Текст книги "Профессор по вызову (СИ)"
Автор книги: Лючия фон Беренготт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава 17
Главной же проблемой, однако, стало отнюдь не приклеивание жучка. Главное, над чем мне пришлось очень серьезно поработать, как только я вошла в комнату – это сохранение унылого выражения лица, необходимого для того, чтобы продолжать играть.
Потому что все, что хотелось при виде развалившегося на кровати красавчика, одетого в полурастегнутые джинсы и закинувшего руки за голову – это прыгнуть на него сверху и облизать ему… что-нибудь. Вот хотя бы один из этих замечательных, темных сосков на мускулистой груди… или полоску мягких волос ведущих вниз, к виднеющимся из-под джинсов боксеров – на этот раз черных с серой полоской.
Однако делать этого было нельзя категорически – во-первых, если я буду на него бросаться, он может заподозрить подвох, а во-вторых, я могу запросто облажаться с микрофоном и выдать все свои коварные планы. Необходимо было вести себя послушно, но без особого энтузиазма и к тому же попытаться сохранить хоть толику достоинства – ну, как минимум, не ползать у него по спальне с трусами в зубах.
– Не вижу тебя на полу… – сквозь зубы процедил Багинский, вероятно вспомнив о том же. Медленно, рассеянным взглядом он скользил по моим ногам, поднимаясь всё выше и выше… И, наконец, остановился на уровне пояса, упершись взглядом в мои трусики, заткнутые за пояс.
На его красивом лице отразилась целая плеяда эмоций – словно в начале он хотел разозлиться на меня, но внезапно понял, что я стою перед ним в коротенькой юбке, под которой абсолютно ничего нет, и возбуждение затмило его гнев. Глаза профессора вспыхнули многообещающим жаром, тело напряглось, в одно мгновение превратив ленивого кота в готового к прыжку дикого зверя. Я почувствовала, как мое тело отвечает полной взаимностью, воздух вокруг нас накаляется, заряженный страстью…
Нельзя, нельзя так сразу… – чуть ли не вслух зашипела я на саму себя. Если мы сейчас прыгнем друг на друга и встретимся в поцелуе где-нибудь над кроватью, из моего декольте точно вывалится этот гребанный жучок! И другого шанса записать Багинского у меня уже не будет – он точно заставит меня раздеваться догола еще до входа в спальню, да еще небось и все мои отверстия проверять будет!
Надо как-то оттянуть момент нашего соприкосновения – чтобы я успела прилепить жучок… да вот хоть вон к ножке кровати с внутренней стороны! Забирать жучок было необязательно – он передает всю записанную информацию прямо в облако – но приклеить было необходимо.
– Простите, профессор, но ползать я не могу, – успокаивая себя, пролепетала я, стараясь не смотреть на его почти голое тело. – У меня… у меня… коленки болят. Переборщила с пробежками.
– А рот у тебя тоже болит? – резким голосом спросил он, заставляя меня вздернуть на него голову.
– Причем тут рот? – непонимающе я уставилась на его рот, думая о том, как прекрасно было бы сейчас схватить его зубами за нижнюю губу и как следует, до крови, прикусить.
– Я же проси… приказал тебе запихнуть трусы себе в рот! А не заткнуть их за пояс.
Оговорка не ускользнула от моего внимания. Он чуть не сказал «просил»! Значит, не настолько чувствует себя хозяином положения, раз в душе просит меня, а не приказывает! Значит… можно попробовать выкрутиться из этой унизительной процедуры?
Я тяжело вздохнула.
– Я… хотела… но, понимаете… Здесь стирают белье таким зверским порошком, что у меня на него разыгралась аллергия. Вот, смотрите…
Вытащив трусы из-за пояса, я поднесла их к носу, вдохнула… и громко, довольно убедительно, как мне показалось, чихнула.
– Видите? – шмыгая носом, сунула трусы обратно, словно ненароком дергая юбкой вверх – авось отвлечется от своей идеи-фикс. Впрочем, если будет сильно настаивать, могу запихнуть в рот что-нибудь другое. Свой галстук, например… или… его язык.
Не удержавшись, я снова уставилась на полуголого Багинского и вздрогнула – взгляд мой уперся в его руку, сжимающую в пальцах что-то маленькое и хрустящее, похожее на… на… квадратик фольги.
Шумно глотнув, я подняла на него глаза.
– Надеюсь, на латекс у тебя нет аллергии? – насмешливо скривив губы, он поманил меня пальцем. – Давай, Птичкина, показывай на что ты способна, если хочешь этим ртом еще и лекции читать. Когда-нибудь.
В моей душе снова зароптало достоинство. Ну, и чем это лучше засовывания трусов себе в рот? Он ведь хочет, чтобы я отсосала ему, не так ли? Чтобы я прямо сейчас залезла к нему на кровать, встала в позу «зю» между его раздвинутых ног, приспустила ему джинсы до середины бедер и надела ртом резинку на его член. А потом долго и упорно втягивала этот член в себя, вылизывая и стараясь заглотить поглубже, пока он не кончит прямо туда же – мне в горло. Или не перевернет меня и, стащив с себя презерватив, решит спустить мне на лицо или между грудей.
Это ведь не менее унизительно, чем то, что он предлагал мне раньше?
Конечно, не меньше. Но почему-то при первом у меня не возникло и тени возбуждения, а сейчас… при одной только мысли о том, что я должна сделать с его охренительным, идеальным членом, и что со мной будет потом, у меня между ног словно буря вскипела. Оказывается, унизительное может возбуждать… Так в чем суть садо-мазо!
Какая же я все-таки неопытная. Надеюсь, мой искушенный профессор простит, если я ненароком цепану его зубом.
– Нет, что вы… – хрипло произнесла я, облизнув пересохшие губы, – у меня нет аллергии на латекс.
Шумно выдохнула и пошла на него так резко, что даже он вздрогнул, не ожидая от меня такой ретивости. Вовремя вспомнив, что я должна играть несчастную жертву абьюза, я притормозила на последних шагах, замялась и обняла себя руками.
Расслабившись, Багинский хмыкнул.
– Что не так, Птичкина? Ты же не думала отделаться от меня, просто расставив ноги? Вчера прокатило, признаю – очень уж ты меня с толку сбила… Но сегодня я поумнел. Так что будешь отрабатывай по полной. Давай-давай, не ленись… Ротик открыла и вперед.
Вот же гад какой… Если он немедленно не закроет свой ротик, весь мой энтузиазм сойдет на нет, и кому от этого будет хорошо? И секса не получу, и останусь с минимумом записи, от которой, возможно, его адвокаты и отобьют потом.
Нет уж, записывать так до победного конца – нужно, чтобы он на записи не только пошлости говорил, но и отозвался на свое имя. И признался, что заставляет меня делать это ради моей карьеры – из-за шантажа со стороны вышестоящего персонала. Тогда его не только погонят со всех постов и лишат научных званий, но, возможно, еще и посадят, если дело получит огласку.
Исподтишка я снова окинула моего Аполлона быстрым взглядом. Конечно, такую красоту в тюрягу нельзя. Да и самой выступать на суде, вываливая все подробности и предоставляя чужим людям запись того, как я делаю кому-то минет, не хотелось бы. Но ведь никто же и не собирается – если, конечно, мой профессор окажется разумным и оставит меня в покое со своей мелочной местью…
И тут я замерла, сраженная наповал грандиозной по своей значимости идеей.
«Оставит меня в покое»? Просто оставит в покое?! То есть я, за то, чтобы меня оставили в покое, должна сейчас ему презерватив на член натягивать ртом, а он за то же самое… немного испугается и спокойненько продолжит свою профессорско-проститутскую жизнь?
Я вдруг вспомнила, как он предлагал мне сыграть на раздевание, где собирался получить удовольствие и в случае, если выиграет, и в случае, если проиграет. А я ведь тогда поставила свои условия и получила то, что хотела… Ну, почти получила – если бы сама не отвлеклась и не залезла на него, как полная дура!
Как он сказал? Сегодня он умнее, чем вчера? Ну что ж… сегодня и я умнее. И за вашу репутацию, профессор, я захочу… не только, чтобы вы меня оставили в покое. Точнее, даже захочу, что не оставляли.
Внезапно у меня появился гораздо более весомый стимул разговорить Багинского. Теперь имело смысл записать как можно больше – чтобы он уж точно испугался и даже и не думал сомневаться, что если я обнародую запись, ему будет очень плохо.
Перестав мяться, я сделала последний шаг к кровати, нагнулась, якобы снимая туфли… и незаметно, одним плавным движением, вытащила из декольте жучок и приклеила его к ножке кровати – правда не с внутренней стороны, а с внешней. Не дотянулась до внутренней.
Но это уже было неважно, потому что на ближайшие полчаса я постараюсь сделать так, чтобы он вообще забыл о том, что у этой кровати есть ножки.
– Вы хотите, чтобы я сделала вам минет, профессор Багинский… – промурлыкала я, склоняясь над его пахом и позволяя волосам упасть на его крепкий живот.
Ну же, давай… отзовись, скажи, что это ты и есть Багинский, умоляла его про себя. Сделай так, чтобы запись выглядела чистой, без склеек.
Но он словно нарочно молчал, пожирая меня прищуренным, до дрожи обжигающим взглядом.
Сжав челюсть так, словно ее свело судорогой, он поднес к губам пакетик с презервативом, также молча, зубами порвал его и протянул мне, одновременно загребая пальцами прядь моих волос на затылке…
Глава 18
Она никогда раньше не делала этого – Багинский понял это сразу же, как только девушка вытащила презерватив из пакетика и уставилась на него озадаченным взглядом, крутя его в пальцах.
Не так! – хотел было выкрикнуть, когда она принялась раскручивать его раньше, чем даже выпустила его член из боксеров. Но в эту секунду Птичкина как нарочно оперлась о его живот второй рукой, и одно это прикосновение превратило его в безголосое, бесхребетное создание, вся суть которого сосредоточилась в одном единственном месте – том, на которое сейчас будут пробовать натягивать полностью раскрученную резинку.
Понимание того, что Птичкина ртом уже ничего не сделает, вызывало раздражение, однако изумление и восторг от того, что до него она явно никому ничего не надевала, был сильнее.
Но как?! Как так оказалось, что прожженная шлюха не умеет обращаться с презервативом – элементарным средством безопасности при сексе!
Ответа на этот вопрос пока не было, и Максим Георгиевич решил отложить размышления об этом на потом. Тем более, что размышлять, когда на тебе сидит сисястая красавица из твоих мокрых снов и готовится к тому, чтобы взять твой вздыбленный член в свои мягкие ладошки – не так-то и просто.
И он решил не размышлять. Ни о чем не думать и ничего не говорить – просто смотреть на нее и морально готовиться к моменту, когда она растянет презерватив и будет старательно раскатывать его вниз по оголенной плоти.
Нельзя, чтобы Птичкина поняла, насколько он плывет от каждого ее прикосновения. В частности, нельзя громко охать и стонать, нельзя бормотать нежности и конечно же, нужно постараться не кончить сразу же, как только она коснется его в самом чувствительном месте. Такого позора его потрепанное эго точно не перенесет.
Зря не сбросил напряжение в душе – с тоской подумал Багинский, наблюдая за тем, как сидящая на нем Птичкина, краснея и стараясь на него не смотреть, цепляет его боксеры пальцами и оголяет основание члена. Опасность кончить ей в рот раньше времени сменилась гораздо более серьезной опасностью – кончить себе в штаны еще до того, как она до него дотронется.
Спокойно, Макс, спокойно…
Багинский закрыл глаза и представил себе, что на нем сидит не Птичкина, а… ну, допустим, Зизи из вчерашнего бара! Не то, чтобы он хорошо помнил Зизи – в глазах уже тогда порядочно двоилось – но смог приблизительно восстановить в памяти общий образ путаны и дополнить его деталями из собственного воображения. Отекшее от алкоголя лицо в морщинах, замаскированных килограммом тональника, обвисшие груди, подпертые снизу крепким лифом, завитые крашенные локоны, скрывающие седину…
Отлично! Багинский с облегчением выдохнул и открыл глаза. Теперь можно трогать его, он выиграл себе еще пару минут…
Но ничего не помогло. Ничего не спасло его, потому что эта зараза Птичкина не стала его «трогать». Она сделала нечто куда более драматичное и уж совсем, совсем неожиданное.
В явном раздражении отбросив в сторону презерватив, с которым так и не смогла справиться, девушка вдруг склонилась к самому его паху, резким движением дернула джинсы вниз, туда же отправила боксеры… и быстро, словно боялась, что передумает, поймала высвободившийся наружу вздыбленный орган губами.
Вот прямо так, без предупреждения (на голую!) схватила его своим мягким и влажным ртом, сразу же втянув всю головку внутрь и прижав ее к языку самым чувствительным местом – точно под уздечкой.
Багинский не смог сдержать крик. Шок от острого, почти невыносимого удовольствия прошил всё его тело, белой молнией опалил нервы и ударил в мозг, ослепив и оглушив его одновременно, лишив разума и возможности хоть как-то сопротивляться…
Какая к черту Зизи… Появись сейчас дьявол из вот этого вот камина, он никак не отреагировал бы, разве что схватил Птичкину за голову, вжимая ее в себя, вдалбливаясь в ее рот как можно сильнее и быстрее, чтобы успеть кончить до того, как его затянет в преисподнюю… или хоть на пару секунд продлить это блаженство.
По возмущенным звукам снизу Багинский вдруг понял, что делает именно это – сжимает волосы девушки в своих пальцах, мощно пихаясь вверх бедрами и раз за разом погружаясь в этот мокрый и горячий рай, ныряя в него всё глубже, преодолевая сопротивление неопытного девичьего языка, цепляясь за ее зубы и плюя на опасность быть укушенным…
Он не сразу понял, что кончает ей в горло, что блаженство давно перебросило его за край – настолько всё слилось в ощущениях, настолько близко было первое погружение в нее к оргазму. Если бы это было возможно, он бы подумал, что кончал всё время, пока она держала его во рту – с самой первой секунды. Но так не могло быть – оргазм не может длиться ТАК ДОЛГО! Или может? Ему было плевать – лишь бы это не кончалось, лишь бы подольше тонуть в ней, захлебываясь стонами и содрогаясь в спазмах наслаждения, неуправляемого и настолько сильного, что почти мучительного.
И только когда всё утихло, только когда он смог выдавить из себя последнюю сладкую судорогу, его пальцы расцепились, отпуская голову Птичкиной и ее саму на волю. Молча, с абсолютно красным лицом, она шарахнулась от него, как ошпаренная, кубарем скатилась с кровати и помчалась в ванну. Не в состоянии двинуть и пальцем, Багинский слушал, как она отплевывается, тихо ругается матом и пьет из-под крана воду, стараясь смыть изо рта вкус его спермы.
По идее надо было бы обидеться на нее, но у него не было на это никаких сил – ни моральных, ни физических. Извиняться за собственное поведение тоже не хотелось. Хотелось другого.
– Иди сюда… – еле двигая языком, он позвал ее, надеясь, что в его голосе осталась хоть толика приказного тона. Сам поморщился – настолько его «приказ» прозвучал как мольба.
– Чего вам еще надо? – огрызнулась она, не поднимаясь от раковины.
– Я сказал… иди сюда… – Багинский попытался ужесточить тон, для чего ему пришлось прокашляться. И все равно, его голос звучал хрипло и слабо. Поразительно, что с человеком может сделать какой-то там оргазм.
Ну хорошо, не какой-то там. Самый мощный и долгий оргазм за всю его половую жизнь. Всего-то на всего.
Кровать рядом с ним примялась, теплое тело прижалось к его боку. Не поворачивая головы, он выпростал руку, захватывая прилегшую рядом девушку за шею, притянул к себе, потом на себя… и с упоением, с хриплым стоном принялся целовать ее – жадно, не сдерживаясь, языком доставая до нёба и невольно мимикрируя действие, которое совершал с ней ранее.
«Моя…» – молча орал он ей, повторяя ее же вчерашние слова и надеясь, что никогда не произнесет их вслух. Потому что, в отличие от ее, его слова не были бы лживыми.
Он не притворялся. Не играл. Он действительно хотел ее себе.
Пискнув, девушка заерзала, и Максим Георгиевич понял, что непонятно как перевернул их обоих и теперь целует ее, навалившись на нее сверху, отчего ей явно тяжело. А еще он понял, что прорвался рукой и тискает ее грудь под рубашкой, ладонью водя туда-сюда по соску – напряженному настолько, что сомнений не было – Птичкина возбуждена и довольно сильно.
Что ж… для того, что он хотел сделать с ней, это было только на руку.
Он не желал давать ей остыть, а потому отлепился от ее прекрасного тела лишь на мгновение – чтобы скользнуть вниз, удобно улегшись между ее ног. Юбка и так была уже задрана, скатавшись где-то в районе пояса в почти незаметную полоску, и Багинский, тяжело дыша, уставился прямо девушке в промежность, пожирая взглядом припухшие половые губки, будто специально для него распахнутые и не скрывающие клитор, и в маленькое, пульсирующее отверстие под ними, в которое так хотел залезть пальцами или чем другим…
Всё было мокро, всё было идеально и будто специально готово для него. Без проблем можно было засадить Птичкиной с любой мощью и на любую глубину ее нежного лона, не услышав ни одного болезненного стона…
И всё же, ему хотелось другого – тем более, что сам он еще не был готов «засаживать».
Не давая ни себе, ни девушке опомниться, профессор резко нырнул головой, втянул в себя аромат возбужденного женского тела… и медленно и долго провел языком вдоль пульсирующего, припухлого комочка плоти…
Глава 19
Я уже смирилась с тем, что по какой-то необъяснимой причине Багинский называет шлюхой меня, а не себя, а потому его страстный и горячий поцелуй ошарашил меня и полностью выбил из колеи.
Не то, чтобы можно было назвать колеей всё, что он со мной вытворял до этого.
В любом случае, ТАК шлюху не целуют – жадно, глубоко, с каким-то непонятным отчаянием… как будто насытиться не могут. Тем более после того, как банально накончали ей в рот.
Я даже испугалась – на мгновение мне показалось, что он сейчас объяснится мне в любви. И что я буду делать с этим объяснением на записи?
Не придумав ничего лучше, я позволила себе отключить мозги, расслабиться и отдаться этому поцелую – не думая и ничего не просчитывая. Примерно так же, как я поступила, когда поняла, что натянуть полностью раскатанный презерватив на мужской половой орган не получится ни ртом, ни даже руками.
Глупо, конечно. И очень безрассудно, учитывая его вторую профессию…
Но в тот момент мне страшно захотелось этого – наплевав на все, втянуть его идеальный, розовый, гордо стоящий член к себе в рот – так глубоко, как только смогу. Почувствовать эту сталь под бархатной кожей на языке, попробовать какой он на вкус и запомнить эти ощущения раз и навсегда…
Потому что больше я этого повторять была не намерена.
Да, я получила несколько больше, чем смогла проглотить – в буквальном смысле этого слова. Но оно того стоило.
О да… Его ошалевшее лицо, его тело, выгнувшееся подо мной дугой, словно мой рот подтягивал его над кроватью… его хриплые, неконтролируемые стоны и судорожные метания… Это ощущение победы, своей полной власти над ним… и теперешний благодарный поцелуй…
Да, и еще раз да. Без всякого сомнения. Оно того стоило.
Утонув в жарком поцелуе, я не сразу поняла, что меня перевернули на спину, и теперь я лежу под Багинским с широко распахнутыми ногами… абсолютно голая под очень короткой юбкой! И самой этой юбки уже давно нет там, где она должна быть!
Словно нарочно, как раз в эту секунду мужчина двинулся немного вперед и вверх… и ткнулся оголенным пахом прямо туда, в самый эпицентр моего естества – кожа к коже!
От толчка в глазах моих запрыгали искры и зрачки невольно закатились под веки. Совершенно не контролируя себя, я дернулась навстречу ему бедрами, ерзая и прижимаясь к начинающему восставать члену, позорно поскуливая и ничего так не желая, как снова захватить его в свой плен… И чуть не вскрикнула, когда он в нетерпении дернул полу моей рубашки в сторону и сжал оголенную грудь рукой.
Я ведь сейчас начну умолять его – с ужасом поняла. Если немедленно, прямо сейчас его распрекрасный член не окажется внутри меня, я не выдержу и превращусь в жалкое, бесхребетное существо, умоляющее поиметь ее.
И то, что я полностью выдам себя, это еще полбеды! Как я с таким позором жить-то буду? Он ведь и так думает, что я шлюха, а тут такое поведение…
Резко оторвавшись от меня, Багинский вдруг съехал по моему телу вниз. Машинально следуя за теплом его тела, я приподнялась на локтях, расфокусированным взглядом следя за его манипуляциями. Что, черт возьми, он делает?.. Что…
Ах вот что. Ну всё, мне конец. Этого я точно не выдержу.
Успев прихватить зубами запястья, я смогла подавить первый вскрик, когда его язык коснулся меня там – горячий, гибкий и мучительно, невыносимо осторожный, черт бы его побрал! Вклинился между складочек – аккуратно, будто пытался приноровиться к моим изгибам, пробовал меня на вкус… и медленно, о так медленно, задвигался – вверх и вниз, и снова вверх… очерчивая и словно специально не давая мне столь желанного трения… заставляя кусать губы и сжимать в нетерпении простыню руками…
Нет, он не издевается надо мной – поняла я вдруг совершенно отчетливо, словив его неуверенный взгляд, пытающийся прочитать мои эмоции. Он боится поранить меня! Боится лизнуть или всосать мой клитор слишком сильно, потому что… потому что… НИКОГДА НЕ ДЕЛАЛ ЭТОГО РАНЬШЕ! Или делал, но редко – слишком редко для своей второй профессии!
Он… мужчина, который занимается проституцией… не умеет делать куннилингус! Не знает, какую силу прикладывать и банально боится переборщить! Но… как? Как такое может быть?!
Туман в голове не позволил даже предположить варианты ответа. Но неясное ощущение победы над другими самками, необъяснимый собственнический восторг захлестнули всё моё существо, вытеснив все другие переживания. Наверняка, нечто похожее чувствует мужчина, когда понимает, что он у женщины первый.
Мой, ты мой! – чуть снова не закричала я, изгибаясь под ним и показывая всеми силами, что мне не больно, что наоборот – я хочу еще, больше, сильнее… что я хочу его там, внутри, хочу что он впивался в меня, чтобы трахал меня своим языком – так, как он никогда еще никому не делал…
– Моя… – услышала я словно в ответ на собственные мысли, – вся моя… ты… вся… моя…
Рыча и уже не сдерживаясь, он набросился на меня, терзая и всасывая клитор, крепко фиксируя мои раздвинутые бедра руками. Так крепко, что если бы на самом деле делал мне больно, я уже не смогла бы его остановить…
И это ощущение собственной беспомощности и открытости перед ним, понимание полного контроля над собой сводило с ума похлеще самого языка. Всхлипывая, почти ничего не видя перед собой, я наощупь хватала его за волосы, пытаясь то прижать к себе плотнее, то оттянуть от себя – когда ощущения становились слишком острыми.
И только на самом пике сладкой волны, когда уже невозможно было остановиться, поняла, что делаю это – прошу, умоляю его взять меня, кончить вместе со мной – там, внутри, куда его язык не мог бы дотянуться при всем желании…
В мгновение отстранившись и, закинув ноги к себе на плечи, Багинский схватил меня за обе ягодицы, растянул в стороны… и через секунду я уже получала то, что выпрашивала – его член во мне, на всю длину и полностью окрепший, будто и не изливался всего лишь минут двадцать назад.
Балансируя на краю оргазма, я уставилась в глаза моего мужчины, затуманенные страстью.
– Так? – облизнув губы, спросил он, не шевелясь во мне, напряженный, словно тетива лука.
Я осторожно сжала вокруг него мышцы, заставляя его резко втянуть ртом воздух.
– Да, только… не останавливайся… оххх… – он толкнулся, и уже я судорожно хватала ртом воздух, пытаясь достать его лицо через собственные колени.
– Не больно? – он снова замер, явно из последних сил.
Я захныкала от нетерпения – боже, какой он глупый…
– Нет… нет… – замотала головой, кусая губы. – Просто мне нужно… нужно сильнее… пожалуйста…
Рыкнув гортанно, он повернул голову и схватил одну из моих лодыжек зубами. Прикусил, оттянул членом далеко, почти до самого основания… и наконец взялся за дело всерьез – мощно и сильно ворвался в мое тело, шлепаясь о мои бедра своими, трахая меня так, как должен был еще вчера, так, как я мечтала, когда представляла себе потными, горячими ночами моего идеального, несуществующего профессора… Так, как никогда больше не позволю ему – тому, кто оказался подлецом.
Оргазм нагнал спустя всего пару минут такого блаженства. Всхлипывая, я пыталась отвернуться, чтобы он не увидел мое лицо – я ведь понятия не имела, как выгляжу, когда кончаю… Но он не позволил – крепко держал меня за подбородок, пристально всматриваясь, словно пытался увидеть в моем искаженном страстью лице что-то обычно скрытое. Даже глаза не дал закрыть – шипел каждый раз, когда мои зрачки уходили под веки, и ударялся в меня так, что встряхивал всё мое тело.
А потом, когда последние спазмы наслаждения улеглись, и я бессильно распласталась по постели, сбросил мои ноги с плеч и перевернул меня на живот.
– Хочу так… – выдохнул, целуя меня в шею. И подтянул меня за бедра к себе, вновь овладевая мной. И еще минут пять трахал меня так – убыстряясь и снова замедляя глубокие, основательные толчки, явно получая удовольствие от своего полного контроля над моим и своим телом – потому что я даже мышцы не могла вокруг него сжать, до такой степени обессилела.
Замычала только недовольно, когда он дотронулся мокрым пальцем до моего ануса и надавил на него – словно пытаясь прощупать мою сопротивляемость там.
Больше он не пытался, однако отчего-то это действие резко подогнало события. Перестав сдерживаться, Багинский еще несколько раз вломился в меня, тяжело дыша мне в спину, а потом замер и издал хриплый, вымученный стон, изливаясь так глубоко внутри, что на секунду мне показалось, что я снова чувствую вкус его спермы на языке.
Что? Я резко открыла в глаза. Внутри меня? Этот гаденыш только что кончил… внутри меня… без презерватива?! О, черт…
