Текст книги "Темный покровитель (ЛП)"
Автор книги: М. Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
Окружающее нас пространство настолько красиво, что у меня перехватывает дыхание. По обе стороны от пирса, по которому мы идем, простирается прозрачная, стеклянно-голубая вода, насколько хватает глаз. Дальше по пляжу виднеются здания – скорее всего, бары и рестораны, а по воде разбросаны виллы, к каждой из которых ведут длинные пирсы.
Одна из них – наша.
Сальваторе ведет меня к входной двери. Он открывает ее, и я вдыхаю аромат кокоса и лимона, и мои сандалии шлепают по кафельному полу, когда мы заходим внутрь. Все прохладное, свежее и белое, с высокой тонкой зеленью в керамических горшках для контраста. Главная комната, в которую мы заходим, светлая и просторная, с бледным столом из светлого дерева рядом с дверью, на нем стоит мозаичное блюдо. Эркерные трехстворчатые окна с видом на воду и мягким уголком для чтения, а также большим секционным диваном рядом с раздвижными стеклянными дверями, которые выходят на балкон прямо над водой. Слева, рядом с уголком для чтения, находится дверь, ведущая в небольшую кухоньку. Плиты нет – если мне нужно угадать, здесь есть личный консьерж и доставка еды, но есть холодильник, барный шкаф и столик с видом на воду.
Двери впереди нас открыты, и мы видим остальную часть виллы. Мое сердце сильно бьется в груди, когда я вижу огромную белую кровать, занимающую центр спальни, и яркое цветное покрывало, сложенное у ее подножия, которое сочетается с маленькими подушками, сложенными на фоне белых подушек. По обе стороны от кровати – тумбочка из бледного дерева с лампой в мозаичном оттенке, комод и шкаф, а рядом с кроватью – тканый ковер, расстеленный на плитке. Справа от меня стеклянные двери выходят на палубу с бесконечным бассейном, безбрежный бортик которого кажется вровень с окружающей его водой, хотя я знаю, что это оптическая иллюзия. К воде ведет лестница, для тех, кто предпочитает плавать там.
Ванная комната не менее роскошна. Я захожу туда, чтобы осмотреться, стараясь не думать об этой огромной кровати и о том, что может произойти на ней позже. Здесь есть застекленная душевая кабина, огромная белая ванна, окруженная зеленью, и в воздухе витает успокаивающий аромат эвкалипта. Столешница из гладкого гранита, раковина с чашей и большое зеркало с подсветкой над ней.
Роскошно и красиво, и это в самом центре рая. Это все, о чем я могла мечтать в свой медовый месяц.
Сальваторе снимает часы и кладет их рядом с кроватью, когда я выхожу обратно.
– Тебе все нравится? – Спрашивает он, и я киваю, пытаясь придумать, что ответить. Я не хочу быть слишком восторженной, но в то же время мне кажется, что я не хочу снова ранить его чувства. Не тогда, когда он так явно выбрал это, потому что думал, что мне это понравится.
– Все идеально, – говорю я ему. – У меня не было ничего конкретного на уме, кроме тепла, но я не смогла бы выбрать лучшего места, даже если бы попыталась.
Кажется, что на лице Сальваторе отражается искреннее удовольствие. Он улыбается, а затем бросает взгляд на кровать.
– Я плохо спал в самолете. – Говорит он через минуту. – Думаю, я могу вздремнуть. Не стесняйся, плавай, загорай, делай что хочешь. Но пока не покидай виллу, – добавляет он. – Я взял с собой много охраны, Джиа. Так что не думай, что они не остановят тебя, если ты попытаешься отправиться исследовать окрестности самостоятельно.
В этот момент мой энтузиазм немного угасает. Я боюсь, что он собирается заточить меня здесь, и от этого еще больше волнуюсь, что это правда. Но он сказал, чтобы я пока не уходила, и я надеюсь, что это не будет постоянной ситуацией на все время нашего пребывания здесь.
Хотя "расслабится" – это не та фраза, которую я могла бы подобрать для описания Сальваторе.
