Текст книги "Твари Господни"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

6

Если разобраться, полученные Кайдановым объяснения могли оказаться или исчерпывающими, или, напротив, совершенно недостаточными. Сразу за воротами начиналась довольно прямая улица, уводившая куда-то в глубину города, но была ли она той самой, о которой говорил Некто Никто, или нет, сказать было трудно. Улица была не особенно широкой, во всяком случае, на взгляд Германа она была узковата, чтобы называться «главной», а дома, ее образующие, никак не могли сойти за выдающиеся образцы архитектуры. Табличек с названием здесь не оказалось тоже, что было, вероятно, естественным для средневекового города – а город был, очевидным образом, средневековый – так что Кайданову оставалось только надеяться, что он не ошибся и все делает правильно.

Он шел по пустынной мощеной булыжником улице, полого поднимавшейся куда-то вверх, слышал стук своих подкованных сапог о камни мостовой, и рассматривал двух и трехэтажные дома, стоявшие слева и справа от него. По первому впечатлению, большинство из них были необитаемы, но при том отнюдь не выглядели заброшенными, и на руины похожи не были тоже. Потом улица сделала неожиданный поворот, и Кайданов увидел первого живого человека. Прямо в дверях высокого и узкого – два крошечных окна по фасаду – дома сидел в деревянном кресле молодой мужчина в белой рубахе до пят, какие носят арабы – Кайданов никак не мог вспомнить, как она называется, бурнус или галабия? – и курил трубку. На араба мужчина похож не был, он был рыжим и сероглазым, и к тому же держал в руке бокал с вином, а вот про то, что мусульмане вино не употребляют, Герман знал совершенно точно. Конечно, все знакомые Кайданову татары пили водку, то есть ее пили, в основном, мужчины, женщины, как и большинство других знакомых Кайданову женщин, предпочитали вино. Но, с другой стороны, эти татары точно так же, как и Венька Розенблат, ели и свинину, которая ни татарам, ни евреям вроде как тоже не полагалась. Однако еще с другой стороны, татары не арабы, а советские граждане и белых рубах до пят не носят.

– Здравствуйте, – сказал Кайданов, останавливаясь перед курильщиком. – Вы не подскажете, это "Главная" улица?

– Так, – коротко ответил мужчина и, утвердительно кивнув, с любопытством посмотрел на Кайданова.

– А Торжище?

– Там, – рыжий "араб" показал рукой, с зажатой в ней трубкой, вперед и вверх.

– Спасибо, – поблагодарил Герман и, неуверенно повернувшись, пошел дальше.

– Не за что, – сказал ему в спину человек, и тут до Кайданова дошло, что короткий их разговор происходил на двух разных языках: он, Кайданов, говорил по-русски, а рыжий – по-немецки, которого Герман отродясь не знал, но сейчас, вот буквально секунду назад не затруднился понять.

"Странно это… – он оглянулся. Мужчина неподвижно сидел в своем похожем на трон кресле, поставленном прямо в проеме двери, и на Германа уже не смотрел. – Очень, странно".

Кайданову никак не удавалось понять, что это за место, хотя, справедливости ради, следовало признать, что он не очень-то и пытался. Каким-то образом, если все увиденное здесь и вызывало у него удивление, то чувство это было очень слабым, притом, что умом Герман прекрасно понимал, что должен был бы сильно удивляться тому, что с ним происходит, как и тому, что он к этому настолько равнодушен.

