Текст книги "Темный покровитель (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Особенно если он узнает, что это было из-за другого мужчины.

Но я не могу не дать волю фантазии. Если то, что дал мне Сальваторе, это все, на что способен мой брак, то почему бы мне не подумать о том, чтобы развлечься в другом месте? Если моя супружеская постель будет холодной, то почему бы мне не найти удовольствие там, где это возможно? Ведь мужья-мафиози постоянно так поступают, и никто их не останавливает. Мне кажется совершенно несправедливым, что ко мне предъявляются иные требования только потому, что я женщина.

Мы заказываем обед – тарелку разных тако, и сидим, болтаем, заказывая вторую порцию напитков. Каждый раз Блейк лично приносит нам напитки, стоя у моего стула, пока он их раздает. Мишель обязательно обращает на это внимание, и я стараюсь отмахнуться. Но это заставляет меня чувствовать дрожь, предвкушение, хотя я знаю, что не могу выдать то, о чем думаю.

Я не могу добавить к разговору столько, сколько мне хотелось бы, я чувствую, что другие женщины знают, что я скрытничаю.

– У тебя, должно быть, одна из тех работ, где ты попадаешь в неприятности только за то, что говоришь об этом, – дразняще говорит Виктория, и я просто улыбаюсь, позволяя им поверить в это. Это проще, чем сказать правду или признаться, что я просто не хочу об этом говорить. Но мне нравится слушать об их жизни, о том, что Мишель так счастлива на неделю вырваться из этой крысиной гонки, быть адвокатом, просматривать профиль Бетани в Instagram, когда она показывает мне некоторые из созданных ею блюд, или слушать о планах Виктории на свадьбу. За пару часов, за фруктовыми напитками и тако, я узнаю о целом мире, о котором, я знаю, буду вспоминать в будущем, интересуясь, как складывается их жизнь.

Конечно, все заканчивается, когда они хотят обменяться номерами телефонов, обещая связаться, когда мы все вернемся в Штаты. Я говорю им, что забыла свой телефон на вилле, но записываю их, обещая написать, как только вернусь. Конечно, я не собираюсь этого делать, и от этого осознания мне становится немного грустно. Скорее всего, я больше никогда не увижу и не поговорю с этими женщинами, когда вернусь в Нью-Йорк.

– Ты должна с ним поговорить, – советует Мелани, когда мы расплачиваемся по чекам и они готовятся вернуться на свою виллу. – Я знаю, что там что-то есть. Он смотрел на тебя все время, пока мы были здесь.

Я задерживаюсь на мгновение после их ухода, подумывая о том, чтобы подойти к бару и поговорить с Блейком. Он занят приемом заказов, бар переполнен, но я знаю, что он уделит мне минуту, если я подойду к нему. Но что я скажу?

Мне нужно вернуться. Начинается поздний вечер, и пока я вернусь на виллу, приму душ и переоденусь, уже наступит время ужина. И чем больше времени я проведу за разговором с Блейком, тем больше шансов, что Винс решит, что что-то не так, и расскажет об этом Сальваторе.

Поэтому вместо этого я беру свою сумку и начинаю идти обратно на виллу.

Когда я возвращаюсь, все так же, как и вчера. Небо начинает окрашиваться в яркие цвета тропического заката, но Сальваторе еще не вернулся. На вилле пахнет свежестью и чистотой, все организовано, тихо, если не считать журчания воды за окном. Укладывая вещи и отправляясь в душ, я думаю о том, что странно, как легко люди адаптируются. Я здесь всего два дня, но уже успела войти в привычный ритм жизни.

К тому времени как я выхожу из душа и переодеваюсь, Сальваторе все еще не вернулся. Удивительно, но я чувствую беспокойство, и в нерешительности тянусь к телефону. Он никогда не просил меня не писать и не звонить ему, но я не могу не задаться вопросом, как он отнесется к тому, что я буду его проверять. И все же странно, что на улице темно, осталось всего несколько минут до того, как персонал начнет приносить ужин, а его все еще нет.

