Текст книги "Дикая любовь (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– В этом есть смысл. – Левин оборачивается и смотрит. – Здесь много места. В какой цвет ты думаешь ее покрасить?

Мое горло снова сжимается, комок грозит задушить меня.

– Я не знаю, – наконец отвечаю я. – Я не заходила так далеко. Я думала о чем-то нейтральном. Может быть, желтый, что-то солнечное и яркое.

– Или шалфейно-зеленый? – Предлагает Левин, поворачиваясь ко мне лицом. – Мне всегда нравился этот цвет. – Я настолько поражена тем, как легко он включился в разговор, что не могу ответить ни секунды. Моя нерешительность, похоже, раззадорила его, и по его лицу пробегает странное выражение, как будто он осознал, что натворил. Что на мгновение он забыл, что может быть кем-то иным, кроме как взволнованным возможностью оформить детскую нашего ребенка в этой комнате.

– А что насчет другой комнаты? – Он отворачивается, глядя в сторону двери, и я чувствую, как мое сердце снова замирает. Я чувствую, как от него исходит напряжение, как он снова замыкается в себе. Во мне поднимается разочарование, заставляющее меня стиснуть зубы.

Я не хочу злиться на него. Не сегодня, и не из-за того, что я решила сделать сама, зная, что это, скорее всего, будет проигрышным делом. Левин всегда будет подчиняться мне, когда дело дойдет до принятия решений о нашей жизни, по крайней мере, таких решений, как, например, в каком доме жить и где, потому что это больше моя жизнь, чем его. Потому что всю ее он потратит на то, чтобы компенсировать то, что, как ему кажется, он у меня отнял.

В то время как на самом деле он дал мне так много того, что я хотела.

– Другая комната… – Я колеблюсь. – Я не знаю. Может быть, комната для ребенка, когда он подрастет. На случай… – Я тяжело сглотнула. – На случай, если нам понадобится детская для еще одного ребенка.

Я вижу, как напрягаются его плечи, и вздрагиваю. Рождение одного ребенка никогда не входило в планы Левина, поэтому я не могу представить, что он много думал о втором, если вообще думал.

– Мне нравится, что у меня есть сестра, – тихо шепчу я. – Нашему ребенку это тоже может понравиться. Или братик.

Он испускает долгий, медленный вздох.

– Может быть, – наконец говорит он, по-прежнему не глядя на меня. – Нам просто придется посмотреть, что будет дальше, я полагаю.

Это не то однозначное "нет", которого я боялась, но и не то, что я хотела услышать. Он выходит из комнаты, открывая дверь, и пересекая холл к главной спальне, а я следую за ним, немного отставая, стараясь держать свои эмоции под контролем.

– Мы могли бы устроить здесь еще один маленький уголок для чтения, – предлагаю я. Все, что угодно, лишь бы увести разговор от тем, от которых мне хочется плакать. – Зимой было бы так уютно, особенно с камином…

Комната огромная, с еще одним большим эркером, выходящим на задний двор, и маленьким балконом, ведущим на него. В комнате есть камин, чего у меня еще никогда не было в спальне, и мысль о том, чтобы уютно устроиться здесь в холодное время с книгой и теплым огнем, кажется просто райской. К спальне прилагается ванная комната с большой гидромассажной ванной и отдельной душевой кабиной, не уступающая ни одному номеру люкс, в котором мы останавливались. Я стараюсь не вспоминать, как мы с Левиным лежали в ванне в том последнем номере отеля в Рио.

Он долго молчит, глядя вдаль, отвернувшись от меня.

– Левин? – Спрашиваю я, наконец, нерешительным шепотом, и когда он поворачивается ко мне лицом, выражение его лица пронзает меня до глубины души.

Оно настолько противоречиво, что я не могу этого вынести. Я вижу все, с чем он борется, в тот краткий миг, когда ему удается смахнуть часть этого, и я понимаю, что он действительно этого хочет. То, что он стоит здесь со мной, представляя наше будущее в этом доме, делает его счастливым. И это также заставляет его чувствовать себя настолько виноватым, что это разрывает его на части.

