Текст книги "Профессор по вызову (СИ)"
Автор книги: Лючия фон Беренготт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Глава 20
– О ччерт… – повторил за моими мыслями Багинский, как только немного продышался. – Прости… я почему-то забыл… что ты так и не надела мне презерватив…
Одним плавным движением он оставил мое тело и рухнул рядом на спину. Не переворачиваясь, я тоже распласталась по постели. Надо было что-то делать, принимать вертикальную позу, бежать в душ… Что там еще делают, чтобы забеременеть?
Но всё что хотелось – это лежать рядом с ним, чувствуя боком его теплое бедро. Желательно до утра.
– Ерунда, не парься… – краем глаза я увидела, как Багинский беззаботно махнул рукой, – так сразу не беременеют, с одного раза…
– Серьезно? – я издевательски фыркнула в простыню. – Расскажу это своей подруге, залетевшей в первую же ночь после свадьбы. У нее, кстати, тоже первый раз был…
Багинский хмыкнул.
– Это она тебе рассказала, что первый раз… Женщины очень любят сочинять про свои… «первые ночи»… – показав пальцами кавычки, он многозначительно замолчал.
Решив, что мне надоели все эти намеки, я резко села в кровати, надеясь заодно, что что-нибудь у меня внутри да вытечет от такой позы.
– Что ты имеешь в виду? – потребовала от него самым решительным голосом.
Но он снова отмахнулся.
– Да ладно… а то ты не понимаешь…
Мои брови поползли наверх.
– Не понимаю. То есть… понимаю, на что ты намекаешь… но как? Как ты себе это представляешь? И главное, зачем?
– Зачем? – закинув руку за спину, он сощурил на меня глаза. – Возможно, затем же, зачем ты делала вид, что умираешь от любви ко мне? Чтобы я чувствовал себя обязанным по отношению к тебе? А может, чтобы сесть ко мне на шею – вместе со своим гребанным… Шапошниковым!
От изумления у меня даже челюсть отвисла. Прокашлявшись, я медленно, морщась от нелепости собственных слов, произнесла.
– То есть… ты считаешь, что для того, чтобы охмурить тебя и продвинуться с твоей помощью в долбанной… АНТРОПОЛОГИИ… я прошла сложнейшую и дорогущую операцию по восстановлению девственной плевы, которую хорошо делают только в Южной Азии?! Ты вообще представляешь себе, сколько это стоит? Да я за три года преподом столько не заработаю, даже если вообще есть перестану!
На самом деле, я понятия не имела, сколько стоит операция по восстановлению девственности и где ее лучше всего делают, но впечатление я произвела. Замолчав, Багинский уставился на меня, хмурясь и явно что-то переваривая у себя в голове.
– Ну допустим… – наконец нехотя выдавил из себя. – Допустим, я ошибался, и я у тебя действительно был первым. Но это ведь не отменяет того факта, что тебя подослал ко мне Шапошников с… определенными целями. Уж не знаю, чья идея была поиграть со мной во влюбленную, но с моей точки зрения это совершенно непростительно. Именно за это ты, Птичкина, и расплачиваешься сейчас, и уверяю, будешь расплачиваться еще дооолго. Иначе можешь попрощаться со своей карьерой и репутацией…
У меня окончательно пропал дар речи. Поиграть во влюбленную?! Что он несет?
И когда это я играла с ним во влюбленную?
И тут вдруг я вспомнила – «ты мой… мой…»! И мои слезы, когда я обнимала его вчера после оргазма…
Так вот о чем он! Вот что его задело до глубины души!
Все детали разбежавшейся было мозаики снова сложили в четкую картину. Значит, Багинский злится на меня не столько за то, что я переспала с ним, сколько за то, что якобы пыталась влюбить его в себя? Развести на эмоции? Заставить поверить в то, что он у меня первый и единственный?
Но это же глупо – в минуты страсти можно что угодно ляпнуть, и вполне себе можно разреветься! Вот, например, он сам не далее, как полчаса назад говорил мне… Ахнув, я отпрянула, уставившись на него расширенным взглядом.
– Что? – Багинский насторожился.
Проглотив скопившуюся слюну, я медленно проговорила, формируя свои мысли в процессе.
– Но… ты ведь тоже кое-что сказал мне… когда… когда… ты… – я люто покраснела, не зная от чего больше – от упоминания того, что он делал со мной, или от того, что назвала его сразу и по имени, и на «ты».
Явно не понимая – или делая вид, что не понимает – Багинский несколько моргнул.
– О чем ты? Что я сказал тебе?
Я заметила, как у него побледнела середина лба. Словно чтобы отвлечь мое внимания от этого факта, он поправил на носу очки.
Я же еле смогла скрыть усмешку – чего вы так испугались профессор?
Его реакция придала мне смелости.
– Ты сказал мне то же, что и я тебе раньше. Ты назвал меня… «своей»… Так и сказал – «моя», «вся моя…»
– Глупости! – его тело буквально взметнулось над кроватью. – Ничего подобного я не говорил! И не мог говорить, потому что всегда контролирую свои слова! Даже в постели! – вскочив, он стоял рядом с кроватью, напротив того места, где я приклеила жучок.
Я даже рот рукой зажала – так хотелось закричать – «да я тебе запись могу поставить, если память отшибло!»
Молчи, дура, молчи, пока не поздно! – успокаивала себя мысленно.
Смолчать мне удалось, а заодно и вспомнить, что я здесь не только для секса, но и для того, чтобы выжать из моего дорогого профессора всё, что только можно для нашей с ним памятной записи.
– Ну, хорошо, – умиротворяюще промурлыкала, снова укладываясь на кровать в соблазнительной позе. – Допустим, мне это показалось, и ты ничего такого не говорил. Допустим, ты прав, и я действительно пыталась заморочить тебе голову… Разве это предрассудительно, учитывая, в какой ситуации я оказалась?
Багинский мотнул головой, явно пытаясь сконцентрироваться, но взгляд его постоянно соскальзывал с моего лица вниз, и было понятно, что мозг его не работает в полную меру. Грех было этим не воспользоваться, даже если ради этого мне придется приписать себе роль, которой он меня и так уже наградил.
– Что плохого в том, что я немного… подыграла вам, профессор Багинский? Да и себе тоже… Думаете, приятно отдаваться мужчине просто так – по-деловому, будто я вещь? Даже если от этого зависит моя карьера?
Снова поднявшись на колени, я потянулась к нему – уже почти естественно, влекомая теплом его тела. Поймала его руку за пальцы, подтянула к себе еще ближе… второй рукой обняла за шею и тут же почувствовала, как теряю голову. Надо было срочно выжимать из него хоть что-нибудь, иначе сама сорвусь, и будет уже не до разговоров. Итак уже девяносто процентов записи в стонах и криках…
– А сейчас? – внезапно он схватил меня за подбородок. – Сейчас ты тоже подыгрываешь мне?
Мой взгляд заметался, пытаясь ускользнуть от его. Что ответить? Если признаюсь, что честно хочу его, придется как-то свернуть всю эту тему. Если продолжу врать, возможно выведу и его на тот же уровень, и он со злости начнет делать вид, что заставляет меня спать с ним ради моей карьеры. Впрочем, почему «делать вид»? Он ведь действительно использует меня – заставляет спать с ним ради карьеры? Не так ли, Марго?
Или у тебя уже сомнения по этому поводу?
Я прикусила губу, стараясь не выдать интенсивную внутреннюю борьбу.
Да какие тут могут быть сомнения?! То, что он назвал тебя «своей» – так же, как и ты его раньше? Мало ли что мужчины говорят в постели! Может он это рычит каждой своей клиентке, чтобы раззадорить ее?
Я заставила себя улыбнуться.
– Ну конечно, профессор Багинский. А вы думали, что настолько очаровательны, что можете заставить девушку, которую шантажировали ради карьеры, расслабиться и получить удовольствие? Конечно же, я подыгрываю вам. Кстати, было бы неплохо обговорить условия нашей сделки более детально. Каким именно образом вы собираетесь помочь мне с моей монографией?
Я сама не могла понять, откуда во мне взялась вся эта смелость. Может, его сперма протекла мне в мозг и заразила меня мужским нахальством?
Во всяком случае, Багинский смотрел на меня с таким видом, будто его пыльным мешком по голове огрели. Потом медленно отстранился и забрал у меня свою руку. Лицо его исказилось презрительной гримасой.
– Что ж… Жаль, что я позволил себе сомневаться… в твоей натуре, Птичкина.
Мое сердце в одно и то же мгновение сникло и возликовало – он выдал себя, отозвавшись на «Багинского», и сам же назвал меня по фамилии! Ни у кого больше не возникнет сомнений, между кем и кем этот разговор!
Но он больше не поверит мне, поняла я совершенно отчетливо. Я только что, ради своей безопасности, отреклась… от кое-чего большего.
Багинский отвернулся, и очень вовремя – как раз в тот момент, когда глаза мои заплыли слезами. Незаметно смахивая их, я бросила ему в спину, торопясь высказаться до того, как разревусь окончательно:
– Так что там с монографией, профессор? Я сделала то, что вы хотели, разве не так? Вы тоже должны выполнить вашу часть уговора.
Он долго не отвечал, стоя ко мне спиной и обнимая себя руками – будто боялся, что не сдержит их и ударит меня. Потом медленно повернул голову и, всё еще не глядя на меня, процедил сквозь зубы.
– Убирайся отсюда, Птичкина. Сделка отменяется. Монографию обсудим по почте, и если ты… не залетела, больше я тебе ничем не обязан. Ты мне – тоже.
Глава 21
Сколько я потом ни старалась, так и не смогла вспомнить, как одевалась, как вышла из номера… Помнила себя уже на берегу моря, сидящую на холодном пляжном песке – без туфлей, тупо пялясь в подбирающиеся к коленям волны.
А еще голос в темноте, с британским акцентом увещевающий меня куда-то там не ходить, потому что там, мол, опасно. А потом, когда я ничего не ответила, бормочущий что-то навроде «чокнутых туристов»…
– У меня же всё получилось… – вслух, не обращая внимания на невидимого англичанина, шептала вслух, не слыша из-за волн собственного голоса. – Все, как я хотела…
Все действительно получилось так, как и задумывалось – я уже проверила в своем кабинете приложения, связанного с жучком. Даже лучше, чем я рассчитывала – голоса были чистыми, хорошо узнаваемыми, была возможность заглушить нежелательные звуки. Я сделала это сразу же, не желая слышать, как мы стонем с Багинским на пару, и как он рычит мне «моя…»
Если не слышать его слова, можно представить себе, что он и не говорил мне их вовсе, как он и утверждал. Что мне просто показалось…
Конечно же, я не собиралась никуда эту запись отправлять – я ведь изначально рассчитывала только попугать моего профессора. Сначала для того, чтобы он оставил меня в покое, потом – для того, чтобы не оставлял. Теперь же… когда я поняла, что потеряла не только его тело, но и его возможные, зарождающиеся чувства ко мне… теперь я вообще не знала, что мне со всем этим делать.
Продолжать играть в бессердечную, продажную тварь, зная, что он влюбился в меня, а после – возненавидел? Использовать его ради карьерного роста, ради того, чтобы стать «звездой» и получить место на какой-нибудь крутой кафедре? А я точно выдержу?
Я тяжело, судорожно вздохнула, медленно мотая головой. Нет, я не выдержу его ненавидящих взглядов… Сбегу от него к черту и вместо прекрасного первого секса буду помнить, какими словами он крыл меня и как клялся придушить подушкой. Вон как держал себя руками, когда прогонял. Небось, еле сдерживался – так врезать хотел…
В общем, пусть всё вернётся на круги своя – он к своим звездам, а я к своим… незвездам. Буду тихонечко грызть кремень науки и надеяться, что обустрою свою карьеру сама, без всяких «бустеров», навроде команды Багинского. Одно звездное выступление у меня ведь уже есть, правда? Скоро монографию выпущу… и всё у меня наладится.
А может, стереть тогда к черту эту компрометирующую запись? Всё-таки «облако» – иди знай, в чьи руки она может попасть?
Несколько минут я прикидывала, размышляла… Возможность стереть свидетельство моего сегодняшнего приключения и навсегда забыть об этом, манила своей простотой и пугала необратимостью. Я попыталась даже представить себе, как буду себя чувствовать, когда нажму иконку с изображением мусорного бачка напротив аудиофайла.
Вот… Закрыв глаза, я вообразила, как выставляю вперед палец, тыкаю в иконку… наверняка, сначала появится окошко с вопросом – а точно ли я хочу отправить эту запись в небытие? Я выбираю ответ «да», нажимаю на две буковки… и всё. Записи больше нет. Нет ироничного голоса, спрашивающего меня про «аллергию на латекс», нет скрипа кровати, когда я опускалась на нее рядом с ним, нет его первого, резкого и свистящего вдоха, когда я коснулась его губами… Нет звуков его жадного поцелуя, когда мы вместе ловили стоны и вздохи друг друга…
А еще нет его слов, делающих меня «его». Порабощающих и дающих силу одновременно, закрепляющих за мной право распоряжаться им так же, как и ему – мной…
На мгновение мне вдруг показалось, что я действительно это сделала – действительно стерла запись – и меня накрыла такая паника, что стало не хватать воздуха. Ахнув, я резко открыла глаза… и тут же уперлась взглядом во всё ещё живую и невредимую запись на экране приложения. Выдохнула с облегчением и прижала телефон к груди.
Нет, я не готова пока распрощаться с этим единственным воспоминанием о моем первом мужчине. Возможно, когда-нибудь… когда боль пройдет, я наберусь смелости и прослушаю ту часть записи, которую только что заглушила. Возможно, она станет моим фетишем – единственными звуками, под которые я смогу возбуждаться.
Я неожиданно хихикнула, представляя себя, как я буду объяснять своему будущему мужу, почему занимаюсь сексом в наушниках, под звуки какой-то домашней порнухи с моим участием. Это ж какого лоха мне придется найти, чтобы согласился на такое!
Немного повеселев, я поднялась, как могла отряхнулась и медленно пошла вдоль берега, держа туфли руками. Ноги почти не тонули во влажном песке, оставляя плоские следы, хорошо видные в лунном свете. Погода было отличной для этого времени года даже для Турции – всего-то и надо было, что накинуть легкую курточку, для того, чтобы не зябнуть. Чего я, конечно же, не сделала, сорвавшись к пляжу вся в слезах и соплях, еле спев натянув свой тонкий пиджачок-болеро.
– Вот подхвачу воспаление легких и помру ему назло! – мстительно пробормотала, щурясь на окна роскошного прибрежного отеля, в котором остановилась вся элита конференции включая Багинского. Бесполезно было угадывать за каким из этих зашторенных окон скрывается сейчас мой профессор по вызову, но я надеялась, что волны моей несчастности охватят здание широкой волной и пробудят в сердце этого изверга хоть какие-то сожаления. Я ведь теперь знала, что он не так уж и равнодушен ко мне. Иначе в ответ на мои «откровения» просто пожал бы плечами. Ну, притворяешься и притворяешься – мне-то что? А тут разнервничался весь, прогнал меня с глаз долой…
Вот и пусть теперь страдает!
– Пусть он страдает, Боженька! – взмолилась я, складывая обе руки в молитвенном жесте. – Пусть страдает, как я!
Ни в какого Боженьку я особо не верила, как и полагается ученому, но ведь не помешает же, правда? Тем более, в такую прекрасную ночь, когда каждый всплеск волн, каждый лучик лунного света напоминает о чем-то высшем, о чем-то прекрасном и неземном…
– Watch where you’re goin, you damn moron![4]4
Смотри, куда прешь, чёртова идиотка!
[Закрыть] – рявкнули у меня из-под ног, и я в ужасе отскочила назад – метра на полтора. Отдышавшись, уставилась на развалившегося на спальном мешке бездомного, на которого я чуть не наступила в темноте, замечтавшись о неземных материях.
Явно британец по акценту и внешности, весь в дредах и алкоголических пятнах по всему лицу, бездомный злобно хмурился на меня из-под банданы.
– П-простите… я не видела вас, сэр… – испуганно залепетала я по-английски, продолжая пятиться. Так вот кто кричал мне, предупреждая о каких-то опасностях! Неужели, здесь есть что-то опаснее его самого?
– Я что, стал невидимым, ко всем моим бедам? – продолжал возмущаться бездомный. – Один тут бродил вчера, теперь вторая… Это мое место, поняла?! Не вздумай тут ставить палатку!
Только сейчас я заметила, что позади бездомного возвышается уже довольно потрепанная палатка, набитая изнутри каким-то барахлом, а чуть поодаль тлеет потушенный на ночь костер и валяется дряхлый велосипед.
Я немного успокоилась – действительно, просто бездомный, а какой-нибудь не маньяк убийца. С палаткой, велосипедом – всё, как полагается. Такие редко бывают опасными. Разве что, громкими и не вполне нормальными.
– Я и не собиралась ставить тут палатку, – успокоила я его, переставая пятиться и наклоняясь, надевая туфли. – Я живу тут недалеко, в гостинице. Приехала на конференцию…
К моей полной неожиданности бомж насторожился.
– На конференцию? Ты ученая, что ли? Пиэчди? Или постдок?
– Эээ… Пиэчди по антропологии. Почти… – изумленная, что он в принципе знает эти слова, я уставилась на него.
– Эххх… – бездомный ностальгически вздохнул, снова укладываясь на мешок. – Я тоже когда-то был пиэчди. По истории. Давно уже… лет десять назад. Славное было времечко…
У меня в буквальном смысле отвисла челюсть.
– Вы? Пиэчди? Ничего себе… А… что случилось?
– В смысле? – он тоже в свою очередь уставился на меня. – А, это… – окидывая себя взглядом, пренебрежительно махнул рукой. – Да, ничего особенного… Мне еще повезло – я успел получить внж в теплой стране, теперь вот… странствую со всеми удобствами. Иногда репетиторствую онлайн, – он мотнул головой в сторону палатки, намекая на то, что у него там припрятан ноутбук и прочие приблуды для онлайн преподавания. – Иногда… даже пишу кой-чего в журналы. А приятель мой, коллега по Сент-Луису, застрял в Чикаго. Снимает конуру с какими-то бандитами, даже туалета своего нет. Крэк, мет, сама понимаешь… Какое там репетиторство? Уже небось помер, давно с ним на связь не выходил…
Мне стало страшно. До озноба, до стучащих зубов страшно… Значит, подрабатывать проституцией еще не самое ужасное, что со мной может случиться в антропологии…
– Но… как же так? – прохрипела я, снова оседая на песок. – Разве вы… плохо учились, мистер? Может, вы на конференции не ездили? Или… монографии у вас не было?
Бомж хохотнул.
– А ты погугли мое имя, крошка… – он порылся в каком-то рюкзаке за спиной и бросил в мою сторону какой-то огрызок картона. – Вот… у меня даже визитка академическая осталась. Найдешь аж ТРИ монографии и два постдока, с вотакенными стипендиями каждый. У меня на защите сам Мицнер был! Так-то, девочка…
Я понятия не имела, кто такой Мицнер, но был ясно, что большая шишка.
– И всё равно вы тут… – прошептала уже окончательно севшим голосом.
Довольный тем, что вдребезги разбил мои розовые очки, бывший пиэчди усмехнулся.
– И всё равно я тут, как видишь. Как и девяносто процентов моей когорты… Нищий и безработный! А ты думала, приехала на конференцию, и всё – ты в дамках? Да в гуманитарных науках по полтыщи человек на место, вот и представь себе твои шансы устроиться хоть куда-то… Так-то, милочка… А теперь, прости, мне надо кой-чего нюхну…
Не дослушав, в захлестнувшей меня колотящей панике, я снова куда-то бежала, не разбирая дороги. Кажется, даже туфли забыла.
Мозгом я понимала, что нужно делать всё что угодно – кроме того, что собиралась. Что так нельзя, что это делает меня подстилкой, той самой продажной тварью, которую во мне увиден ОН! Но подлая женская натура требовала своего – ей было плевать на гордость, плевать на столетия женской эмансипации и феминизма. Архаичная женская натура хотела только одного – защиты сильного мужчины от всего, что с ней могло случиться в этом диком и опасном мире. Защиты моего мужчины.
Ворвавшись в лобби гостиницы и не обращая внимания на окрик портье, встревоженного видом растрепанной и босой девушки в явном шлюшеском наряде, я бросилась в сторону лестницы. Не до лифтов сейчас, благо этаж невысокий.
Взбежала, спотыкаясь и цепляясь за перила, на четвертый пролет лестницы и, не успев отдышаться, толкнула плечом тяжелую дверь из площадки. В приглушенной коврами тишине коридора паника отчего-то стала острее – а вдруг я сейчас не найду его комнаты? Вдруг я что-нибудь перепутала – номера-то не помню, только расположение… Меня забило лихорадочной, жаркой дрожью.
Чуть не падая, я рванула по коридору налево, моля бога, чтобы это была она – угловая комната Багинского, а точнее апартаменты, включающие в себя гостиную и спальню… Потому что если я ошиблась, меня точно поймают, выставят отсюда и больше я уже к нему не попаду.
А мне нужно было. Необходимо было к нему попасть прямо сейчас! Зачем – я уже не вполне понимала, действуя на чистых инстинктах, функционируя, словно в горячечном бреду…
Заколотив кулаками в плотную синюю дверь с номером «415» на круглой бляшке, я уже почти не стояла на ногах, и когда мне неожиданно открыли, провалилась всем телом в дверной проем.
Он! – с неописуемым облегчением поняла, оказавшись в его крепких объятьях. Он… Это он, мой спаситель! И разрыдалась от захлестнувших меня эмоций.
– Что с тобой? Птичкина… – бормотал он, сжимая меня в руках и перехватывая за талию, чтобы не уронить на пол. – Что случилось? О, господи, да ты вся горишь…
Я вдруг поняла, что и в самом деле горю – что меня не просто так лихорадило! Рука, накрывшая мой лоб, показалась ледяной, и меня по-настоящему затрясло от озноба, страха и возбуждения одновременно.
– Н-на пляже… п-простудилась… наверное… – застучав зубами и судорожно всхлипывая, попыталась объяснить, цепляясь за лацкан его халата. – Спаси меня… спаси… я не хочу… не хочу в бездомные… и в проститутки не хочу… спаси…
И он спасал – вероятно, уже в моих фантазиях, потому что в реальности он никогда не стал бы так носиться со мной, никогда не стал бы так резко, дерганными движениями прижимать меня к себе – словно испугался, что я каким-то волшебным образом ускользну сквозь его руки. И никогда не стал бы шептать мне, опустившись на пол, раскачивая меня у себя на коленях и прижимаясь губами к моему горящему лбу:
– Шшш… не бойся… я здесь… всё будет хорошо, детка… Я с тобой… с тобой…
