355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Макс Мах » Твари Господни » Текст книги (страница 31)
Твари Господни
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 03:31

Текст книги "Твари Господни"


Автор книги: Макс Мах



сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Глава 15
Наследники по прямой (13 октября, 1999)

1

На душе было пасмурно. И вроде бы без причины. На самом деле радоваться надо было, ликовать. Потому что все, о чем он и не мечтал даже, давно и твердо положив себе за правило, не путать жестокую реальность жизни с детскими фантазиями, способными тешить только слабых духом, все это неожиданно – как в сказке – обернулось самой настоящей правдой. Он встретил Рэйчел, и плевать, что знакомы они были уже несколько лет, настоящую Рэйчел он встретил всего лишь несколько дней назад. Встретил, увидел и узнал, наконец, что такое любовь. Настоящая, захватывающая тебя всего, какой ты есть, любовь. И тупик, в котором можно было лишь дать последний кровавый бой, чувствуя за спиной глухую стену безысходности, внезапно обратился в дорогу, уводящую в бесконечную даль. Все это было правдой дня сегодняшнего, неоспоримым фактом, великолепной, ни с чем не сравнимой данностью, но тогда почему же ему было теперь так муторно?

Кайданов докурил сигарету и, отшвырнув окурок – сразу же исчезнувший во внезапной вспышке темного пламени, так и не долетев до пола – поднялся из кресла. В этом кресле он прибывал уже часа два, то ли размышляя – и размышляя, разумеется, тоже – о всяких разных актуальных и малоактуальных вещах, то ли грезя наяву, то ли вообще, находясь в состоянии некой прострации, настолько ему не свойственной и незнакомой, что впору было удивиться и даже испугаться. Но ни того, ни другого не произошло. Не удивился и не испугался, просто очнулся и встал из кресла, обнаружив, что находится в биллиардной. Один. Где были остальные, он не знал, но его это, по большому счету, и не интересовало. Кайданов давно и однозначно был человеком самодостаточным, и, если сейчас его интересовало, чем занят кто-нибудь еще, то этим кем-то, разумеется, была одна лишь Рэйчел. Вот на ее поиски он и отправился.

Тем не менее, найти ее оказалось совсем не просто. Зато остальные как будто задались целью показать себя Герману, причем не просто показать, а еще и что-то о себе "рассказать". Парсеваля он обнаружил на садовой скамейке перед домом. Этот красивый уверенный в себе человек, больше похожий на араба или чеченца, чем на английского рыцаря, рассеянно просматривал какую-то толстую книгу, на поверку оказавшуюся – Кайданову пришлось чуть-чуть поколдовать, чтобы ее рассмотреть – монографией по психологии толпы.

"Нестандартный выбор", – отметил Герман и пошел прочь, потому что Персиваль на контакт явным образом идти не желал. Он не только "не обратил внимания" на появление вблизи его личного пространства другого человека, но и магию Кайданова игнорировал, хотя не заметить на таком расстоянии вряд ли мог. Впрочем, и Герману "рыцарь" был без надобности, так что "посмотрев" на него несколько секунд, Кайданов пожал мысленно плечами и вернулся в дом.

На первом этаже никого, кроме слуг, не оказалось, но сквозь окно веранды он увидел Мария, с монотонностью машины швырявшего дротики в мишень на заднем дворе. Никакой волшбы он при этом не творил, но попадал все время в цель. Занятие было странное, во всяком случае, на взгляд Кайданова, и для такого человека, каким он успел представить себе Мария, мало подходящее. Однако это было личное дело того, кто это делал, а не его, Германа, и, понаблюдав немного за точными, размеренными, но очень быстрыми движениями "римлянина", Кайданов пошел дальше.

Вспышка волшбы ударила откуда-то сверху, когда он был уже на втором марше лестницы.

"Третья дверь справа", – отметил он машинально, не останавливаясь, и не прибавив шагу. Магия была легкая, как дуновение весеннего ветерка, и такая же неопасная.

Кайданов вошел в широкий отделанный деревянными панелями – "Бук? Орех?" – коридор и из любопытства заглянул в комнату, благо дверь была оставлена открытой. Там стояли Виктор, Дебора-Лиса и красивая, но, как успел уже убедиться Кайданов, крайне опасная синеглазая сага. Она была очень сильна, но главное, пожалуй, заключалось в другом. Ее сумрачный взгляд отважного до безумия и одновременно хладнокровного и жестокого хищника вполне, по мнению Германа, отражал характер Дженевры и суть ее совершенно средневековых убеждений.