Я знаю, что не должна идти к нему. Он не поцеловал меня ни разу, кроме как в щеку, с нашей брачной ночи. Но я не могу остановиться. Видя его таким, я разрываюсь на части, потому что, независимо от того, что думает он, Изабелла или кто-то еще, я действительно люблю его. Я знаю это до глубины души, с такой уверенностью, какой, наверное, никогда не испытывала ни к кому другому. Я люблю его, и мне невыносимо видеть его в такой боли, как было невыносимо видеть его в Рио, когда я выхаживала его.

Поэтому я преодолеваю расстояние между нами, и прежде чем он успевает остановить меня, я поднимаюсь на цыпочки и прижимаю руку к его щеке, а мои губы касаются его губ.

– Это наш дом, – тихо шепчу я ему в губы. – Это тот, который я хочу.

Это то, что мне нужно. Я имею в виду не только дом. Я имею в виду его, и нашу жизнь, и нашего ребенка, все, что у меня с ним есть, и я не уверена, понимает ли он это. Я чувствую, как он напрягается, когда я целую его, и готовлюсь к тому моменту, когда он оттолкнет меня, когда он скажет мне, что мы не можем этого сделать.

Я чувствую, как его пробирает дрожь, и знаю, что это значит. Я чувствовала это уже много раз, как он борется с собой, пытаясь не поддаться мне, не поддаться тому, чего хотим мы оба.

Но я хочу, чтобы он проиграл эту битву.

Когда его руки ложатся на мою талию, я понимаю, что он проигрывает, если уже не проиграл.

Его рот прижимается к моему, скользя по моим губам. Я чувствую, как он колеблется, пытаясь не целовать меня. Я почти слышу, как в его голове крутятся колесики, требующие, чтобы он отступил, придумывая все причины, по которым он не должен этого делать, и все причины, по которым он должен это сделать.

Пожалуйста, не останавливайся. Я скольжу руками по его груди, пальцы проникают в небольшую щель над верхней пуговицей, где он оставил две расстегнутыми. Я прижимаю кончики пальцев к его теплой коже и провожу языком по его нижней губе.

Он разрывает поцелуй, совсем чуть-чуть.

– Нам нужно посмотреть еще один дом…

– Вот он. – Я наклоняюсь, снова касаясь губами его губ. Я слишком боялась того, что он отвергнет меня, что я почувствую, как это будет больно. Слишком боялась, что не знаю, сколько времени, по его мнению, должно пройти, прежде чем мы снова ляжем вместе в постель. – Это наш дом.

– Он еще не наш. – Слова прозвучали между нашими ртами, его дыхание согрело мои губы, и во мне вспыхнуло желание.

– Будет. – Я расстегиваю одну пуговицу его рубашки, другую, третью, целую его между ними, провожу языком по его нижней губе, впиваюсь в нее зубами. – Левин…

Я знаю, что он знает, чего я хочу. Его рука крепко сжимает мою талию, его бедра двигаются навстречу моим, и я чувствую, как он тверд. Он тоже хочет меня, и в этот момент я решаю сделать так, чтобы ему было как можно сложнее отказать мне в этот раз.

– Ты сказал, что хочешь дать мне то, что я хочу, – шепчу я ему в губы. – Я хочу тебя. Здесь. Сейчас. Пожалуйста…

– Это нечестно. – Голос Левина хриплый, и я чувствую, как его руки сжимают мою талию, как будто он борется с желанием притянуть меня ближе или оттолкнуть. – Ни капельки, Елена…

– Я знаю.

Я закрываю глаза и целую его крепче. Я тянусь вверх, закидывая одну руку ему за голову, и прижимаю его рот к своему, а другой рукой продолжаю расстегивать пуговицы на его рубашке, пока она не оказывается почти полностью расстегнутой, и я чувствую, как он снова вздрагивает, когда мои пальцы проводят по его животу.

Когда я чувствую, что он поддается, когда его рот открывается и его язык связывается с моим, у меня слабеют колени. Прошло меньше недели, но мне кажется, что с тех пор, как он в последний раз целовал меня вот так, прошло невыносимо много времени, и я вцепляюсь пальцами в края его рубашки, притягивая его ближе.

Я чувствую, как он стонет мне в губы, вибрация покалывает кожу, а его руки спускаются к моей попке, сжимая и обхватывая, притягивая меня еще ближе. Я расстегиваю последние пуговицы его рубашки и разрываю поцелуй, чтобы провести губами по его горлу, проводя языком по впадинке ключицы, а мои руки опускаются к его поясу.

В любое мгновение он может вспомнить, что ему кажется, что мы не должны этого делать, что он должен остановить меня. Я хватаю каждую секунду близости с ним, которую только могу, откладывая ее на все дни и ночи, когда, как я знаю, он вспомнит о самоконтроле, смакуя, пока он находится под моим контролем. Я провожу губами по его груди, спускаюсь еще ниже, опускаюсь перед ним на колени и расстегиваю молнию.

– Елена, пол…

– Мне все равно. – Я просовываю руку в отверстие его брюк, и он становится таким твердым, что мгновенно впивается в мою руку, горячий и пульсирующий. Я слышу, как Левин сдерживает стон, когда я провожу большим пальцем по влажному кончику его члена, уже капающего на меня, а его рука гладит меня по волосам.

– Блядь, Елена…

– Я хочу тебя, – дышу я, мои губы совсем близко к его члену. – Пожалуйста…

Он хихикает низким, темным, глубоким звуком.

– Ты стоишь на коленях с моим членом в руке, и умоляешь меня. – В его голосе звучит ирония. – Черт возьми, Елена, ты хоть понимаешь, что ты делаешь со мной?

В одном этом вопросе столько всего.

– Иногда, – шепчу я, а затем, прежде чем он успевает ответить, прежде чем момент может стать мрачным и печальным и превратиться в нечто, что может помешать нам сделать это, я скольжу рукой вниз по его длине и обхватываю губами кончик его члена. Я чувствую дрожь, которая пробегает по всему его телу, когда его рука прижимается к затылку.

Теперь я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять, что ему нравится. Чего он хочет. Что сведет его с ума от желания. Я знаю его вкус, ему нравится, когда я провожу языком по его кончику, слизывая выступившую сперму, соленую и густую на моем языке. Я знаю, что ему нравится, когда я медленно опускаю руку вниз, а губы и язык следуют за ней, позволяя ему наблюдать за тем, как я ввожу его дюйм за дюймом, до самого горла, и смотрю на него с широко раскрытыми глазами.

Я вижу момент, когда он перестает сопротивляться, когда он сдается и отдается наслаждению. Его пальцы скользят по моим волосам, выражение его лица смягчается, а глаза затуманиваются от вожделения, когда он наблюдает за тем, как я сосу его член.

– Ты чертовски красива, – бормочет он, его пальцы скользят по моей челюсти, когда я беру его чуть глубже, и он стонет. – Такая хорошая девочка. Ты так хорошо принимаешь мой член.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику, мои бедра сжимаются от похвалы. Его голос струится по мне, как шелк, и я страстно хочу, чтобы он был внутри меня, чтобы он снова заполнил меня. Ничто и никогда не может быть так хорошо, как он, когда он внутри меня, я уверена в этом.

Я скольжу вниз, пока мой нос не касается его кожи, и его голова откидывается назад.

– О, черт, – вздыхает он, и я держу его так, сколько могу, мое горло сжимается вокруг него, пока я не вынуждена выдохнуть.

Когда я соскальзываю с его члена, немного задыхаясь, выражение его лица не дает мне покоя. Он смотрит на меня сверху вниз с выражением такой неприкрытой похоти, что мне кажется, будто я больше никогда не смогу дышать. Я вижу, как его вторая рука сжимается на боку, как будто он пытается остановить себя, и не может.

Он опускается передо мной на колени, запустив руку в мои волосы и сжимая их в кулак, а его рот снова приникает к моему. В одно мгновение я превращаюсь из соблазнительницы в ту, кого берут. Он прижимается ко мне, толкая меня на спину на твердый деревянный пол, и рычит мне в губы, резким, отчаянным звуком потребности.

– Ты сводишь меня с ума, – простонал он, прижимаясь лбом к моему лбу, а другой рукой нащупывая пуговицу моих брюк и рывком расстегивая их. Все мое тело выгибается, когда я чувствую, как его кулак смыкается вокруг талии, стягивая ткань, его рука скользит между моих бедер, и я стону, когда кончики его пальцев скользят между моими складками. – О, Боже, ты такая чертовски мокрая…

Это преуменьшение. Я вся насквозь пропитана, я хочу его, и когда он вводит в меня два пальца, более грубо, чем обычно, а его большой палец лежит на моем клиторе, мне кажется, что я могу кончить на месте. Я упираюсь бедрами в его руку, отталкиваясь от него, а его большой палец перекатывается по моему клитору в одном и том же ритме снова и снова, пока я не оказываюсь так близко к развязке.

Когда он снова целует меня, я впиваюсь зубами в его нижнюю губу. Он удивленно хмыкает и еще сильнее вводит в меня пальцы, доводя до грубого, быстрого оргазма, как будто точно знает, что мне нужно, и это уже не должно меня удивлять. Он всегда знал, что мне нужно.

Его язык проникает в мой рот, переплетаясь с моим, а другой рукой он стягивает мои брюки на бедра, наклоняясь надо мной. Я чувствую, как его член упирается мне в внутреннюю поверхность бедра, готовый занять место его пальцев в тот момент, когда я кончу для него, и это толкает меня за грань.

Я хватаюсь за его затылок, впиваясь ногтями в его шею, когда мой крик удовольствия поглощается поцелуем, сжимаюсь вокруг его пальцев, а его большой палец впивается в мой клитор. Мое зрение расплывается по краям, когда я кончаю, все мое тело бьется в конвульсиях, когда я наконец кончаю, оргазм, в котором я нуждалась несколько дней, обрушивается на меня, как приливная волна, снова и снова, пока я прижимаю его рот к своему, а моя вторая рука опускается вниз, чтобы захватить его запястье и прижать его руку к себе, как будто он может остановиться в любой момент.

Я сжимаюсь вокруг него, оседлав его пальцы, пока оргазм не начинает ослабевать, и он не вырывает свою руку из моей. Я вскрикиваю от потери трения, в тот момент, когда снова чувствую пустоту, но это ненадолго.

Он стягивает штаны с бедер, и я вижу, как он обхватывает рукой свой длинный, толстый член, его пальцы все еще блестят от моего возбуждения. Это зрелище настолько откровенно развратное, что вызывает во мне новый прилив удовольствия, и я стону, когда он наклоняется вперед, и набухшая головка его члена толкается в меня, а я выгибаюсь дугой вверх, обхватив рукой его задницу.

– Трахни меня, – задыхаюсь я, впиваясь ногтями в его кожу. – Пожалуйста, трахни меня…

Я не могу обхватить его ногами. Мои брюки запутались в икрах и стянуты вниз ровно настолько, чтобы Левин смог раздвинуть мои ноги достаточно далеко, чтобы он мог войти в меня. Я чувствую себя наполовину сдержанной под ним, отчаянно пытаюсь прижаться к нему ближе и полностью отдаюсь на его милость. Это сводит с ума и возбуждает одновременно, и я впиваюсь ногтями в его спину, выгибаясь под ним, когда он начинает проникать глубже.

– Пожалуйста…

– Полегче. – Его рука обхватывает мою челюсть, наклоняя мою голову вверх, чтобы он мог смотреть на меня сверху вниз. – Это то, чего ты хочешь, Елена?

Я смотрю на него, чувствуя полуобморочное состояние от потребности. Неужели он действительно спрашивает об этом прямо сейчас? Головка его члена уже внутри меня, но он не проникает глубже, удерживая меня под собой. Я сжимаюсь вокруг него, двигая бедрами, чтобы получить немного давления и трения, в которых я так отчаянно нуждаюсь, и вижу, как его челюсть сжимается, когда он борется за контроль.

– Ты хочешь, чтобы я трахал тебя на полу, вот так? – Его вторая рука лежит рядом с моей головой, глаза темные от вожделения. Его бедра двигаются, и он вводит в меня еще один дюйм своего члена, заставляя меня стонать с отчаянным звуком, который в любой другой момент заставил бы меня чувствовать себя неловко, но сейчас мне все равно. Мне нужно больше.

– Да… – Я впиваюсь ногтями в его спину, крутя бедрами под ним, но его мускулистая масса удерживает меня на месте. – Боже, Левин, пожалуйста!

– Ты даже не представляешь, что ты делаешь со мной. – Еще один дюйм, а мне все еще нужно больше. Я беспомощно сжимаюсь вокруг него, нуждаясь в его толчках, нуждаясь в горячем скольжении его внутри меня вперед и назад, заставляя меня кончить снова. – Ты даже не представляешь, что я чувствую из-за тебя. Каждый гребаный день, Елена…

Он подается вперед еще на дюйм. Я вскрикиваю, вздрагивая, и он стонет.

– Ты сбиваешь меня с толку. Каждый гребаный день, с тех пор как я тебя встретил. Черт возьми, Елена, ты заставляешь меня хотеть…

Его бедра подаются вперед, когда он откусывает последнее слово, как проклятие, вгоняя в меня свой член сильнее, чем когда-либо прежде, и я рассыпаюсь под ним. Он начинает двигаться, когда я кончаю, каждый толчок его члена проходит через мои сжимающиеся мышцы, и я снова вскрикиваю, но звук внезапно поглощается его ртом, когда он крепко целует меня. Он хватает меня за обе руки, его пальцы обвиваются вокруг моих запястий, и я вспоминаю ночь в мотеле, когда он связал меня своим ремнем, и заставил меня умолять его.

Мне кажется, что я собираюсь провести остаток своей жизни, умоляя его.

Левин прижимает меня к себе, мои ноги запутались в штанинах, а запястья зажаты в его руках, и я теряю представление о том, где заканчивается мой оргазм и начинается следующий. Все, что я чувствую… это жар его кожи, обжигающий тонкую ткань моей рубашки, давление его губ на мои, горячее, неумолимое скольжение его члена в меня снова и снова, с каждым разом все глубже, как будто он хочет запечатлеть себя на мне. Его бедра скребутся с моими, его стон вибрирует в моем рту, и я чувствую, как он вздрагивает, когда тоже достигает края.

– Черт, Малыш, я сейчас кончу…

Слова вырываются у меня изо рта и обрываются, когда мои зубы перебирают его нижнюю губу, а мой язык сплетается с его языком, когда я выгибаюсь на нем. Я хочу этого. Я хочу почувствовать, как он входит в меня. Я хочу почувствовать его жар, заполняющий меня, и я хочу сказать ему, подтолкнуть его к этому, но я не могу перестать целовать его достаточно долго, чтобы сказать это. Его пальцы почти до синяков обхватывают мои запястья, его бедра впиваются в меня с безумным отчаянием, когда он прижимает меня к твердому деревянному полу. Затем я чувствую, как каждый дюйм его тела становится твердым, его член становится толстым, твердым и набухшим внутри меня за мгновение до того, как его бедра вздымаются, и я чувствую, как он заливает меня горячей струей своей спермы.

Удовольствие снова захлестывает меня, электрическим током пробегая по каждому сантиметру моей кожи. Я беспомощно содрогаюсь под ним, выкрикивая его имя, когда он зарывается лицом в мою шею, а его бедра бьются о мои, его член пульсирует, когда он сильно кончает.

Долгое время мы не двигаемся. Я чувствую, как в животе завязывается узел ужаса, зная, что именно в этот момент он возвращается к себе, вспоминает, что он думает обо всем этом, что чувствует каждый раз, когда теряет контроль. Я чувствую, когда он начинает отключаться, его руки разжимаются вокруг моих запястий, когда он отступает назад, его член выскальзывает на свободу, и он отворачивается от меня.

– Господи, Елена. – Он проводит рукой по волосам, неловко вставая и натягивая штаны на бедра. – Черт, мы, наверное, устроили беспорядок…

– Я разберусь с этим. – Моя одежда в еще большем беспорядке. Я натягиваю ее на место, и в груди у меня щемит от желания, чтобы он повернулся, посмотрел на меня, дал мне хоть что-то, кроме сожаления. – Теперь мы должны арендовать дом, верно? Мы трахались в нем.

Это ужасная попытка пошутить. Он долго стоит лицом ко мне, а потом медленно поворачивается, протягивая руку, чтобы помочь мне подняться с пола.

– Если ты хочешь этот дом, мы его получим, – говорит он мне, в обычной манере. Но я хочу не только дом.

Я стою и смотрю на человека, которого люблю, на его лицо, снова ставшее безучастным, и мне хочется сказать ему, что я буду жить где угодно, если он перестанет так на меня смотреть, если у меня будет еще хоть один день, когда он сможет просто быть со мной самим собой, а не строить все стены заново, которые у него есть, после того как он их разрушил, сам того не желая. Я не хочу чувствовать, что каждый раз, когда мы вместе, я цепляюсь за каждую секунду, потому что никогда не знаю, когда у меня будет еще одна.

– Это тот самый, – тихо говорю я ему, и снова я говорю не только о доме. Я стою и смотрю, как он застегивает пуговицы на рубашке, и мне так хочется подойти к нему, что становится больно. Я хочу поцеловать его, провести руками по его волосам и сказать, как сильно я его люблю, и я проглатываю все это вместе с болью, пылающей в моей груди. Я заставляю себя улыбнуться и наблюдаю за тем, как он выпрямляется, возвращаясь к той осторожной версии себя, которую я знаю гораздо лучше, чем хочу.

– Ну тогда я позвоню риелтору. – Левин улыбается, но улыбка не достигает его глаз. – Ты должна написать Изабелле. Мы все должны сходить на ужин, чтобы отпраздновать.

– Звучит мило. – Я выхожу за ним из комнаты и тянусь за телефоном, но сердце не на месте. Мне должно хотеться праздновать, но сейчас я этого не чувствую.

Я не знаю, как сделать все это терпимым. Я не знаю, как провести остаток своей жизни, живя ради мгновений между ними, когда Левин забывает, как сильно он ненавидит себя за все, в чем себя винит. Я не знаю, как устроить жизнь для нас обоих.

Я не знаю, как любить того, кто забыл, как это делается.

14

ЛЕВИН

На следующий день после того, как мы с Еленой договорились о доме, меня снова вызывают в штаб-квартиру Королей, чтобы встретиться с Коннором и Лиамом, а также с Найлом. По тону голоса Коннора я подозреваю, что хороших новостей не будет, но я рад, что у меня есть время собраться с мыслями.

Я знаю, что Елена расстроена тем, насколько я отстранен с прошлого дня. Я чувствую, как это исходит от нее, как бы она ни старалась это скрыть. Такое ощущение, что мы два человека, запертые в бесконечной битве с самими собой: я – со своей затянувшейся виной и горем, а она – со своей потребностью взять на себя ответственность за ситуацию, в которой мы оказались. Она твердо решила не винить меня, и какая-то часть меня желает, чтобы она это сделала.

По крайней мере, тогда мы были бы на одной волне в этом вопросе.

Эта встреча дает мне возможность сосредоточиться на чем-то одном, на работе. Возможно, я не смогу защитить Елену от самого себя, но я могу сделать все возможное, чтобы защитить ее от затянувшейся угрозы со стороны Диего, и я намерен сделать именно это. В прошлый раз я не заметил угрозы. Я был самодоволен, уверен, что знаю, что меня ждет в будущем. Теперь я догадываюсь, что меня ждет, и намерен быть к этому готовым. Он и близко не подойдет ни к ней, ни к нашему ребенку, если мне есть что сказать по этому поводу. Бостон должен был стать для нее безопасным местом, и я собираюсь сохранить его таким, хоть убейте меня.

У Коннора и Лиама серьезные лица, когда мы с Найлом входим в дом. Я чувствую, как Найл напряжен, когда он стоит рядом со мной, и я знаю его достаточно давно, чтобы понимать, когда он злится. Он долгое время служил королям, гораздо более тесно, чем я, и я знаю, что он боится за свою семью, как и я за Елену и нашего будущего ребенка.

– Что вы знаете? – Требует Найл, как только мы оказываемся в комнате, даже не удосужившись присесть. – Я хочу знать, что происходит.

Лицо Коннора напрягается, как будто он собирается огрызнуться на Найла за его тон, но Лиам поднимает руку, бросая на брата пристальный взгляд.

– Диего в ярости, – осторожно говорит Лиам, – как мы и предполагали. Судя по тому, что мы слышали, он считает, что его обошли с браком Левина и Елены.

– Значит, я полагаю, что твои следующие слова будут о том, что он решил покончить с потерями и сосредоточиться на чем-то другом? – Едко спрашивает Найл, прежде чем я успеваю вставить хоть слово. Я не уверен, что когда-либо видел его таким злым. Его руки скрещены на груди, челюсть сжата, он смотрит туда-сюда между двумя братьями, один из которых – его лучший друг. Но сейчас, я могу сказать, он не тот человек, который разговаривает с другом.

– Просто присядь, – резко вмешивается Коннор. – Мы ничего от тебя не скрываем, Фланаган. Мы знаем, что ты беспокоишься о том, что это значит для Изабеллы. Так же, как мы знаем, что Левин беспокоится за Елену, хотя если бы он держал дистанцию с ней, возможно, все это было бы проще.

Я сужаю глаза.

– Мы так и будем вечно повторять старое, или…

– Если бы я смог выдать ее замуж за кого-то с реальным влиянием…

– Ладно! – Лиам хлопнул ладонями по столу, покачав головой. – Что сделано, то сделано. Елена и Левин женаты. Ничего не изменить и не переписать. Теперь нам придется с этим смириться. – Он смотрит на меня, его плечи расправляются, когда он берет разговор на себя, игнорируя убийственный взгляд брата. – Диего принимает это на свой счет. Он не хочет, чтобы Сантьяго продолжал торговать с нами и набирал силу, которая может быть использована против него, но это нечто большее. У него из-под носа увели обеих дочерей, и то, что это сделали люди, работающие с теми же фракциями, что и Сантьяго, – соль на его рану. Здесь много слоев. – Он сжимает переносицу, выглядя усталым. – Он считает, что люди, работающие с нами, специально отказали ему в обеих дочерях Сантьяго, как дополнительное оскорбление, чтобы добавить к тому, что мы вступаем в союз с Сантьяго, а не с ним. Это, конечно, неправда, обе эти ситуации возникли из-за бунтарства девочек…

– Я буду благодарен тебе, если ты не будешь высказывать свое мнение о характере Изабеллы, – резко говорит Найл, и Лиам бросает на него возмущенный взгляд.

– Найл, мы же друзья. Не надо сидеть за столом и делать вид, будто мы оба не знаем, как все это произошло. Я не собираюсь притворяться, что не принимал безрассудных решений в погоне за Анной. Мы здесь не для того, чтобы пересказывать старые решения, принятые на эмоциях, но именно выбор Изабеллы взять дело в свои руки и выбор Елены преследовать Левина привели нас сюда…

– Ты не собираешься винить ее за это, – вмешиваюсь я, и Коннор закатывает глаза так сильно, что кажется, будто они могут исчезнуть на мгновение.

– Мы, блядь, поняли, – огрызается он. – Вы оба любите своих жен. Мы с Лиамом чувствовали бы то же самое по отношению к Ане и Сирше. Но опустите на секунду свои чертовы плечи и, блядь, послушайте.

Он встает, проводит одной рукой по волосам, а другой опирается на спинку стула и смотрит на нас обоих.

– Есть угроза, что Диего переместится на территорию Королей и нападет. У него явно достаточно ресурсов здесь, в Штатах, ресурсов, о которых мы не знали, чтобы сделать это. Сколько? Мы не знаем. Но он не собирается оставлять это так. Лично мое мнение, и мнение моего брата, состоит в том, что он глупец, если думает, что у него есть хоть малейший шанс захватить территорию Королей. Но он явно достаточно зол, чтобы думать, что может попытаться.

– Мы встретились с остальными королями. – Лиам проводит рукой по лицу: усталость омрачает его черты и делает его старше своего брата. – Они согласны с тем, что мы будем защищаться, но мы еще немного подождем и посмотрим, какие шаги он предпримет.

Выражение лица Найла мгновенно потемнело.

– Ты, наверное, издеваешься надо мной, – огрызается он. – Подождать и посмотреть? Это и есть твоя тактика?

– Ты должен помнить свое место, Фланаган, – отвечает Коннор, его тон становится жестче, но Лиам качает головой, поднимая руку.

– Прямое нападение приведет к гибели людей, Найл, ты же знаешь. Тем более что мы не знаем точно, какими силами располагает Диего, где и что он планирует. Нам нужно время, чтобы собрать информацию. Этим занимается Бет, а также Нико и некоторые из новобранцев Виктора, занимающихся шпионажем. Когда Алессио вернется из Италии, Лука поручит ему очистить некоторые ячейки Диего от ресурсов, если Диего к тому времени предпримет какие-либо шаги.

– Если мы будем стоять на своем, он может отступить. – Коннор смотрит на нас обоих ровным взглядом. – Ему есть что терять, пытаясь проникнуть на нашу территорию вот так, ради двух женщин, которые не представляют для него никакой ценности, кроме обиды. – Он поднимает руку, прежде чем Найл или я успеваем что-то сказать. – Я не хочу сказать, что считаю, будто у них нет другой ценности, и вы, блядь, это знаете, пока никто из вас на меня не ополчился. И да Найл, Изабелла под нашей защитой, всегда, но Елена главный наш приоритет. Для Диего их ценность всего лишь в том, что они задели его уязвленную гордость. Мы надеемся, что он передумает, пока все не обострилось.

– Тем временем, – продолжает Лиам, – мы собираемся установить дополнительную охрану в твоем доме, – он кивает на Найла, – и в твоем тоже, как только вы переедете, – говорит он мне. – Елена и Изабелла не должны никуда уходить без охраны. Мы все знаем, какие тактики могут быть использованы против них. Я знаю, что Изабелла защищает свою свободу, но я уверен, что она поймет, что это к лучшему. Если повезет, все скоро разрешится, и все вернется на круги своя. Елена же, должна быть охраняема со всех сторон круглосуточно. Приказ Коннора если что, не мой.

Он поднимает руки в знак капитуляции. А я пялюсь на Коннора и не понимаю его тактики.

– Лучшее, что вы можете сделать, – это оставаться рядом со своими семьями и оберегать их. Если вы понадобитесь для чего-то еще, мы сообщим вам.

Найл выглядит таким же расстроенным, как и я, но никто из нас не спорит. Мы оба достаточно хорошо знаем Коннора и Лиама, чтобы понимать, что, когда они принимают решение в таком качестве, трудно заставить кого-то из них отступить, особенно Коннора, который в любом случае всегда на острие ножа в споре с Найлом. Но никто из нас не хочет сидеть и ничего не делать, пока мы ждем. Это противоречит всему, что каждый из нас делал на протяжении всей своей жизни.

Поездка обратно домой проходит спокойно. От Найла исходит напряжение, и он крепко сжимает руль, костяшки пальцев побелели по краям.

– Я обещал Изабелле, что ей больше не придется беспокоиться об этом дерьме, – наконец говорит он, когда мы останавливаемся на подъездной дорожке. Он проводит одной рукой по волосам, его челюсть работает, и я вижу, что он сдерживает свою ярость на волоске. – Вся эта гребаная ерунда, с которой она выросла, все опасности, которым она подвергалась, закончились. Она должна быть здесь в полной безопасности. Обе девочки в безопасности. – Он сильно ударяет кулаком по приборной панели, рот поджат так тонко, что губы исчезли. – Клянусь чертовым Христом, если этот человек хоть пальцем ее тронет…

– Я знаю. – Я делаю глубокий вдох, держась за свой собственный гнев и разочарование с таким же небольшим отрывом. – Я тоже обещал Елене, что это безопасное место. Этот человек – гребаное пятно на всех нас.

– Его нужно зарыть в землю. – Найл скрипит зубами, его рука все еще проводит по волосам, сопровождаясь нервным тиком. – Я люблю Лиама как чертова брата, но они с Коннором будут сидеть на своих гребаных задницах, пока все это не сгорит.