Текст книги "Дамский негодник"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 23

Сообщение Далилы не произвело на Галину должного впечатления. Во-первых, она не собиралась подозревать Сасуняна ни в чем, кроме (говоря ее же словами.) «заурядного кобелирования». А что такое «кобелирование»? Снисходительная к мужским шалостям Галина не считала измены зазорным. Во-вторых, она совершенно забыла, кто такая Анфиса Пекалова. Когда же Далила напомнила, Галина фыркнула:

– Ну и что? А зачем Карачке Люську свою убивать? Он же «Опель» ей подарил.

– Если предположить, что Сасунян расчетливый и коварный, то ничего удивительного в его поведении нет, – терпеливо объяснила Далила. – «Опель» он подарил для отвода глаз, чтобы все видели, как он любит жену.

Семенова изумленно уставилась на подругу:

– Ну и дела! Ни фига не пойму, ты с чего это на Карачку взъелась?

Далила утомленно закатила глаза, а Галина, игриво толкнув ее в бок, деловито осведомилась:

– Приставал, что ль, к тебе?

– Уж лучше бы приставал. Все хуже, гораздо хуже. Этот бессовестный Карачка только что на полном серьезе меня убеждал, что его Людмила сошла с ума и из ревности убила Анфису.

– Да ну! – поразилась Галина. – Такое тебе про свою родную жену говорил?

– Именно, – подтвердила Далила.

– Даже не верится. А зачем? Ты же в милицию не побежишь сдавать нашу Люську.

– Не побегу, и он это знает, но все равно говорил. Именно поэтому я и решила, что он собирается Людмилу убить. Сама посуди, Анфиса пишет завещание на имя Сасуняна и в тот же день погибает. Выходит, он первый подозреваемый, и ему ли об этом не знать. Он и пытается на Людмилу стрелку перевести.

– А при чем тут Анфиса? – поразилась Галина.

Далила схватилась за голову:

– Господи! Ты же не в курсе! У Сасуняна был друг и компаньон Рубен, который погиб. Лишь после гибели Рубена выяснилось, что у него есть невеста, Анфиса Пекалова. Она и получила долю своего жениха. Кстати, теперь уже я начинаю задумываться, не Сасунян ли и Рубена убил?

– И Рубена убили?

– По официальной версии, он сгорел. Выпил лишку и с сигаретой заснул. Но как-то странно все это. Рубен алкоголиком не был. Похоже, подсыпал кто-то ему снотворное, а когда он намертво отрубился, сунул в руку зажженную сигарету, и вот он, пожар.

– Какие страшные вещи ты говоришь! – содрогнулась Галина.

Далила поежилась:

– Самой не верится, что такое возможно, но, с другой стороны, почему Рубен не проснулся, когда начался пожар? Ох, угораздило же нашу Людмилу найти себе муженька. Если я не ошибаюсь, ее Карачка сущий дьявол. Но в одном я не сомневаюсь.

Семенова подалась вперед:

– В чем?

– В том, что Сасунян рассчитывал завладеть долей Рубена, а доля эта по завещанию досталась Анфисе.

– И Карапет сразу Анфису, что ли, убил?

– Нет, не сразу. Он пытался проблему уладить мирным путем. Начал к Анфисе подкатывать, а тут, как назло, она запала на Мишу Калоева. Судя по всему, Калоев не слишком Карачке доверял и за долей Анфисы присматривал. Это Сасуняну и не понравилось.

– Хочешь сказать, что и Калоева Карачка тоже убил? – ужаснулась Галина.

Далила пожала плечами:

– Ну, убить не убил, но до самоубийства уж точно довел. Дело в том, что Карачка влюбился в Марину, жену покойного Миши Калоева.

– Откуда ты все это знаешь?

– И Людмила мне говорила, и он сам подтвердил. Но заметь, Марина теперь не просто вдова. Она наследница фабрики, то есть очень богата.

Галина охнула и вынесла приговор:

– Тогда нашей Люське точно амбец! Раз Карачка уже начал валить на нее убийство Анфисы, значит, завтра она или грибочков ядовитых поест, или упадет под колеса автомобиля. Попробуй потом покойницу допросить, а уж он всем расскажет, какая она убийца. Такой прохиндей и улики еще предоставит. Уж запасся, наверное.

– Этого я и боюсь, – вздохнула Далила. – Причем осуществить свои замыслы он планирует в ближайшее время.

– Почему ты так думаешь? – всполошилась Галина. – Я сейчас на мели, на венки денег нет.

Самсонова рассердилась:

– Да ну тебя, вечно ты с глупостями, когда я о серьезном. Сасунян мечтает спешно выпроводить из Петербурга Марину. О чем это тебе говорит?

Семенова честно призналась:

– Ни о чем.

– Это говорит о том, что она мешает ему. Оказывается, Марина с Людмилой дружат. Хоть наша Людмила и невзлюбила Марину, но я полагаю, что именно в этой Марине ее спасение. Не зря же засуетился хитрец Сасунян. Представляешь, он меня умолял убедить Марину уехать из города. Просил уговорить ее пожить на даче у матери. Поэтому я к тебе и пришла.

– А я тут при чем? – подскочила Галина.

Далила горестно пояснила:

– Ты должна мне помочь. Очень боюсь, что, пока я буду разбираться в кознях Карапета Ашотовича, он под шумок Людмилу убьет.

– А я ему как помешаю?

– Поезжай срочно к Людмиле и под любым предлогом уговори ее переночевать у тебя.

Галина всплеснула руками:

– Совсем ты меня не слушаешь! Ведь я же тебе сказала, что Людмила меня избегает. Даже увидеться с ней не могу. Она на звонки мои не отвечает, не открывает дверь. И как, по-твоему, я ее уговорю?

– Знаешь что, – рассердилась Далила, – не отбрыкивайся. Когда тебе надо, ты горы свернешь.

– Хорошо, – внезапно согласилась Галина, – только сама ей звони и говори, пусть меня принимает.

– Отличная мысль, звоню.

Однако Людмила на звонки не отвечала. Утомившись, Далила глянула на часы и взмолилась:

– Галка, ну придумай сама что-нибудь. Не могу же я разорваться на части. Честное слово, я ужасно спешу.

– Куда?

– Не можем же мы денно и нощно сторожить нашу Людмилу. Чтобы спасти ее, мало прятаться. Надо еще Карапета Ашотовича лишить возможности действовать.

Семенова снизошла:

– Ладно, беги, я сама ее разыщу и уж как-нибудь уговорю заночевать у меня.

– Только смотри, не сболтни про мои подозрения, – попросила Далила.

– Что я, дура?

– Тогда держи меня в курсе, мобильный при мне, все, я побежала.

И Далила устремилась в женский клуб, в надежде застать там Елизавету Бойцову.

Ей повезло, нарядная Лиза, невзирая на свое президентство, ловко мыла шваброй полы и отчитывала уборщицу за «пылюку». Увидев Далилу, она обрадовалась и громогласно спросила:

– Далька, ты? Даже не верится! Да еще так рано!

– Я по делу, – сообщила Далила, многозначительно обстреливая взглядом дверь ее кабинета.

Бойцова обожала секреты.

– Ясно, – с готовностью кивнула она и, вручая швабру уборщице, назидательно ей сообщила: – Скоро вернусь, а ты продолжай в том же духе.

Уборщица нехотя заелозила валиком по полу. Глядя на это, Елизавета протяжно вздохнула, горестно закатила глаза и скомандовала подруге:

– Пошли.

Далила послушно посеменила за ней. Бойцова, бодро шагая к своему кабинету, пожаловалась оглушительным шепотом:

– Удивляюсь, что за народ. Сколько им ни плати, все равно работать не могут. Не умеют, и все тут. Ты видела, какую я модную швабру этой неумехе купила? – вдруг спросила она.

– Швабра отменная, – машинально похвалила Далила, думая о Марине Калоевой. – Надо как-нибудь и себе такую купить.

Бойцова похвастала:

– Двести долларов стоит.

Далила шарахнулась:

– Неужели?

– Наимоднейшая.

– Это ж надо додуматься, моду на швабры вводить. Нет предела глупости человеческой, – поразилась Далила и проворчала: – Алчность только на глупости и наживается. Нет уж, я пока потерплю. Моя старая швабра ничем этой модной не хуже, а купила я ее за трояк.

– Сто лет назад! – расхохоталась Бойцова, открывая дверь своего кабинета.

Падая в дорогое и стильное кресло, она снисходительно посоветовала подруге:

– Ладно, Далька, не жмись, приобрети приличную швабру. Твоя старая смехотворна.

Далила, презрительно дернув плечом, отбилась:

– Еще чего! Выбрасывать деньги на ветер в погоне за модой не собираюсь.

– У всех нормальных людей уже есть.

– Я и без швабры нормальная.

– Не заставляй тебе швабры дарить, – рассердилась Елизавета. – А то припрусь на именины с полным комплектом: шваброй, ведром и совком, – пригрозила она.

– Отстань, я не швабры пришла обсуждать, – отмахнулась Далила. – Ты Марину Калоеву знаешь?

Брови Елизаветы подпрыгнули:

– А ты?!

– Что я?

– Ты что, Марину не знаешь?

– А почему я должна всех «членш» твоих знать? Постоянных я знаю, а новые то появляются, то исчезают. Всех не упомнишь.

– Еще бы! Ты так «часто» в клубе бываешь, как тут упомнишь. Но Марина другое дело, ее-то ты знать должна, она наш казначей.

– С каких это пор? – поразилась Далила.

– Ну, мать, ты совсем от жизни отстала. Да месяцев пять или шесть, – сообщила Елизавета, расплываясь в довольной улыбке. – С тех пор как Маринку выбрали, я хоть свободно вздохнула, а то Чубарова эта едва по миру наш клуб не пустила.

– Странно, почему же я об этом не слышала?

– И мне это странно! – взбесилась Бойцова. – Я только о том и говорила, как Чубарова на клубные денежки шубы себе покупает. Всех дрянь эта очаровала, еле «членш» уболтала ворюгу сменить. Слава богу, я своего добилась. Чубарову не просто турнули из казначейш, из клуба выгнали. С треском! Взашей! Развели, понимаешь ли, тут демократию, а тебе еще странно.

– Я не про Чубарову, мне странно другое, – отмахнулась Далила. – Почему я про Калоеву слышу впервые?

Елизавета (словно лишь этого и ждала) мигом набросилась на подругу.

– А все потому, дорогуша, – возмутилась она, – что на собрания надо ходить. Пока вас всех соберешь, сойдет сто потов. А ты больше всех отлыниваешь. Два раза в месяц лекции прочитаешь, и весь твой вклад в развитие современной женщины. А потом еще удивляешься: то это не знала, то то. Можно подумать, ты сильнее других занята.

Далила сочла за благо не огрызаться. Терпеть и ждать – кратчайший путь к тому, что Бойцова угомонится. Так и случилось. Елизавета перешла на доверительный тон.

– Слышала, какая беда стряслась у Маринки Калоевой?

Далила проявила осведомленность:

– Да, муж руки на себя наложил.

– Руки на себя наложил?! – подскочила Бойцова. – Он же случайно погиб! Марина сказала, несчастный случай.

– Не знаю, возможно, и случай. Я не очень-то в курсе, – дала задний ход Далила.

Елизавета успокоилась и немедленно начала вводить ее в курс.

– Представляешь, сидел человек в своем кабинете, – запричитала она, – захотел вдруг почистить свой пистолет, да что-то из него достать позабыл. Короче, уж не знаю, как это несчастье произошло, только прямо в голову Михаилу бабахнуло. Жалко Маринку. Тяжело переживает, бедняга, хоть и жили они как кошка с собакой.

– Как кошка с собакой? Откуда ты знаешь? – удивилась Далила.

– Да я сто лет ее знаю, – сообщила Бойцова, – со студенческих дней. Мы с ней однокурсницы. Я Маришу и в клуб затащила.

– Выходит, Михаила ты тоже знала?

– И Михаила покойного знала. Ох, не промах он был мужик!

– В каком смысле? – уточнила Далила.

– Насчет нашего полу мастер большой, за что Маринка его и гоняла. Ох, поначалу они и ругались! Настоящая шла война, а потом ничего, утряслось. Самое обидное, едва начала их семейная жизнь налаживаться, только зажили душа в душу, и вот она, сразу беда.

Далила поинтересовалась:

– Если Калоевы зажили душа в душу, то почему ты Марину в свой женский клуб привела?

– Можно подумать, – рассердилась Бойцова, – в мой клуб приходят только несчастные бабы.

– Да ладно тебе, мне-то хоть не рассказывай. В нашей стране счастливые женщины чаще дома сидят.

Елизавета неожиданно согласилась:

– Ты права, те, которые думают, что счастливые, дома сидят. Сидят, дуры, ждут, незнамо чего. А дожидаются одного: их или бросают, или забрасывают. Мужчины не очень-то разгоняются делать нас, женщин, счастливыми. И Маринка к нам с тоски прибрела, – призналась она.

– И какова причина тоски? – осведомилась Далила.

– Ой, – вздохнула Бойцова, – с Михаилом своим навоевалась Маринка до капли последней и впала в отчаяние. Как-то раз к ней прихожу, а она ревет и спрашивает: «Лиз, есть ли на свете добрые мужики? Неужели они агрессоры все, как один? Вот Мишка мой, мало, что он постоянно не прав, так еще и злой как собака. Попробуй его упрекнуть, сразу в скандал». Я ей и посоветовала: «А ты, Мариша, любовника себе заведи. Из всех мужиков только любовники ласковые, остальные – сплошное зверье, кого ни возьми: хоть подчиненный, хоть муж, хоть начальник».

– И что же она?

– Да вроде бы завела.

Далила опешила:

– Что значит «вроде бы»? Ты что же, посоветовала и не осуществила дальнейший контроль? Чем закончилась эта история?

Бойцова пожала плечами.

– Неужели не знаешь? – поразилась Далила. – На тебя не похоже.

– Так всегда с ней, с этой Мариной, – обиженно проворчала Елизавета и с досадой махнула рукой: – Ну, ее!

Самсонова попросила:

– Нет уж, пожалуйста, поясни.

– Принципы у нее. Не любит Марина распространяться на интимные темы. О чем же нам, бабам, еще говорить? – возбужденно вопросила Бойцова. – Не о пьянках же, автомобилях, охоте, рыбалке, как примитивные мужики.

– Нет, конечно, – усмехнулась Далила. – Мужчины так редко заводят речь о любви, что только женщинам и остается о ней говорить.

– Вот именно, – сердито подтвердила Елизавета, – должны же мы хотя бы поговорить об этой проклятой любви. Ведь в глаза же ее никто и не видел, но зато как говорят! Как говорят!

Отношения мужчины и женщины – больная тема для пострадавшей Елизаветы Бойцовой. Зная это, Далила поспешно воскликнула:

– Давай вернемся к Марине. Мне интересно, был у нее любовник?

– Был!

– Откуда ты знаешь, если она терпеть не может интимных тем?

– Нет, про роман-то Мариша мне намекнула, а вот о своем воздыхателе распространяться не стала. Да я особо и не выпытывала. Вижу, ходит счастливая, ну, думаю, и слава богу. Главное, что в их семье наступил покой. Мариша уступчивей стала, и Мишка к ней подобрел.

– И как долго длилась идиллия? – поинтересовалась Далила.

Елизавета нахмурилась:

– Недолго совсем. Знала бы ты, как я себя кляну!

– За что?

– За дурацкий совет. Маринка и врать-то толком не научилась, и мамаша у нее еще тот правдолюб. Короче, нашла я кому посоветовать любовника завести.

Далила с грустью отметила:

– Многим такой совет помогает.

– Многим, но не Марине.

– Почему же не ей?

В ответ Елизавета похвалила Калоеву, но с большим осуждением:

– Она благородная и честная слишком, из тех, кто лучше будет прощать, чем сам прощения просить. Представляешь, эта дурочка, вместо того чтобы наслаждаться любовью, начала грызть себя за измену, то ноет, то жалуется.

– И что тебе говорила? – поинтересовалась Далила.

– Что муж – хорошо, а любовник – фигня. Короче, я поняла: не создана она для адюльтера, а что еще бабе делать? Без пахоты женская жизнь пуста. Работа, дети, кухня, стирка, уборка – вот наш удел. На работу Мишка ее не пускал. Детей у Мариши нет, зато есть прислуга. В общем, я ей присоветовала наш женский клуб.

Далила одобрила:

– Правильно присоветовала, общественная работа пустоту истребляет.

– А в тот вечер как раз твоя лекция была запланирована, вот я ей и сказала: «Приходи, не пожалеешь. Самсонова в человеческих душах ас».

– И как она, сразу пришла?

– Пришла, – рассмеялась Бойцова, – пришла и на лекцию, и в восторг. Ты своими речами учеными так ее поразила, что Мариша изменила жизненную философию. «Все не так у меня, – говорит, – но зато теперь знаю, как исправлять». Я так думаю, что она любовника бросила и, следуя твоим указаниям, наладила отношения с мужем. Перестала киснуть, ходит в наш тренажерный зал, влилась в активную общественную жизнь, казначеем стала, отлично справляется и даже фонд помощи матерям-одиночкам курировать успевает. Ожила, расцвела. Если бы не беда, была бы самой счастливой женщиной в мире.

Самсонова оторопело заметила:

– Надо же, выходит, я к этой Марине невольно имею непосредственное отношение.

– Еще бы! – хмыкнула Елизавета. – Своим психоанализом ты перекроила Маришину жизнь. Твои лекции она обожает. Ни одной не пропустила. Даже странно, что ты с ней не знакома.

Далила призналась:

– Стыдно самой. Когда лекции читаю, всегда немного волнуюсь. Очень сосредоточенно тему держу. И в зал вроде смотрю, но никого там не вижу. Лица сливаются в одно сплошное пятно.

– Да, читаешь ты действительно сосредоточенно. Мариша всегда садится в первом ряду. И вопросы активней всех тебе задает. Я думала, вы знакомы.

– Ты так мило о ней рассказала, что хотелось бы познакомиться, – схитрила Далила, скрыв, что однажды беседовала с Мариной.

Елизавета хихикнула:

– Да уж, пора. Одна беда, – вздохнула она, – после гибели мужа Мариша в клуб не заходит. Я к ней на днях забегала. Лежит, бедолага, пластом, а в глазах тоска смертная. Я ушла от нее, словно с кладбища.

– А что с ней? Депрессия или просто горюет?

– Вот уж не знаю, – пожала плечами Бойцова, – в этих делах ты у нас «спец». Далька, – попросила она, – зашла бы ты к ней, вроде от нашего клуба, поддержать, передать приветы. То да се, заодно определишь, в каком она состоянии. Может, ей кардинальная помощь нужна.

Далила только этого и ждала.

– Я прямо сейчас и пойду, – удовлетворенно кивнула она. – Только дай мне причину. Для Марины будет полезней, если я по делу приду, а не утешать.

Елизавета обрадовалась:

– Есть и причина! Отправляю тебя вроде бы по казначейским делам. Захватишь бумаги, пусть составит отчет. Отчет мне и в самом деле понадобился.

Глава 24

Дверь Далиле открыла пожилая высокая женщина с добрым славянским лицом.

– Вы, наверно, к Мариночке? – спросила она. – А ее дома нет.

– А скоро ль Марина будет? – вежливо поинтересовалась Самсонова.

Женщина равнодушно пожала плечами:

– Не знаю.

Далила представилась и сообщила о цели визита – сразу же выяснилось, что Калоева вот-вот придет. Женщина просияла и радостно защебетала:

– Я Вера Николаевна, мама Мариши. Проходите, пожалуйста, дождитесь ее обязательно. Дочка мне не простит, если вас отпущу.

Самсонова ее успокоила:

– Да-да, я дождусь. А далеко ли Марина ушла? – спросила она.

– В аптеку. Здесь, рядом совсем, за углом.

– Она заболела?

Вера Николаевна протяжно вздохнула:

– Какое уж тут здоровье. И Марише неможется, и я расхворалась. Ах, ну надо же, – запричитала она. – Мариша из дому не выходит, с дивана почти не встает, а тут, как назло, за лекарствами выскочила. И именно в тот момент, когда вы пришли.

– Я не надолго, – сказала Далила.

– Нет-нет, я не к тому, просто счастье, что вы пришли. Мариша все эти дни только о вас и говорит. Теперь и я ваши книжки читаю.

Самсонова поинтересовалась:

– И как они вам?

– Поучительно, даже очень. Жаль, что на старости лет узнаю, как неправильно я жизнь прожила.

Обиженно взглянув на Далилу, Вера Николаевна вопросила:

– Где она раньше была, эта наука? И почему нас никто таким премудростям не учил?

Самсонова горестно усмехнулась:

– К сожалению, не всегда они помогают. Я вот и сама овладела премудростями, и других премудростям этим учу, а ошибок наделала бездну. И продолжаю их делать.

– Но почему?

– Потому что слаб человек. Иной раз знаю, как должна поступить, но не всегда удается себя заставить.

Вера Николаевна улыбнулась:

– А я по вашей науке себя заставляю, у меня пока получается. Вы знаете, я даже эксперименты произвожу. Прочитаю страницу из вашей книжки и на соседке ставлю эксперимент.

Она вдруг всплеснула руками:

– Ой, да что это мы в прихожей стоим! Проходите в гостиную! Вы уж извините, там не прибрано. Как Мишу похоронили, Мариша прислугу сразу же отпустила. А сама убирать не может, сил нет. Только лежит и вздыхает.

И в самом деле, пройдя в гостиную, Далила увидела беспорядок. На диване поверх пледа лежала ее последняя книга, в которой она анализировала нравственный упадок современной семьи.

– Можно взглянуть? – спросила Далила.

Вера Николаевна поспешно кивнула:

– Конечно.

Книга была раскрыта на главе, посвященной лжи. Самсонова, исследуя природу лжи, в целом оставляла за человеком право на секреты и тайны. Она допускала, что, оберегая их, можно прибегнуть ко лжи, оставаясь порядочным человеком. Но призывала не увлекаться, рекомендовала беречь свою совесть, не грузить ее лишней ложью.

«Совесть – верный страж и защитник человеческих интересов. Беречь ее чаще выгодно человеку, чем наоборот. Случаи, когда идти наперекор собственной совести целесообразно, крайне редки, – утверждала Далила на этой странице. – Ложь не блюдо, а всего лишь приправа – говоря языком кулинарии. Если приправа начинает заменять основные продукты, блюдо безнадежно испорчено. Так и в человеческих отношениях: если ложь превалирует, они безнадежно испорчены. Более того, ложь – это яд, который в малых дозах – лечебен, а в огромных – смертелен».

Далила с интересом взглянула на Веру Николаевну и спросила:

– Это вы читали эту страницу?

Та кивнула:

– Да, именно я. Только что.

– А Марина это читала?

– Маришу все больше интересует, как устроен мужчина и как завоевать его сердце. Молодая еще, к тому же вдова.

Далила припомнила, что устройству мужчины она посвятила последние три главы. Именно там и лежала закладка.

– А как вы относитесь ко лжи? – спросила она.

Вера Николаевна пожала плечами:

– Увы, я известная правдолюбка, чем когда-то даже гордилась. К сожалению, и Маришу так воспитала.

– Почему же «увы» и «к сожалению»? – удивилась Далила.

– Потому, что с годами я поняла: говорить всем и всегда правду в глаза – настоящая глупость. Глупость, которой подло гордиться. Вы правильно пишете в книге. Я с вами согласна. Действительно, человек так устроен, что не может прожить без лжи. Ложь порой необходима даже доброму и порядочному человеку. И я теперь вот Марише лгу. Много лгу: что здорова, что не волнуюсь, что все у меня хорошо. Лгу, и правильно делаю. Еще ей болезней и проблем моих не хватало.

– А что же она в аптеку тогда пошла? – невесело улыбнулась Далила.

Вера Николаевна виновато вздохнула:

– Значит, я плохо лгу. Много, но плохо. Видимо, неисправима. Ничего не поделаешь, пережитки прошлого. Справедливость, долг, честь, великодушие, благородство – так во мне и кишат. Все, чему когда-то на примере Павла Корчагина нас учили, к сожалению, в некоторых прижилось. А вот как со всем этим выживать, никто нам не объяснил. Хуже другое, Мариша меня превзошла, а время грязное – мутное время. Скажите, как в наши лживые дни жить по совести?

– Действительно трудно, – согласилась Далила. – Жить трудно, а хорошо жить, кажется, невозможно.

Вера Николаевна снова вздохнула:

– Вот и страдает она. Тяжело ей в этом несправедливом мире. Вы уж утешьте ее, я вас очень прошу.

Далила заверила:

– Обязательно. Для этого я и пришла.

В прихожей хлопнула дверь, и раздался звонкий девчоночий голос:

– Мамочка, я примчалась! Хоть ты у меня и здорова, но не сердись, буду лечить!

Вера Николаевна с просветленной улыбкой кивнула на дверь:

– А вот и Мариша. Доченька, у нас гости! – громко возвестила она.

В гостиную, прижимая к груди коробки с лекарствами, влетела стройная молодая женщина с восточным смуглым лицом. Далила ее узнала. Она тоже узнала Далилу и изумленно воскликнула:

– Вы?! Какая приятная неожиданность!

Самсонова поспешила прояснить цель прихода:

– Меня Елизавета прислала…

Закончить она не успела, Марина ее прервала, разочарованно сообщив:

– Да-да, отчеты готовы. Я все сделала в срок.

Вера Николаевна вставила:

– Она у меня аккуратная.

И тут же, ощутив себя лишней, вдруг заспешила:

– Ну, не буду мешать вам, Далила Максимовна, пойду вашу книжечку почитаю, дело полезное.

Марина, бросив Самсоновой «простите, сейчас я вернусь», поспешила за матерью. Из соседней комнаты тотчас послышался ее нежный голос:

– Мамочка, я купила не все. В нашей аптеке кое-чего не оказалось, но завтра утром я кого-нибудь попрошу съездить в центральную. Там, говорят, есть даже самые редкие. К следующему приему у тебя обязательно будет полный комплект лекарств.

Вскоре Марина вернулась и пояснила с виноватой улыбкой:

– Еще и мама вот приболела.

Далила поняла, что попала к очень хорошим, но беззащитным людям. Глядя на хрупкую фигурку Калоевой, на ее добрые ласковые глаза, на безвольно опущенные плечи, она решила брать быка за рога и спросила:

– Марина, кого вы боитесь?

Калоева вздрогнула, но ответила:

– Никого не боюсь. Почему вы так думаете?

– Отвечу вопросом: вы любите свою маму?

Ответ прозвучал с горячностью:

– Больше жизни люблю!

Далила заметила:

– Но, несмотря на эту любовь, вы все же вынуждены были ее к себе пригласить. Убитую горем, больную. Зачем? И почему сами к ней не поехали?

– Мне одиноко одной, – покраснела Марина. – А из Питера уезжать не хочу.

– Вы не умеете лгать, лучше скажите правду: почему вы боитесь уехать из Питера?

Калоева опустила голову и смущенно пролепетала:

– Я боюсь за Людмилу.

И, с мольбой взглянув на Далилу, попросила:

– Только не задавайте, пожалуйста, больше таких вопросов.

– Ну, уж нет! Я здесь как раз для того, чтобы задавать вам такие вопросы, – открыла карты Далила и снова подметила: – Вы даже в центральную аптеку, матери за лекарством, пойти не решились, а утверждаете, что никого не боитесь. И мама ваша боится. Когда я пришла, она встретила меня очень настороженно.

Марина, упрямо тряхнув головой, повторила:

– Вы ошибаетесь. Мы никого не боимся.

– А почему вы отпустили прислугу?

– Мне хотелось побыть одной.

– И поэтому вы вызвали маму? Нет, – возразила Далила, – прислугу вы отпустили потому, что боитесь свидетелей. Свидетелей чего, возникает вопрос.

– Пожалуйста, не спрашивайте об этом меня! – взмолилась Калоева.

Самсонова согласилась:

– Хорошо, я буду сама на вопросы свои отвечать. Маму вы в курс дела не вводили, но она умная и проницательная, догадалась сама. А вызвали вы ее, чтобы кого-то свидетелем напугать. Кого? Сасуняна. Узнав, что здесь ваша мама, он не решится прийти, вы так полагаете. А из дома вы боитесь уйти потому, что ждете известий или звонка. От кого? От Людмилы, жены Сасуняна.

– Откуда вы знаете? – отшатнулась Калоева.

Далила заверила:

– Я много знаю. Потому к вам и пришла. Я хочу, вам помочь.

Марина заплакала:

– Ах, мне никто… Никто не поможет! Мне действительно страшно!

– Почему?

– Уже и Трофимыч убит!

– Трофимыч? – удивилась Самсонова. – Кто это?

– Сторож. Он дежурил в то утро на фабрике, ну, когда Миша погиб.

– Погиб? Вы абсолютно уверены, что вашего мужа убили, – не столько спросила, сколько констатировала Далила.

Марина кивнула:

– Да, конечно. Я была там у него накануне…