Текст книги "Дамский негодник"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Опора, которую он ненавидит? – поразилась Светлана Михайловна.

Самсонова подтвердила:

– Да.

– Но за что он ненавидит меня?

– За то, что вы сильнее его. Но с вами ему хорошо. Пусику не страшно заплывать в самые холодные воды жизни, зная, что вы всегда рядом со своим теплым плечом и добрым советом. Вы понимаете, чего хотите его лишить?

Светлана Михайловна растерялась:

– Чего?

– Да плеча! Своего плеча, – рассердилась Далила и строго спросила: – Чему я вас уже месяц учу?

– Как быть эгоисткой.

– Именно. Но это абсурд. Вы страдаете, отбирая. Радость жизни для вас состоит в том, чтобы всем себя раздавать: родственникам, друзьям, коллегам, соседям. Этим вы счастливы.

Самсонова хлопнула по столу ладонью:

– Все, не могу больше смотреть на то, как вы себя ломаете!

– Почему? – вздрогнула Светлана Михайловна.

– Это вредно для вас, – принялась увещевать Далила. – Поймите, как только у вас это получится, как только вы изменитесь, как только Пусик поймет, что вы эгоистка, он бросится на поиски другого плеча.

Светлана Михайловна жалобно похлопала глазами и, горестно пискнув, напомнила:

– Вы же говорили, он будет искать эгоистку.

– Он будет искать «плечо», а найдет эгоистку, – горестно просветила ее Далила.

– Но почему он женился на мне?

– Думаю, это произошло случайно.

– И что теперь? – охнула Светлана Михайловна. – Что я должна, по-вашему, делать?

Далила решительно постановила:

– Вы должны немедленно развестись с вашим Пусиком.

И грустно добавила:

– Пока он сам вас не бросил.

– А если не разведусь?

– Он вас погубит.

– А если мне все равно? Мне страшно жить без него.

Самсонова уверенно сообщила:

– У вас впереди отличное будущее. Потерпите немного, счастье не за горами.

Светлана Михайловна обиженно шмыгнула носом, сказала «спасибо» и поднялась. Было очевидно, не этого она ждала от Далилы. Дверь захлопнулась твердо и даже сердито, на том прием и закончился.

Едва Далила осталась одна, появился назойливый фон: труп Анфисы – кошмар этой ночи…

Возможно, фон вызвала Генриетта Карловна – Куськина мать. Следующей за Светланой Михайловной по графику шла она, соседка Анфисы – как тут не вспомнить про сон?

Куськина мать запаздывала, Далила (неосознанно) нервничала, ждала с нетерпением.

Наконец дородная Генриетта Карловна, прижимая к груди собачонку, вплыла в кабинет. Падая в кресло, она драматически простонала:

– Ах, он доконает меня!

В этом месте (по сценарию Куськиной) Далила должна бы спросить:

– Что еще выкинул этот прохвост?

Но против всех правил Самсонова не спросила. Против ожиданий Генриетты Карловны Далила воскликнула:

– Скажите, пожалуйста, как поживает ваша соседка?

Лицо Генриетты Карловны вытянулось.

– Какая соседка? – спросила она.

– Анфиса, – пояснила Самсонова.

В ответ раздалось возмущенное:

– Эта тварь давно умерла!

– Умерла? Давно? – поразилась Далила. – Но, кажется, мы недавно с ней виделись.

– Вы были знакомы с этой шалавой? – холодно осведомилась Куськина, прижимая к себе собачонку так, словно возникла острая необходимость закрыть ее своим корпулентным телом от всей грязи мира.

Вместо ответа Далила воскликнула:

– Девушку отравили грибами?

Генриетта Карловна безразлично пожала плечами:

– Кто сказал, что отравили?

Самсонова растерялась:

– Сама Анфиса мне говорила, что ее травят, что ее хотят отравить.

– Это кто же?

– Вроде ее жених.

– Да-а?! У этой твари был и жених?

Куськина громко заржала.

– Девочка умерла, что здесь смешного? – рассердилась Далила. – Она предчувствовала свою гибель. К сожалению, я ей не поверила, но, возможно, ее действительно отравили.

Генриетта Карловна зло сообщила:

– Коли так, то, скажу я вам, она упиралась! О-о, как она упиралась! Как теща в том анекдоте, которая умерла от грибов, но есть их до смерти не хотела.

Самсонова попросила:

– Поясните, пожалуйста.

И Куськина пояснила:

– Девчонку грубо убили. Ссадин и синяков на теле Анфиски не счесть.

Глава 4

Самсонова схватилась за голову и ошеломленно воскликнула:

– Бог мой! Выходит, она не лгала! Ей и в самом деле грозила опасность! А я не поверила! И теперь Анфиса мертва!

– Да, эту мерзавку грохнули, наконец, – злорадно подтвердила Куськина мать и в довершение заключила: – Поделом ей, развратнице.

– Не надо так, – мягко попросила Далила. – Я знаю, вы добрая женщина. Скажите, за что вы невзлюбили Анфису?

– Будет знать, как заигрывать со стариками!

– О чем вы?

– Эта Анфиска строила глазки соседу, – возмущенно поведала Генриетта Карловна, зверски целуя сонную собачонку.

Та, маленькая, как плюшевая игрушка, не реагировала на суету чужой жизни – она была погружена в свой загадочный мир.

– Сосед – это Изверг? – прозревая, уточнила Далила.

– Он, – величаво согласилась Куськина мать, опуская на колени затисканную собачонку.

Та удивленно зевнула и обмякла, повиснув безвольной тряпочкой, и задремала.

– О-он! – повышая голос, повторила Генриетта Карловна.

Далила удовлетворенно кивнула:

– Ясно.

Он, Изверг, сосед – все это относилось к пожилому мужчине, с которым у Генриетты Карловны шла война: временами ожесточенная, шумная, но (как ни странно) добросердечная, временами вялая и бесцветная, зато полная ненависти.

По сути, из-за этой войны старшая Куськина и отдалась Самсоновой «на растерзание», как сама она выражалась, вваливаясь в ее кабинет. Плюхаясь со своей собачонкой в кресло (обиженно крякающее от непривычного веса), Генриетта Карловна так и стонала:

– Далила Максимовна, я опять к вам на растер-за-ание!

И Самсонова начинала ее «терзать» своими вопросами, а Куськиной только того и надо. Измотала ее вражда. Впечатлений поднакопилось, надо бы высказаться и обсудить. За тем и ходила.

До того дня, как въехал на соседнюю дачу новый сосед, жизнь Генриетты Карловны подчинялась одной идее: открыть глаза бедному сыну на козни его очередной жены, то бишь ее невестки.

Младший Куськин в бизнесе преуспевал. Делить «доходы семьи с чужой и кошмарной девицей» его матушка органически не могла: ей это «как бы не в жилу».

(Генриетта Карловна молодилась и для шику употребляла молодежный жаргон, мешая его с манерной псевдоаристократической речью. Временами получалось забавно.)

Так вот, поскольку природа наделила матушку энергией сокрушительной, сын вынужден был часто жениться. Поначалу дела Генриетты Карловны шли превосходно: сын богател, она процветала, невестки (несолоно «хлебамши») удалялись из дома одна за другой.

Но с годами сын начал сдавать, что сказывалось уже и на бизнесе. То почки зудят, то в печени тянет, то сосуды подводят, а то и вовсе сердечко шалит. И нервы! Разумеется, нервы. Нервы лишали его жизненных сил, какие тут могут быть сделки?

Тут бы Генриетте Карловне и задуматься над своим поведением, она же свалила все беды сыночка на злодейку-депрессию (которую сама же, кстати, и вызвала). Взвалила и восхитилась:

– Все атасно сложилось! Сынок, мы пойдем в ногу с модой!

И потащила несчастного Куськина к самому модному психоаналитику, коей и оказалась Самсонова.

Далила была призвана Куськиной матерью «вправить сыну мозги».

Она и вправляла под неусыпным оком Генриетты Карловны – занятие, стоит заметить, отнюдь не из легких. По пути выяснилось, что у самой Куськиной ранний климакс случился (ранний? Это в 58 лет?!). Лечили и климакс уже, и депрессию. Но депрессию все же больше. И все под оком. Под оком!

Но даже под этим придирчивым оком Далила рискнула лечить на свой лад: согласно законам морали и психологии. Поэтому Куськин в ходе лечения прозревал и начинал понимать, кто в действительности пожизненно пьет его кровь.

А Самсонова понимала, что долго так продолжаться не может: Куськин-сын «катастрофически» идет на поправку. Его мать, того и гляди, заметит, что сыночком все трудней управлять, а окончательно она это постигнет, когда в ее необъятном доме надолго (а может, и навсегда) «угнездится» очередная невестка.

Вот когда наступит разрыв: не между Куськиным и женой, а между Куськиной матерью и Далилой. Дело стремительно шло к тому, и вышло бы так (на радость Самсоновой), не подвернись Изверг-сосед.

«Сумасшедший старикан» (кстати, он младше Куськиной на два года!) купил на соседней улице дачу и «обалденно» весело въехал в нее – Куськину перекосило. С этого праздника и начался их «шкандаль». Ведь только считалось, что дача Куськиных находится на параллельной улице. На самом деле отделена она от соседской хлипким и низким заборчиком да рядом кустов.

(Через этот заборчик впоследствии Генриетта Карловна и подглядывала за игривым соседом.)

Так вот, въехал «старикан» «отпадно». Новоселье удалось. Ночь напролет песни, пляски, коктейли, вино, порханья в бассейн и обратно под жуткий девичий визг, под крики «брат, наливай!», под фейерверки…

Куськина еле дождалась утра, чтобы высказаться перед Извергом и заявить о себе как о грозной, но справедливой даме высшего света. Она долго приводила себя в порядок и привела!

И высказалась!

И заявила!

И что же сосед? (Он, кстати, был еще мутен, пьян и помят.)

Гневный куськинский словопад сосед изящно отразил одним комплиментом. На редкость умелым.

Пока Генриетта Карловна вращала глазами, пытаясь проникнуть в самую суть комплимента, сосед ее элегантно «добил».

– У меня есть мечта! – сказал он.

– Знаю, опохмелиться, – беззлобно «лягнулась» Куськина.

Сосед уточнил:

– Нет, мечта связана с вами.

От изумления Генриетта Карловна вытаращила глаза.

– Лобстеры! Свежие сочные лобстеры! С пивом! Я вас приглашаю! Сегодня! Прямо сейчас!

– Я не одета! – механически охнула Куськина.

– Увы! К сожалению, вы одеты! Я бы даже сказал, чересчур, – с досадой воскликнул сосед и радостно констатировал: – Я любитель раздетых женщин, но вы одеты для самого лучшего общества!

– Для лобстров!

Сосед сказал:

– Нет.

Под самым лучшим обществом он подразумевал (несомненно) себя.

Когда же, пользуясь паузой, он добавил: «Вы потрясно красивы!» – Куськина мать вошла в раж.

– Приглашаете? Вы? Меня? Куда? В пивнушку? – взвизгнула Генриетта Карловна, зловредно не замечая «дурацких его комплиментов».

– В ресторан! – «осчастливил» ее сосед.

Приглядевшись к мужчине (напомню, ночь его была тяжела, подобная ночь не красит), Куськина немедленно заключила, что нахал уже не молод…

Да он просто дряхлый козел!

Искренне считая себя вполне сорокалетней и все еще восхитительной, она и подозревать не желала, как заблуждалась. А тут какой-то абсолютно семидесятилетний ванёк (тогда она не знала еще, что сосед младше ее и стильный мужчина) вдруг решил осчастливить красивую даму – свежую! чистую! – каким-то своим дурацким и пошлым вниманием.

«Это что же он себе позволяет?! – пропечаталось в мыслях обиженной Куськиной. – Знал бы этот козел, сколько я заплатила за последний свой лифтинг!»

Как автор могу с ней согласиться: да, косметические операции нынче стоят так дорого, что не каждая Куськина может на них пойти.

Вспомнив про последний свой лифтинг, Генриетта Карловна возлютовала: «Как посмел какой-то старик делать мне комплименты?! Как посмел…»

В двадцать лет подобное происшествие вызвало бы у Куськиной лишь усмешку, не более, но в пятьдесят восе… (ой, простите) в сорок лет это казалось ей ужасающе оскорбительным.

– Как посмел ко мне клеиться старый пердун? – трагически вопрошала она Далилу в этот же день. – До чего же я докатилась! Я что, так плохо выгляжу?

– Ни в коем случае! – возразила Далила. – Выглядите вы ослепительно!

– Тогда почему пенсионер пригласил меня в ресторан? Меня!

Самсонова вставила:

– Юную, свежую.

– Да! Что он себе позволяет, этот разнузданный педофил? – горестным вопросом согласилась с ней Куськина. – Ха! Ничего! Я ему так…

– Врезали?! – ужаснулась Далила.

– Нет, отказала!

– И что?

– С горя ушел!

– Куда?

– Да к себе! В свой трехэтажный сарай!

Самсонова поняла, что у Генриетты Карловны вместо однообразного климакса назревает интересная, подростковая «морковь» и «тусовка», полная отроческих радостей и печалей. С соседом ей подфартило. Такой колоритный сосед украсит любую жизнь, а жизнь увядающей женщины прямо-таки возродит. Разумеется, при условии, что та одинока.

Самсонова так подумала и, как всегда, не ошиблась. Вскоре выяснилось, что сосед утешился юной девой. Да не одной.

– Он их пачками, Изверг, в сарай свой трехэтажный таскает, – возмущенно бухтела Куськина, терзая сонную собачонку.

Самсонова, прекрасно зная, о ком идет речь, для поддержания диспута осведомлялась:

– Кого?

– Да проституток этих, шалав, – гневно просвещала Самсонову Куськина и горестным стоном немедленно вопрошала: – Разве приличная женщина к нему в дом пойдет, к педофилу и негодяю?

С той поры Он и сосед превратился в Изверга и Педофила. Давая ему так много имен, Куськина не подозревала, что подсознательно признается, как много места отводит ему она в своей климактерической жизни. В доклимактерический период она развлекалась боями с невестками, теперь же, когда появился сосед, Генриетта Карловна излечилась.

Вскоре она восхищенно призналась Далиле:

– У меня нет больше приливов!

И Самсонова мысленно констатировала: «Начался постклимактерический период: пора зрелой и самой пылкой любви!»

Оскорбленная изменой соседа, Генриетта Карловна забросила личную жизнь сыночка и завела свою. Он, сосед, Изверг и Педофил не сходил с ее языка. Куськина ненавидела этого «хама», о чем без устали сообщала Далиле.

Самсонова понимала, что под маской ненависти скрываются сильные неудовлетворенные чувства, причем (и слава богу!) с обеих сторон. Сосед учуял в своей симпатичной соседке вулкан нерастраченных сил. Теперь он жаждет погибнуть в этом вулкане, но не знает, как в него угодить. Генриетта Карловна так увлеклась в своем обольщении (полном садизма), что потеряла контроль. Подсознательно призывая Изверга и соседа к соитию, она не позволяла ему к себе подступиться.

Далила не сомневалась, что бедняга не хуже Генриетты страдал, таская в свой «трехэтажный сарай» юных и милых крошек. Это хлопотно в его возрасте. Разумеется, таким способом он дразнил Генриетту, а годы уже не те.

Вот такая вам (вкратце!) картина страстной души мадам Куськиной.

Самсоновой приходилось эту душу лечить.

Она честно старалась, но, узнав о гибели Анфисы Пекаловой, вдруг поняла: «Нет, не сегодня! Сегодня я не могу!»

Куськина, тиская собачонку, с жаром трещала (все про соседа!), но кто ее слушал!

На самом деле Самсонова добросовестно слушать пыталась, но в голове вертелось: «А теперь он хочет меня убить! Раз травил! Два травил! Травит и травит, то мороженым, то грибами! Еле выжила!.. И сегодня он должен приехать! Он даже на ночь останется! Я боюсь!»

Перед глазами стояло заплаканное лицо Анфисы. Сердце Самсоновой сжалось: «Бедная девочка».

В горестную мысль ворвался капризный и злой голос Куськиной:

– Он утром целует мне руки, обкладывает комплиментами, а вечером водит девиц…

Устыдившись, Далила ее прервала:

– Генриетта Карловна, простите, но сегодня я что-то не в форме. Давайте прервемся до завтра.

Чувствовалось: Куськиной есть что сказать. Было видно: в ее жизни произошло кое-что «сверхопупенное», нечто, похожее на стихию, на смерч. Этот смерч поднял ее и понес в кабинет Далилы. Высказаться! Немедленно высказаться! Донести! Выплеснуть! Окатить! Обличить! Уличить! О-оооооооо!!!

И вот этот смерч Самсонова остановила. Остановила на всем лету.

Однако Генриетта Карловна не рассердилась. Она поняла.

– Да, милочка, я завтра лучше приду, сегодня вы плохо выглядите, – сказала она.

Несмотря на вздорный характер, Куськина была известной добрячкой.

Глава 5

Вопрос, который не устаю задавать: куда едет женщина, когда ей ужасно плохо?

Кое-кто скажет: к мужчине.

Ни в коем случае: мужчинам мы нужны легкие и веселые, а горестная женщина едет только к подруге: там ее с горем ждут, с горем ей всегда рады.

Далила, отменив остальные сеансы, помчалась к Галине Семеновой. Запыхавшись, прямо с порога пересказала свой сон, и Галина незамедлительно сон расшифровала. Весьма затейливо, стоит заметить.

– Покойник к дождю, черви к покойнику, раз битва, значит, кто-то прибьется, – сообщила она и подытожила: – Короче, жди сегодня дождя и крушения всех надежд.

– Здрасте! Успокоила, называется! – сбрасывая туфли, рассердилась Далила.

– До свидания! Я здесь при чем? – поразилась Галина. – Это все сонник.

Удобно устраиваясь на диване в гостиной, Далила скептически осведомилась:

– Если черви к покойнику, не логичней разве признать, что умрет кто-то из моих пациентов? При чем тут мои надежды?

(Расставаться с надеждами ей категорически не хотелось – с пациентами, видимо, легче.)

Семенова, раздраженно дернув плечом, возвестила:

– Ну не знаю! Тебе, подруга, не угодишь! Перевожу, как умею!

– Я тоже перевожу, как умею, а умею я по науке, и по науке все по-другому.

– И как же?

– Это сон нездоровой совести, – пожаловалась Далила. – Совесть-сатрап терзает меня кошмарами.

– Чем же на этот раз ты ей не угодила? – изумилась Галина.

На снисходительный взгляд Галины, подруга жила стерильной жизнью монахини.

– О-хо-хо, – вздохнула Далила, – недавно девушка рвалась ко мне на прием, Анфиса Пекалова. Ей было плохо, бедняжка нуждалась в помощи, а я не нашла свободного времени.

Семенова грозно подперла кулаками бока и обиженно рявкнула:

– Только не говори, что ты распереживалась из-за какой-то девицы!

– Здрасте! Именно это сказать и хочу!

– До свидания! Не смей беспардонно себя раздавать! – приказала Галина и выдала афоризм: – Здоровье надо беречь! И не забывай, у тебя на руках моя Ангелина! – призвала она.

– Только-то? – удивилась Далила.

– Ну, может, еще капельку я и тетушка Мара с Бондом и Димкой. А Лизке Бойцовой фиг! – Галина скрутила дулю. – Захватчица Лизка пользуется тобой незаконно, – заявила она.

Семенова ничего не имела против общих и старых подруг, особенно школьных, Бойцову же Елизавету она ненавидела. Раз Лизка появилась в жизни Далилы каких-то несколько лет назад, следовательно, и лицо она незначительное, считала Галина. А раз так, Далила не может принадлежать Бойцовой, поскольку у той должны быть свои подруги. Нечего посягать на чужое.

Сообразив, откуда ветер подул, Далила возмущенно спросила:

– Галя, ты шутишь?

Подруга отрезала:

– Я не шучу! Мне надоело, что ты постоянно себя изводишь: ах, я делаю все не так, ах, это, кажется, аморально, – передразнила Галина подругу и приказала: – Не смей ерундой себя изводить! Кто из нас психолог, ты или я?

– Я себя не извожу, – отмахнулась Далила. – Сомнения – атрибут мыслящего человека. Не сомневаются лишь дураки. А то, о чем я хочу тебе рассказать, совершенно исключает сомнения. Анфиса рвалась ко мне очень настойчиво, она жаловалась на любовника, якобы тот хочет ее отравить. Я была занята и перенесла нашу встречу на следующий день.

– Правильно перенесла, – похвалила подругу Семенова. – Всех не ублажишь.

– В том-то и дело, что зря я перенесла. Девушка на следующий день не пришла. Я про нее забыла, а сегодня вдруг этот сон. Я постаралась выбросить ужастик из головы, но Куськина сон подтвердила. Генриетта Карловна сообщила, что Анфиса недавно погибла.

Галина закатила глаза:

– О боже! И здесь Куськина мать! Везде эта чума! Ну, тетка! Каждой дырке затычка!

– Генриетта Карловна соседка – Анфисы, – пояснила Далила. – У нее нелады с соседом. По этому поводу она сегодня была у меня на приеме. Под впечатлением сна я думала об Анфисе, вспомнила, что Куськина соседка ее, спросила, та рассказала. Это ужасно. Я сама не своя.

– Ты и в самом деле сама не своя и под впечатлением, – согласилась Галина. – Так длинно и путано говоришь, ничего не пойму. Скажешь ты наконец, что с этой Анфисой?

Далила удивилась:

– Разве я не сказала? Анфиса недавно погибла.

– Как погибла? Под машину попала? Утонула в реке?

– Нет, Анфису нашли в ее доме. Генриетта Карловна утверждает, что тело девушки было в ссадинах и синяках. Словно ее жестоко забили.

Семенова ахнула:

– Любовник пришил!

И деловито добавила:

– Раз вся в синяках, значит, сильно умирать не хотела, сопротивлялась.

Пребывая в прострации, Самсонова подтвердила:

– Думаю, да, Анфиса умирать не хотела.

– Ну, Далька, ты просто колдунья! – восхитилась Галина. – Сумасшедшая у тебя интуиция!

– Интуиция – это всего лишь хорошо развитая логика, – возразила Далила. – Видимо, моему подсознанию опасения Анфисы не показались такими уж глупыми, как решило мое сознание. Подсознание произвело работу и под воздействием совести выплеснуло мне информацию в такой страшной форме.

– В виде кошмара? Чушь!

– Ясное дело, тебе приятней общаться с духами. Ты объясняешь мой кошмар потусторонними силами?

Галина заверила:

– Так и есть. Анфиса с того света призывает тебя разыскать убийцу и предать его наказанию. А ты – отпетая материалистка. Зачем ты психологию и сюда приплела? На кой психология бедным покойникам? Вечно ты ищешь сложности в элементарном.

– Это глас с того света элементарное? – горько усмехнулась Далила, но призадумалась.

Призадумалась крепко.

Семенова поняла, что опять ляпнула лишнее, и забеспокоилась, что не тем озадачила свою добрячку подругу.

– Э-э, ты чего тут окаменела? – ругательным тоном спросила она и приказала: – Далька, и не помышляй лезть в новое темное дело. Понесешься опять: кто убил? За что? И когда? Тебе оно надо? У тебя своих дел по горло.

– Сердобольная ты наша, сама меня завела и сама же теперь отговариваешь, – упрекнула подругу Далила.

– Я просто так, пошутила, а ты уже нос повесила и призадумалась.

– Хочешь сказать, нет причины?

– Конечно, нет. Сон и гибель Анфисы, обычное совпадение. Так бывает. Мне вот, к примеру, приснилось, что Люськин Карачка ей изменил.

Самсонова усмехнулась:

– Эка невидаль. Да он изменяет ей на каждом шагу, конечно, если верить твоим рассказам.

– Да, изменяет, но Люська-то лишний раз знать не должна. А во сне Люська узнала. Как я разволновалась! – Галина закатила глаза. – Сама еще сплю, а рука уже телефонную трубку нащупывает…

– Неужели ты глупый свой сон нашей ревнивице пересказала? – поразилась Далила и осудила подругу: – Семенова, ну когда ты начнешь прежде думать, чем делать и говорить?

– Ой, да ладно, – отмахнулась Галина. – Ничего плохого не сделала. Представляешь, я Люське сон рассказала, а на следующий день Карапет и в самом деле в дом бабу привел. Сон не в руку, а прямо в ногу.

– Это как?

– Осуществился один к одному. Люська собралась с ночевкой на дачу к мамаше, но в последний момент вспомнила сон мой и передумала, дома осталась. А Карачка, полагая, что Люська на грядках горбатится, решил подразвлечься. Она, дуреха, обед муженьку старается, варит сюрпризом, а он с бабой ломится в дом.

Далила схватилась за голову:

– Представляю, какой был скандал!

– Еще бы! – рассмеялась Галина. – Как Люська бабе той морду била, одно заглядение!

– Ты это видела? – поразилась Далила.

Семенова с гордостью сообщила:

– Своими глазами.

– Как ты там оказалась?

– Мимо проходила и случайно зашла. Это ты, Самсонова, забываешь старых подруг, а я у Людмилы частенько бываю.

Действительно, одноклассница Людмила Зайцева когда-то была очень дружна не только с Галиной, но и с Далилой, однако жизнь, как говорится, их развела. У Самсоновой работа, у Людмилы – Карачка, Карапет Ашотович Сасунян, ласковый восточный красавец. Если верить Галине, Людмила безумно в него влюблена.

– Зачем же ты влезла в их жизнь с этим дурацким сном? – пожурила подругу Далила.

– Я влезла? Я этим сном измену Карачки предсказала, – гордо заявила Галина. – Люську от хищницы уберегла.

Самсонова рассердилась:

– Да что там было предсказывать? Люська тоже додумалась мужа в соблазн вводить. Разве можно такого мужа на целые сутки бросать? Да Карапет Ашотович с его восточным темпераментом и рад бы верность Люське хранить, да не знает, как это сделать, когда вокруг столько женщин. И все в него влюблены.

– Вот ты бы Люську и научила, как ей с мужем себя вести. Она, кстати, мне на днях жаловалась, что у Карачки большие проблемы с нервами. По твоей, между прочим, части. Но тебе же не до подруг, ты же у нас занята.

Далила на упрек не обиделась.

– А что с Карапетом Ашотовичем? – разволновалась она.

Галина пожала плечами:

– Я-то откуда знаю? Я не специалист. Люська нервы лечит ему, он не спит, все вздыхает.

– И есть причины? На работе не ладится? Может, влюбился? С мужчинами его темперамента такое бывает частенько, – пояснила Далила, заметив, как округлились глаза подруги.

– Какой там, влюбился, – рассердилась Галина. – Друга его убили недавно.

Самсонова профессионально отметила:

– Это хорошо.

– Что ж тут хорошего, – поразилась Галина. – Друга убили, а ей хорошо.

– Друга уже не вернуть, а неврозы лечить всегда легче, когда известна причина возникновения. Сегодня же позвоню Людмиле, пусть приводит ко мне Карапета.

– Он не пойдет. Люська уже пыталась водить его по врачам. Карачка наотрез отказался.

Далила вздохнула:

– Хорошо, я сама загляну к ней на днях.

– Загляни, – оживилась Галина. – Там ужас такой приключился, – застрекотала она. – Представляешь, друга убили, чуть ли не на глазах у Сасуняна. И если бы только у Карачки. На глазах у жены.

– И Людмила была там? – испугалась Далила.

– Нет, при чем здесь Людмила? У друга жена есть. Короче, рассказываю, все было так: рано утром друг Миша Калоев Карачке позвонил и попросил срочно приехать. Когда Карачка узнал, что Миша звонит с работы, а не из дома, он испугался. Подумал, у того неполадки в семье. Ну, кому охота выступать в роли арбитра?

– Да, мужчины в таких делах трусоваты.

– Еще бы! – компетентно согласилась Галина. – Карачка или струсил, или из политических соображений (может, помирить супругов хотел), уж не знаю, но только решил он прихватить с собой и Марину. Так зовут жену Миши Калоева. Зачем Миша звал его, Карачка так и не узнал. Когда они с Мариной подходили к зданию, раздался выстрел. Миша показался в окне своего кабинета, вскрикнул и тут же исчез. Когда Карачка влетел в кабинет, друг был уже мертв. Вот такая история, – заключила Галина.

– Да-а, жуть, – задумчиво произнесла Далила. – Знаешь, я, пожалуй, прямо сейчас к Людмиле и загляну. Все равно отменила сеансы.

Семенова усомнилась в своевременности такого визита.

– А может, сегодня не надо? – спросила она, сочувственно глядя подруге в лицо. – У тебя у самой неприятности, вон как переживаешь.

Самсонова осведомилась:

– Что, так заметно?

– На тебе лица нет. И причина имеется. Страшная вещь: девчонка просила о помощи, ты ей отказала, а она взяла и погибла. И явилась во сне и во всем обвинила тебя.

– Умеешь ты успокоить, – горько усмехнулась Далила. – Да, я очень расстроена, но знаю профессионально: когда лечишь чужую боль, быстрей проходит своя. Работает неотменимая формула: помогая другим, помогаешь себе. Сострадание необходимо даже животным.

– Ну, ты даешь, – подивилась Галина, но тут же и призадумалась: «Не мало ли я друзьям помогаю?»

Впрочем, поразмыслив слегка, она рассудила, что вовсе не мало. И даже наоборот, надо бы урезать аппетиты собственной сострадательности.