Текст книги "Бегущая против волны"

Автор книги: Людмила Толмачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Часть III

– С ума сойти, а это еще зачем? Для какой группы мышц?

– Для паховых, – улыбнулась Ирина.

– А-а, понятно. Для вас это весьма актуально. Боже, а это что?

Эльвириным вопросам и восхищению не было конца. Ирина уже час водила ее по особняку Дубца, показывая все его достопримечательности. Теперь они осматривали тренажерный зал, по качеству оснащения не уступающий элитным фитнес-клубам. Эльвира, далекая от спорта примерно так же, как ее муж по части юмора от сатирика Задорнова, с трудом взгромоздилась на велотренажер и неуклюже завертела педалями.

– Слушай, Ирка, а ты хоть пользуешься всей этой хренотенью?

– Иногда. Мне больше нравится беговая дорожка.

– А Владимирыч как, тоже тренируется?

– Нет, что ты! Ему пока нельзя. Правда, на степпере немного ходит.

– Вот на этом? Ну-ка, дай я попробую.

– Только осторожно, не травмируйся невзначай.

– Не боись. Чем я хуже людей-то?

Она зашагала на тренажере, смахивая своим видом на слониху в цирке, тяжело переставляющую ноги с барабана на барабан. Ирина не выдержала и весело рассмеялась.

– Ты чего ржешь? Смешно выгляжу?

– Да нет, ничего. Пойдем лучше на свежий воздух.

– Пошли. Ты мне барбекю обещала. Так что гони к нему какое-нибудь шабли или что там у тебя…

– Белое шабли больше подойдет к рыбе, а к мясу могу предложить кьянти или красное бордо.

– Мать честная! Когда ты успела так обаристократиться? Неужели за этот год? Мне, честно говоря, все эти премудрости до лампочки. Было бы хорошее вино – и черт с ним, с этикетом!

– Ты знаешь, положение обязывает. Меня Сергей просто заставил выучить эти «премудрости», чтобы в грязь лицом не ударить перед иностранцами. У нас часто бывают гости из Европы и Америки.

– Ой, Ирка, не позавидуешь тебе.

– А я привыкла уже.

Они вышли из особняка и побрели по дорожке, обсаженной розами. Ухоженный газон распростерся по всему огромному участку. Там-сям росли клены, ясени, голубые ели, молодые дубки.

– Ох, и красотища! – вновь завосхищалась Эльвира. – Как говорится, плюнуть некуда. Нет, что ни говори, а не по мне такой рафинированный ландшафт-дизайн. Уж слишком вылизано.

– Ты знаешь, и мне в первое время не по себе тут было. А потом притерпелась.

– Ты сама, что ли, за газонами-то смотришь?

– Нет, что ты, у нас садовник есть.

– И гувернантка?

– Нет, гувернанток нет, а повар есть.

– Вот уж чему можно позавидовать. До тошноты надоело с кастрюлями возиться.

Они вошли под навес специального строения, где были оборудованы барбекю и мангал. Здесь стояли большой деревянный стол, плетеные кресла и холодильник.

– Садись, отдыхай, а я быстро огонь разожгу, – сказала Ирина.

– Слушай, наплюй ты на это барбекю, давай наших шашлычков пожарим, а?

– Ну тогда надо разжечь мангал. Я сейчас.

Эльвира уселась в кресло-качалку и стала наблюдать за Ириной.

– Когда, говоришь, твои из Америки возвращаются?

– Послезавтра.

– И как ты отпустила дочь в такую даль?

– Попробуй ее не отпусти. Замордовала меня своим нытьем. Поеду да поеду. Я уж Сергею потом выговорила, мол, со мной надо было сначала посоветоваться. Разве можно при ней что-то говорить? Вцепилась мертвой хваткой: «Хочу в Америку» – и все тут.

– Узнаю Аленку. Избаловали вы ее с Шамариным. С ней надо было быть построже, когда она еще под стол пешком ходила. А сейчас уже поздно. Остается только потакать всем ее капризам. Как хоть он поживает-то?

– Кто, Шамарин?

– Ну. Небось давно не виделись?

– Давно. Но они с дочерью перезваниваются. Я потом ее выспрашиваю: как да что? Но из ее скупых ответов трудно делать какие-то выводы. Мне показалось, что не все ладно у него с молодой женой. Данилке и шести месяцев не исполнилось, как ее потянуло к прежней жизни: поездкам, турам, загранице. Видите ли, денег Анатолия недостаточно, чтобы растить сына.