Колдовала, судя по ощущениям, именно она, так как ни магии Виктора, ни волшбы Деборы Кайданов за последние два дня ни разу так и не засек. Иногда мелькало что-то невнятное, как взгляд в спину или тень среди деревьев, но всегда проходило по краю сознания, не даваясь его магическому восприятию. Так что, и сейчас он, не задумываясь, отнес волшбу на счет Дженевры, тем более что она как раз протягивала Лисе – "Или мне ее теперь всю жизнь Деборой кликать?" – ожерелье из прозрачных светло-желтых, почти золотых самоцветов.

– Как полагаете, леди Дебора?

– Миленько, – ответила та едва ли ни воркующим голоском, настолько не подходящим к ее новому царственному облику, что Кайданов даже поморщился, как от кислятины. – И работа славная. Ты умничка, Дженни, но топазы тебе не пойдут. Я думаю, лучше всего был бы александрит хорошей огранки. Знаешь, восьмиугольная такая, "изумрудная". Или "королевские" сапфиры… Как думаешь? Но тогда и огранка должна быть бриллиантовая.

– 57 граней? – Уточнила Дженевра.

– Да, – улыбнулась Лиса. – Именно. И рундист[81]81
  Рундист – диаметр бриллианта или другого ограненного драгоценного камня.


[Закрыть]
приличный…

– Так?

Снова полыхнуло, но уже чуть сильнее, чем в первый раз, и Кайданова обдало порывом живи. Не шквал, и даже не сильный ветер. Так, дуновение. Но зато приятное, а не корежащее.

"Совсем спятили… – покачал он мысленно головой и повернул в другую сторону. – От всемогущества крышу снесло".

Рэйчел он не чувствовал и найти ее, поэтому, мог только обычным человеческим способом. Методом проб и ошибок. А в данном случае, его более прогрессивной модификацией – методом исключения. Если Рэйчел не было в саду и во дворе, как не нашлось и на первом этаже, то уж, верно, она находится на втором.

Кайданов сделал несколько шагов вдоль коридора, зацепился взглядом на дешевую акварель в застекленной раме, изображающую знакомый – из окон гостиной открывающийся – пейзаж, и уперся взглядом в дверь за которой спала, или, во всяком случае, должна была спать давешняя нюхачка. Особого интереса она у него не вызывала, тем более теперь, а недоумение по поводу ее присутствия и мимолетное раздражение этим фактом, мелькнувшее было вчера, уже, если и не исчезли – он таких вещей не забывал – то уж точно перестали его тревожить. Тем не менее, оказавшись сейчас перед дверью в ее спальню, Кайданов неожиданно для самого себя захотел на нее посмотреть. Просто посмотреть. А зачем, этого он и сам не знал, и об этом даже не задумался. Просто возникло желание, а дел могущих это чувство ослабить или стереть вовсе, под рукой не оказалось, потому что и Рэйчел-то он искал скорее от нечего делать, чем с какой-нибудь ясной целью. И, не задумываясь, зачем он это делает, и удобно ли так поступать, Герман потянул дверь за бронзовую ручку, и через мгновение увидел просторную комнату, массивную кровать у правой стены, на которой лежала укрытая до подбородка одеялом нюхачка, и Рэйчел, сидящую в кресле в изголовье кровати.

Вот присутствие здесь и сейчас Рэйчел, которую он, вроде бы, как раз и искал, на самом деле, Кайданова и удивило.

– Я, собственно… – сказал Кайданов и тут же пожалел о том, что и как сказал. Получилось жалко, с извиняющейся интонацией, как будто сделал что-то нехорошее или даже неприличное и на этом попался.

"Пся крев!"

– Проходил… – добавил он, но получилось еще хуже.

– Ты знаешь, что это твоя дочь? – спросила Рэйчел, поднимая глаза.

– Моя… Кто?!

