Текст книги "Русский Сюжетъ"

Автор книги: Людмила Третьякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

IV. Похититель драгоценностей

Великая княгиня Александра Иосифовна по нескольку раз на день становилась на колени перед иконами. Что было делать оставленной жене? В тиши спальни она молила милостивого Господа уж если не вернуть ей мужа, то хотя бы послать смирение своему сердцу, кипевшему обидой.

А ведь она хорошо помнит себя не только обожаемой женой, но и счастливой невестой. Считалось, что ей, восемнадцатилетней принцессе Саксен-Альтенбургской, сказочно повезло: она из своего маленького княжества едет в блистательный Петербург, чтобы выйти замуж за одного из молодых Романовых.

Великий князь Константин, сын российского самодержца Николая I, оставался влюбленным в свою маленькую жену и спустя годы после венчания. Царственное семейство даже посмеивалось, то и дело слыша от него: «Жинка меня порадовала», «были с женой в концерте», «у жинки флюс», «жинка поправилась». Он, кого родня считала самым умным и образованным среди них, казалось, не мыслил и дня вне общения с женщиной, как говорили, очень обыкновенной.

...В Петербурге молодая семья поселилась в знаменитом Мраморном дворце, после Зимнего наиболее роскошном и поместительном.

Константин Николаевич вообще слыл самым богатым из детей императора Николая. Ему в наследство досталась чудесная крымская Ореанда. Кроме того, четырехлетнему Костеньке отец-самодержец когда-то подарил императорское имение Стрельна, созданием которого Петр Великий хотел в свое время перещеголять Версаль. Но и это еще не все. Счастливец получил еще одно сокровище – Павловск с его уникальными художественными коллекциями и неповторимым по красоте парковым ансамблем.

И вот когда в молодом семействе в 1850 году появился первенец, радостный отец, Константин Николаевич, воодушевленный тем, что это был мальчик, решил, в свою очередь, подарить эти три главные жемчужины из великокняжеской короны новорожденному сыну.

Крошку назвали в честь деда Николаем. Тот и крестил его. Маленький пискун еще пачкал пеленки, а во всех дворцовых бумагах уже именовался Его Императорским Высочеством Великим князем Николаем Константиновичем.

Отец и все остальные называли первенца Николой. Вслед за ним в семье родилось еще пятеро детей. Итого, шестеро за десять лет – это оказалось чересчур для некрепкого здоровья и тонких нервов Александры Иосифовны. Каждая новая беременность протекала тяжелее предыдущей. Для того чтобы восстановить силы, «жинке» приходилось то и дело оставлять семью: великая княгиня предпочитала лечиться за границей.

И вот мало-помалу в отношениях супругов стала наблюдаться «мертвая зыбь». Александра Иосифовна чувствовала полную потерю интереса к себе со стороны мужа. Куда исчезла та дивная упоительная жизнь, которая текла в из стрельненском дворце? Сколько было впечатлений, удовольствия, музыки! Сюда приезжал Штраус, который посвятил хозяйке вальс «Александра», а хозяин, отменный виолончелист, играл с великим маэстро в оркестре. Где радость? Где опьянение любовью и молодостью? Все затихло, сошло на нет. В романовской родне супругу Константина Николаевича считали похожей на Марию Стюарт. Александра Иосифовна гордилась этим сходством. Но к сорока годам от всех семейных неприятностей она поседела как лунь и подурнела. Ее характер, и так неспокойный от природы, вовсе испортился.

Хорошенькая немецкая принцесса Александра Саксен-Альтенбургская приехала в Россию за счастьем. Поначалу ее супружеская жизнь с великим князем Константином Николаевичем была безоблачной. Александра Иосифовна наслаждалась ролью любимой супруги, рожала детей, музицировала и не знала, что гроза не за горами.

В комнатах великой княгини сильно пахло лекарством, сновали вещуньи и знахарки. От бессонницы являлись видения, грезилась всякая чертовщина. Александра Иосифовна сделалась ярой поклонницей модного тогда «магнетизма».

Какое-то время муж покорно выслушивал долгие рассуждения жены на эти темы. Пожалуй, теперь он не стал бы опровергать то, что говорили об альтенбургском семействе: мол, им всем присуща «безграничная брезгливость, пустота и приверженность к новостям, не стоящим никакого внимания».

У великого князя от капризов и причуд жены голова шла кругом. Он все более отдалялся от нее, тосковал. Разочарованные мужья имеют на этот случай верное лекарство, и Константин Николаевич не приминул воспользоваться им. Самочувствие великого князя самым опасным для «жинки» образом стало улучшаться. Бедняжка, как водится, путала причину со следствием и в измене мужа видела происки балерины Анны Кузнецовой.

Поначалу Александра Иосифовна не придала значения, казалось бы, заурядной интрижке. Со времен ее незабвенного свекра Николая I сильфиды императорской сцены, бесплотные тени на подмостках и весьма энергичные в жизни, неотступно маячили за спинами великих князей. С этим было так же бесполезно бороться, как с ветряной оспой или осенними дождями. Но «балетные» романы обычно кончались выздоровлением. Исключения были редкостью. Однако именно такой вариант выпал на долю Александры Иосифовны. Она даже хотела пожаловаться на мужа и Кузнецову Александру II, но вовремя одумалась. Это могло показаться бестактным: у императора был в разгаре роман пусть и не с балериной, но тоже с достаточно легкомысленным созданием – княжной Екатериной Долгоруковой.

Приходилось терпеть и в одиночку переживать возмутительные слухи о поведении в высшей степени приободрившегося Константина Николаевича. Кузнецова бросила сцену и стала рожать сиятельному любовнику детей. Один из очевидцев великокняжеского романа свидетельствовал, что муж Александры Иосифовны «гулял в Крыму и, встречая знакомых, старался знакомить их со своей танцовщицей Кузнецовой и при встрече говорил: «В Петербурге у меня казенная жена, а здесь собственная».

Дело дошло до того, что великий князь купил любовнице, которая лишь тремя годами была старше Николы, роскошный особняк неподалеку от Мраморного дворца. Пройдет время, и это здание с его уникальным убранством перейдет к другой балерине – Матильде Ксешинской в качестве подарка от цесаревича Николая Александровича, будущего Николая II.

Несмотря на все бури, разразившиеся в России, этот приют любви, свободной и счастливой, дожил до наших дней. Правда, с исторической точки зрения здесь была бы более уместна табличка с надписью: «Дом балерин Их Императорских Высочеств».

...От неурядиц между родителями в первую очередь страдают дети. Семья великого князя не стала исключением. Домашний врач впоследствии писал, что старшего, Николу, от природы впечатлительного и импульсивного, сознание того, что мать и отец превратились в чужих людей, терзало неимоверно. Самолюбие не позволяло мальчику поделиться хоть с кем-нибудь одолевавшими его мыслями. Он предпочитал переживать родительский разлад молча, и дело доходило до нервных припадков.

Сам Никола, когда вырос, описывал противоречивое чувство, которое охватывало его всякий раз, когда ему случалось оказаться в семьях своих сверстников. Обычно по праздникам княжеских детей вывозили в гости в Царское Село. Никола, с удовольствием веселясь, играя со сверстниками, очень завидовал тем, у кого в семье царили мир и любовь. Казалось бы, в памяти должны остаться огни рождественской елки, подарки, обычная радостная кутерьма, но нет: ревнивый взгляд мальчика следил за теми счастливцами, у которых отец был в ладу с матерью. От этого сознание собственной обделенности становилось особенно болезненным. В конце концов Никола возненавидел детские праздники и отказывался принимать в них участие. Как? Почему? Его ругали за упрямство, желание поступить всем назло. И не было ни одного человека, которому мальчик мог бы рассказать о том, что творилось в его душе.

Великий князь Константин Николаевич, обнимающий «дитя любви» – дочь от балерины А.В.Кузнецовой, которую он в пику оставленной им великой княгине Александре Иосифовне называл своей истинной женой.

Как ни старалась Александра Иосифовна создать хотя бы видимость благополучия, дело не клеилось. С мужем ее видели вместе лишь на официальных приемах. Погрузившись в мир собственных переживаний, она отдалилась от детей. Те чувствовали себя сиротами и оказались полностью во власти воспитателей и учителей. А они были очень разными. Кое-кого надо было попросту гнать прочь из детской, но для этого требовалось истинное, а не показное родительское попечение.

Александру Иосифовну же, когда ей докладывали о маленьких князьях, в первую очередь интересовало их поведение. Она не могла не отдавать себе отчета, что в такой домашней неразберихе, какая творилась в семье, примерными дети стать не могут. Ей казалось, единственное спасение – это неумолимая строгость и наказание за всякую провинность. Поощряя к этому воспитателей, она и представить не могла, что для ее старшего, Николы, жизнь превратится в настоящую пытку. Именно ему достался в наставники тот самый барон Р.А.Мирбах, которого наследник великокняжеского дома будет вспоминать до конца своих дней с отвращением и не утихающей болью.

Конечно, воспитанник Мирбаха был далеко не ангел. Никола, скорее, походил на маленького разбойника, не желавшего признавать никаких правил, никакой власти над собой. Как-то в Павловске, собрав ораву сверстников, он раздал им игрушечное оружие. С оглушительными криками, под адский барабанный бой и визг сигнальных рожков эта орда стала «штурмовать» одно из дворцовых зданий. Охрана растерялась, не зная, как поступить в таком случае. Решив, что свершилась революция, фрейлины попадали в обморок.

Пасторальная картинка из жизни маленьких великих князей. Никола здесь изображен со своей сестрой Ольгой, будущей королевой Греции. Из всех Романовых лишь она, великая княгиня Ольга Константиновна, будет сожалеть о своем несчастном брате.

Мальчишке, который бредил армией и вообразил себя предводителем войска, устроили изрядную трепку. Никакие его объяснения никто и слушать не хотел. «Ах так? Ну вы еще меня попомните!» Павловские обитатели и не подозревали, что им теперь вовсе не поздоровится. Бурлившая в Николе энергия, страсть придумывать проказы одна хлеще другой превратили его в бич Божий.

Немец с прямой, как штык, фигурой и ледяным взглядом светлых глаз, изъяснявшийся резкими, как воинские команды, фразами, был скорее укротителем, чем воспитателем. Мать и наставник полагали, что, пока не поздно, надо заставить ребенка уважать и бояться силу. Господин Мирбах, собственно, других методов и не знал. Получив в полное распоряжение «маленькое чудовище», он преисполнился энтузиазма. У него достанет твердости превратить своего подопечного в наследника хорошего благонравного бюргерского дома, вдолбить в эту непутевую голову правильные основы жизни.

Никола быстро сообразил, что ему объявлена война, и приготовился к нападению. Кто кого? Очевидно, Мирбаху приходилось несладко – подрастающий Никола не упускал малейшей возможности, чтобы доказать ненавистному немцу, что он крепкий орешек. И все-таки одолеть методичного, неутомимого наставника было невозможно. Никола менялся – и не в лучшую сторону. Дело касалось куда более существенных вещей, чем дерзкие выходки.

«Грустно было мое детство, – вспоминал впоследствии великий князь Николай Константинович. – Я вынес из него две-три мысли и ни одного хорошего чувства. А чувства во мне от природы есть, и горячие, но они зарыты Мирбахом... Боюсь только, чтобы не сделаться похожим на Роман Андреевича, который воображает, что он человек с сердцем, а в сущности, инквизитор».

Несмотря на юный возраст, Никола замечал, что Мирбах старается воздействовать на его душу, переделать его на свой лад. Изо дня в день он внушал воспитаннику уверенность, что всем в мире правит сила и кого хочешь можно скрутить в бараний рог. Выигрывает тот, кто вызывает страх. Надо вытравить из себя жалость. Если хочешь преуспеть, в первую очередь надо уметь подчинять себе окружающих любыми методами и не ведать укоров совести.

Возможно, то была не вина Мирбаха, а проявление необъяснимой детской жестокости, но однажды произошел случай, который должен был бы насторожить родителей Николы. В Павловске мальчик привязал к дереву козленка и смотрел, как собаки травят беззащитное животное. Кто-то из окон дворца увидел ужасающую картину: пятна крови на белой шерсти и юного мучителя, с любопытством наблюдающего, что же будет дальше.

Со временем Никола начал понимать, что Мирбах – настоящий, по его словам, «инквизитор», а ему ничего не остается делать, как покориться его методе воспитания.

...Беспрестанно понукать ребенка, убеждать его в том, что он ни на что хорошее не годен, – лучший способ превратить его в затурканное существо, которое будет опасаться каждого собственного шага. Из таких детей обычно вырастают обидчивые, безвольные меланхолики с мрачным мироощущением. Есть и второй вариант: ретивые воспитатели наталкиваются на гранит, на решимость не дать себя в обиду и всеми силами сопротивляться. Опаска подпустить кого бы то ни было близко к себе, постоянная готовность к отпору – сколько на это тратится душевных сил! История полнится подобными примерами. И все бы ничего, если б на этом граните не оставались царапины, саднящие всю жизнь.

Никола замкнулся. Как затравленный зверек, он, притаившись, старался не раздражать воспитателя и следовать его указаниям. Но в конце концов оказывалось, что эта временная передышка нужна лишь для того, чтобы крепче насолить Мирбаху.

Противостояние воспитателя и воспитанника превратилось в неприкрытую войну. Мирбах, не довольствуясь нотациями, стал прибегать к рукоприкладству. Однажды за какую-то провинность он так хлестнул мальчишку по лицу, что выступили яркие полосы. Никола, уже привыкнув к суровому обращению, на этот раз был потрясен. В слезах, дрожа от негодования, он бросился к матери. Когда сквозь всхлипывания Николы Александра Иосифовна поняла суть дела, она целиком приняла сторону воспитателя. Она не подумала о том, что многие дети памятливы. Во всяком случае ее сын был именно таким. И Никола уже никогда не забудет, что встретил предательство там, где вправе был ожидать защиту.

Между тем Александру Иосифовну Бог вовсе не лишил материнских чувств. Просто воспоминания ее собственного детства требовали строгости, строгости и еще раз строгости: строптивый нрав наследника должен быть укрощен, его надо заставить уважать силу, неоспоримую правоту взрослых.

Надо сказать, что не одна Александра Иосифовна впадала в такие заблуждения. Осталось немало свидетельств той жесткой дисциплины, в которой воспитывались мальчики в императорской семье. Царское детство на поверку оборачивалось чередой не слишком веселых лет, муштры и казенщины.

Симпатичный мальчишка, приткнувшийся к отцовскому плечу, это и есть тот Никола, которому некому высказать свои горести. Великий князь с детства был одинок и тщетно старался отыскать близкую, понимающую его душу.

Николай I, например, рассказывал, как в детстве за мельчайшую провинность его лупил воспитатель генерал Ламсдорф. Однажды в сердцах он так отшвырнул от себя мальчишку, что тот, ударившись головой о стену, потерял сознание. Придя в себя в окружении суетящихся врачей, будущий грозный самодержец с ребяческой наивностью думал, что худа без добра не бывает: теперь уж матушка точно прогонит ненавистного немца. Ничуть не бывало – тот за усердие получил бриллиантовый перстень.

...Понемногу Никола превращался в рослого, крепкого и широкоплечего молодого человека. Мирбах как-то присмирел, а скоро его и вовсе отставили от воспитанника. Тот встретил освобождение от ненавистного немца как особо знаменательное событие. Его следовало отметить. И Никола свез в Павловск все вещи, что имели хоть какое-то отношение к Мирбаху. Запалив костер, он с исступленным торжеством швырял туда тетради, учебники, пособия, по которым занимался с немцем, куски картона с наставлениями, написанные для него воспитателем готическим шрифтом, даже ручки и карандаши.

Огонь жадно пожирал груду бумажного хлама. Скоро на земле осталось лишь выжженное место, затянутое еще теплым пеплом. «Вот и все», – подумал Никола. Радости между тем не было.

А потом великий князь, как молодой волк, засидевшийся в клетке, пустился во все тяжкие. «Золотая молодежь», время от времени будоражившая столицу громкими скандалами, нашла в лице Николы несомненного предводителя. Семнадцатилетний юноша выглядел значительно старше своего возраста и очень быстро заработал репутацию буяна и выпивохи, с которым трудно тягаться. Его постоянно видели в компании непристойных девиц. Слухи о предосудительном поведении, конечно, доходили и до родителей Николы, и до самого Александра II, снисходительно смотревшего на все художества любимого племянника.

Между тем едва Николе исполнилось восемнадцать лет, как он преподнес семье новый сюрприз. Молодой человек захотел получить серьезное военное образование и подал прошение о зачислении его слушателем в Академию Генерального штаба.

Никому из великих князей, которые традиционно обучались в домашней обстановке, подобная мысль в голову не приходила. Таким образом Николай Константинович стал первым из Романовых, кого увидели в аудитории высшего учебного заведения.

Академия Генштаба была серьезной школой с таким плотным графиком теоретических и практических занятий, которые на два года отлучали офицера от многих радостей жизни. Вероятно, поэтому молодежь не очень рвалась в эти по-монастырски строгие стены.

Занятия в академии существенно изменили жизнь Николы. Он не без труда привыкал к значительно более жесткому, чем раньше, распорядку дня. Помимо всего прочего, самолюбивый и тщеславный великий князь рвался попасть в число лучших слушателей. Способностей хватало, в этом смысле он пошел в отца: в будущем даже ярые недруги Николая Константиновича не ставили под сомнение его природные одаренность и ум. Удивительно иное: откуда взялись серьезность, решимость отказаться от удовольствий, без которых раньше не мыслилась жизнь? Вчерашний вертопрах стоически сидел за учебниками, чертежами, картами. В своем рвении Никола дозанимался до адских головных болей, которые потом очень долго преследовали его. Резко ухудшилось зрение; на портретах видно, что у него, совсем молодого, поверх мундира на шнурке висит пенсне.

Настоящим праздником для князя-студента становились маневры и смотры, когда можно было показаться на коне. Никола с детства любил лошадей, верховая езда была его страстью. Разумеется, он прекрасно понимал, как эффектно выглядит в седле. Его вообще считали самым красивым из великих князей. Правда, глядя на портреты и фотографии, с этим можно и не согласиться, тем более что природа к Романовым-мужчинам, за редчайшим исключением, вообще оказалась щедра. С породистыми лицами, высокие, стройные, они обладали выправкой профессиональных военных и, конечно, были чрезвычайно привлекательны внешне. Поэтому легко понять досаду петербургских дам, которые теперь редко видели замечательного кавалера Николая Константиновича на балах и маскарадах. Друзья и молодые родственники скептически посмеивались над «студентом», считая его занятия в академии очередным ребячеством.

Никола действительно как будто скрылся с глаз людских. Официальных мероприятий, когда все царственное семейство обязано было показываться скопом, он терпеть не мог и под предлогом от них отлынивал. Исключение делалось только для театра. Такая жертва ради академии была бы уж слишком велика.

Желание овладеть новейшими военными знаниями и стать отменным командиром не избавляло Николу от раздумий совсем иного рода. Об этом говорит его дневник. Что он за человек? Почему так неудачно складываются отношения с родными людьми? А друзья? Почему ему так отчаянно одиноко в толпе, где все ищут знакомства с ним, льстят, угодничают?

Накануне своего двадцатилетия – в старой России это был возраст совершеннолетия, когда человек вступал во все права, в том числе и наследственные, – великий князь думал вовсе не о том, что становится очень богатым и абсолютно свободным от родительской власти. День его рождения приходился на 27 декабря. И вот перед наступлением нового этапа жизни и нового года, когда с боем часов словно открывается дверь в неизведанное будущее, Никола пытается осознать, чем была для него уходящая юность.

«...Великий день в моей жизни. Надо оглянуться на дорогу и вспомнить, что пережито... Не понимаю, за что меня все так не любят, хоть и говорят противное. Обидел я кого-нибудь? Нет. Или я из числа тех людей, которых один вид порождает недоброжелательство. При этой мысли я чувствую, как ядовитая злость наполняет мало-помалу мою душу. Откуда она взялась? Ведь дети со злостью не родятся. Великий грех того, кому я этим обязан».

Поразительно горькое признание! Как, выходит, тяжело переживал с виду беспечный и бесшабашный баловень судьбы отсутствие веры в родительскую любовь, без которой так страшно выходить в большой мир.

Те, кто были рядом, не только не поддержали его веру в себя, напротив, на все лады убеждали его, что ни на что полезное он не способен. А молодость жаждет совершенства. Ни в какую пору жизни так не хочется признания, никогда так широко душа не открыта романтическим порывам. И Никола страстно желал, чтобы в нем обнаружилось то, за что человека можно уважать, чем можно восхищаться.

«Пусть явятся мои хорошие качества, а дурные пусть умирают. Больше вспоминать мне тошно. Когда мне будет 30 лет, прочту это, если не сожгу с другими тетрадями, как я жег и уничтожал все, что мне напоминало Мирбаха».

Как бы то ни было, свою первую высоту – академию – Никола взял. Причем взял доблестно, окончив курс с серебряной медалью. Вряд ли здесь какую-то роль сыграл его титул – академическое начальство прекрасно сознавало, что в таком случае оказало бы Романову плохую услугу: он стал бы посмешищем среди однокашников, которые лучше всех генералов-профессоров знали, кто из них чего достоин.

* * *

После успешного завершения учебы полагалось развеяться. Путешествие его высочества за границу почти не отличалось от вояжей богатых русских аристократов. Осмотр достопримечательностей сопровождался близким знакомством с красавицами всех мастей, куртуазными приключениями, посещениями увеселительных заведений, казино, ресторанов, где деньги лились рекой.

И все-таки в этой привычной круговерти великий князь находил время в тишине и одиночестве полюбоваться шедеврами искусства, о которых много читал дома. Никола как зачарованный разглядывал старинные мраморные статуи, бронзу, покрытую патиной, полотна в кракелюрах, старый фарфор, пристрастие к которому осталось в нем до конца жизни.

Современному человеку почти невозможно себе представить, что такой вот дворец, заполненный сокровищами искусства, был предназначен маленькому мальчику, которого только-только начали обучать азбуке. Правда, во владение этим сокровищем великому князю Николаю вступить так и не удалось.

Как ни трудно русскому витязю было скрыться от прекрасных дев, он все-таки удирал от них для того, чтобы порыться в антикварных лавках, застрять где-нибудь в мансарде художника, завести знакомства с маклерами, знающими, в каком уголке Европы можно купить что-нибудь стоящее.

Не обладая специальными знаниями, Никола руководствовался только чувством: нравится – не нравится. Забегая вперед, стоит сказать, что у него, видимо, было природное чутье на действительно достойные вещи. А тогда, во время первых вояжей за границу, Никола привез громадное количество предметов всякого рода, которые, по его мысли, должны были стать началом будущих коллекций.

Разумеется, большой княжеский карман после таких путешествий пустел. Александра Иосифовна раздражалась, потихоньку дознаваясь, сколько денег выброшено на сущую ерунду. И сногсшибательный успех сына у самых разных дам – от фрейлин до тех, кто живет у Обводного канала, – пугал ее. Приходила в голову самая неоригинальная в таких случаях мысль: сына нужно срочно женить. Он, конечно, еще очень молод, но ничего, его отец в двадцать один год обзавелся семьей.

Безо всякого учета того, что благодаря незабвенному Мирбаху Николу тошнило от всего немецкого, ему подыскали принцессу как раз из тех краев. Дядюшка-император вполне одобрил выбор и, уступая напору родственников, Никола вяло ожидал знаменательного события. Однако случилось непредвиденное: невеста вдруг заявила, что влюблена в конюшего своего отца и ни за кого другого замуж не пойдет. Несмотря на страшный скандал, она как сказала, так и сделала, против воли родственников обвенчалась со своим избранником.

Из всей петербургской компании такому повороту событий был рад один жених. Видимо, в благодарность за верность конюху Никола даже оставил фотографию принцессы на своем письменном столе.

Изысканные туалеты и драгоценности всегда кажутся свидетельством какой-то райской жизни, уготованной на этой земле лишь избранным женщинам. Однако, зная судьбу великой княгини Александры Иосифовны, ничего из этого великолепия не захочешь.

* * *

По окончании академии Никола поступил в лейб-гвардии Конный полк и с головой ушел в дела службы. Офицеры приняли его хорошо, хотя к высокопоставленным особам в этой среде всегда относились настороженно. Что касается солдат, то Никола довольно скоро знал почти каждого по имени, сумел заслужить и их расположение.

Судя по дневнику, он достаточно строго судил себя, уличая в разного рода дурных поступках и считая, что добрых-то дел на его счету мало. Ну, оставил академии деньги для стипендии лучшим слушателям. В полку учредил премиальный фонд для отличившихся солдат и офицеров. И все-таки какой-то бес толкал его на тропу порока, а сил сопротивляться не хватало. Потому обычная круговерть продолжалась: кутежи, женщины, карты, привычка исполнять любую свою прихоть, каких бы денег она ни стоила.

Однажды к Николе зашел товарищ по академии, артиллерийский офицер. Разговорились о делах житейских. Слово за слово, и Никола понял, что тот очень нуждается, а жена больна, ее бы лечить, да где там, не такое у него жалованье.

С какой-то детской радостью Никола записал в дневнике: «У меня было в столе 400 р. на мои расходы. Я просил взять их (взаймы из приличия). Он долго отказывался. Это одна из счастливейших минут (подчеркнуто рукой великого князя. – Л.Т.) моей жизни. Он со слезами просил меня поцеловать. Я был наверху блаженства. Я всего больше обрадовался порыву, который в эту минуту почувствовал в душе своей. Я убедился, что у меня есть еще сердце, несмотря на религиозную нравственность Мирбаха, которая обдает крещенским холодом. Не такими, я думаю, были апостолы, и не тому они учили».

Даже если ты великий князь, будущее скрыто от тебя непроницаемой завесой. Этот красавец, обладатель огромного состояния, выпускник академии, воодушевленный смелыми планами, еще не знает, что пройдет год-другой и его объявят безумцем.

Время шло, и Никола начал понимать, что службы ему мало. В голове роились неясные мысли, хотелось дел, даже, может быть, свершений, но каких и где?

Теперь у совершеннолетнего князя было совсем иное против прежнего денежное обеспечение. Оно давало широкие возможности. Никола решил купить себе дом и перестроить его по собственному вкусу. Лично ему не требовалось новое жилье – в Мраморном дворце у Николы была прекрасная квартира, совершенно отделенная от родительских апартаментов. Собственно, во всем дворце обитал один батюшка. Оскорбленная им матушка, как писали, «скучала» в Павловске, наезжая домой крайне редко.

Так что Николе никто не мешал. И покупка дома была явно совершена с желанием создать фронт работ для себя как организатора и распорядителя. Была и еще одна цель – Никола вознамерился наконец-то найти достойное пристанище своим разраставшимся коллекциям. Кроме того, он задумал устроить зимний сад, но не такой, каких было немало у богатых петербуржцев, а с растениями, которые и в научных бы кругах считались большой редкостью. Собирался завести вольеры с птицами и некрупным зверьем. Все эти неординарные планы требовали не только больших денег, но и постоянного пригляда. Никола во все вмешивался сам: проверял счета, качество привезенных строительных материалов, до бесконечности обсуждал с художниками будущую отделку интерьеров. Строительство отнимало очень много времени. И Никола этому радовался.

* * *

Про великого князя писали, что его чувственность пробудилась рано и «на женский пол Никола стал заглядываться с двенадцати-тринадцати лет». Однако именно в этом возрасте интерес к противоположному полу у большинства и начинает проявляться. Значительно хуже то, что «необузданная», как можно прочитать, чувственность взрослеющего Николы поощрялась безо всякого ограничения и разбора. Если верить писателю Д.В.Григоровичу, некоторое время состоявшему при великом князе, то, когда тот «был юношей и жил в Мраморном дворце, к нему водили девок по целым десяткам».

Врачи между тем предупреждали, что это ведет к истощению организма и молодого князя ждет незавидная доля, если он не научится ограничивать свои плотские аппетиты. Но родители, скорее всего, ничего не предприняли в этом направлении. Да и если бы даже отец взялся по-мужски поговорить с Николой, едва ли что из этого вышло бы: стена отчуждения стала слишком высока.

Постоянная смена любовниц выработала в Николе соответственное отношение к женщине. Он легко перекупал искусных в любви красавиц, наезжавших сюда в поисках богатых покровителей. Его требования к ним были, в сущности, просты: красота, изящество в одежде, податливость и никаких притязаний после разрыва. Свыше оговоренной суммы он не дал бы и рубля, а встретив прелестницу после отбушевавшей страсти, никогда бы не поклонился ей.

Сложнее было с родовитыми дамами, наперебой предлагавшими Николе свидания. То, что замужние богатые женщины пускаются во все тяжкие, конечно, не прибавляло ему уважения к прекрасной половине человечества. Он мог позволить им опустошить его карман, но никогда не принимал их близко к сердцу. Неудачная охота или упущенная диковина из антикварной лавки огорчала его куда больше, чем все вместе взятые дамские настроения, изменчивые, как петербургская погода.

В кругу товарищей-офицеров Никола любил повторять: купить можно любую женщину. Вся разница только в оплате услуг: иногда дело обходилось пятью рублями, а случалось торг шел о пяти тысячах.

Впрочем, как раз такому краснобайству грош цена. Никто не знает этого лучше самих мужчин. В минуты размышлений Никола пытался разобраться, отчего такой непокой в его душе. Кажется, он упорядочил свою жизнь. Утро его начинается в восемь часов с холодного душа, далее завтрак с отцом. Оттуда «домой», на Галерную: подрядчики, счета, антиквары, портные, приятели, архитектор с планом зимнего сада. В четыре часа – Михайловский манеж, в шесть – обед, потом театр.