Габардан де Парлебоск. Она привыкла, и к ней привыкли, потому что, где Габриэлла Мишельер, там и Берунико де Габардан. Габи и Беро – кузины и подруги детства. Их объединяло, впрочем, не только родство и близкое знакомство. Вероника переняла стиль одежды и некоторые особенности поведения своей кузины. Выглядела она, правда, моложе Габи, хотя на самом деле была на год старше. Ну и типаж несколько иной. Не коса, а медового оттенка волосы до лопаток. Если попросту, можно ходить или с распущенными, или собранными в низкий хвост. Ну а для выхода можно было сделать из них великолепную прическу. Но Веронике нравился именно низкий хвост. Он ей шел и к тому же был более чем годен в постели: не лез в рот, когда не надо, и был удобен для хвата, если Трис имел ее сзади. А он это любил, хотя и не перебарщивал с эдаким самцовым доминаторством. Впрочем, в небольших количествах, – и без фанатизма, – мужское доминирование ей даже нравилось. Но только в сексе. В обыденной жизни все обстояло с точностью до наоборот. Став Берунико, Акиньшина вполне оценила свою силу, как магессы, свою красоту, которая, увы, не спасет мир, – хотя вполне может его погубить, – и свое место в пищевой цепочке. Она поняла, наконец, что желание обрести свободу исполнилось, и, перестав быть бесплатным приложением к дяде, она превратилась в птицу высокого полета. И, что уж там, из песни слов не выкинешь: то, что она спала не только с Габи, но и с ее братом, дало ей так много, что главное – унести. Правда, жена Триса герцогиня Перигор-Мишельер, невзлюбила ее именно по этой причине, – и это еще мягко сказано, что лишь невзлюбила, – но, к счастью или, напротив, к несчастью для самой герцогини, она ничего не могла с этим сделать. Ей, как законной супруге, оставалось лишь молчать и терпеть рядом с собой любовницу собственного мужа.Терпела. Терпел и капитан Гийом, ведь по факту Вероника спала с обоими старшими Мишельерами: братом и сестрой, что хоть и не афишировалось, но было известно всем, кому следует, и, разумеется, принималось в расчет. Практически титул: метресса Мишельеров. А это совсем немало. Однако случилось с Вероникой в те дни одно странное приключение, вознесшее ее в глазах общества еще выше. Хотя, казалось бы, куда уж выше-то?