– Значит, не знаешь. – Голос звучал ровно, но взгляд… Рэйчел не закрывалась, не пряталась в "тень", старалась вести себя с ним, как обычный человек. Жена…

"Жена? Дочь?! Чья… "

– Чего я не знаю? – спросил Кайданов, входя наконец в комнату, и машинально закрывая за собой дверь. Сейчас он сообразил, для чего здесь Рэйчел и что она делала за мгновение до того, как открылась дверь. Следы живи еще ощущались в "наэлектризованном", насыщенном тонкой магией воздухе.

"Она что…?"

– Я уже все сказала, – неожиданно улыбнулась Рэйчел, и Герман привычно уже "поплыл", инстинктивно реагируя на эту ее улыбку, но разума все-таки не потерял и контроля над собой и ситуацией не утратил. И сразу же, как только после слов женщины у него начало складываться осознание случившегося, отметил то, на что не обратил внимания в первый момент. Из-за растерянности, вероятно, из-за внезапности обрушившейся на него новости.

Где-то в темной глубине души заворочался заточенный там уже долгие семь лет зверь. И не сейчас, когда Рэйчел сформулировала жестокую правду игры случая, а едва ли не с первых же шагов Кайданова по коридору второго этажа. Тварь почувствовала запах крови. Родной крови!

– Мне зарыдать? – Спросил он сухо, беря себя в руки, что, на самом деле, означало, еще сильнее сжать стальные тески воли, привыкшей держать вечный ужас.

– У тебя не получится, – грустно улыбнулась Рэйчел и тяжело вздохнула. – Не сейчас, не сразу, но, может быть…

Она не договорила.

"Когда-нибудь, – мысленно закончил за нее Кайданов. – Или никогда. Дочь? Ребенок? Эта взрослая женщина? Нюхачка?"

Честно говоря, никакой радости это известие ему не принесло. Оно и понятно, не с чего тут радоваться. Да и потрясения он не испытал тоже. Скорее, раздражение, злость…

– Она нюхачка, – сказал он и вспомнил вдруг старый советский фильм. "Майор Вихрь", кажется.

"Что-то такое", – он напряг память и вспомнил наконец ту сцену из старого черно-белого фильма о героях разведчиках.

Старый немецкий журналист в военной форме разговаривает с молодым эсэсовским офицером и рассказывает тому, что на самом деле он не сирота, воспитанный партией, как считал сам, а сын расстрелянного фашистами немецкого коммуниста.

"Н-да, оборот!"

– Она несчастная девочка, – покачав головой, возразила Рэйчел. – Сирота при живом отце.

– Я не знал, что у меня есть ребенок.

"Или не хотел знать… Ну и что? Ей, всяко разно, должно быть за двадцать…"

– Ты ничего не испытываешь?

Хороший вопрос.

"А если сказать ей правду?"

– Ну почему же, – таким же ровным голосом, каким говорила и сама Рэйчел, ответил Кайданов. – Испытываю. Злость и раздражение.

– Извини, – сказал он через мгновение и, не объясняя, что имел в виду, резко повернулся и вышел из спальни.

2

Казалось, до ночи так далеко, что все от безделья просто с ума посходят, но вышло, беспокоилась зря. Ничего страшного не произошло, и ожидание оказалось не в тягость. И то сказать, каждому, верно, нашлось о чем подумать. Да и между собой поговорить – не в Чистилище, а вживую – редкая удача. Тем более, одни и не знакомы были вовсе, а другие столько лет не виделись, что и двух дней мало, чтобы и в себе самих и в своих отношениях разобраться. А вопросы… Что ж, те вопросы, на которые обещал ответить Виктор, могли и обождать. Столько лет ждала, большую часть времени, не зная даже про их существование, что теперь могла и не торопиться. Некуда было торопиться, да, и положа руку на сердце, возможно, не за чем. Правда могла оказаться – и, как чувствовала Лиса, скорее всего, окажется – такой, что лучше и не знать. Но взялся за гуж, как говориться…

"Посмотрим". – Лиса вошла в гостиную и через силу улыбнулась присутствующим.

Что с ней происходит, она так до конца и не поняла. Однако то, что она очень сильно изменилась не только внешне, но и внутренне, и продолжала меняться даже сейчас – знать бы еще в каком направлении – Лиса вполне осознавала. Отдавала себе, так сказать, в этом полный отчет, но и только. Ни страха, ни переживаний по этому поводу она не испытывала. Разве что раздражение иногда, как вот сейчас, например, когда в очередной раз заметила, как легко и без видимой причины меняется у нее теперь настроение. Но даже это мимолетное раздражение, и то возникло не столько из-за самой смены настроения, сколько из-за того, что, принимая во внимание, присутствие в гостиной других людей приходилось делать над собой пусть и легкое, но усилие.