Он снимает ботинки и аккуратно ставит их рядом с кроватью, после чего ложится на нее и закрывает глаза. Он все еще полностью одет, и я прикусываю губу, стараясь не смотреть на мускулистую грудь, виднеющуюся в свободном пространстве рубашки, и не думать о том, каково это – прикоснуться к нему.
Вместо этого я иду в ванную и переодеваюсь в один из своих купальников. Накидываю поверх него сарафан, беру книгу и отправляюсь на палубу. Солнце теплое и приветливое, в воздухе витает аромат соли и цветов, и я делаю глубокий вдох. Несмотря ни на что, я чувствую, как напряжение, которое я носила в себе, уходит, и я опускаюсь в один из мягких шезлонгов на палубе под солнцем, раскрыв книгу.
Я лежу там долгое время, в какой-то момент снимаю сарафан, чтобы окунуться в прохладный, кристально чистый бассейн, а затем снова высыхаю на солнце, читая дальше свой роман. В какой-то момент я засыпаю, потому что просыпаюсь от того, что небо пылает яркими красками тропического заката, а воздух немного остыл.
Внутри я слышу шаги Сальваторе. Накинув сарафан и прихватив книгу, я возвращаюсь на виллу и вижу, как он выходит из ванной, только что приняв душ. Он босиком, его чиносы закатаны до щиколоток, льняная рубашка наполовину расстегнута, темные волосы мокрые на голове. Есть слабая тень щетины, и у меня покалывает кончики пальцев, когда я думаю о том, каково это – провести ими по его щеке.
Он поднимает глаза, когда я захожу внутрь.
– А, вот ты где. Я как раз собирался за тобой зайти. – Он окидывает меня взглядом, отмечая голубое парео купальника и очертания бикини под ним, и прочищает горло. – Ужин скоро доставят, и расположат на балконе.
– Хорошо. – Я тяжело сглатываю, стараясь не обращать внимания на напряжение, которое, кажется, возникло в пятнадцати с лишним футах пространства между нами, достаточно плотное, чтобы разрезать его ножом. – Я собираюсь принять душ, если у меня есть время.
– Конечно. – Сальваторе еще раз бросает на меня взгляд, как будто я что-то, что может укусить, и выходит на палубу.
Я захожу в ванную, закрываю за собой дверь: каменная плитка прохладно ложится на мои босые ноги. Я вдруг остро осознаю, как мы близки, как мало места, что даже здесь, за закрытой дверью, он всего лишь в комнате или около того. Здесь нет ни огромного особняка, ни персонала, никого, кроме нас двоих. Это интимное место, с которым я не знаю, как справиться, потому что никогда не испытывала этого раньше.
Душ замечательный, горячий и расслабляющий, застекленное пространство наполнено паром с ароматом эвкалипта. В итоге я просто сижу на каменной плитке пола в душевой, позволяя струям бить по шее и спине, закрываю глаза и вдыхаю пар. За пределами душа – Сальваторе, ужин, медовый месяц и все те вещи, в которых я не знаю, как ориентироваться. Здесь же есть только я и возможность ненадолго отгородиться от всего этого.
В конце концов я выхожу из душа, задерживаюсь в ванной, чтобы высохнуть, и заплетаю свои мокрые волосы в две косы, закрепляя их на затылке. Я влезаю в белый сарафан с оборчатым V-образным вырезом и тонкими бретельками, добавляю украшения с бриллиантами и ониксом, которые купил мне Сальваторе, и обуваю босоножки. На вилле абсолютно тихо, только дует бриз и плещутся волны, и, выйдя на балкон, я вижу, что ужин уже накрыт.
Сальваторе ждет меня за столом на палубе, с видом на воду и окрестности. В центре стола горит свеча, в ведерках со льдом охлаждаются шампанское и вино, а на закуску нас ждет ассорти из морепродуктов. Сальваторе что-то прокручивает в своем телефоне, но тут же убирает его и поднимает глаза, услышав, как открывается балконная дверь.
– Ужин подан. – Он приятно улыбается мне, приглашая присоединиться к нему, и я нерешительно иду к столу. Здесь красиво и романтично, все, о чем я только могла мечтать, и я чувствую себя немного виноватой за то, что у меня возникла хоть малейшая мысль о том, что я могла бы предпочесть быть здесь с кем-то другим.
