Текст книги "Немецкая пятая колонна во второй мировой войне"

Автор книги: Луис де Ионг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

M. M. Рост ван Тоннинген, осуществлявший от имени Муссерта связи с Германией, был человеком более проницательным. Начиная с середины 30-х годов он поддерживал регулярные связи с Гиммлером. Рост опасался, что немецкая агрессия лишит возможности национал-социалистов в Голландии подчинить своему влиянию всю страну. В марте 1940 года он лично излагал Гиммлеру указанную точку зрения{505}. Отнюдь не исключено, что среди голландских нацистов имелись лица, стремившиеся в случае военных действий играть более активную роль, что они не были согласны с линией поведения Муссерта и Роста. Однако оснований для утверждения, будто голландские войска обстреливались голландскими национал-социалистами, действовавшими в значительном количестве и в виде организованных групп, не имеется.

Бельгия

По тем представлениям, которые сложились у людей в 1940 году, пятая колонна играла во время немецкого наступления на Бельгию и Францию менее важную роль, чем во время операций в Норвегии и Голландии. Норвегия, в частности, рассматривалась в западных странах как жертва коварного и тщательно подготовленного заговора, в результате которого изменники широко распахнули ворота перед вторгавшимися немецкими войсками. В Голландии – думали люди – измена, шпионаж и саботаж также сыграли решающую роль. Что касается Бельгии и Франции, то, несмотря на всю путаность сообщений, поступавших из этих стран в мае и июне 1940 года, успехи немцев объясняли главным образом не действиями неуловимой пятой колонны, а боевыми [306] действиями немецких войск. Многие понимали, что немцы победили прежде всего благодаря своему военному превосходству. “Пятая колонна – это небольшое количество отдельных личностей”, – заявило бельгийское правительство вскоре после своей эвакуации в Лондон, имея при этом в виду бельгийских фашистов. “Действия этих людей не могли оказать решающего влияния на ход событий”{506}. 1 июня 1940 года в лондонской газете “Таймс” появилась статья, в которой отражалось мнение по этому вопросу нескольких бельгийских офицеров. Оно сводилось к следующему: “строго говоря, активность пятой колонны оказалась ничтожной”{507}.

Если взглянуть на события 1940 года во Франции, то бросается в глаза, что во всех более поздних серьезных исследованиях этих событий уже не упоминается пятая колонна, о действиях которой ежедневно сообщали печать и радио в мае и июне 1940 года. 24 мая 1940 года один французский штабной офицер, который докладывал военному кабинету Франции обстановку, сказал, обращаясь непосредственно к маршалу Петену: “Господин маршал, немецкая армия 1939 года разбила французскую армию 1920 года”{508}.

В основных послевоенных трудах подобная точка зрения находит все более широкое признание. Чем больше французы размышляли о причинах поражения своей страны, тем лучше они понимали, что поражение явилось неизбежным следствием целого ряда недостатков общего порядка, которые имели отношение к национальной системе в целом. Рауль Дотри, министр снабжения в кабинете Рейно, выступая перед созданной французским парламентом комиссией по расследованию, заявил: “Я убежден, что лишь очень немногие французы могут считать себя непричастными в той или иной степени к поражению Франции”{509}. [307]

Однако вернемся к рассмотрению событий в Бельгии. После первой мировой войны Германия оказалась вынужденной уступить Бельгии пограничные районы Эйпен и Мальмеди, большинство населения которых говорило по-немецки. В 20-х годах здесь возникло пронемецкое движение; после прихода Гитлера к власти оно оформилось в Heimattreue Front{510}. Внутри Heimattreue Front образовалось ядро, состоявшее из молодых и энергичных национал-социалистов. В целях маскировки они основали клуб планеристов. После начала второй мировой войны члены клуба дезертировали в Германию. Органы немецкой разведки использовали их в качестве проводников немецких войск; кроме того, из них сформировали отдельные ударные отряды, участвовавшие в нескольких ожесточенных боях против бельгийцев. Когда утром 10 мая 80 немецких солдат – ветеранов первой мировой войны пытались овладеть основными учреждениями города Эйпен, члены клуба планеристов оказали им помощь, захватив городской муниципалитет{511}.