Пройдя по улице еще метров двести, и не встретив по пути ни одной живой души, он неожиданно вышел на открытое место. По-видимому, это и была та самая рыночная площадь – "Торжище", о которой говорил Некто, однако, как тот и предупреждал, ни людей, ни торговли здесь не наблюдалось. Только закрытые лавки в высоких домах с остроконечными крышами, да пустые каменные столы, расставленные на больших гранитных плитах, которыми площадь была вымощена. Впрочем, нескольких людей Кайданов здесь все-таки увидел. На противоположной стороне площади, прямо на одном из каменных столов сидели несколько пестро и необычно одетых мужчин и женщин и что-то живо обсуждали, прикладываясь между делом к бутылкам темного стекла с длинными горлышками. На Германа ряженные никакого внимания не обратили, но и ему неудобно было стоять и глазеть на занятых разговором людей, а подходить ближе не было причины. Он только подумал мимолетно, что люди эти похожи на актеров массовки из нескольких разных фильмов про старые времена, вышедших из павильонов киностудии на перекур. Общее впечатление было такое, что одеты они были по моде разных эпох и разных народов. Однако мысль эта возникла и исчезла, почти его не встревожив. А в следующее мгновение Кайданов увидел справа от себя – между чуть раздвинувшими свои плечи домами – уходящую куда-то вверх узкую крутую лестницу, и, мысленно пожав плечами, направился прямиком туда, чтобы разыскать наконец этого старика Якова, который, если верить Некто Никто, и должен был ответить на все его вопросы.

Кофейню Гурга Кайданов нашел без труда. Примерно на середине подъема – отсюда Герман уже мог видеть далеко наверху конец лестницы – стены домов, сжимавшие с двух сторон крутые стертые ступени, немного раздвинулись, образовав нечто вроде крохотной площади. И слева, под вывеской "У Гурга", действительно, нашлась широко открытая дверь, а за ней и сама кофейня – погруженное в полумрак неизвестных размеров помещение с деревянными столами и трехногими табуретками вокруг них. Кайданов остановился, пытаясь рассмотреть, есть ли там люди – а о том, что это именно кофейня легко было догадаться по запаху свеже сваренного кофе – и тут же обнаружил, что он на лестнице уже не один. Шаги за спиной прозвучали так неожиданно, что он даже вздрогнул и резко обернулся назад. Буквально несколькими ступеньками ниже застыла внимательно, но без удивления рассматривавшая его девушка. Однако в следующую секунду Кайданов уже не был уверен, что это именно девушка. Существо, стоявшее перед ним, с равным успехом могло оказаться и мальчиком-подростком, но первое впечатление все-таки было таким, что это высокая, худенькая, стриженная и одетая под мальчика девушка. Узкие кожаные штаны, заправленные в короткие сапоги, длиннополый кафтан – "или эта штука называется камзол?" – который не позволял рассмотреть, есть ли у нее – или все-таки у него? – грудь, и так ли узки его бедра, как должно быть, если это все-таки парень, непокрытая голова с коротко стриженными черными волосами, и огромные карие глаза, внимательно и спокойно изучающие Кайданова.

"Нет, все-таки девушка…"

– Привет, – сказал Кайданов, чтобы что-нибудь сказать.

– Привет, – ответила девушка. Голос у нее оказался высоким, напоминающим звучание какого-то струнного инструмента. – Ты идешь в кофейню?

– Да, – кивнул он. – Вот захотелось, знаешь ли, выпить кофе.

– Ты… – она запнулась, но быстро нашлась и, как ни в чем, ни бывало, закончила фразу, назвав Кайданову свое имя. – Меня зовут Рапоза Пратеада.

– Гер… – автоматически начал отвечать он.

– Без имен, – резко сказала девушка и Кайданов вдруг сообразил, что зовут ее на совершенно незнакомом ему португальском языке Чернобуркой.

"Чернобурка… – оторопело сообразил он. – То есть, черно-бурая лиса… Лиса? Алиса?!"

– Да, – сказал он растерянно, пытаясь увидеть в этом то ли мальчике, то ли девочке хорошо знакомую ему Лису. – Извини, меня зовут… Фарадей.

– Фарадей? – девушка чуть приподняла брови. – Красивое имя, только почему на крыше?

– Потому что я люблю свежий воздух, – усмехнулся Кайданов, с облегчением понимая, что раз она здесь, значит, с ней все в порядке, во всяком случае, она на свободе.

– Пойдем, Фарадей, – ответно улыбнулась Лиса, возможно, подумав о том же самом, но уже имея в виду его самого.

Она поднялась на площадку, и они вместе вошли в кофейню Гурга. После дневного света, здесь было почти темно. Однако Кайданов все-таки рассмотрел двух людей, сидевших за столиком в углу. Кроме этих двоих в зале заведения никого больше не было, и Кайданов, подойдя чуть ближе, кашлянул, привлекая к себе внимание, и когда головы тихо разговаривающих людей повернулись к вновь прибывшим, вежливо поздоровался.

– Добрый день, господа, – сказал он, мимолетно удивившись тому, как легко сорвалось с его языка это непривычное, чужое слово, "господа". – Извините, что помешали вашей беседе, но мне сказали, что здесь я могу найти старика Якова.

– Иаков наверху, – сказал один из мужчин, сделав неопределенный жест рукой. – Музицирует.

Глаза Кайданова немного привыкли к полутьме и он смог наконец рассмотреть собеседника. Это был неопределенного возраста огромный мужик с темным изрезанным морщинами лицом и длинными светлыми волосами, в кожаном жилете, надетом прямо на голое тело и позволявшем видеть мощную мускулистую грудь и богатырские плечи и руки.

– Простите? – переспросил Кайданов. – Что вы сказали?

– Идите вверх по лестнице, – под стать фигуре был и голос человека, низкий и хриплый. – Он играет в соборе на верхней площади. На органе.

– Спасибо, – сказал сбитый с толку Кайданов, и они с Лисой поспешили вернуться на лестницу.

– Ты в порядке? – все-таки спросил он, когда они снова начали подниматься вверх по крутой с выщербленными ступенями лестнице.

– Да, – сразу ответила она, но в подробности посвящать его не стала. – А ты?

– Я тоже, – сказал Кайданов, но тут же понял, что совершенно не помнит, где он находился до того, как пришел сюда. Смутно вспоминался лишь бег по ночному городу, вокзал, где с огромной переплатой он купил билет на ночной поезд до Москвы и… черная дыра беспамятства.

"Наверное, сейчас я еду в поезде", – решил он.

– Ты…? – начал было Кайданов.

– Не надо, Фарадей! – остановила его Лиса. – Он же сказал, без подробностей.

– Ладно, прости, я просто…

"Я просто хотел поговорить с кем-то, кого я знаю", – понял Кайданов и вынужден был признать, что в словах таинственного Некто Никто имелась сермяжная правда о нем самом, Германе Кайданове. Теперь он и сам видел, насколько несерьезным, пустым человеком оказался на поверку, и ему вдруг стало стыдно и грустно.

"И она это тоже знает, – понял он. – И всегда знала, просто в той жизни это было приемлемо, а в этой нет".

Лестница вывела их на другую, просторную и безлюдную, площадь, на противоположной стороне которой стоял высокий, устремленный ввысь готический собор. Широкая мраморная лестница, сужаясь, вела к паперти – "Ведь, это называется папертью?" – к широко открытым, из резного темного дерева, дверям, под огромным круглым витражом из цветного стекла. К удивлению Кайданова на витраже была изображена шестиконечная звезда – "Магендовид?"[3]3
  Магендовид – щит Давида (идиш), шестиконечная звезда. Часто появлялась на старых католических храмах, например, в Италии.


[Закрыть] – но долго на этой мысли он не задержался, как уже случалось с ним в этом странном месте не раз, когда он встречался с необычными или незнакомыми ему вещами. Из распахнутых настежь дверей, из тьмы, заполнявшей внутреннее пространство храма, лилась на площадь величественная музыка, заставившая Кайданова замереть и забыть обо всем, о чем он только что думал. Кто-то играл там, внутри собора, на органе. Прежде Герману приходилось слышать органную музыку только в кино, и она никогда не производила на него никакого особого впечатления, как и классическая музыка вообще. Однако сейчас мощная и запредельно прекрасная в своей изощренной сложности мелодия буквально захватила все его существо, заставив переживать такие чувства, каких он, кажется, и не ожидал в себе найти. Сколько длилось это чудо? Как долго стояли они с Лисой посередине площади перед открытыми дверями храма? Кайданов этого не знал. В мире, где они оказались, не было солнца и, соответственно, не было теней, и узнать, сколько прошло времени, не имея на руке часов, было невозможно. Они пришли в себя – да и то не сразу – только после того, как музыка отзвучала, и наступила тишина. Еще какое-то время Кайданов чувствовал себя так, как будто только что вынырнул со дна океана и не вовсе понимает, где находится и что теперь должен делать, но одновременно он ощущал огромной силы чувство сожаления, утраты и разочарования тем, что волшебство растаяло, и теперь ему предстоит жить без этой музыки. Он посмотрел на Лису, но и она, похоже, тоже с трудом возвращалась в себя, и, возможно, впервые ему удалось увидеть так много чувств на ее лице, хотя это и не было ее настоящим лицом.

– Пойдем? – спросил Герман, с трудом проталкивая звуки голоса сквозь вдруг пересохшее горло.

– Да, наверное, – ее голос звучал неуверенно и как-то напряженно.

Но никуда идти не пришлось. В тишине, упавшей на площадь, раздались гулкие шаги человека, выходившего из глубины собора, и они замерли в ожидании. Прошла, возможно, целая минута, прежде чем человек вышел из тьмы на свет. Это был высокий, чуть сутулый старик, одетый в длиннополый коричневый фрак и узкие бордовые штаны, заканчивавшиеся чуть ниже колен. На ногах у него были коричневые туфли на высоких каблуках, украшенные золотыми пряжками, и высокие белые носки. Под фраком была надета белая рубашка с кружевным жабо. Такие же пышные, но, как заметил теперь Кайданов, пожелтевшие от времени кружева опускались из рукавов, скрывая кисти рук почти до самых пальцев, узловатых и длинных.

– Вы Яков? – спросил Кайданов, с некоторой оторопью рассматривая узкое темное лицо, изрезанное глубокими морщинами и обрамленное длинными седыми волосами.

– Здравствуйте, молодые люди, – голос у старика оказался чистый и звучный, напомнивший Герману звук валторны, слышанный им как-то еще в студенческие годы, но поразило другое – глаза Якова. Они были ясными и светлыми, почти прозрачными, и, казалось, светились на темном, похожем на кору старого дерева лице.

– Ой, извините, – сказала Лиса. – Здравствуйте, уважаемый… – она запнулась, не зная, как продолжить начатую фразу.

– Иаков, – подсказал старик.

– Здравствуйте, Яков, – поздоровался Кайданов.

– Иаков, – поправил его старик, подчеркнув голосом это непривычное "иа" в начале своего имени.

– Да, конечно, – смутился Кайданов. – Иаков.

– А вы кто такие? – старик без стеснения рассматривал Кайданова и Лису, но создавалось впечатление, что он все про них давно знает.

– Меня зовут Фарадей, – представился Кайданов.

– И вы носите шпагу, – кивнул старик. – А вы, молодой человек?

– Я Рапоза, – сказала Лиса. – И я девушка.

– И носите меч, – усмехнулся Иаков, а Кайданов удивленно оглянулся на Лису и обнаружил, что эту-то деталь он каким-то образом пропустил. Лиса действительно была опоясана мечом.

– Это что-то значит? – спросила она.

– Возможно, – неопределенно ответил старик. – Под "светлыми небесами" многие простые вещи оказываются многозначительными, и наоборот. Зачем вы пришли?

– Один человек, – Кайданов вдруг понял, как глупо звучит его объяснение, но делать было нечего, ведь так все на самом деле и обстояло. – Один человек сказал нам, что вы можете ответить на наши вопросы.

– Кто? – коротко спросил старик.

– Он сказал, что его зовут Никто.

– Пойдемте, – старик плавно взмахнул рукой, приглашая следовать за собой, и, повернувшись, медленно пошел обратно в плотный до вещественности сумрак собора.

Переглянувшись, Герман и Лиса быстро поднялись на паперть и вошли вслед за стариком под гулкие своды. На самом деле, здесь оказалось совсем не так темно, как казалось, глядя снаружи, но, тем не менее, им потребовалось какое-то время, чтобы глаза привыкли к полутьме. Они лишь смутно видели спину Иакова, уводившего их в глубину огромного зала, и лишь постепенно стали различать детали. К тому моменту, когда старик неожиданно остановился перед глухой каменной стеной, Кайданов уже увидел и вполне оценил роскошь внутреннего убранства собора. Он плохо разбирался во всех этих вещах, и поэтому не смог бы с уверенностью сказать, какой религии и какой эпохе принадлежал этот храм, но он был великолепен. Впрочем, додумать эту мысль он не успел.

– Сюда, – сказал старик и сделал такое движение рукой, как будто рисовал на стене прямоугольник. И в следующее мгновение Кайданов увидел в стене дверь, которой – он был в этом абсолютно уверен – еще секунду назад здесь не было.

Старик положил руку на бронзовую ручку и потянул на себя. С легким скрипом узкая и низкая дверь темного дерева отворилась, и Кайданов увидел за ней маленькую комнату с тремя креслами, расставленными друг против друга вокруг низкого восьмигранного столика.

– Входите, пожалуйста, – пригласил старик.

Кайданов оглянулся на Лису, пожал плечами и прошел мимо Иакова в комнату. За ним вошла Лиса, а за ней, закрывая за собой дверь, и старик.

– Садитесь, – он взмахнул рукой и в камине вспыхнул огонь, а в двух серебряных подсвечниках, стоявших на столике между кресел, загорелись свечи. – Прошу вас.

– Спасибо, – Лиса села первой, а после нее опустились в кресла и Кайданов со стариком.

– Итак?

– Что это за место? – спросил Кайданов.

– Это моя комната, – с усмешкой ответил Иаков, подчеркнув интонацией слово «моя». – Здесь мы можем говорить, не опасаясь, что нас подслушают. Впрочем, я думаю, вы хотели спросить не об этом, не так ли?

– Да, – вместо Кайданова сказала Лиса. – Фарадей имел в виду это место, этот город, все это, – сделала она охватывающий все вокруг жест.

– Не знаю, – покачал головой старик. – И никто не знает. Мы говорим "светлые небеса", но смысл этих слов лишь в том, что все мы видели другое небо, черное. Но там есть звезды, а здесь… Здесь нет солнца, молодые люди, но есть свет. Здесь никогда не бывает ночи, и сезонных изменений погоды здесь нет тоже. Тут, в городе, всегда тепло и светло, а в пустыне жарко, вот и все разнообразие. Город мы называем просто «Городом», а пустыню – «Пеклом».

– Но кто-то же должен был построить этот город! – возразила Лиса.

– Естественно, – согласился с ней старик. – Мы сами его и строим, милая девушка. Вот этот собор, например, создал я, а кофейню, в которой вы, наверняка, уже побывали, – Гург. Но, правда и то, что Город, как город, существовал всегда. Во всяком случае, даже самые старые его обитатели, пришли уже на готовое.

– Значит, – осторожно сказал Кайданов. – Раньше здесь кто-то уже жил?

– И да, и нет, – усмехнулся Иаков. – Да, потому что это самая правдоподобная версия, и за неимением других – кроме, быть может, божественного промысла – приходится довольствоваться ею. Но, с другой стороны, нет, потому что здесь нельзя жить, и никто в городе не живет. Сюда только приходят, чтобы рано или поздно из него уйти.

– Почему? – спросила Лиса.

– Возможно, – старик смотрел сейчас на нее серьезно и строго. – Возможно, потому что это иллюзорный мир, донна Рапоза.

– Ничего себе иллюзия! – удивленно воскликнул Кайданов, похлопав ладонью по старому лакированному дереву подлокотника.

– Если бы вы, молодой человек, смогли заглянуть в бредовые видения шизофреников, вы удивились бы материальности и, так сказать, "реальности" мира, в котором эти бедолаги существуют.

– Так мы что, по вашему, все с ума посходили? – в Кайданове закипало возмущение, он ожидал совсем другого разговора.

– Не думаю, – снова покачал головой Иаков. – Вероятно, это просто часть нашего Дара, я имею в виду, способность сюда приходить.

– Некто Никто сказал, что это магия, вы тоже так считаете? – Лиса вытянула перед собой руку и в ней неожиданно возник граненый стакан с чем-то, напоминающим вино. Она вздрогнула, сама, вероятно, испугавшись того, что сделала, но быстро взяла себя в руки и поднесла стакан к носу.

– Пахнет скипидаром, – удивленно сказала она.

– Всему на свете приходится учиться, – пожал плечами старик. – Этому тоже. Хотите, вина?

– Вина?

– Могу предложить еще водку, – усмехнулся Иаков. – Коньяк, но коньяк, честно говоря, выходит у меня средненький. Не наградил бог талантом. Впрочем, кофе и вино тоже так себе, а вот чай – вполне приличный. Хотите? Настоящий цейлонский!

– Давайте, – улыбнулась Лиса, осторожно поставив свой стакан на пол.

– Вам тоже? – повернулся к Кайданову Иаков.

– Да, спасибо, – Кайданов чувствовал себя скверно. Разговор, чем дальше, тем больше, ему не нравился, однако и уйти он не мог, хорошо понимая, что больше ему идти некуда и не к кому.

– Так что там с магией? – почти зло спросил он вслух.

– С магией? – старик извлек из воздуха две большие фарфоровые часки, над которыми поднимался парок, и протянул их Лисе и Кайданову. – С сахаром, по две ложки на чашку.

– Спасибо, – сказала Лиса, принимая чай. – Но вы, кажется, начали говорить о магии.

– Да, – кивнул старик. – Фарадей, вы умеете передвигать вещи без помощи рук?

– Да, – неуверенно признал Кайданов, вспомнив вдруг, как с полгода назад, как-то вечером передвинул взглядом парковую скамейку у Городского пруда. – Да, умею, но это никакая не магия!

– А что тогда? – старик был само спокойствие, хотя не мог не видеть, что Кайданов на грани срыва

– Все можно как-то объяснить, – с вызовом ответил Кайданов.

– Вы так думаете? – вежливо спросил Иаков и сам же ответил на свой вопрос:– Впрочем, вас так учили. Да и почитать в ваших Палестинах, наверное, особенно нечего.

– Ну я бы так не сказал, – обиделся за родину Кайданов. – Я читал Райта, Хэнзела, Сюдре, Пратта.[4]4
  Райт, Г (1971). Свидетель колдовства; Хэнзел Ч. (1970). Парапсихология; Sudre, R. (1962). Parapsychology; Pratt J. G. (1964), The parapsychology: an insider"s view.


[Закрыть] Вам достаточно? Если нет, так у нас и свои исследователи, слава богу, есть, не хуже ваших! Вы слышали о Бехтереве?[5]5
  Академик В.М. Бехтерев среди прочего исследовал в начале 20-х годов ХХ века и экстрасенсорное восприятие.


[Закрыть] А статью Зинченко и Леонтьева читали?[6]6
  Зинченко В.П., Леонтьев А.Н. и другие (1973). Парапсихология: фикция и реальность. Вопросы Философии, 9.


[Закрыть] А я, между прочим, читал и отчеты Турлыгина и Перова.[7]7
  В 1940 году С.Я. Турлыгин опубликовал результаты своих опытов, проводимых в Лаборатории биофизики Академии наук СССР, руководимой академиком П.П. Лазаревым. В 1965-68 годах, в отделе бионики Института автоматики и телеметрии Сибирского отделения АН СССР руководимом доктором технических наук В.П. Перовым (г. Новосибирск) была выполнена обширная программа телепатических исследований на человека и животных.


[Закрыть]

– И как вам все эти Нинели Калугины и Розы Кулешовы?[8]8
  Нинель Калугина из Ленинграда прославилась демонстрацией эффектов телекинеза. В 1969 году на Ленфильме был снят о ней научно-документальный фильм. Роза Кулешова была известна в семидесятые годы, как феномен, наделенный эффектом т.н. кожного зрения.


[Закрыть] Внушают осторожный оптимизм, как Александру Романовичу?[9]9
  Академик А.Р. Лурия – видный советский психолог, соавтор статьи в Вопросах Философии.


[Закрыть]

– Что? – опешил Кайданов, который никак не ожидал, что старик Иаков настолько хорошо знаком с советской действительностью.

– Скажите, Фарадей, – мягко улыбнулся старик. – Только честно, чем вы двигали ту скамейку?

– Откуда вы…? – удивленно вскинулся Кайданов.

– Не важно, – отмахнулся Иаков. – Вопрос принципиальный. Вы же, кажется, немного разбираетесь в физике, господин Фарадей. Откуда взялось столько энергии, и как она, по-вашему, была передана скамейке?

– Не знаю, господин Иаков, – Кайданов уже взял себя в руки и смог даже саркастически улыбнуться. – И древние люди не знали, что земля круглая. Ну и что? На то и существует наука, чтобы искать ответы на поставленные природой вопросы.

– Разумно, – кивнул старик. – Беда, однако, в том, господин Фарадей, что вы и такие, как вы, хотите применить научный метод к чему-то такому, что априори объектом науки являться не может.

– Почему бы? – скептически прищурился Кайданов, почувствовавший, что наконец-то оказался на твердой почве. О науке он мог говорить долго и много, и часто говорил.

– Потому что то, о чем мы сейчас с вами говорим, самим фактом своего существования опровергает непреложные законы природы, сформулированные столь любезной вам наукой, – спокойно объяснил Иаков. – И которые, в свою очередь, являются для нее, этой вашей науки, исходной точкой, базисом, аксиоматической основой.

– Что вы имеете в виду? – но, на самом деле, Кайданов уже понял, о чем говорит старик, и с неудовольствием констатировал, что, скорее, согласен с этим, чем наоборот.

– Закон сохранения массы и энергии, причинно-следственные связи, Ну и много еще чего по мелочам, – почти весело сказал Иаков. – Подождите! – поднял он руку. – Бог с вами и вашей скамейкой! Вот, донна Рапоза, насколько я знаю, может останавливать время, локально, разумеется, и ненадолго, но…

– Что?! – Кайданов резко обернулся к Лисе и с ужасом посмотрел ей в глаза. – Ты…?!

Но она могла уже ничего ему не отвечать. По тому безумию, которое плескалось сейчас в этих чужих, незнакомых ему глазах, Кайданов понял, что старик Иаков говорит правду.

"Господи! – взмолился он. – Господи! Если это правда, ведь это же…!"

Но думать сейчас о том, что означала эта правда, он не мог. Его охватил страх, самый настоящий животный страх, как если бы внезапно разверзся под его ногами Ад. И, вероятно, старик это понял. Лицо его стало строгим и даже, кажется, угрюмым.

– Добро пожаловать в Ад, – сказал он своим глубоким звучным голосом. – Но только это не конец, Фарадей, это начало, а вот каким будет продолжение зависит уже от вас самого.