Он старается. Я не могу описать это иначе. Никто не заставляет его ужинать со мной, устраивать все так мило или вообще сидеть и разговаривать со мной. Он мог бы сложить все мои отказы до сих пор и просто предположить, что у нас ничего не получится, кроме самых основных составляющих брака. И как бы мне ни хотелось затаить злость, это трудно, когда я вижу, что он явно пытается пойти мне навстречу.
– Не могу сказать, что я сам выбрал все блюда, – признается Сальваторе, когда я сажусь за стол и наливаю каждому из нас по бокалу белого вина. – Но я попросил их рекомендации, и, думаю, ты останешься довольна.
С этим не поспоришь. Закуски выглядят очень аппетитно: серебряное блюдо коктейльных креветок с лужицей соуса в центре, башня из устриц с лимоном, тарелка панцирных крабов с нарисованным маслом, а также зеленый салат перед каждым из нас с маленькими дольками мандаринов и легким винегретом сверху. В сочетании с шипящим холодным белым вином все это просто восхитительно, а соленый воздух и сидение на палубе с видом на воду делают это блюдо еще более вкусным.
Сальваторе молчит несколько долгих минут, потягивая вино и ковыряясь в креветках и устрицах. Наконец он поднимает на меня глаза и, слегка откинувшись назад, крутит пальцами длинную ножку своего бокала.
– Предположим на минуту, Джиа, что наш брак не распадется. Что твои мечты о том, что тебя спасет твой бывший жених, и твои убеждения о его чести, как я уже сказал, ложны. Можешь ли ты сделать это для меня, ради одного разговора?
Я резко поднимаю на него глаза, немного испугавшись. Инстинкт подсказывает мне, что нужно отступить, но что-то в его тоне останавливает меня. Это не мольба, я не могу представить, чтобы Сальваторе был человеком, который когда-либо умолял о чем-то, но я чувствую, что этот разговор ему необходим. Возможно, он ждал подходящего момента, чтобы начать его. Поэтому я выдыхаю и киваю.
– Хорошо, – мягко говорю я.
Сальваторе коротко поджимает губы.
– Хорошо, тогда. Каким, по твоему мнению, должно быть наше будущее? На что ты надеешься, живя со мной?
Сначала я не знаю, что сказать. Первое слово, которое приходит на ум, – "ничего". Я вообще не хочу этого брака, так как же я могу чего-то хотеть? Но я знаю, что он спрашивает не об этом. Он спрашивает, могу ли я представить себе какое-нибудь будущее и, если бы у меня не было выбора, что сделало бы наш брак приемлемым для меня.
Проблема в том, что я не могу придумать достойный ответ. Не тогда, когда все мое внимание сосредоточено на ожидании Петра, который должен меня спасти.
– Я не знаю, – говорю я честно. – Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать. Дети? Мы уже говорили об этом. Я всегда хотела сыновей. Дочерей, конечно, тоже, если это то, что мне дано, но я всегда мечтала вырастить сыновей, полных приключений. Какая-то часть меня жалела, что я не родилась мальчиком, наверное, я могла бы найти для этого выход. Я была бы не против испачкать руки, заниматься с ними спортом, выезжать на природу и придумывать приключения. Придумывать истории. – Я пожимаю плечами. – Есть много жен мафиози, которые не любят своих мужей, верно? Я могла бы быть счастлива в семье, я думаю. Лишь бы у меня это было.
По лицу Сальваторе пробегает едва заметная тень. Я не уверена, что это значит. Не знаю, разочарование ли это от того, что я не хочу от него большего, что все сказанное мною не имеет никакого отношения к нашим с ним отношениям и к моему отношению к детям, которые у нас когда-нибудь появятся. Или же это его постоянное нежелание делать то, что необходимо сделать, чтобы у меня вообще были дети.
Последняя мысль заставляет мой желудок сжаться, и вспышка негодования охватывает меня. Я изо всех сил стараюсь подавить ее, чтобы не начать ссору, когда он так явно пытается завязать со мной разговор.