Из других районов Бельгии, расположенных вдоль люксембургской границы, где, подобно Эйпену и Мальмеди, также имелось немецкое национальное меньшинство, о подобных событиях не сообщалось.

В первой части книги говорилось о том, что среди населения распространялись слухи о предательском поведении национал-социалистов из числа 10 000 немецких подданных, проживавших на территории Бельгии. После войны не удалось найти никаких конкретных доказательств того, будто они действовали “в светло-коричневой форме, на которой были пуговицы со свастикой и значки с буквами DAP”, как это указывалось в [308] официальных сообщениях. Кажется маловероятным, чтобы члены секретной организации, если таковая существовала, стали пользоваться столь демаскирующими опознавательными признаками.

После начала наступления органы немецкой разведки послали некоторое количество агентов для работы в тыловых районах бельгийских, французских и английских армий. Агенты маскировались под беженцев и вливались в потоки гражданского населения, эвакуировавшегося на запад. Они имели с собой автоматы, которые прятали в повозках и машинах. Агенты (общей численностью до 200 человек) разделились на отдельные группы, каждой из которых была поставлена задача внезапно захватывать тот или иной объект, не допуская его разрушения отступающими войсками. Такими объектами являлись основные мосты, а также туннель под рекой Шельдой, близ Антверпена. На последнем этапе боев в Бельгии подобные отряды использовались для предотвращения затопления тех районов, которые прилегали к реке Изер{512}. Большинство таких задач, поставленных перед отрядами, было успешно выполнено.

Подтвердились сведения о сбрасывании немцами специальных трещоток, имитирующих звуки стрельбы{513}; по свидетельству генерала Штудента, командовавшего немецкими парашютистами, в Арденнах сбрасывалось значительное количество чучел (подобно тому как это имело место в некоторых районах Голландии){514}. Проведение немцами этого мероприятия сыграло значительную роль в создании у людей впечатления, будто немецкие парашютисты приземляются всюду, даже в дворцовом саду королевы Елизаветы.

Переходя к рассмотрению вопроса о возможном взаимодействии немцев с бельгийскими фашистами и национал-социалистами, следует учесть, что лидер рексистского движения в Бельгии Леон Дегрель, имевший [309] своих сторонников главным образом в той части страны, где население говорило по-французски, ориентировался скорее на Муссолини, чем на Гитлера. Дегрель получал из Рима значительные субсидии{515}. Он сам признал это после войны{516}.

8 сентября 1937 года граф Чиано записал в свой дневник: “Я снова решил давать рексистам субсидию (250 000 лир в месяц)”. По довоенному курсу указанная сумма соответствовала примерно 9200 долларам.

Немцы сумели установить контакт с фламандскими национал-социалистами на основе тех связей, которые были налажены немцами еще в ходе оккупации Бельгии в период первой мировой войны. Руководитель фламандской национальной лиги (Vlaams Nationaal Verbond) Стаф де Клерк поддерживал постоянное взаимодействие с офицерами немецкой разведки. Он получал денежные субсидии (в 1939 году Берлин отпускал на его еженедельную газету по 800 марок в месяц){517}. Как только началась война, Стаф де Клерк создал в бельгийской армии специальную организацию для ведения пораженческой пропаганды. Часть пропагандистских материалов печаталась на территории Германии. Первая партия таких материалов, в которых имелось также подстрекательство к совершению актов саботажа, была переброшена в Бельгию контрабандным путем в середине января 1940 года одним из офицеров немецкой разведки, а затем доставлена в Брюссель{518}.