– Добрый вечер! – Сказала Лиса, с улыбкой обводя взглядом просторную комнату.

Все были в сборе и ждали, по-видимому, только ее. Свет не включали. Для разнообразия, вероятно, или для торжественности, сидели при свечах. Получилось красиво и даже несколько таинственно, хотя какая уж тут таинственность при их-то способностях?

– Я опоздала…

– Не страшно, – ответно улыбнулся Виктор. – Мы никуда не спешим, но раз все уже в сборе, тогда вопрос по существу. Как пойдем в Город, вместе или каждый сам по себе?

– А разве можно вместе? – спросил Кайданов, наливая себе коньяк.

– Можно, – усмехнулся Виктор. – Но трудно. Однако есть такие умельцы…

Виктор фразу не закончил, но Лиса неожиданно поняла, что, не завершив ее вслух, он, тем не менее, додумал ее про себя, но не для себя, а для нее.

"Ты и Дженевра, – сказал он ей, к ней, Лисе, и, обращаясь, хотя на нее сейчас даже не смотрел. – И аз грешный".

И подмигнул.

"И что это значит?" – Но мысль уже стремительно неслась вперед, сопоставляя, анализируя, доставая из кладовых памяти и подбрасывая в топку мышления любые, пусть и самые мелкие, неважные на первый взгляд, факты и фактики, когда бы и где Лиса их ни обнаружила.

– Если мы пойдем туда во плоти, – сказала она осторожно, еще не полностью уверенная, что догадка, мелькнувшая мгновение назад, верна, и уж тем, более не зная наверняка, как воплотить ее в реальность, если все так, как вдруг примерещилось, и обстоит. – Если мы пойдем туда во плоти, то и о телах заботиться не придется.

– Именно это я в виду и имел, – довольно ухмыльнулся Виктор, что при суховатом строе его лица выглядело несколько зловеще. – Но тогда, дамы и господа, или придется показывать "городу и миру" свой истинный облик, или надевать личину уже на месте. Выбор за вами.

На самом деле, как понимала Лиса, вопрос был обращен к троим – к ней, Герману и Рэйчел – потому что Дженевра и Персиваль все равно сделают так, как решит Виктор.

– По мне так и неважно, – сказала она, продолжая свою игру и ощущая, как начинает улучшаться настроение. Могу такой, как есть, а могу и личину набросить.

Вот в этом последнем, в том, что сможет сходу "перевоплотиться", она была уверена, хотя и не знала, откуда эта уверенность у нее вдруг взялась и на чем основана.

– А как туда попасть? – С вполне очевидным интересом спросила Рэйчел. Еще бы! Столько лет ходить в Город через "сон", рискуя брошенными на произвол судьбы костями, чтобы однажды узнать, что никакой необходимости во всех этих сложных телодвижениях не было.

– То есть, двое согласны, – резюмировал Виктор. – А вы, Герман, что скажете?

– Это что-то вроде портала? – Вопросом на вопрос ответил Кайданов.

"А ведь он уже был у Чары", – решила Лиса, видя состояние Германа. Кайданов был задумчив, несколько раздражен и, пожалуй, мрачен больше обычного. К слову, с Чарой надо было что-то решать, не держать же ее во сне до второго пришествия. Однако Лиса предпочла бы не ввязываться в это дело без крайней необходимости. Быть миссионером ей никак не улыбалось, и самым правильным она полагала оставить дочь на попечение отца. Вот только как там все сложится, ей пока было не "видно". Рэйчел была готова, но одной Рэйчел для такой саги, как Чара, могло не хватить. Да и не мать она ей, а подруга отца. Так что, в любом случае, без Кайданова ничего не выйдет.

"Вот же, жизнь подлая…"

– Да, Герман, это нечто вроде портала, – объяснил между тем Виктор. – Хотя и много сложнее. Дженевра, радость моя, – повернул он голову к женщине, не принимающей, по своему обыкновению, участия в разговоре, а лишь при нем присутствовавшей. – Откроешь нам проход к Гургу?