– Господи, с кем же она оставляет Данилку?

– С бабушкой, матерью своей.

– Ужас! Это что же получается, Ира? Шило на мыло променял твой Анатолий? Стоило огород городить из-за такой шлюхи!

– Но он же не знал, что она за человек. Схема стара как мир. Мы влюбляемся, а уж потом только узнаем – в кого. Ведь не думаем заранее ни о чем. В голове – туман, в сердце – любовная горячка.

– Ох, Ируня, ты в своем репертуаре, как всегда. Тебя хлебом не корми, только дай кого-нибудь оправдать. Коллегия адвокатов много потеряла в твоем лице.

– По-твоему, мы одни с тобой – ангелы безгрешные, а остальных надо с грязью смешать?

– Не пересаливай! И мы не ангелы. Но разве ты, к примеру, способна на поступок этой Лины? А?

– Не знаю. Может быть. Если бы я без памяти влюбилась…

– Ха-ха-ха! Ирка, карась-идеалист ты мой! Когда хоть ты повзрослеешь? Это Лина, что ли, без памяти влюбилась? Да на ней пробы ставить некуда, а ты про любовь толкуешь. Она провернула хитроумную комбинацию, вот и все дела. Но малость ошиблась с источником доходов. Жидковат оказался источник-то. Ей бы такого, как твой Дубец. Промашка вышла у этой сучки. Он поди наплел ей про суперзаработки, всякие перспективы. Знаю я твоего Шамарина. Иногда его заносит, особенно в компании молодых бабенок. Пара-тройка лестных слов насчет мускулатуры и незаурядности ума – и Шамарин поплыл. Да и мой Неврев не лучше. Но я хоть контролирую подобные ситуации, а ты, наверное, в это время книжку запоем читала. Я права?

– Права. Ладно, давай мясо на шампуры нанизывать.

Ирина достала из холодильника миску с мясом, поставила ее на стол.

– Ах, какой аромат! В чем замариновала-то?

– В вине.

– М-м. У меня уже слюнки потекли.

– Рановато. Оно еще час жариться будет.

– Ой, боюсь, не дотерплю.

– Погоди. Сейчас поставим это жариться, а я тебя холодными закусками угощу.

– Представляю, какие деликатесы лежат в таком шикарном холодильнике!

– Не-а, не представляешь.

– Да ты что! Мама миа, я уже вся на слюну изошла.

– Терпи.

Они быстро управились с сырым мясом, положили шампуры на мангал, и, пока Эльвира мыла руки и устраивалась за столом, Ирина выставила на стол несколько тарелок с нарезанными деликатесами, бутербродами с икрой, салатами из морепродуктов. Кроме упомянутых бордо и шабли, на столе оказались темно-янтарное виски и ликер изумрудного цвета.

– Ну, за тебя! – энергично подняла свой бокал Эльвира. – Чтобы дом – полная чаша и любви – вагон с тележкой!

– А я за тебя, – чокаясь с подругой, подхватила Ирина.

Эльвира, оставаясь верной привычкам, чинно, без спешки наслаждалась вкусной едой, с удовольствием запивая ее превосходным вином.

– Я вот только одного понять не могу, – разламывая вареного омара, говорила Эльвира, – почему ты гражданским браком с ним согласилась жить? Ведь ты говорила, что вроде помолвка была…

– Все как раз наоборот. Это он согласился на гражданский брак, хотя долго уговаривал на свадьбу. Просто я решила не торопиться с таким нешуточным делом. А вдруг не срастется? Что тогда? Снова бежать в загс? Хватит с меня Анатолия.

– Но ведь год прошел. Вполне достаточно для испытательного срока.

– Ты знаешь, – засмеялась Ирина, – невесте как-то не пристало первой предложение делать.

– Что, теперь он ломается? Так-то! Вовремя надо просекать судьбоносные моменты.

– Не знаю, к добру это или к худу. Поживем – увидим.

– И как ты умудряешься форму держать при таком-то изобилии? Мне бы такую житуху, я в двери уже не влезала бы.

– А я мало ем. Почему-то не хочется.

– Так чем ты занимаешься целыми днями? Работу бросила…

– Это он настоял. Да и как в такую даль добираться? Конечно, меня бы возил шофер, но все равно на дорогу уходило бы больше часа. Как выразился Сергей – овчинка выделки не стоит. А занятий в таком хозяйстве хоть отбавляй. Помогаю садовнику с цветочными клумбами. Мне это даже нравится. Потом по дому много дел.