В марте и апреле де Клерк вел переговоры с д-ром Шейерманом, о котором мы уже упоминали выше, в связи с его визитом к руководителю голландских национал-социалистов{519}. Немцы признавали эффективность деморализующей пропаганды, которую вели так называемые полковые клубы фламандской национальной [310] лиги (VNV). В одном из немецких официальных документов указывалось, что VNV “добилась определенных успехов”{520}.

Вопреки тому, что утверждалось в свое время, важнейшие мосты через канал Альберта оказались потерянными не в результате деятельности фламандских нацистов; это явилось следствием внезапности нападения и неудачного для бельгийской армии стечения обстоятельств. Офицер, который должен был отдать приказ о взрыве мостов, оказался убитым в ту самую минуту, когда приземлились немецкие планеры. Порученцы, посланные его заместителем, не сумели добраться до мостов, а сама охрана не смогла произвести взрыв: немцы немедленно перерезали провода. “Измены здесь не было”{521}.

Нет также доказательств утверждениям, будто с немцами сотрудничали бельгийские железнодорожники. Такие подозрения французы высказывали главным образом в связи с беспорядком на железнодорожной станции Суаньи 16 мая 1940 года, в результате чего французские танки будто бы не удалось своевременно выгрузить. Тщательное расследование, проведенное бельгийскими железнодорожными органами, показало, что полотно железной дороги на данном участке оказалось разбитым в результате немецкой бомбардировки 15 мая, однако 16 мая оно уже было восстановлено. В тот же самый день танки выгрузили с платформ. Ни о каком саботаже не могло быть и речи{522}.

Едва ли есть необходимость опровергать утверждение, распространявшееся в июне 1940 года, будто решение короля Леопольда о капитуляции объяснялось вмешательством гестапо. Данное обвинение в дальнейшем не выдвигалось. [311]

Что касается организованного распространения слухов, то вполне возможно, что члены фламандской национальной лиги (точнее, те из них, которые не подверглись аресту) вели среди гражданского населения ту же самую пораженческую пропаганду, которой они занимались среди солдат.

Как мы помним, в мае 1940 года существовало мнение, будто при помощи заранее обусловленных, самых разнообразных сигналов и средств немецким войскам оказывалось содействие со стороны немцев, проживавших в соседних с Германией странах. Подобные утверждения в свое время поступали из бельгийских, французских и английских источников. В послевоенное время не обнаружено никаких доказательств того, что речь шла о подлинных действиях немецких агентов или лиц, в какой-то мере причастных к немецким военным операциям. Весьма показательно, что в официальном английском труде, в котором рассматриваются военные действия во Фландрии{523}, нельзя встретить даже термина “пятая колонна”, как нет и упоминания о каких-либо действиях, приписывавшихся в 1940 году этому зловещему скопищу вражеских агентов.

Люксембург

Быстрый марш по территории великого герцогства имел весьма важное значение для верховного командования немецких вооруженных сил: немецким танкам требовалось как можно скорее прорваться через Арденны и выйти к Маасу между Намюром и Седаном. В связи с этим через границу Люксембурга было переброшено некоторое количество агентов разведки, переодетых в штатское, а также мотоциклы. В задачу агентов входило прерывать телефонную связь, а также предотвращать разрушение некоторых объектов, чтобы противник не мог помешать быстрому продвижению немецких войск. Агенты должны были следить за тем, чтобы [312] люксембуржцы не взорвали свою главную электрическую станцию{524}.

Задачи по нарушению телефонной связи пограничных постов, нападению на указанные посты и возведению баррикад на проезжих улицах выполнялись не одними только агентами немецкой разведки.

Еще в 1936 году в Люксембурге возникла национал-социалистская группа молодежи, так называемая Luxemburger Volksjugend. В январе 1940 года руководители группы получили из Германии распоряжение прекратить пропагандистскую деятельность, поскольку “другие задачи, пока не уточняемые, явятся более важными”{525}. В связи с этим можно предполагать, что часть пронемецки настроенных люксембуржцев играла активную роль в описанных выше действиях. Некоторые из них утром 10 мая были арестованы и вывезены во Францию{526}.

