Текст книги "Темный покровитель (ЛП)"
Автор книги: М. Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
Он что-то бормочет, но я не слышу, потому что уже тащу Джию к двери. Неудивительно, что как только я вывел ее на улицу, она попыталась вырваться из моей хватки.
– Что, черт возьми, ты себе позволяешь? – Шипит она, пытаясь вырваться. – Ты не можешь просто взять и тащить меня туда, куда захочешь! Ты причиняешь мне боль. И как, черт возьми, ты вообще узнал, где я?
Я поворачиваю ее лицом к себе, обе мои руки лежат на ее плечах.
– Тебе повезло, что я не заставил Винса убить бармена на месте, – огрызаюсь я, глядя на нее сверху вниз. – Ни слова больше, пока мы не вернемся.
В кои-то веки она действительно слушает. Ее рот сжался в жесткую линию, глаза горят огнем, но она следует за мной, пока я держу руку на ее запястье и веду ее обратно на виллу. Она не произносит ни слова, пока мы не оказываемся внутри, и я провожу ее до самой спальни, плотно закрывая за нами дверь.
Как только я отпускаю ее, она отдергивает руку, скрещивая руки на груди и отступая назад.
– Ты слишком остро реагируешь. – Она вскидывает подбородок, одаривая меня надменным, высокомерным взглядом, который еще больше выводит меня из себя.
– Нет. – Я иду к ней, гнев все еще пылает в моей груди, когда я отталкиваю ее к кровати.
– Ты моя, Джиа. Моя, и никто больше не будет смотреть или трогать то, что принадлежит мне? Ты поняла? – Я снова тянусь к ней, удерживая ее на месте, глядя в ее великолепное, вызывающее лицо. – Я запру тебя в комнате, если придется, если ты будешь так себя вести.
Слова прозвучали резко и гневно, и они могли бы испугать меня, если бы я мог думать не о своем гневе. Я никогда не был человеком, склонным к гневу. Я никогда не был собственником кого-либо или чего-либо. Но один только вид рук этого мальчика на Джии вызывал во мне желание убивать. Мне хотелось совершать непростительные поступки. И сейчас, когда она здесь, в нашей спальне, я хочу сделать гораздо худшее, чем это.
Я хочу напомнить ей, кто ее муж. Я хочу вытеснить из ее головы все мысли о любом другом мужчине, пока она не станет настолько моей, что ничто и никто не сможет отнять ее у меня. Я хочу опустошить ее, разрушить ее для всех остальных. И самое страшное в этом то, что, как мне кажется, в глубине души она тоже этого хочет.
Думаю, какая-то ее часть вовсе не хотела его. Она просто хотела подтолкнуть меня к этому. И мой контроль очень, очень близок к тому, чтобы сорваться.
– Я тебе не принадлежу, – шипит Джиа, снова пытаясь вырваться из моих рук. Ее волосы выбились из свободного пучка и падают на лицо, и в таком виде она выглядит до боли красивой. – Ты не можешь так со мной обращаться, Сальваторе…
– Я могу делать то, что хочу. – Я толкаю ее назад, пока ее ноги не упираются в край кровати, и я чувствую, как она дрожит от страха или предвкушения, не знаю точно. Мой член дергается, упираясь в ногу, пока я держу ее, и желание смешивается с гневом, и мне кажется, что я схожу с ума от этого. Никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя так, словно все подавленные желания и эмоции, которые я когда-либо испытывал, вырываются на поверхность одновременно, на грани того, чтобы утопить нас обоих.
– Нет, ты не можешь! – Она снова извивается в моей хватке. – Я не потерплю этого, Сальваторе! Ты можешь обращаться со мной как с равной, трахать меня как жену или оставить меня одну на произвол судьбы. Но ты не можешь получить все это! Ты не можешь игнорировать меня, оставлять меня холодной, отталкивать и ждать, что я просто приму это…
– И ты думаешь, что Петр относился бы к тебе как к равной? – Я почти прорычал эти слова, чувствуя, как она напряглась, но мне все равно. Мы слишком далеко зашли, чтобы я мог остановиться, ее флирт с другим мужчиной, искра, которая зажгла фитиль, вот-вот взорвется.
– Да! – восклицает она. – Да, я так и думала. И теперь я никогда не узнаю, потому что ты…
– Так чего же ты хочешь? – Я отпускаю ее одной рукой и хватаю с ее тумбочки роман, который я видел сегодня утром. – Это? Это то, чего ты хочешь? То, что здесь написано?
– Сальваторе…
– Это то, о чем ты фантазировала, когда была помолвлена с Петром? Ты представляешь его, когда читаешь это?