– И это все? – Сальваторе спрашивает, слегка наклонив голову в одну сторону, и в нем снова вспыхивает обида.
– Нет, – коротко отвечаю я, беря в руки кусок креветки. – Но это все, что я могу получить от этого брака.
На этот раз я уверена, что вижу тень, омрачающую его глаза.
– А если бы у тебя были дети, ты бы выбросила из головы мысли о побеге? О том, что тебя увезет твой сказочный принц?
В его тоне звучит нотка снисходительности, и я поджимаю губы, борясь с желанием сказать что-нибудь грубое в ответ. Вместо этого я просто слегка киваю.
– Если бы у меня были дети, я не могу представить, чтобы Петр захотел меня обратно, – тихо говорю я, игнорируя небольшую боль в груди от этого заявления. – Нет такого мира, где мне было бы место среди Братвы после рождения детей от тебя, Сальваторе, и мы оба это знаем.
– И ты больше не захочешь уходить?
– Я бы не захотела их покидать. – Это лучший ответ, который я намерена дать ему, и думаю, он это знает. – А как насчет тебя? Разве тебе не нужны наследники?
Сальваторе медленно выдыхает.
– Долгое время у меня не было причин думать, что они мне понадобятся. Я не знал, сделает ли Энцо меня своим наследником, хотя знал, что своих детей у него больше не будет. До того, как он устроил твой брак с Братвой, я думал, что он сделает своим наследником того, кого выберет тебе в мужья.
Я хмурюсь, достаю устрицу и изящную серебряную ложечку, чтобы налить на нее немного шампанского.
– Это не совсем отвечает на мой вопрос.
Сальваторе колеблется.
– Полагаю, у меня нет хорошего ответа для тебя, Джиа. В моем положении мне нужен наследник. Это бесспорно. По крайней мере, мне нужна дочь, которая сможет удачно выйти замуж и продолжить семейное наследие. Так всегда поступали.
– И это все? Только наследие? Это все, что для тебя важно? – Не знаю, почему мне больно слышать это от него. Это правда, что для мужчин в его положении это зачастую все, что имеет значение. То, что мой отец заботился о чем-то еще, было редким качеством. – Наверное, я думала, что раз ты с моим отцом так близки, то и тебе не все равно.
Он нахмурился.
– Я бы хотел, чтобы ты этого не делала, Джиа.
– Чего? – Теперь моя очередь слегка наклонить голову и посмотреть на него сузившимися глазами. – Чего бы ты хотел, чтобы я не делала?
– Использовала своего отца и мою дружбу с ним против меня.
– А почему бы и нет? – На этот раз слова прозвучали с большим трудом. – Он был моим отцом. Он ясно выразил свои желания. Если бы он не умер, ничего бы этого не случилось, и ты знаешь, что это правда. Так с чего ты взял, что у тебя есть право что-то менять?
Сальваторе сжимает челюсть, и я вижу, что он расстроен тем, что мы вернулись к этому вопросу.
– То, что он доверил тебя мне, – говорит он так спокойно, как только может. – У меня нет никаких прав на тебя, Джиа, я знаю это. И всегда знал. Но твой отец всю жизнь доверял моим суждениям. Я должен верить, что и в этом случае он будет доверять мне. – Он вздыхает. – Я не хочу ссориться из-за наших разных мнений о Братве, Джиа. Ясно, что ты мне, не поверишь, и тебя не переубедить.
Он делает паузу, когда нам приносят остатки ужина. Закуски и салаты убираются, а на их место ставится блюдо с морским окунем бранзино в луже оливкового масла с травами, окруженное обжаренными овощами. Миска кокосового риса и тарелка поджаренного хлеба с маслом, все это расставлено, а в ведерке со льдом стоит свежая бутылка охлажденного вина.
Сальваторе молчит, разделывая рыбу и раскладывая ее на обе тарелки.
– Что сделано, то сделано, Джиа, – говорит он наконец. – Я хочу, чтобы мы нашли способ двигаться дальше.