– Ну-ну. Гувернантки-то нет. Сэкономил на тебе?

– Ты не можешь без подколов, да?

– А что я сказала? Ничего, кроме правды. Нет, Ируня, и в самом деле, ну что это за жизнь за крепостной стеной? Ладно бы женой законной, а то пашешь целыми днями на своего барина, как домработница…

– А что мне делать – на диване целый день валяться? И никакой он не барин, не болтай! Он любит меня. По вечерам мы много говорим, обсуждаем книги, фильмы, играем в преферанс.

– Преферанс? Ха-ха-ха! Господи ты боже мой! Тебе в теннис с твоим здоровьем надо играть, а не в стариковские игры.

– Представь, он нас с Аленой как раз обучает теннису. Я уже кое-что могу на корте.

– А-а, ну тогда еще ничего. Ой, Ирка, а шашлыки?!

Они подбежали к мангалу, окутанному черным дымом, но было поздно – мясо обуглилось.

Алена сияла глазами, рассказывая матери об Америке. Ирина смотрела на свою заметно повзрослевшую дочь чуть отстраненно, без примеси материнского умиления, и невольно испытывала легкую досаду – многое ее не устраивало в характере Алены. Откуда в ней эта холодная расчетливость, слишком ранняя для шестнадцатилетней девочки? Причем она ее не скрывает, и не потому ли, что попросту не ведает о предосудительности этой черты? В чем материнская вина? Когда она упустила первый момент зарождения уродливых качеств в Алене? Ведь как ни крути, а Эльвира опять права – избаловали они с Анатолием дочь.

– Мам, ты опять меня не слушаешь? Я ей о Бродвее рассказываю, а она… Какая же ты у меня несовременная! Вот Сергей Владимирович, хоть и старше тебя, а рубит буквально во всем. Мы с ним и настоящий джаз послушали, и в один из Бродвейских театров на премьеру попали. Ой, это что-то с чем-то! Представляешь: входим такие с ним официальные, как же, публика кругом вся из себя, дамы в вечерних нарядах, как вдруг с потолка на нас посыпался целый снегопад из мыльных пузырей. Все завизжали, загалдели, а потом смотрим друг на друга: у одного пузырь на носу торчит, у другого на ухе, а у одной толстой тетки прямо на заднем месте огромный пузырь, с яблоко, представляешь? Такой хохот начался. Все ржут, остановиться не могут. И это еще не все приколы. Дальше выбегают три клоуна в самых диких, каких-то нечеловеческих костюмах и давай щеточками сметать с каждого остатки пузырей. А один пытается убрать пузырь с задницы этой мадам. Она крутится, озирается и клоун вместе с ней. Все ржут, не могут. Наконец все уселись в кресла, свет погас. Но не так, как обычно в театре – в зале гаснет, а сцена освещена, нет, совсем-совсем погас. Все сидят в кромешной тьме и ждут. Тишина – мертвая. Вдруг прямо по зрителям побежали какие-то мелкие огоньки, как искорки. Но теперь уже никто не визжит, а только охают, ахают. Но мне не страшно было. Все-таки Сергей Владимирыч рядом. И вообще, все как в сказке какой-то. Здорово! Полный улет. Ну а потом откуда-то сверху спустился главный герой спектакля и, естественно, на инглиш начал базарить. Я только половину поняла из его реплик. Но пели они классно. Такие голоса, мама! Им бы у нас – цены не было. Куда там нашей попсе!

– А еще что интересного было?

– Шопинг-драйв по бутикам. Сергей Владимирыч везде меня дочерью представлял, когда просил мне чего-нибудь подобрать из обуви или платьев. «Моей девочке» или «моей дочери» – так и говорил.

– Надеюсь, что ты сама ничего не клянчила?

– Начинается! Ничего я не клянчила, успокойся. Он сам навязывал. Например, вот это платье я не хотела. А он уговорил.

– Почему же ты отказывалась?

– Да оно для теток. Посмотри, какая длина – ни то ни се. Но я сообразила, что ведь можно обрезать и рукава убрать. На лето самое то будет. А вот эту кофточку тоже он углядел. Она висела под какими-то страшненькими, только рукав виднелся. А Сергей Владимирыч увидел. Как раз под мои глаза. Ну как? Правда, супер?

