Текст книги "Профессор по вызову (СИ)"
Автор книги: Лючия фон Беренготт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава 22
– Даже не знаю, что вам и сказать, мистер… такие резкие колебания температуры тела могут быть вызваны как переохлаждением, так и вирусом. Иногда даже сильным стрессом.
– Стрессом?
– Да. В редких случаях. Что совершенно не умаляет последствий этого… приступа. Чем бы он не был вызван, на фоне произошедшего у девочки могут развиться, к примеру… тромбозы. Или хроническая астма. Или нарушения нервной системы, что уже грозит частичным параличом. Или…
– Я понял, понял, доктор. Не нужно так подробно объяснять.
– Простите, но я договорю. Не знаю, какие между вами отношения, но если она была… беременна, то почти наверняка потеряет ребенка. Плод человека обычно не переживает температуру выше сорока.
Выше сорока?! У меня было… сорок?! Да у меня никогда в жизни не было сорок!
В комнате вокруг меня наступило молчание, и в почти идеальной тишине я услышала, как мужчина рядом со мной громко глотает.
– Она… была беременна? – сухо спросила женщина.
– Н-нет, что вы…
– Ну, вот и хорошо. Состояние девочки стабилизировалось – не думаю, что ее нужно забирать в стационар. Пусть отдыхает, а к полудню подъедет медсестра, снимет капельницу. Если температура не поднимется, уже сегодня она может вставать и делать всё, что обычно, только аккуратно, без лишних усилий. И еще, мистер…
– Багинский.
– И еще, мистер Багинский. Кем бы вы ей не приходились, постарайтесь избавить ее от ненужного стресса. Хотя бы на ближайшие дни.
– Разумеется. Я провожу вас, доктор.
Рядом со мной что-то зашуршало, кровать слегка выгнулась, словно с нее вставали, и в руке моей что-то болезненно кольнуло повыше локтя. Капельница – поняла я, не открывая глаз. В меня же воткнули чертову капельницу!
Наверняка, там просто глюкоза или что-то витаминное, но всё же… ЧТО СО МНОЙ БЫЛО?!
Не могла же я так сильно испугаться перспективы оказаться на месте того бомжа, что из-за этого пришлось скорую вызывать? Или могла?
Да нет, принялась успокаивать я себя. Я не могла быть настолько… меркантильной и мелочной – воспитание не то. Наверняка, меня просто… продуло. Так ведь докторша сказала? Продуло или вирус одолел…
Ага, а к Багинскому тебя тоже вирус пригнал? Или то самое «продуло»?
Отвернувшись, я застонала от омерзения к самой себе – неужели я и в самом деле вчера бросилась в ножки к влиятельному мужику, испугавшись бедности? Хотя бросилась я скорее в ручки, нежели в ножки, но тем не менее…
– Марго… – в ответ на мой стон Багинский снова оказался подле меня, падая рядом на кровать. – Марго, ты очнулась…
На лоб мой легла рука, на этот раз показавшаяся мне горячей. Ага, значит, температуры больше нет. Уже хорошо. Хотя, неизвестно, что было лучше – нормальная температура или то, что Багинский называет меня «Марго». В смешанных чувствах я снова застонала.
– Плохо? – забеспокоился мой профессор. – Тебе плохо, детка?
– Ммм… – неопределенно промычала я, поворачивая голову, чтобы его рука скользнула мне на щеку, и наконец ответила. – Не могу пошевелиться… Что со мной?
– У тебя был жар. Очень сильный. Врач сказала, это похоже на однодневный вирус. Но всё уже прошло – могу помочь тебе перебраться в твой номер. Тебе надо много пить и как следует отдохнуть, Марго…
Ага, значит, про стресс решил не говорить. Но ведь я-то знаю, что он слышал от врача. А значит… выгнать меня насильно он вряд ли посмеет.
Я решила, что грех этим не воспользоваться. В своих же мотивах я разберусь позже, когда сделаю его на самом деле «моим».
Прикусив губу, я сделала вид, что начинаю плакать.
– Мне было так страшно вчера… Там, на берегу… так страшно…
И вдруг почувствовала, как он весь напрягся. Руки вцепились мне в плечи, заставляя испуганно отрыть глаза.
– Тебя кто-то обидел вчера? Ты ходила по берегу одна? Отвечай, Марго! Что с тобой случилось?
Под его интенсивным взглядом я почти натурально всхлипнула.
– Меня никто не тронул, Макс… но я… очень сильно напугалась. Там бомжи, психи… наркоманы… а я была совсем одна и так одета, словно я… проститутка… А потом побежала к тебе, и вот…
Его лицо потемнело, потом разом покраснело, и тут же, на удивление быстро, побелело – вероятно, сначала в своем воображении он прогонял от меня бомжей и наркоманов, потом устыдился, что выгнал меня поздним вечером на улицу, а потом представил, как находит меня поутру мертвой.
Я почти улыбнулась, спохватившись в самый последний момент перед тем, как мои губы растянутся в стороны. Вот! Это именно то, о чем я молилась вчера! Всё-таки Бог есть! Багинский страдает!
Я снова бессильно вытянулась в постели.
– Не думаю, что скоро смогу заставить себя выйти на улицу… – страдальческим голосом протянула, глядя куда-то в пространство. – Я так напугалась вчера… Но если ты настаиваешь, я попробую, Макс… Мне и идти-то недалеко…
Я сделала вид, что пытаюсь вытащить капельницу из руки.
– Нет, что ты… – он крепко схватил меня за руку, прижимая к кровати, словно приковывая. – Оставайся. Я пойду, закажу нам что-нибудь поесть…
Аллилуйя! Я в буквальном смысле услышала поющие голоса ангелов при этих словах. Скрывать улыбку стало совсем трудно, но я очень сильно постаралась и, отвернувшись, глубоко вздохнула.
– Прости, что надоедаю тебе…
Он отмахнулся.
– Оставь… Врач сказала, тебе можно есть, но что-нибудь легкое, вроде каши. Любишь кашу?
Не удержавшись, я капризно сморщила нос.
– Терпеть не могу! Ой, то есть, если принесешь, я, конечно, съем… Не надо так стараться ради меня.
Он снисходительно улыбнулся.
– Если не хочешь, можешь оставаться голодной. Но предупреждаю – сил на то, чтобы поработать со мной над твоей будущей монографией у тебя не будет.
И не успела я выдать себя восторженным аханьем, он вышел из комнаты, оставляя меня изображать выкрики «ес!» в полной тишине и одиночестве.
Надеясь, что он не установил в комнате камеру, я изможденно упала на спину, чуть не выдернув из руки капельницу. Невероятно, как поворачивает события один маленький невинный вирус. Еще вчера я была абсолютно уверена, что Багинский не простит мне моих слов, а я ему – его поведения! Да и сама собиралась шантажировать его записью с жучка. А теперь вот валяюсь у него в постели и жду, когда он придет, чтобы покормить меня с ложечки овсяной вашей…
Запись! – внезапно вспомнив, я снова села в кровати. Как же я могла забыть про свой жучок? Похолодев сердцем, я попыталась перегнуться через кровать, чтобы проверить, приклеен ли к ножке кровати оставленный мной миниатюрный дивайс…
Чёрт побери! Капельница, установленная с другой стороны кровати, не пускала меня!
Однако, жучок необходимо было снять как можно скорее – иначе только что установленное перемирие между мной и Багинским в опасности!
Вытащить из руки капельницу? Я лихорадочно соображала. А что я ему скажу? Да и как у меня сил хватило? Я ведь изображаю обессиленную болезнью одалиску, а тут он заходит – а я выдрала из руку капельницу, да еще и кровью полкровати залила…
Придумав наконец, что делать, я быстро метнулась на другой конец кровати, схватила стенд с капельницей, предварительно вытащив его из розетки, и повела вокруг двуспального ложа, передвигаясь следом по периметру.
Замерла на секунду, услышав голоса из соседней комнаты… поняла, что это Багинский разговаривает с комнатной прислугой, вероятно делая заказ еды, и двинулась дальше вокруг кровати.
Наконец, достигнув приблизительной точки, под которой должна быть ножка с приклеенным на нее «жучком», упала на живот и, держась одной рукой за столб капельницы, вытянула вниз вторую, пытаясь нащупать под матрасом деревянный остов кровати.
Поводила рукой туда-сюда и вверх-вниз, ничего не нащупала и на секунду расслабилась, собираясь с силами. Наверняка, жучок ниже. Придется рискнуть тем, что я свалюсь на пол.
Резко, чтобы не передумать, я нырнула вниз и уперлась рукой в пол, медленно сползая телом с высокого матраса, головой вниз.
Остановилась, когда из-под «юбки» кровати показалась деревянная ножка… спустилась так, чтобы иметь возможность ее рассмотреть…
– Ты что делаешь, Марго?
С ужасом, не веря, что так глупо попалась, я медленно повернула голову и уставилась на мужское колено в пижамных штанах, опустившееся рядом с моей головой.
– Я… тут… это… – глухо промычала, не зная, что ответить.
– Что, там??
Он наклонился и вместе со мной принялся разглядывать прикроватное пространство.
Крепко вцепившись свободной рукой в матрас, я повернула голову вперед и, подбадривая себя, взглянула на крепкую, деревянную ножку, заранее соображая, как я буду оправдываться.
И вскрикнула, теряя равновесие и кубарем скатываясь с кровати на пол.
Этого я СОВСЕМ не ожидала. «Жучка» под кроватью… не было.
Глава 23
Прислушиваясь к тому, что происходило за дверью, Багинский усмехнулся. Неужели девчонка и в самом деле решила, что он купился на ее дешевые выкрутасы? Что не может отличить серьезную болезнь от вируса-однодневки и не знает, что в капельнице у нее – обыкновенная глюкоза?
Какая наивность, однако… Милая наивность, надо сказать. Настолько милая, что он, пожалуй, простит ей эту маленькую хитрость и сделает вид, что поверил. К тому же это даст ему возможность оставить девчонку у себя – без какого-либо урона для своего достоинства. Не выгонять же эту умирающую лебедь на улицу, в самом деле – пусть ему и понятно, что дела пошли на поправку и она вполне может выздоравливать у себя в номере.
Максим Георгиевич нахмурился, вспоминая отвратительное завершение их вчерашнего вечера – ох и наговорила же она ему… всю натуру свою подлую раскрыла перед ним, всю свою лживую, продажную сущность.
Он, понятное дело, и так подозревал, что его гостья – подстилка, которую подсунул ему бывший научник. Но одно дело подозревать, а другое – услышать подтверждение тому из ее же собственных уст.
Ну что ж… в таком случае он не будет сильно расстраиваться, если Птичкина залетела от него и вот-вот потеряет те несколько оплодотворенных клеток, которые и «ребенком»-то назвать трудно. Последнее, что ему нужно – это ребенок от окрутившей его хитрой и подлой шлюхи.
И все же, по какой-то непонятной причине, мысль о том, что Птичкина вернулась и лежит сейчас у него в постели, была ему весьма и весьма приятна. Что бы ни напугало ее вчера – он готов был сказать этому что-то «огромное спасибо». Потому, что, если бы она не вернулась, он бы сдался и побежал за ней сам. Да он и побежал – якобы чтобы отдать ей забытую у него в номере папку с бумагами. Вернулся, даже не доехав до первого этажа – понял, как жалко это будет выглядеть.
И, как оказалось, правильно сделал, хоть это и стоило ему бессонной ночи – в начале у окна, нервно глотая коньяк, потом у ее постели, бегая вокруг нее и ожидая врача.
Зато теперь… Рот его растянулся в довольной улыбке – о да… Теперь Птичкина снова у него в постели. Приползла к нему, поджав свой лисий хвостик, готовая на всё, что он готов ей предложить…
В таком расположении сил он готов был замутить с ней снова.
И, чем черт не шутит, возможно Зизи из бара окажется неправа, и даже такая откровенная подстилка, как Птичкина, поддается перевоспитанию и вполне себе может влюбиться в объект своего внимания. Иначе… зачем бы она прибежала к нему, как только почувствовала себя в опасности?
Вот только зря он сказал ей про монографию – надо было еще немного подержать девчонку в подвешенном состоянии. Пусть бы думала, что из него больше ничего не выдоишь – тогда у него появилась бы возможность проверить, насколько она честна в своем желании быть с ним…
Погруженный в довольно приятные размышления, Багинский открыл дверь на вежливый стук, будучи уверен, что принесли заказанный завтрак.
– Белова? – нахмурился, уставившись на как всегда расфуфыренную аспирантку. – Что тебе нужно? Я, кажется, просил не беспокоить меня до одиннадцати…
Вытянув шею, девушка изо всех сил пыталась заглянуть в комнату.
– Простите, что помешала, Максим Георгиевич… У вас выключен телефон, а нас с Ваней уже достали звонками – все спрашивают про новенькую… как ее там… Птушкину? Она пропала после выступления.
– Птичкину, – с нарастающим раздражением поправил ее Багинский. – Ну и что, что спрашивают? Перенаправляйте всех к моему секретарю – у нее на всё есть ответ.
Белова помялась и чуть нагнула голову, пытаясь теперь заглянуть в комнату между его локтем и телом.
– И всё же… хотелось бы хоть как-то отвечать… хоть приблизительно. А то вы вчера сделали из нее звезду, а потом куда-то утащили, и с концами. Журналистка эта звонила несколько раз… Дайте хоть какую-то индикацию, что отвечать, а то ведь они и полицию могут вызвать.
На мгновение ему показалось, что в голосе Беловой прозвучали угрожающие нотки – словно она сама может вызвать полицию, если он немедленно не предъявит ей Птичкину. Багинский вздохнул. Вот только этого ему сейчас и не хватало – шантажа и угроз со стороны его же личной команды!
– Если тебе так интересно, Белова, Маргарита Птичкина разболелась от вчерашних переживаний. У нее поднялась температура и она отлеживается у себя в номере. Я с ней на связи. Скорее всего, к вечеру ей уже станет лучше, и она сможет дать короткое интервью…
– Понятно… – рассеянно проговорила Белова. – Ее, кстати еще вчера искали, я хотела вас предупредить, зашла к вам, а вас не было… и дверь была открыта…
– Когда ты ко мне заходила? – не понимая, как он мог такое пропустить, Багинский нахмурился. – В котором часу?
– В районе десяти вечера. Вас не было, Максим Георгиевич, и дверь была…
– Слушай… мне некогда! – уже в нетерпении, он поморщился и, давая понять, что бесполезный разговор окончен, начал перед ней закрывать дверь. – Меня не было, потому что я спускался в лобби. И, если ты закончила предъявлять мне совершенно непонятные претензии, я пожалуй откла…
– Нет, нет, Максим Георгиевич, – замотала головой Белова, – я не для этого пришла. Понимаете, я позволила себе зайти вчера – ну, мало ли что могло случиться… и обнаружила вот этот…
– Прошу прощения, мисс, – по-английски прервали девушку сзади.
Уже вытаскивая что-то из-за пазухи пиджака, Белова в недоумении оглянулась, пропуская тележку гостиничного сервиса, управляемую коридорным.
– Романтический завтрак для двоих плюс овсяная каша, в номер… четыреста пятнадцать? – заглядывая в книжечку, свисающую с пояса, спросил коридорный и, кивнув самому себе, с достоинством прокатил тележку мимо остолбеневшей Беловой, внутрь гостиной Багинского.
– В своем номере, говорите, Птичкина выздоравливает? – неожиданно тонким, даже визгливым голосом спросила Белова, поднимая на него прищуренный, злой взгляд. – Так и передам прессе, ага. Главное, ничего не перепутать.
И прежде, чем он успел отреагировать, развернулась на каблуках и, высоко задрав подбородок, пошла по коридору прочь.
У него даже челюсть отвисла. Да что она себе позволяет?! Неужели решила, что один-единственный, уже почти забытый минет позволяет ей вмешиваться в его личную жизнь?
– Твою ж мать! – Багинский выругался сквозь зубы, напугав ожидающего чаевые коридорного. Вот ведь пришла беда, откуда не звали! А ведь он предчувствовал тогда – говорил себе, что это плохая идея… Но, будучи в легком подпитии после новогодней веселухи, развалившись на заднем сиденье такси, так и не смог заставить себя оттянуть ее голову от своего паха. Тем более, что борьба могла привлечь внимание водителя – так он убеждал себя во всяком случае, расслабляясь под искусным и невероятно глубоким ртом аспирантки.
Произошло это незначительное по своей важности событие около года назад, и с тех пор ни он, ни Белова никак не напоминали о нем друг другу. Он даже думал, что она сама не помнила о том, что творила с ним в такси – мало ли, есть люди, которым алкоголь напрочь отшибает память… Ни разу она не пришла к нему напомнить о своих правах тайной любовницы! Ни разу ничего ему не предъявила, продолжая вести себя так же, как и всегда – слегка флегматично, слегка вертляво, флиртуя со всеми особями мужского пола, включая студентов.
И ладно бы у него женщин до Птичкиной не было… Но ведь были! Не менее трех, и это только официальные! И о всех его женщинах его аспиранты знали – ни одну не скрыл, потому что не считал нужным!
Так с какой стати Белова устраивает ему скандал именно сейчас, когда у него и так голова забита проблемами?
Может, потому что он попытался скрыть Птичкину – напомнил ему язвительный внутренний голос – в отличие от предыдущих любовниц? Ответ пришел почти одновременно с вопросом, осенив его своей простотой. Женщина ведь всегда чувствует настоящую соперницу… Вот и Белова почувствовала и взревновала его ни с того, ни с сего…
Ошарашенный ходом своих умозаключений, в полной растерянности Багинский сунул в руку коридорного двадцатку. Это что же получается? Неужели женщина чувствует то, в чем он отказывается признаться самому себе?
Внезапный шум из спальни привлек его внимание, и он резко поднял голову. Что там еще случилось? И понял, подскакивая от адреналина, вскипевшего в крови – Белова права. Хоть она никогда и не была его «официальной любовницей»… у нее действительно появилась соперница.
Глава 24
– Мне показалось, что там… там… – я лихорадочно соображала, как наиболее правдоподобно объяснить, почему я вытащила из розетки капельницу, протащила ее вокруг кровати и сейчас валяюсь на полу, пытаясь одернуть задравшуюся пляжную юбку. И всё это в то время, когда я, по моей же версии, должна бессильно лежать в кровати, неспособная и пальцем пошевелить. Ничего лучше не придумав, наконец выпалила: – Мне показалось, что там… что-то шевелится! Вот! Может… у вас тут мыши?
Но Багинский продолжал смотреть на меня изумленным, неверящим взглядом.
– Какие мыши, Птичкина? Это пятизвездочный отель! Хотя… – он вдруг нахмурился и взгляд его рассеялся, словно он вспоминал что-то. – Белова тоже говорила, что что-то видела…
– Кто? – насторожилась я.
– Да, Белова… аспирантка моя, – всё также рассеянно произнес он, помогая мне встать и обойти кровать, чтобы зафиксировать капельницу на старом месте. – Она вчера заходила, говорила, что что-то увидела в моей комнате, когда меня не было… но… не успела рассказать, что именно, а потом… в общем неважно. Но, возможно, ты права, Птичкина, и у нас действительно мыши. Позвоню чуть позже в рум сервис… А пока… надеюсь, ты голодная, потому что завтрака нам отгрузили на троих, а то и на четверых.
Какое там голодная! Меня от волнения даже тошнить начало. Так вот кто обнаружил и похитил мой жучок! Юлия Белова! Та самая вчерашняя расфуфыренная аспирантка с надувными губами! Я чуть не застонала, пока профессор проверял, что именно нам «отгрузили» на завтрак. Ну почему… почему я вчера не стерла запись удаленно! Теперь любой может вытащить из жучка флэшку и загрузить информацию на любой другой дивайс! И даже если бы я сейчас добралась до своего телефона – это уже было бы бесполезно – Белова наверняка уже это сделала!
Я вдруг поняла, насколько серьезно я вляпалась, и вляпала Багинского – ведь раз аспирантка не отдала ему жучок, значит задумала что-то против него самого! Я-то ведь не собиралась никуда идти с этой записью, я боялась разоблачения с его стороны, и ничего больше! Его гнева боялась, и только! А теперь… теперь я должна бояться не его… а за него!
И этот страх был намного хуже. Намного сильнее и проникновеннее предыдущего, который теперь казался мне глупым и детским. Как я могла до такой степени подставить человека? Я ведь знаю, что он со мной не только и не столько потому, что хочет мне отомстить! Мало того – я сама спровоцировала его сказать то, что он явно не думал, просто потому что разозлился на меня! А теперь это всё на записи, в руках у какой-то… Беловой!
Не сдержавшись, я по-настоящему, в голос застонала, уронив голову на подушку.
– Плохо? – тут же отреагировал Багинский. – Вызвать врача?
Я мотнула головой.
– Нет… просто немного мутит. Ты знаешь, я, наверное, не буду пока завтракать. Тем более, эта штука меня вроде как кормит… – я чуть приподняла руку с капельницей. – Вот вытащат, тогда поем. Кстати, когда ее вытащат?
Надо немедленно найти эту Белову и потребовать, чтобы она отдала мне мой жучок! Ну, или… забрать не спрашивая. Но пока я тут валяюсь, прикованная этой штукой к кровати…
– А куда тебе спешить? – усмехнулся Багинский, подкатывая тележку кровати и снимая круглую крышку с одной из тарелок. – Еда есть, кровать есть, работа, если тебе не терпится… вон тоже есть, – он мотнул головой на мою папку, лежащую на кресле у окна. – Одежду тебе принесут, я попрошу. Лежи, выздоравливай… А то свалишься еще где-нибудь, будут потом говорить, что это я виноват – довел новоиспеченную звезду до нервного срыва.
Я заметила, что говорил он это нарочито небрежным тоном – словно изо всех сил пытался доказать мне и себе, что на самом деле ему плевать, останусь я или нет, и просто делает мне одолжение. Мое сердце еще больше заныло – он точно влюбился в меня, так же, как и я в него – даже после всего, что я наговорила ему вчера! А я идиотка, всё испортила с этим дурацким жучком, чтоб ему провалиться! Чтоб мне провалиться!
Багинский тем временем наклонился, сидя на кровати, чтобы понюхать содержимое тарелки с кашей, которую, по всей видимости, заказал специально для меня.
– Ммм… – промычал, ностальгически прикрывая глаза. – Пахнет, как в детском саду – подгорелым молоком с корочками. Не хочешь продегустировать, как турки варят кашу, Птичкина?
Я заставила себя улыбнуться, пытаясь хоть как-то перенять от него легкомысленное настроение.
– Приехать в Турцию, чтобы есть подгорелую кашу из далекого детства… В этом есть что-то из антропологии.
Он фыркнул и снова закрыл кашу, придвигая к себе вторую тарелку.
– Я бы сказал, приехать в Турцию на конференцию по антропологии – в этом есть что-то из антропологии… О! А вот это очень даже…
Он снова глубоко принюхался. Я тоже. Пахло помидорами и омлетом.
– Омлет с помидорами? – осторожно предположила я. От этих турков можно было ожидать чего угодно.
– Похоже на то… – пробормотал он, отцепляя вилкой маленький кусочек от блюда. – Тут написано в меню «шакшука» – это такой арабский омлет… Ммм… На. Ты обязана это попробовать. Даже если тошнит.
И без секунды промедления он протянул мне вилку с наколотой на нее новой порцией омлета. Пришлось открыть рот, который тут же наполнился чем-то нежно-сочным, похожим по консистенции на суфле, с оттенком копченых помидор и лечо из болгарского перца.
– Безумно вкусно! – объявила я, чуть закатывая глаза от удовольствия. – Надеюсь, этой божественной яишенки принесли достаточно, потому что меня больше не тошнит.
Приподнявшись на локте, я в выжидании снова открыла рот.
– Кашу свою ешь… – недовольно пробурчал Багинский, отправляя следующую порцию уже себе в рот. – Тебе доктор сказала…
Я надула губы.
– Так нечестно. Я, может, сюда больше вообще никогда не приеду, а в Москве хорошей турецкой еды днем с огнем не сыщешь… А ты постоянно катаешься, можешь и в следующий раз заказать…
– Кто тебе сказал, что я постоянно катаюсь? – рассеянно спросил он, нанизывая следующую порцию «шакшуки». Поводил ей в воздухе, заставляя меня гадать, кому она достанется. Наконец, сжалившись надо мной, отправил ее мне в рот.
Только прожевав и проглотив, я обратила внимание на то, что именно он сказал.
– А что, не постоянно? А как же ты работаешь здесь… – смутившись, я замолчала, глядя на него из-под ресниц.
– Как я работаю над документами? – договорил он за меня, открывая поднос с разнообразными соленьями и закусками, которые шли в дополнение к завтраку. – Ну, начнем с того, что уже почти всё, что нужно для моих исследований, отсканировано и доступно по моему университетскому аккаунту. Во-вторых… мои интересы Турцией… не ограничиваются. Будешь пробовать салат из баклажанов?
Я растерянно кивнула и на автомате открыла рот для поднесенной вилки.
Не то, чтобы я ожидала от него признания о том, как именно сочетается его работа в турецком эскорт агентстве с нечастыми посещениями, собственно, Турции – вполне возможно, что это международное агентство… Но до такой степени полное отрицание самого факта меня удивило. Вчера он не выглядел так, будто у него комплексы по поводу своей второй работы, а сегодня делает вид, что не понимает, о чем я говорю…
Может, напрямую спросить его? А вдруг я вообще ошибаюсь, и всё совсем не так, как кажется?!
Но еда из турецкого завтрака была настолько вкусной, а отношение Багинского ко мне настолько выходящим за рамки нашего с ним общения до сих пор, что портить такое прекрасное утро выяснением вопроса проституции не хотелось. К тому же, сначала надо было решить вопрос Беловой – он явно намного важнее…
Чёрт, он реально кормит меня с ложечки! Точнее, с вилки.
– Да тут и десерт есть, Птичкина… и кофе! – открыв очередную крышку, профессор удобно уселся рядом с мной, опершись о подушку, вручил мне мисочку с мороженным, залитым каким-то фруктовым соусом. Сам же принялся разливать по двум чашкам настолько ароматный турецкий кофе, что у меня даже голова закружилась.
Или это от того, что он сел так близко и касается меня бедром? Сцены вчерашнего вечера, произошедшие вот на этой самой кровати, заполнили мое воображение. Чуть закашлявшись, я попыталась спрятать краснеющее лицо за мороженным, а позже за кофе – пусть думает, что это у меня от пара такой румянец…
Однако, дело было не только в румянце – воздух в комнате словно физически нагрелся, стал тяжелым, вязким… будто загустел, превращая каждое движение в ленивое и ненужное. И ощущала это не только я.
– Знаешь… – медленно поднимая к губам свою чашку, произнес Багинский. – Я сейчас понял – это же практически идиллия. Я – в постели с девушкой, с которой можно заняться жарким сексом, а потом обсудить ее научную работу… Мы только что позавтракали, на улице – через дорогу – шикарный пляж, на который мы обязательно сходим, как только с тебя снимут капельницу, а потом… потом у меня будет выступление, на котором ты будешь присутствовать и всё, абсолютно всё понимать! Возможно даже что-нибудь покритикуешь позже, за ужином…
Говоря, он положил руку мне на ногу и легко касался меня костяшками пальцев, словно невзначай выводя ими маленькие круги. Из-за этого становилось всё сложнее и сложнее думать и представлять все те жизненные ситуации, которые он описывал. Кроме одной – той, что с сексом.
И всё же я напрягла мозг, повернула к нему голову и спросила, проглотив скопившуюся во рту слюну.
– А почему нельзя всё то же самое делать с… Беловой? К примеру.
Пальцы на мгновение замерли, словно он задумался. Потом его лицо медленно повернулось ко мне, и наши глаза встретились.
– Хороший вопрос, Марго. Наверное, потому что ты…
Он не договорил – со стороны гостиной раздался громкий стук в дверь. И тут же, не дожидаясь ответа, входная дверь в номер – по всей видимости, незапертая! – отворилась, и донесся знакомый уже голос вчерашней журналистки, окруженный еще несколькими голосами.
– Мисс Птыч-кина! Вы здесь? Нам сказали, что мы можем найти вас в этом номере…
