Текст книги "Смертельная преданность (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

4

ДАМИАН

Мой сын.

Эти слова эхом отдаются у меня в голове, пока я смотрю на маленького мальчика, который свернулся калачиком на груди Сиены, обхватив её руками за шею. Его тёмные волосы, намного темнее, чем у неё, спутались после сна. Ему не больше трёх-четырёх лет, он такой маленький и хрупкий, что у меня в груди что-то сжимается от неловкости.

У неё есть чёртов ребёнок.

Мой разум лихорадочно пытается переварить эту новую информацию и понять, что она значит для ситуации, в которую я нас всех втянул. Когда я женился на ней двадцать минут назад, я думал, что защищаю одного человека – женщину, которая оказалась не в том месте и не в то время. Теперь я несу ответственность за две жизни, одна из которых едва ли способна понять, что такое опасность.

– Почему ты мне не сказала? – Вопрос звучит резче, чем я хотел, и мой голос разрезает тишину маленькой квартиры, как лезвие.

Зелёные глаза Сиены вспыхивают от гнева, и она перекладывает мальчика – Адама, как она его назвала, повыше на бедре.

– Не сказала тебе? – Шипит она так тихо, что я понимаю: она старается не разбудить ребёнка. – И когда же я должна была это сделать? Когда ты вытаскивал меня со склада, полного трупов? Или, может, во время поездки в машине, когда ты говорил по-русски и не отвечал на мои вопросы? Или, может быть, у алтаря, когда ты заставлял меня выйти за тебя замуж?

С каждым словом её голос становится всё громче, и я вижу, как в её взгляде разгорается огонь. Большинство женщин съёживаются, когда я повышаю голос, когда они видят тьму в моих глазах, монстра, живущего в моей груди. Но Сиена Монро, теперь Сиена Кузнецова, напоминаю я себе, стоит на своём, вызывающе вздёрнув подбородок, и при этом крепко прижимает к себе сына.

Это чертовски меня раздражает. Но где-то в глубине души, там, куда я не хочу заглядывать, я чувствую себя... впечатлённым.

– Ты должна была найти способ, – говорю я, но, едва произнеся эти слова, понимаю, насколько неразумно они звучат.

– Верно. – Она тихо и горько смеётся. – Потому что раньше ты был так открыт для диалога, объяснял мне всё и давал время объясниться в ответ.

Адам ворочается на руках у матери, несомненно, чувствуя напряжение и резкие голоса даже во сне. Я вздрагиваю при мысли о том, что могу его разбудить, этого достаточно, чтобы я не стал возражать. Почему-то мысль о том, что мне придётся иметь дело с проснувшимся малышом, вызывает у меня незнакомое чувство, похожее на страх.

При виде него, такого маленького, такого уязвимого, у меня в груди неожиданно возникает боль. Я не был рядом с детьми уже… Боже, я даже не помню, сколько времени прошло. Я знаю, что жена Константина беременна, и я готовлюсь к тому, что скоро у них появится ребёнок. Но я взял за правило избегать их, держаться подальше от всего, что может напомнить мне о том, чего я никогда не смогу получить.

О том, чего меня лишили.

Мне было девятнадцать, когда это случилось. На тот момент я не так давно работал на Виктора Абрамова, мне было ещё далеко до того, кем я стал за последнее десятилетие: его правой рукой и исполнителем его воли, а теперь ещё и правой рукой его сына Константина. Я был простым парнем, сбежавшим с улицы, отчаянным, злым и глупым. Так или иначе, я был на пути к криминальной жизни, и Братва стала моим спасением.

Виктор Абрамов разглядел во мне что-то особенное, взял меня к себе, дал мне работу на самых низших должностях. Я получил ночлег и еду в обмен на свою преданность и готовность делать всё, что нужно. И я был благодарен. Я был у него в долгу, и я был не против заплатить долг.

Просто это была часть суммы, которую я не ожидал заплатить.

Он отправил меня на работу, которая, как предполагалось, была простой. Я должен был взыскать долг с человека, который воровал на одном из предприятий Виктора, и заставить его вернуть украденное. Идея заключалась в том, чтобы сломать ему несколько пальцев и предупредить, чтобы он считал себя счастливчиком, что он просто ранен, разорён, а не замучен и не мёртв. Но этот человек был достаточно умён, чтобы ожидать нападения, а его друзья не одобряли методы Братвы.

Я тогда был крепким парнем и хорошим бойцом. Но я не мог справиться с пятью противниками. Избиение, которому я подвергся той ночью, едва не убило меня, а внутренние повреждения были обширными. Когда люди Виктора нашли меня и доставили к семейному врачу, мне сказали, что я чудом выжил. Мне потребовалась операция, и я долго восстанавливался, страдая от инфекции, боли и проводя бесконечные дни в тумане от лекарств.

Когда я снова пришёл в себя, врач дал мне понять, что в будущем я не смогу иметь детей. В то время я был слишком молод, чтобы думать о чём-то большем, чем тот факт, что я не только жив, но и что Виктор оплатил моё лечение и не вышвырнул меня на улицу, пока я восстанавливался. Он был жестоким, но умным человеком, он знал, что после этого я буду верен ему до конца. Так и было. Я был его верным, преданным человеком до самой его смерти. Я пошёл против него только один раз, чтобы помочь его сыну вернуть жену, Валентину.

Я стал старше, мне было чуть за двадцать, когда я понял, что потерял. В то время я встречался с женщиной, которая была достаточно молода, чтобы думать, что у такого мужчины, как я, ведущего такой образ жизни, как я, может быть жена и семья. Она ушла от меня, когда узнала, что я не могу иметь детей. А когда Виктор узнал об этом, он рассмеялся. Он сказал, что, наверное, так будет лучше, что такому человеку, как я, всё равно не суждено стать отцом, как и ему. Что он завёл сына, потому что ему нужен был наследник, а не потому, что он хотел детей, и что жизнь, которую я мог бы дать жене и семье, никогда их не удовлетворит.

Он напомнил мне, что единственная семья, которая мне нужна, это та, которую он мне дал. И на этом всё закончилось. Я ему поверил. Я верил ему больше десяти с половиной лет.

Я с головой ушёл в работу, чтобы доказать, что достоин второго шанса, который дал мне Виктор, чтобы стать идеальным оружием для «Абрамовской братвы». Я научился убивать без колебаний, наводить ужас одним взглядом, загонять все нежные чувства так глубоко, что иногда я забывал о их существовании. Я говорил себе, что не хочу семью, что мне не нужны сложности, которые возникают, когда ты заботишься о ком-то больше, чем о работе. Что моя цель, моя жизнь, моя семья, это то, что мне дали, когда Виктор Абрамов подобрал меня на улице, а затем спас мне жизнь во второй раз.

Стоя здесь и глядя на Сиену, которая держит на руках своего сына, я не знаю, что чувствовать и что говорить. В моей груди, в животе, во всём теле возникает странное ощущение, из-за которого я теряю равновесие и не знаю, что делать. Мне это не нравится, и я возвращаюсь к тому, что мне удобно, к тому, что я знаю. Холодность. Гнев. Цель.

– Значит, ты решила, что это лучший способ сообщить мне? – Я прищуриваюсь, глядя на неё. – Я согласился защищать тебя. Только тебя. Это не было частью сделки.

Её глаза расширяются, и я вижу, как её рука крепче обхватывает Адама.

– Что ж, – холодно говорит она, сверля меня взглядом, – тогда ты можешь подать на развод и оставить нас здесь. Ты сумасшедший, если думаешь, что я уйду куда-то без своего ребёнка.

Она стоит на своём. Конечно, стоит. У меня было дерьмовое детство, но это не повод думать, что мать бросит своего ребёнка. Если бы она согласилась, значит, она не из тех женщин, ради которых стоит прилагать все усилия, чтобы спасти её.

И всё же… это не входило в план. Я даже не предполагал, что в уравнении может быть кто-то ещё, кроме неё.

Потому что я не думал. Впервые с тех пор, как я очнулся после того избиения, я не думал. У неё мог быть парень. Жених. Чёрт возьми, муж. У неё могло быть трое детей. Я ничего о ней не знаю, я ничего у неё не спрашивал. Я просто потащил её прямиком к алтарю, повинуясь дикому инстинкту защитника, чтобы уберечь её от мафиозной пули до рассвета, и даже не подумал о том, что она оставляет позади целую жизнь.

А теперь она раскрывает мой блеф. Либо я ухожу от этой женщины, оставляя её и её сына наедине с грядущими трудностями, либо я принимаю тот факт, что защита её означает защиту и его.

