Текст книги "Немецкая пятая колонна во второй мировой войне"

Автор книги: Луис де Ионг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Предисловие автора

В 1949 году Международный совет философских и гуманитарных наук при ЮНЕСКО обратился к Амстердамскому государственному институту военной документации с просьбой оказать содействие при составлении истории национал-социалистской Германии и фашистской Италии. Такой труд предполагалось написать силами историков нескольких стран. Речь шла об исследовании вопроса о так называемой немецкой пятой колонне. Просьба была удовлетворена; написание соответствующего исторического очерка поручили мне. Черновая работа над очерком, сравнительно небольшим по объему, была закончена во второй половине 1951 года.

Вначале я ставил перед собой ограниченную задачу. Мне хотелось дать представление о тайных происках немцев за пределами Германии (именно это обычно имеется в виду, когда идет речь о немецкой пятой колонне). В первую очередь я использовал имевшуюся литературу на данную тему, а затем и другие источники. Когда я углубился в исследование, меня поразило то, что немецкой пятой колонне, особенно в годы войны, приписывали совершенно невероятные вещи. Противоречие между сложившимися представлениями и реальной действительностью само по себе является довольно важной и интересной темой.

В конечном счете была написана книга, состоящая из трех частей.

В первой части (“Страх”) описывается, как после 1933 года людей за пределами Германии все более и более охватывал страх в связи с зловещими махинациями немецких агентов и сторонников национал-социализма, рассказывается, как этот страх перерастал в [34] настоящую панику при каждом новом акте гитлеровской агрессии; наконец, здесь же показывается, как концепции, порожденные страхом и паникой, нашли свое воплощение в соответствующей литературе.

В книге приведены многочисленные примеры того, как немецкой пятой колонне приписывалось таинственное всемогущество. Характерной в этом отношении является выдержка из статьи, написанной американским журналистом Отто Толишусом. Она поможет восстановить в нашей памяти, как оценивались происходившие события, и познакомиться с теми взглядами, которые нашли широкое распространение в большинстве стран Запада в годы, когда опьяненный успехами Гитлер достиг наивысшего расцвета своего могущества. В те дни, когда Франция – вслед за Польшей, Данией, Норвегией, Голландией, Бельгией и Люксембургом – переживала трагедию, Отто Толишус писал:

“Деятельность пятой колонны можно подразделить на два периода: мирное и военное время.

В условиях мирного времени одной из главных задач является развертывание пропаганды, которая по своему содержанию не всегда носит явно пронемецкий или откровенно пронацистский характер, а также сбор подробной информации о состоянии торговли, промышленности, политики и морального духа народа. Такая информация после сопоставления полученных в Берлине отдельных сообщений дает полное представление о всей жизни той или иной страны. К числу других обязанностей пятой колонны относятся систематическая слежка за видными государственными и политическими деятелями страны, самый беззастенчивый шпионаж, а главное – подготовка к “чрезвычайным обстоятельствам”, вплоть до тренировки специальных отрядов для нанесения первого удара. В своей работе пятая колонна ловко использует все социальные, политические и моральные притязания или устремления различных недовольных элементов в стране; она старается создать у населения ложное чувство безопасности и вместе с тем подорвать обороноспособность страны и посеять внутри нее политические, классовые и расовые раздоры. [35]

В военное время деятельность пятой колонны проявилась с поразительной эффективностью особенно в Польше, Норвегии и Голландии. Правда, для работы в условиях войны пятая колонна обычно усиливалась посылкой решительных людей из самой Германии; они прибывали в ту или иную страну, пользуясь самыми разнообразными благовидными предлогами, чаще всего под видом туристов, спортсменов, торговых агентов и деятелей культуры, зачастую имея при себе в чемоданах военную форму. Подобные посланцы обычно берут на себя руководство заранее подготовленными силами из местных немецких поселенцев, которые в штатском платье или же в военной форме подвергающейся нападению страны захватывают важные объекты, оказывают поддержку отрядам парашютистов, развертывают шпионаж и диверсии в тылу, вносят замешательство в ряды армии и населения противника, распространяя ложные приказы и сообщения…”{3}.

Картина, нарисованная Толишусом, полностью совпадает с представлениями о деятельности немецкой пятой колонны в тех странах, которые одна за другой становились жертвой гитлеровской агрессии; это относится к Польше, нападение на которую было совершено в сентябре 1939 года, к Дании и Норвегии, захваченным в апреле 1940 года, к Голландии, Бельгии, Люксембургу и Франции, наступление против которых развернулось в мае 1940 года. Аналогичные представления сложились и в Англии, США, в республиках Центральной и Южной Америки, на Балканах, а также в Советском Союзе – во всяком случае, после того как немецкие войска вторглись на его территорию.

Насколько соответствовали действительности подобные представления? Была ли в самом деле немецкая пропаганда так всемогуща, а немецкий шпионаж так всеведущ? Создавали ли немцы, жившие в странах, подвергшихся нападению со стороны Германии, боевые группы для нанесения ударов по тылам войск, оборонявших страну? Способны ли были эти местные группы, [36] руководимые людьми, засылаемыми из Германии, выполнять диверсионные акты, распространять ложные приказы и сеять панику? Действительно ли существовала во время войны такая “военная” немецкая пятая колонна?

Я старался дать ответы на эти и подобные им вопросы во второй части книги (“Действительность”).

В третьей части книги (“Анализ”) рассматриваются некоторые самостоятельные проблемы, а также те вопросы, которые невольно возникают при сопоставлении первой и второй частей книги. Для того чтобы лучше разобраться в том, что представляли собой немцы, проживавшие за пределами Германии к моменту, когда Гитлер развязал свою агрессию, укажем, что они делились на две категории. Первую составляли так называемые “Reichsdeutsche” – подданные Германии, жившие за пределами своей страны; ко второй причислялись люди, получившие в самой Германии наименование “Volksdeutsche” (немецкие национальные меньшинства{4}); такие люди являлись гражданами других государств, но говорили на немецком языке и во многом являлись приверженцами немецкой культуры.

Моя книга посвящена главным образом той работе пятой колонны, которая выполнялась непосредственно немцами. Конечно, я учитываю при этом, что существовали и другие пятые колонны, принимавшие участие в общем наступлении национал-социализма в международном масштабе. Гитлер подбирал себе сообщников во всех странах. Тем не менее, как мне кажется, еще не настало время для правильного описания деятельности этих разнообразных по своему характеру пятых [37] колонн из состава коренного населения. На эту тему нет хороших монографий, доступ к надежным архивным материалам весьма затруднен. Социальная и политическая разношерстность групп, сочувствовавших национал-социализму, весьма велика и является еще более запутанной, чем это наблюдалось среди немецких групп. Попытка провести исследование и дать описание деятельности пятых колонн, состоящих из людей – уроженцев той или иной страны, привела бы к неоправданному сваливанию в одну кучу разнообразных по своей сущности групп, каждую из которых можно правильно понять только при специальном рассмотрении, с учетом соответствующей социальной и политической обстановки.

Вот почему я лично ограничиваюсь в основном рассмотрением пятой колонны, состоявшей из немцев.

Я полностью отдаю себе отчет и в том, что не в состоянии дать что-либо похожее на полную картину деятельности той пятой колонны, за описание которой я взялся. Я смог познакомиться со многими источниками; ряд других источников оказался для меня недоступным; еще большее их количество, вероятно, вообще уже исчезло без следа. Само собой разумеется, что я ни в какой мере не претендую на исчерпывающее историческое исследование о немецких национальных меньшинствах во всех странах земного шара, от Эстонии до Чили и от Австралии до Канады. Для этого мне попросту не хватило бы всей жизни. В самом деле, любой человек успел бы состариться, прежде чем разобрался бы в тех слухах, которые ходили по поводу пятой колонны в период немецкой оккупации, – даже если ограничиться масштабами какой-нибудь одной страны. Вот почему мне хотелось бы подчеркнуть временный характер содержания моей книги. Даже если приводимые мною факты и не окажутся полностью опровергнутыми, книга бесспорно будет нуждаться в многочисленных дополнениях и более или менее существенных исправлениях. Вместе с тем “международный” характер той картины, которую я пытаюсь нарисовать, и мое стремление к использованию возможно более разнообразных материалов позволяют мне надеяться, что данная книга сможет [38] пригодиться в качестве какой-то своеобразной мерки для оценки или переоценки действий немецкой пятой колонны в той или иной стране.

В предисловии необходимо сделать несколько замечаний по своему собственному адресу.

Маккаллум говорит:

“Каждому, кто пишет по поводу общественного мнения, – а разве первая часть моей книги не является в конечном счете частичным отображением общественного мнения в период 1933 – 1945 годов? – трудно не возбудить своим высказыванием довольно неприятного подозрения в том, что автор претендует на высшую мудрость – быть умным не только после событий, но и до их начала”{5}.

Я должен, не колеблясь, признать, что одной из жертв страха перед пятой колонной оказался в свое время я сам.

Я ссылаюсь на газетные и журнальные статьи и книги с высказываниями отдельных лиц. Их утверждения оказались впоследствии необоснованными, хотя и звучали в свое время вполне резонно. Возможно, эти люди найдут некоторое моральное удовлетворение в том, что в 1941 году я описывал “мастерскую организацию” пятой колонны в своем родном городе Амстердаме с тревожным восхищением{6}.

Изучение материалов и документов, легших в основу содержания данной книги, убедило меня в ограниченности человеческих суждений. Бурные события и связанные с ними переживания могут сбить человека с толку, особенно когда события неожиданно надвигаются то с одной, то с другой стороны. А ведь именно так обстояло дело в ряде тех районов, где действовали немцы.

Агрессия порождает контрагрессию.

Моя книга является лишь одним из вариантов исследования, затрагивающего эту далеко не новую тему.

Луи де Ионг. [41]

Часть первая. Страх
Введение. Приближение катастрофы

В середине июля 1936 года началась гражданская война в Испании. К концу сентября генералы, поднявшие мятеж против правительства республики, одержали значительные победы. Используя в качестве опорной базы Испанское Марокко, они заняли значительную территорию в южной части Испании, обеспечили себе прочные позиции вдоль португальской границы, а также на севере Испании. Наспех сформированные правительством войсковые соединения терпели одно поражение за другим. Мятежники приближались к Мадриду, и испанская столица оказалась под угрозой окружения. 28 сентября мятежники выручили свой гарнизон в Толедском Алькасаре, продержавшийся семьдесят дней; казалось, что перед ними открыт свободный путь к столице. Генерал Франко бросил свои силы на Мадрид; войска двигались на город с юга, юго-запада, запада и северо-запада, в общей сложности четырьмя колоннами.

Именно в эти дни, 1 или 2 октября, один из наиболее видных генералов, командовавших войсками мятежников, Эмилио Мола, выступил по радио. Угрожающе обрисовав боевые действия, развернутые четырьмя колоннами, он добавил, что наступление на правительственный центр будет начато пятой колонной, которая уже находится внутри Мадрида.

В ответ на это выступление орган компартии Испании газета “Мундо обреро” писала 3 октября 1936 года: “Предатель Мола говорит, что бросит против [42] Мадрида четыре колонны, однако начнет наступление пятая колонна”{7}.

В августе и сентябре Мадрид уже был полон слухов о том, что в стране действуют предатели. Фактические или подозреваемые сторонники Франко арестовывались тысячами; коммунисты, социалисты и анархисты систематически составляли и корректировали списки подозрительных лиц. Каждое утро на улицах можно было найти тела десятков жертв, убитых ночью. И все же казалось, что опасность, угрожающая изнутри, никогда не будет устранена полностью. В августе стояла сильная жара, однако никто не смел насладиться вечерней прохладой: выходить на улицы было слишком опасно. “В некоторых, чаще всего богатых кварталах с крыш внезапно раздавались выстрелы; таинственные автомобили неожиданно появлялись из-за угла, звучали короткие очереди из автомата, и автомобили исчезали”{8}. Отовсюду ползли слухи, что дело республики гибнет; казалось, что кто-то систематически занимается их распространением. Вот почему случайное высказывание генерала Мола лишь подтверждало тревожные предположения: очевидно, Франко имел поддержку пятой колонны, организованной в самом Мадриде.

“Чувствуются ее коварные махинации… Она является тем врагом, которого нужно уничтожить немедленно!” – восклицала Пассионария{9}. Вскоре начались повальные обыски Начиная с 8 октября было арестовано значительное число офицеров, как уволенных в отставку, так и находящихся на службе; арестовывали тех из них, кто не пользовался достаточным доверием. К населению беспрерывно обращались с призывами проявлять бдительность, предостерегали “против шпионов, паникеров, пораженцев, против всех тех, кто, запрятавшись в свои [43] норы, ждет приказа о выходе на улицу{10}…против quinta columna facciosa”{11}.

Во второй половине октября термин “пятая колонна” стал широко использоваться испанской республиканской печатью, в особенности газетами левого лагеря. Кто впервые произнес эти слова, об этом уже наполовину забыли; не прошло и двух недель со дня выступления генерала Мола по радио, как одна из мадридских газет приписала авторство генералу Кейпо де Льяно, а корреспондент лондонской “Таймс” – генералу Франко. Содержание термина продолжало оставаться неопределенным, однако это не препятствовало, а скорее способствовало его широкому применению. Разве он не служил хорошим прозвищем для неуловимого противника? Страх перед таким противником был настолько велик, что неосторожно оброненное генералом Мола выражение немедленно приобрело эмоциональный оттенок и силу. Случайная словесная комбинация “пятая колонна” стала определенным понятием, словно народ только и дожидался появления подобного термина{12}. Он применялся иногда наряду с другими терминами, такими, как “троянский конь”, “нацинтерн”. Потом о нем как будто забыли. Но в 1940 году, когда весь Западный мир оказался охваченным пожаром, о нем вспомнили вновь. И это не случайно.

В термине “пятая колонна” была определенная потребность. Он был необходим не только в республиканской Испании, но и за ее пределами. Он нужен был людям, которые в течение почти четырех лет чувствовали, что и сами они находятся под угрозой со стороны тех сил, которые поддерживали Франко, то есть со стороны [44] национал-социалистской Германии и фашистской Италии.

Еще до того, как этот термин получил широкое распространение, действия людей, причисляемых теперь к пятой колонне, вызывали тревогу в ряде стран. В государствах, лежащих вокруг Германии, уже имели место случаи, когда немецкие агенты, нарушая границу, расправлялись с политическими противниками гитлеровского режима. Особое внимание привлекло убийство видного ученого Теодора Лессинга в Мариенбаде (Чехословакия) в августе 1933 года. В этот же период в Австрии, да и за ее пределами большую тревогу вызывали насильственные акты австрийских национал-социалистов, направленные против австрийского государства. Здесь одно преступление следовало за другим; не проходило недели, чтобы какой-нибудь сбежавший из Австрии лидер национал-социалистской партии (в Австрии эта партия была запрещена) не выступил перед микрофоном одной из немецких радиостанций, призывая австрийский народ к восстанию против правительства Дольфуса. 25 июля 1934 года, через какой-нибудь месяц после того, как весь мир с отвращением наблюдал за расправой Гитлера над многими из его бывших сторонников и некоторыми старыми противниками, австрийские нацисты пытались осуществить путч в Вене. Мятежники потерпели неудачу; однако успели покончить с австрийским канцлером. Раненый Дольфус умер, истекая кровью. Ему не оказали никакой медицинской помощи и даже не допустили к нему священника.

Что же творилось в самом сердце Европы? Что за нравы джунглей там утверждались?

Многие за пределами Германии не слишком затрудняли себя выяснением вопроса о том, действовали ли венские мятежники (вроде Планетта и Хольцвебера) по прямому приказу из Берлина и Мюнхена. Однако причастность германского рейха к мятежу была совершенно очевидной. Иностранные корреспонденты, находившиеся в немецкой столице накануне венского мятежа, слышали о том, что в Австрии что-то готовится. Через несколько дней после путча они показывали друг другу экземпляры немецкого пресс-бюллетеня (“Deutsche [45] Presseklischeedienst), выпущенного 22 июля 1934 года, то есть за три дня до событий в Вене. В нем уже имелись снимки, изображавшие “народное восстание в Австрии”. Там же сообщалось: “В ходе боев за дворец правительства канцлер Дольфус получил серьезные ранения, приведшие к смертельному исходу”.

Скрупулезная немецкая организованность! Еще не успели зарядить револьверы, а текст к портрету жертвы уже был отпечатан.

Мятеж в Австрии, – возможно, наиболее очевидный, но, безусловно, далеко не единственный показатель высокой степени развития, до которой немецкий национал-социализм сумел довести в других странах свои проникнутые агрессивным духом организации. Не было почти ни одной страны, где бы немцы после 1933 года не объединялись под знаком свастики. Это относилось в первую очередь к проживавшим за границей немецким подданным. Зарубежные национал-социалистские ассоциации, безусловно, поддерживали регулярные связи с центральным руководством (находившимся в самой Германии) заграничной организации немецкой нацистской партии, которое именовалось Auslands-Organisation der NSDAP.

Сущность этих связей оставалась тайной для широких кругов населения, хотя газеты нередко публиковали сообщения о высылке отдельных членов заграничной организации бдительным правительством той или иной страны; обычно такие меры принимались в связи с тем, что члены заграничной организации оказывали давление на своих соотечественников. Как видно, национал-социализм проводил в жизнь новый принцип, то есть требовал безоговорочного повиновения от любого немца, на чьей бы территории тот ни находился.

Однако опасность грозила не только со стороны этих людей.

Во всех частях света проживали миллионы людей немецкого происхождения. Несмотря на то, что они были подданными, то есть гражданами других стран, эти люди говорили по-немецки и во многом сохраняли признаки национальной немецкой культуры. Как уже упоминалось выше, берлинские власти называли таких немцев [46] “Volksdeutsche”. Нацизм доказал, что может быстро подчинить их своему влиянию. За пределами Германии издавалось свыше 1500 газет и журналов на немецком языке; многие из них с заметным сочувствием отзывались об “успехах” Гитлера в области внешней политики. В немецких школах вне Германии (в 1936 году таких школ насчитывалось около пяти тысяч) преподаватели прививали своим воспитанникам чувство уважения и преданности фюреру.

В приграничных районах, которые Германия была вынуждена уступить по Версальскому договору, национал-социализм получил широкое распространение. В 1935 году в Саарской области так называемый Объединенный фронт, находившийся под руководством национал-социалистов, привлек на свою сторону подавляющее большинство избирателей, выступая под лозунгом: “Назад, в Германию”; это было неприятной неожиданностью для многих за пределами Германии. Однако еще раньше указанного события французы в Эльзасе, бельгийцы в Эйпен-Мальмеди, датчане в Северном Шлезвиге, поляки в “вольном городе Данциге” и литовцы в Мемеле (Клайпеде) уже выражали опасение в связи с ростом численности национал-социалистских организаций. В октябре 1933 года правительство Чехословакии запретило деятельность на территории своей страны немецкой национал-социалистской рабочей партии Deutsche National-Sozialistische Arbeiterpartei (DNSAP), которая отличалась от NSDAP, то есть нацистской партии в самой Германии, только порядком слов в своем названии. Однако вскоре чехи увидели, что три с половиной миллиона судетских немцев подпадают под влияние Конрада Генлейна. Этот новоявленный лидер, хотя и протестовал против того, что его именуют национал-социалистом, возглавил движение, которое точно копировало нацистскую партию Германии в идеологическом и организационном отношении. Правительства Венгрии, Румынии и Югославии также замечали растущее влияние национал-социалистского движения на значительное по численности немецкое национальное меньшинство, имевшееся в указанных странах. Среди немецкого национального меньшинства в Румынии это [47] движение одержало верх над старыми политическими группировками еще в 1933 году.

Подобная же линия развития наблюдалась и за пределами Европы.

Знак свастики всюду был притягательным для лиц немецкого происхождения. Так было в Юго-Западной Африке, бывшей германской колонии, где еще сохранилось к тому времени значительное количество немцев. Так это случилось в Австралии и Новой Зеландии, где многие немецкие ассоциации преподнесли Гитлеру своеобразный подарок к первой годовщине его пребывания на посту рейхсканцлера, объединившись в “Союз немцев в Австралии и Новой Зеландии”. Подобное же явление отмечалось и на территории Америки.

Третий рейх, словно магнит, притягивал к себе немцев, разбросанных по всему миру. Немецкая пресса в значительной мере способствовала этому. Горделиво подчеркивая положительные отклики своих соотечественников на строительство национал-социалистского государства – отклики людей, годами или целыми десятилетиями оторванных от своей родины (или же родины своих отцов), – эта пресса охотно публиковала восторженные статьи и стихи, восхвалявшие Гитлера:

Когда мы, немцы, распеваем свои песни под широким небосводом,

Наш призыв звучит и под звездным небом чужих земель.

Слава тебе, Гитлер – спаситель Германии, немецкая путеводная звезда,

Веди нас сквозь бури, пока снова не возродится наша Империя!{13}

Такие песни звучали в бразильских джунглях в 1933 году.

Три года спустя, как раз накануне обращения генерала Мола с призывом к своей мадридской “пятой колонне”, руководитель маленькой национал-социалистской группы одного из восточноафриканских поселений в Кайтале (Кения), выступая под гром аплодисментов на ежегодном конгрессе заграничной организации, выразил надежду, что эта организация “явится отборным инструментом в том имперском оркестре, которым [48] когда-нибудь воспользуется фюрер, чтобы сыграть свою грозную симфонию”{14}.

Вообще говоря, до 1938 года повсеместному распространению национал-социализма среди немецких подданных и немецких национальных меньшинств за границей не придавалось особого значения; однако то в одной, то в другой стране появлялись признаки смутного беспокойства и раздраженного изумления. Правда, в ряде стран немцы составляли лишь относительно небольшое национальное меньшинство. Но ведь не только они угрожали общественному строю той или иной страны. Возможно, что рост национал-социалистских групп, состоящих только из немцев, прошел бы почти незамеченным, если бы одновременно не развертывали свою деятельность национал-социалистские и фашистские группы из коренного населения. Многие из таких групп были организованы еще в 20-х годах, но в то время их появление не привлекло почти никакого внимания. Положение изменилось после победы, одержанной немецкой национал-социалистской партией на выборах 1930 года, когда стены германского рейхстага услышали гулкий шаг более чем сотни вновь избранных депутатов-нацистов. Разве до этого кто-нибудь слышал что-либо о Гитлере? Кто мог помнить неудачливого мятежника 1923 года? Теперь же он оказался на пути к захвату власти в Германии.

Его пример вдохновил честолюбцев: ведь то, что оказалось возможным в Германии, могло увенчаться успехом и в других странах. Еще до того, как Гитлер 30 января 1933 года занял резиденцию канцлера в Берлине, национал-социалистские группы были сформированы в десятке стран. Эти группы обуревало жгучее желание захватить в свои руки государственную власть; они были убеждены в своей способности разрушить шаткие крепости демократии, используя небольшие банды отборных и верных последователей. Такие группы охотно воспринимали все атрибуты немецкой нацистской партии: высокие сапоги, рубашку и свастику. В Швеции под флагами со свастикой выступала шведская [49] национал-социалистская рабочая партия (Svenska National-Socialistika Arbejder Parti); такое же рвение проявляли: в Голландии – национал-социалистская партия (National-Socialistische Nederlandse Arbeiderspartij), во Франции – бретонские фашисты, в Англии – имперская фашистская лига, в Латвии – “громовые кресты”, в Венгрии – венгерская национал-социалистская партия (Magyar Nemzeti Szocialista Pбrt), в Румынии – “железная гвардия”. Их объединенную силу никак нельзя было сбросить со счетов. В ряде случаев демократические правительства сами переходили в контратаку, налагая запрет на демонстрации и ношение формы, запрещая государственным служащим вступать в подобные организации, однако во многих странах тому или иному удачливому диктатору удавалось одержать верх над своими противниками. Зачастую, используя поддержку определенных кругов реакционно настроенной буржуазии, подобные личности быстро организовывали политическое движение. И никто не мог предсказать, скоро ли это движение удастся остановить. Конечно, всюду находились люди, недовольные своим положением, или же близорукие мечтатели; они пополняли ряды движения тысячами и даже сотнями тысяч. В середине 30-х годов в некоторых кругах Голландии наблюдалось определенное беспокойство, вызванное успехами движения, возглавляемого Антоном Муссертом. В Бельгии отмечалось то же самое в связи с деятельностью сторонников Леона Дегреля, в Англии – сэра Освальда Мосли, во Франции – полковника де ля Рока.

Понятие “пятая колонна” тогда еще не приняло осязаемых форм, однако страх перед Гитлером и его сообщниками за пределами Германии уже был налицо. Люди глядели с опаской на активность немецких национал-социалистов в своих странах потому, что их агенты организовывали немцев в ассоциации полувоенного типа, подавая тем самым заразительный пример местным антидемократическим элементам. Не вызывало сомнений, что враги демократии из состава коренного населения поддерживают контакт с немецкими национал-социалистами, осуществляют с ними тесное взаимодействие. [50]

Правительства многих стран принимали меры против немецких подданных, злоупотреблявших оказанным им гостеприимством: таких лиц высылали. Предпринимались и другие попытки приостановить нарастание активности немецких национал-социалистов. Возникавшие на этой почве конфликты обычно улаживались в секретном дипломатическом порядке, чтобы не вызвать ненужного раздражения Германии. Однако уже в первые годы существования третьего рейха стало известно о ряде подобных инцидентов в различных и весьма удаленных друг от друга странах. Они привлекли внимание широких кругов общественности, поскольку в подобных случаях обнаруживались внутренние связи Берлина с немцами, проживавшими за границей

В Юго-Западной Африке, на подмандатной территории Южно-Африканского Союза, было замечено, что немецкие подданные, а также местные граждане немецкого происхождения были организованы по национал-социалистскому образцу. При этом они преследовали определенную цель: добиться возвращения Германии ее бывших колоний. Летом 1934 года подобной деятельности был положен конец. 11 июля наложили запрет на организацию гитлеровской молодежи (Hitler-Jugend); а на следующий день произвели обыск в помещениях отделений заграничной организации немецкой нацистской партии. При этом конфисковали значительное количество документов. Содержание последних оказалось весьма показательным.

Через 4 месяца деятельность немецкой нацистской партии на территории Юго-Западной Африки была объявлена незаконной. Власти заявили:

“немецкая нацистская партия стремилась к объединению всех лиц, говорящих по-немецки, для борьбы за реализацию своей программы; ее целью был захват в свои руки безраздельного руководства политической и духовной жизнью той группы населения, которая пользуется в обиходе немецким языком. Немцы пытались посадить национал-социалистов на все ключевые посты в политических, церковных и просветительных органах. Они стремились подавить всякое сопротивление, применяя законные и незаконные формы борьбы. [51] Этому во многом способствовала обширная система шпионажа”{15}.

В Литве также слышался шум надвигавшейся грозы, пока еще неопределенной и отдаленной, но опасность которой многие уже сознавали.

В 1923 году район Мемеля (Клайпеды), населенный преимущественно немцами, был аннексирован Литвой. В 1933 году здесь возникли две соперничавшие друг с другом национал-социалистские организации. Одна именовала себя организацией христианско-социалистического действия (Christlich-Sozialistische Arbeitsgemeinschaft), сокращенно CSA, а другая – Социалистическим народным сообществом (Sozialistische Volksgemeinschaft, сокращенно Sovog). Последняя была более сильной.

Обе организации, смертельно ненавидевшие друг друга, имели обособленные штурмовые отряды (SA), члены которых проходили подготовку в Германии. На территории Литвы они выполняли функции гестапо.

Дело этим не ограничивалось.

В ходе судебного процесса в Каунасе было зачитано данное под присягой показание, датированное январем 1934 года. Оно изобличало членов Sovog в том, что те получили в это время указание “быть в полной готовности присоединиться к штурмовым отрядам, прибытие которых в Литву с территории Германии ожидается через несколько дней”{16}. Было конфисковано оружие, принадлежавшее членам обеих организаций (CSA и Sovog).