– Ничего.

– А! Что ты еще можешь сказать? Мама, ну почему ты такая неэмоциональная? Сергей Владимирыч и то, после инфаркта, а все время прикалывается, шутит на каждом шагу. Мне нравится, как он это делает. Лицо серьезное, а говорит такое, что хоть стой, хоть падай. Я сначала никак привыкнуть не могла, а потом уже вместе с ним в эту игру стала играть.

– В какую?

– Ну, как тебе сказать, ну в розыгрыши, что ли. К примеру, входим в обувной магазин. А он на ломаном английском: «Будьте добры, покажите нам попугаев». Продавщица, естественно, в шоке. А он снова: «Извините, вы не поняли? Нам белых попугаев». Продавщица начинает нам объяснять, что здесь не продаются попугаи, что нам нужен зоомагазин. Какой-то негр, из покупателей, тоже на полном серьезе вступает в разговор, машет руками, объясняет, что здесь продают только обувь, а попугаев – в зоомагазине. Но мы не сдаемся и продолжаем недоумевать, мол, что это за магазин, где даже нет каких-то паршивых белых попугаев. Короче, пообещав пожаловаться в сенат, мы удаляемся. А те остаются с глупыми физиономиями.

– Вам это казалось смешным?

– А что? Конечно, смешно. Просто я не могу тебе пересказать, как это на самом деле было прикольно. Ты, мамуля, отстала от жизни. Полная безнадега. Ладно. Я лучше Юльке потом расскажу. С ней-то мы оторвемся по полной. Правда, Юлишна стала какая-то вредная в последнее время. Завидует мне. Раньше, когда у нее все было клевее моего, я для нее была лучшей подругой. А теперь сквозь зубы разговаривает. «А это у тебя откуда? А это кто тебе подарил?» Она еще про Америку не знает. Представляю ее физиономию.

– Алена, разве можно так нелицеприятно говорить о своей подруге?

– А пусть она не выпендривается. Привыкла к понтам. А как только у других…

– Алена, – перебила Ирина, не выдержав злорадной трескотни дочери, – а ты что-нибудь привезла в подарок своей подруге?

– Юльке? Не-е-т. А что? Разве надо было? Она никогда…

– Но ведь это твоя близкая подружка. Вы с ней с первого класса вместе. Неужели не хочется порадоваться вместе с ней какой-нибудь обновке? Например, вот эту кофточку…

– Вот еще! Ее Сергей Владимирыч…

– Господи, – с надрывом произнесла Ирина, – когда я проворонила тебя? Как это случилось? За что мне еще и это?

– Мама, ты чего? Ну перестань! Да наплевать на эту кофточку! Отдам я ее Юльке, пусть радуется. Слышишь?

Ирина смотрела в окно, не замечая ярких красок лета. Все померкло вокруг, потускнело, стало безразличным и пустым. Она поднялась с кресла, вышла из Алениной комнаты и побрела к лестнице. Спускаясь по ступенькам, она услышала громкие звуки музыки. Это Алена поставила на DVD-плеер привезенный из Америки диск. Ритмичное буханье аккордов отдавалось в Ириной голове болью, а в душе – горечью.

Валерий Иванович, учитель биологии на пенсии, третий сезон работал в усадьбе Дубца садовником. Тихий, интеллигентный человек. Ирине в его обществе было комфортно, как будто в детстве, на уроке доброго и умного учителя. Она с удовольствием помогала ему, постигая секреты цветоводства, радуясь своим скромным успехам. Но сейчас, после разговора с дочерью, ей хотелось излить душу, пожаловаться, спросить совета именно у него.

Ирина нашла Валерия Ивановича в теплице, что стояла на заднем дворе, за теннисным кортом. Садовник пасынковал помидоры. Вообще, огородом занималась женщина из соседнего поселка, но она часто обращалась к Валерию Ивановичу за агрономической помощью, и тот не отказывал, помогал.

– Добрый день, – поздоровалась Ирина.

– Здравствуйте, Ирина Дмитриевна! За помидорами пришли? А я уже набрал вам корзинку. Вон она, под навесом.

– Спасибо.

– Вы что-то хотели спросить?

Валерий Иванович внимательно посмотрел на расстроенное лицо Ирины, кашлянул, подошел к ней поближе.

– Да, хотела посоветоваться, но не знаю…

– О чем же? – мягко и ненавязчиво поинтересовался он.