Борьба в Люксембурге длилась очень короткое время: 75 человек из состава вооруженных сил Люксембурга сдались в плен, 6 жандармов и 1 солдат получили ранения. Убитых не было{527}.

Франция

Переходя снова к рассмотрению вопросов, касающихся Франции, приходится признать, что в нашем распоряжении было мало данных о разведывательной и шпионской работе, проводившейся во Франции до войны и после ее начала. Однако такая работа проводилась весьма интенсивно. Это видно из того, что осенью [313] 1938 года верховное командование немецких вооруженных сил имело в своем распоряжении сведения о французских аэродромах, нефтеперегонных заводах, складах оружия и боеприпасов, электрических станциях, заводах, производящих вооружение, и других важных объектах, расположенных в районе Парижа{528}. Немецкое командование было полностью осведомлено о французской системе мобилизации{529}. Несколько немецких шпионов французские власти разоблачили и предали суду. Их имена публиковались но французской прессе в период между сентябрем 1939 года и июнем 1940 года.

В тот же самый период немецкие агенты осуществили во Франции ряд диверсионных актов. Одним из них явился поджог складов хлопка в Марселе; подготовительные работы к совершению данной диверсии производились на территории Италии{530}.

По примеру того, как это делалось в Бельгии и Люксембурге, с началом немецкого наступления во Францию просочились сквозь линию фронта небольшие группы агентов разведки. Перед ними ставилась задача – любыми средствами проникнуть в тыл, чтобы, во-первых, не допускать разрушений, важных для немцев объектов, и, во-вторых, выполнять диверсионные акты.

Кроме того, небольшое количество агентов было сброшено на парашютах. Эти агенты снабжались специальными средствами для проведения поджогов{531}.

Следует упомянуть о том, что органы немецкой разведки, действовавшие на территории Франции, наладили контакт с относительно небольшой группой бретонских националистов, выступавших еще с начала 20-х годов против центрального французского правительства; здесь немцы применяли ту же тактику, что и по отношению к экстремистским элементам среди фламандских [314] националистов в Бельгии. Немецкая разведка была заинтересована в вербовке бретонских националистов, поскольку многие моряки французского военно-морского флота являлись уроженцами Бретани. Однако общие результаты работы среди бретонцев оказались для немцев неутешительными{532}. Документальных доказательств того, что экстремистские элементы бретонских националистов проявляли какую-либо активность во время немецкого наступления, не имеется.

Примерно то же самое можно сказать и о прогермански настроенных эльзасцах; эти люди поддерживали связь с Германией еще со времен Версальского договора. Однако, по мере того как выявлялась агрессивная сущность национал-социалистов, движение эльзасских автономистов все более ослабевало и свелось к тому, что осталась немногочисленная секта фанатиков. В апреле и мае 1939 года французские власти начали арестовывать руководителей автономистского движения. После начала войны было проведено около 300 дополнительных арестов{533}. Необходимо напомнить, что значительная часть населения Эльзаса оказалась эвакуированной еще осенью 1939 года и что немецкие войска вступили в данный район уже в то время, когда исход кампании определился. На последнем этапе борьбы, как раз перед занятием немцами Эльзаса, все лица, подозревавшиеся в сочувствии немцам, были арестованы и вывезены в центральные районы Франции. Той же участи подверглось значительное количество ни в чем не повинных людей. Возможно, что в отдельных случаях оставшиеся на свободе автономисты показывали дорогу немецким войскам. Конкретный пример такого рода, относящийся к городу Кольмар, приводится в литературе{534}. В том же городе отмечалось и другое явление: органы гестапо, очевидно, располагали заранее [315] составленными списками адресов многих еврейских семейств{535}. Известно также о тесных связях органов немецкой разведки с некоторыми автономистами{536}; однако подробных данных по этому вопросу не публиковалось.