– Ты так и не ответил на мой вопрос. – Я накладываю немного кокосового риса на свою тарелку. – Ты хочешь детей?
Он долго молчит, поедая пищу мелкими, точными движениями, которые выдают, как напряженно он думает.
– До этого я редко задумывался об этом, – наконец говорит он, откладывая вилку. – Вся моя жизнь была посвящена твоему отцу. Он поглощал всю мою энергию. Если я и вступал в отношения, то обычно они были случайными и редко длились долго. Брак для меня не существовал, так как я не мог отдать достаточно себя для таких глубоких отношений. А без брака у меня не было желания заводить детей. Так что теперь…
Он снова замолкает, и мое сердце странно стучит в груди. Я не уверена, что именно я хочу от него услышать. Все это похоже на неизведанную территорию, на разговор, который нам не нравится, и мы не знаем друг друга достаточно хорошо, чтобы его вести. И все же мы его ведем, потому что мы муж и жена, и это те вещи, которые мы должны знать.
– Я должен сказать да, – говорит он наконец. – Когда я думаю о детях… о семье, мне кажется, что это принесет мне радость. Но не в обстоятельствах нашего брака. И я не вижу, чтобы эти обстоятельства изменились. Ты была моей подопечной, а теперь ты моя жена. Я женился на тебе ради твоей же безопасности, с намерением, чтобы мы вели как можно более раздельную жизнь, а ты оставалась под моей крышей и в безопасности моего дома. Это не то, на что я надеялся, когда представлял себе брак и детей в прошлом. Но это то, что произошло. Так что необходимость в детях… это просто необходимость, Джиа. То, с чем нужно смириться, когда это необходимо.
Прямо как у меня. Но в кои-то веки я не могу найти в себе ту злость, которую обычно испытываю, когда он говорит подобные вещи. Вместо этого все, о чем я могу думать, это часть того, что он сказал в самом конце.
Это не то, на что я надеялся.
Это противоречит всему, во что я верила с тех пор, как Сальваторе взял меня у алтаря. Это означает, что он говорит мне правду, что он женился на мне не из-за желания или похоти, что он действительно считал, что у него нет другого выбора, кроме как защитить меня, женившись на мне. Это сотрясает фундамент моей ненависти к нему сильнее, чем что-либо другое до сих пор. Потому что я слышала, как сильно это прозвучало, как будто он говорил это всерьез.
– И что теперь? – Неуверенно спрашиваю я, глядя на него, пока ковыряюсь вилкой в еде. Он поднимает на меня взгляд, наполняя свой бокал вином.
– Думаю, это во многом зависит от тебя, Джиа, – тихо говорит Сальваторе. Затем он возвращается к своей еде и погружается в молчание.
В конце трапезы подают фруктовый десерт, который приносят после того, как ужин убирают. Сальваторе больше ни о чем меня не спрашивает, и я не знаю, что ответить. Я чувствую, что его стены снова поднялись, а уязвимость, которую я могла бы получить от него на мгновение, заперта. И моя тоже. Но мне кажется, что я увидела его немного с другой стороны. Последний разговор, особенно этот, заставляет меня задуматься, не была ли я слишком сурова. Если я начинаю понимать его так, что это может изменить мое восприятие того, что было между нами до сих пор.
Сальваторе молча доедает десерт, откладывает салфетку и поднимает бокал с вином, вставая из-за стола. Он отходит на другую сторону палубы, и я не могу не задаться вопросом, о чем он думает. Обдумывает ли он то, о чем мы говорили. Интересно, скажет ли он мне, если я спрошу. Если я верю всему, что он говорит, значит, я не единственная, кто недоволен нашими обстоятельствами.
И если это правда, и мы сможем как-то встретиться…
Это будет не то, о чем я мечтала, думаю я, наблюдая, как он сидит в одном из шезлонгов, закатав брюки вокруг мускулистых икр, и задумчиво смотрит на потемневшую воду. Но, может быть, у нас будет достойный брак.