– Очень "громко" получится, – ровным, почти без модуляций, голосом ответила Дженевра, одновременно поднимаясь на ноги. – Легче по радио объявить.

Несмотря на смысл слов, получилось как-то уж очень равнодушно. Простая констатация факта, и ничего от себя.

– Это оставь мне, – отмахнулся Виктор. – Я тебя "плащиком" прикрою, никто и не заметит.

– Все готовы? – Судя по всему, Дженевру вопрос секретности совершенно не беспокоил.

– Приступайте, – предложил Кайданов, вставая и предлагая Рэйчел руку.

– Как скажете, – неожиданно очень по-русски и с "русской" же интонацией сказала Дженевра, и Лиса сразу же переключилась на нее. Ей было крайне интересно "увидеть", что и как будет делать женщина-воин, выглядевшая в земном своем воплощении, изысканно – почти болезненно – тонкой и легкой, как какая-нибудь фея цветов. Впрочем, заблуждаться на этот счет не следовало. Сама Лиса тоже на Ирину Пресс[82]82
  Ирина Пресс (1939-2004) – знаменитая советская спортсменка (пятиборье).


[Закрыть]
никак не тянула, а про Дженевру она твердо знала, что и без всякой магии та может дать фору многим бойцам-мужчинам. Ну, а если заглянуть ей в глаза…

Между тем, Дженевра отошла на несколько шагов от стола – по-видимому, для ее волшбы требовалось свободное пространство. Встала, чуть расставив длинные, как у подиумной модели, и такие же стройные ноги, подняла перед собой согнутые в локтях руки с узкими ладонями и тонкими длинными пальцами, обращенными вверх, откинула голову назад, и, закрыв глаза тихо и, как будто жалобно, запела.

– Кайса чаераса… – Чтобы разобрать слова, Лисе пришлось до предела напрягать слух. Но вот, что странно. Хотя языка этого она определенно не только не знала, но и вообще слышала его, скорее всего, в первый раз в жизни, звуки эти чужими Лисе не казались. Напротив, ощущение было такое, что надо только напрячься посильнее, сосредоточиться, и тогда сразу же начнешь их понимать. Однако значения не приходили, как она ни старалась, и магии, как ни странно, не было никакой. Зато была тревога, какое-то смутное чувство опасности, внезапно разлившееся в воздухе гостиной, и тихий голос, заставляющий сжиматься сердце.

"Господи, да что же это такое? Что она делает?!"

Но не успела Лиса додумать эту мысль до конца, как голос Дженевры резко опустился, мгновенно превратившись в утробное бормотание, больше напоминающее грозное урчание хищного зверя, чем человеческую речь.

– Гохр хнах хше го

"Царица небесная!"

Казалось, волны "отката" идут сразу со всех сторон, не сильные, не опасные, не выворачивающие тело и душу на изнанку, но все-таки болезненные, неприятные. Волшба проявилась внезапно, однако и исчезла почти сразу, как если бы кто-то накинул на вспыхнувшую словно факел в ночи колдунью огромный, непроницаемый для "волшебного глаза" плащ. Впрочем, "плащ" Виктора полностью непроницаемым для Лисы не был. И она все равно увидела все, что хотела и могла увидеть, и услышала все "слова", чтобы запомнить их навсегда. Что это такое, Лиса, разумеется, не знала, хотя и надеялась узнать в самое ближайшее время, потому что Виктор вряд ли станет делать из этого секрет. Однако само существование такой странной волшбы, Лису насторожило, хотя вопросы и размышления пришлось отложить на потом. Потому что буквально в двух шагах от Дженевры воздух уже "потек", медленно – как во сне или при замедленной съемке – открывая широкий и высокий арочный проем, за которым виднелся, как всегда, погруженный в полумрак зал хорошо знакомой им всем кофейни Гурга.

– Прошу вас, дамы и господа! – Сказал, подходя к проему с той стороны, совершенно не удивленный их приходом Георг и сделал приглашающий жест рукой.

3

Как ни странно, но оттого, что она впервые появилась в Городе, так сказать, во плоти, ни кофе Георга, ни его коньяк в качестве не потеряли. Это было более чем странно, но, с другой стороны, поднимало настроение. Оказаться внутри «мультфильма» или «картины маслом», чего она в тайне опасалась, Лисе никак не хотелось. Но этого и не случилось, все осталось таким, каким было всегда. В сводчатом зале стоял привычный полумрак, и запахи были знакомыми, вот, разве что на этот раз здесь оказалось несколько жарковато. «Лето в Крыму». Что-то в этом роде. Однако с этим неудобством Лиса справилась на раз, «повесив» над стойкой бара и входной дверью два мощных кондиционера, и сразу же стало лучше.