– О воспитании дочери.

– Алены? Но…

– Вы хотите сказать, что уже поздно?

– Что же мы в теплице о таких серьезных вещах говорим? Пойдемте под навес, присядем на скамейку, поговорим.

Они устроились в небольшой беседке. Ирина какое-то время молчала, не зная, с чего начать. Валерий Иванович терпеливо ждал.

– Я упустила дочь, – сдавленным голосом начала Ирина. – Из маленькой и милой шалуньи выросла эгоистка, с холодным сердцем и потребительским отношением к жизни.

– Когда же вы пришли к такому выводу?

– Не так давно. Если честно: замечала эти черты и раньше, но не придавала им особого значения. Думала, что все само собой пройдет, что это издержки переходного возраста. В общем, слепая родительская любовь дала горькие всходы.

– Не буду утешать вас, Ирина Дмитриевна, пустыми фразами – я уважаю вас как умную женщину. Дело и в самом деле весьма серьезное. Но отчаиваться не надо. Ведь вы еще ничего не делали, чтобы помочь дочери. Так ведь?

– Да. Если не считать небольших нравоучений.

– А как она реагирует на них?

– Болезненно.

– Обижается или игнорирует?

– Сначала обижается, а потом игнорирует. Даже когда уступает, все равно, мне кажется, остается при своем мнении.

– Понятно.

Они помолчали. Летний безветренный день был в самом разгаре. Над теплицей летали две трясогузки. Их что-то привлекало за стеклом, может быть, какие-то насекомые. Птицы то садились на крышу теплицы, покачивая длинными хвостами и тонко щебеча, то вновь вспархивали в голубую вышину.

– Как им, должно быть, легко и свободно там, в небе, – задумчиво произнесла Ирина, следя за полетом птиц.

– Знаете что, Ирина Дмитриевна, я могу вам кое-что посоветовать, но боюсь, что вы не так поймете…

– А вы не бойтесь. Говорите как есть. Хуже, чем сейчас, мне уже не будет.

– Хорошо, я скажу. Вам надо заняться собой. Да-да. Именно собой. Ничего с вашей Аленой страшного не произойдет. Характер, конечно, у нее далек от идеала, но в наше время молодежь в целом прагматична и себялюбива. Алена здесь не исключение. А вот ваше нынешнее положение слишком однообразно, зависимо. Уж вы простите за такое откровение.

– Вы хотите сказать, что я должна работать?

– Да. Пока вы молоды и полны сил. Домашняя работа не в счет. Вы рискуете потеряться в бытовых мелочах. Они засасывают не хуже болота. Впрочем, я могу ошибаться. Возможно, что вас устраивает такой образ жизни. Скажите: внутри себя вы ощущаете гармонию? Вы в ладу со своим вторым «я»?

– Нет. Не всегда. Особенно в последнее время я будто прячусь от тоски, а она караулит меня за каждым углом. Причину вы только что мне указали. Конечно, как же я сама не догадалась, причина во мне самой. Но, по-моему, все гораздо сложнее. Если бы только возвращением к профессии можно было поправить…

Она не договорила. На дорожке, что вела к теплице, показалась Алена. В розовых шортиках и белом топе, со своими пушистыми светло-русыми волосами и длинными стройными ногами она была прелестна под лучами июльского солнца.

– Мама, вот ты где! – подходя к навесу, чуть капризно произнесла она. – Здравствуйте.

– Здравствуй, Аленушка, – сдержанно поздоровался садовник.

– А я уже полчаса тебя ищу. Звонил Сергей Владимирович и предупредил, что едет сюда с гостями. Из Словакии, что ли… Не запомнила.

– Прямо сейчас? – Ирина поднялась со скамейки.

– Да. Надо подготовиться. Пойдем скорее!

– Пошли. Вот и помидоры будут кстати. Ну мы пойдем, Валерий Иванович. Потом как-нибудь договорим, хорошо? Спасибо вам.

– Не за что.

Через час прибыли гости во главе с хозяином. Ирина с Аленой встретили их в холле.

– Знакомьтесь, – радушно, но, как обычно, с властными нотками в голосе заговорил Дубец. – Это наши гости из Братиславы – Иван Краль и Янко Орсаг. А это мои красавицы Ирина и Алена. Прошу любить и жаловать.

– О! – первым воскликнул Иван, рыжеволосый, с темно-розовой, кирпичного оттенка кожей, дородный мужчина средних лет. – Настоящие красавицы! Очень приятно!

