Текст книги "Немецкая пятая колонна во второй мировой войне"

Автор книги: Луис де Ионг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

Тем же летом большое беспокойство вызвало в Аргентине опубликование документа, содержание которого давало основание думать, что Германия не прочь нанести внезапный удар по Патагонии с целью ее захвата. Правительство Южно-Африканского Союза, не доверяя проживающим на его подмандатной территории в Юго-Западной Африке немецким колонистам, направило туда хорошо вооруженный полицейский отряд. [68]

В Палестине у некоторых создалось впечатление, что нацисты пытаются организовать взаимодействие с арабскими террористами. Один из немецких фермеров (в Палестине имелся ряд сельскохозяйственных немецких колоний) публично жаловался, что за ним “постоянно следят шпионы и официальные нацистские представители”{29}.

Подрывная деятельность Зейсс-Инкварта и Генлейна привела к тому, что сообщения подобного рода, на которые раньше мало обращалось внимания, теперь печатались на первых страницах газет. Корреспонденты, редакторы и читатели газет все более и более убеждались в существовании пятой колонны, ведущей шпионскую деятельность. Особое внимание общественного мнения привлек судебный процесс, развернувшийся в Нью-Йорке. Кто же оказался замешанным в шпионаже? Все это были люди, не слишком бросающиеся в глаза: доктор, стюард, переводчик, капрал, чиновник, хозяйка гостиницы, парикмахерша, кельнер, техник, чертежник. Применявшиеся ими коварные методы были показаны в кинофильме, который просмотрели миллионы зрителей. Главный детектив федерального бюро расследований США написал захватывающую книгу, посвященную способам выслеживания подобных людей. В ней, в частности, приводился интересный факт, как один из организаторов шпионской сети, некий д-р Игнац Грибль, сознался, что американские военно-морские секреты становились известными Германии “даже раньше, чем многим высокопоставленным офицерам морского флота США”.

“Грибль смог детально описать мне планы США в части обеспечения военно-морского флота новыми эскадренными миноносцами; он приводил сведения о их конструкции, водоизмещении, силовых установках, вооружении и т. д. Когда мы сопоставили эти сведения с действительными данными, представители морского ведомства были очень озабочены, так как цифры полностью совпадали{30}”.

Это казалось непостижимым! [69]

В Европе вышло в свет несколько книг, авторы которых подытоживали все имевшиеся данные о пятой колонне с учетом новых разоблачений. Один из них упоминал о 20 000 гиммлеровских агентов; он утверждал, что в Палестине немецкие “туристы” создают склады оружия, что во Франции они пользуются тайными радиопередатчиками, некоторые образцы которых имеют такие небольшие размеры, что их “можно легко положить в карман пальто или даже жилета”{31}. Другой французский автор говорил, что среди нацистских агентов “имеется столько же разновидностей, сколько разновидностей имеется среди насекомых”{32}. Третий француз утверждал, что третий рейх располагает вне пределов своих границ армией в “20 000 000 немцев”{33}.

Один из английских писателей сообщал о том, что в Северном Шлезвиге немцы скупают земельные участки и занимаются отравлением колодцев. Тот же автор утверждал, что только в одном из районов Канады имеется 30 000 “завзятых нацистов”{34}. Одна из наиболее распространенных лондонских вечерних газет сообщала, что в Англии работает до 400 агентов гестапо, среди которых имеются и евреи – эмигранты из Германии{35}. Ходили слухи о том, что шпионки устраиваются служанками в домах высокопоставленных офицеров и чиновников. Вызвали подозрение даже немецкие юноши, посетившие Англию в 1938 году. Некоторые считали, будто они имели задание выявить стратегические объекты и нанести их на карту.

Было немало людей, которые, читая подобные сообщения или слушая высказывания по поводу них, недоверчиво покачивали головами. Но гораздо больше имелось таких, которые принимали все за чистую монету, без всякой критики. Таинственность событий вызывала страх и отвращение, однако она же действовала на [70] воображение. Какие могли быть сомнения, если немцам так легко удалось подвести роковые подкопы под Австрию и Чехословакию? Они организовывали закулисные заговоры, тайно засылали агентов, практиковали агрессию изнутри – вот что думали во всем мире об их действиях.

Сказанное выше в полной мере относилось и к той части земного шара, которая отделена от Европы и тем самым от Германии широкими просторами Атлантического океана; мы говорим об Америке.

Многие в США уже с 1933 года относились к нацистскому режиму с большой неприязнью.

Нацистов и фашистов, так же как и коммунистов, причисляли к антиамериканцам. Однако в США имелось множество фашистских организаций. Не было такого уголка в стране, где бы какая-нибудь личность с извращенными взглядами не пыталась выступить в роли заносчивого маленького фюрера. К концу 1938 года насчитывалось “по меньшей мере 800 организаций, которые могли быть отнесены к профашистским или пронацистским; все они тянут одну и ту же песню: слова и музыка Адольфа Гитлера, оркестровка доктора Геббельса”{36}. Развитие этих организаций проходило не без трудностей, им оказывали противодействие

С еще большим основанием можно сказать то же самое о тех организациях, которые были не только фашистскими по своим настроениям, но и немецкими по своему составу. В Чикаго еще в 20-х годах возникла своеобразная разновидность штурмовых отрядов. После прихода Гитлера к власти центром движения стал Нью-Йорк. В движении принимали участие как подданные Германии, так и подданные США немецкого происхождения. Вначале они организовали так называемое общество друзей новой Германии, а затем германо-американский союз (Bund). Последний был, в сущности, точной копией нацистской партии, действовавшей внутри [71] Германии. В 1937 – 1938 годах эта организация развила значительную активность, которая свидетельствовала о фанатизме национал-социалистов. Так, в ежегоднике германо-американского союза за 1937 год было помещено следующее заявление:

“Мы находимся здесь в качестве герольдов Третьей империи, в качестве проповедников точки зрения немецкого национал-социализма на мировые дела; это учение показало всему миру несравненно немецкое чудо, чудо национал-социализма”{37}.

Это заявление не ускользнуло от внимания властей. Как только американское правительство заметило, что немецкие подданные занимаются противозаконной деятельностью, поддерживают связь с “заграничной организацией”, оно заявило протест. Если бы США разрешали иноземцам, временно или постоянно проживающим на американской территории, поддерживать активные политические связи со своей родиной, это могло бы привести к новым раздорам между европейцами или азиатами на этот раз на американской земле. В ответе на протест правительство Германии обещало исправить свою линию поведения. В 1933 году германский посол получил инструкции информировать президента Рузвельта от имени Рудольфа Гесса (заместителя Гитлера по делам нацистской партии) о том, что “существовавшие до сего времени местные группы заграничной организации распускаются, и отныне на территории США не будет никаких органов партии ни для подданных Германии (Reichsdeutsche), ни для американских граждан немецкого происхождения (Volksdeutsche)”{38}. [72]

Фактически никакого роспуска организаций немецкой нацистской партии в США не произошло. Нацистские руководители были уверены, что в США они могут совершенно беспрепятственно использовать любые формы подкупа и обмана.

Разоблачения начались в 1934 году.

В марте палата представителей постановила создать комитет по расследованию. В числе других задач ему предлагалось установить “размах, характер и цели нацистской пропаганды в США”. Председателем комитета был Маккормак, член палаты представителей от штата Массачусетс. Наиболее активно работал при расследованиях один из членов и инициаторов создания комитета – Дикштейн, представитель от штата Нью-Йорк. Комитет опросил несколько сот свидетелей в Вашингтоне, Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анжелесе и двух других городах. Однако наиболее важные из свидетелей отказались дать показания. Выяснилось, что многие архивы подозрительных организаций сожжены. Тем не менее в своем докладе, опубликованном в начале января 1935 года, комитет сумел показать мрачную картину подрывной работы. Члены комитета выступили с предложением провести некоторые полезные мероприятия предупредительного характера.

Конгресс США оставил рекомендации комитета без внимания. Но нашлись люди, готовые бороться с надвигавшейся опасностью.

Антифашистские организации продолжали проявлять бдительность. Несколько человек, в частности Ричард Роллинс и Джон Рой Карлсон, действуя по личной инициативе, бесстрашно прокладывали дорогу через растревоженные джунгли американского фашизма. Они [73] публиковали результаты своих исследований в периодической печати и отдельных книгах. На каждом шагу они наталкивались на следы немецкого влияния, на нацистскую партию, на германо-американский союз (Bund) – этот центр антисемитской пропаганды, на Эрфуртскую Weltdienst{39}, на отвратительных “международников” Розенберга, на Гамбургский Fichtebund{40}. Все эти органы оказывали то или иное воздействие на немецких подданных, итальянских фашистов, русских белогвардейцев, антисемитов, членов ку-клукс-клана, “рыцарей” различных “орденов”, на людей, которые считали себя чистокровными арийцами, а также на крайние элементы из католических и протестантских церковных кругов. В разноголосом хоре этих “птиц” ясно звучала общая злобная нота.

В мае 1938 года, как раз в те дни, когда чехи провели свою первую мобилизацию, в конгрессе США был создан новый комитет во главе с членом палаты представителей от штата Техас Мартином Диес. В январе 1939 года комитет представил свой первый доклад. Как сам доклад, так и проведенные до этого опросы свидетелей привлекли большое внимание. Все снова увидели, что представляет собой немецкая шпионская сеть. Были опубликованы подробные сведения о германо-американском союзе. Один из свидетелей показал, что руководитель секции союза, действовавшей в Лонг-Айленде, обучал своих подчиненных по немецким военным учебникам. Он говорил:

“В Германии возмущенный народ в конце концов восстал. То же самое случится и здесь. Это неизбежно. Когда такой день настанет, а ждать, по всей вероятности, недолго, мы должны быть готовы к боям за желательный нам состав правительства. Мы должны завоевать массы на свою сторону. Будут и драки и кровопролитие. Мы должны быть готовы сыграть свою роль”{41}. [74]

С 1 июля 1937 по 1 июля 1938 года в федеральное бюро расследований США поступило 250 заявлений на лиц, подозреваемых в шпионаже. В период с 1 июля 1938 по 1 июля 1939 года количество таких заявлений возросло до 1651. Нельзя сказать определенно, что во всех случаях речь шла о действительном шпионаже; однако приведенные цифры дают ясное представление о том, что встревоженная публика стала проявлять более высокую бдительность.

Состояние тревоги и настороженности было особенно характерным для населения стран, расположенных к югу от Рио-Гранде, то есть Мексики и других стран Центральной и Южной Америки. Там проживали миллионы людей итальянского и немецкого происхождения. Почти все итальянцы являлись тогда “ярыми сторонниками фашизма”, как отмечал лучший американский ежегодник, посвященный вопросам современной истории{42}. Можно ли было думать, что с немцами дело обстоит иначе? Над этим вопросом в 1938 году люди начали задумываться всерьез частично в связи с восстанием так называемых интегралистов в Бразилии; имелись основания думать, что данное восстание инспирировалось из Германии. Началась охота за зейсс-инквартами и генлейнами в Южной Америке, и она не была безуспешной. Ежедневные, еженедельные и ежемесячные периодические издания рассылали на места своих корреспондентов. Одна из книг выдержала за год три издания; ее автор Карлтон Биле сообщал довольно тревожные вести:

“Нацистская пропаганда достигла огромного размаха. Только в одном из районов Бразилии (в штате Риу-Гранди-ду-Сул) возникло до 60 нацистских организаций; каждая из них имеет связь с одной из подобных организаций в Германии”.

Ходили слухи, что Гитлер заключил секретный договор с диктатором Доминиканской республики, в целях усиления которой предполагалось расселить 40 000 немцев вдоль границы с Гаити. Биле скептически относился к россказням о том, что в [75] районе Панамского канала каждый японский рыбак является морским офицером, а каждый японский парикмахер – военным шпионом. Вместе с тем он считал, что “не следует сомневаться в эффективности действий гестаповской секретной службы, руководимой Генрихом Гиммлером, этим зловещим человеком с бегающими глазами и маленьким подбородком”{43}.

Ощущение нарастающей угрозы становилось все сильнее. Статистика показывала, что Германия развивала интенсивную торговлю со странами Южной Америки. В некоторых из этих стран развернули свою работу немецкие военные миссии. Не организовали ли немцы базы для своих подводных лодок на Канарских островах? Вашингтон обратился с этим тревожным вопросом к Лондону и Парижу. Не разработаны ли планы разрушения шлюзов Панамского канала? Ведь одна немецкая бомба могла нарушить работу этого жизненно важного пути между Тихим и Атлантическим океанами. Значительная часть южноамериканских воздушных линий обслуживалась немецкими самолетами и немецкими экипажами. Ходили слухи, что союзники Германии – японцы – имеют рисовые плантации в Колумбии и Коста-Рике, в двух часах полета от Панамского канала; эти плантации будто бы расположены на таких ровных участках местности, что их легко можно превратить в посадочные площадки для самолетов. В апреле 1939 года комитет американских юристов опубликовал сообщение о том, что немцы располагают военно-морской базой на побережье Перу. “Немецкие надводные боевые корабли и подводные лодки посещают эту базу, а нацистские часовые охраняют границы полученной немцами концессии”{44}.

Сумбурные тревожные вести!

В 1938 году (в год аншлюса и судетского кризиса) правительство США получило от государственного департамента ряд подробных сводок, в которых подводился итог тревожным дипломатическим сообщениям [76] об усилившейся немецкой и итальянской пропаганде в странах Южной Америки и о экономическом проникновении Германии в эти страны. Случилось так (хотя, в сущности, это не являлось случайностью), что первая сводка была выслана в день беседы Шушнига в Берхтесгадене, а вторая – в день захвата Австрии. Что будет, если немецкие колонисты в Латинской Америке “подготовят плацдарм для интервенции, а затем и для широкого вторжения из Европы?”{45}

Если бы это удалось немцам, то вытеснить их обратно было бы не так легко.

Командующий авиацией, входившей в состав армии США, заявил во всеуслышание, что в Южной Америке “имеются люди, сочувствующие Германии, такие люди могут подготовить аэродромы и накопить запасы бомб и горючего, чтобы передать их немцам, когда те попытаются захватить какую-то часть Южной Америки”{46}.

Лишь в те дни, когда кризис в Судетах достигал высшей точки своего развития, в Вашингтоне создали постоянный комитет для координации обороны Южной Америки. В него вошли помощник государственного секретаря (Самнер Уэллес), начальник штаба армии и начальник морских операций США. Американцы решили попытаться удалить немецкие военные миссии и немецких пилотов из Южной Америки. Были составлены оперативные планы на случай возникновения чрезвычайных обстоятельств. В начале 1939 года военная академия США (Army War College) получила секретное задание подготовить план оказания военной помощи Бразилии и Венесуэле. В апреле 1939 года Рузвельт заявил, что США “применят силу против силы, чтобы защитить неприкосновенность западного полушария”. За месяц до начала войны в Европе был одобрен первый из так называемых планов “Рейнбоу”, согласно которому приняли решение защищать территорию западного полушария до 10-го градуса южной широты [77] включительно. В качестве основания указывалось на “реальную опасность того, что страны оси могут обосноваться на определенной части территории Бразилии”. “В подобном случае для США возникла бы абсолютная необходимость добиться изгнания противника”{47}.

Как же само население стран Латинской Америки смотрело на немецкую пятую колонну в период 1933 – 1939 годов?

В этой части земного шара проживало немало людей немецкого происхождения. Согласно немецким источникам, в Боливии, Колумбии и Эквадоре число их не превышало нескольких сот, а в Венесуэле, Перу, Парагвае и Уругвае – нескольких тысяч, однако в Бразилии, по некоторым данным, их насчитывалось свыше полумиллиона. Цифры, относящиеся к Аргентине, колебались в пределах от 80 000 до 240 000, количество проживавших в Чили определялось в 30 000 человек. Речь шла не только о немецких подданных. Подавляющее большинство поселенцев эмигрировало из Германии навсегда и превратилось в граждан южноамериканских республик. То же самое относилось и к поселенцам, прибывшим из немецких сельскохозяйственных колоний в Южной России и расселившимся главным образом в Аргентине. Их насчитывалось более 100 000. Эти люди говорили на немецком языке. Для берлинских статистиков этого было вполне достаточно, чтобы отнести их к немцам. Начиная с 1933 года пропагандисты национал-социализма не упускали ни одного случая, который мог способствовать попыткам распространить их влияние на указанную группу.

В огромном количестве издавалась и распространялась литература, в которой третий рейх изображали как рай на земле. Радиостанции Германии организовали специальные ежедневные передачи. Во всех без исключения южноамериканских республиках возникли филиалы заграничной организации немецкой нацистской партии. После 1933 года такие филиалы стали более сильными и многочисленными. Многие газеты, [78] выходившие на немецком языке, позволили обратить себя в органы нацистской пропаганды. Там же, где это не удалось, нацисты открыто начали издавать свои собственные газеты.

Национал-социализм как идеология был неприемлем для широких народных масс Южной Америки. На американский континент в свое время оказала сильное влияние испанская и португальская культура; значительную роль сыграло и французское культурное влияние; взгляды пруссачества здесь не пользовались популярностью. Восхваление одной избранной расы действовало отталкивающе на народы, сформировавшиеся на основе смешения различных рас, к тому же процесс этого смешения развертывался здесь со все возрастающей силой. Принципы, на которые опирался нацизм, были прямой противоположностью тем принципам, которые являлись общепризнанными в Центральной и Южной Америке.

Грубость и напористость немцев противоречили всему укладу жизни жителей Латинской Америки с их несколько вялыми и церемонными манерами, с их исключительной приверженностью к идеям личной чести. Особенно болезненно воспринимался населением латиноамериканских стран всякий признак того, что национал-социалисты не только не являются сторонниками растущего культурного единства населения данной части мира, но даже пытаются образовать свои собственные и обособленные немецкие общины. Что же останется от идей культурного единства, если подобным образом будут действовать также итальянцы и японцы? “Единственно, чего хочет Южная Америка от прибывающих иммигрантов, – это чтобы они согласились на ассимиляцию с местным населением; вновь прибывших любят или не любят в зависимости от их готовности забыть землю своих отцов”{48}.

Однако немцы не слишком высоко ценили Южную Америку. Они предпочитали ей Германию. Они приветствовали друг друга гитлеровским салютом и распевали песню о Хорсте Весселе. Они открывали свои [79] собственные школы и поднимали на них флаг со свастикой. Они организовали празднование “дня немецкой нации” в Бразилии и Аргентине; первое такое празднование состоялось 14 марта 1937 года. 1 мая того же года 16 000 немцев отметили в Буэнос-Айресе “германский день труда”, проведя соответствующую церемонию, соблюдая порядок и строгую дисциплину{49}. В Рио-де-Жанейро они вывесили на немецкой фабрике надпись: “Наша земля здесь является частью Германии!” (Unser Land ist ein Stьck von Deutschland!){50}.

Все это не могло не вызвать противодействия. Люди стали всерьез следить за действиями национал-социалистов. Южноамериканцы не сумели разгадать игру немцев полностью, но и выясненного было достаточно, чтобы их изобличить.

В мае 1937 года один из нацистских агентов, действовавший под фамилией фон Кассель, был разоблачен в бразильском парламенте:

“Он является руководителем шпионской организации и распространителем антисемитской пропаганды; от него зависят назначения и увольнения немецких дипломатов. Наряду с этим при помощи лидеров местных профашистских организаций и итальянских техников он изучает стратегически важные районы нашей страны, ее природные богатства, транспортную систему и другие факторы военного значения. Только в одной из провинций страны он уже создал свыше 80 нацистских организаций; все они поддерживают связь с гимнастической лигой в Берлине”{51}.

Двумя месяцами позже инспектор школ Аргентинской республики заявил, что в немецких школах

“ослабляется и сводится на нет изучение государственного языка Аргентины… Ученики заявляют, что они являются не аргентинцами, а немцами”{52}.

В других источниках указывалось:

“Стены классных комнат в таких [81] школах увешаны картами и флагами иностранного государства. Здесь укоренилась практика приветствовать друг друга своеобразным жестом и восклицанием в честь иностранного лидера”{53}.

Когда в 1938 году была захвачена Австрия, в южноамериканской прессе появились обширные сообщения, посвященные этому событию. Такие выходящие в Буэнос-Айресе газеты, как “Ла пренса” и “Ла насион”, оценивали указанное событие так же, как и “Нью-Йорк таймс”. В апреле 1938 года Гитлер обратился ко всем немцам, проживавшим вне пределов Германии, с призывом принять участие в голосовании во время выборов в рейхстаг. Для этого немецкие корабли были посланы к берегам многих южноамериканских республик, имея на борту избирательные бюллетени и урны. Корабли становились на якорь за пределами трехмильной полосы территориальных вод. Какое издевательство над понятиями о государственном суверенитете! Губернаторы двух штатов Бразилии запретили выход в море всяких судов, чтобы воспрепятствовать подобной операции.

Бразилия переживала тогда серьезный кризис.

За предшествовавшие несколько лет местное фашистское движение так называемых бразильских интегралистов (Accao Integralista Brasiliera), начало которому было положено в 1933 году, разрослось до невиданных размеров. Во главе его стоял Плинио Сальгадо, потомок военного врача, в свое время переселившегося из Бадена (Южная Германия). У него нашлось много сторонников в Южной Бразилии, в районе Блюменау, который являлся одним из центров немецких сельскохозяйственных колоний. Восемью местными муниципалитетами руководили интегралисты. Они-то и являлись “оплотом движения”{54}. Противники Сальгадо утверждали, что тот в течение длительного времени получал финансовую помощь из Германии.

В конце 1937 года президент Варгас наложил запрет на деятельность партии интегралистов. Однако они [82] продолжали свою работу. В марте 1938 года появились сообщения о раскрытии заговора, участники которого намеревались убить Варгаса. При обысках в домах лидеров интегралистов обнаружили огнестрельное оружие, а также три тысячи кинжалов со знаком свастики. В результате разоблачений были распущены все общества, организованные иностранцами, и даже воспрещено ношение на одежде иностранных политических эмблем и значков. Все газеты нежелательного политического направления либо закрыли, либо подвергали строгой цензуре. Бразильским гражданам запрещалось состоять членами тех организаций, куда одновременно принимались и иностранцы. Преподавание португальского языка в немецких школах стало обязательным, а преподаватели-иностранцы отстранены от работы; было запрещено обучение иностранному языку детей моложе 14 лет. Не ограничиваясь указанными мероприятиями, Варгас посадил в тюрьму ряд видных немецких нацистов.

Все это произошло в апреле и в течение первой недели мая 1938 года.

11 мая интегралисты предприняли еще одну попытку совершить путч. На протяжении нескольких часов положение было критическим; сам Варгас принимал личное участие в обороне президентского дворца. Восстание удалось подавить. Снова были опубликованы сообщения о том, что у мятежников обнаружили немецкое оружие. Варгас заявил, что мятежникам “помогали из-за границы”. Арестовали еще одну группу нацистов, а Берлин уведомили о там, что немецкий посол в Бразилии объявляется “персона нон грата”.

Не приходится удивляться тому, что основную тяжесть репрессий за происшедшие события испытали на себе немцы; правда, поселенцам других национальностей (итальянцам, полякам, японцам) также пришлось считаться с господствующим положением коренного населения Бразилии. Немцев теснили. Некоторые горячие головы додумались даже до того, что пытались стирать немецкие надписи на могильных плитах. Один бразильский офицер оправдывал такие действия тем, [83] что, когда шли переговоры об изменении германо-чехословацкой границы в Судетской области, “Гитлер в числе других аргументов указывал на немецкие надписи на кладбищах, желая тем самым доказать немецкий характер оспариваемой территории”{55}. Война еще не началась, а “средний бразилец уже был склонен видеть в каждом немецком подданном нацистского шпиона, а в каждом бразильском гражданине немецкого происхождения – предателя”{56}.

Аналогичные настроения отмечались и в Аргентине.

В начале 1938 года широко распространились слухи о том, что немцы располагают секретными базами на территории Патагонии. Парламентский комитет, проводивший в связи с этим расследование в начале 1939 года, не смог обнаружить ничего подозрительного. Однако в конце марта издающаяся в Буэнос-Айресе ежедневная газета антифашистского направления “Аргентинишес тагеблатт” опубликовала документ, доставленный в редакцию неким Энриком Юргесом. Это был фотоснимок с письма, датированного 11 января 1937 года и подписанного чиновником германского посольства фон Шубертом, а также Альфредом Мюллером, заместителем руководителя аргентинской местной группы немецкой нацистской партии. Письмо было адресовано главе “колониально-политического управления” немецкой нацистской партии. В нем давался отчет о широкой шпионской деятельности, развернутой на юге Аргентины по приказу из Берлина. Авторы письма приходили к заключению, что Патагонию “можно рассматривать как ничейную землю”.

Документ произвел впечатление разорвавшейся бомбы.

Альфред Мюллер был в скором времени арестован. Президент Аргентинской республики поручил одному из виднейших юристов выяснить подлинность опубликованного документа. Тот пришел к заключению, что Юргес подсунул президенту и прессе фальшивку. Мюллера освободили из-под ареста, а Юргеса заключили [84] в тюрьму. Однако многие не хотели верить в подложность документа. Разве немецкая нацистская партия не имела в Буэнос-Айресе “30 000 членов, из них 20 000 в составе штурмовых отрядов?”{57} Разве в Аргентине не “действуют 43 620 нацистов?”{58} Левые круги настаивали на проведении дополнительного расследования. Представитель социалистов Энрик Дикман, выступая на заседании парламента 7 июня 1939 года, заявил, что письмо было настоящим. Как по форме, так и по содержанию оно полностью отвечало духу тоталитарной немецкой национал-социалистской системы.

Между тем власти принимали решительные меры.

Осенью 1938 года во всех школах страны ввели обязательное изучение испанского языка и истории Аргентины. 15 мая 1939 года на значительной части территории страны были запрещены все отделения заграничной организации нацистов. Однако общественность продолжала волноваться. Ходили слухи о тайных перебросках оружия. Предосторожности ради таможенники вскрыли даже несколько бочек с медом, доставленных из Германии.

Подобным же образом реагировали на события и власти других южноамериканских республик.

В мае 1939 года немецкие школы в Чили (где в сентябре 1938 г. была предпринята неудачная попытка совершить государственный переворот) получили предписание принять на службу преподавателей чилийцев, пользоваться чилийскими учебниками и вести занятия на испанском языке. Глава рекламного отдела немецкой железнодорожной компании, занимавшийся антисемитской пропагандой, был выслан из страны. В Уругвае запретили преподавание в школах на немецком языке еще в 1938 году. То же самое сделал и президент Боливии Герман Буш.

Немцы не оказывали эффективного сопротивления ни в одной из южноамериканских республик. Они не [85] располагали для этого необходимыми средствами. Вместе с тем они были озлоблены и огорчены, в особенности мероприятиями по так называемой национализации школ. Немцам не доверяли. Считали, что режим, так внезапно захвативший Прагу, способен на все. Если отдельные южноамериканцы и думали, что они сумели положить предел “немецкой опасности”, то никто не осмеливался утверждать, что эта опасность устранена полностью. Многие полагали, что если пятой колонне представится удобный случай, то она снова ринется вперед, “соблюдая образцовый порядок и железную дисциплину”.

Отвлечемся на минуту от нашего повествования и оглянемся на минувшие события. Страх перед немецкой пятой колонной, возникший после 1933 года, носил ярко выраженный международный характер. В тех странах, из жизни которых мы черпали приведенный выше иллюстративный материал, свободная печать и радио составляли одно органическое целое; речь шла пока что о странах – соседях Германии, о государствах Северной, Западной и Южной Европы вместе с их колониями, о Британской империи, о Северной и Южной Америке. Обособленную политику в этом отношении проводил Советский Союз. Печать и радио этой страны строго придерживались директив Кремля; было нелегко определить, насколько точно отражали эти директивы общественное мнение. Мы еще вернемся к этому вопросу, когда начнем повествование о начале немецкого наступления в России.

В отношении других районов, упомянутых выше, можно сказать, что, как правило, страх перед немцами, охватывавший население одной страны, вызывал страх у населения других стран, зачастую в еще большей степени. Подозрительное событие в одной стране вызывало отклик в десятках других. Поэтому воздействие на настроения людей оказывал не отдельный факт или отдельное сенсационное сообщение, а их совокупность. Всюду, где существовала свобода печати, люди имели возможность читать о немецкой пятой колонне сообщения в газетах или же слышать об этом по радио. Сначала такие сообщения появлялись лишь изредка – [86] несколько pas в год; с 1938 года подобные вести стали печататься чуть ли не каждую неделю, а потом почти каждый день. Содержание многих газетных заметок не оставляло глубокого следа в сознании людей; их временно забывали, но они не улетучивались полностью из памяти.