– Мы кого-то ждем? – Спросил Кайданов, пододвигая Рэйчел табурет.

"Естественно", – отстраненно подумала Лиса, смакуя мгновенно поданный ей Георгом коньяк, и "прислушиваясь" к шагам гостей. Один из них шел сверху, спускаясь от Места Иакова, другой – поднимался от Торжища, но подойти к дверям они должны были одновременно.

– Непременно, – улыбнулся Виктор. – Да вот, собственно, и они. Здравствуйте, господа!

"Как интересно!" – Лиса с видимым спокойствием встретила взгляд вошедшего в помещение Монгола и, продолжая демонстрировать "божественное равнодушие", так же просто разорвала установившийся было контакт и посмотрела на идущего следом Наблюдателя.

– Входите, господа, – очевидно Виктор не боялся показать, кто теперь здесь хозяин. – Присаживайтесь. Кофе, коньяк?

– Доброй ночи! – Усмехнулся Наблюдатель, наверняка, неспроста, обозначив время суток. – Кофе, разумеется. И виски. Без соды и льда.

"Шотландец хренов", – мысленно улыбнулась довольная собой Лиса, видевшая, как проступают сквозь поддавшуюся ее силе личину черты реального человека.

– Доброго времени суток, – откровенно улыбнулся подначке Наблюдателя Монгол. – Коньяк. Спасибо. Кофе не надо.

Держались оба великолепно, но и то сказать, они не знали, что кое-кто тут видит их в буквальном смысле насквозь.

– Здравствуйте, Джек! – Рэйчел смотрела на Монгола с откровенным любопытством.

– Без имен! – Монгол вздрогнул и отреагировал так, как привык реагировать на подобные вещи любой обитатель Города.

"Джек? Ах, вот оно что!" – Сейчас она наконец узнала и его и вынуждена была еще раз мысленно покачать головой, поражаясь причудливым сюжетам, на которые так горазда жизнь.

– Брось, Монгол, – Виктор остался совершенно невозмутим. – Здесь все способны видеть сквозь личину. Так что конспирации твоей пришел конец. Но можешь ничего не опасаться. Подслушать наш разговор не сможет никто. Не правда ли, леди Дебора?

– Правда, – кивнула Лиса и "заперла" лестницу с обоих направлений, не мудрствуя лукаво, просто "поставив" чуть ниже и чуть выше кофейни высокие кирпичные стены, отменить которые было бы совсем не просто даже Виктору.

– Мы знакомы? – Монгол смотрел на нее в упор и, по-видимому, пытался пробиться через несуществующую личину. Естественно, ничего у него не вышло, но то, что видит перед собой человека из плоти и крови, сообразить он еще не успел.

– Это не личина, – великодушно объяснила Лиса и отхлебнула из чашки немного обжигающе горячего и одуряюще вкусного кофе.

– Но мы знакомы, – сказала она, возвращая чашку на стол. – Вы знаете мою прошлую личину.

– Вот как, – а это уже был Наблюдатель.

– Вот так, Иннокентий Павлович.

Любопытно, что оба "гостя" заинтересовались именно Лисой.

– Не узнаю, – покачал головой Монгол, усаживаясь за стол прямо напротив нее. И означать это должно было по многолетней традиции Города просьбу, если не представиться, то хотя бы объяснить "непонятку". В конце концов, это не Монгол пригласил ее, поговорить, а она его. Сама или через Виктора, не суть важно.

– Я Рапоза Пратеада, – без особой жалости к конспиративной традиции представилась Лиса.

– Вот как! – Теперь на свободное место рядом с Монголом сел и Наблюдатель, и получилось, что эти двое ведут разговор с ней, а все прочие – и Виктор среди них – действительно прочие. «И другие официальные лица», так сказать.

Четыре квадратных стола, сдвинутые вместе, образовали один большой. Не круглый, но никто ведь старшинством считаться и не собирался. Зато всем хватило места, и друг друга видели.