По-русски он говорил с акцентом, но без запинки.

– Янко, – немного смущаясь, произнес второй гость, пожимая руку Ирине.

Это был совсем молодой мужчина, высокий, темноволосый, с синими глазами. Он чем-то напомнил Ирине Сергея, Сережу, ее несчастную любовь. Она даже вспыхнула от этой некстати мелькнувшей мысли. Кажется, Янко заметил ее замешательство и оттого, наверное, задержал внимательный взгляд на ее лице. Ирина про себя выругалась: «Дура. Не умею вести себя как полагается. Что он может подумать?»

Спустя четверть часа гости прошли в гостиную, где уже был накрыт стол. Дубец усадил Ирину, затем Алену, а потом уж предложил сесть мужчинам.

– Чем, Иринушка, порадуешь голодных мужиков? – нарочито простецким тоном спросил Сергей Владимирович.

– Пока холодными закусками, – улыбнулась Ирина. – А потом можно и шашлыки во дворе пожарить.

– Ну как вам такая программа? Подходит? – весело обратился к гостям хозяин.

Те довольно закивали. Начали с водки, под которую на ура пошли селедка в кислом соусе, салаты, сыры и холодное мясо. Дубец щедрой рукой наливал гостям все новые порции, но сам почти не пил.

– За прекрасных дам! – поднял тост Иван, уже заметно осоловевший от выпитого.

– Поддерживаю! – чокнулся с ним Дубец. – За Ирину и Алену!

Алена пила апельсиновый сок, но сидела раскрасневшаяся, будто опьяненная мужским вниманием и комплиментами, так и сыпавшимися на них с матерью. Она стреляла глазами то в Ивана, весело болтающего о славянском братстве, то в Янко, более сдержанного, чем его товарищ. Ирина, заметив Аленино кокетство, шепнула ей, чтобы вела себя скромнее, но та отмахнулась от нее как от назойливой мухи. В душе Ирины назревала буря. Когда дочь громко рассмеялась над двусмысленной шуткой Ивана, Ирине захотелось встать и при всех выпороть ее толстым ремнем. Она с трудом держала себя в рамках приличия.

Наконец, мужчины вышли покурить.

– Алена! – резко начала Ирина. – Ты ведешь себя как распутная девка! Или ты прекратишь, или я не знаю, что сделаю!

– Ну полный отстой! Как я себя веду? Что я сказала такого? Да они сами нажрались и гонят всякую лабуду. Я-то здесь при чем?

– Твой взгляд более чем нескромный. Нельзя так в упор смотреть на мужчин и при этом еще многозначительно улыбаться. Где ты этому научилась?

– Нигде, – пожала плечами Алена. – Это природное. Мне и Семушкин много раз говорил, что у меня взгляд, как у Милы Йовович.

– У тебя взгляд юной проститутки! – уже не сдерживаясь, выкрикнула Ирина. – Сейчас же поднимайся к себе наверх и не показывайся больше гостям. Слышишь?

– Да пожалуйста! Больно мне нужны эти старики.

Она с ленивой грацией встала из-за стола и вышла из гостиной.

Ирина не могла больше находиться без движения. Накопившиеся эмоции требовали выхода. Она вышла на крыльцо, где курили мужчины, облокотившись о перила.

– Сергей, я пойду под навес, разожгу мангал, – стараясь выглядеть веселой, сказала Ирина.

– Вам помочь? – галантно склонился над ней Иван.

– Нет, спасибо, я справлюсь сама, – через силу улыбнулась она.

– Ты разжигай, а мы еще по маленькой тяпнем, – не замечая ее настроения, бодро произнес Сергей Владимирович, увлекая за собой гостей.

Ирина, оставшись наконец одна, вдохнула всей грудью пропитанный ароматом роз воздух и зашагала к навесу. Нет, не зря она так беспокоится, не зря. Откуда в Алене эти вульгарные замашки, это жеманство? Фу, как стыдно! Неужели эти словаки что-нибудь заметили? Ну конечно же, заметили и даже больше, поддерживали, подзадоривали Аленку в ее кокетстве. Особенно Иван. Ох, мерзавец! Ну ничего, она сегодня же выскажет Сергею все, что думает по этому поводу. Да-да! Выскажет. И про Америку, и про дорогие подарки, и… Одним словом, молчать больше не будет. Ведь это ее родная дочь. Еще почти ребенок с неокрепшей психикой.

Ирина вдруг вспомнила слова Анатолия про эту самую «неокрепшую психику»: «Это у тебя она неокрепшая. А дочь не мытьем, так катаньем своего добьется». Господи! Как он оказался прав! Выходит, отец давно заметил эти черты в дочери, а вот она, слепая курица, ничего не желала замечать. Жила себе, книжки почитывала, а ребенок рос сорной травой, сам по себе. И тут же в ней все взбунтовалось. Неправда! Зачем возводить на себя напраслину? Сколько она проводила времени с Аленкой: и читала ей, и в куклы вместе с ней играла, и сказки на ночь рассказывала, и учила уму-разуму. Тогда кто же виноват? Сейчас многие родители склонны винить в дурном влиянии средства массовой информации. Черт бы их побрал, эти СМИ! Тоннами льют грязь на юнцов, а те уже света белого не видят, наивно считая такую жизнь нормой. Проституция, наркотики, реки пива, мат как неотъемлемая часть речи, казино и прочая ночная жизнь.

Ее даже затошнило от этих мыслей. Хватит себя распалять! Она не в ответе за парламент и правительство, допустивших этот шабаш в стране. Она отвечает только за свою единственную дочь. И она не допустит…

Чего она не допустит, так и осталось за пределами ее сознания. Не видела она выхода из создавшейся ситуации, не знала, как повлиять на взрослеющую дочь.

Ее горькое раздумье прервал пьяный хохот загулявших мужчин. Они шумной компанией ввалились в помещение, где Ирина колдовала над мясом, издающим на всю округу сногсшибательный запах.

– О-о! Как вкусно пахнет! – закричал Иван, цветом лица напоминавший спелую морковь.

– Прошу, господа, за стол! – пригласил Сергей Владимирович. – Ирочка, как там наши шашлыки поживают?

– Уже скоро. Потерпите немножко. Я сейчас нарежу овощей.

– Я помощь… оказать, – невнятно пробормотал Янко, не владеющий русским так хорошо, как его напарник.

– Можете оказать, если хотите, – разрешила Ирина. – Вот, порежьте мелко лук и укроп.

– Мелкалук и… что? Не понял, – переспросил Янко, озадаченно глядя на Ирину.

– Лук. Укроп. Нарезать, – четко повторила она, для пущей наглядности жестикулируя руками.

– А-а! Понял! Я скоро, – обрадовался Янко и приступил к работе.

– Э-э, коварный Янко! – снова закричал Иван, у которого, очевидно, водка притупила чувствительность. – Знает, что нужно женщине. А я? На что годен?

– Ты годен водка пить, – поддел его Янко и ухмыльнулся, довольный своей остротой.

– А мы с Иваном будем развлекать вас, – нашелся Дубец.

– Анекдотами? – спросил Иван.

– Зачем? Мы будем петь.

– О! Петь! Я буду петь! А что петь?

– Русские народные песни.

– Калинка?

– Ну зачем? Есть и получше, например, «Степь да степь кругом…».

– Ну-ка, ну-ка! Как это?

Дубец неожиданно сильным и мелодичным голосом затянул песню. Иван вторил слабым баритоном, но тем не менее дуэт получился вполне удачным. Ирина даже заслушалась, машинально поворачивая на мангале шампуры. К ним пришла Алена. Разве можно усидеть дома, когда во дворе такой праздник? Ирина не преминула строго посмотреть на нее, как бы предостерегая от дурного поведения, и попросила нарезать хлеб. Вскоре все уселись за стол, и веселье возобновилось с новой силой.

– У Чехова есть «Три сестры», а здесь – две сестры, – вдруг огорошил всех Иван. – Вот они, две сестры.

– Это мать и дочь, – возразил Янко, вонзаясь крепкими зубами в шашлык.

– Но они похожи как две капли воды, – упрямо гнул свое Иван.

– Воды или водки? – лукаво спросил Дубец.

– Э-э! Вы меня не запутывайте! Воды! Две капли.

– А давайте еще по двадцать капель дерябнем? – предложил Дубец.

– Воды? – спросил Янко.

– Зачем вы меня уводите от дам? – возмутился Иван.

– Отдам? Что ты отдашь? Кому? – спросил Дубец.

– Я никому ничего отдавать не желаю и все! – прорычал Иван.

– Сережа, – улыбнулась Ирина, – можно тебя на минутку?