На самом деле это не выбор. Я уже пообещал защищать её, а теперь, когда в деле замешан ребёнок, тот, кто придёт за ней, не оставит его в живых. Я не могу бросить их обоих. Мысль о том, что Сиена окажется в их руках, уже пробудила во мне давно дремлющий инстинкт защитника, но при мысли о том, что эти звери доберутся до мальчика, Адама, во мне вспыхивает ярость. Это незнакомое чувство – потребность защищать того, кто мне не принадлежит, кого я едва знаю. Но я не могу это игнорировать.

Это не навсегда, напоминаю я себе. Только до тех пор, пока она… они не в безопасности.

Мой телефон вибрирует. Я достаю его из кармана и отвечаю. В трубке звучит голос Константина.

– Дамиан. Где ты? – Резко спрашивает он, и я перехожу на русский.

– Я скоро вернусь. Просто улаживаю кое-какие дела.

– Обычно ты не такой рассеянный. Что происходит? Есть что-то, о чём я не знаю…

– Я расскажу тебе, когда вернусь. Это ненадолго. – Я бросаю взгляд на Сиену, которая хмурится и тихонько покачивается взад-вперёд, явно делая всё возможное, чтобы мальчик не проснулся. – Думаю, это займёт не больше часа.

– Поговорим утром. – Константин делает паузу. – Валентина плохо себя чувствует. Возвращайся в поместье, и мы первым делом обсудим случившееся.

– Конечно, босс. – Я вешаю трубку и оглядываюсь на Сиену. – Возьми всё, что тебе нужно, – говорю я ей, снова переходя на английский. – Мы уходим.

На её лице появляется облегчение.

– У меня есть всё, – тихо говорит она, поправляя сумки на плече. – По крайней мере, всё, что мне сейчас нужно.

Я делаю шаг вперёд, беру спортивную сумку и перекидываю её через плечо, стараясь не сковывать движения, чтобы не мешать целиться и стрелять. Я смотрю на неё, пытаясь осознать, что я только что взвалил на себя, какую ответственность я на себя взгромоздил. Одно дело, когда она была одна. Теперь я несу ответственность за ребёнка – мальчика, которому нужны вещи, которые я не знаю, как ему дать, и стабильность, которую я не уверен, что смогу обеспечить.

Пока что, повторяю я про себя и жестом приглашаю её следовать за мной.

– Пойдём.

Я вижу, как она ещё раз оглядывает обшарпанную квартиру, и понимаю, что, в каком бы плачевном состоянии ни было это место, для неё это дом. Это единственное место, где она чувствовала себя в безопасности, а я слишком хорошо знаю, каково это, когда место, которое когда-то было убежищем, становится местом, откуда нужно бежать. Ей приходится оставить всё привычное, всё, что раньше было безопасным, и доверить свою жизнь и жизнь своего сына незнакомцу.

Я понимаю, насколько это должно быть тяжело.

Спуск по лестнице проходит в напряжённой обстановке. Я всматриваюсь в каждый угол, в каждую тень, пока мы спускаемся. Я периодически оглядываюсь и вижу, как Сиена одной рукой гладит Адама по спине, успокаивая мальчика, пока мы идём к парковке. Кажется, он достаточно сонный, чтобы не обращать внимания на происходящее, и это хорошо, последнее, с чем мне сейчас нужно иметь дело, это испуганный плачущий ребёнок.

Когда мы доходим до парковки, мне становится немного легче. «Мерседес» стоит там, где я его оставил, нетронутый. Но когда Сиена подходит к машине с Адамом на руках, возникает новая проблема.

– Мне нужно его автокресло, – говорит она, останавливаясь у пассажирской двери.

– Его что?

Она бросает на меня взгляд, который говорит о том, что я идиот.

– Его автокресло. Он не может ездить в машине без него. Это небезопасно и незаконно.

Конечно. Потому что детям нужно специальное оборудование и особые условия, о которых я раньше не задумывался. Ещё одно напоминание о том, насколько я не готов к такой ситуации.

– Где оно? – Спрашиваю я, оглядывая парковку. Я сказал Константину, что буду через час. Нам нужно ехать, не в последнюю очередь потому, что каждую секунду, пока мы здесь, мы в опасности.

– В моей машине. – Она указывает на потрёпанную «Хонду Цивик», припаркованную в нескольких местах от нас. Машина вся проржавела, краска облупилась, а колпаков на колёсах нет.

– Эта штука ездит? – Я с сомнением смотрю на неё, а она сверлит меня взглядом.

– Вообще-то, сейчас не ездит. Аккумулятор сдох. Сегодня вечером мне пришлось ехать на работу на автобусе. Но ей и не нужно ездить, верно? – Спрашивает она раздражённым тоном. – Ты отвезёшь нас к себе. Мне просто нужно достать автокресло.

На мгновение мне становится страшно, что она попросит меня подержать Адама, пока она достанет автокресло. Но вместо этого она возится с ключами, открывая машину, одной рукой осторожно покачивая мальчика у себя на груди, и наконец открывает дверь, за которой оказывается сложное на вид приспособление, прикреплённое к сиденью. Я уверен, что она не сможет достать его, держа на руках малыша, и делаю шаг вперёд, продолжая оглядывать парковку.

– Я отсоединю, – говорю я, но она уже склонилась над ним, возясь с каким-то механизмом.

– Это сложно, – бормочет она, нажимая кнопки и дёргая за ремешки. – Надо делать это в правильном порядке, иначе ничего не получится.

Автокресло с тихим щелчком выдвигается, и она выпрямляется, придерживая громоздкую вещь одной рукой, а другой поддерживая Адама и рюкзак. Она сильнее, чем кажется, но я вижу напряжение в её позе. Я также вижу, что она часто делает это в одиночку. Что она привыкла справляться со всем сама. От этой мысли у меня что-то сжимается в груди. Я хочу найти того, кто бросил эту женщину, и ломать ему пальцы один за другим, пока он не объяснит, почему Сиена одна с ребёнком.

Это чувство меня тревожит. Я вспыльчивый, сильный человек, но не сторонник защиты. Мне никогда некого было защищать. Это выводит меня из равновесия, выбивает из колеи, и мне это не нравится.

– Дай мне это. – Я тянусь к автокреслу.

– Я сама справлюсь с этим...

– Дай мне я сказал.

На мгновение возникает пауза, Сиена колеблется, затем неохотно протягивает мне автокресло. Эта штука весит больше, чем я ожидал, из-за обивки, пластика и механических деталей, в которых я даже не начинаю разбираться. Как такая простая вещь, как перевозка ребёнка, требует столько инженерных изысков, остаётся за пределами моего понимания.

Вернувшись к «Мерседесу», Сиена открывает заднюю дверцу, когда я открываю её, и начинает критически осматривать заднее сиденье.

– Ладно, должно подойти, – бормочет она, забираясь в машину, все ещё прижимая Адама к груди, и жестом просит меня подать ей автокресло. Далее следуют десять минут самого мучительного опыта в моей жизни с тех пор, как я научился разбирать и собирать пистолет с завязанными глазами.

– Нет, этот ремешок нужно просунуть снизу, – говорит Сиена приглушённым голосом, наклоняясь. – И нужно надавить, пока затягиваешь его. Это сложно…

Я пытаюсь следовать её инструкциям, но ремешки, кажется, живут своей жизнью, перекручиваясь и цепляясь за всё подряд. Автокресло раскачивается, когда я пытаюсь его закрепить. Очевидно, что оно установлено неправильно. Я раздражённо вздыхаю, понимая, что каждая секунда, которую мы тратим на возню с этим бессмысленным приспособлением, это секунда, в течение которой я не уделяю должного внимания опасностям вокруг нас.

– Дай я... – Сиена пытается обойти меня и смотрит вверх. Внезапно она оказывается совсем близко ко мне, и я чувствую запах её шампуня, когда её волосы падают мне на лицо. Это лёгкий цветочный аромат, который перебивает стойкий запах кожи и пороха, сопровождающий меня повсюду.

– Я справлюсь, – рычу я, но ремень, за который я тяну, только усугубляет ситуацию.

– Ты делаешь это неправильно. – Она накрывает мою руку, держащую ремень, и её пальцы согревают мою кожу. – Сначала потяни за этот, а потом надави на основание.

Я следую её указаниям, и каким-то образом автокресло наконец встаёт на место. Она крепко встряхивает его, проверяя, как оно установлено, и удовлетворённо кивает.

– Хорошо. Это безопасно. – Она с привычной сноровкой усаживает Адама в кресло, как раз когда он начинает ёрзать и протестующе вскрикивать, и нежно проводит рукой по его волосам, пристёгивая его. В этот момент я вижу, что обо мне она совершенно забыла, всё её внимание сосредоточено на ребёнке, которого она пытается успокоить.

– Удобно, милый? – Спрашивает она, убирая волосы с его лба.

Адам сползает как можно ниже по автокреслу и сонно оглядывается по сторонам.

– Мы едем в путешествие, мама?

– Да, милый. – Она достаёт из рюкзака маленького слоника и кладёт его рядом с локтем сына. – Мы ненадолго остановимся в новом месте.

От этих слов он немного оживляется.

– Там будут другие дети, с которыми можно поиграть?

– Я не знаю, – тихо говорит она. – Но мы хорошо проведём время, обещаю. У тебя будут твои игрушки и книги, и я буду с тобой. А теперь устраивайся поудобнее, мы скоро приедем.

Адам задумчиво смотрит на маму.

– А как же страшный человек? – Жалобно спрашивает он, глядя на меня, устроившегося на водительском сиденье. Я вижу его в зеркале заднего вида, он смотрит на меня, и я вижу выражение беспокойства на лице Сиены.

Страшный человек. Почему-то мне неприятно слышать это от ребёнка с заднего сиденья. Меня называли и похуже люди, у которых было больше причин бояться меня, чем у этого ребёнка. Но почему-то, когда это говорит кто-то настолько юный, настолько невинный, я чувствую себя монстром.

Что ж, я один из них, не так ли? Я потратил свою жизнь на то, чтобы превратить себя в нечто жестокое и пугающее. Именно поэтому я могу защитить эту женщину и её ребёнка. Потому что я страшный.

– Дамиан тоже будет там, – осторожно говорит Сиена. – Но он не причинит нам вреда. Он будет оберегать нас.

Адам на мгновение задумывается над этим, затем кивает с лёгкостью, свойственной детскому возрасту.

– Хорошо.

– Я останусь здесь, сзади, с ним, – говорит Сиена, пристёгиваясь и наклоняясь, чтобы закрыть дверцу, и по тону её голоса я понимаю, что она бросает мне вызов, если я попрошу её сделать что-нибудь по-другому. Для меня не имеет значения, где она сидит, поэтому я не беспокоюсь.

Поездка до поместья по предрассветным улицам Майами занимает сорок пять минут. Я выбираю объездной путь, возвращаюсь назад и меняю направление, чтобы убедиться, что за нами никто не следит. В зеркале заднего вида я вижу, как голова Адама начинает клониться, покачивание машины убаюкивает его. Сиена сидит рядом с ним, напряжённая и прямая, её взгляд устремлён в окно на проплывающий мимо город. Небо начинает окрашиваться в тот странный цвет, который появляется перед рассветом, когда оно ещё не посерело, но уже обещает, что скоро станет светлее. Неоновая реклама в городе по-прежнему яркая и мерцает, но на тротуарах стало тише, и единственные люди на улице, это молодёжь, которая веселится до рассвета.

– Что теперь будет? – Тихо спрашивает Сиена, её голос едва слышен из-за шума двигателя. Звук её голоса на мгновение пугает меня.

Я оглядываюсь на неё в зеркало заднего вида.

– Теперь вы останетесь живы. Вы оба.

– А что потом?

У меня нет для неё ответа. По правде говоря, я не знаю, что будет дальше. Я никогда раньше не оказывался в такой ситуации, мне никогда не приходилось задумываться о долгосрочных последствиях защиты человека, который не является членом Братвы. Я поступил опрометчиво, когда привёл её в церковь, и теперь начинаю понимать, насколько всё это запутанно.

Но я не мог её бросить. При мысли о том, что она лежит мёртвая на парковке у своего дома или истекает кровью на грязном ковре в своей квартире, у меня болезненно сжимается сердце. Она молода и невинна, и что бы ни случилось, из-за чего она оказалась в той ситуации, в которой я её нашёл, она этого не заслужила.

Я действовал инстинктивно. И это заставляет меня задуматься, был ли Виктор прав много лет назад. Он говорил, что мы хищники, а не защитники... но моим инстинктивным желанием было защитить эту женщину.

По крайней мере, пока.

Ворота перед поместьем Константина распахиваются, когда мы подъезжаем, охранники узнали машину. Перед нами во всей красе предстаёт поместье: архитектура в испанском стиле, безупречный ландшафтный дизайн и охрана, которая старается быть незаметной большую часть времени, хотя я вижу, как несколько человек перемещаются по территории, словно тени в своей форме. Я оглядываюсь на Сиену в зеркало заднего вида и вижу, как она сидит с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом, разглядывая место, где ей предстоит жить в обозримом будущем.

Я паркую машину перед особняком и поворачиваюсь к ней, протяжно выдыхая.

– Добро пожаловать домой.