– Повторяетесь, Иннокентий Павлович, – улыбнулась Лиса. – А время-то уже пошло.

– Покушение? – Почти безразлично поинтересовался Толкунов, принимая от Георга стакан с виски.

– Непременно.

– Зачем? – Глаза спокойные, внимательные, но страха в них нет. Интерес есть, а вот страх…

– Потому что вы должны знать, что за кровь платят кровью. – Почти дословно повторила Лиса слова Махно.

– Почему именно я?

– Вы понравились одному человеку…

– Мы вроде на ты были.

– Хорошо, – не стала спорить Лиса. – Ты понравился одному человеку.

– Польщен.

– Донья Рапоза, – Монгол решил, что вопрос исчерпан и можно переходить к следующему. – Или это обращение уже неактуально?

– Зовите меня Деборой.

– Дебора… Что ж, как скажете. – Монгол закурил предложенную ему Виктором сигарету. – Это вы были третьего дня в Берлине?

– Да.

– Что вы там сделали? Я почему спрашиваю…

– Я знаю, почему вы спрашиваете, – снова усмехнулась Лиса. – У вас полетел эталон точного времени?

– Да, – кивнул Монгол. – И у нас, и много еще у кого.

– У нас тоже, – подтвердил Наблюдатель, и вот теперь в его глазах действительно мелькнул страх.

– Я остановила время, – Лиса с интересом ждала их реакции и, естественно, дождалась.

– Время? – Недоверчиво переспросил Монгол.

– Да, Джек, – вступил в разговор Виктор. – И если бы вовремя не отпустила, в Германии живых просто не осталось бы.

– Значит, вот почему… Это ведь ваше подлинное лицо?

Ну что ж, в том, что Монгол умный мужик, она никогда и не сомневалась.

– На данный момент.

– В Мюнхене тоже была ты? – Спросил Наблюдатель.

– Я.

– А что с Чарой? Ты ее…?

– Чара больше не ваша, – отрезала Лиса, показав, что может вести разговор и иначе.

– К стати о Чаре, – неожиданно нарушил молчание Кайданов. – Чья это была разработка?

– А что? – судя по всему, облик Кайданова ничего Наблюдателю не говорил. А зря.

– Имена, – холодно предложил Герман, и от его голоса стало холоднее, чем от двух работающих на полную мощность кондиционеров.

– Зачем вам, если она все равно…

– Я спросил.

– Представиться не хотите? – Наблюдатель уже справился со своей секундной слабостью, ну, а Конфуций ("Конфуций", – окончательно решила Лиса) был все-таки один из шести Первых. Бывших первых, но тем не менее.

– Уриель.

– Устроишь резню в Москве? – Поднял бровь Наблюдатель, пытаясь казаться ироничным и, разумеется, хладнокровным.

– Устрою. – Кайданов не угрожал, он просто сообщал о своих намерениях.

– А я помогу, – неожиданно поддержала его Рэйчел.

– И я, – без улыбки добавила Лиса.

– Ты не должен был этого допустить, – жестко сказал Виктор. – Использовать дочь Ольги… Я тоже помогу. Впрочем, если тебе и твоим дружкам по Политбюро жалко восемь миллионов москвичей, вы повесите виновных сами.

– На Красной площади, – месть бывает сладкой, неожиданно поняла Лиса. – Перед Мавзолеем.

Сейчас перед ее глазами стояло черное чрево метротунеля, в котором ей довелось умереть… Могло довестись.

– Вы все тут с ума посходили? – Спокойно поинтересовался Наблюдатель.

– Думай, что хочешь, – покачал головой Виктор. – Но правила игры уже три дня, как поменялись.

– Объяснись! – Потребовал Монгол.

– Все очень просто. – Виктор допил коньяк и кивнул Георгу, прося повторить. – Я один сейчас сильнее всех нас шестерых, какими мы были тогда. И он, – кивок на Кайданова. – И она, – жест в сторону Дженевры.

– А Алиса Дмитриевна?

– А Дебора может такое, что не дай вам бог узнать.

– Кому это нам? – Наблюдатель сотворил сигаретку и сразу же затянулся. Выглядел он спокойным, но, похоже, только выглядел.

– Людям, – Виктор тоже закурил, но не сигарету, а трубку, которая возникла вдруг в его руке.

– Я такой же маг, как и ты, – возразил Наблюдатель.

