Текст книги "Бегущая против волны"
Автор книги: Людмила Толмачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Людмила Толмачева
Бегущая против волны
Часть I
– Мама! Ну, мам! Слышишь?
Алена стояла возле дивана и нетерпеливо постукивала носком босоножки о его металлическую ножку. Ирина открыла глаза, спросила сонным голосом:
– Что случилось, Аленка? Я так сладко задремала. Уж могла бы и пожалеть маму, не стучать так громко, будто по мозгам колотушкой.
– Мама, я больше так не могу! – сокрушенно произнесла девочка и села рядом с матерью, уронив руки на колени.
– В чем дело, доча?
Ирина положила на недочитанную страницу закладку и захлопнула книжку.
– Юлька меня всю обсмеяла за мой прикид. Говорит, что я сбежала из прошлого века.
– Аленушка, но ведь мы много раз говорили на эту тему…
– Ага! Опять ты начнешь про внутренний мир! Мне на улицу не в чем выйти, а ты со своим миром достаешь!
– Алена! – как можно строже произнесла Ирина. – Мы же договорились, что словечки типа «прикид» и «достаешь» ты постараешься не употреблять.
– А тебе, значит, можно?
– Что «можно»?
– Всякие там «клеиться», «базарить».
– Ой, а когда я такое говорила, что-то не помню?
– Вчера по телефону.
– А-а, так это я со своей однокурсницей. Мы просто молодость вспоминали, вот и…
– Понятно. Значит, эти слова из твоей молодости, хотя и сегодня так тоже говорят.
– Ну ладно, сейчас не об этом. Ты, кажется, про Юлю что-то говорила?
– Ей из Англии привезли такое клевое платье. В стиле беби-долл.
– А что это такое?
– Вот тут вырез, – Алена стала показывать на себе, – вот здесь такие воланчики, а внизу пышный подол. А там еще оборки или кружева видны.
– Где?
– Из-под юбки.
– В виде чехла?
– Какого еще «чехла»? Ну совсем не рубишь! Как будто нижнее белье видно, поняла?
– Ну-у, это, по-моему, не совсем прилично.
– Ой, мама, это полный отстой так рассуждать.
– Погоди, но беби-долл, это ведь что-то вроде детской куклы?
– Ну!
– Да вы еще сами дети, зачем вам имитировать детство?
– Я так и знала, что с тобой бесполезно разговаривать! – надулась Алена. – Ну и читай свои книжки, а я к бабушке в этих отстойных шортах не поеду! Вот!
– Ну, Аленушка, – как можно ласковее заговорила Ирина, – зачем столько переживаний из-за каких-то тряпок? Поедем завтра в Порошино, на свежий воздух, на природу. Там замечательное озеро, песчаный пляж. У бабушки уже поспели ягоды…
– Не надо мне никаких ягод! – выкрикнула Алена и со слезами убежала в свою комнату.
Ирина вздохнула и пошла к дочери. Но ее остановил телефонный звонок. Звонил муж Анатолий:
– Ира! Быстро решай, куда едем в отпуск: в Турцию или Болгарию. Предлагают горящие путевки.
– А тебе дают отпуск? Летом?
– Да, Челпанов идет в сентябре, вот и фартонуло где не ждали. Ладно, некогда разговаривать. Ты давай решай быстрее и перезвонишь мне. В течение часа, поняла?
– Погоди, а Аленка?
– А что Аленка? С твоими родителями перекантуется. Не с собой же ее брать!
– А почему бы и нет?
– С ребенком разве отдохнешь нормально? В кои-то веки вырвемся на свободу…
– Да какой она ребенок? Девочке скоро четырнадцать!
– Вот именно! Четырнадцать лет – в Турции уже невеста. Глаз да глаз нужен. Не расслабишься. Сиди и смотри, как бы чего не вышло. Нет уж! Меня такой отдых не устраивает!
– Ну, хорошо. Поедем вдвоем. Вообще-то, мы с тобой давно нигде не были. Можно и побаловать себя…
– А я о чем толкую? Хватит уж в Порошино да Порошино! Один огород да рыбалка – вот и все развлечения. Короче, я беру в Турцию. Мне тут мужики посоветовали уже. Едем на Средиземное море, и точка!
Он отключился, а Ирина еще долго не могла сообразить, что в ее руке зуммерит короткими гудками трубка. Это известие не просто взбудоражило ее, а почти привело в шоковое состояние. Она была из тех людей, кто с трудом переносит перемены. Известие пришло внезапно, как гром среди ясного неба. Что теперь делать? Ведь надо в первую очередь сообщить матери, которая ждала их с Аленкой со дня на день. Ирина уже второй день была в отпуске, который неизменно брала в конце июня. Каждый год в это время они с дочкой уезжали к родителям Ирины, в Порошино, и жили там весь месяц. А Анатолий наезжал к ним по выходным. Дорога занимала всего два часа на машине, поэтому уже вечером в пятницу он был с ними, а рано утром в понедельник отправлялся обратно в город.
Ирина отключила все же трубку и пошла к дочери.
Алена лежала на кровати и слушала в наушниках плеер.
– Аленушка! – позвала Ирина, усаживаясь напротив нее в кресло.
Дочь сделала вид, что ничего не слышит и не видит.
– Алена! – рассердилась Ирина и сняла с дочери наушники. – Давай поговорим. Мы с папой уезжаем в Турцию…
– А я? – быстро спросила девочка, вскочив с кровати.
– А тебя отвезем к бабушке.
– Я так и знала! – крикнула Алена и зарыдала.
Ирина обняла дочь, а та поначалу пыталась оттолкнуть ее, но потом уткнулась в материнское плечо и заплакала так горько, что Ирина испугалась.
– Доченька, перестань. Ну что ты как маленькая? Мы ведь не насовсем уезжаем. Скоро вернемся и опять будем вместе.
– Я тоже хочу в Турцию-у, – рыдала Алена не переставая.
– Папа говорит, что путевка только на двоих, – придумывала на ходу Ирина, – на детей не рассчитана.
– Ага! А почему Юльку в прошлом году в Анталию брали, а меня вечно в это Порошино возите? Никуда я больше не поеду! Сами езжайте в свое Порошино!
– А мы тебе что-нибудь привезем оттуда. Хочешь? – решила использовать новый аргумент Ирина.
– Ничего я не хочу! – сопротивлялась Алена, но плакать перестала.
– А вдруг я увижу там беби-долл?
– Платье?
– Ага. Или юбку. Покупать?
– Мой размер?
– Ну да.
– Мне еще топик надо к новым джинсам…
– И топик куплю. Даже два: розовый и бирюзовый. А?
– И еще лимонный, с черным рисунком.
– Хорошо.
– И тогда еще шлепки под цвет топиков.
– Ладно. А знаешь что? Мы с тобой по мобильному будем обговаривать покупки. Я тебе буду отправлять снимки этих вещей, прямо из магазина, а ты мне будешь отвечать, подходят они тебе или нет. Хорошо?
– Угу. Только…
– Ну что?
– Тогда будет неинтересно.
– Ты имеешь в виду, что не получится сюрприза?
– Да.
– А для сюрприза я тебе куплю такое, о чем ты и не мечтаешь.
– А что?
– Ну вот! Что это будет за сюрприз, если я заранее тебе скажу. Нет уж! Сюрприз он и есть сюрприз. Увидишь, когда мы с чемоданами войдем в квартиру. Поняла?
– Угу.
Алена обняла мать, чмокнула ее в щеку и побежала на улицу. Очевидно, делиться новостью с Юлькой.
Ирина набрала номер своей подруги Эльвиры. Они дружили со студенческих лет и, как правило, секретов друг от друга не хранили.
– Эля? Привет! Не оторвала? Что звоню? Хочу посоветоваться. На днях летим в Турцию… Ну! С Толей, конечно. С кем же еще? Нет, Аленку не берем. Он говорит, что с ребенком мы не отдохнем. Мол, для Турции она уже невеста, а значит, надо приглядывать. Поняла? Я что хотела? Ты не забежишь на часок? Может, подскажешь, как одеться и вообще. Хорошо. Жду.
Ирина положила трубку и побежала на кухню готовить любимые Эльвирины оладушки. Она их замешивала на кефире и гашеной соде.
Эльвира любила попить чаю с блинами, оладьями или чебуреками. У Ирины такая стряпня получалась как на заказ – румяная, ароматная, вкусная!
Вскоре примчалась сама любительница мучного, дебелая шатенка в ярко-зеленом брючном костюме, и с порога затараторила:
– Ты меня так заинтриговала, что я с работы удрала. Сказала Петровичу, что иду в налоговую, и гуд-бай!
– Мой руки, оладьи на столе.
– Да уж поняла. Как же! Я еще в подъезде учуяла родные ароматы. М-м! Ах, как забирает!
Они сели на кухне за стол, Ирина налила чаю, поставила варенье. Эльвира, несмотря на зверский аппетит, никогда не поглощала еду с жадной быстротой. Поесть она любила и превращала этот процесс в священный ритуал. Она ела, смакуя каждый кусочек.
– Главное, не переусердствуй в нарядах, – учила она Ирину, накладывая в хрустальную розетку земляничное варенье. – Причем я имею в виду не просто тряпки, а «наряды», коими ты, моя лапа, грешишь то и дело.
– И какими же «нарядами» я грешу? – спросила Ирина, слегка задетая такой нелестной характеристикой.
– К примеру, взять твой новогодний костюм. Наверное, бегала по магазинам, высунув язык, чтобы подобрать в тон к сиреневому шелку эти чернильно-лиловые кружева, а когда наконец подобрала, то была на седьмом небе от счастья. Так ведь?
– Ну и что?
– А то, что получилась полная ерунда.
– Но ты сама же в комплиментах рассыпалась.
– Это я расстраивать тебя не хотела. А сейчас дело прошлое, можно и правду сказать. Короче, не надо тебе шить такие старушечьи вещи. Еще успеешь, наносишься в свое время. А сейчас надо одеваться легко, воздушно, ярко, не отставая от моды.
– Например, в такой ядовито-зеленый костюм, – поддела ее Ирина.
– Глупая! Я природная шатенка. Мне сам бог велел в зелень рядиться. А ты со своими светло-русыми косами да фиалковыми глазами… Черт! Дал же бог красоту ни за что. За будь здоров такую фигуру отвалил, а мне какие-то жалкие поскребыши…
– Ничего себе «жалкие»! Пятьдесят второй размер. Ха-ха-ха!
– Тебе смешно, а мне хоть волком вой. На пляже стараюсь частями загорать, не показывать все тело оптом.
– Да ладно, Элька, чего ты? – пожалела Ирина подругу. – Ты другими достоинствами берешь. Я всегда завидовала твоему белому лицу. Прям, как в сказке: «Черноброва, белолица по горенке идет, словно лебедица по озеру плывет».
– Хм, и на том спасибо.
– Нет, я серьезно. Мне пудриться надо, а у тебя от природы чистая, матовая кожа. Даже нос не блестит!
– Ну хоть в чем-то должно повезти. Ладно, что мы обо мне? Когда хоть уезжаете-то?
– Еще не знаю. Скоро Анатолий придет, скажет.
– Как это его сподобило на такой шаг? Я думала, что дальше Порошина он никогда не выедет.
– Ну ты скажешь. Да он давно рвется сменить обстановку. Просто отпуск летом не дают.
– При чем тут лето? На отдых можно в любое время поехать. Осенью, в бархатный сезон, еще даже лучше. Не так жарко.
– И в самом деле, не знаю, о чем мы думали все эти годы? Помню, как сразу после свадьбы съездили в Ялту, а потом еще в Геленджик, и все. Как отрезало. То декретный, то Аленка маленькая – на маму боялась оставить. В общем, все какие-то причины.
– Зато мы поездили с Невревым, дальше некуда!
– Да уж.
– А ты знаешь, везде одно и то же. Пляж, жара, кругом люди, как тюлени, бока свои на солнце греют, шум, суетня. Надоело.
– Это пресыщение, Элька. Тебя бы в Порошино на месяц, да картошки десять соток заставить окучить, посмотрела бы я на твое тюленье тело.
– А что? Я не против. Но нет у нас с Невревым домика в деревне. Нету! А как бы хорошо на зорьке встать, спуститься по огороду к реке с удочками, посидеть на бережку, пофилософствовать. Благодать!
– Ты так поэтично все представила, что хоть бросай эту Турцию к аллаху и беги в Порошино. Но в жизни все не так, дорогуша.
– А как?
– Во-первых, муж не признает женщин на рыбалке. Это сугубо мужское занятие, как он считает.
– А во-вторых?
– Во-вторых…
Ирина задумалась, не зная, как объяснить Эльвире то, что ей самой не до конца понятно. Одно она знала твердо – не было в ее жизни никакой поэзии. В книгах об этом пишут, а в жизни все не так.
– Узурпатор он, твой Анатолий, – по-своему истолковала Эльвира молчание подруги. – По какому праву он лишает тебя таких тихих радостей, как рыбалка и уха, сваренная на костре?
– Да не лишает он. Просто я его тоже понимаю. Должны ведь у мужика быть свои радости, чисто мужские? Ну, неинтересно ему со мной, что тут сделаешь? У него своя компания: тесть да мамин родственник дядя Гриша. Им втроем и без женщин хорошо.
– Ну, разумеется. На троих ведь большое счастье.
– Да они не пьют. Разве по сто граммов под уху, но это, как говорится, сам бог велел.
– Ох и защитница ты своего муженька! Все бабы только и пилят своих благоверных и неверных, а эта знай нахваливает да выгораживает.
– А за что мне его пилить? Он хозяйственный, домовитый, хорошо зарабатывает, не пьет, налево не ходит.
– Ой ли?
– Что значит это твое «ой ли»? Думаешь, я бы стала терпеть измены?
– Жена, как правило, узнает об изменах мужа в последнюю очередь, и то не обо всех.
– Ты эту теорию для себя прибереги, – обиделась Ирина. – Видела я твоего Неврева на новогоднем вечере. Ни одной юбки не пропустил.
– О боже, какая ты наивная, Ирка! Значит, по-твоему, рыбалка для мужика это святое, а смотреть на круглые коленки и упругий зад строго воспрещается. Да нормальный мужик десять твоих рыбалок променяет на свидание с любовницей. На твоем месте я бы давно мужа на вшивость проверила. Куда это он с утра пораньше лыжи навостряет, по каким огородам шастает? А может, по чужим?
– Ну хватит! Не нужны мне твои советы. Ешь лучше оладьи.
– Спасибо, наелась. А раз мои советы тебе до фени, то я пошла. Счастливо отдохнуть!
– Пока!
Эльвира ушла, даже не оглянулась на подругу. Видимо, всерьез обиделась. Но ведь и Ирине не по себе стало от ее слов. Тоже мне, подруга называется!
Они ехали на своей праворульной «японке» в Порошино. Алена сидела на заднем сиденье и всю дорогу тараторила о том, как она появится во дворе в новом прикиде.
– Представляю фейсы Скориковой и Фишиной! Особенно Фишиной. Позеленеет от зависти, но обязательно чего-нибудь пропищит типа: «Тебе идет. Вот только юбку покороче надо. И цвет такой сейчас не в моде».
– Ох, и тряпишница ты у нас, Аленка! – весело произнес Анатолий, весь в предчувствии скорого отдыха.
– А пусть не кидают понты на каждом шагу! – защищалась Алена. – Тоже мне супер-пупер-модели! Скорикова все уши прожужжала, как она будет в конкурсе на мисс города участвовать.
– А ты чем хуже? Давай тоже попробуй свои силы. Уверен, что победишь. Если не мисс, то уж вице-мисс точно станешь.
– А не рановато о конкурсах рассуждать? – строго спросила Ирина, оторвавшись от журнала, который пыталась читать на ходу.
– Ха! Да она почти с тебя ростом! «Рановато»! – также весело возразил Анатолий, покосившись на жену. – Год-два и готово! Что думаешь, в этих конкурсах перестарки какие-нибудь участвуют? Пятнадцать лет – самое время!
– Перестань, Анатолий, – поморщилась Ирина. – Ей прежде всего школу надо окончить с хорошим аттестатом, а потом уж…
– Ага. Будут на этом конкурсе ждать, пока она школу да институт окончит, – не сдавался Анатолий. – Смелее надо по жизни-то идти. Пусть сама пробивает путь к успеху. Вот мое мнение.
– Успех успеху рознь, – возразила Ирина. – Университетский диплом, интересная работа, достойный заработок – разве это не успех?
– А кто возражает? – хохотнул Анатолий. – Пусть учится. Все можно успеть, если мозги на месте: и учиться, и в конкурсах участвовать, и с парнем встречаться. На то и молодость.
– И все же не по душе мне такое. Неокрепшая психика может и не выдержать.
– Это у нашей Аленки-то неокрепшая психика? Ха-ха-ха! Скорей у тебя самой она неокрепшая. Кто у кого на поводу идет, а? Да она не мытьем, так катаньем своего добьется. Вспомни, в прошлом году, когда ей приспичило в детский лагерь вместе с Юлькой поехать, как она из тебя веревки вила. Ха-ха-ха! Голодовку устроила! Ты и сломалась. Видела бы ты эту голодающую ночью на кухне. Ха-ха-ха! Я в туалет пошел, смотрю, на кухне…
– Ну, папа! – крикнула Алена, вся зардевшись, но не от смущения, а скорее от нежелания оказаться разоблаченной.
– Да ладно, ладно. Дело прошлое. С кем не бывает, – снисходительно произнес Анатолий и вдруг озабоченно наморщил лоб: – Послезавтра вылетаем. Успеем хоть собраться-то? Как думаешь?
– Вообще-то, я уже основное все приготовила, – ответила Ирина, которой моментально передалось мужнино беспокойство. – Тогда не будем в Порошино задерживаться. Аленку оставим и обратно.
– Я тоже так думаю, а то знаю тебя – в последний момент то этого нет, то другого… Терпеть не могу, когда начинаешь суетиться с перекошенным лицом.
– Ой! – Ирина схватилась за голову. – Вспомнила!
– Что опять? – сердито покосился на нее Анатолий.
– Я же брюки твои из химчистки не забрала!
– Ну вот, начинается. Это какие? Светлые?
– Ага.
– Ну завтра заберешь. Хорошо хоть не в самолете об этом вспомнила.
– Завтра же воскресенье.
– Да работают они. До двух. Ты никак не запомнишь. Сколько говорю: запиши в книжку все эти прачечные-химчистки и прочие ремонты обуви. Кстати. Что там с моими мокасинами?
– По-моему, все в порядке. Поедешь в светло-коричневых, а с собой можно взять кремовые, да еще босоножки.
– А не слишком? Это ведь мне всю эту хрень тащить придется. Представляю, как по такой жаре с чемоданами…
– Но Эльвира сказала, что нас прямо до отеля довезут. Там сейчас сервис на высшем уровне…
– Уж больно много твоя Эльвира знает. Ладно, будем надеяться, что таскаться с багажом не придется.
– А я так совсем ничего с собой не возьму.
– То есть?
– Ну, возьму, конечно, пару сарафанов, халат, шорты и две маечки. Вот и все.
– Ну ты даешь, мать! «Маечки»! Ты смотри, там ведь и рестораны есть, и прочая развлекаловка. Я что с тобой, позориться еду, что ли? Нет уж! Бери какое-нибудь вечернее платье. Поняла?
– Поняла. Вот только какое? Сиреневое, которое на Новый год шила, Элька раскритиковала…
– Слушай ее больше, Эльку свою! Она небось завидует тебе. На ее тушу хоть из золота платье напяль, все равно как на свинье будет.
– Толя, ну зачем ты? При ребенке… – обиделась за подругу Ирина. – Никакая она не туша. Просто у нее большой размер. Такая конституция.
– А, плевать! Что нам, больше говорить не о чем, кроме как о твоей Эльвире? Ты лучше еще подумай, может, еще чего забыла.
Родители Ирины жили на краю села в добротном каменном доме. Отец, Дмитрий Ильич, крепкий пятидесятишестилетний мужчина, работал водителем в агропромышленном комплексе, а мать, Полина Юрьевна, двумя годами младше мужа, всю жизнь учительствовала. Теперь она получала пенсию по выслуге лет, но продолжала учить сельских ребят. От родителей Ирине достались и красота, и характер. Высокая и длинноногая в отца, она взяла у матери редкий цвет глаз, фиалковый, как его определила Эльвира, а также льняные волосы и миловидность лица. Правда, не умела она как следует «подать» свою красоту, о чем не раз ей выговаривала все та же Эльвира. «Ну что тебе стоит подкрасить глаза и губы? – искренне возмущалась она. – Нос кое-как напудрит, вот и весь макияж! Эх, мне бы твои данные, уж я бы развернулась!» Что она имела в виду, Ирина лишь догадывалась.
В Ирининой фирме, где она работала бухгалтером, многие молодые и средних лет женщины имели любовников. Это считалось и нормой, и шиком одновременно. Среди них были как замужние, так и одинокие, но любовниками, как правило, являлись женатые и состоятельные мужчины. Рекордсменкой по этому делу слыла сорокалетняя Роза Платоновна, менеджер из отдела маркетинга. Ее муж, маленький лысый пузан, владелец какого-то небольшого «свечного» заводика, и не подозревал о наличии трех «заместителей». «Один для души, другой для тела, а третий для престижа», – раскладывала по ранжиру своих любовников, как королей в пасьянсе, Роза Платоновна.
Ирина слушала все эти бабьи разговоры и сплетни, но сама не высказывалась. Зачем? Если говорить искренне, как думаешь, то можно обидеть или напороться на грубость и насмешки. Люди не любят, когда их осуждают. Да и слыть «белой вороной» тоже не лучший вариант. Так и помалкивала, но в душе считала все эти адюльтеры грязью, оскорбительной для замужней женщины. К тому же на свою судьбу она не жаловалась. Ведь у нее все прекрасно. Муж хороший семьянин, не пьет, разве что пиво, но это пустяк, на который не стоит обращать внимания. У них подрастает красавица дочь. Правда, в последнее время участились конфликты, но это издержки переходного возраста, это пройдет, не они первые. На работе ее ценят, каждый год надбавка к окладу, премии. Были, конечно, небольшие трения с директором, но и то не служебного, а личного характера. Три года назад на одной из корпоративных вечеринок он вдруг приударил за ней. С ума сойти! На глазах всего коллектива директор, прижимая Ирину под музыку танго, начал целовать ей руки и шептать всякие скабрезности. Она покраснела до свекольного цвета, но вырваться из его объятий не могла. Так и промаялась весь танец. А потом выслушала от Анатолия такое… Он тоже хорош! Весь вечер протанцевал с Розой Платоновной, а когда заметил, что жену сейчас уведут прямо на глазах, побежал на разборки. Но, слава богу, все утряслось. А директор на следующий день вызвал к себе, извинился и даже предложил рюмку коньяку, чтобы устаканить дружеские отношения:
«Извините, Ирина Дмитриевна, не понял, кто передо мной. Думал, что просто симпатичная дурочка, простите за откровенность, а оказалось – пушкинская Татьяна. Это я о вашем внутреннем содержании». Нельзя сказать, что директор был единственным мужчиной, кто заметил ее красоту и высказался по этому поводу. Несколько раз ей приходилось выслушивать комплименты во время домашних вечеринок, когда муж приглашал своих сотрудников на дни рождения или Новый год. Особенно надоедал своими ухаживаниями прораб Митрофанов. Этот обожженный всеми ветрами и служебными бурями сухощавый мужчина, с седыми волосами «ежиком» и плутоватыми серыми глазками, придерживая ногой кухонную дверь, подолгу рассуждал о своем житье-бытье, «унылом и беспросветном», так как не встретилась ему на пути такая вот Иринушка. «Полстраны объездил со стройки на стройку, с сотнями людей знаком, а вот такой, как вы, не видал ни разу», – в который раз вздыхал Митрофанов. А Ирина мыла посуду и вежливо улыбалась. Ей не хотелось причинять боль и без того обиженному судьбой человеку.
А ведь директор попал прямо в точку, сравнив ее с Татьяной. Много общего у Ирины с любимицей русского гения. Даже отчество совпадает. Или, например, страсть к чтению. Чтение книг для Ирины было не просто страстью, а ежедневной естественной потребностью. Без книжки она не ложилась в постель. Так порой и засыпала с книгой в руке. Правда, Анатолий в последнее время не позволял долго читать. Выпив за ужином бутылку пива, с кряхтением плюхался в кровать и сразу выключал свет: «Спи! Завтра рано вставать. Мне с утра надо Шестакова поймать, а то свалит, мать его, куда-нибудь, потом ищи ветра в поле». Это происходило именно в тот момент, когда она была на самом интересном месте. Со вздохом она клала книгу на тумбочку и пыталась уснуть. Воображение рисовало литературных героев, с которыми поневоле пришлось расстаться, и даже мужнин храп не выводил из себя, не мешал домысливать, предугадывать дальнейшие события в книге.
Свой возраст она не ощущала. Да и какой это возраст – тридцать четыре года? Но тем не менее девчоночьих поступков себе не позволяла. Она всегда помнила о своем статусе жены и матери, не дающем ей права на всякие вольности и глупости.
– Ирка, ты мне Катерину из «Грозы» напоминаешь, честное слово! – смеялась Эльвира. – Рано или поздно ты очнешься от своего патриархального сна и вспомнишь, что ты живая и красивая женщина.
– Не вижу ничего общего, – скептически пожимала плечами «подкованная» в литературе Ирина. – Катерина страдала от домостроя. А ее связь с Борисом – это вызов окружающим.
– А я думаю, что это никакой не вызов, а настоящая, первая ее любовь к мужчине. Мужа-то она не любила, а жалела. Вот и ты будто во сне живешь. Нет в тебе настоящей жизни, одна книжная. Я же помню тебя восемнадцатилетней. Как весело мы жили, мечтали, строили грандиозные планы, говорили о будущей любви. А потом нате вам! Появился на горизонте твой Шамарин и опутал тебя паутиной.
– Элька! Ты выбирай выражения. Я, значит, муха, а мой муж паук. Так, по-твоему?
– Ну, прости. Это случайно вырвалось. Ты придираешься к словам, а сути никак не уловишь. Или хитришь, делая вид, что не понимаешь.
– Ты меня в чем-то хочешь обвинить?
– Да нет. Просто мне тебя жалко. Ты достойна большего, чем этот твой мирок, дальше которого ты носа не кажешь.
– А ты, выходит, живешь достойно. У тебя огромный мир, галактика, космос, а у меня мирок мещанский.
– Ну почему ты так прямолинейна? Зачем привязывать свою жизнь к моей? Ведь я тебя выделяю среди прочих как личность яркую, редкую. Куда мне до тебя? Вот ты обижаешься на мои слова, считая их незаслуженными, но придет день, когда с твоих фиалковых глаз – черт бы их побрал! – спадет завеса, и ты увидишь небо в алмазах.
– Небо в алмазах? Господи, Элька, а я не знала, что ты в душе поэт.
– Тебе еще многое неведомо, – загадочно улыбнулась Эльвира.
Родители встретили их со сдержанной радостью. Эта фамильная черта – слегка приглушать эмоции – частенько выводила из себя импульсивного Анатолия. «В нашем роду не принято коней придерживать. Уж коли веселье, так через край, с шутками, смехом, застольем. Горе тоже встречают, как принято у людей, со слезами и причитаниями. А у твоих – ни два ни полтора. Не поймешь – рады нашему приезду или лучше нам было дома остаться», – выговаривал он Ирине в первые их приезды в Порошино. Потом привык и к тихому голосу тещи, и к молчаливому, добродушному нраву тестя, и к их размеренному, неспешному ритму жизни. До этого равнодушный к рыбалке, Анатолий постепенно приобрел вкус к долгому сидению с удочкой на берегу или в лодке тестя в ожидании клева. Он даже сменил дорогой немецкий спиннинг, купленный случайно и необдуманно, на дешевую, но более практичную удочку из числа тех, что лежали в сарае Дмитрия Ильича на специальных перекладинах. Тесть немногословно, без назиданий объяснял зятю все тонкости ловли на различные крючки и приманки. Ирина в душе радовалась, замечая, как увлекся муж этим на первый взгляд нехитрым занятием, но на деле имеющим большое значение для душевного комфорта. Анатолий уже и не вспоминал свою родню с их шумными застольями как образец «настоящего отдыха». Вдоволь накричавшись на работе, он с удовольствием бежал от городского шума в спокойную тишину сельских просторов, чтобы встретить утреннюю зорьку на заросшем камышами берегу, под неумолкающее теньканье ранней птахи.
– Бабуль! Смотри, что мы тебе привезли! – предвкушая радостное удивление Полины Юрьевны, крикнула Алена, вынимая из сумки полиэтиленовый пакет.
– Ой, опять вы с подарками! И зачем на нас деньги-то расходовать? Лучше бы с собой за границу взяли. Там они нужнее.
– Ну, мама! Тебе внучка сама выбирала подарок, волновалась, понравится ли, а ты… – упрекнула Ирина мать.
– Ладно, ладно. Спасибо, родная. Это я так, не подумав, ляпнула.
Полина Юрьевна взяла пакет, поцеловала внучку и попыталась непослушными от тяжелой работы пальцами распечатать пакет.
– Дай, я сама! – выхватила Алена из ее рук пакет. – Вот, смотри, какой клевый!
Полина Юрьевна всплеснула руками и покачала головой при виде ярко-синего халата в белых и розовых цветах.
– А теперь деду покажи, что мы ему купили, – подсказал довольный произведенным эффектом Анатолий.
– Неужто и мне перепадет какой-нибудь гостинец? Вот уж не ожидал! – усмехнулся Дмитрий Ильич, с любовью глядя на подросшую за год внучку.
– А ты как думал? Что мы про тебя забудем? – с детской бесшабашностью спросила Алена и вытащила из сумки пластмассовую коробку с бумажной наклейкой «Рыболовные снасти». – Вот! Получай!
– О-о! Да тут полное снаряжение! – воскликнул Дмитрий Ильич, раскрыв коробку. – И крючки, и леса, и поплавки… Ну, спасибо. В самый раз гостинец. У нас тут таких крючков не продают. Надо же. И блесны разные. Я, правда, не пользуюсь блесной…
– Так попробуй, может, понравится, – улыбался Анатолий, который был с тестем на «ты» и даже называл его «батей».
Пока мужчины возились на крыльце, разбирая рыболовную оснастку и обсуждая каждую штуковину, женщины накрывали стол прямо во дворе. День был в самом разгаре, жаркий, безветренный, а потому окрошка на домашнем холодном квасе была как нельзя кстати. Ирина разливала по тарелкам окрошку, а Алена добавляла в каждую тарелку по ложке сметаны.
– Бабуля, а Настя никуда не уехала? – спросила Алена о своей деревенской подружке, с которой была знакома с пятилетнего возраста.
– Нет вроде. Недавно ее с матерью видела. Из магазина шли. А ты проведай ее. Сейчас пообедаем и сходишь.
– Аленушка, – мягко сказала Ирина, – ты уж пока с нами побудь, ладно? Мы ведь скоро обратно поедем.
– Вот те раз! – всплеснула руками Полина Юрьевна. – Не успели приехать, и сразу обратно! Да как же так, Ира? Я не нагляделась на тебя, не поговорила. Мне посоветоваться надо с тобой…
– Ну, мам! Мы еще толком не собрались. Толины брюки из химчистки надо забрать и вообще…
– У нас горящие путевки, Полина Юрьевна! – встрял в их разговор Анатолий. – А это значит, что времени на сборы почти нет. Потом, перед самолетом, окажется, что забыли самое необходимое. Нет уж! Я не люблю впопыхах собираться. Так что через два часа отчалим.
– Ох, дети, дети! – вздохнула Полина Юрьевна и, поджав губы, пошла в дом.
– Так вы же говорили, что послезавтра улетаете, зачем же сегодня-то спешить? – спросил Дмитрий Ильич, тоже расстроенный неожиданным решением зятя с дочкой.
– Зато я остаюсь, – вдруг напомнила о себе Алена и подошла к деду, детским чутьем поняв его настроение.
Тот обнял правой рукой внучку за плечи, усадил рядом с собой.
– Мать-то ждала тебя, Иринка. Каждое утро в календарь смотрела, дни считала до вашего приезда.
Ирина закусила губу и побежала в дом. Полина Юрьевна хлопотала на кухне, заваривала чай, ставила на поднос чашки. Ирина подошла к матери, погладила ее по плечу:
– Мам, не обижайся, ладно? Через три недели я приеду к вам, поживу неделю, наварю малинового варенья. За черникой с тобой сходим, за грибами. А, мам?
– Ладно уж, не подлизывайся. Подожду еще три недели. Вот вырастет Аленка, сама узнаешь, каково ждать взрослую дочь.
– А я думала, что ты Аленку больше ждешь, чем меня.
– Эх ты, вроде большая вымахала, а ума-то не нажила еще. Ничего, мудрость к женщине не сразу приходит. Бери поднос, пойдем мужиков кормить.
Она смотрела в окно на мелькающий пейзаж, а в душе занозой сидели материнские слова: «Сама узнаешь, каково ждать взрослую дочь». Ирина только сейчас вдруг осознала, что в последнее время все реже стала вспоминать родителей. Почему-то не хватало ни времени, ни сил, чтобы лишний раз позвонить, написать, приехать. «А если и с нами так поступит дочь?» – подумала Ирина и обхватила себя за плечи.
– Ты чего, замерзла, что ли? – взглянул на нее Анатолий. – Может, прикрыть окно с твоей стороны?
– Нет, не надо. Маму жалко. Все-таки целый год меня ждала…
– Да брось ты! Какие-то три недели, и мы тут как тут! Они со своим хозяйством и не заметят, как время пролетит. Конечно, насчет картошки-то я не подумал. Весь огород им самим придется окучить.
– Надо Аленке позвонить, чтобы помогла деду с бабушкой.
– Позвони. Толку от нее маловато будет, но хоть пять рядков пройдет, и то польза.
– «Маленькая польза», – грустно усмехнулась Ирина.
