Текст книги "Дамский негодник"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава 9

Существуют три вещи, которые Далила с детства терпеть не могла: она органически не любила подслушивать, подглядывать и выпытывать.

Но зато Далила прекрасно умела прислушиваться, подмечать и вникать в чужие проблемы – качества, пригодные для психоаналитика. Обещая Людмиле разведать о тайнах Карапета Ашотовича, Далила не собиралась ничего специально выпытывать. Она знала: в ходе анализа психического состояния пациента откроется все само.

Так и вышло. Какое-то время муж Людмилы вежливо мялся. Памятуя, что доктор – подруга жены, он дипломатично старался не отвечать на вопросы. Тогда Самсонова ввела его в курс:

– Если отыщем корень бессонницы, возможно, вам сразу же полегчает. Так часто бывает. Но в любом случае вам надо выговориться, а мне надо искать. Не отыскав причины невроза, я не знаю, как вас лечить, а если вас не лечить, могут быть нежелательные осложнения.

– Осложнения всегда нежелательные, если они касаются нас, – поправил ее Сасунян, не подозревая, что Самсонова умышленно дала ему эту возможность, приглашая пойти на контакт.

– Вы правы, – подхватила она ответный посыл, – я вообще-то дружу с родным языком, но иногда допускаю ошибки. Зато ваша речь безупречна. Так безупречна, что возникает сомнение, знаете ли вы армянский язык.

Карапет Ашотович расплылся в самодовольной улыбке:

– Конечно, знаю. Я с детства на нем говорю, как и на русском. Моя русская мама говорила только по-русски, а теперь уже и я обрусел, перестал говорить по-армянски.

– Почему?

– На армянском не с кем общаться. Жена армянского вовсе не знает, дочка так себе. Не хочет учить. Рубен, друг мой, погиб, теперь вот и Миша…

– Миша Калоев говорил на армянском? – удивилась Далила.

– Да, Миша хорошо знал армянский. Марина, его жена, наполовину армянка, а говорит лишь на русском. Ну, Людмила моя, понимаете сами. Бывало, собираемся семьями, жены рядом всегда, а нам с Мишей надо личную жизнь обсудить. Вот мы и пользуемся тем, что жены не знают армянского. Пользовались, вернее… – мрачнея, поправился Сасунян.

– И богатая была у покойного личная жизнь? – спросила Далила.

Карапет Ашотович усмехнулся:

– Миша не был монахом. Молодой здоровый мужчина. Женщины у него были.

– Он что, жену не любил?

Сасуняна рассмешила наивность вопроса.

– Миша Марину очень любил, но это другое. Вам ли не знать, вы же психолог.

Далила не стала читать пациенту лекцию об этике и морали, а поспешила заверить:

– Да-да, это я понимаю со всех сторон, и с физиологической, и с психологической. Мужчина природой так сложно и противоречиво устроен, что зачастую не в силах выполнять самые элементарные требования общественной морали. Зачастую он самой природой лишен возможности сохранять верность женщине. Во всяком случае, глобальная верность ему недоступна. Сделать мужчину верным могут лишь сильные свежие чувства, и то лишь на время. Разумеется, я говорю об активном периоде жизни мужчины. Как сказал классик, «да, крепнет нравственность, когда мертвеет плоть».

Сасуняну так понравилась речь Самсоновой, что он восхитился:

– Вы умная женщина! Как было бы хорошо, если бы вы и Людмиле моей это все объяснили.

– При случае объясню, – пообещала Далила. – А Марина мужа своего понимала?

Карапет Ашотович погрустнел:

– Марина умница, она все понимает, но Миша частенько позволял себе лишнее. Я его не виню. Миша был робким и неуверенным, вот женщины им и крутили. Марина страдала, они часто ругались.

– А вы откуда об этом знаете?

– Я их мирил. Но это не значит, что они не любили друг друга. Миша Марину очень любил. Скажу даже больше, они были друзьями.

– А почему вы их часто мирили?

Сасунян замялся:

– Вообще-то, я не хочу говорить о Калоевых. Про себя все скажу, а про друзей – это лишнее.

– Так не пойдет, – запротестовала Далила. – Карапет Ашотович, дорогой, поймите, психоаналитик сродни врачу и священнику. Я должна знать про вас все, и все ваши тайны останутся в стенах моего кабинета.

Сасунян вдруг смутился:

– Все про себя даже я не знаю.

– Правильно, – согласилась Далила, – самое сложное – разобраться в себе. Я хочу вам помочь. Понимаю, вас смущает, что я подруга вашей жены. Но на это и существует профессиональная этика, которую я никогда не нарушаю. Если Людмила узнает о содержании нашей беседы, я перестану себя уважать и как специалиста, и как человека.

В глазах Карапета Ашотовича мелькнуло легкое недоверие.

– Хотите, я расскажу вам все, что узнала о вас? – вдруг предложила Далила.

Он подался вперед и, пугаясь, воскликнул:

– От кого?

– От вас же. Вы только что мне рассказали о своих привычках, о своем состоянии да много о чем. Я умею читать между строк, мне знаком язык мимики, жестов. Что же будет, когда мы до тестов дойдем? Там уж держитесь! – шутливо погрозила она и посетовала: – Если вы мне не доверяете, я не смогу вас лечить.

Сасунян хитро улыбнулся и пропел на восточный лад:

– Надо по-торгова-аться.

– Торгуйтесь, – улыбнулась Далила.

– А что вы про меня узнали? – спросил он с кокетливым интересом. – Если скажете, тогда и я вам все расскажу.

Самсонова рассмеялась:

– Согласна. Начну с самого главного. Совершенно очевидно, что вы влюблены в жену друга.

– В Марину?

– В Марину.

Карапет Ашотович с досадой воскликнул:

– Это Люся моя растрепала. Она просто ревнует меня к Калоевой.

Далила пожала плечами:

– Мое мнение сформировалось отнюдь не под давлением вашей Людмилы. Хотела бы я похвастать профессиональной проницательностью, да не могу. Случай не тот. Ваша беда в том, что вы не умеете лгать.

– Это я не умею лгать? – с обидой спросил Сасунян и заверил: – Ошибаетесь. Все мужчины умеют лгать. Им не выжить без этого.

– Видимо, вы хотели сказать, что лгут все мужчины. Лгут все люди, но не все делают это умело.

Карапет Ашотович согласился:

– Хорошо, возможно, вы правы, тогда скажите, что меня выдает?

– Ваше лицо, ваши руки. В ходе беседы становится ясно, что Марина вам очень нравится.

Уловив его возмущенный жест, Далила поспешно добавила:

– Я ни в коем случае не утверждаю, что между вами есть те отношения, которые принято считать выходящими за рамки морали.

Карапет Ашотович отрезал:

– Марина святая!

– Вы с ней дружны?

– С чего вы взяли?

– Вы об этом сами сказали.

– Я сказал? Я этого не говорил.

Далила напомнила:

– Вы мирили Марину с Мишей. Если мужчина выступает арбитром, значит, он дружен с тем, кого защищает. Вы защищали Марину, значит, с ней вы и были больше дружны.

Сасунян возразил:

– Нет, это значило только одно: что Миша несправедливо поступал с женой. Марина просила помощи, а я не умею отказывать женщинам.

– Возможно, это ценное качество вас и подводило, – предположила Далила.

– Каким образом?

– Прибегая к вашей помощи, Марина невольно сеяла зерна вражды между вами и Мишей. Боюсь, этот скрытый конфликт и явился причиной невроза.

Карапет Ашотович искренне поразился:

– Какой конфликт?

– Конфликт между вами и Мишей. Согласитесь, мужчины не любят вмешательства в свою личную жизнь. Особенно им обидно, когда это делает друг, который и сам не святой. Вы уверены, что Миша не обижался на вас?

– Поначалу он обижался, о чем мне прямо и говорил. Я учил его тому, что сам постигал, набивая шишки. Миша понимал, что я вмешиваюсь из лучших побуждений. Он меня даже благодарил.

– За что? – заинтересовалась Далила.

Карапет Ашотович с достоинством пояснил:

– За то, что оберегал его от ошибок. Впоследствии он сам ко мне обращался за помощью. И в то роковое утро он сам мне позвонил.

Самсонова удивилась:

– Разве он? Не Марина?

– Вам Людмила сказала, что нас разбудила Марина, – догадался Карапет Ашотович и покачал головой. – Нет, Марина разбудила жену, а меня разбудил Михаил.

Он неожиданно замолчал.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросила Далила.

Сасунян отмахнулся:

– Зачем? Все дальнейшее к моей болезни отношения не имеет.

Самсонова возразила:

– Боюсь, что имеет. Во всяком случае, оценить это сами, без специалиста, вы не можете. Поймите, я действительно очень хочу вам помочь. Не забывайте, вы муж моей школьной подруги.

Карапет Ашотович пришел в замешательство. Далила с горечью осознала, что как раз этот факт больше всего его и смущает.

«Он любит Марину и надеется на взаимность, – окончательно убедилась она. – Выходит, Людмила права: угроза развала семьи велика. Теперь, думаю, все зависит лишь от Марины. Захочет она связать свою жизнь с Сасуняном, и Людмила останется на бобах».

– Карапет Ашотович, – проникновенно сказала Далила, – вы мой пациент, вам нужна помощь, и я хочу вам помочь. Пожалуйста, будьте со мной откровенны.

– Да как вы не поймете! – вспылил Сасунян. – Да, мне нужна помощь! Я и сам рад все рассказать, но после моей откровенности ваша помощь понадобится Людмиле! Причем срочная!

Самсонова поняла, как ему нелегко: он мучается от любви, решается на рискованный шаг, он любит дочку, привязан к жене, его терзают сомнения.

По опыту она знала, что в таких случаях люди особенно нуждаются в собеседнике. Выговориться, снять груз с души даже молчунам органически необходимо. Сасунян же потерял своих близких друзей. Ему не с кем поделиться болью, сомнениями.

– Вы можете на меня рассчитывать, – сердечно сказала Далила. – Я вас не подведу.

Карапет Ашотович поверил ей и растерялся:

– А как же Людмила?

– Если надо, Людмила поймет. Я ей помогу.

– Что Людмила поймет?

– Что это жизнь, что чувства на то и чувства; они, появляясь, овладевают рассудком. Вы не вольны себе приказать: не люби. Вы несчастны, страдаете, с каждым днем повышается риск серьезно и надолго заболеть. Людмиле нужен муж, зачем ей невротик? Дочке вашей тоже не нужен папаша-невротик. Если вы действительно влюблены в Марину давно, если чувства ваши уже проверены, то вам лучше уйти из семьи.

Сасунян воскликнул в отчаянии:

– Куда?!

– К Марине Калоевой. Вы же любите эту женщину, любите очень давно? – спросила Далила.

Карапет Ашотович сник:

– Да, люблю. Места себе не нахожу.

– В чем же дело?

– После гибели Миши, после того, как его застрелили, она и видеть не хочет меня!

– Почему вы думаете, что Мишу именно застрелили? Я слышала, что он сам застрелился.

Карапет Ашотович со вздохом признался:

– Да не я так думаю, а Марина.

– Неужели она подозревает в убийстве вас? – испугалась Далила.

Сразу мелькнула мысль: «А что, у Сасуняна был сильный мотив желать смерти друга».

– Слава богу, до этого еще не дошло, – сообщил Карапет Ашотович и без всякого понуждения принялся рассказывать загадочную историю гибели Михаила Калоева.

Глава 10

Ранним субботним утром Карапета Ашотовича разбудил телефонный звонок.

– Т-ты м-можешь приехать п-прямо сейчас? – спросил Михаил Калоев не своим, глухим заикающимся голосом.

Карапет Ашотович, предполагая очередную ссору супругов, настороженно осведомился:

– А что случилось?

– Приезжай, расскажу, – бросил Калоев и без пояснений прекратил разговор.

Карапет Ашотович аккуратно, чтобы не разбудить жену, выбрался из постели и направился в ванную бриться. За шумом воды он не услышал второго звонка, который и разбудил Людмилу. На этот раз звонила Марина Калоева.

– Карачка, что с Мишей случилось? – всхлипывая и не здороваясь, спросила она, едва Сасунян взял трубку.

Он изумленно воскликнул:

– Сам хочу знать. Его голос мне показался странным. Вы опять поругались?

Марина заверила:

– Нет. А что, он и тебе звонил?

Карапет Ашотович удивился:

– Что значит, и тебе? Ты где, Марина? Ты что, не дома?

– Я-то дома как раз, а вот Миша остался ночевать в офисе, в своем кабинете.

– Миша на фабрике ночевал? – не поверил ушам Сасунян, ведь такого еще не бывало.

Калоев мог ночевать у дамы, мог в гостинице, мог провести ночь в клубе, на даче своей, на даче друзей – где угодно, но не на работе. И уж никак не в ночь с пятницы на субботу. Он подобрал надежных опытных управляющих и «фабрикой», как говаривала Марина, себя не слишком обременял.

– Что он там делает? – тревожно спросил Сасунян, не поверив ни на секунду в то, что Калоев на фабрике.

Марина сквозь рыдания пискнула:

– Приводит в порядок дела.

– Какие дела?

Карапет Ашотович знал последнее «дело» друга. Это была синеокая стройная дева – не к ней же Калоев приглашал Сасуняна.

– Я не знаю, какие дела, – пропищала Марина, – Миша сказал, что ночевать будет на фабрике в офисе. Сказал, что надо срочно привести в порядок бумаги. И все. Больше я ничего не знаю. А сейчас он меня разбудил и просил немедленно приехать. Зачем?

– Он и меня об этом просил и мне не сказал, зачем и куда я должен приехать. Спасибо, хоть ты сообщила, где он находится, – поблагодарил Сасунян, уверовав наконец, что Калоев на фабрике.

– Ты поедешь к нему? – Марина хлюпнула носом.

– Конечно. Раз Миша просил, значит, я ему нужен.

– Но я-то ему зачем, там, на фабрике, да еще так рано, в субботу?

– Говорю же, не знаю. – Сасунян поразился: – Неужели он тебе совсем ничего не сказал?

– В том-то и дело, что ничего. Сказал: «Приезжай, немедленно». И все.

– Трубку повесил?

Марина всхлипнула:

– Да, я теперь ехать боюсь. В последние дни он был очень странный.

Карапет Ашотович удивился:

– В каком смысле? Я видел его позавчера, Он был обычный, веселый, нормальный.

– Это с тобой, а со мной Миша был очень странный. Он постоянно о чем-то думает в последние дни, стал рассеянный, злобный. На все вопросы рычит. А когда не рычит, то молчит. Совсем со мной говорить не хочет, а тут вдруг «приезжай, немедленно».

– Ну, так и поехали, – постановил Сасунян. – Через десять минут за тобой заскочу, не переживай, разберемся.

Когда подъехали к проходной, Марина испуганно вспомнила:

– Там же сторож. Как мы пройдем? Без пропусков не пропустят.

Сасунян удивился:

– Тебя что, совсем здесь не знают?

– Я ни разу на фабрике не была, – краснея, призналась Марина.

Карапет Ашотович ее успокоил:

– Не волнуйся, сторож позвонит Михаилу, Миша распорядится нас пропустить.

Однако вышла заминка, сторож не смог дозвониться до владельца фабрики: кабинетный телефон Калоева не отвечал. И мобильный был отключен.

– А далеко ли до офиса от проходной? – спросила Марина.

– Да вот он, офис, рядом совсем, – сторож кивнул на открытую дверь, в проеме которой виднелось серое здание. – Кабинет шефа на моей стороне, второе окно от угла.

– На каком этаже? – спросил Карапет Ашотович. – Может, мы до него докричимся?

Сторож не возражал:

– Да, пожалуйста. Он точно там, не выходил, у него и окошко открыто, видите, на третьем этаже оно единственное распахнуто.

– Миша-а! – поставив ладони рупором, закричала Марина. – Мишенька-а! Мы приехали!

Ее голос потонул в грохоте грузовика, который подкатил к проходной, скрежеща и громыхая прицепом. Сторож не спешил открывать ворота; грузовик затормозил, из кабины высунулся сердитый водитель.

– Трофимыч, ты че стоишь? Давай открывай, – рявкнул он, не выключая двигателя.

Трофимыч махнул рукой:

– Да погоди ты, не до тебя! Шеф куда-то пропал! И выключи ты свою тарахтелку, а то мы не докричимся.

Водитель послушно заглушил двигатель, и Марина закричала, снова ставя ладони рупором:

– Миша-а! Нас не пускают!

К ней подключился и Сасунян.

– Михаил! Выходи, подлый трус! – дурашливо завопил он, запрокинув голову и глядя на третий этаж.

Дальнейшее произошло неожиданно и мгновенно. Из распахнутого окна вдруг вылетел громкий звук, похожий на выстрел; Михаил Калоев выглянул, что-то вскрикнул и снова исчез.

– Убили-и! – заголосила Марина.

Она смела с пути сторожа и сломя голову понеслась на территорию фабрики, к офису. Сасунян помчался за ней, сторож кинулся за Сасуняном, но водитель грузовика зафырчал вновь мотором, оглушительно забибикал и заревел:

– Трофимыч, ты что, обалдел?! А ну раздвигай ворота! Я простаивать не могу, у меня график!

Трофимыч, поспешно открыв входную дверь офиса, впустил Калоеву и Сасуняна, а сам вынужден был вернуться на пост.

Марина с Карапетом Ашотовичем ворвались в холл. Лифта в здании не было, на третий этаж бежали по лестнице. Марина первая влетела в кабинет и так пронзительно завизжала, что у Сасуняна волосы встали дыбом. Он бросился следом за ней в комнату и отшатнулся.

Михаил лежал на полу в луже крови с простреленной головой. Марина, прислонясь к стене, истошно вопила. Карапет Ашотович кинулся к другу. От отчаяния и в последней надежде он попытался нащупать пульс Михаила и тут-то обнаружил в его руке пистолет. Сасунян растерянно оглянулся на умолкнувшую Марину и, не слыша себя, глухо спросил:

– Мишка, что, застрелился?

Она неистово затрясла головой и, прижимая к груди побелевшими пальцами сумочку, вновь завизжала:

– Его убили! Убили-и!

Марина забилась в истерике. Карапет Ашотович выглянул в окно и крикнул Трофимычу:

– «Скорую» и милицию вызывайте!

* * *

– А почему милиция не прислушалась к Марине? Почему сразу отклонили версию об убийстве Калоева? – спросила Далила, когда Сасунян закончил рассказ.

Красивые брови Карапета Ашотовича стремительно изогнулись.

– Да как же эту версию серьезно рассматривать? – спросил он. – Дверь на улицу там одна, на всех окнах решетки, а здание офиса отлично просматривается по всему периметру.

– Каким образом?

– С постового монитора. Трофимыч клянется, что с этого монитора глаз не спускал с тех самых пор, как дверь нам открыл.

Далила напомнила:

– Но на территорию фабрики въезжал грузовик, значит, Трофимыч мог на секунду отвлечься.

Сасунян отрицательно потряс головой:

– Открыть ворота проще простого: нажал кнопку и жди, когда они сами разъедутся. Нет, Трофимыч за зданием офиса четко следил.

– Почему? Он же еще не знал, что Калоев убит.

– Но выстрел он слышал, к тому же дверь открыл нам с Мариной, а мы для него чужие. Нет, я думаю, Трофимыч не врет, он четко следил и правильно утверждает, что вокруг здания не было ни души. Да и позже проверили все решетки. «Опера» их осматривали.

– И что?

– Целехоньки. Марина в шоке. Она просто не может поверить в самоубийство. Я сам не могу, но факт есть факт: пистолет был у Миши в руке, а в кабинете, как и во всем офисе, ни души.

Далила задумалась:

– Да-а, история странная. Пока вы рассказывали, меня не покидало ощущение, что эту историю я уже слышала.

Сасунян удивился:

– Где же такую услышишь?

– А не мог убийца спрятаться в офисе, а потом, когда приехала милиция, «Скорая» и поднялась суматоха, под шумок незаметно выскользнуть с территории фабрики? – спросила Далила.

Карапет Ашотович согласился:

– Мог, но не выскользнул. Суматоха и в самом деле была, но с видеокамер ведется запись. Позже все ленты тщательно просмотрели, подсчитали всех вышедших и вошедших. И ночью к офису никто чужой не подходил. Видеокамера над входом зафиксировала, как поздно вечером в дверь вошел Миша, и все. Больше никакого движения не было. Следующие, уже утром, были мы: Трофимыч, я и Марина. Время фиксируется. Потом я вывел Марину, затем, минут десять спустя, вошли «опера».

Далила удивилась:

– Вы покинули офис, не дожидаясь милиции?

Сасунян, тряхнув аккуратно стриженной головой, подтвердил:

– Ну да. Я повез в больницу Марину.

– И сторож вам разрешил выехать с территории фабрики?

– А что он мог сделать? У Марины слабые нервы, она потеряла сознание. Я не мог рисковать ее жизнью, дожидаясь «Скорую помощь». Между прочим, доктора утверждают, что я ее спас.

– Даже так, а что ей угрожало? – поинтересовалась Далила. – У нее неполадки с сердцем?

На лице Карапета Ашотовича отразилось сочувствие.

– Нет, – сказал он, – сердце Марины в порядке, у нее сахарный диабет. От стресса сахар в крови подскочил до опасного уровня. Не успей я вовремя доставить Марину в больницу, она могла бы впасть в кому и умереть.

– Да, – согласилась Далила, – диабетическая кома – это очень опасно. Вы действительно спасли Калоевой жизнь. Она это понимает?

Сасунян грустно кивнул:

– Думаю, да.

– И все равно не желает вас видеть?

– Даже слышать не хочет. Я ей звоню, Марина трубку бросает.

Самсонова поразилась:

– Но почему?

Карапет Ашотович, растерянно пожимая плечами, признался:

– Не знаю. Она же со мной не говорит.

– Но вы что-то предполагаете?

Он вздохнул:

– Предположений несколько. Марина и слышать не желает о самоубийстве. Твердит: «Миша не способен, он жизнелюб». Возможно, поэтому она сердится на меня. Ведь я поверил в самоубийство.

Сасунян замолчал.

– Вторая версия связана с женщиной? – догадалась Далила. – С чьей? С вашей? Или с женщиной покойного Михаила?

Карапет Ашотович опять вздохнул и ошарашил Далилу:

– И то и другое. Сначала Анфиса была моей девушкой, – смущенно признался он, – но Михаил серьезно запал на нее, пришлось уступить.

Самсонова побледнела:

– Вы сказали, Анфиса?

– Ну да.

Карапет Ашотович продолжал говорить, но голос его доносился словно издалека.

– Из благородства я уступил девушку другу. Так часто бывало. Мишка никогда не умел очаровывать дам, приходилось ему помогать, – откровенничал Сасунян. – И все нам сходило с рук, а вот про Анфису Марина как-то узнала. Хуже всего, что узнала она даже то, что я познакомил Михаила с Анфисой. Думаю, именно этого она мне и не может простить. Марина мне доверяла, а, выходит, я ее предал. Иной раз подумаю, будь проклята эта Анфиса! В недобрый час она мне подвернулась.

– А как фамилия этой Анфисы? – нервно сглотнув, перебила его Далила.

Карапет Ашотович призадумался и виновато признался:

– К своему стыду, кажется, я забыл.

– Может, Анфиса Пекалова?