Текст книги "Дамский негодник"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 31

Сообщение о пугаче Самсонову поразило.

– А что такое пугач? – осведомилась она.

– Игрушка, – хлюпая носом, сообщила Калоева. – Работает как мышеловка, только безопасная и громко стучит, словно стреляет. По звуку совсем как пистолет. Сасунян пугач прикрутил, а потом, когда все закончилось, открутил и унес.

– Ничего не пойму, – растерялась Далила. – А второй выстрел? Почему его не услышал никто?

Марина вытерла слезы.

– А что тут понимать, – прекратив плакать, вздохнула она. – Сасунян все хорошенько продумал, подлец. И время выбрал удачное. Грузовик приезжает всегда в семь часов, каждый день минута в минуту. У водителя плотный график. Это использовал Сасунян. Под грохот того грузовика он Мишу моего и убил.

– Значит, первого выстрела не было.

– Да, первым стрелял детский пугач.

– Он что же, радиоуправляемый? Действует на расстоянии? – удивилась Далила.

– Выходит, что да, – зло сказала Марина. – Еще когда мы были внизу, у проходной, мне показалось странным, что Сасунян как-то слишком долго с Трофимычем разговаривал. Я к Мише спешила, он тоже вроде спешил, а потом как-то вдруг расслабился, с Трофимычем заболтался.

– Тянул и выжидал, – догадалась Далила.

– Да, ждал, когда грузовик подъедет. Как только грузовик к воротам фабрики подкатил, Сасунян из пугача и пальнул. Миша наверняка в это время сидел за столом, а пугач был прикручен снизу к крышке стола.

Перебив Калоеву, Далила продолжила:

– Михаил испугался, вскрикнул и рефлекторно метнулся к окну. Тогда-то вы с Сасуняном к офису и понеслись. Сасунян знал, что вы на каблуках, он рассчитывал, что вы его не догоните.

– Да, Сасунян легко меня обогнал и первым влетел в кабинет, – кивнула Марина. – А грузовик ждать не мог, у водителя график, он поехал и грохотал неимоверно. Тогда-то и выстрелил Сасунян. Его выстрела никто не услышал. Только я.

– Вы слышали выстрел? – поразилась Далила. – Так вот на чем держалась ваша уверенность. Но вам никто не поверил, когда вы сказали про грузовик.

– Ничего я не говорила, просто сама поняла, зачем Сасунян выбрал именно это время.

Далила задумалась. Сложив информацию, полученную от Калоевой и Сасуняна, она пришла к выводу, что различий в событиях того трагического дня не много, но все они кардинальные.

– Выходит, в то утро Сасунян вам позвонил, а не вы Сасуняну? А Людмила мне солгала.

Марина потрясла головой:

– Не мне он позвонил, а Михаилу и сказал, что срочно хочет с ним поговорить. Михаил сказал: «Приезжай». И вот тогда-то Сасунян его огорошил, он сказал, что их разговор состоится лишь в моем присутствии.

– Ах, вот как оно было! – изумилась Самсонова. – Поэтому вы позвонили Карапету Ашотовичу?

– Да, Миша утром меня разбудил и попросил срочно приехать на фабрику. Я удивилась, спросила «зачем?». Он сослался на Сасуняна. Понимаете, Сасунян меня туда заманил. Возможно, накануне и Мишу.

– Зачем?

– Мишу понятно зачем, из-за грузовика. На фабрике проще выдать убийство за самоубийство. А меня заманил как свидетеля. Он не хотел один входить в кабинет. Боялся попасть под подозрение.

Далила грустно спросила:

– И что было дальше в тот день? Вы остановились на том, как Сасунян вас обогнал, – подсказала она.

– Когда я влетела, Миша лежал на полу. В руке у него был пистолет. Кстати, его пистолет. Он его в кабинете хранил. Сасунян, видимо, выкрал оружие. Обогнав меня, он влетел в кабинет, выстрелил в Мишу и пистолет в его руку вложил.

Самсонова подытожила:

– Все выглядело так, словно Миша действительно застрелился. Выстрел один, рана одна, пистолет в руке самоубийцы.

– Но я помнила про грузовик, – зло прошептала Марина и закричала: – Так подгадать! Так все подстроить! Какой он подлец! Ненавижу!

Далила поспешила ее отвлечь.

– И что было дальше? – спросила она.

– Дальше? Я что-то кричала, а потом… Я не помню. Кажется, я лишилась чувств. Очнулась в больнице. Уже позже, найдя следы от шурупов, я укрепилась в уверенности, что Мишу застрелил Сасунян.

– Но как Сасунян пронес тот пугач на фабрику? – изумилась Далила. – С видеокамер слежения велась запись, на фабрике его не было. Если верить видеозаписям, накануне в офис он не входил.

– Вот именно, если верить. Ах, он там не был! А я там была? – скептически спросила Марина. – Уж я-то точно в офис входила. Однако если верить той записи, накануне вечером в офис входил один Михаил. Но ведь это неправда. Мы входили вдвоем.

– Вы хотите сказать, сторож замешан, он заодно с Сасуняном?

– Я так не думаю. Скорей всего Сасунян подпоил Трофимыча, забрал у него ключи от архива и записи перекроил: кое-что переставил, что не нужно, стер. Он умелец во всем.

– Зачем же Сасунян убил старика?

– Трофимыча он убил потому, что тот обнаружил несоответствие видеоматериала и собственных записей.

– Собственных записей?

– Да, – кивнула Марина. – Трофимыч педантом был, вносил всех входящих в журнал, хоть Миша этого и не просил. Когда Трофимыч обнаружил, что по журналу мы с Мишей в офис входили, он вспомнил, что в видеоматериале Миша входил один, а Сасуняна и вовсе не было. Впрочем, если Трофимыч был пьян, Сасунян мог тайком от него проникнуть на фабрику, а потом эту запись стереть.

Далила подумала: «Выходит, Сасунян был на фабрике в тот день, когда погибла Анфиса. Анфису убил и на фабрику поспешил, ставить пугач. Значит, точно знал, что ночевать Миша будет на фабрике. А возможно, и сам к этому Мишу склонил».

Калоева продолжала:

– Разве не странно, что вечером накануне убийства (согласитесь, вот совпадение) к Мише на фабрику Сасунян приходил? Но до Михаила он не дошел, а застрял в домике сторожа. Думаю, Трофимыч тоже кое-что сообразил и с Сасуняна спросил. И сразу жизнью своей поплатился.

Самсонова подытожила:

– Значит, и Трофимыча убил Сасунян.

– Я абсолютно в этом уверена.

– Но почему вы молчали? – поразилась Далила. – Почему милиции не сообщили? Почему не сказали о своих подозрениях, о грузовике, пугаче?

Марина снова заплакала:

– Я боялась.

– Сасунян вас запугал, – догадалась Самсонова.

– Да. В связи с гибелью Миши меня допрашивали, чуть ли не каждый день. Сасуняна тоже. Он понял, что его подозревают. Начал мне угрожать, говорил, что, если я только пикну, он Людмилу убьет, а потом отправится сам в милицию, мол, ему наплевать.

– А Людмилу за что? – отшатнулась Далила.

Калоева потрясла головой:

– Я не знаю, не знаю. Если она его и убила, то правильно сделала. Она защищалась. Он много раз ее пистолетом пугал. Как тут нервной не стать? Сасунян все равно убил бы ее.

Далила не стала второй раз интересоваться зачем – ясно и без того. Сасунян не терял надежд приручить Марину, а Людмила знала, что он Анфису убил. Не зря же она его покрывала и делала вид, что с Анфисой совсем не знакома. Боялась лишних расспросов.

А Сасунян понимал: как только он бросит жену, она молчать перестанет. А он действительно надеялся расположить к себе гордячку Марину. Он Марину любил.

Самсонова глянула на часы – прошло время обеда, в офис возвращаться пора. В кабинет заглянул Дмитрий и с гордостью доложил:

– Кушать подано!

Далила горестно сообщила:

– Димочка, я не могу. Времени осталось лишь до работы доехать.

Он расстроился:

– Ну, ма, ты даешь! Какое там время? Все в тарелках уже, срубать пять минут.

– Пообедаете с Мариночкой, а я с работы вернусь и с вами поужинаю, – сказала Далила, устремляясь в прихожую.

Не могла же она сказать заботливому сыну, что утратила аппетит.

Уже подъезжая к зданию офиса, Далила почувствовала в кармане дрожание сотового и услышала рондо Моцарта. Едва поднесла трубку к уху, раздалось приветствие Женьки:

– Бонд! Джеймс Бонд!

– Жека! – обрадовалась Далила. – Как ты вовремя!

Племянник ответствовал:

– Иначе и не бывает.

– От скромности не умрешь.

– Но что я могу поделать, если все и всегда мне рады. К примеру, вот как теперь.

– Кстати, о радости. Ну что? – нетерпеливо поинтересовалась Далила. – Узнал, за кем числится сотовый Светланы Михайловны?

– Записывай, телефон зарегистрирован на Анфису Пекалову. Адрес…

– Адрес я знаю, – остановила Бонда Далила. – Сестрорецк…

Евгений тетушку перебил:

– А вот и нет. Псковская она, прописана в поселке Зариновка.

Глава 32

Племянник Далилу ошеломил. Никак не ожидала она, что Светлана Михайловна – ее кроткая и благонравная Светлана Михайловна! – знакома с Анфисой Пекаловой, девушкой сомнительного поведения.

«И не просто знакома, – изумленно рассуждала Далила, – а, возможно, они дружили. Вряд ли стала бы Анфиса кому попало давать свой мобильный».

Удивительно было и то, что Пекалова не прописана в Санкт-Петербурге. Почему она не прописалась в курортном районе?

С одной стороны, зачем содержанке прописка? На работу Пекалова не ходила.

Но с другой стороны, зачем оставаться прописанной в поселке Зариновка, когда у тебя есть огромный дом в Сестрорецке?

Согласитесь, законный вопрос.

Он мучил Далилу.

Припомнив тот день, когда Пекалова рвалась на прием, а Дарья ее не пускала, Далила и вовсе расстроилась. Из кабинета Самсонова вышла со Светланой Михайловной (до лифта ее всегда провожала), но та и бровью не повела, увидев Анфису.

Как такое возможно? Они что, сговорились?

Зачем?

Ладно, Анфиса виду не подала, что они знакомы, но как же Светлана Михайловна так себя повела? Кажется, она даже нападала на Анфису Пекалову, во всяком случае, осуждала ее за наглость. Осуждала, делая вид, что они не знакомы.

Поразительно!

Та Светлана Михайловна, которую знала психоаналитик Самсонова, так вести себя не могла.

«Выходит, плохой я специалист, – мысленно облилась слезами Далила. – Лечила ее, тестировала, а она меня, как девчонку, обвела вокруг пальца. Выходит, по ее наводке Анфиса ко мне забрела. И, возможно, нотариус был заодно с ними.

Что за интригу задумала эта троица?

Но погибли-то все!

Почему? В результате этой интриги?»

По коже Далилы прошелся мороз: «Ой, что-то мне страшновато становится».

Ей стало страшно настолько, что, закончив прием, она не решилась отправиться с визитом к Людмиле. Позвонила Семеновой и взмолилась:

– Галь, пойдем к Люське сходим.

Галина зашлась от ужаса:

– Ты к злодейке идти собралась?!

– Обязательно надо сходить, – просительно проныла Далила.

– Зачем?

– Пойдешь, расскажу.

– Тогда и знать не хочу, – заявила Семенова и пригрозила: – Отстань, а то рассержусь.

Но Далила не отставала.

– Галь, пожалуйста, – умоляла она, – очень надо, а одна не могу.

– Еще чего! – взревела Галина. – Не проси! У меня до сих пор перед глазами стоит жуткая та картина: полоумная Люська несется на нас с пистолетом. Нет, я с ума не сошла. У меня Ангелина, ремонт, пустой холодильник. Голос опять же пропал. Мало мне бед?

– Хватает, – согласилась Далила, отказываясь от затеи взять Галину с собой.

Отправилась к Людмиле одна.

Та встретила Самсонову зло и раздраженно. Неприветливо спросила:

– Зачем ты пришла?

– Ну, как же, горе такое, – пролепетала Далила, всматриваясь подруге в глаза.

В них не было горя: злоба и пустота.

– Жил как скотина и сдох как собака, – подтверждая ее наблюдения, процедила сквозь зубы Людмила и, ухмыльнувшись, заметила: – Очень вовремя сдох, чертов кобель. Теперь я вдова. Еще вполне молодая.

– Люсь, не надо, – попросила Далила. – Потом будешь жалеть.

– Молчи, – приказала Людмила. – Не о чем мне жалеть. Он жил в свое удовольствие, а я – как придется. Плевал он на мои интересы.

– Ты же его хвалила, говорила, что щедрый.

– Когда хвалила, врала, а то, что щедрый, так это с какой стороны посмотреть. Деньгами он от меня откупался, зараза, но с чужими бабами был гораздо щедрей. Нет, все, натерпелась! Замуж, шиш им, кобелям, не пойду! Буду как та президентша, подруга Маринки, эта, как ее…

– Елизавета Бойцова, – подсказала Далила.

– Да, буду, как Лизка мальчиков себе покупать. Пусть исполняют все мои прихоти. А почему бы и нет? Я вдова! Молодая и очень богатая!

Далила смущенно вздохнула. Заметив это, Людмила яростно повторила:

– Да, я вдова! Молодая и очень богатая! Сейчас я тебе расскажу, как пойдет моя жизнь…

Самсонова попыталась подругу остановить.

– Люсь, не надо, – пролепетала она.

– Что, не надо? – взревела Людмила. – Знала бы ты, что откалывал мой муженек! Пусть земля ему будет тверже гранита! Ирод он! Гад!

– Нет, слушать такое я не могу! Что ты болтаешь! Он же покойник! – рассердилась Далила.

– Не болтаю, а говорю. Покойник он. Это я покойницей, живой покойницей, при нем, подонке, была! Заживо в хозяйстве себя хоронила. Как дура, на дачке родителей в деревне горбатилась. Шесть сраных соток! Домик окошками в землю врос! Сколько раз просила его, козла, дом хотя бы построй! Я природу люблю! Фиг мне!

Людмила зло дернула себя за нос и скрутила живописную дулю. Глаза ее горели сумасшедшим огнем. Далила поежилась и вновь попросила:

– Люсь, не надо, не рви себе сердце.

– Как могу я сердце не рвать, когда он творил непотребство такое?

– Какое?

– Я на грядках родителей, как идиотка, горбатилась! Горбатилась и не знала, что у меня в Сестрорецке!..

Людмила задохнулась от возмущения и с ненавистью повторила:

– У меня в Сестрорецке! В самом элитном районе! Огромный роскошный дом! И он там с Анфиской-шалавой за нас двоих отвисался! А теперь наследница всего этого я! Пусть сволочь сто раз перевернется в гробу!

Вспомнив, что Сасунян еще не в гробу, она бодро поправилась:

– Перевернется, когда ляжет в гроб.

После этой сентенции Людмила, игриво толкая подругу в бок, с улыбкой спросила:

– Представляешь? Домина, огромный, красивый, в трех шагах от залива! Теперь у меня! Финляндию видно из окон! Красота, твою мать!

Далила снова поежилась, а Людмила раскинула руки, вдохнула всей грудью и со счастливой улыбкой воскликнула:

– Эх, Самсонова, теперь заживу!

И прозаично добавила:

– А он свое получил.

– И не он один, – уточнила Далила.

– Да, оба они получили. Теперь пусть на пару с Анфиской в могиле гниют.

Наткнувшись на испуганный взгляд подруги, Людмила спросила:

– Что, наговаривал тебе на меня?

Далила, содрогаясь, подумала: «У Люськи точно крыша поехала. Что болтает она? Что несет? Словно вмиг лишилась всей своей совести. А ведь совесть у Люськи была, точно была».

– Че молчишь? – прогремела Людмила. – Наговаривал на меня?

Не в силах солгать, Далила кивнула:

– Кое-что говорил.

– И что говорил?

– Всякое…

Людмила рявкнула:

– А ну не финти! Говорил, что я Анфиску прикончила? Так?

– Да.

– И ты поверила?

Далила пожала плечами:

– Не знаю.

– Ну, сволочь! – яростно потрясла кулаками Людмила. – Чтоб он сдох, подлый гад!

Вспомнив, что это уже случилось, она запечалилась, загоревала:

– Эх, жаль, гад действительно сдох! Каждый день его бы душила своими руками! А ты? Ты же подруга моя! Ты хоть подумала, зачем мне шалаву его убивать?

– Ради домика и красотищи, – робко подсказала Далила.

– Ради домика и красотищи Сасуняна надо было давно убивать, а я, что же, по-твоему, медлила? Выжидала, когда он к Маринке уйдет?

Далила молча пожала плечами. Людмила с напором продолжила:

– Он, хитрый козел, все бабки держал при себе. А у Анфисы я в тот вечер была. Это правда. Здесь этот гад не соврал. Была я там, но почему?

– Почему?

– Потому к ней и побежала, что Сасунян мне про усадьбу и домик сказал. Своим признанием он фактически послал меня к сучке Анфиске. Во хитрец!

Заметив в глазах подруги сомнение, Людмила с угрозой спросила:

– Что, не веришь?

Под ее сумасшедшим взглядом Далила снова не в силах была солгать. Она отрицательно потрясла головой и испуганно прошептала:

– Не верю.

– Почему?

– Зачем ему к Пекаловой тебя посылать?

– Ради интриги. Чтобы потом все спихнуть на меня, – заявила Людмила. – Он задумал уже Анфиску убить, а она учуяла, видно, да на него завещание взяла и составила. И ему позвонила, мол, на-кася, выкуси! Вот и решил он убийство свернуть на меня!

– Выходит, Карапет Ашотович тебе признался про дом после разговора с Анфисой. Как только узнал, что она составила завещание?

– Еще бы, конечно, – согласилась Людмила. – Трубку на телефон положил и про Анфиску с домиком мне все и вывалил. Знал же, что с места в карьер понесусь отношения выяснять. Я, как дура, и понеслась.

– В чем была? – уточнила Далила.

– Да, в фартуке и халате. И с порога в рожу наглую ее и вцепилась. Уж я била ее…

– Чем?

– А всем, что под руку подворачивалось! Скалка – так скалкой! Доска – так доской! Все в ход пошло!

– И насмерть забила, – наполняясь ужасом, прошептала Далила.

Людмила подпрыгнула:

– Да ты что! Она живая была, когда я уходила!

– А почему на тебе не было синяков? Пекалова что же, не сопротивлялась?

– Не сопротивлялась она.

– Почему?

– А не знаю, – прошептала Людмила и растерянно уставилась на Далилу. – Честно не знаю.

– Ты скалкой била ее, доской, а она живая была, но не сопротивлялась. Разве такое бывает?

– Выходит, бывает.

– А что ты кричала, когда ее била?

– Кричала, что пусть только попробует сопротивление мне оказать.

– Так ты ей угрожала, – прозрела Далила.

Людмила яростно подтвердила:

– Ну да! Я сказала, что все наши знакомые теперь будут знать, какая Анфиска шалава! Как уводит она из семьи чужих мужиков! Думаю, сразу после меня к ней пришел мой Сасунян. Он Анфиску увидел побитую и добил.

Далила подалась вперед:

– Как добил?

– Череп топориком кухонным проломил.

– Про топорик я от него не слышала. Ни от Куськиной не слышала, ни от… Ни от кого…

Самсонова призадумалась. Рассказ подруги запутал ее окончательно.

– А зачем Сасуняну Пекалову убивать? – спросила она. – Какой ему в ее смерти резон?

– Ну, уж не знаю, – пожала плечами Людмила и задумчиво предположила: – Бизнес, что ли, не поделили или из ревности. Анфиска другого нашла.

Дернув себя за нос, она снова спросила:

– Значит, наговаривал на меня, сволочь? И что говорил?

Далила, ненавидя себя, изложила:

– Что ты чудишь, ревнуешь, закатываешь скандалы, что кровь Анфисы на фартуке твоем была.

– Ах, он гад! Я же котлеты жарила! Ему!

Людмила вскочила и бросилась к шкафу. Яростно извлекая с полок вещи покойного мужа, она бросала их на пол и сладострастно топтала, приговаривая:

– Вот тебе, гад! Вот тебе! Вот тебе! Все сожгу! И памяти о тебе на земле не оставлю! И могилку сровняю с землей! Будь ты проклят, слышишь, ты, Сасунян! – завопила она, закатив глаза к потолку и прижимая к груди очередную охапку вещей.

Самсонова содрогнулась и пожалела уже, что пришла. А Людмила, зло сплюнув, швырнула охапку на пол. Из вороха свитеров и рубашек что-то вылетело и глухо стукнуло о паркет.

– Что это? – удивилась Людмила, поднимая незнакомый предмет, похожий на мышеловку, опутанную резинками и проводами.

«Это пугач, – догадалась Далила. – Марина была абсолютно права, Михаила убил Сасунян. Но кто же убил Анфису? После того, что я про дом в Сестрорецке узнала, глупо Сасуняна в убийстве Пекаловой подозревать.

Тогда кто же ее убил?

Нотариус?

Изверг?

Куськина мать?

Зинаида Попова? Чем объяснить ее внезапный отъезд? И как раз в тот день, когда погибли нотариус и Сасунян. Чем объясняется ее спешка?

Или Анфису убила Людмила? Все же Людмила?

Глаза у нее сумасшедшие. Сейчас бесполезно с ней говорить».

Далила поспешила вернуться домой.

Впрочем, «поспешила» слово неверное. Людмила почти ее вытолкала, забившись в истерике и запретив в ближайшие дни приходить.

– Хоронить Сасуняна не буду, – на прощание пригрозила она.

Грустная, Далила вела «Форд» по городу, грустная вошла в свой подъезд, открыла почтовый ящик. Среди газет и рекламных листков оказалось письмо без имени отправителя и обратного адреса. Далила поспешно его распечатала, вытащила листок и прочитала: «Пекалову убил любовник, Михаил Калоев».

– Потрясающе! – прошептала она, рассеянно сминая листок и засовывая его в карман.

Глава 33

Растерянная Далила бесшумно вошла в квартиру. Калоева, поджав под себя ноги, уютно устроилась на диване в гостиной. Она увлеченно читала какую-то книгу. Далила выросла перед ней неожиданно. Калоева вздрогнула, увидев ее, и вскрикнула:

– Ах, извините, вы так незаметно вошли!

– Это вы меня извините, – возразила Далила. – Я вас напугала. Что вы читаете? – чтобы разрядить обстановку, спросила она.

– Вашу книгу, – смущенно призналась Калоева и вновь принялась извиняться: – Простите, я тут без спросу взяла. Ваш Дмитрий на тренировку ушел, мне стало скучно, по квартире слонялась и в кабинет забрела. Еще когда мы с вами там разговаривали, я увидела ваши книги и подумала: «Вот бы их все прочитать». Простите, не устояла. Без спросу взяла, – повторила она и пояснила: – Их так трудно купить.

Самсонова ради приличия осведомилась:

– Интересно?

– Ужасно!

– Я рада, что вам понравилось.

Приблизившись к Калоевой, Далила наклонила голову и, заглянув в обложку, воскликнула:

– Снова трактат о лжи! Возможно, мне не дает покоя моя нездоровая совесть. Увы, – пошутила она, – как ни странно, но у психоаналитиков неполадки с совестью тоже имеются, есть у них и подсознание.

Калоева не отвечала. Далила, вскинув вверх подбородок, с пафосом произнесла:

– Ложь! В нашем мире царствует ложь! Вам не кажется, что я слишком много внимания уделяю этой непопулярной теме? – уже дурашливо спросила она.

Калоева на игривость не отозвалась, она отнеслась к вопросу серьезно:

– Нет, не кажется. Вы попали в самое яблочко. В этом мире действительно все зло от лжи. Вот я, к примеру, росла на стыке двух противоположных культур. Значит, росла на лжи. Папа мой армянин, мама русская. Мне с детства твердили, что армянский брак основан на уважении: муж уважает жену, жена уважает мужа, дети – родителей. И я верила, потому что глупой была.

– Но разве это не так? – не очень искренне удивилась Далила.

Марина отрезала:

– Это не так. Когда я выросла, то поняла: армянский брак основан на лжи.

– Все браки на этом держатся. Психологи такую ложь называют терпимостью, толерантностью.

– Значит, терпимость – мать лжи.

– Тогда отец лжи – дипломатия, – усмехнулась Далила.

Калоева с досадой потрясла головой:

– Может быть, но я не о том. Армянский брак, это, игра. Муж делает вид, что имеет право на подлость, которую он называет мужественностью. Но как предательство ни называй, оно подлостью и останется. Жена унижена бесправием, она угнетаема.

Самсонова с изумлением осведомилась:

– Не слишком ли вы строги?

– А разве порядочно угнетать человека? И разве запрет – не угнетение? – яростно спросила Марина. – Муж решает, что должна делать жена, словно жена не личность, не человек.

– Но если жена личность, пускай не позволяет так обращаться с собой, – обронила Далила.

– Легко говорить, а куда было матери деться? Без приличной работы, с ребенком на шее. В нашем обществе женщины подбирают крохи после мужчин. Везде: в карьере, в общественных местах и, уж конечно, в семье. Моему отцу все было можно: дома не ночевать, часами топтаться с друзьями без дела на площади, любовниц иметь, самому решать, сколько денег выделить рабыне-жене. И при этом он слыл уважаемым человеком. Можете представить, какими эпитетами наградит общественное мнение женщину, позволь она себе подобное поведение?

– Могу, – кивнула Далила.

– А отец мой был уважаемым. И я обожала его. Он бог! Он мужчина! Захочет, посадит маму за стол при гостях, не захочет, прогонит…

Марина осеклась и вздохнула:

– Ах, что о том говорить! Вы сами все знаете. Муж и ложь – синонимы.

– С мужем все ясно, а жена в чем же лжет? – уже с интересом спросила Далила.

– Жена лжет во всем. Ее вынуждают лгать. Она делает вид, что любит, но как любить того, кто тебя унижает? Притворяется, что уважает мужа, но как его уважать? Разве можно уважать подлеца?

Самсонова возразила:

– Ну, так уж и подлеца.

– А разве не подло лишать жену и родного ребенка самого важного: любви и внимания? – с обидой прокричала Марина.

Далила заверила:

– Я знаю мужчин, он вас любил.

– Любил? Но дома почти не бывал. Он в важных делах, а мы, выходит, неважное. Мама всю жизнь проходила в суконном пальтишке, а он покупал дорогие шубы любовницам? На любовниц время он находил. Видите ли, он имеет право на развлечение, он сам платит за свое развлечение. А как же его обязанности? А как же жена? В чем ее развлечение? Готовить, чистить, стирать? Он каждый день рубашки менял. Стирай она меньше, может, заработала бы больше. Ни для кого не секрет, что восточные женщины работают гораздо больше мужчин.

– И не только восточные, – подчеркнула Далила. – Есть даже статистика, в какой стране и на сколько женщины работают больше мужчин.

Калоева изумилась:

– Так чем же кичатся мужчины? Неизрасходованной силой? За что нам, женщинам, их уважать?

– Много за что, – сказала Далила, намереваясь перечислять: – За снисходительность, за благородство…

Марина ее оборвала:

– Они угнетатели и лжецы! Они завели отвратительные правила, по которым выгодно жить лишь им самим, а нам, женщинам, нет в современном обществе счастья. В этом мире только болтают о равноправии.

Самсонова изумилась:

– Чую веяния Елизаветы Бойцовой.

– А что, не так? – рассердилась Марина. – Общество прогнило от лжи. Вы правильно пишете в своей книге. Общественные правила срочно надо менять. И начинать надо с мужчин. Хотя бы ради того, чтобы уберечь их от преждевременной смерти. Нечистая совесть мстит человеку болезнями. Ведь не зря мужчины живут меньше нас, женщин. Слишком они изолгались, слишком совесть их нечиста, вот и откладывается их ложь, как вы пишете, на соматику. И начинаются инфаркты, инсульты, простатиты и прочее.

Действительно, в своей книге, исследуя ложь, Далила сравнивала жизнь человека с автомобильной магистралью. Машина человеческих отношений несется по этой жизненной магистрали стремительно – не всегда есть время подумать, как правильно себя повести.

Далила вывела правила и на страницах своей книги советовала их выполнять. Да, все люди разные, одним проще выполнять автодорожные правила, другим – сложней, третьи вообще с трудом автомобиль свой ведут, но правила всех уравнивают. Учитывай дорожные знаки, и не будет аварии. На дороге порядок.

Так по правилам, выведенным Далилой, должен наступить порядок и в общественной, и в семейной жизни. Если им следовать, жизнь будет легче, приятней, ровней. Маленькая ложь рождает огромное недоверие, следовательно, по мелочам не лги. Ложь не проходит бесследно. Она подрывает не только человеческие отношения, но и здоровье, утверждала в своей книге психоаналитик Самсонова.

Калоева, взглянув на Далилу, потрясла этой книгой и с чувством воскликнула:

– Вы умная, честная, благородная женщина, составили отличный кодекс морали, так почему же никто по нему не живет?

– А почему мало кто верит в бога? А почему наступают на грабли дважды, трижды, четырежды – даже всю жизнь? Не так все просто, как кажется. Человек слаб, он раб своих мимолетных желаний. Зачастую желания эти вредят, не нравятся близким. Мы каждодневно (хоть и невольно) наезжаем на чужую территорию. Во лжи человек находит спасение от наказания, ссор и обид. Ложь – отличный пятновыводитель запачканных биографий, ложь – защитник, советчик и друг. Раз солжешь, два и не заметишь, как угодил в компанию лжи.

Разговор их прервал телефонный звонок. Звонила Галина Семенова:

– Далька, ну как?

– Что как, дезертирка? – лягнулась Далила.

– У Люськи была?

– Была.

– Рассказывай!

– Сейчас не могу.

Калоева мигом потупилась и пролепетала:

– Мне выйти?

Самсонова отмахнулась:

– Дело не в вас. Оставайтесь.

Но она все же вышла.

А Галина вдруг разрыдалась – так разрыдалась, что Самсоновой показалось: трубка в руке подпрыгнула и ходуном заходила.

– Почему ты ревешь? – испугалась и рассердилась Далила.

– Я газеты листала, работу искала, – сквозь слезы пропищала Галина, – и там я нашла…

Самсонова сухо спросила:

– Что нашла, мое объявление?

Узнав, что подруга не пошла на свидание с Голосом и после этого он пропал, Далила решила взяться за дело сама. В тот же вечер она, пользуясь связями, дала объявление в ряд популярных газет.

Содержание было следующим: «Разыскивается мужчина, принявший в своей машине роды у незнакомки. Я, подруга той женщины, обращаюсь к вам: «Вы нужны Ангелинке. Умоляю, зайдите ко мне в кабинет. Мы с вами виделись и разговаривали».

И адрес кабинета.

– Зачем ты дала объявление? – рыдая, спросила Галина.

– Да, я дала объявление, чтобы ты не сходила с ума.

– Бесполезно! Он не откликнется!

– Посмотрим.

Сквозь всхлипывания Семенова с надеждой спросила:

– Ты правда с ним виделась?

– А разве я тебе не говорила? – удивилась Далила.

– Какой он? Какой? – бросив рыдать, затрещала Галина. – Он правда красивый?

Слегка покривив душой, Далила заверила:

– Он супермен.

Семенова разволновалась:

– А если он не придет?

– Еще чего! Никуда он не денется.

– Ага, а если денется? – снова захлюпала носом Галина. – А если газету твою не прочтет?

– Таким объявлением я зарядила массу газет. Какую-нибудь да и прочтет.

– Ой, Далька, что-то худо у меня на душе. Приезжай! – взмолилась Галина.

В гостиную заглянула Калоева и спросила:

– Можно я пока ужин вам приготовлю?

– Спасибо, не надо, – поблагодарила Самсонова и, озабоченно взглянув на Марину, виновато промямлила в трубку: – У меня гости, Галь, я сейчас не могу.

С Семеновой мгновенно приключилась истерика.

– Какие гости еще?! – завопила она. – Тебе все дороже меня! К сумасшедшей Людке ты можешь носиться, ради Людки жизнью рискуешь, а как я попрошу, в ответ «не могу»! Спасибо тебе, подруженька! Я тут извелась! Никому не нужна! Мать одна ночка! Я, может, руки на себя наложу от тоски! Я, может…

«Надо ехать», – решила Далила и прикрикнула на подругу:

– Тише ты! Не галди! Минут через сорок приеду!

Возникал вопрос: куда деть Калоеву?

Дмитрий вернется поздно. Галина тоже, похоже, надолго расположится на теплом плече Далилы: слез скопилось немерено.

Марина не уходила, словно все поняла, стояла в дверях и ждала. Ждала без тревоги. Понимала, что не бросят ее одну. Мелькнувшую мысль взять Марину к Галине Далила убила в зародыше.

Как быть?

Ах, ну ясно же как!

– Тетушка Мара! – радостно возвестила Далила. – Я вынуждена отлучиться, а вас к ней отвезу. Если, конечно, вы не возражаете.

– А кто она, тетушка Мара? – настороженно поинтересовалась Марина, не испытывая желания ходить по гостям.

– Моя тетушка Мара, как сама она про себя говорит, «закоренелый холостяк и психиатр – неизвестно, что хуже». Вот с кем интересно поговорить. На лжи и на совести тетушка Мара собаку слопала, и не одну.

Глаза Калоевой загорелись:

– Правда? Буду рада с ней познакомиться.

– Прямо сейчас и поедем, – постановила Далила.

Оставив Марину у тетушки Мары, Самсонова понеслась к Галине.

Вот когда время помчалось как угорелое. Семенова трещала без умолку. Сначала она расспросила про Людмилу, потом подробно поведала про свое душевное «состояние», затем перешла на Голос…