Я прикусила губу, возвращаясь на виллу, пока персонал убирал остатки еды. Я достаю один из своих бикини, черный с тонкими цепочками, намереваясь пойти искупаться. Но я также хочу увидеть реакцию Сальваторе. Раньше я была прикрыта, а теперь хочу увидеть, что он сделает. Я натягиваю на себя облегающую ткань, убираю волосы в свободный пучок на голове и критически осматриваю себя в зеркале. Мне не на что жаловаться, я выгляжу стройной и подтянутой, кожа загорелая и гладкая, и я провожу пальцами по небольшим впадинам мышц под ребрами. Неужели он действительно сможет долго продержаться? Такое ощущение, что мы играем в игру, в которой я не совсем уверена, что знаю, каким должен быть результат.
Когда я выхожу, он держит на коленях книгу, и когда он поднимает глаза, я вижу, что он очень спокоен. Он окидывает меня взглядом, вглядываясь в облегающее черное бикини, в линии моего тела, от лица до пальцев ног и обратно. На этот раз он не пытается скрыть этого, откровенно оценивая меня, от чего моя кожа нагревается, а живот неловко скручивается. Я должна злиться на то, как он смотрит на меня, кричит мой разум, но я не уверена, что это так.
Какая-то часть меня, кажется, любит его. Какая-то часть меня хочет его одобрения, и я думаю, что могу ненавидеть эту часть так же сильно, как иногда ненавижу его. Но это тепло движется по моей коже, в кровь, вниз между ног. Я чувствую, как у меня перехватывает дыхание, когда его взгляд темнеет. Он не двигается, и я жду, когда он скажет мне что-то сделать. Может быть, раздеться. Раздеться для него. Я представляю, как он укладывает меня на шезлонг, зарывается лицом между моих бедер, притягивает меня к себе. Все запретные вещи, которые я представляла, но еще не имела, которые хотела от кого-то другого, но могла получить от него.
Его челюсть сжимается, и он отводит взгляд от меня, возвращаясь к своей книге.
В моей груди разгорается вспышка гнева, превращая тепло возбуждения в нечто совершенно иное. Моя досада на наш разговор, на себя за то, что я не уверена в своих чувствах и желаниях, все мои неопределенности, гнев и растерянность объединяются, подталкивая меня к самому простому решению, которое лежит передо мной.
Кажется, ссориться с ним – это всегда самое простое решение.
– Ты серьезно? – Огрызнулась я, глядя на него. Я позволяю своему взгляду скользнуть по его телу, по загорелой груди в распахнутой белой рубашке, вниз, где я вижу толстый член, напрягающийся против ткани его брюк. Я его возбуждаю – проблема не в этом. Проблема в том, что он не хочет этого признавать.
– Ты пришла сюда купаться, не так ли? – Его голос ровный, без перегибов. – Так наслаждайся, Джиа.
Я резко вдыхаю, готовая ответить. Но он упорно игнорирует меня, и я внезапно устала. Я намеревалась прийти сюда и дразнить его, раздражать его скупым купальником и видом меня в нем, но понимаю, что надеялась, что это его заведет настолько, что он перестанет бороться со своим желанием. И теперь мы просто заперты в очередном противостоянии, без малейшего проблеска мира, несмотря на наш предыдущий разговор.
Поэтому, вместо того чтобы ответить, я просто отворачиваюсь, иду к краю бесконечного бассейна и опускаюсь в воду.
Она приятно прохладная, чуть более прохладная, чем ночной воздух, и я тихонько вздыхаю, погружаясь в нее. Сальваторе на мгновение исчезает из моих мыслей из-за удовольствия от воды, омывающей мою кожу, и красоты ночи вокруг меня. Небо бархатно-темное, усыпанное большим количеством звезд, чем я могу увидеть дома, даже за городом, и почти полная луна висит в небе, сверкая белым светом. Вода бьется о пилоны, поддерживающие виллу, – мягкий, ритмичный звук, который только усиливает ночной покой. Сальваторе ничего не говорит, единственным звуком, который доносится от него, является редкое сухое шуршание бумаги, когда он переворачивает страницы своей книги.