Резко выдохнув, я выхожу на палубу, опускаюсь в один из шезлонгов и быстро набираю сообщение.

Привет. Я не пытаюсь придираться, но ты еще не вернулся, и я немного волнуюсь. У тебя все в порядке?

Ответа не последовало. Проходят минуты, и я хмурюсь, размышляя, не стоит ли мне позвать Винса и попросить его связаться с охраной Сальваторе. Я никогда не задумывалась о том, что мне делать в таком случае. Но как раз в тот момент, когда я собираюсь встать, раздается звонок моего телефона.

Я удивлен, что ты беспокоишься обо мне. Меня просто ненадолго задержали. Я скоро вернусь.

Я поджимаю губы и смотрю на сообщение. Я почти слышу сарказм в голосе Сальваторе, когда он говорит это, и это более чем раздражает. Но прежде, чем я успеваю поддаться порыву сказать что-нибудь в ответ, дверь открывается, и один из сотрудников начинает разносить ужин.

– Мистер Морелли опаздывает, – быстро говорю я ей, пока она ставит ведерко со льдом для вина и ставит на стол стеклянное блюдо с коктейлем из креветок. – Если вы можете придержать что-нибудь горячее, он скоро будет.

– Конечно, миссис Морелли. – Женщина улыбается мне, а затем поспешно выходит. Я вздрагиваю, вставая, чтобы подойти к столу. Слышать, что меня называют миссис Морелли, всегда странно. Мне это не нравится. Но с другой стороны, мне вообще мало что нравилось в моем положении со дня свадьбы.

Проходит еще пятнадцать минут, прежде чем я вижу тень Сальваторе, движущуюся по спальне. Я уже допила бокал вина и откусила половину коктейля из креветок. Я вижу его приподнятую бровь, когда он выходит на палубу и видит уничтоженную закуску.

– Что? – Спрашиваю я, защищаясь. – Ты ничего не говорил о том, что нужно подождать с едой.

– Я бы никогда не стал, – уверяет он, его тон забавен. Он подходит ко мне, садится и тут же тянется за бутылкой вина. – Далеко не всегда я могу отказать своей жене в еде, если она голодна.

– Ну, по крайней мере, в этом ты мне не откажешь. – Слова прозвучали резко и язвительно, прежде чем я успела подумать о них дважды, и, судя по тому, как Сальваторе приостановился с бутылкой вина на полпути к своему бокалу, они ранят сильнее, чем я предполагала.

Он медленно выдыхает, наливает себе полный бокал охлажденного белого вина, затем ставит его обратно в ведро и бросает взгляд в сторону двери. Он ничего не говорит, пока женщина, принесшая наши салаты, не отдает их и не уходит, а затем переводит свой усталый взгляд на меня.

– Я знаю, что ссориться со мной – твое любимое занятие, Джиа. – В его голосе слышится усталость, и я чувствую еще один неожиданный проблеск беспокойства. – Но не могли бы мы сделать перерыв на одну ночь? У меня нет сил бороться с тобой сегодня.

Мне все равно, что у него происходит, говорю я себе, но в который раз не могу убедить себя в том, что это чистая правда. Глядя на его слегка осунувшееся выражение лица и усталые глаза, мне хочется узнать, что его беспокоит.

– Хорошо, – говорю я и он не упускает возможности слегка приподнять одну бровь, как будто удивлен, что я сдалась. – Что-то случилось?

Сальваторе медленно вдыхает, делая паузу, и смотрит на меня почти настороженно, словно решая, стоит ли обсуждать это со мной.

– На особняк было совершено нападение, – наконец говорит он. – Думаю, это была проверка, чтобы узнать, какова наша защита. И, возможно, чтобы узнать, были ли мы с тобой там. – Игорь по-прежнему отказывается говорить со мной, но я все еще пытаюсь наладить с ним общение, особенно после этого.

– Ты не хочешь просто отомстить? – Я нахмурилась. – Разве не так ты обычно реагируешь?

– В прошлом, возможно, да. – Сальваторе делает еще один глоток вина, явно не проявляя интереса к еде. Я вдруг обнаруживаю, что тоже беспокоюсь об этом. – В подобной ситуации я бы призвал твоего отца к более решительным действиям. Но мне хочется договориться о более мирном решении в надежде на то, что твой отец все же добьется чего-то из того, что задумал. – Он настороженно смотрит на меня. – Я все еще хотел бы достичь мира, ради которого он работал, и выполнить его пожелания. Только не подвергая тебя при этом опасности.

Я колеблюсь, неуверенно глядя на него. Я слышу напряжение в его голосе, вижу напряжение в его выражении лица, в том, как он держит себя. Он не похож на человека в отпуске. Он похож на человека, который перегружен.

– Может быть, тебе стоит немного расслабиться, пока мы здесь, – рискнула я, ковыряясь в своем салате. – В конце концов, это должен быть наш медовый месяц. Может, сделать небольшой перерыв…

Сальваторе издал резкий, возмущенный вздох.

– Как ты предлагаешь мне это сделать, когда опасность так неотвратима? Когда люди, которых я оставил в Нью-Йорке, люди, которые работают на меня, на мафию, на нашу семью, теперь в опасности из-за Братвы? Когда мне нужно подумать, будет ли Игорь пытаться найти нас, узнав, что мы уехали? Или подумать о том, как долго нам нужно оставаться и как попытаться договориться до нашего возвращения, чтобы я не вернул тебя обратно в ту же опасность?

Он качает головой.

– Ничего из этого не нужно перекладывать на тебя, Джиа. Моя обязанность – защищать тебя, а не обременять своими заботами и тревогами. Но раз уж ты спрашиваешь… Думаю, ты не понимаешь, какое давление на меня оказывается, чтобы убедиться, что не только ты, но и бесчисленные другие защищены настолько, насколько я могу. Ответственность за то, что так много людей полагаются на меня, за их работу, за их будущее, за их безопасность. Люди, которые работают на меня, знают об опасности для себя и своих семей, но они доверяют мне смягчить эту опасность настолько, насколько я в состоянии. Не каждый дон воспринимает эту ответственность всерьез, но я воспринимаю.

Искренность в его голосе заставляет меня замереть. Впервые, прежде чем ответить, я задумываюсь – действительно задумываюсь – над тем, что он говорит. Что он пытается сказать мне, передать, говоря так много. Это больше, чем он говорил раньше в подобных беседах.

– Ты мог бы поговорить со мной об этих вещах, – медленно произношу я. – Мы женаты. Это то, что должны делать муж и жена, верно? Говорить друг с другом о своих проблемах? Опираться друг на друга?

Сальваторе поджимает губы.

– Я не думаю, что у нас такой брак, Джиа.

Он говорит это отрывисто, как будто закрывает тему, но я не уверена, что это так. Я смотрю на него через стол, и у меня мелькает понимание, которого раньше не было. Не в том, что касается состояния нашей супружеской близости, одна мысль об этом по-прежнему вызывает во мне злость и обиду. Но все остальное – напряжение, которое всегда кипит на поверхности, его сдержанность, то, как он постоянно отвлекается на вещи, не относящиеся к тому, что происходит между нами, кажется, я понимаю это немного лучше. И я чувствую растущее уважение, которого раньше у меня не было.

Несмотря на проблемы в наших отношениях, очевидно, что он серьезно относится к своим обязанностям дона. Так же серьезно, как и мой отец, возможно, даже более серьезно, потому что тогда это была его работа – следить за выполнением этих обязанностей, как и сейчас, только с дополнительным давлением. Теперь решения принимает он и только он.

Я вижу, как он искренен. Как он волнуется. И это снова меняет ситуацию, заставляя усомниться во всем, во что я верила. Сидящий передо мной мужчина, не тот, кто ради собственной похоти поставит под угрозу безопасность семьи. Он не тот человек, который умеет поддаваться этим похотям. Кажется, он даже не хочет признать, что они у него есть.

– Все могло бы быть иначе. – Я прикусываю губу, удивляясь, что заставляет меня так тянуться к нему. Пытаться преодолеть эту пропасть между нами. Какой в этом смысл, если все всегда заканчивается ссорой?

Но сколько бы я ни твердила себе, что он мне безразличен, что я хочу, чтобы ему было больно, идея мести за то, что он сделал, уже не кажется мне такой же. Не тогда, когда я вижу это выражение его лица и чувствую, что он достаточно наказал себя. Не тогда, когда я начинаю верить в то, что его желание защитить меня искренне, что именно оно послужило причиной всего этого.

Я также чувствую себя виноватой за свой флирт с Блейком. Пока я любовалась барменом и дразнила себя фантазиями о том, чем бы я могла наслаждаться, если бы не была замужем, Сальваторе беспокоился обо мне, о своем доме, о своих людях, все еще находящихся в Нью-Йорке. О Братве. Это заставляет меня чувствовать себя избалованной девчонкой, в чем он обвинял меня в прошлом, и мне это не нравится.

– Джиа. – Сальваторе вздыхает, и я с холодом в животе понимаю, что ничего не выйдет. Мы два разных человека, и он не хочет, чтобы я тянулась к нему. Он хочет, чтобы я оставалась на месте, подчинялась ему, но не стояла рядом с ним. – В этом нет необходимости. Тебе не нужно притворяться, что тебе не все равно. Я справлялся со всем этим годами, я могу продолжать справляться и сейчас.

Его отказ должен меня разозлить. Обычно так и бывает. Но вместо этого я чувствую лишь волну разочарования, за которой следует укор отказа. Ему не нужна ни моя привязанность, ни мое желание, ни моя любовь. Он просто хочет знать, что выполнил свой долг. Он хочет, чтобы я была в безопасности, и ничего больше.

Но я хочу большего от человека, с которым собираюсь провести остаток жизни. И я не знаю, как нам удастся преодолеть пропасть, разделяющую нас.

18

САЛЬВАТОРЕ

Я стараюсь встать задолго до Джии, как только солнечный свет, проникающий сквозь марлевые занавески, будит меня. Я не хочу повторения вчерашнего утра или трудного разговора перед уходом. Я хочу покоя, но очевидно, что с моим браком все шансы на это были полностью разрушены.

Прошло совсем немного времени с тех пор, как я стоял у алтаря и принуждал ее к этому, но мне кажется, что прошла целая жизнь. Я знал, что ей будет трудно адаптироваться, что ее сильный характер и своеволие поначалу сделают это сложным, но я не представлял, насколько мне будет трудно. Как тяжело это будет для меня.

Я не представлял, как сильно буду ее хотеть. Я не представлял, что смогу желать ее так, как муж должен желать свою жену, и как по-другому я буду воспринимать ее, когда она окажется в этой роли. Я и представить себе не мог, что начну по-настоящему заботиться о ней. Не просто как о подопечной или как о своей обязанности, а как о женщине. Как о своей жене.

В ней есть такие черты, которые заставляют меня желать, чтобы между нами все было по-настоящему. Она умная, смелая и более жесткая, чем я думал. Не каждый воспользуется возможностью самостоятельно исследовать новое место или настолько, насколько ему позволит безопасность, но Джиа без колебаний отправилась на остров и наслаждалась им. Я могу сказать, что если бы она отказалась от своего упрямого нежелания думать о Братве плохо, то поняла бы, какой риск они представляют. Возможно, у нее даже появились бы полезные идеи о том, как справиться с ситуацией. И, несмотря на головную боль, которую она мне доставляет, она не отступила перед лицом нашего брака, как бы сильно он ей ни был неприятен. Порой ее своеволие и позиция приводят меня на грань безумия, но я должен признать, что предпочитаю ее тем, кто будет бесконечно плакать или закроется в комнате и будет дуться. Она не стесняется выказывать свое недовольство, но в то же время она тверда и непоколебима перед лицом того, что она считает невзгодами. Она не увядший цветок и не та, кто рассыпается под давлением.

Я начинаю понимать, насколько опрометчивым было мое решение, когда дело дошло до этого союза. Я по-прежнему считаю, что у меня не было другого выбора, что женитьба на ней была единственным способом защитить ее от Братвы и их жестокости. Но я понимаю, как это решение перевернуло не только мою, но и ее жизнь.

Я смотрю на нее, одеваясь, и чувствую, как щемит в груди. Когда она спит, то выглядит хрупкой так, как никогда не выглядит в бодрствующем состоянии: лицо мягкое и молодое, темные волосы рассыпаются по нему. В бодрствующем состоянии трудно поверить, что она нуждается в защите от чего-либо или кого-либо, но в таком состоянии желание уберечь ее поднимается во мне, становясь почти непреодолимым.

Все может быть иначе. Ее слова, сказанные прошлой ночью, возвращаются ко мне, преследуя меня. Она, конечно, права. Все могло бы быть иначе. Но я не понимаю, как.

Между нами слишком большая пропасть. Не только в возрасте и опыте, но и в том, чего мы хотим. Она хочет мужа из фантазий, страстного, интенсивного любовника, который возводит ее на пьедестал, а я никогда не позволял встречам с кем-либо заходить дальше одной-двух ночей. Секс для меня всегда был удовлетворением потребности, как прием пищи или питье воды. Я всегда держал свои низменные желания в узде.

И то, что я чувствую к ней… Я боюсь позволить себе потакать этому.

Это кажется неправильным, особенно когда дело касается ее. Я должен был защищать ее, а не восхищаться ею. Укрывать ее, а не обнажать и заставлять обнажать все самые нежные и уязвимые части себя. И, по правде говоря, я не уверен, что хочу, чтобы она увидела и мои. Я никогда не позволял женщинам видеть меня обнаженным. Джиа, с ее способностью пробирать до костей даже сейчас, может разорвать меня на части так, как я и представить себе не могу, если позволю себе быть уязвимым с ней.

Что касается другой составляющей брака, идеи партнерства, то я знаю, как работать на кого-то и как управлять своими делами, но работа с кем-то – не моя сильная сторона. Я могу следовать авторитету, как это было с ее отцом, но разделять его – совсем другое дело. И все это, не считая моей преданности Энцо и его наследию, является причиной того, что брак никогда не стоял на моем пути. Я никогда не был склонен к браку, пока меня не подтолкнули к этому так же уверенно, как и ее. И теперь все, чего мы добились, кроме ее неуверенной безопасности, это то, что мы оба несчастны.

Чувство вины захлестывает меня, когда я снова смотрю на нее, собирая свои вещи. Желание, которое я испытываю к ней, постоянно, а чувство вины, которое я испытываю из-за этого, непреодолимо. Я не должен был хотеть ее. Я не должен испытывать к ней тех чувств, которые испытываю. Я не должен хотеть вернуться в постель, откинуть одеяла, раздеть нас обоих догола, чтобы я мог прикоснуться к каждому сантиметру ее безупречной кожи.

Тяжелая боль в паху – еще одно постоянное явление, но я игнорирую ее, сосредоточившись на чувстве вины. Я поддался вчера, какой здравомыслящий мужчина не поддался бы, увидев ее с момента нашего приезда, в течение двух ночей, мокрую и полуголую в бикини, которые она привезла с собой, несомненно, чтобы помучить меня? И все, что из этого вышло, это то, что Джиа поймала меня и обострила ситуацию, которая не удовлетворила ни одного из нас и только ухудшила мое самочувствие.

Как долго я смогу это терпеть? Этот вопрос мучает меня, когда я покидаю виллу и направляюсь в помещение, которое я арендовал для работы, пока мы здесь. Завтрак ждет меня, как и просил, – сэндвич с яйцом и беконом на круассане с кофе, и я тяжело опускаюсь в кресло, ковыряюсь в нем, пока открываю ноутбук и стараюсь не думать о том, насколько долгой, несомненно, будет эта жизнь.

Но вопрос снова и снова закрадывается в сознание, пока длится утро. Джиа спросила меня о неверности, которой она явно от меня ожидает, и я не знал, что ей ответить. У меня нет желания быть неверным своей жене, но я также не уверен, что одного быстрого, формального траха каждый месяц или вообще без него, когда у нас с ней родится сын, мне всегда будет достаточно. Я, конечно, не думаю, что безбрачие, это то, что мне по силам, хотя я никогда не искал компанию на постоянной основе. Но в то же время я понимаю, насколько это несправедливо по отношению к ней с обеих сторон так же, как понимаю, что мысль о том, что кто-то еще может прикоснуться к ней, заставляет меня чувствовать себя полубезумным от ярости. Но мысль о том, чтобы прикоснуться к ней без крайней необходимости, заставляет меня чувствовать себя так, словно меня поглощает чувство вины за то, чего я хочу. Это невозможная проблема, и я не знаю, как ее решить.

У меня встреча с Джозефом по видеосвязи, мы обсуждаем укрепление и то, как лучше поступить с Игорем. Мне трудно сосредоточиться, пока мы разговариваем, мои мысли постоянно возвращаются к Джии. Сегодня утром, поднявшись, я нашел один из ее романов рядом с ванной. Я полистал его всего минуту, пораженный тем, что прочитал на страницах. Тогда стало немного понятнее, откуда она знает столько, сколько знает, о том, чего, по ее мнению, она хочет в спальне, и, представив, как я делаю с ней эти вещи, я чуть не запер дверь и снова не обхватил член рукой, просто чтобы снять возбуждение. Кое-что из этого я мог так легко представить, а кое-что заставляло меня чувствовать себя грязным, потому что я читал это и знал, что меня возбуждает делать с ней такие вещи, в то время как они должны приводить меня в ужас.

Раздосадованный, я встал, когда встреча закончилась, намереваясь прогуляться в лучах послеполуденного солнца и, возможно, взять ланч, а не ждать пока его доставят. В голове прокручивается разговор с Джией, состоявшийся накануне вечером, и я не могу не задаться вопросом, не слишком ли резко я прервал ее попытку сократить разрыв между нами. Может быть, лучше было бы поддержать ее попытку и поощрить ее открыться мне?

Я не могу быть таким любовником, каким она хочет меня видеть. Я даже не уверен, что смогу стать таким мужем, который сделает ее счастливой. Но, возможно, между нами могло бы быть меньше разногласий. Прошлая ночь стала для меня первым признаком того, что она хочет попытаться добиться этого. Я уверен, что мой резкий ответ заставил ее снова взяться за стены. Но есть вероятность, что я смогу смягчить удар, нанесенный прошлой ночью.

Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она любит красивые вещи – роскошные вещи. Я знаю, что ей нравятся украшения. Несмотря на наши разногласия, она не раз надевала комплект, который я подарил ей на наш вечерний выход. По дороге на работу я уже дважды проходил мимо небольшого ювелирного магазина и, уходя, заглядываю туда, чтобы взглянуть.

Когда я вхожу, звякает колокольчик, и я чувствую запах часового масла и какого-то ароматизатора, а также воска для пола. Когда я вхожу, мои туфли щелкают по сверкающему паркетному полу, и я сразу же вижу, как из задней комнаты выходит женщина средних лет с черными волосами, собранными в высокий пучок, и приветливой улыбкой на ее лице.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – Она подходит к стеклянному прилавку. – У нас есть всевозможные украшения. Вы ищете что-то конкретное?

– Просто осматриваюсь. Думаю, я пойму, что мне нужно, когда увижу это. – Я приятно улыбаюсь ей в ответ, и она кивает.

– Позовите меня, если захотите посмотреть на что-то поближе. Я буду сзади.

Здесь есть несколько витрин с обручальными кольцами и свадебными наборами, что неудивительно, поскольку я представляю, как много людей прилетают сюда, чтобы сделать предложение или выйти замуж. Мне приходит в голову, что у Джии нет обручального кольца, но мне кажется, что это нечестно, покупать его для нее, учитывая, что я не спрашивал, и теперь у нее нет выхода. Я также не знаю, чего бы она хотела, и если выбрать что-то, что ей не понравится, то эффект будет противоположным тому, к чему я стремлюсь.

Я просматриваю ассортимент ожерелий, а затем смотрю чуть ниже, на витрину с браслетами на пластиковых запястьях манекенов. Большинство из них с бриллиантами, несколько бирюзовых, но один привлекает мое внимание.

– Можно посмотреть поближе? – Спрашиваю я, и женщина тут же появляется и устремляется к витрине, где я стою.

– Конечно. – Она отпирает стеклянный ящик, достает браслет, на который я указываю, и кладет его на бархатную подушечку. – Вот, пожалуйста.

Он прекрасен. Нежный и женственный, в стиле теннисного браслета, состоящего из розовых гранатов и мелкого жемчуга, перемежающихся между собой. Я легко могу представить его на изящном запястье Джии, и у меня есть ощущение, что он ей понравится.

– Я возьму его, – решительно говорю я женщине, протягивая кредитную карту.

– Конечно. У нас есть подходящие серьги. – Она несет браслет к кассе, а затем, заглянув в другой футляр, достает серьги, чтобы показать мне. Это изящные цветы, лепестки которых состоят из одинаковых розовых гранатов, а в центре каждого – жемчужина. – Уверена, они понравятся вашей жене. Или кому бы то ни было, для кого вы их покупаете. – Она лукаво улыбается, и я поднимаю бровь.

– Я возьму и их. – Я игнорирую замечание и протягиваю ей свою карточку. Я уверен, что здесь полно мужчин, которые приводят сюда любовниц, но это не мой стиль, и это также не дело этой женщины.

Вообще-то я не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь покупал женщине подарок, если не считать тех первых подарков, которые я купил Джии. Пока я жду, пока женщина завернет их, я надеюсь, что они понравятся Джии. Я благодарю ее, когда она вручает подарки, кладу маленькие коробочки в карман и смотрю на телефон, чтобы узнать, где она. Я не хочу следить за ней, а хочу, чтобы, если что-то случится, у меня было больше шансов быстро добраться до нее, если она не потеряет свой телефон. Так я чувствую себя спокойнее, зная, что у меня есть хоть какой-то шанс узнать, где она и что она в безопасности, хотя я уверен, что Джиа, узнав об этом, могла бы иметь другое мнение.

Карта на моем телефоне показывает, что она находится в баре и ресторане примерно в миле отсюда, возможно, обедает. Я убираю телефон обратно в карман и ускоряю шаг, и обнаруживаю, что мне не терпится удивить ее во время обеда. Мысль о том, чтобы сесть с ней за импровизированный обед и вручить ей подарок, поднимает мне настроение и заставляет вновь задуматься о том, что, возможно, она была права. Может, у нас действительно есть шанс, если мы постараемся. Даже если мы пока не можем прийти к согласию по поводу физических аспектов наших отношений, может быть, между нами возможна дружба. Со временем, осторожно развивая эту дружбу, возможно, между нами даже возникнут партнерские отношения.

Впервые с тех пор, как я прервал ее свадьбу, я ощущаю надежду на будущее, а не просто смирение. Нам с Джией предстоит решить огромное количество вопросов, но я считаю, что, возможно, мы сможем решать их по очереди. Если она и дальше будет чувствовать себя так же, как вчера вечером, когда она была готова поговорить со мной, а не ругаться, мне кажется, что это возможно.

Я поворачиваю за угол к ресторану, предвкушая встречу с ней. И тут я вижу ее и останавливаюсь на месте.

Джиа – моя жена – сидит за барной стойкой. Само по себе это не вызвало бы тревоги, если бы не тот факт, что бармен, симпатичный молодой блондин, наклонился к ней. Его рука лежит на ее руке, большой палец касается нежной внутренней кожи запястья. И я чувствую всплеск гнева, такого острого и первобытного, что он не идет ни в какое сравнение с тем, что я когда-либо чувствовал раньше.

Я никогда не был слишком жестоким человеком. В молодости я время от времени наслаждался своими обязанностями по охране правопорядка чуть больше, чем следовало бы. Мне нравилось ощущать себя крутым, уничтожать Братву, обеспечивать защиту территории мафии. Но я быстро вырос из этого и никогда не испытывал ничего похожего на то, что чувствую сейчас.

Я хочу вырвать его руку и переломать ему все кости. Я хочу переломать ему пальцы, пока он будет умолять о пощаде, о том, что посмел прикоснуться к ней. А потом…

Медленно я подхожу ближе, желая услышать разговор. И от того, что я подслушал, моя кровь закипает еще жарче.

– Я не видел тебя на уроке серфинга сегодня утром. – Рука бармена не убирается с ее руки, и Джиа не отстраняется. – Я ведь не спугнул тебя, правда? Может, я вчера немного переборщил, но…

– Это сложно. – Голос Джии мягкий, почти с придыханием. В нем нет привычного мне острого гнева, резкости. Ее широко раскрытые глаза смотрят на него с выражением, от которого меня пробирает до костей.

– Я понял. – Его рука скользит вниз, обхватывая ее пальцы, и я крепко сжимаю челюсть. – Я видел имя на кредитке. Ты же здесь не с подружками, верно?

– Блейк… – Джиа прикусывает губу, и мне требуется все, чтобы выждать момент и не подойти, чтобы позволить себе узнать, к чему это приведет. Я краснею, мои руки сжимаются в кулаки, на грани взрыва ярости, более сильной, чем все, что я когда-либо чувствовал.

Пока я работал над тем, чтобы уменьшить угрозу Братвы, вот чем занималась она. Пока я покупал ей украшения, она сидела здесь и флиртовала с другим мужчиной. Я скрежещу зубами, гнев во мне становится живым, осязаемым.

– Приходи сегодня вечером, – призывает он, все еще держа ее за руку. – Сбеги после того, как он уснет, или еще как-нибудь. Мы пойдем на танцы и хорошо проведем время. Вероятно, ты не можешь наслаждаться отпуском с ним, если ты здесь и флиртуешь со мной.

– Думаешь это так? – Джиа слабо улыбается, все еще покусывая нижнюю губу, и я не могу больше сдерживаться.

– Очень похоже, что так, – рычу я, шагая вперед и чуть не опрокидывая барный стул.

Джиа вскакивает, выхватывая свою руку из руки Блейка. Ее глаза расширились, щеки мгновенно покраснели, и я вижу виноватый взгляд в ее глазах.

– Сальваторе, это не…

– Не беспокойся. – Я протягиваю руку, хватаю ее за плечо и поднимаю с табурета. – Мы поговорим, когда вернемся на виллу.

– Сальваторе…

– Эй, парень. Может, уберешь свои руки от нее… – Блейк начинает говорить, но тут же краснеет и отшатывается назад, когда я поворачиваюсь к нему со злобным выражением на лице.

– Слушай внимательно, сынок, – прорычал я, сузив глаза. – Ты цел только потому, что у меня есть дела поважнее, чем разбирать тебя по косточкам за то, что ты прикоснулся к моей жене. Но здесь чертовски много охраны, хотя ты их и не заметил, и все они выполняют мои приказы. Если я прикажу, они изрежут тебя на столько кусков, что даже по зубным пластинкам нельзя будет определить, кто ты такой. Ты меня понял?

Мальчик выглядит таким бледным, что на минуту мне кажется, что он может потерять сознание.

– Да. Да, я…

Я фыркнул.

– Видишь это, Джиа? Одна угроза, и он практически на коленях умоляет. Это то, что ты предпочитаешь?

– Нет, я… – Она тяжело сглатывает, испуганно смотрит на Блейка, а потом снова на меня. – Это был просто флирт, Сальваторе. Это ничего не значит. Просто безобидная беседа.

Я знаю, что она напугана, потому что она не срывается на меня, не спорит, не кричит и не требует, чтобы я убрал от нее свои гребаные руки. Мне хочется расстроиться из-за того, что я ее пугаю, но я не могу, потому что знаю, что она боится не за себя. Она боится за него, и это приводит меня в еще большую ярость.

– Мы поговорим об этом наедине. – Я оттаскиваю ее от табурета в сторону двери. – А тебе, Блейк, я советую некоторое время не спать слишком крепко.