Текст книги "Профессор по вызову (СИ)"
Автор книги: Лючия фон Беренготт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава 25
Сориентировавшись раньше меня, Багинский вскочил, набросил на мои ноги одеяло и плотно запахнул халат, чтобы спрятать уже отчетливо заметный бугор на штанах. Потом подхватил с дивана папку с моим докладом и открыл ее на первой попавшейся странице.
– Так в какую главу вы предлагаете вставить этот документ, мисс Птичкина? – деловым тоном спросил по-английски, поправляя на носу очки.
– В пятую! – выпалила я, краем глаза замечая группу людей, замерших на пороге. – В самом конце, после референса о…
– В чем дело, господа? – притворившись, что только что заметил толпу, Багинский нахмурил брови. – Кто вам позволил заходить без стука в мой номер?
– Эээ… – замычали непрошенные гости, среди которых я узнала как минимум троих – журналистку «Анталья Дейли», редактора известного антропологического издательства и одну из устроительниц конференции.
– Простите, профессор, у вас было открыто, – первой нашлась темнокожая журналистка. – И нам сказали, что новая звезда науки в этом номере… Мне было обещано интервью… Но… я вижу, вы… кхмм… заняты?
По вытянутым лицам абсолютно всех присутствующих было заметно, что они вообще не ожидали увидеть профессора, особенно в халате. Необходимо было срочно придумывать выход, потому что если на эту красноречивую сцену наложится запись, украденная мной Беловой… профессору точно несдобровать! Необходим был какой-то превентивный удар, потому что всё это явно было частью какого-то хитрого плана по мести профессору и мне…
Господи, что же делать… Мозги мои лихорадочно метались, в поисках решения, а на лице наших незваных гостей уже заметно было возмущение, наряду с недоумением.
У профессора тоже явно не было никаких идей, кроме того, чтобы на сложных щах делать вид, как он зачитывает мне главу из моего же доклада, ожидая от меня какой-то реакции – примерно так же, как он делал, когда мы с ним играли на раздевание…
Стоп! Идея родилась из ниоткуда, а через нее появилось решение всей этой ситуации. Нет, не сыграть с Багинским на раздевание перед публикой. А сыграть с ним… в другую игру. Ту, что спасет его, но будет стоить мне моей карьеры.
Картинно всплеснув руками, я вздохнула.
– Ой да ладно, Максим… – по-английски выдала, отставляя от себя чашку с кофе. – Хватит притворяться – все и так уже всё поняли. Я говорила, что рано или поздно всё узнают…
Багинский выпрямился и замер, чуть ли не нюхом пытаясь подхватить, как именно ему мне подыгрывать.
– Все… узнают? – наконец спросил неопределенно.
Также ничего не понимая, замершие в дверях зрители переводили взгляд с него на меня и обратно.
Я снова вздохнула.
– Ну конечно… Как можно долго скрывать, что мы гражданском браке? Это изначально была плохая идея, Макс. Такое не скроешь.
– О чем ты, Марго? – он всё еще не понимал, что происходит, хмурясь и продолжая перелистывать мой доклад. – Простите, господа, тут у нас…
– Это вы простите! – опомнилась журналистка, всплескивая руками. – Мы, пожалуй, пойдем… Не думаю, что в данной ситуации интервью будет… уместно… Да и вообще…
Она не договорила, ретируясь в гостиную и забирая с собой остальных… но все и так всё поняли. Никакая я не «звезда», если продвинувший меня именитый профессор – мой же гражданский муж. Это же чистой воды непотизм, неоспоримый и неприемлемый ни в одном университете мира.
Вот так-то… Снова откинувшись на подушки, я прикрыла глаза, медленно осознавая, что именно только что произошло.
Я только что призналась на публику, что все мои заслуги – это умение охмурить мужчину из «высшей лиги». И теперь за мной всегда будет тянуться подозрение, что, возможно, все мои исследования писал за меня он сам…
Зато можно будет опровергнуть всё, что будет утверждать Белова, опубликовав мою запись. Нет теперь профессора, который заставляет студентку отсасывать ему ради карьеры, нет его шантажа, нет угроз… нет использования служебного положения… А есть просто муж и жена, играющие в увлекательные «взрослые» игры. И никакой суд не докажет, что Багинский меня использовал или принуждал.
– И зачем ты это сделала? – раздраженно спросил профессор, возвращаясь обратно в комнату после того, как закрыл за гостями дверь. – Надеюсь, ты понимаешь, что тебе всё это никаким боком не поможет. Мы как «поженились», так и «разведемся» – он изобразил пальцами кавычки, – а карьеру ты свою уже уничтожила. И что теперь будешь делать? Рассчитываешь на мою помощь?
Осознавая всю нелепость и катастрофичность ситуации, я следила за ним расширенным взглядом. Невероятно, но я только что уничтожила свою карьеру ради мужчины, который даже не знает, что эту жертву я принесла РАДИ НЕГО, а не ради себя! И рассказать ему об этом я не могу, потому что это будет равносильно признанию в том, что я записывала его с целью шантажа! А я всё ещё надеялась разобраться с этой грёбанной записью без его ведома, сделать всё так, чтобы он никогда ничего не узнал…
И вдруг я разозлилась. С какого хрена я всё это делаю?! И с какого хрена он думает, что выйдет чистеньким из воды, повесив на меня решение всех наших проблем? Даже если он о них еще не знает!
– Да! – сердито выкрикнула, сверкая на него глазами. – Да, рассчитываю! Поэтому и вернулась к тебе вчера! Ты меня… приручил, ты за меня и отвечать будешь!
– Приручил? – он иронично поднял бровь.
– Да! И не надо делать вид, что тебе на меня плевать! Я… я слышала, что ты вчера мне нашептывал, когда я свалилась тебе под ноги! «Я тут, детка…», «Я с тобой, я с тобой, детка…» Я всё слышала, так и знай!
– Опять фантазируешь…
– Фантазирую?! Ах ты… – машинально рванувшись к нему, чтобы залепить пару звонких пощечин, я совсем забыла про капельницу, все еще «держащую» меня за руку. Опомнилась, только ощутив резкую боль там, где пластырем была прилеплена игла, «кормящая» меня глюкозой. Вырвавшись из кожи, игла открыла ранку, и кровь буквально брызнула из нее во все стороны.
– О господи… – отбросив папку, с побелевшим лицом Багинский бросился ко мне. Схватил за руку, закрывая струю крови оторвавшимся пластырем и ладонью, скинул с себя халат и его рукавом перевязал руку, затягивая свободный конец зубами.
Выдохнул на мгновение, вытер покрывшийся испариной лоб и резко, за шею притянул меня к себе, ткнув лицом куда-то между подбородком и шеей. Погрузившись в сладкий, ароматный и теплый рай, я сразу же закрыла глаза.
– Ну хорошо… – через какое-то время глухо произнес он мне в макушку, чуть раскачиваясь вместе со мной. – Мне не плевать.
Уже забыв, о чем мы говорили до этого, я промычала ему в шею что-то неопределенное. Ну не плевать и не плевать… Главное, чтобы не переставал держать меня вот так и тихонько покачиваться – глядишь и усну у него на руках…
– Из всех моих бывших женщин… – неожиданно продолжил он, вздувая губами мои волосы, – на тебя мне больше всех… не плевать.
– Это хорошо… – уже почти задремав, сонно отреагировала я. – Даже если считать самых богатых?
Покачивание прекратилось.
– Что?
Открыв глаза, я похлопала ресницами, фокусируя взгляд на каком-то пятне на потолке. Что я уже сказала? Судя по его тону, что-то не очень хорошее…
И действительно, разомкнув объятья, Багинский хмурился, недоуменно осматривая мое лицо.
– Что ты имеешь в виду под… «самыми богатыми»? У меня вообще не было «богатых» женщин. Разве что одна, и та давно, в студенческие годы…
Ах вот что я сказала! Чччёрт… всё же придется погрязнуть сегодня в выяснение этого вопроса. Отсев подальше, я оперлась спиной о подушки и морально приготовилась к грубостям в духе «это не твое дело!» и «как ты смеешь читать мне морали, когда сама…»
– Я имею в виду… – начала, резко выдохнув для храбрости, – имею в виду… твою вторую работу. Только пойми правильно, – поспешно затараторила, – я не сужу тебя, Макс… Просто считаю, что не надо избегать этой темы. Потому что если, как ты, говоришь, тебе на меня не плевать… то тебе придется ее оставить. Твою вторую работу, я имею в виду… Уверена, ты справишься и без нее…
Под его изумленным взглядом я окончательно стушевалась.
– Прости… просто… ты сам это начал… про твоих женщин…
Багинский подобрал отвисшую челюсть и несколько раз прочистил горло, прежде чем смог выдавить хоть слово.
– Врач, конечно, сказала, что у вируса могут быть последствия для твоей нервной системы, но вроде про мозг речи не шло… Давай-ка я ее вызову снова – похоже, тут серьезный диагноз.
И он на самом деле взял с прикроватного столика телефон и куда-то принялся звонить. Он не играет – поняла вдруг я. Он на самом деле понятия не имеет, о чем я говорю!
Значит… значит, я ошибаюсь?! Значит, каким-то образом я всё перепутала, и мой профессор не работает в эскорте в свободное от науки время?! Но как же так… зачем тогда он приходил ко мне позавчера?! Почему играл со мной на раздевание, выполняя все мои хотелки? И… почему в агентстве сказали, что это он?
Неужели это всё невероятная, невозможная по сути своей ошибка? Совпадение, не имеющее себе равных? Или он снова играет со мной?!
В голове у меня окончательно всё перепуталось, я подскочила и схватила Багинского за руку, не давая ему закончить набор номера.
– Позавчера вечером… – отчетливо и медленно, словно для ребенка, произнесла, глядя ему в глаза, – возле моего номера в соседней гостинице… появился мужчина. Там должен был появиться мужчина. Работник элитного эскортного агентства… по имени… ну или под псевдонимом Аслан. Это ведь… ты, Максим? Не так ли?
Глаза Максима Георгиевича Багинского расширились так, что я увидела в них свое отражение. Рука с телефоном медленно опустилась вниз, на колени.
– Так это ты… – прохрипел он, с заметным трудом раздвигая губы, – ты вызывала к себе… этого клоуна?!
Глава 26
В первое мгновение, как только он услышал имя пошловатого эскортника из уст не имеющей никакого отношения к нему Птичкиной, у Багинского случился ступор. Полнейшее оцепенение охватило его тело и мозг, заставив все мысли испариться, а мускулы расслабиться настолько, что невозможно стало держать в руках телефон – не то, что набирать на нем номер.
Пропало всё – эмоции, желания, решения… обиды, включая не вполне осознанный комплекс неполноценности перед девушкой, которая оказалась талантливее его самого…
И вдруг, вот так просто, озарение вспыхнуло в полностью очищенном от шелухи мозгу.
Так вот что произошло!! Она думает… что он, Багинский, эскортник и есть! Невероятное, невозможное совпадение, из-за которого и Птичкина и вела себя с ним так, как вела – раскованно, смело, безрассудно! Не она была шлюхой той запоминающейся ночью, а… он сам! Во всяком случае, в ее воображении, потому что должен был прийти не он, а… Аслан! Его она ждала той ночью!
– Так это ты… – прохрипел он, еле раздвигая онемевшие губы, – ты вызывала к себе… этого клоуна?! И думала, что он – это я?! А я… я думал, что ты сама…
Ответить Птичкина не успела. А возможно, и успела, но он ничего больше не услышал – зашелся в исступленном, почти истерическом хохоте. Как известно, мозг реагирует на непонятное ему смехом, а в данном случае, несмотря на озарение, вскрылось столько всего непонятного сразу, что кроме как расхохотаться, ничего другого ему не оставалось…
– Как?! Как ты могла вызвать это… это… чудовище… – не в состоянии больше находиться в вертикальном состоянии, Багинский упал на кровать и схватился за живот. – Ты вообще видела, кого вызывала? И зачем? Зачем ты… ох… не могу… ЗАЧЕМ ты его вызывала?!
Отсмеявшись и чуть успокоившись, он понял, что Птичкина не хохочет вместе с ним, хотя, по идее, тоже должна была кататься по кровати. Повернув к ней голову, он встретился с ее ошалевшим взглядом. Похоже, она до сих пор не понимала, что произошло.
– Ты… – выдохнул он, протягивая к ней руку и заметив, как она дернулась от него словно от сумасшедшего, – ты думала, что я проститут? Серьезно, Птичкина? Ты считала, что я, Багинский Максим Георгиевич, руководитель кафедры антропологии, доктор наук с мировым именем, преподававший в Принстоне в качестве почетного гостя, работаю… в ЭСКОРТ-АГЕНТСТВЕ? Поэтому переспала со мной?!
Огромные, как блюдца, глаза Маргариты Птичкиной заблестели слезами. Ей явно было несмешно.
– Но ты ведь пришел… как раз, когда они позвонили… в ту самую минуту! Он… я… ты…
Забросав его местоимениями, Птичкина вдруг сорвалась с кровати и кинулась в ванную комнату. Захлопнула дверь раньше, чем он успел повернуть в обратную сторону голову и провернула в замке ключом. И тут же он услышал ее глухие, истерические рыдания – явно в какое-то полотенце.
Чёрт! Не надо было так над ней смеяться. Над собой бы лучше посмеялся – вёл себя с ней как полный идиот, как мальчишка на эмоциях…
Багинский посерьёзнел. Нет. Не как мальчишка. Как подлец. Как законченный и полноценный мерзавец, да еще и с признаками пассивной агрессии.
Уверился в том, что девушка, отдавшая ему девственность – зашитая шлюха, подстилка Шапошникова. Возненавидел ее за то, что сам же в нее и влюбился. Позже – когда понял, что она еще и талантлива, придумал подлую и низкую месть, питающую его покоробленное эго. А теперь, когда всё открылось – хохочет над ее ошибками, вместо того, чтобы валяться у нее в ногах и просить прощения.
Багинский всегда старался быть честным с собой – хотя бы потому, что умел анализировать себя лучше любого психолога. Попробуй тут пообманывайся, когда любой тайный мотив машинально тащится на поверхность из подсознания под нещадные лучи собственного интеллекта.
Вот и тут, как бы он ни хотел продолжать держать Птичкину в своих сексуальных игрушках, не смог больше найти этому морального оправдания. Да, он не знал, что она не шлюха, и это хоть как-то умаляет его вину перед ней. Но ведь теперь знает? Понимает даже, зачем она устроила ему вчера это представление, издевательски подтверждая, как использовала его и как играла с ним во влюбленную.
– Ты хотела сделать мне больно, правда? – спросил он по направлению к закрытой двери ванной. – Вчера, когда врала мне… ты специально это делала? Чтобы я почувствовал себя также плохо, как и ты?
Рыдания за дверью прекратились, но перегородка была настолько тонкой, что он слышал, как девушка тяжело дышит, вероятно собираясь с силами для ответа.
– Если так, то… у тебя получилось, – спустя минуту продолжил Багинский – всё также, в закрытую дверь. – Я действительно почувствовал себя отвратительно – как использованный презерватив. Что удивительно – я ведь уже знал до этого, что ты… от Шапошникова, но надеялся в глубине души, что ошибался. Очень надеялся, что всё это какая-то жестокая, невероятная ошибка… Без конца анализировал, прокручивал у себя в голове варианты, как ты можешь оказаться «не такой»… Предположил даже, что Шапошников заставил тебя переспать со мной – возможно шантажом или еще чем… А потом… потом ты взяла и сама во всем призналась. И я почувствовал себя так плохо, словно умер внутри… Видеть тебя больше не мог. И не видеть тоже… Прости меня, Птичкина, а? Я вёл себя, как полный кретин.
Он не знал, что еще сказать – и так уже перешел все мыслимые границы своего раздутого женским вниманием достоинства. Если ей надо больше – вряд ли у него хватит на это моральных сил.
Время шло, и когда Багинский уже перестал надеяться… замок в двери с громким щелчком провернулся обратно.
Это приглашение – понял он. Маленький шажок к нему навстречу.
Ну что ж… тогда и он шагнет – в буквальном смысле этого слова. Подхватившись, Максим пересек в несколько шагов спальню, рванул на себя незапертую дверь ванной комнаты… и, не удержавшись, громко охнул. И сразу же, мгновенно вспотел от захлестнувшего его животного возбуждения.
В одних лишь тонких трусиках и лифчике, опершись коленом о ванну, Птичкина сосредоточенно заклеивала ранку на руке новым пластырем, явно взятым из аптечки, которую она нашла в настенном шкафу. Сброшенный гостиничный халат лежал у ее ног, словно белоснежная пена в ногах у Афродиты.
Медленно, смакуя каждый сантиметр, Багинский опустил взгляд к этому недостойному обрамлению прекрасного женского тела… и поднял глаза снова, останавливаясь на идеально округлой попе, которую вчера успел и осмотреть, и пощупать.
– Я думал, ты здесь плачешь… – хриплым голосом произнес, не отводя взгляд, словно обращался к попе, а не к ее хозяйке.
Птичкина ойкнула, вероятно неловко прикоснувшись к ранке, и попа деликатно вздрогнула, напоминая Багинскому о нескольких весьма приятных минутах, проведенных с ней наедине.
– Я и плакала… – хмуро ответила девушка, выпрямляясь и лишая его прекрасной картины. Пришлось поднять взгляд и посмотреть ей в глаза – суровые и обиженные одновременно. – Но человеку либо больно, либо грустно, вместе не бывает. Поэтому я тебя и впустила – мне стало больно, и я перестала хотеть тебя убить.
Стараясь не думать о том, что сейчас хочется ему, Багинский медленно кивнул.
– Понимаю… Так ты меня простишь?
К его удивлению, Птичкина вдруг отвела взгляд и принялась кусать губы – так, как бывает, когда не могут решиться что-то сказать. Или что-то скрывают.
– Прощу, если… выполнишь одну мою просьбу, – наконец выдала она, снова вперив в него взгляд.
– Любую! – тут же отреагировал он и сощурил глаза, кое-что вспомнив. – Эта та же просьба, которую я проиграл в нашу с тобой игру позавчера? Или другая?
Птичкина покраснела.
– Другая. Поклянись, что выполнишь…
– Клянусь. Если это в принципе выполнимо. Так, а что же с первой просьбой? Сдается мне, она интереснее, чем вторая…
Уже начав подкрадываться к девушке, он заметил, как грудь ее колыхается под тонким лифчиком, словно ей стало трудно дышать. Так и есть! Это была просьба сугубо сексуального характера! От возбуждения Багинский уже чуть не прыгал…
– Это была просьба к эскортнику и стриптизеру, а не к профессору антропологии! – выпалила Птичкина, уже вся пунцовая. – И сейчас на это все равно нет времени! У меня есть дела! Важные… Стоп! Ближе не подходи!
Уже предвкушая, какой бархатной будет ее кожа на ощупь, Багинский немедленно остановился. Ещё не хватало сейчас спугнуть ее!
Нет, с такими надо хитростью, а не напором. И он решил еще раз обхитрить ее – примерно так, как уже пытался в их занимательной игре позавчера. Только в прошлый раз всё это было именно игрой, а тут он чувствовал, всем своим нутром чувствовал, что вторая просьба для нее важная – и ради нее Птичкина пойдет на многое.
– В общем… давай так, Марго… – предложил он самым благодушным голосом, на какой только был способен. – Ты меня прощаешь, я выполняю твою вторую просьбу… но только после того, как ты рассказываешь мне о первой. И если она мне понравится, я это с тобой… делаю. А после этого, отдохнувшие, мы едем кататься по местным гротам. Говорят, они потрясающие. Ну как? Идет?
У Птичкиной был такой вид, словно ее одновременно шибанули током, заморозили и как следует пропарили в сауне. Прижав руки к груди, она будто боялась лишний раз вдохнуть. Или… выдохнуть?
Наконец, после ооочень долгой паузы, девушка облизнула пересохшие губы, шумно сглотнула слюну и кивнула.
– Х-хорошо… – сдавленно произнесла, чуть заикаясь. – Я согласна. Только… это не про меня просьба была. То есть… то, что я хотела… чтобы ты сделал… это н-не со мной. Это… с-с-с… тобой.
Глава 27
– Со мной? – Багинский в недоумении выгнул брови. – Что ты имеешь в виду?
Мне стало совсем стыдно. Как я это словами выражу? Что я хочу, чтобы ты передо мной… подрочил? Потрогал себя там? Первое звучит донельзя пошло, второе глупо и по-детски. Эх, всё-таки русский язык не приспособлен для секса…
Однако же, я подловила моего профессора на слове, выудив из него обещание, что если я расскажу ему о том, что хотела от него позавчера во время наших сексуальных игр, он выполнит мою вторую просьбу, которая куда важнее первой…
Я уже поняла, что обещания свои Багинский выполняет. Значит, надо как-то ему рассказать…
Стоп! А в чем проблема рассказать? Это ведь не означает, что я должна немедленно позволить ему это сделать! Да, хотела, чтобы ты довел сам себя до оргазма у меня на глазах, но теперь… пока… не хочу. Потому что неудобно, потому что думала, что ты эскортник, а теперь вот… знаю, что нет. Не камильфо.
И я всё ещё не могла поверить в это! Боже мой, как я могла так ошибиться?! Почему не удостоверилась, не расспросила его, не перезвонила Леське, в конце концов! Как полная идиотка внушила себе, что таких профессоров не бывает, и что всё это игра, заказанная для меня подругами! А они, судя по всему, и не собирались удовлетворять мои тайные мечты – послали мне для смеха какого-то пошленького проститута, красная цена которому сто пятьдесят баксов в базарный день.
Теперь понятно, почему Багинский думал, что я шлюха. Разве же порядочная девушка так бы вела себя с вышестоящим академиком, заглянувшим оценить ее работу?
Но про «тогда» мы уже выяснили – произошло невероятное совпадение и моя распущенность была объяснимой и оправданной. А как мне теперь сохранить лицо, когда я знаю, перед кем стою? Он же совсем меня уважать перестанет, когда услышит, какие у меня эротические фантазии.
Профессор, между тем, времени не терял. Задумавшись, я и не заметила, как он снова оказался близко, практически прижимаясь к моему боку. Халат его распахнулся, и сквозь тонкие шаровары я очень хорошо ощущала, насколько он готов услышать о любых моих пожеланиях.
– У нас нет времени… – снова попробовала отбрыкаться я, ничуть не лукавя. Времени действительно не было – нужно было куда-то бежать, искать Белову, пытаться каким-то способом выцыганить у этой гадины мою запись, возможно даже опуститься до банального грабежа или шантажа. В идеале хорошо бы всё решить до того, как профессор узнает, что я записала аудио с нашими постельными играми.
Думать о том, что делать, если Белова уже успела с этой записью что-то сделать, не хотелось. Да и в принципе – честно призналась я себе – думать, когда рядом мужчина, от которого плавятся мозги и подкашиваются коленки, не хотелось от слова совсем.
Судорожно выдохнув весь воздух, который держала в груди, я повернула голову и без единого слова притянула Багинского за шею к себе – в долгий, жаркий и очень красноречивый поцелуй.
Целовались мы вечность. Так долго, что я успела забыть обо всем, кроме этого поцелуя – кроме его губ, умелых и знающих меня, и вместе с тем каких-то… невинных, что ли… во всяком случае по сравнению с тем, что я о них думала раньше.
Он настоящий! – поняла в друг я посреди этой неги, блаженствуя и теряя себя в его объятьях. Он самый что ни на есть настоящий! Мой красавец профессор, а никакой не актер и не проститут, играющий в профессора! Боже, какое это счастье – после стольких лет найти его, вопреки всему найти мужчину, у которого блестящие мозги сочетаются с идеальной внешностью! И не просто найти, а заинтересовать его, сделать так, чтобы между нами «кликнуло»! Ведь так не бывает в жизни, чтобы всё совпало – все галочки, все нюансы и детали…
Это ведь все равно что в лотерею выиграть. Один шанс на несколько миллионов.
Ошарашенная этой мыслью, я резко отстранилась от Багинского, во все глаза пожирая его взглядом. Неужели это правда? – крутилась в голове единственная мысль. Неужели я действительно нашла его – вот такого, идеального, словно вышедшего из моего давнишнего сна? И не только нашла, но и заставила в себя влюбиться?
Так чего ж я сомневаюсь и стесняюсь его? Ведь понятно же, что это и есть моя судьба. Моя половинка. А значит – примет всё, что я могу ему предложить.
Облизнув ноющие от поцелуя губы, я наконец выдавила то, что очень долго не могла произнести вслух.
– Я хотела… хотела, посмотреть, как ты… ну… м-мастурбируешь. Ой! – наваждение спало, как только я произнесла позорные слова вслух, и мне снова стало дико стыдно. Закрыв рот ладонью, я попыталась отвернуться от него, спрятать голову в плечи, уйти в себя, да поглубже…
Но он не позволил. И не стал смеяться надо мной – наоборот, подхватил мой подбородок пальцами и вернул в поцелуй, на этот раз короткий, хоть и не менее жаркий.
– Это самая эротичная вещь, которую я слышал за свою жизнь, – выдохнул, как только оторвался от меня. – Думаю, что кончить перед тобой я смог бы и не трогая себя… просто от того, что ты на меня смотришь… вот так.
– Но я хотела… – вырвалось у меня невольно, и я снова вспыхнула, не договорив.
Он коротко рассмеялся, чуть отстраняясь и начиная развязывать тесемку на пижамных штанах, и так сидящих слишком низко на бедрах.
– Ты хотела, чтобы я именно потрогал себя, не так ли Птичкина?
Штаны вместе с боксерами скользнули вниз по бедрам и хорошо прокачанным ногам, улегшись на пол мягкой горкой. Не выдержав, мой взгляд скользнул следом, остановившись на полностью возбужденном члене, направленном в мою сторону.
От одного только вида в бедрах словно огонь вспыхнул, ноги ослабли, а рука сама по себе потянулась к нему… Боже, что я делаю… Жар поднялся до груди, залил шею и щеки, и уже было непонятно, возбуждение это или стыд.
Это ведь теперь не проститут, с которым можно вести себя как угодно, потому что «уплочено»… Ты знаешь, что Багинский – настоящий профессор, мало того – мужчина, тот, с которым ты теперь будешь видеться каждый день, с которым у тебя будут… отношения. Можно ли быть с ним такой? Честной до полного бесстыдства?
Можно! – твердо ответил кто-то внутри меня, годами мечтавший о таком вот мужчине. Умном, красивом, с кубиками на животе и членом, который само совершенство. И сейчас я это совершенство возьму в…
– Ну уж нет, – мою потянувшуюся руку легко отбили в сторону. Дернув головой вверх, я ошалело уставилась в усмехающиеся глаза Багинского. – Ты не это заказывала, Марго. Так что смотреть можно, а руки распускать – нельзя. Пока, во всяком случае.
От стыда уже наверняка вся багровая, я шарахнулась от него к двери, готовая выскочить и бежать отсюда куда глаза глядят… но не смогла, взглядом зацепившись за его руку, которая, медленно, пройдясь по крепкому животу, скользнула ниже – к черной поросли в паху… а потом, все так же медленно огладила возбужденный мужской орган по всей его длине, задерживаясь на головке и размазывая по ней прозрачную каплю смазки…
Скопившуюся во рту слюну невозможно было проглотить тихо. Наверняка, Багинский услышал это и сейчас снова рассмеется надо мной. Но сбежать я уже не смогла бы, даже если бы очень захотела – ноги буквально вросли в плитку пола ванной, а спина в дверь. Я даже взгляд оторвать от его члена больше не могла. Так и стояла, замерев, словно меня околдовали – только зрачки двигались следом за его рукой, уже успевшей охватить член пальцами…
– Нет, так тоже не пойдет… – сиплым голосом сообщил мне Багинский спустя всего несколько секунд медленной, но несомненной мастурбации. – Ты ТАК смотришь, что твоё шоу кончится, не успев начаться… Давай-ка кое-что подкорректируем.
Отпустив член – а заодно и меня «расколдовав» – он повернулся и шагнул в просторную, остекленную кабинку душа, одновременно в нем открывая в нем воду. Не дожидаясь, пока она нагреется, шагнул под хлесткие, прохладные струи и поежился.
– Ух ты! Холодная… – прокомментировал, снова поворачиваясь ко мне и явно красуясь, мокрыми руками растирая тело… спускаясь к члену и почти касаясь его… но тут же отводя руку, словно передумал. И каждый раз у меня дыхание перехватывало в ожидании того, что сейчас, вот уже сейчас продолжится моё «шоу».
– Ты не против, если я заодно помоюсь? – нарочито небрежным голосом спросил Максим и, не дожидаясь ответа, выдавил на руку мыла из висящей на стене матово-синей бутыли. Я закусила губу, чтобы не заскулить от нетерпения, и мотнула головой. – Ну вот и отлично… А то со вчера еще в душе не был…
И словно не замечая меня, принялся спокойно намыливаться – сначала плечи, потом грудь, голову даже помыл, стащив с волос маленькую, черную резинку… Потом медленно, закрыв глаза, спустился мыльными руками к паху… намылил его… и не затронув хозяйство, перешел к ногам.
– Ах ты зараза… – процедила я, уже втянув воздух, предвкушая встречу его руки и члена.
Багинский немедленно приоткрыл один глаз, выгибая бровь.
– Что-то сказала, Птичкина?
Отводя глаза, я пробурчала что-то неразборчиво-ругательское.
– Неужели тебе не нравится мое представление? – в голосе его прозвучали обиженные нотки, которые немедленно сменились на тягучие, бархатно-хрипловатые, от которых мурашки тут же побежали вдоль позвоночника. – Может, подскажешь мне, что делать дальше? А то я, знаешь ли, ничем подобным раньше не занимался…
Не дрочил в душе, что ли? – чуть не зарычала я на него. Ты серьезно? Я понимаю, если в куни ты не эксперт, но в мастурбации-то, которой каждый мужик по нескольку раз на дню занимается, уж всяко должен разбираться!
Однако по всей видимости, Багинский не шутил и, действительно, ждал от меня указаний.
Указаний? Или… грязных разговоров?! – осенило вдруг меня.
О боже… Он хочет, чтобы я сказала ему… чтобы я попросила…
– Чего ты хочешь, Марго? – неожиданно жестким голосом подтвердил он мои опасения. – Скажи мне, или я продолжу намыливать всё, кроме…
– Да положи уже руку на член! – выпалила я на одном дыхании, боясь, что передумаю. И тут же зажмурилась.
– Так? Просто положить?
Еле услышав вопрос от грохочущего в ушах бешенного пульса, я открыла глаза – его рука действительно лежала на члене – открытой ладонью вниз, касаясь, но не охватывая его пальцами.
– Нет… – я облизнула губы, пытаясь совладать с дыханием. – Обхвати его… сожми…
– Ммм… – он застонал раньше, чем выполнил мое указание, словно мои слова возбудили его сильнее, чем действие. Запрокинул голову, позволяя воде струиться по его лицу и груди, смывая пену… Но всё это я видела уже переферийно, потому что взгляд мой снова намертво вцепился в то, что происходило ниже – там, где намыленная, мужская рука ритмично скользила вверх и вниз по всей длине его возбужденного органа.
– Так, Марго? Это то, что ты хотела видеть? – сдавленно спросил Багинский, вновь опуская голову, сам наблюдая за тем, что делал с собой.
– Да… – вырвалось у меня помимо моей воли. – О да…
Он вдруг зашипел, явно заставляя себя притормозить, и от мысли, что он чуть не кончил от моих слов – вот так просто, от того, что мне нравится смотреть на него – у меня окончательно всё поплыло и закружилось в голове. Колени стали совсем ватными, стоять стало совершенно невозможно… Медленно, утягивая за собой висящее на двери полотенце, я съехала на пол. И только тогда – с размаху плюхнувшись на попу, почувствовала, что между бедер уже всё скрутилось в готовый взорваться, горячий и тугой комок…
– Смотри на меня… Смотри, Марго… уже скоро… совсем близко… – подгоняя то ли меня, то ли себя, Багинский говорил теперь почти не останавливаясь, поедая меня темным, обжигающим взглядом. И каждое его слово, каждый прерывистый вымученный вздох распаляли меня всё сильнее, заставляя сжимать ноги, чтобы создать между ними то самое, сладкое, ритмичное трение, поймав которое, уже очень трудно остановиться, где бы вы ни были…