Я поворачиваюсь в бассейне и смотрю на него, опираясь предплечьями на бортик. Он выглядит моложе, почти мальчишкой в слегка помятой, более повседневной одежде, и только слабая седина на висках и щетина выдают, что моему мужу слегка за сорок. Слабый гул желания снова будоражит мою кровь, и, глядя на него, я думаю, что будет, если я поддамся этому.
Петр не придет за мной. Он бы уже ворвался в особняк, если бы действительно любил меня. Если бы я была ему действительно нужна. Я слышу шепот в своей голове, и это заставляет меня задуматься, насколько все это действительно было фантазией, как упорно утверждает Сальваторе. Была ли я так наивна, как кажется Сальваторе. Если я придумала в своей голове мечту о человеке, который никогда не сможет воплотить ее в реальности. Может быть, мы с Сальваторе сможем обрести хоть какое-то счастье, если перестанем бороться друг с другом. Может быть, мне стоит просто смириться с этим?
Что может быть лучше, чем рай?
Я выныриваю из бассейна, и вода капает на палубу. Сальваторе поднимает голову на звук всплеска, и я вижу, как его лицо на мгновение напрягается, а глаза снова окидывают меня. Я знаю, что он видит – черный купальник, прилипший ко мне, как вторая кожа, вода, стекающая с меня на камень под ногами. Он делает медленный вдох, откладывая книгу, и мое сердце замирает в груди от предвкушения, которое я не могу отрицать.
– Джиа. – Он произносит мое имя с грубым отчаянием, но в нем есть и что-то еще, царапающий шелест, от которого мое сердце начинает биться. – Тебе не надоело играть в эти игры?
– Надоело, – просто отвечаю я, делая шаг вперед, и понимаю, что он ожидал совсем другого. Его глаза сужаются, и он настороженно смотрит на меня, словно ожидая следующего колючего комментария, следующего язвительного замечания.
Я подхожу ближе к тому месту, где он лежит, и мой пульс учащенно бьется в горле.
– Так что давай прекратим играть, Сальваторе.
Он не двигается. Я протягиваю руку и вижу, что он возбужден каждым дюймом своего тела. Он напряжен, зажат, толстая линия его члена упирается в ширинку. Он сопротивляется мне, но я не думаю, что у него осталось много сил на сопротивление. Это дает мне пьянящее чувство власти, которого я никогда раньше не испытывала. Внезапно мне кажется, что это лучше, чем те полдни с Петром, лучше, чем мои фантазии, лучше, чем что бы то ни было. Сальваторе – самый влиятельный человек в Нью-Йорке, человек, известный своей дисциплиной и самоконтролем, строгий и немногословный.
И я хочу сломить его. Я хочу заставить его потерять контроль.
Я хочу стать той, кто сломает его.
– Мы говорили об этом, – тихо говорю я. – Не далее, как сегодня вечером. Тебе нужен наследник, Сальваторе. Так что давай прекратим играть и ты отведешь меня в постель.
Его взгляд переходит на мою протянутую руку и снова на мое лицо, словно я – ловушка, в которую он сопротивляется попасть. Он медленно садится и встает, не принимая моей руки, его темные глаза смотрят на меня.
– В конце концов мне понадобится наследник, – тихо соглашается он. – В этом ты права.
В его словах нет ничего соблазнительного, но тембр его голоса говорит совсем о другом. В нем есть хрипотца, глубокая хрипотца с легким акцентом, которая говорит мне о том, что он борется с желанием всеми силами. Мой пульс замирает в горле, и я чувствую, как по коже ползет румянец.
– Нет лучшего места для начала, чем наш медовый месяц, верно? – Это прозвучало глуше, чем я предполагала, и взгляд Сальваторе сузился, его глаза ненадолго переместились с меня на губы и снова вверх.
Я чувствую, как ослабевает его контроль. Он стоит так близко ко мне, что я могу протянуть руку и коснуться его, но не делаю этого. Я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне, чтобы он поддался тому, чего хочет, признал, что в какой-то части себя он никогда не хотел просто защитить меня.
Если мы собираемся быть мужем и женой, мы не должны лгать друг другу. По крайней мере, именно на такой брак я надеялась. И я убеждена, что Сальваторе лжет и мне, и себе, когда дело доходит до этого.