Дубец с трудом вышел из-за стола. Они удалились от компании на большое расстояние.

– Сережа, по-моему, вам уже хватит. Иван совсем пьяный.

– Как ты не понимаешь? За ним стоит миллионный контракт. Будь с ним поласковее. Я прошу.

– Что это значит?

– Ничего. Просто улыбайся и все.

– Но мне уже все это осточертело. Мы с Аленой пойдем спать.

– Ни в коем случае. Иван еще тот жучина. Начнет вые… выкаблучиваться, как пить дать. Вот тут как раз и нужны ваши с Аленкой трассирующие глазки.

– Не впутывай в свои дела девочку.

– А кто впутывает? Пусть только сидит и мило улыбается.

– Сергей! Я не ожидала от тебя подобного хамства.

– Что?! Как она заговорила! Ай да мышка-норушка! Зубки, значит, решила показать? А не подумала, что тебе их быстро обломают, если против хозяина пойдешь?

– Значит, ты мой хозяин? – дрожащим голосом спросила Ирина, с ненавистью глядя в пьяную физиономию Дубца.

– А кто же еще? Кто тебя кормит, одевает? Брюликами осыпает?

– Возьми их обратно, свои брюлики, а меня оставь в покое, – бросила Ирина и повернулась, чтобы уйти.

Но она не успела сделать и шага, как оказалась в медвежьих объятиях Дубца. Он развернул ее к себе лицом, крепко сжал в кольце сильных рук и, дыша водочными парами, с животной яростью проскрежетал:

– Только попробуй уйти, я тебе устрою Варфоломеевскую ночь. Поняла?

– Может, еще и в постель с ним уложишь ради контракта? – сдерживая рвущийся из горла крик, сдавленно проговорила она.

– Если потребуется, и уложу. Сука, ты что, не поняла, о какой сумме идет речь? Эта сделка миллион евро стоит! Сечешь?

Ирина чувствовала, что ей не справиться с ним, и решила подчиниться.

– Хорошо. Я все поняла. Отпусти меня, мне больно.

– Вот так бы сразу, а то давай понты кидать…

– Пошли, нас зовут.

Они вновь присоединились к гостям, и Дубец как ни в чем не бывало поднял тост «за милых дам». Ирина, превозмогая брезгливость, кое-как вытерпела эту пытку, а когда все закончилось, долго наводила порядок, чтобы успокоить взвинченные до придела нервы.

В спальню, где уже давно спал Дубец, она не пошла, а прикорнула на диване в гостиной. Но сна не было. Устав ворочаться с боку на бок, она оделась и вышла на крыльцо. Уже светало. Верхушки сосен в бору, что примыкал к участку, слегка порозовели. Сизый туман стелился над газоном и дорожками, делая красные цветы матово-розовыми. Какая-то ранняя птица звонко выводила одну и ту же трель, будто спрашивала: «Витю видел? Витю видел?» Ирина ежилась от сырого предутреннего воздуха, но обратно в дом не спешила. Она уже все обдумала, все решила для себя и теперь, успокоенная, находилась в том невесомом бездумье, когда в голову не идет ни одна сколько-нибудь серьезная мысль, а лишь отдельные несвязные слова мельтешат, словно мошкара, не задевая мозг, не давая ему пищи для работы.

– Алена, такси будет через полчаса, поторапливайся!

– Но я не понимаю…

– Я же сказала: объясню все по дороге. Не заставляй меня нервничать. Я от вчерашнего в себя не пришла.

– Мы что, все вещи тут оставим?

– Да. Они не наши, эти вещи. Возьмем только то, что куплено на наши деньги.

– И украшения?

– Особенно украшения. Выложи их на этот стол, на видное место. Вот так.

– И диски?

– Да, и диски. Я куплю тебе потом такие же.

– На какие шиши? Они же лицензионные. Знаешь, каких бабок стоят?

– Прекрати сейчас же! Еще раз скажешь «бабки», я выпорю тебя ремнем!

– Ну что ты раскричалась? Тебя на улице, наверное, слышно.

– А ты не провоцируй меня. Вот в эту сумку сложи зимние вещи. Давай я тебе помогу.

Вскоре, нагруженные вещами, они вышли во двор. Ирина огляделась и, увидев в кустарнике барбариса работающего Валерия Ивановича, окликнула его. Он подошел к ним, недоуменно посматривая на их разнокалиберный багаж.