Проживавшие во Франции немецкие подданные при всем желании не могли развернуть подрывной деятельности. Те из них, которые незадолго до войны не откликнулись на призыв своего правительства о скорейшем выезде из Франции, оказались интернированными. Общая численность немецких подданных, проживавших во Франции к началу войны, не установлена. В 1931 году их насчитывалось 30 000, но в дальнейшем это количество сократилось{537}. В 1937 году во всей Франции имелось не более 3 000 членов лиги Deutsche Gemeinschaft, которая была организована заграничной организацией NSDAP для немцев, поддерживающих связи с третьим рейхом{538}. В том же году лишь около 130 мужчин, женщин и детей приняли участие в демонстративных обедах “из общего котла”, организованных в Париже, где проживало свыше половины всех немецких подданных{539}.

Не установлено никаких фактов, которые доказывали бы, что в деятельности пятой колонны приняли участие политические эмигранты из Германии и Австрии.

Создавшееся в мае 1940 года впечатление, будто потеря важнейших мостов через Маас между Седаном и Намюром объясняется действиями членов пятой колонны, которые имелись во французских войсках, не соответствует действительности. По данным Думена, изучавшего действия 9-й французской армии, все мосты через реку Маас были взорваны своевременно{540}. Только к северу от Динана немцы смогли перейти на западный берег, использовав ворота речного шлюза{541}. Во [316] всех остальных местах им пришлось переправляться на обычных или резиновых лодках, применять подручные переправочные средства или же просто преодолевать реку вплавь{542}. После войны Рейно откровенно признал, что он ошибался, когда ставил под сомнение действия командующего 9-й армией генерала Корапа в связи с полученными сведениями, будто мосты оказались невзорванными{543}; проведенным еще в 1940 году официальным французским расследованием было установлено, что Корап не виноват{544}.

Распоряжения об эвакуации гражданского населения отдавались самими французскими гражданскими и военными властями. Они стремились уберечь население Северной Франции от повторения страданий, подобных тем, которые пришлось пережить людям во время немецкой оккупации 1914 – 1918 годов. Приказ об эвакуации значительной части территории был отдан французским главным командованием ночью 10 мая 1940 года{545}. Подробным расследованием, проведенным в послевоенный период, установлен лишь один факт: в Шомоне (городок на реке Луаре в центральной части Франции) парикмахер усиленно уговаривал население спасаться бегством. Сам он начал сотрудничать с немцами немедленно после их вступления в город{546}. Возможно, что имелись и другие лица, старавшиеся увеличить общую сумятицу, действуя по собственной инициативе или же в соответствии с немецким планом.

Наконец, существовало мнение, будто в ходе боевых действий во Франции немцам помогало значительное [317] количество предателей в тылу. Рассказывали, что вражеские агенты, уже находившиеся ранее во Франции или же переброшенные туда под видом бельгийских беженцев, стреляли во французских офицеров и солдат, занимались усиленным шпионажем, распускали панические слухи, подавали немецким самолетам специальные сигналы (вроде тех “сигналов Морзе по всему Парижу”, о которых писал английский журналист) или же раздавали населению отравленные сладости.

Во всей французской военной литературе, посвященной кампании 1940 года, нельзя найти ни одного убедительного примера подобной деятельности пятой колонны. Характерно, что те офицеры, которые не поддались общей панике, не наблюдали никаких подозрительных явлений. Офицер Шейнель, описавший в дневнике отступление своей войсковой части от границ Бельгии до центральной части Франции, упоминает о пятой колонне лишь один-единственный раз: “В окрестностях Нанси какой-то сумасшедший начал называть меня и моих солдат членами пятой колонны; однако этого одержимого удалось быстро посадить под арест”{547}. [318]