Его челюсть сжимается, небольшой мускул подпрыгивает.
– Хорошо, – говорит он, скрежеща зубами. – Ты права, Джиа. Что может быть лучше, чем здесь?
У меня перехватывает дыхание, сердце бешено колотится в груди. Предвкушение и страх сплетаются воедино, сжимая горло, когда он отходит от меня и открывает стеклянную дверь, ведущую на виллу. Я следую за ним внутрь, в спальню, и нервы трепещут в моем животе. Это не настолько легкое или приятное чувство, чтобы называть его бабочками, скорее, мотыльками. Это похоже на монументальный выбор, на что-то, от чего я не смогу вернуться, если мы сделаем это. Неуверенность охватывает меня, когда он останавливается у изножья моей кровати, и я чувствую, как дрожат мои руки.
Но я не отступаю.
Часть меня – любопытство, часть – гордость, а часть – простое желание прекратить эту игру. Остальное – извращенное желание заставить его закончить то, зачем он меня украл, продолжить начатое им дело, когда он потребовал меня к алтарю. Внутри меня все смешалось, и я превратилась в нечто, для описания чего нужно слово посильнее, чем "растерянность", но я слишком упряма, чтобы сказать ему, что не уверена в своем выборе.
– Снимай. – Сальваторе кивает на мой купальник, а сам тянется к своей рубашке. – Ложись на кровать.
Я моргаю, мгновенно ошеломленная. Он холоднее, чем я думала, и больше похож на того, каким он был в нашу брачную ночь. Мне нужен был мужчина, который прижимал меня к своей груди и выжимал из меня удовольствие перед зеркалом, а не бесчувственный муж, который ведет себя так, будто просто выполняет свои обязанности. Я колеблюсь, готовая отступить.
Сальваторе поджимает губы.
– Я думал, ты закончила играть в игры, Джиа.
Во мне вспыхивает негодование. Я вызывающе вскидываю подбородок и смотрю на него, зацепив пальцами одной руки тонкую цепочку на бедре, а другой расстегивая ту, что висит у меня за шеей. Я позволяю двум частям купальника упасть почти одновременно, ткань ударяется о твердый пол с мокрым шлепком, и я смотрю прямо на Сальваторе, осмеливаясь заставить его сделать что-нибудь с этим.
Я вижу, как он тяжело сглатывает, прежде чем стянуть рубашку через голову. Я вижу, как напрягаются мышцы на его груди и руках, как блестит тонкая золотая цепочка на фоне темных волос на груди. Он откидывает рубашку на изножье кровати и тянется к поясу.
– На кровать, Джиа.
Его голос по-прежнему ровный, жесткий, как будто он руководит деловой встречей, а не готовится лишить жену девственности. Контраст между его безэмоциональным голосом и реакцией его тела поразителен, и это приводит меня в ярость. Я вижу, как он возбужден: это видно по напряжению его челюсти и плеч, по тому, как резко и быстро он расстегивает ремень, по толстому, набухшему основанию его члена, когда он начинает спускать брюки с бедер.
– Джиа. – Он повторяет мое имя, приказывая, и, несмотря на это, по моему позвоночнику пробегает дрожь. У меня перехватывает дыхание, и я запрокидываю голову, потянув за ленту, которая удерживает мои волосы. Я вижу, как темнеет его взгляд, когда мои волосы густыми, тяжелыми волнами падают на влажные плечи.
– Может, мне не ложиться на кровать? – Я понижаю голос, делая его более мягким и хриплым. – Я вся мокрая.
В его глазах мелькает что-то опасное.
– Чего ты хочешь, Джиа? Мы можем остановиться, если ты передумала.
Его брюки все еще прилегают к бедрам, глубокий разрез мышц и темная дорожка волос, уходящая в них, видны, только основание его члена. Это вызов, который, как я знаю, он бросает, потому что для него это побег. Если я скажу ему нет, он сможет отступить и продолжить убеждать себя, что это не то, чего он хочет на самом деле. Что лишение меня девственности, секс со мной, это неудобная обязанность, которую он рано или поздно выполнит.
