Текст книги "Коннетабль (СИ)"
Автор книги: Макс Мах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
На последней, девятой минуте, Беро была уже, считай, никакая. Пустая, дохлая, выдохшаяся. Выложившаяся на все сто. Но ни почивать на лаврах, – бой-то выигран и люди, наверное, спасены, – ни отдыхать еще не время. На подходе, как утверждает наблюдатель, расположившийся близ единственной подъездной дороги, легкая кавалерия: несколько бронированных внедорожников армейского типа и настоящая БМП с пушченкой калибра 37-мм. Вообще-то, наблюдателей было пятеро. Ни один из них не знал, что за операцию крутят неизвестные боевики, и, разумеется, слыхом не слыхал ни о каком таком колдовстве. Просто наемники, которых даже к объекту не подпустили. Их задача – наблюдать и докладывать по радио. Увидел – доложил, подождал десять минут и слинял. А деньги за это платят, между прочим, совсем немалые. Столько же, сколько за боестолкновение со стрельбой и кровью. Впрочем, на это никаких денег не жалко. Спасибо, запасливому дяде Максиму и за деньги, и за связи с нужными людьми.
В общем, наблюдатель отчитался, и, значит, время пошло. Беро хлебнула из фляжки тонизирующего напитка номер 3, присовокупила пару капель «Золотой слезы»[3], накапав эту гадость себе прямо на язык, да еще и «Нектаром»[4] для поднятия жизненного тонуса ширнулась. И, надо сказать, вовремя.
– Беро, на крышу! – скомандовала по радиосвязи Габи. – Держишь подходы. Мы с Бья организуем отход!
Лаконично, но маловразумительно. Не в смысле задания. Тут все более чем понятно. Но вот о результатах операции могла бы сказать яснее. Сколько людей удалось спасти? И удалось ли, вообще? В каком они состоянии, если все-таки удалось, и так еще две страницы вопросов, отпечатанных на листе формата А4 мелким шрифтом. Но во Франконии, как и в России, существовал принцип единоначалия, и военная дисциплина была франкам знакома не понаслышке, а иначе как бы им удалось создать империю? Но главное, и там, и там были знакомы с главным принципом чинопочитания: я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак. Поэтому Беро скоренько забралась на крышу и принялась бдеть, по ходу дела, – чисто на автомате, – заклеивая раны, а их набралось целых пять штук, и вливая в себя еще дозу универсального антисептика. Все это были, разумеется, паллиативы[5], потому что настоящее лечение, – будь то обычная человеческая медицина или целительская практика, – требует времени и слаженной работы специалистов. Однако в условиях боя останавливающий кровь магический пластырь и эликсир, временно останавливающий процессы воспаления тканей и заражения крови, хоть и не панацея, но метод, заслуживающий доверия. Во всяком случае, в кратковременной перспективе все это работает и работает хорошо. Ну, или, как минимум, удовлетворительно.
– Вижу две вертушки, – доложил между тем четвертый наблюдатель. – Подлетное время в районе пяти минут.
«Не было печали, да черти накачали!» – зло подумала Беро, переключая прибор связи на их собственную выделенную волну.
– Я пустая! – шепнула она в эфир. – Против геликоптеров крыть нечем!
– Три минуты! – почти без паузы ответила ей Габи. – Ставь таймер. Через три минуты спускайся в подвал.
– Где вход? – Вопрос, если подумать, не праздный, но думать Беро пока не разучилась. Даже в условиях жесточайшего цейтнота, общей слабости организма и некоторой спутанности сознания, вызванной болью, адреналином и наркотиками, она продолжала существовать, а значит и мыслить.
– Правое крыло, – коротко объяснила ей Габи. – Увидишь в конце коридора сорванную с петель дверь, входи и спускайся. Там не потеряешься.
– Спасибо! – откликнулась Беро, тщательно отслеживая время на своих внутренних часах и не менее внимательно изучая окрестности на предмет потенциальных угроз.
– Одиночный геликоптер с направления север-северо-запад, – словно подслушав ее мысли ожил еще один наблюдатель. – Подлетное время, ориентировочно, около трех минут.
«Могу не успеть, – сообразила Беро. – Что же делать? Думай, Беро, девочка моя, думай! Ты же умеешь это делать, умничка «немелкая»!»
Одним из самых любопытных феноменов новой жизни стало для нее полное и окончательное вживание в образ. Она даже не заметила, когда и как это произошло, но уже в конце марта никакой Вероники Акиньшиной больше не существовало. Ее место заняла Берунико де Габардан. А виконтесса де Габардан де Парлебоск даже думала не по-русски, а по-франкски. В крайнем случае, на окситанском или алеманнском языках. Сейчас, к слову, она думала, как раз по-алеманнски.Ну знаете, как говорят: сумрачный тевтонский гений, германская военщина и прочее милитаристское дерьмо. Очень помогает мобилизоваться в боевой обстановке.
Обкатывая в уме все эти праздные мысли, Беро начала творить заклинание «Ихор»[6]. Если честно, магия крови – это то еще дерьмо, а в ее состоянии и того хуже. Но у Беро не было выбора, и силу взять было неоткуда. «Ихор» же давал такую возможность. Смысл заклинания заключался в том, что точно так же, как обученный маг с Даром в стихии Воды может отбирать магию у водяных струй, маг, творящий «Ихор» добывает магию из человеческой крови. Из воды многого не получишь, – текущая она или нет, – кровь в этом смысле куда предпочтительнее, – и древние знали в этом толк, устраивая свои гекатомбы. Однако кровь магов – это и есть кровь богов. В ней магии много, но, если берешь у себя, то и результат следует ожидать соответствующий.
Две минуты сорок семь секунд и понимание, что геликоптеры приближаются слишком быстро. Особенно тот – одиночный. Вот в него Беро, в конце концов, и ударила «Кровавым копьем». Рвануло знатно, но ей было уже не до спецэффектов. Ее повело, как пьяную. И ноги вдруг ослабли. Захотелось лечь и закрыть глаза.
«Вот же б-дь!» – Эмоция вышла слабенькая, но возмущения, вспыхнувшего в душе, как слабый костерок морозной ночью, как раз хватило на то, чтобы «взглянуть на часы, увидеть, что время вышло и начать свой собственный отход. На четвереньках до дыры в крыше затем свободное падение под действием силы тяжести, но не лишь бы как, а так, как учили: на плечо и в перекат. Обычный человек, то есть, Homo vulgaris, как говорили в империи Франков, мог бы и убиться, но, если нет, то поломался бы от и до. Однако Homo magus или Человек Магический, слеплен из другого теста. И даже тогда, когда магии в организме осталось «на чуть», он такое падение переживет.
«Ага, ага! – покивала Беро мысленно. – Встанет, отряхнется и пойдет дальше».
Она не встала. Но поползла довольно-таки споро. Однако, ее субъективное время, по-видимому, не слишком соответствовало времени объективному, потому что на лестнице, ведущей со второго этажа на первый, ее перехватила Бья, – «Ты не отвечала на вызовы!» – вскинула, как нефиг делать, себе на плечо и отволокла вниз, в подвал. А оттуда их обеих уже эвакуировала Габи. Вообще, возвращение помнилось смутно. Какие-то люди, какие-то кофры с документами, какие-то невнятные разговоры… Беро ничего толком не понимала и никого, кроме Габи и Бья, не узнавала. Она все время отключалась или пребывала в полузабытье. И так до тех пор, пока не проснулась в своей постели в шато Мезон-Лаффит. И случилось это только через двое суток, да и то, очнувшись, она еще долго, – дня три, никак не меньше, – оставалась слабой и беспомощной, как новорожденный младенец. Но, если честно, все с ней обстояло совсем неплохо. Можно сказать, замечательно, и Беро это, разумеется, знала.
Во-первых, она осталась жива. Об этом Беро подумала сразу же, как только очнулась. Слабость слабостью и мозги, словно бы, набекрень, но она быстро вспомнила, «чем сердце успокоилось». А «успокоилось» оно после «Ихора», «Кровавого копья» и всего прочего так, что вполне могла склеить ласты. Однако же выжила, за что отдельное спасибо Бланке, потому что, если бы не Бья, там бы, в том раздолбоном доме Беро и осталась. Это вспомнилось как-то само собой, как только сообразила, что жива осталась исключительно чудом. Вот это все проходило под рубрикой «во-первых», а «во-вторых» было то, что, несмотря на слабость и немощь, очнувшись Беро смогла нащупать в себе хотя бы толику магии. И это было, пиздец, как хорошо, потому что, даже оставшись в живых, она от таких магических перегрузок вполне могла выгореть до тла. Прыгнуть выше головы и не сломать себе при этом шею, это голубая мечта любого идиота. Вернее, идиотки, но гендер здесь ни при чем. Дураки, насколько ей было известно, распределены между полами более или менее равномерно, что бы там ни думали на эту тему представители «сильного» пола.
И, наконец, в-третьих. Под этой рубрикой притаилась, как ни странно, «любовь-морковь», потому что, придя в себя, первая, кого она увидела, была Габи. Не сиделка какая-нибудь сраная, не медсестра и не кто-нибудь из младших фемин Рода, – типа Валь и Морг Мишильер, – а сама госпожа коннетабль собственной персоной.
«Ты давно тут?» – хотела спросить Беро, но не смогла издать ни единого звука. То ли голосовые связки парализованы, то ли это результат общей слабости организма.
– Хочешь спросить, сколько прошло времени и давно ли я тут сижу? – Габи ее поняла, хотя читать мысли, вроде бы, не умела. То есть, не вроде бы, а точно не умела, потому что того, кто умел, им еще предстояло аккуратно ликвидировать. Но это когда еще будет. И будет ли? А пока…
– Отвечаю по пунктам, – ответила ей Габи на незаданный вопрос. – Прошло чуть больше, чем сорок три часа. Сознание ты потеряла уже не перевалочной станции, поэтому время беспамятства считаем от этого момента. Первые шесть часов ты провела в палаццо Коро, там тобой занимались целители. А потом я перенесла тебя сюда, в шато Мезон-Лаффит, и с тех пор мы здесь.
«Мы?» – Беро попыталась выразить свой вопрос взглядом. Другое дело, получилось ли?
Габи, однако, снова ее поняла.
– А ты, что думала, – якобы усмехнулась она, – с тобой будет сидеть сам герцог?
«Нет, но…»
– Мне надо было самой убедиться… – Габи не дрогнула ни лицом, ни взглядом, но Беро могла поклясться, что почувствовала у своего командира тень смущения. Совсем как у какого-нибудь брутального мужчинки, которого заподозрили «в телячьих нежностях».
«Умереть не встать! – потрясенно думала Беро рассматривая «покерфейс» своей любовницы. – Она что, в меня действительно влюбилась?!»
Получалось, что так, и это ее вполне устраивало. То есть, сначала она этого в себе не уловила, но несколько позже поняла, что довольна, как слон. Когда любишь, ужасно приятно, если тебя любят в ответ. Взаимная любовь штука в современном мире редкая, но у нее, кажется, получилось еще и это. Беро так увлеклась своими «розовыми соплями», что успешно прослушала практически все, что рассказывала ей Габи. А потом и вовсе позорно задремала и следующий раз проснулась уже в сумерках. И вот теперь в кресле рядом с ее кроватью нашлась именно Морг Мишильер. Впрочем, девушка спала и пробуждения «страдающего» героя не заметила. Но Беро была этим даже довольна. У нее появилась отличная возможность «расслабиться и получить удовольствие». Не в том смысле, разумеется, в каком это было кем-то где-то сказано, ей по факту в любом случае было сейчас не до секса. А вот лежать и ни о чем не думать, и, уж тем более, ни о чем не переживать, это вполне можно счесть за настоящее удовольствие. И вот она лежала и ловила кайф. А потом вспомнила вдруг все перипетии боя и все, что ему предшествовало, и поняла, что с ней произошла удивительная вещь. Поборов страх, она от него не избавилась, – куда там, – но, что важнее, научилась от него отстраняться. И это было именно то, что, по мнению инструкторов, отличает боевого мага от любого другого, пусть даже более сильного, колдуна. Она прошла «крещение огнем», и теперь уже наверняка станет вторым номером Габриэллы Э Мишильер…
3. Трис
Как только Габи и две ее новые подруги исчезли в портале, Трис продолжил свой путь к пещере Источника. За последние полгода он бывал там, как минимум, полтора десятка раз, и такие посещения постепенно становились рутиной. Это в начале при каждой их встрече он испытывал едва ли не религиозный трепет. Но со временем система отношений между ним и Тадж’А претерпела существенные изменения и приобрела приемлемый для обеих сторон формат. Источник принял наконец концепцию Служения, – вернее, вспомнил, что значит быть действующим Источником, – он ведь ни разу не бог и к тому же накрепко связан с палаццо Коро и кланом Мишильер. Максимум чего он мог ожидать от мага, владеющего замком и принесшего ему такую жертву во время ритуала Привязки, это уважения и понимания. Уважения без подобострастия и понимания без «потакания капризам». Триса это устраивало, как, впрочем, и Тадж’А, и, разумеется, каждого по своим собственным причинам. Однако главное, что с тех пор, как они «договорились», Трису стало гораздо легче взаимодействовать с Тадж’А, а в палаццо стало намного больше магии.
– Скажи, Тадж’А, почему Габи больше не может попасть в твою пещеру? – Этот вопрос давно уже интересовал Триса, но, как ни странно, именно его он все никак не мог решиться задать. – Это ты закрыл ей доступ? Почему?
– Много вопросов, – Золотой Человек ничем не выказал своего отношения к вопросам Триса. Указал лишь на их количество.
«Это что-то значит?»
– Как много она тебе рассказала? – Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о ком идет речь.
«Он не знает?» – искренно удивился Трис, полагавший, что уж его-то собеседник никак не ограничен в своих возможностях.
– Ты не знаешь? – спросил он вслух.
– Я знаю все, что происходит в Палаццо. – Было похоже, что Тадж’А читает его мысли. – Но ты и она не в моей власти. Причины разные, итог один. Вас я не вижу и не слышу. Ощущаю ваше присутствие, и только.
Весьма развернутый ответ, и, к слову сказать, спросить об этом не сообразили ни он, ни Габи. Случайно или намеренно, но Источник раскрыл Трису один из своих секретов.
«Не отслеживает, потому что не может! – подытожил Трис полученную информацию. – И это просто замечательно!»
Жить в аквариуме некомфортно.
– Она рассказала мне о разделенных джа, – ответил он любезностью на любезность. – О ваших отношениях, о Жемчужной даме и о волках.
– Получается, что ты сам знаешь ответ на свой вопрос.
Ответ, вроде бы, напрашивался, но был ли он правильным? Трис мог предположить, что все дело в количестве магии джа, которую, сама того не желая, получила Габи. Но что затем?
– Слишком много вашей магии? – спросил он вслух.
– Есть соглашение, достигнутое три тысячи лет назад, – сообщил в ответ Золотой человек. – Точнее, две тысячи восемьсот девяносто три года назад, если пользовать человеческими мерами времени.
«Значит, все дело в этом гребаном соглашении, но что в нем?»
– Мы, те, кого вы зовете Источниками, прекратили всякое общение с теми, кого на ваш лад называют волками. Волки не имеют права настаивать на общении и вторгаться в наши пристанища.
«Вот как, – сообразил Трис. – Полный бойкот и саботаж. Жёстко!»
– Но Габи не волк! – возразил он Золотому человеку.
– Ошибаешься, тан! – ответил ему Тадж’А. – В том-то и дело, что она теперь волк. Количество нашей магии перешло в качество. Ее волчья часть взяла верх. В глазах волков она волк. В глазах Источников она волк. Смирись.
«Не было печали… Стоп! А сама она знает?»
– Как думаешь, Тадж’А, она знает?
– Возможно, но не обязательно.
– Чем ей это грозит?
– Не знаю. Такое на моей памяти случается впервые. Полукровки иногда получают частички дара, но никогда не становятся волками. Она первая.
– То есть, ты не знаешь и не сможешь узнать, потому что в силу Соглашения не пустишь ее в пещеру?
– Длинно, но верно, – подтвердил Золотой Человек.
– Хорошо, – смирился с обстоятельствами Трис. – Можно задать следующий вопрос?
– Спрашивай, – разрешил Тадж’А.
– Я могу привести сюда супругу?
– Нет, – сразу же ответил Источник. – Но ты можешь привести сюда Веронику.
Трис удивился этому предложению, но задумался о другом. Как Тадж’А узнал истинное имя девушки?
– Благодарю, – поклонился он Золотому Человеку. – Мы воспользуемся твоим любезным приглашением в самое ближайшее время.
– Тогда, на этом все!
Трис уже усвоил эту странную манеру разговора. Иногда Источник разговаривал с ним по многу часов подряд и, взявшись что-либо объяснять, говорил нормальным языком. А в другой раз был не в меру лаконичен и обрывал разговор тогда, когда хотел. Пусть даже всего через пять минут после начала диалога. Но это была та объективная реальность, с которой не поспоришь. Источник всегда прав, даже когда неправ. Просто ни у кого, – у Триса так точно, – нет такой силы, которая заставила бы Тадж’А делать то, что от него ждут.
«Габи могла…»
Да, начало их общения, Габи и Тадж’А, было более, чем многообещающим, но кто же знал, что она на четверть волчица?
«Я знал, – признал Трис. – Не в этих терминах, разумеется, но я же не просто так выбрал тогда именно ее?»
Что-то в ней было. Особое. Многообещающее и совершенно неуловимое. Иди знай, что его тогда в ней зацепило? И так ли плохо, что она оказалась именно той, кто серией правильных ходов способен превратиться из рядовой пешки в полноценного ферзя?
Трис полагал, что им обоим тогда сильно повезло, и хотел надеяться, что везение это не будет слишком коротким, потому что проблем ему хватало и без этого. И одна из таких проблем ожидала его сейчас в чайном павильоне, который так только назывался, поскольку ни разу не павильон, а просто уютная гостиная в цинском стиле. Вообще-то в палаццо Коро такой специальной комнаты, предназначенной для чаепития, никогда не было, тем более ни одно помещение в замке не могло считаться павильоном. Имелось несколько небольших и в меру уютных гостиных, где можно было провести время за тихой беседой, но обустроить помещение, специально предназначенное для чаепития или для игры в карты – это никогда не приходило в голову людям из его окружения. Тем более такие «куртуазности» не интересовали его самого. Но, женившись, Трис принял на себя некие обязательства, и потому с недавних пор в палаццо появились «Китайский павильон» со всем необходимым для чайной церемонии или для того, чтобы просто посидеть за чашкой чая, «Игровая комната» с ломберными столами и выставкой карточных колод и «Зимний сад», который как раз сейчас строили на крыше западного флигеля.
«Все для любимой жены… Бедная женщина!»
А ей действительно было непросто. Марии было трудно с ним, а ему с ней, тем более что, не имея возможности жаловаться на то, но что ее действительно злило, Мария жаловалась на всякую ерунду. Ей не хватало общения, развлечений, приемов и балов, но главное, наверное, ей не хватало нежности и страсти. Мария не дура и не слепая, все видит и все понимает, а значит ревнует мужа, – не может не ревновать, – к внезапно возникшей из ниоткуда наперснице Габриэллы Мишельер Берунико де Габардан. Положение спасало лишь то, что Мария Перигор-Мишельер была хорошо воспитанной женщиной и знала, что правильные жены сцен мужьям не устраивают. А еще она помнила, – и Трис мягко, но последовательно не давал ей об этом забыть, – что это она попросилась замуж, испугавшись открывшейся перед нею бездны. Страх и здравый смысл заставили ее действовать, но сейчас, когда, как она думала, опасность миновала, ей стало труднее справляться с тем, что совсем недавно казалось «сущей ерундой». Однако это была отнюдь не ерунда, и Трис заранее предполагал, что так, в конце концов, и случится. И это он еще не знал тогда, – до свадьбы и прочих привходящих обстоятельств, – что будет происходить с ними на самом деле.
В то время он думал только о том, что Мария, привыкшая в силу необходимости вести более чем деятельную жизнью, может заскучать в чисто представительской роли первой дамы герцогства и клана. Ведь правящая герцогиня – это отнюдь не декоративное создание. А жена герцога – это в большинстве случаев как раз красивая кукла, роль которой сводится к соблюдению этикета и поддержанию реноме мужа. И еще, быть может, к поддержанию приличествующих их статусу социальных контактов и стиля жизни. Исходя из этих обстоятельств, Трис сразу же определил Марии, – разумеется, с ее согласия, – тот круг дел, в которых ожидал от нее деятельной помощи, и вскоре убедился, что был в этом вопросе абсолютно прав. У Марии по-прежнему было, чем заняться, и занятия эти отнюдь не сводились к чаепитию с другими светскими дамами, хотя и этот аспект ее жизни им не был забыт. Встречи с дамами, принадлежащими к высшему свету империи, были полезны и обязательны, а дружба с принцессой была и вовсе бесценна.
Другой проблемой, о которой он думал, соглашаясь сделать герцогине предложение и столь скоропалительно на ней жениться, была возможная ревность Марии к Габи, учитывая место, которое занимала сестра в клане и ее роль кланового военного вождя. И неважно, что Габи спасла Марии жизнь и организовала ее брак, после свадьбы их дружба в любом случае должна будет претерпеть изменения. Поэтому Трис сразу же поддержал желание Габи покинуть палаццо Коро и иметь в городе свой собственный дом, да и свой двор заодно. И вот теперь, когда она жила отдельно и не слишком часто попадалась Марии на глаза, та не должна была, вроде бы, зацикливаться на Габриэлле. Но кто же знал, что вместо одной проблемы возникнет другая. Ушла в тень Габи, зато появилась Беро, и это было куда серьезнее, чем ревность к сестре, поскольку речь шла уже не о сестре, а о любовнице. Да и, вообще, дела, так или иначе связанные с Берунико, с одной стороны, требовали особого внимания и отнимали у Триса много времени, а, с другой стороны, являлись тайной Рода, посвящать в которую свою жену он считал, как минимум, преждевременным.
– Здравствуй, Мария, – сказал он, входя в чайный павильон. – Как прошел твой день?
Слава богам, они успели перейти на «ты» еще до женитьбы, и теперь ему не нужно было заморачиваться с куртуазностью и сестрой ее учтивостью.
– Все в порядке, – улыбнулась она. – Но нам, Трис, надо поговорить! Пришло время!
– Прямо сейчас? – внутренне поморщился Трис, но, как и Мария, изобразил улыбку. Все-таки политес должен был быть соблюден.
– Да, – кивнула она. – Здесь и сейчас, позже мне может не хватить решимости.
«Не было печали… – вздохнул он мысленно. – Но, с другой стороны, может быть, оно и к лучшему. Объяснимся, наконец. Расставим, так сказать, все точки на «i». Порешаем вопрос, как говорят наши друзья на Той Стороне…»
Воспоминание о контрагентах на Той Стороне заставило сердце болезненно сжаться. И дело было, разумеется, не в том, что Суворину и К° могла угрожать серьезная опасность. Судя по тому, что знал Трис, могла и, скорее всего, угрожала. Однако Суворин Трису, по большому счету, никто и звать его никак. А вот то, что из-за этой странной околомагической компании рискуют жизнью небезразличные ему лично Габи и Беро, это совсем другое дело. Однако и то правда, что отказать он им в этом вопросе не мог. Для Беро, да и для Габи, все это выглядело совсем иначе, чем для него. Вот поэтому он их и отпустил без возражений, но то, что он не будет волноваться, он им не обещал. Одно успокаивало, Габи – это Габи, с ней они, имея в виду Беро и гораздо менее знакомую ему Бья, не пропадут.
«Не должны пропасть!»
– Насколько серьезным будет разговор? – спросил он Марию, понимая, что на этот раз ему от «разговора по душам» отвертеться не получится.
– Я бы предпочла, чтобы ты закрыл это помещение ото всех.
«Значит, придется касаться и «тайн Мадридского двора!» – вздохнул мысленно Трис, перекрывая доступ в чайный павильон и устраиваясь в кресле напротив жены.
– Я тебя слушаю!
– Трис, – Мария отставила чашку с чаем на боковой столик и посмотрела ему глаза в глаза, – я понимаю, что для тебя, для всех здесь, – сделала она охватывающий помещение жест, – я все еще не совсем своя… Может быть, вовсе чужая, и своей до конца не стану никогда, но ты должен решить, как нам жить дальше. У Эвы Сабинии от меня тайны. Не от Габи и даже не от Берунико, хотя мы с принцессой дружим… ну пусть не дружим, но знакомы, общаемся с детства, а с Габи и Беро она едва знакома. То, что она с ними спит, а это не секрет, ничего не объясняет. Должно быть что-то еще. Конечно, Габи спасла и меня, и Еву Сабинию, и нас с тобой сосватала… Я благодарна ей. В этом не может быть сомнений, но я… Пойми меня правильно, Трис, я не ревную ни принцессу, ни тем более Габи, но я живу в этом доме, пересекаюсь со множеством людей, твоих людей, Трис, и я вижу то, что вижу. Есть мой двор, и это просто мои партнеры по чаепитиям, игре в карты или другим глупостям. И есть твои люди. Они вежливы со мной, почтительны, но они знают, что я для них не своя. В палаццо все время что-то происходит, появляются из ниоткуда и так же внезапно исчезают какие-то люди, временами резко подскакивает напряжение магического поля, меняется магический фон, проводятся какие-то встречи за закрытыми дверями… И добро бы, только между тобой и Габи, но в них порой участвуют и другие твои родичи и сотрудники, но не я. Здесь все время что-то происходит, я это чувствую, но не могу понять, что это такое. Или вот Беро… Нет, не то, что ты подумал! – остановила она жестом готового «взорваться» Триса. – Боги… Ну спит она то с тобой, то с Габи, а возможно, и с Эвой Сабинией. Неприятно, странно, быть может, даже моветон или сразу скандал, но я сейчас о другом. Кто она? Откуда взялась? А Бья? А Генрих? Рядом с тобой возникают из ниоткуда молодые сильные маги, образованные, воспитанные и при этом никому в столице неизвестные. И как раз они посвящены, кажется, во все то, к чему меня ты попросту не подпускаешь. Я уже не говорю о зашифрованных позициях в расходных книгах. Какие-то объекты, места и операции, в которые вкладывается уйма клановых денег, но начнешь разбираться, все под грифом секретности. Тайна рода, клановые секреты… И вот, что любопытно, среди допущенных все те же лица: Габи, Бланка и Берунико с Генрихом… Скажи прямо, ты мне не доверяешь? Ты опасаешься, что я предам тебя из ревности или о чем-нибудь проговорюсь по дурости? Но ты же знаешь, что я не дура. Я тянула на себе все герцогство с пятнадцати лет. Может быть, не блестяще, не так эффективно, как хотелось бы, но ведь не разорились! Не распались! Не пошли в разнос! А ревность… Что ж, я знала, что у нас с тобой брак по расчету, и расчет этот был, прежде всего, мой собственный. Обидно, конечно, но… любовь зла. Но я сейчас о другом. Отчего это должно влиять на мою лояльность Дому? Я этого не понимаю, Трис. Но хочу понять и готова услышать от тебя любое объяснение!
«Готова ли?» – к сожалению, Трис знал свою жену все еще недостаточно хорошо. Спал с ней. Выходил в Свет. Дарил подарки и организовывал ее жизнь, но знал ли он ее так, чтобы знать наверняка, готова она или нет принять жестокие тайны клановых войн?
– Скажи, Мария, – нарушил он наконец тишину, заполнившую паузу между ее весьма эмоциональной речью и своим предполагаемым ответом, – ты знаешь, чем отличаются брачные клятвы от клановой роты[7] или от Кровного обета?
– Да, – с готовностью кивнула Мария, но тут же нахмурилась, уловив, по-видимому, главный посыл вопроса. – Ты хочешь сказать, что…
– Я хочу сказать, что Габи связана с кланом Мишильер и нашей семьей, в которой до последнего времени, было только два члена, она и я, кровными узами. И это не красивые слова о происхождении и общей крови, это нечто гораздо более глубокое и серьезное, чем присяга Роду или главе Рода. Это старая родовая магия. Захочешь узнать, что это такое, милости прошу в библиотеку. Я покажу тебе те книги, которые стоит прочитать. Что же касается Беро, Бья и Генриха… Они поклялись в верности Роду и Клану кровью и душой.
– Но это же… – всполошилась Мария, воспитанная в традициях прогресса и гуманизма, хотя, где тот прогресс? А о гуманизме и вовсе стоит промолчать.
– Это древняя, запретная магия, – произнес Трис подразумеваемое, но не озвученное. – Сейчас мало кто ею владеет, но, если даже владеет… Предложить близкому человеку, родне или друзьям, наемным работникам или бойцам дружины… Предложить им принести такую клятву равнозначно оскорблению, не так ли? Да и не согласится никто.
– А они, значит, согласились?
– Они согласились, потому что понимали, что без этого у них не будет допуска к тайнам Рода, а без этого допуска не будет нормальной карьеры, не случится настоящий жизненный успех, да и жизнь будет скучной. Пресной, неинтересной… Не все, знаешь ли, рождаются с характером рантье.
– Значит, – задумалась Мария над его словами, – если я хочу быть со всеми, но общей крови с тобой и с Габи у меня нет, то единственная возможность – это принести такую клятву? Но ты мне сделать это не предложил, и, значит, не оскорбил и не обидел. И теперь, когда я в курсе… Мне опять придется попросить о чем-то самой… На этот раз попросить о клятве, согласившись на магию крови, давным-давно запрещенную законом.
– Да, – кивнул Трис, подтверждая то, что уже поняла Мария. – Одно уточнение. Магия крови запрещена Гражданским Кодексом, правящие семьи, как ты знаешь, не в его юрисдикции.
– Что же это за тайны такие, что надо заклинать собственную кровь и душу? – Трудно сказать, чего больше было в этом вопросе. Недоумения, раздражения, неприятия того факта, что внутри семьи могут существовать тайны «не для всех».
– Извини, Мари, но я не могу тебе ответить, – покачал Трис головой.
– А если я решу принять на себя роту? – спросила женщина после довольно долгой паузы. Похоже, она не думала, что все так серьезно, но сейчас начинала понимать, в какие игры играют близкие ей люди. – Если поклянусь, ты все мне объяснишь? Обо всем расскажешь? Позволишь участвовать в этом всем, как равноправному партнеру? Помогать тебе, помогать Габи?
– Разумеется, – подтвердил Трис серьезность своих намерений. – Иначе зачем нужна клятва?
– Ну, не знаю, – пожала плечами женщина. – Может быть, чтобы привязать к себе еще крепче…
– Ты моя жена, – усмехнулся Трис и покачал головой. – Куда уж прочнее привязывать! Брачное законодательство империи и так уже, знаешь ли, один сплошной анахронизм. Там, если помнишь, все четко расписано. Что причитается тебе, а что мне. Что можно, а чего делать нельзя ни в коем случае.
– Но все это, – уточнила Мария, – не касается тайн Рода.
– Именно так, – подтвердил Трис.
– Наверное, я соглашусь…
– Не торопись, – остановил он жену. – Куда спешить? Подумай, взвесь все Pro et Contra[8], тогда и решай.
– Звучит разумно…
И как раз в этот момент, словно подгадав по времени, настроению и теме беседы, в его мысли ворвался спокойный «голос» Габи, размеренно передающей ему сообщение вербальными мыслеформами:
