Текст книги "Пять имен. Часть 2"

Автор книги: Макс Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Тайна Уильяма Бонса

Некоторое время тому назад мне передали из России часть нашего семейного архива. Катастрофы ХХ века нанесли ему ужасающий урон, и сохранились лишь разрозненные письма и документы. Однако, по старой традиции, архив – или то, что оставалось после войн, революций и переездов на другой конец страны – передавался старшему сыну в роду, и так попал ко мне.

Мой пра-прадед, Иван Никитич, был агрономом в Костромской губернии. Об отце его, Никите Ивановиче, я не знаю почти ничего, кроме того, что он в молодости путешествовал по свету, жил в Англии и даже добрался до Индии, и своими рассказами, как говорит предание, соблазнил внука, Афанасия, отправиться в те же края. Иван Никитич с некоторой неохотой послал сына учиться на врача ни много ни мало, а в город Эдинбург, что в Шотландии. Выучившись на доктора медицины, Афанасий проработал несколько лет в колониях, но с началом англо-бурской войны, возмущенный несправедливостью Британии, вернулся к родным пенатам. Здесь он быстро женился, и вскоре появился у него первенец Павел, мой будущий дед. Дед в ранней юности мечтал стать актером или поэтом, но пошел всё же по медицинской части, и даже стал видным нейрохирургом.

Несмотря на столь земные и реальные профессии моих предков, их тянуло к гуманитарным занятиям. Поэтические опыты моего деда тоже хранятся у меня в столе, а прадед и пра-прадед писали в губернские газеты и литературные альманахи – но где теперь эти издания, одному Богу известно, и я их не читал.

Вообще, об Иване Никитиче и Афанасии Ивановиче я знаю очень немного, кроме самых кратких семейных преданий, поэтому, разумеется, читал с огромным интересом, разбирая старую орфографию, кое-где выцветшие строки, перепутанные страницы. Почерк, однако, у моих предков был твердый, энергичный и разборчивый.

Отдельной стопкой были сложены несколько писем от Ивана Никитича Афанасию, с одним небольшим дополнением в конце. Я предлагаю их возможному читателю, с минимальными купюрами, относящимися к семейным делам, о которых читать по прошествии ста с лишним лет интересно разве только родным или историкам. Также я снабдил письма небольшими подзаголовками в духе той эпохи, чтобы легче было ориентироваться в них, и опустил, по большей части, поклоны и приветы от родни.

Сразу скажу, что я не могу поручиться за точность изложенного в письмах, настолько странным показалось мне их содержание. Однако пусть судит читатель.

Письмо первое, в котором автор задается странными вопросами

Дорогой мой сын Афанасий!

В наших краях по-прежнему непогода. Позавчера с моим новым помощником мы объезжали поля, и я, надо сказать, несколько беспокоюсь за озимые: как бы не повредили им нынешние холода. Впрочем, Бог милостив: в позапрошлом году осень была еще холоднее, однако урожай собрали отменный, и не только ячмень, но даже и пшеница уродилась вполне. Вечером я, по обыкновению сидя с трубкой у камелька, захотел почитать что-нибудь не слишком мудрёное. Под руку попалась книга некоего Роберта Луиса Стивенсона, и я вспомнил, что ты давно советовал мне прочесть ее, а я, признаться, до сих пор не нашел времени. Сразу скажу, что чтение захватило меня необыкновенно, и спешу поделиться с тобой, дорогой сын, странными и необычными размышлениями, посетившими меня во время этого занятия.

Помнишь ли ты, как дед, частенько гостивший тогда у нас, читал тебе эту книгу в детстве, переводя с английского? Ты рос смышленым не по годам мальчуганом, и в 7 лет уже запоем глотал толстые тома – однако в то время как раз лежал в постели с корью, и кризис только миновал. Строгий наш доктор не велел тебе читать самому, и дед, невзирая на неодобрение твоей матери, ежевечерне читал тебе по главе перед сном. Скажу честно: я полагал, до самого позавчерашнего дня, что книга эта – не более чем забавное чтение, одна из тех грубых аляповатых поделок, которые так прельщают нас в детстве своими яркими красками, и которые лучше не брать в руки, переступив рубеж зрелости – дабы избежать еще одного горького разочарования, на которые так щедра судьба после этого рубежа. Однако с первой же страницы я почувствовал, что мистер Стивенсон – настоящий мастер рассказа, и не только это, но и нечто большее. Но терпение, милый Афанасий; всё по порядку.

Как ты, конечно, помнишь, в первых же строках у дверей трактира «Адмирал Бенбоу» появляется старый моряк Билли Бонс. С самого начала меня насторожила одна деталь: автор, повествуя от имени наблюдательного и весьма разумного Джима Гокинса, ни словом не обмолвливается о том, откуда именно появился моряк. Джим не ленится рассказать нам о бухте, о скалах, о расположении деревни, что лежит в нескольких стах ярдах от трактира, он даже с ненужными, на первый взгляд, подробностями описывает, по каким дорогам сходились и съезжались к «Адмиралу Бенбоу» Пью, прочие пираты и таможенные стражники. Но о главном персонаже первой части говорится только «он дотащился до наших дверей, а его морской сундук везли за ним на тачке». Право, Афанасий! мистер Стивенсон словно бы издевается над не слишком смышленым читателем, который мог бы вообразить, что сундук везут впереди хозяина!

Сделав мысленную зарубку на память, я с возрастающим интересом вновь и вновь перечитывал первую часть книги («Старый пират»), надеясь открыть разгадку отмеченной мною странности. Однако, как ты уж, верно, догадался, нашел только еще более странные и обескураживающие факты.

Во-первых, черная метка. Она, как я вспоминаю теперь, поразила тебя безмерно. Помню, как ты пытался расспрашивать деда – что же это была за таинственная метка, и почему ее так боялся Билли Бонс, который был человеком пусть и недостойным, но всё же не самого трусливого десятка. Однако, дед, сославшись на поздний час, поцеловал тебя на ночь и загасил свечу, пообещав разъяснить всё назавтра – а там вас увлекли более драматические события, и загадка осталась нерешенной.

Между тем подумай: ведь слепой Пью недаром так стремился вручить метку лично Билли Бонсу, а сей последний не случайно пытался уклониться от подобной чести. Разве недостаточно было передать приглашение на встречу на словах? Или послать обычной почтой, уже недурно действовавшей в те годы в Англии? Нет, пираты знали твердо, что по видимости безобидный клочок бумаги необходимо передать лично.

А вот еще одна деталь. В сундуке Билли Бонса, кроме всяких полезных вещей, лежит «пять или шесть причудливых раковин из Вест-Индии».

Мистер Стивенсон хочет убедить нас, что Джим Гокинс, добросовестно перечисляющий все суммы, полученные и недополученные от Билли Бонса, все предметы в сундуке, описывающий каждую деталь памятного вечера – так, повторю, этот самый Джим Гокинс не сумел посчитать число раковин (или не запомнил его)? Полноте! А вот, напротив, определить их происхождение без справочника, подобного тому, что издает Королевское научное общество, не смог бы и опытный конхлеолог.

Почему-то Стивенсон желает привлечь к раковинам наше внимание, и довольно неуклюже. Джим, прерывая свой рассказ, обращается к воображаемому читателю со следующей примечательной фразой: «Впоследствии я часто думал, зачем капитан, живший такой непоседливой, опасной, преступной жизнью, таскал с собой эти раковины».

Таким-то образом, вооружившись изрядной дозой недоумения, я приступил к чтению второй части книги, из которой мне кое-что стало более понятным.

Обнимаю тебя, и передаю благословение от твоей матушки.

Письмо второе, где недоуменные вопросы множатся

Дорогой мой сын! Позволь мне поздравить тебя сердечно – мы с радостью прочитали о твоих успехах в латыни и особенно анатомии. Пожалуй, эта последняя – самая главная наука для врача, следовательно, ты уж прошел не менее половины пути в своем образовании.

Продолжу рассказ о том, что мне открылось при дальнейшем чтении книги – может быть, если ты и не почерпнешь для себя чего-либо нового, то, по крайней мере, найдешь время указать мне на мои заблуждения.

Скажи, тебе никогда не приходил в голову простой и естественный вопрос: почему Билли Бонс ведет себя столь странным образом? Разъясню смысл моего вопроса.

Опытный моряк, человек расчетливый и хладнокровный, владеет картой несметных сокровищ. Он сумел скрыться от своих товарищей, владеет некоторым, пусть небольшим, капиталом, еще не дряхл, не новичок в морском деле.

Почему он не отправляется за сокровищем сам?

Кто-нибудь может предположить, что Билли Бонс решил передохнуть, набраться сил, а уж потом заняться организацией экспедиции. Однако посмотрим же на его времяпрепровождение:

Человек он был молчаливый. Целыми днями бродил по берегу бухты или взбирался на скалы с медной подзорной трубой. По вечерам он сидел в общей комнате в самом углу, у огня, и пил ром, слегка разбавляя его водой.

И что, так прошло две недели? Нет:

Неделя проходила за неделей, месяц за месяцем.

Чего ждал Билли Бонс? Это еще один вопрос, складывающийся в общую копилку.

Прощаюсь, и жду с нетерпением письма от тебя – надеюсь, что оно уж плывет в наши края.

Письмо третье, в котором автора посещает неожиданное сомнение

Спешу, мой дорогой сын, поделиться с тобой неожиданной мыслью – вот уже полдня как я не нахожу себе места, и просто обязан рассказать тебе о своем открытии. Как будто пелена упала с моих глаз, и я не мог не восхититься мастерством Стивенсона.

Давай вспомним кое-какие строки – я выпишу их для тебя, если у тебя нет под рукой экземпляра книги.

Когда Билли Бонс впервые появляется в трактире «Адмирал Бенбоу», у него, разумеется, спрашивают его имя, как то диктуют правила вежливости. Что же он отвечает?

– Как меня называть? Ну что же, зовите меня капитаном…

Имя капитана мы узнаем впервые от Черного Пса – он является в поисках «штурмана Билли». Однако вспоминается мне случай, когда я, будучи по некоторой надобности в Петербурге, в Межевом ведомстве, разыскивал начальника отделения – назовем его Иваном Ивановичем, и, руководствуясь благожелательными указаниями служащих, нашел сего достойного человека, в полчаса решил с ним мой вопрос. Лишь на третий день, получив от него официальное письмо с подтверждением положительного ответа, понял я, что беседовал с другим сановником. Сей же последний, заметив мою ошибку, решил обратить ее в невинный розыгрыш, и, думаю, частенько рассказывает родным и друзьям о неловком провинциале, который так его развлек.

Привел я этот анекдот не случайно, а чтобы подтвердить мою догадку: Черный Пес – ненадежный свидетель. Да, он упоминает, что Билли – его старый товарищ. Но я-то хорошо знаю – тебе это пока незнакомо – как часто мы, встречая в столицах или на заграничных курортах старых друзей, узнаем их только после возгласа: «Дружище, да ведь это я, NN!» – и как трудно бывает узнать в седоватом толстяке, потертом жизнью, былого стройного студента!

Вот и Билли Бонс не сразу узнает Черного Пса:

– Разве ты не узнаешь меня, Билли? Неужели ты не узнаешь своего старого корабельного товарища, Билли? – сказал незнакомец.

Капитан открыл рот, словно у него не хватило дыхания.

– Черный Пес! – проговорил он наконец.

Черный Пес же знает, кого он ищет, ему гадать ни к чему – он пришел туда, где живет Билли Бонс, и, разумеется, узнал его в старом моряке, входящем в залу.

Второй свидетель еще менее надежен – это Слепой Пью. Мало того, что он слеп; он еще и разговаривает с Билли с порога трактира, и не дожидается от своего собеседника ни одного слова. Жаль! Ведь люди, лишенные Провидением зрения, бывают порой необыкновенно изощрены в других чувствах, и мы могли бы кое-что узнать, скажи Билли Бонс хоть слово в присутствии Пью.

Вот еще одна мелкая деталь, заставившая меня задуматься – почему Бонс боялся близкого общения с Пью?

– Ничего, Билли, сиди, где сидишь, – сказал нищий. – Я не могу тебя видеть, но я слышу, как дрожат твои пальцы. Дело есть дело. Протяни свою правую руку… Мальчик, возьми его руку и поднеси к моей правой руке.

Мы оба повиновались ему. И я видел, как он переложил что-то из своей руки, в которой держал палку, в ладонь капитана, сразу же сжавшуюся в кулак.

Билли, как ты видишь, молчит, отдергивает руку – всё это можно объяснить его испугом, но чего он боится? Странной и нелепой черной метки? У меня есть другое предположение, но – терпение, Афанасий, я еще не закончил излагать свои наблюдения.

Прочитав третью главу, я вернулся назад и обнаружил в конце предыдущей, второй главы явное указание, которое второпях понял неверно. Вот эта важнейшая сцена: Билли Бонса хватил удар, и доктор Ливси оказывает ему помощь. На руке моряка татуировано: «Да сбудутся мечты Билли Бонса», и доктор так и обращается к пациенту:

– Ну, мистер Бонс…

– Я не Бонс, – перебил капитан.

Друг мой, ты сам, как ты пишешь мне, видел многих людей, стоящих на пороге смерти, очнувшихся от беспамятства, тяжело больных. Что скажет пришедший в себя человек, когда его назовут по имени? Будет ли он говорить: «Нет, это не я, меня зовут по-другому»?

И вновь всплывает имя «Билли Бонс» после трагической смерти старого моряка – в тетради, найденной в сундуке. Опять мы видим ту же надпись – «Да сбудутся мечты Билли Бонса». Однако давай вспомним – хоть раз за время жизни в «Адмирале Бенбоу» писал ли что-нибудь старый моряк? Читал ли? Нет, этот человек был чужд подобных занятий. Трудно представить, что он вел подробный дневник, многочисленные записи… Полно, да этот ли человек – автор дневника?

О домашних наших делах я уже не успеваю написать, но матушка твоя отправляет подробное письмо с этой же почтой.

Письмо четвертое, в котором разоблачается самозванец, но возникают новые вопросы

Посылаю это письмо вслед предыдущему; возможно, оно придет к тебе с тем же пароходом. Позволь, я подведу некоторый предварительный итог моих рассуждений.

В трактир «Адмирал Бенбоу» прибывает человек, по всей видимости – старый моряк. Он живет нелюдимо, ожидая чего-то, и просит Джима докладывать ему о прохожих, особенно – о страшном одноногом пирате.

Вместе с тем, он не скрывает своего моряцкого и даже пиратского прошлого – рассказывает о плаваниях, обычаях пиратов, битвах, казнях. Казалось бы – зачем? Уж коли скрываться, так скрываться, говорит нам здравый смысл, а старый моряк становится знаменитостью округи:

Посетители боялись его, но через день их снова тянуло к нему. В тихую, захолустную жизнь он внес какую-то приятную тревогу. Среди молодежи нашлись даже поклонники капитана, заявлявшие, что они восхищаются им. «Настоящий морской волк, насквозь просоленный морем!» – восклицали они.

Кроме того, в сундуке его лежит карта, с помощью которой можно легко найти несметные сокровища, а моряк не ударяет палец о палец, и ждет чего-то.

Всё это никак невозможно объяснить, если наивно полагать, что перед нами Билли Бонс.

Думаю, дорогой сын, что и ты теперь вместе со мной убедился: под именем Бонса в трактир «Адмирал Бенбоу» прибыл совсем другой человек. Возможно, он и впрямь был моряком, ведь не из головы же он выдумал свои рассказы о плаваньях, и не иначе как во флоте приобрел свои скверные привычки. Но ничто не доказывает нам, что это – страшный пират Билли Бонс. Я уже говорил тебе о своем недоумении – почему он не отправлялся сам за кладом, местонахождение которого знал только он? А вот ответ, и ответ простой: во-первых, это был вовсе не Билли Бонс. Во-вторых, он не знал о том, где именно находится клад.

«Как же! – воскликнешь ты. – А карта острова, с указанием – главная часть сокровищ здесь?»

Отвечу тебе вопросом на вопрос – что же, разве были сокровища в указанном месте?

Вот что обнаружили там пираты, как ты, несомненно, помнишь:

Перед нами была большая яма, вырытая, очевидно, давно, так как края у нее уже обвалились, а на дне росла трава. В ней мы увидели рукоятку заступа и несколько досок от ящиков. На одной из досок каленым железом была выжжена надпись: «Морж» – название судна, принадлежавшего Флинту.

Было ясно, что кто-то раньше нас уже нашел и похитил сокровища – семьсот тысяч фунтов стерлингов исчезли.

Только вот слова эти – «было ясно…» – не более, чем очередная шутка Стивенсона. Он-то прекрасно знал, что никаких сокровищ в яме не было никогда.

Итак, неизвестный человек, притворяющийся Билли Бонсом, живет в «Адмирале Бенбоу», ждет визита пиратов и хранит в сундуке дневники настоящего Бонса и, по всей видимости, фальшивую карту Острова Сокровищ.

Два вопроса неизбежно возникают перед нами, и кажется совершенно невозможным найти на них ответы.

Зачем он делает это?

И второй вопрос: а где же настоящий Билли Бонс?

По некотором размышлении, я понял, что ответ надо искать на оба вопроса сразу.

Письмо пятое, в котором автор составляет стратегический план

Дорогой Афанасий!

Пытаясь ответить на два вопроса, о которых я писал тебе в предыдущем письме, я решил представить себя на месте настоящего Билли Бонса и составить за него план действий.

Итак, я – старый пират, и у меня в руках подлинная карта Острова Сокровищ. Надо ехать за ними, не так ли? Однако тут же возникают препятствия.

Даже и в наше время сообщение с Вест-Индией недешево и занимает немалый срок. Добраться же до необитаемого острова вдвойне сложно – нужно доплыть до одной из колоний, зафрахтовать там небольшое суденышко, желательно не привлекая излишнего внимания, набрать надежную команду (а где найдешь в тех краях довольно надежных людей?) В прошлом же веке всё это было еще сложнее – корабли были не так совершенны, пароходов, к примеру, не было вовсе, в морях шалили разбойники.

Добравшись до острова, надобно забрать клад. А это – немалый груз:

День шел за днем, а нашей работе не было видно конца. Каждый вечер груды сокровищ отправляли мы на корабль, но не меньшие груды оставались в пещере.

В одиночку справиться с таким грузом невозможно. И уж тем более невозможно довести корабль из Карибского моря до Англии – значит, нужна целая экспедиция. Снаряжать ее лучше всего из Англии, и, значит, расходы еще возрастают. Вспомни, что героям книги потребовалось участие столь состоятельного человека, как сквайр Трелони, чтобы найти судно, набрать экипаж, запастись провиантом и снаряжением.

Таких денег у Билли Бонса под рукою нет – его доля лежит на острове, зарытая в известном ему одному месте.

Значит, так или иначе, он должен привлечь кого-то к экспедиции. А где найти человека достаточно честного, чтобы он не только не разделался с Билли Бонсом, когда клад будет найден, но и согласился уступить ему изрядную долю клада, и вместе с тем достаточно авантюрного, чтобы не выдал старого пирата правосудию, которое не замедлит отправить злодея на виселицу?

Если ты подумаешь немного, то поймешь, что задача почти неразрешима. Однако, в первой же книге романа почти без обиняков рассказано, как решил ее наш хитроумный герой.

Билли Бонс должен раскаяться, уйти на покой – а карта его должна попасть в руки людей, которые и выполнят всю работу. Но для пущей верности они должны быть убеждены, что это – подлинная карта, принадлежащая настоящему пирату – иначе скептицизм возобладает в них над авантюрным духом, и экспедиция может сорваться.

Разумеется, и в мыслях не было у Билли Бонса отдавать свой клад в чужие руки – ведь карта-то неверна! Пока что ему важно заманить эспедицию на остров – со снаряженным кораблем, способным перевезти груз. О дальнейших его планах я расскажу позднее, терпение, друг мой.

Самому играть роль старого пирата – никак невозможно. Ведь тогда Бонс не сможет участвовать в дележе добычи, и, скорее всего, окончит свои дни на виселице. И он нанимает человека для исполнения собственной роли. Находит старого обедневшего моряка, сулит ему денег, велит слегка изменить внешность, делает татуировку на предплечье и шрам на щеке. Инструктирует подробнейшим образом, рассказывает имена и приметы пиратов, дает денег, сундук с документами – и вот старый моряк появляется у дверей «Адмирала Бенбоу».

Он пьет ром, сквернословит, гуляет по окрестностям, рассматривая море в подзорную трубу, рассказывает ужасные пиратские истории, и, главное, под страшной тайной сообщает Джиму Гокинсу, что его будут разыскивать другие пираты.

Все должны знать, что у него есть нечто весьма ценное, за чем охотятся головорезы и разбойники, рискуя собственной шкурой – в сердце Англии, где по ним плачет виселица.

Время идет – и вот, наконец, рыбка клюет. Черный Пёс приходит в трактир повидать друга Билли. Разве настоящий Билли Бонс испугался бы труса – Черного Пса? А лже-Бонс несколько робеет – ведь ему строго-настрого велено, чтобы никто из старых товарищей не видел его близко. Однако ж, он оказался молодцом: узнает Черного Пса, и, собравшись с духом, выгоняет его, изображая приступ ярости. Он даже делает вид, что хочет убить негодяя, но ловко попадает по вывеске трактира. И в самом деле: игра еще не окончена, нужно, чтобы пираты проявили себя более заметно.

Тут старого моряка постигает настоящая беда – апоплексический удар. Это сильно нарушает его планы, он выбалтывает доктору Ливси свою тайну – однако Ливси не верит ему. Постепенно моряк поправляется. Пора выполнять последний пункт инструкции.

Лже-Бонс готовится основательно. Он велит Джиму известить местные власти о грядущем визите пиратов, и велит ему, – не случайно! – когда настанет время, скакать к доктору Ливси. Именно на сего последнего было в свое время велено ему сделать ставку. Вспомни хотя бы, как при первом знакомстве старый моряк старается обратить на себя внимание доктора:

Капитан пронзительно взглянул на него, потом снова ударил кулаком по столу, потом взглянул еще более пронзительно и вдруг заорал, сопровождая свои слова непристойною бранью:

– Эй, там, на палубе, молчать!

– Вы ко мне обращаетесь, сэр? – спросил доктор.

Тот сказал, что именно к нему, и притом выругался снова.

Теперь, когда доктор Ливси хорошо знает, с кем он имеет дело, нужно передать ему

бумаги – так рассчитал всё Билли Бонс, зная, что к этому моменту нетрудно уже будет убедить доктора в подлинности карты. Но надо еще пройти через последнее, самое трудное испытание – дождаться черной метки, не выдать себя Слепому Пью, а потом успеть известить доктора Ливси. Тогда вся шайка пиратов будет поймана, и никто не сможет помешать экспедиции.

Смерть, как мы знаем, нарушила эти планы, но лишь частично – карта попала в нужные руки, никаких сомнений в ее подлинности не возникло, и вступила в силу вторая часть плана Билли Бонса.