– Я…
Прежде чем она успевает сказать еще хоть слово, я бросаю книгу обратно на тумбочку и поворачиваю ее лицом к кровати. Я хватаю ее за оба запястья и отвожу их за спину, держа в одной руке, а другой нащупывая пряжку ремня.
– Хорошо, Джиа, – рычу я, освобождая ремень. – Если ты хочешь вести себя как шлюха, я дам тебе то, что ты хочешь. Если тебе нужен мужчина, который ведет себя как мужлан из Братвы, я могу дать тебе и это. Раз уж ты так жаждешь этого, то можешь блядь, получить это.
Она дрожит, ее губы разошлись, а глаза расширились, но я не могу понять, что ею движет – страх или возбуждение. Возможность последнего заставляет мой член напрячься до боли, пока он не упирается в ширинку, когда я толкаю ее лицом вниз на кровать. Я бросаю ремень на кровать рядом с ней, хватаю в кулак юбку ее платья и задираю ее до талии.
– Сальваторе, что ты… – Она задыхается, и я вцепляюсь пальцами в нижнюю часть ее бикини, стягивая их с бедер и позволяя влажной ткани упасть на пол с мягким стуком.
– Наказываю свою жену. – Я поднимаю ее платье повыше, чтобы оно не мешало мне, и той же рукой хватаю ее за запястья. – Преподаю тебе урок, Джиа. Я должен был сделать это в первый раз, когда ты наговорила мне гадостей. Я должен был научить тебя, что бывает с избалованными детьми. Но лучше поздно, чем никогда, – добавляю я, доставая ремень и складывая его, держа за пряжку и конец в другой руке. – Если ты хорошо примешь наказание, Джиа, я остановлюсь на десяти.
– Сальваторе… – задыхаясь, произносит она мое имя, вырываясь из моих рук, удерживающих ее запястья. – Пожалуйста…
– Пожалуйста, что? – Насмехаюсь я. Мой член пульсирует, когда она говорит это, звук ее вздоха "пожалуйста" делает со мной то, о чем я даже не подозревал. – Пожалуйста, остановись? Или пожалуйста, продолжай. Это то, о чем ты фантазируешь, не так ли?
– Я… – Она тяжело сглатывает, издавая хныканье, когда я провожу кожаным ремнем по упругому, загорелому изгибу ее задницы.
Она идеальна. Она так чертовски совершенна, что это причиняет боль. Мой член болит, каждый мускул в моем теле напряжен, все во мне требует, чтобы я продолжал это делать. Я никогда не шлепал женщин, никогда не делал ничего подобного раньше, но одна только мысль об этом заставляет меня напрягаться настолько сильно, что я чувствую, как сперма капает с моего кончика, пропитывая мои боксеры и мой член, а я стискиваю зубы, борясь с пульсирующей, движущей потребностью быть внутри нее.
Но сначала я хочу увидеть ее красную задницу, пока она будет умолять меня простить ее.
– Десять ударов ремнем. – Я снова провожу им по ее заднице, спускаясь к бедрам. – Чтобы напомнить тебе, что бывает с неверными женами.
– Что происходит с неверными мужьями? – Джиа огрызается, и к ней возвращается часть ее непокорности, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. – Что я могу сделать с тобой при таком раскладе?
– Я не знаю. – Я поднимаю ремень и смотрю на нее сверху вниз. – Но я не был неверным, так что мы перейдем этот мост, если доберемся до него.
А затем я опускаю ремень на ее задницу с треском кожи о плоть.
Она вскрикивает, и мой член дергается, пытаясь освободиться. Красная полоса на ее заднице идеальна, и я сопротивляюсь желанию отпустить ее, чтобы провести по ней другой рукой. Я опускаю его снова, с другой стороны, и Джиа снова вскрикивает.
– Пожалуйста!
– Пожалуйста, что? – Рычу я, опуская ремень еще дважды в быстрой последовательности. – Это не то слово, которое я хочу услышать от тебя, Джиа.
– Тогда что? – Она задыхается, когда я шлепаю ее в четвертый раз. – Чего ты хочешь?
Я хочу, чтобы ты попросила у меня прощения за то, что когда-либо смотрела на другого мужчину. Я хочу, чтобы ты стояла на коленях в знак извинения, поклонялась моему гребаному члену, пока я не позволю тебе кончить, и проглотила все до капли в благодарность за мое прощение. Я хочу…
Мои яйца напряглись при этой мысли, похоть прокатилась по позвоночнику и напрягла мышцы, пока я на мгновение не испугался, что потеряю контроль над своим оргазмом при виде того, как она стоит на коленях, шепча, как она сожалеет с моим члене, засунутом ей в рот.
Никогда прежде я не представлял себе таких мерзких вещей. Никогда не хотел так сильно осквернить женщину, особенно ее. Но мой контроль над собой ослабевает, чувство вины уже не может остановить меня, и я не знаю, что будет дальше.
Джиа издает приглушенный всхлип, когда я снова спускаю ремень, ее идеальная кожа теперь покрыта красными пятнами.
– Это больно…
– Это наказание. Так и должно быть. – Я шлепаю ее снова, еще дважды, доводя счет до семи. – Прими это как хорошая девочка, которая знает, что поступила неправильно, Джиа.
При этих словах мой член запульсировал и я услышал ее тихий, почти незаметный стон, заставивший меня замереть на долю секунды. Я подумал, что это возможно ее возбудило, и я просовываю ногу между ее лодыжек, раздвигая ее ноги, я вижу отблеск возбуждения на ее мягких, пухлых губах, набухших от желания и мокрых от капель.
Моя эрекция твердеет до боли.
Я стискиваю зубы и спускаю ремень еще два раза, а моя рука крепко сжимает ее запястья. Джиа издает еще один всхлипывающий стон, и я сдерживаю рык, который едва не вырывается из меня, когда я еще раз сильно бью ремнем по ее заднице.
Ее спина выгибается, ноги раздвигаются шире, и я уже не могу понять, боль это или удовольствие. Ее складочки расходятся, показывая мне влажный, блестящий розовый цвет ее горячего, тугого отверстия, и у меня голова идет кругом. В ушах шумит кровь, а голова почти кружится от вожделения.
Я не могу больше терпеть. Я отбрасываю ремень в сторону, моя рука все еще сжимает ее запястье, и расстегиваю переднюю часть брюк. Я слышу, как пуговица бьется об пол, но мне все равно. Меня не волнует ничего, кроме того, что я нахожусь внутри нее, я не могу думать ни о чем, кроме того, как сильно мне нужно трахнуть ее, как сильно мне нужно кончить.
Я стону, когда моя рука обхватывает мой твердый член, кожа натягивается и становится очень чувствительной, когда я освобождаю свой ноющий член, кончик которого блестит от моего возбуждения. Я прижимаю набухшую головку к ее влажному входу, жар срывает с моих губ еще один болезненный стон, а затем я вхожу в нее, сильно и быстро, давая нам обоим то, чего мы хотим.
То, от чего я не могу больше отказываться.
19
ДЖИА
От ощущения того, как Сальваторе входит в меня, у меня перехватывает дыхание. От всего этого у меня перехватывает дыхание. Мое тело напряжено, в нем все перепутано, боль и наслаждение смешались, боль между бедер проникает в меня, пока все, чего я хочу, это чтобы он трахал меня сильнее, пока мы оба не кончим.
Я в ярости на него и впервые в моей голове не возникает вопроса, хочу я его или нет. Его собственничество и ревность разозлили меня сильнее, чем когда-либо с того дня, когда он сорвал мою свадьбу и забрал меня себе, а также возбудили меня больше, чем я думала, что это возможно.
В кои-то веки он перестал думать. Он перестал бороться со своими чувствами и просто действовал. И как бы я ни злилась на него за то, что он издевался надо мной, указывал, что делать, наказывал, я также болезненно возбудилась.
Я не раз прикасалась к себе, представляя именно это. Шлепки, связывание, как меня ставят на колени, приказывают делать всякие вещи, о которых не должна знать хорошая дочь мафии. Но я никогда не знала, как хорошо это может быть на самом деле. Как эта жгучая боль может превратиться в нечто иное, в горячую боль, оставляющую меня капающей, пустотой, отчаянно желающей быть заполненной.
И сейчас Сальваторе делает именно это.
Он вытягивает себя до кончика, неглубоко надавливая на вход, а затем снова вгоняет в меня до упора. Это почти слишком, его член слишком большой, но удовольствие от того, что он заполняет меня, горячий, толстый и невозможно твердый, доводит до такого предела, что боль только усиливает его.
– Ты этого хочешь? – Рычит он, его рука крепко обхватывает мои запястья, когда он снова делает толчок, скрежеща по мне, когда он полностью заполняет меня. – Ты хочешь, чтобы я тебя трахал вот так, Джиа? Держал, пока я использую тебя? Это заставляет тебя кончать?
– Да, – беспомощно задыхаюсь я, не в силах возразить, не в силах устыдиться. Он еще не коснулся моего клитора, но я уже чувствую, как нарастает мой оргазм, как его толстая длина натирает каждый чувствительный дюйм внутри меня, посылая волны немыслимого удовольствия. Он снова впивается в меня, его рука лежит на моей шее, прижимая меня к кровати, пока он жестко трахает меня. – Пожалуйста, пожалуйста, не останавливайся…
– О, блядь…, – простонал Сальваторе, его челюсть сжалась, когда я повернула голову и посмотрела на него, его грудь вздымается. – Боже, ты такая чертовски тугая. Так охуенно хорошо. Ты так идеально подходишь под мой член, бля…
Он наконец-то потерял контроль над собой. Я гадала, на что это будет похоже, что он сделает, если сорвется, и это все, что я могла себе представить. Он выглядит как бог, трахающий меня, все упругие мышцы под одеждой, льняная рубашка прилипла к влажной коже, брюки разорваны и свисают с острых бедер, когда он вколачивается в меня снова и снова. Я мельком вижу его набухший, блестящий член, когда он снова выходит из меня, и мои ноги раздвигаются шире, не задумываясь об этом, а спина выгибается, чтобы принять его больше.
– Жадная девчонка, – рычит Сальваторе, его руки удерживают меня. – Ты хочешь больше моего члена, не так ли? Хочешь сильнее, маленькая тигрица?
Эти грязные слова, произнесенные его глубоким голосом с густым и грубым акцентом, толкают меня за грань. Я беспомощно стону, звук переходит в отчаянный вой, когда я вырываюсь из его рук, и оргазм обрушивается на меня волнами. Я чувствую, как сжимаюсь вокруг него, втягивая его глубже, слышу его отчаянный стон, когда выгибаюсь в его толчке, желая большего, желая, чтобы он трахал меня, кончал в меня, заполнял меня. Я даже не осознаю, что произношу эти слова вслух, пока Сальваторе не выдает внезапную череду проклятий на итальянском, его голос становится хриплым рычанием, когда он всаживается в меня до упора, прижимая меня к кровати. Я чувствую, как его член напрягается и пульсирует внутри меня, ощущаю горячий поток его спермы, когда его рот прижимается к моему плечу, а его бедра ритмично подрагивают, когда он тяжело кончает вслед за моим собственным бурным оргазмом.
На какое-то мгновение никто из нас не двигается. Я лежу и дрожу, по моей коже все еще пробегают мурашки, и я надеюсь, что он останется твердым, что он продолжит трахать меня, что он заставит меня кончить снова. Но вместо этого он отшатывается от меня и резко отпускает меня, освобождаясь. Я стону, когда его член выскальзывает из меня, ощущая пустоту, горячую влагу его спермы, стекающую по моим бедрам, пока Сальваторе, тяжело дыша, натягивает штаны на бедра.
А потом, прежде чем я успеваю встать или вообще что-то сказать, он выбегает из комнаты, захлопывая за собой дверь и оставляя меня в беспорядке на нашей кровати.
***
Когда он возвращается, на улице уже темно. Я успела принять душ и переодеться, а когда он вернулся, я сидела на палубе и смотрела на стеклянную гладь бассейна, расположившись на одном из шезлонгов. Я слышу, как открывается стеклянная дверь, слышу его приближающиеся шаги, но не поднимаю на него глаз.
– Джиа…
– Перестань врать себе. – Сначала я не смотрю на него. У меня было несколько часов, чтобы обдумать, что я хочу сказать. Я делаю глубокий вдох, наконец поворачиваюсь к нему лицом, и когда я смотрю на него, выражение его лица не поддается прочтению. Я не могу представить, о чем он думает. – Ты хочешь меня, – тихо говорю я. – Ты будешь обманывать нас обоих, если продолжишь притворяться, что это не так. А я не хочу в этом участвовать. Поэтому тебе нужно либо признать это, либо найти способ расторгнуть наш брак. В любом случае, мне больше не нужна твоя ложь.
Сальваторе не вздрагивает. Его выражение лица не меняется.
– Ты моя, – тихо говорит он. – Я не отдам тебя.
Я делаю глубокий вдох. Впервые я не чувствую злости. Я не чувствую, что киплю на грани вспышки или срыва. Я также не уверена в том, что делать дальше, но я чувствую спокойствие. Сейчас я спокойнее, чем когда-либо за долгое время.
Медленно встаю лицом к нему, скрестив руки под грудью.
– Ты помнишь, что мы говорили в тот вечер об играх?
Сальваторе ничего не отвечает, его лицо по-прежнему непримиримо.
– С меня хватит, – тихо говорю я ему. – Ты настаиваешь на том, что я тебе не нужна, ранишь мои чувства, заставляешь меня чувствовать себя ненужной и одинокой, и все это во имя того, чтобы защитить меня, а потом ты врываешься ко мне, тащишь меня сюда и трахаешь меня вот так? То, чего я хотела только не потому, что ты был в такой ярости, что не мог себя контролировать, а потому, что ты признался, что хочешь меня. И вот что я решила.
Я вскидываю подбородок, встречаясь с его взглядом и стараясь не дрогнуть.
– Я не соглашусь на меньшее, чем муж, который относится ко мне как к равной и дает мне то, что мне нужно. – Мой голос смягчается, совсем чуть-чуть. – Ты был моим первым поцелуем, ты знаешь. Ты был моим первым всем. Петр мог показать мне, что значит чувствовать желание, но он не показал мне, как действовать в соответствии с ним. Ты сделал все это. Может быть, я заблуждалась, думая, что Петр дал бы мне то, чего я хотела, а может быть, и нет. Может быть, ты прав, а я ошибалась. Но в любом случае, это то, что мне обещали. Страсть, желание, равное место рядом с мужем. И я не соглашусь на меньшее.
Брови Сальваторе приподнимаются, и я вижу, как на его лице мелькает что-то такое, чего я, кажется, никогда раньше не видела. Он выглядит почти впечатленным. Как будто он удивлен тем, что я спокойно стою за себя, но ему это даже нравится.
Он медленно выдыхает, отходит в сторону и опускается в шезлонг.
– Я не знаю, что я готов тебе дать, Джиа. Я потерял контроль над собой. Я не горжусь этим. Мне стыдно за то, что я так разозлился, за то, что так с тобой обращался, за то, что позволил своей похоти одолеть меня. Ты заслужила свое наказание и до сих пор не извинилась за свое поведение, – добавляет он, сузив глаза. – Но я не должен был терять контроль.
– То, как ты прикасался ко мне… именно этого я и хотела той ночью. А не того странного, холодного способа, которым ты трахал меня первый раз. – Я прикусила губу. – Я хотела тебя. Я хотела, чтобы ты хотел меня, и…
– Проблема не в том, чтобы хотеть тебя, – тихо говорит Сальваторе. – Проблема в том, что я не должен.
– А почему нет? – Требую я. – Я теперь твоя, ты ясно дал это понять. Ты лишил меня девственности, к Петру я не вернусь. Я не твоя дочь, Сальваторе. Между нами нет крови, только обещание, данное тобой, защитить меня, если понадобится. Ты сделал это, причем единственным способом, который, как ты сказал, считал возможным. Я женщина. Я не ребенок. Я твоя жена. Единственное, что ты сделал неправильно, это не относился ко мне как к жене. Я не какой-то предмет, который можно просто положить за стекло, чтобы он был в безопасности, и никогда не трогать! Я – человек. И если ты хочешь защищать меня, заботиться обо мне, ты должен думать обо мне как о женщине, на которой ты женился.
Я вижу, как он напрягается, когда я говорю, что я его, как он затаивает дыхание. Я вижу, что он хочет меня, даже сейчас. Все, что ему нужно сделать, это позволить себе принять это.
– Я ценю то, что ты так за себя постояла, Джиа, – наконец говорит Сальваторе, сжимая руки между коленями. – Но я не знаю, что я могу тебе дать. Чего ты хочешь? – Он смотрит на меня, его взгляд темный и нечитаемый. – Чего ты хочешь от меня?
В моей голове проносится дюжина ответов: от сладких до резких, от мягких до кусачих. Но я медленно выдыхаю и опускаюсь на стул рядом с ним. Не касаясь, не совсем, но рядом друг с другом.
– Для начала, – тихо говорю я, – ты можешь вести себя как настоящий муж во время нашего медового месяца.
Сальваторе поднимает бровь.
– Что ты имеешь в виду?
Я улыбаюсь, совсем чуть-чуть.
– Я хочу провести завтрашний день вместе, – уточняю я. – Ты и я, в наш медовый месяц. Никакой работы. Никаких разговоров о Нью-Йорке, об опасности или о том, с чем ты там сталкиваешься. Один день мы отдыхаем вместе. Посмотрим, что из этого выйдет.
Сальваторе не улыбается, но мне кажется, что уголки его рта подрагивают. Он тянется вниз, и его рука касается моей. Легкое прикосновение, но это один из тех редких случаев, когда он прикасается ко мне случайно, по собственной воле.
– Хорошо, – медленно произносит он. – Один день отпуска. Только мы вдвоем.