– Но ты играешь за людей.

– У тебя, между прочим, тоже была семья… или есть.

– Есть.

– И ты…?

– Видишь ли, Кеша, какое дело, – Виктор благодарно кивнул Георгу, взял в руку бокал и с демонстративным удовольствием втянул носом воздух, наполненный ароматом коньяка. – Я тебе уже сказал, только ты не понял. Или не захотел понять… Правила изменились. Теперь все будет по другому.

– Как? – а это уже снова был Монгол.

"Проснулся, мать твою!"

– А как в древнегреческих мифах.

– Ты, что себя богом объявишь? – удивился Наблюдатель.

– Не я, – усмехнулся Виктор. – А ты. Объяснишь советскому народу, что Маркс и Ленин ошибались, бог есть, и он не один, и злить их, я имею в виду богов, не стоит, хотя и райкомы в церкви переделывать пока не требуется.

– Сука!

– Ну-ну…

– Ты понимаешь, что это вызовет кризис такой силы, что психиатрических больниц на всех не хватит? – Монгол даже из-за стола встал.

– Между прочим, – А вот Лиса вставать и не подумала, как сидела в "вольной позе", так и продолжала сидеть. – На Эллипсе[83]83
  Эллипс – эллипсовидный газон перед Белым домом между Е стрит и проспектом Конституции.


[Закрыть]
тоже ведь придется ставить виселицы…

– Да, хрен с ними с виселицами! – Заорал вдруг Наблюдатель, вскакивая с табурета, так что теперь они с Монголом стояли перед остальными, как обвиняемые перед трибуналом, но сами этого, пожалуй, еще не поняли. – Ну повесим… Расстреляем… В Москве реке… В Потомаке утопим! Ты о последствиях подумала? Вы все о чем сейчас думаете? О мести? Тогда, вперед, с песнями! Ты знаешь, что будет?

– А что будет? – Лиса назло этим двоим достала из воздуха черную сигарету и над столом поплыл сладкий дурман граса.

– У одних будет культурный шок, – Монгол взял себя в руки и старался говорить рассудительно, спокойно, но давалось ему это с трудом. – Другие не смирятся…

– А мне какое дело? – Лиса уже догадывалась, почему Виктор не ответил на ее вопрос, а привел их сюда, на эту, им же самим и организованную встречу.

– А кровь? – Спросил Монгол. – Крови, значит, ты теперь не боишься? Может и человеческие жертвоприношения примешь?

– А чем я хуже Астарты или Шеол?[84]84
  Богини финикийского пантеона.


[Закрыть]
– В душе поднялась темная волна гнева, но говорила Лиса не для того, чтобы выплеснуть его на Монгола и Наблюдателя. Свою цель она уже знала.

– Значит, вот так? – растерялся Монгол и, в поисках хоть какой-нибудь поддержки, повернулся к Виктору. – Вы что уже все решили?

– Не все…

– А что, мне идея нравится, – вдруг сказала Рэйчел. – Лет двадцать террора, и будут, как овечки. Что скажешь, дорогой?

Самое забавное – хотя ничего забавного на самом деле в этом не было – что сначала Лиса и сама повелась, поверив "высокомерному" голосу Рэйчел, и только затем сообразила, насколько Кайданову повезло с выбором.

"Она мне подыгрывает… Но как!"

– А ты как хотел? – Спросила она в наступившей тишине.

– Хотел… – Монгол казался совершенно опустошенным. Наблюдатель выглядел не лучше.

– Бах сказал мне как-то, – Лиса затянулась и продолжила говорить, едва выдохнула дым. – Он сказал, что у него есть два однозначных доказательства существования бога…

– Знаю, – кивнул Наблюдатель. – Знаю я его теорию.

– Но не разделяешь, – кивнула Лиса. – Почему?

– Потому что знает, что второе доказательство от лукавого, – спокойно объяснил Виктор.

– Рассказывайте! – Потребовал Кайданов.

– Ты им…?

– Нас трое, Джек, – пожал плечами Виктор. – И у каждого своя правда, как в "Воротах Росемон".[85]85
  Рассказ японского писателя Акутагавы Рюноске (1915), в котором одно и то же событие описывается по-разному несколькими персонажами.


[Закрыть]

– Своя… – То ли согласился, то ли просто повторил за Виктором Наблюдатель.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю