Текст книги "Немецкая пятая колонна во второй мировой войне"

Автор книги: Луис де Ионг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Для расселения выделены изобилующие пахотной землей районы Новосибирской и Омской областей, Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности.

В связи с этим Государственному Комитету Обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и наделить переселяемых немцев Поволжья землей и угодьями в новых районах”.

*

К моменту опубликования указа переселение было почти полностью завершено. Общественные здания в городах республики немцев Поволжья заняли органы государственной безопасности. Перед этим населению не разрешалось покидать места своего жительства; линии связи были выключены, многие руководящие работники [220] учреждений арестованы. Затем немецкому населению сообщили, что оно должно готовиться к переезду. Немцы должны были сдать скот, запасы зерна и сельскохозяйственные машины. Постепенно порядок нарушался: приближались немецкие армии. Когда в начале августа на места прибыли русские комиссии для организации надзора за еще уцелевшим, но брошенным на произвол судьбы скотом, они увидели неприглядную картину: значительная часть урожая гнила в поле, лошади и свиньи исчезли, коровы без присмотра бродили по лугам.

Немцев, живших в Нижнем Поволжье компактной группой в течение многих лет, переселили в Сибирь. Верт считал это “довольно суровой мерой”{254}. Морис Эдельман видел переселяемых в пути следования:

“Мрачная процессия беженцев заполняет дороги, ведущие к железнодорожным станциям Среднего Поволжья; переселяется 400 000 человек; они везут с собой постели, домашнюю утварь; женщины плачут; на лицах выражение горького отчаяния людей, вынужденных покинуть свой родной дом”{255}.

Мы не знаем, как в дальнейшем обращались с этими людьми в стране, которая вела борьбу не на жизнь, а на смерть (ведь среди них были, по утверждению Кремля, “тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов”). Мы не знаем, как они переправились через Уральские горы, двигаясь навстречу идущим на запад воинским эшелонам, и как затем устраивались в малообжитых районах накануне надвигающейся зимы. Строили ли эти люди новую жизнь или постепенно вымирали, оказавшись забытыми и заброшенными, – все это покрыто для нас мраком неизвестности. Про одну из таких групп имеются некоторые сведения. Проезд по железной дороге, для чего в нормальных условиях требуется не более суток, занял у нее две недели. Некоторые из переселяемых дошли до полного изнеможения, в переполненных вагонах не хватало воды. Имеется и другое сообщение, относящееся к более позднему периоду. Из него видно, что некоторую часть немцев, переселенных в Алтайский край, распределили по колхозам, [221] которые оказали переселенцам большую помощь{256}. В 1954 году Гаррисон Е. Солсбери, московский корреспондент газеты “Нью-Йорк таймс”, случайно наткнулся на остатки двадцатитысячной группы немцев Поволжья, расселенных в Центральной Азии, вдоль границы с Афганистаном; в этом районе, пишет он, “тысячи людей умерли от болезней и лишений”{257}.

Верт, который горячо сочувствовал русскому народу, ведущему героическую борьбу, не сожалел о судьбе выселенных с Поволжья немцев. Его точка зрения отражала общественное мнение, утвердившееся в большинстве западных стран. Она сводилась к тому, что указанные меры следует рассматривать как “реалистический подход к разрешению проблемы немецкого национального меньшинства; существо этой проблемы достаточно ясно выявилось на примере Судетской области и ряда других мест”{258}.

Так уж получалось (в этом нет ничего удивительного, это неизбежно), что самые суровые меры, принимавшиеся где бы то ни было против пятой колонны в ходе второй мировой войны, находили оправдание в сознании людей. Слишком свежо было воспоминание о предательстве, которое совершил судетский немец Конрад Генлейн. Народ понимал, что предательская деятельность пятой колонны началась в 1933 году, когда Гитлер стал рейхсканцлером третьего рейха, призванного, по утверждению нацистов, господствовать тысячелетие. [222]

Глава 8. Навязчивый образ

Настало время пересмотреть то представление о немецкой пятой колонне, которое сложилось о ней вне пределов Германии. Оно начало складываться сразу же после 1933 года, еще до того, как возник сам термин “пятая колонна”, однако особую роль в данном процессе сыграли годы войны.

Как мы видели выше, этот термин начали широко применять после немецкого вторжения в Данию и Норвегию и особенно после вторжения в Голландию и Францию. В это время основное внимание уделялось тому, что можно назвать “военной” пятой колонной. Речь шла о туристах и молодых путешественниках, которые, как все были уверены, вели тщательную разведку в Норвегии, о немецких подданных, организовавших вооруженное нападение на правительственный центр в Гааге, о немецких агентах, которые передавали ложные приказы или же разбрасывали отравленные конфеты в Бельгии и Франции. Всех подобных людей именовали пятой колонной. Так же называли и предателей в странах, которые подверглись нападению. В Норвегии сюда относился Квислинг со своими сообщниками, которые были готовы подорвать оборону государства и взять власть в свои руки. В Голландии речь шла о многочисленных членах нидерландского нацистского движения, стрелявших, как говорили в народе, по голландским войскам из своих домов. В Бельгии к пятой колонне относили фламандских и валлонских фашистов, о которых рассказывали, что они распространяют ложные слухи с целью подрыва боевого духа. Во Франции к той же категории причисляли политических деятелей, [223] намеренно саботировавших военные усилия страны с целью создания обстановки для скорейшего сговора с Гитлером.

Когда термин “пятая колонна” получил широкое распространение, его стали применять и по отношению к прошлому времени, обозначая им все те действия, которые начиная с 1933 года имели связь с огромным агрессивным национал-социалистским заговором. Членами пятой колонны без колебания называли немецких подданных, ведущих подрывную деятельность в чужих странах, и тех местных немцев, которые, будучи гражданами других стран, все же считали Гитлера своим подлинным вождем.

Трудно дать точное описание процесса, в ходе которого в умах людей сформировались подобные представления о пятой колонне. Поводом к распространению всеобщего убеждения в существовании пятой колонны послужили действительные события. Убийство Дольфуса, поглощение Австрии, формирование генлейновского судето-немецкого легиона, выступления нацистски настроенных немецких подданных за границей и их интриги, выявленные в ходе судебных процессов в различных странах, от Литвы до Юго-Западной Африки включительно, – все это были неопровержимые факты. Во время немецкого вторжения в Польшу выявилась масса предателей из числа проживавшего на территории Польши немецкого национального меньшинства, а голландцы наблюдали у себя враждебные действия со стороны немецких и голландских национал-социалистов.

Представление о международном характере пятой колонны складывалось из представлений о “национальных” организациях, каждая из которых развивалась более или менее самостоятельно. Действия Зейсс-Инкварта и Генлейна сделали пятую колонну международной сенсацией, они превратили ее в тему, не сходившую со страниц газет и программ радиопередач всего земного шара. О пятой колонне говорили и писали вновь и вновь; особую популярность данная тема завоевала катастрофической весной 1940 года, когда, как думали люди, пятая колонна перешла в наступление на всем пространстве от Нарвика до Монтевидео и от Роттердама до Батавии. Именно в этот период образ пятой колонны запечатлелся в умах миллионов людей со всей остротой и яркостью. [224]

Подрывная деятельность немецких и других национал-социалистов, проявляемая позднее, лишь помогала закрепить уже запечатлевшийся образ. Тот факт, что немецкие подданные и местные немцы в оккупированных Германией странах сомкнули свои ряды под эмблемой свастики, служил дополнительным подтверждением всеобщего убеждения, что указанные категории людей оказывали приходу немцев активную помощь.

Имелось еще одно важное обстоятельство, помогавшее закрепить сложившийся образ. Значение его нельзя недооценивать. Речь идет о той литературе, которая была посвящена пятой колонне и с которой мог ознакомиться читатель уже после того, как немецкое вторжение в ряд стран стало свершившимся фактом.

В октябре 1940 года Хантингтон насчитал 121 статью, посвященную действиям пятой колонны в Европе; при этом он учитывал только материалы, опубликованные после начала второй мировой войны. Все учтенные статьи были напечатаны в виднейших американских периодических изданиях{259}. Хелман провел подобную же работу в 1943 году, он смог составить более обширную библиографию на тему “Нацистская пятая колонна”, включив туда 290 наименований; при этом учитывались только книги и наиболее важные статьи из американских газет и журналов{260}.

В США особую роль сыграли серии статей о пятой колонне, написанные полковником Вильямом И. Доновеном и Эдгардом Анселем Моурером. Доновен собственными глазами видел боевые действия в Абиссинии и Испании, не говоря уже об его активном участии в первой мировой войне. Он являлся личным другом Фрэнка Нокса, издателя газеты “Чикаго дейли ньюс”. С ведома Рузвельта, не доверявшего пессимистическим донесениям Кеннеди – американского посла при английском дворе, Нокс командировал в Лондон Доновена. Он должен был выяснить, [225] сможет ли выдержать Англия удары, которые неизбежно обрушит на нее Гитлер. Доновен приступил к выполнению своей задачи 20 июля. В начале августа он вернулся в Вашингтон и дал весьма оптимистическую оценку обстановки.

Во время пребывания в Лондоне Доновен собрал также данные о работе пятой колонны на европейском континенте. С этой целью он вошел в контакт с Моурером, автором книги “Германия отводит стрелку часов назад”, изданной в 1933 году. Моурер являлся представителем газеты “Чикаго дейли ньюс”. Ему с трудом удалось выбраться из Франции; в Лондон он попал через Португалию. Данные, собранные Доновеном и Моурером, были признаны настолько важными, что служба печати госдепартамента США решила опубликовать их практически во всех без исключения американских газетах. Статьи публиковались 20, 21, 22 и 23 августа 1940 года. Они заслуживают того, чтобы кратко остановиться на их содержании в качестве типичного и поучительного примера.

Доновен и Моурер начинали с очерка гитлеровских побед. Они указывали на превосходство вооруженных сил Гитлера, однако, по их мнению, немецкие вооруженные силы никогда не смогли бы добиться столь быстрых и решительных успехов, если бы им не помогали немцы и другие сообщники, имевшиеся в странах, подвергшихся нападению. Наличие судетских немцев привело к поражению Чехословакии. Польша оказалась сраженной ударом в спину, который был нанесен немецким национальным меньшинством под руководством гестапо. Десятки тысяч проживавших в Польше немцев были подготовлены в качестве агентов и проводников для вторгающихся армий; другие распространяли ложные приказы и обозначали военные объекты условными сигналами В Дании они способствовали деморализации населения, а в Норвегии – захвату морских портов. В Голландии 120 000 немецких подданных стреляли по приютившим их хозяевам страны “с яростью дервишей”{261}. В Бельгии имелось 60 000 немецких подданных, которые оказывали фламандским и валлонским [226] фашистам финансовую помощь. Немецкие агенты вроде Фридриха Зибурга и Отто Абеца создавали почву для капитуляции Франции. Англия своевременно интернировала все опасные элементы, в том числе и политических эмигрантов из Германии.

По мнению Доновена и Моурера, среди коренного населения Чехословакии и Польши не было пятой колонны. В Норвегии нашелся Квислинг, обеспечивший успех Германии. В Голландии Гитлеру помогали члены голландской нацистской партии. Фламандские нацисты предательски сдали мосты через канал Альберта, имевшие жизненно важное значение для обороны Бельгии. Французские шпионы все время обеспечивали Гитлера отличной информацией, а французский правящий класс и представители интеллигенции целыми годами обрабатывались немецкими пропагандистами. Возможно, что даже в Англии были пораженцы.

Доновен и Моурер утверждали, что немцы

“израсходовали на организационную и пропагандистскую работу за границей 200 000 000 долларов. Часть денег была передана в распоряжение заграничной организации немецкой нацистской партии, которая насчитывала до 4 000 000 членов – сознававших свои обязанности агентов”{262}.

В составе организации были немецкие подданные, натурализовавшиеся в других странах немцы, а также люди, не являвшиеся немцами. Наряду с заграничной организацией работу вели такие органы, как гестапо, министерство пропаганды, трудовой фронт, военная разведка и министерство иностранных дел Германии. В общей сложности перечисленные органы имели 30 000 сообщников, из них 5000 работали для гестапо. Агентура была снабжена небольшими радиопередатчиками. Немецкие студенты и домашняя прислуга зачастую использовались в качестве агентов.

В опубликованных статьях утверждалось, что демократические страны не в полной мере отдавали себе отчет в том, какую угрозу представляла пятая колонна. Это относилось и к США, где, возможно, “имелась пятая колонна, подготовленная нацистами лучше, чем в других странах [227] земного шара”{263}. Для противодействия опасности требовалась высокая бдительность.

Появившись сначала в газетах, статьи Доновена и Моурера были изданы затем отдельной брошюрой. Предисловие написал Нокс, занимавший к тому времени пост государственного секретаря; он горячо рекомендовал читателям ознакомиться с “этим исследованием, в котором авторы использовали все имевшиеся с их распоряжении”{264} официальные источники.

Более двух лет спустя, в 1943 году, государственный департамент США способствовал изданию обширного труда на данную тему. В нем излагалось развитие взаимоотношений между Германией и немцами за ее пределами главным образом на основе материалов, опубликованных в самой Германии. Обсуждалась здесь и проблема пятой колонны. Наиболее важные аргументы приводились в этой книге в виде выдержек из “секретного, заслуживающего доверия доклада, проверенного сопоставлением с другими источниками и описывающего многостороннюю деятельность немецкой пятой колонны в Голландии до немецкого вторжения”{265}.

В упомянутом докладе говорилось, что ассоциация немецких подданных (Reichsdeutsche Gemeinschaft) в Голландии, заявлявшая о своем нейтралитете, на самом деле являлась национал-социалистской организацией. Ее руководитель Отто Буттинг был “некоронованным властелином всех немецких подданных” на территории Голландии. В его распоряжении имелась картотека с данными на многих лиц ненемецкого происхождения, а также на 100 000 немцев, вынужденных присоединиться к нацистскому трудовому фронту. Многие из таких людей использовались в качестве шпионов. С помощью голландских нацистов Буттинг сумел распространить свое влияние на 80 000 голландских безработных, нашедших пристанище [228] в Германии, где их усиленно обрабатывали гитлеровские пропагандисты. После возвращения на родину эти люди оказались в числе “голландцев всех социальных групп, как высших, так и низших, которые приветствовали, укрывали и сопровождали немецких парашютистов”{266}.

Документ привлек к себе внимание, поскольку он содержал ряд конкретных сведений. Другие опубликованные материалы, содержащие фактические данные, также не вызывали сомнений в их достоверности. В качестве примера можно привести высказывания таких авторитетных лиц, как председатель норвежского стортинга Карл И. Хамбро{267} или голландский министр иностранных дел E. H. ван Клеффенс{268}, не говоря уже о журналистах и других очевидцах, которым удалось выехать из зон, оккупированных Германией.

Упрочению определенных представлений о пятой колонне способствовали также правительственные органы других стран. Поляки опубликовали сборник докладов своих военнослужащих, эмигрировавших из Польши{269}, а чехи – ряд документов о генлейновском движении{270}. Многие авторы написали монографии, посвященные той же теме, перерабатывая (каждый на свой лад) все те сведения, которые сделались известными начиная с 1933 года.

Авторы зачастую противоречили друг другу, особенно при изложении вопросов организации центрального аппарата пятой колонны. Некоторые из них считали наиболее видной фигурой главу заграничной организации немецкой нацистской партии Эрнста Вильгельма Боле, “который контролировал 99 процентов немцев за пределами Германии”{271}, а также располагал правом “непосредственного [229] надзора” за министерством иностранных дел Германии{272}. По мнению других, главным виновником следовало признать Вильгельма Канариса, начальника немецкой военной разведки; он пользовался “почти неограниченной властью”{273}. Кое-кто считал, что подрывом государств накануне нападения на них занимался не кто иной, как Риббентроп; он делал это “при помощи подкупов, успокоительных речей, обольстительных женщин; с этой целью он даже экспортировал в другие страны горничных и швейцаров для отелей”{274}. Наконец, некоторые авторы считали необходимым подчеркнуть то обстоятельство, что руководство заграничной организации немцев разослало в другие страны “свыше десяти тысяч хорошо подготовленных агентов и доверенных лиц”{275}.

Лишь в немногих случаях высказывались явные сомнения относительно всемогущества пятой колонны. Вскоре после своей эвакуации в Лондон бельгийское правительство заявило, что в Бельгии “пятая колонна была весьма немногочисленной”{276}. В 1941 году профессор Давид Митрани в опубликованной им работе пришел к выводу, что активность нацистов в Северной и Южной Америке являлась незначительной{277}. Подобное же мнение высказал профессор Арнольд И. Тойнби в 1952 году{278}. Профессора Ленджер и Глизон выражали сомнение в важности той роли, которую сыграла пятая колонна в Норвегии и Франции{279}, а д-р Т. К. Дерри выступил с прямым заявлением, что влияние действий Квислинга было сильно преувеличено{280}. [230]

В противовес приведенным высказываниям можно указать на целый ряд авторитетных трудов, где действия пятой колонны оцениваются как весьма эффективные и всеохватывающие. Так это сделано Черчиллем в его мемуарах{281}, когда он описывает события в Норвегии, ссылаясь на Хамбро. Хью Сетон-Уотсон пишет об “образцовой эффективности” работы пятой колонны из состава немецкого национального меньшинства в Польше{282}. Луи Л. Снайдер в одном из разделов своего мастерского труда упоминает о шпионах, диверсантах и всякого рода заговорщиках, работавших по заданиям крупного немецкого химического треста И. Г. Фарбениндустри; агентура данного треста составляла, по мнению Снайдера, “основное орудие интриг в других странах”{283}. Наконец, можно напомнить, что Мартин Уайт в одном из изданий Королевского института по международным делам назвал немецкие национальные меньшинства в странах Восточной Европы “невиданной по своей силе пятой колонной международного значения”{284}; он же описал заграничную организацию и ассоциацию немцев за границей. Наряду с другими сведениями он опять-таки упоминает о псевдотуристах, техниках и коммивояжерах{285}.

В то же время в самой Германии национал-социалисты категорически заявляли, что никакой нацистской пятой колонны не существует и никогда не существовало.

В ходе Нюрнбергского судебного процесса над главными немецкими военными преступниками зачитывалось показание Боле. В нем утверждалось, что ни заграничная организация в целом, ни ее члены “никогда не получали приказов, выполнение которых могло бы рассматриваться как деятельность пятой колонны”; подобных приказов не отдавал ни Рудольф Гесс, непосредственный начальник Боле, ни он сам. “Никаких директив Гитлера на [231] этот счет также не было”, – утверждал Боле. Он не отрицал, что вне пределов Германии имелись немцы, которых использовали для целей шпионажа, однако точно такая же работа выполнялась французами и англичанами для их собственных разведывательных служб. К тому же шпионская работа, если она и проводилась теми или иными немцами, не имела абсолютно никакого отношения к их членству в заграничной организации{286}.

Один из представителей обвинения подполковник Гриффит-Джонс задал Боле несколько дополнительных вопросов. Характер этих вопросов показывает, насколько глубоким было недоверие к правдивости показаний обвиняемого.

Гриффит-Джонс: Разве никогда не наблюдалось таких случаев, когда ваша армия вторгалась в страну, где вы имели хорошо налаженную организацию, и эта организация оказывала весьма важные военные услуги?

Боле: Нет. Смысл и цели заграничной организации заключались не в этом, и ни один из немецких правительственных органов никогда не вел со мной никаких переговоров по данному поводу.

Гриффит-Джонс: Не хотите ли вы сказать трибуналу, что во время вторжения немецкой армии в различные европейские страны ваши местные организации не предпринимали ничего, чтобы оказать вторгающимся войскам военную или иную помощь?

Боле: Да, дело, обстояло именно так{287}.

Зачитывалось также показание Альфреда Гесса (брата Рудольфа Гесса), который был заместителем руководителя заграничной организации. Международный военный трибунал мог видеть из данного показания, что термин “пятая колонна” рассматривался в заграничной организации немецкой нацистской партии как “умный блеф антифашистской пропаганды, вызывавший искреннюю веселость”{288}.

Доказательства, приводившиеся Альфредом Гессом и Эрнстом Боле, не были помещены на страницах мировой [232] печати. Считалось, что они этого не заслуживают. Если бы подобные аргументы и попали в газеты, то читатели в большинстве стран прочли бы их, возмущенно пожимая плечами: еще двумя лжецами больше! Ведь Геринг, Риббентроп и Зейсс-Инкварт тоже изображали из себя невинных; тем не менее их приговорили к смертной казни. Таким образом, представления о пятой колонне, сложившиеся в период 1933 – 1941 годов, остались неизменными у большинства населения многих стран. Кроме того, была тенденция передать те же представления молодым поколениям, для которых национал-социалистская Германия вместе со всеми ее преступлениями окажется (частично или полностью) лишь историческим эпизодом, с которым знакомятся по книгам. В этом отношении весьма характерно, что в большинстве трудов англосаксонских авторов, посвященных второй мировой войне, дается такое описание вторжения в Голландию, которое основывается почти исключительно на информации времен 1940 года. Мы снова читаем в этих трудах о том, как жившие в Роттердаме немцы “оборудовали пулеметные огневые точки и разрушали важные мосты”{289}, или же о том, как немцы проникали в Голландию под видом “туристов, коммивояжеров и студентов”{290}. Мы опять встречаем упоминания о пятой колонне, которая “вывела из строя систему сирен, оповещавших о воздушной тревоге, и отрезала последние источники снабжения Амстердама водой”{291}, о тех, кто “сеял смятение и ужас в тылу”{292}. Мы вновь слышим о парашютистах, взаимодействовавших со “шпионами, предателями, пятой колонной и немецкими туристами”{293}, или же о парашютистах, спускавшихся с неба “чаще всего в голландской форме, отлично знавших голландский язык и ставивших тем самым [233] в тупик как гражданское население, так и солдат”{294}. Даже в так называемой “миниатюрной истории” второй мировой войны нашлось достаточно места для упоминания о том, что немцы в Голландии “ловко использовали (как и в Норвегии, но в более широком масштабе) парашютистов и предательство”{295}.

Кто мог усомниться в достоверности сведений, которые нашли такое широкое признание и которые преподносились столь авторитетными и эрудированными представителями исторической науки? Мнение о том, что годы национал-социалистской агрессии характеризовались мощным развертыванием деятельности немецкой пятой колонны, уже прочно закрепилось в умах; термин “пятая колонна” начинал приобретать более широкие смысл и значение. В западных странах все чаще стали поговаривать о коммунистической пятой колонне.

Людям уже трудно стало представить себе мир, в котором не существовало бы пятой колонны.

Чтобы исследовать фактическую сторону, которая скрывалась за представлениями людей о пятой колонне, целесообразно внести ясность в значение самого термина.

Точные определения редко полностью удовлетворяют, в особенности в тех случаях, когда определяемый термин настолько затаскан, что трудно различить его конкретные рамки. “Пятая колонна” как раз относится к числу подобных терминов.

Попробуем сформулировать определение следующим образом:

К немецкой пятой колонне относилась любая группа, находившаяся вне пределов национал-социалистской Германии, которая способствовала немецкой территориальной экспансии, действуя намеренно и в соответствии с секретными указаниями немецких властей.

Разберем данное определение более подробно.

Прежде всего необходимо учесть, что за словами “немецкая пятая колонна” может скрываться двоякое содержание. [234]

С одной стороны, это может быть пронемецкая пятая колонна; с другой стороны, речь может идти о пятой колонне, состоящей из немцев. Первое понятие является более широким: оно включает все группы вне пределов Германии, действовавшие в интересах Германии. В предисловии мы уже указывали, что деятельности подобных групп пока что трудно дать научное определение в международном масштабе. Вместе с тем ее нельзя сбросить со счетов. Население стран, находившихся под угрозой нападения со стороны третьего рейха, рассматривало пятые колонны, состоящие из немцев, и пятые колонны из фашистов и национал-социалистов коренного населения как единое целое. От ответа на вопрос, оказывали ли пятые колонны из состава коренного населения военную помощь немецкой агрессии, уклониться нельзя. Но мы не собираемся касаться политической подоплеки всевозможных фашистских и национал-социалистских движений в Норвегии, Голландии, Франции, Англии, Северной и Южной Америке.

Вернемся еще раз к нашему определению.

Деятельность пятой колонны рассматривалась как сознательная и намеренная. Фактически же многие люди своим поведением и поступками объективно, “ненамеренно” способствовали территориальной экспансии Германии. Если относить таких людей к представителям пятой колонны, кое-кто сочтет это необоснованным политическим обвинением. Для участия в подобных делах требуется наличие субъективного желания.

Нельзя опустить в определении немецкой пятой колонны и такого важного признака, как ее организационная связь с немецкими властями (органами нацистской партии и государства). Пятая колонна рассматривалась общественным мнением как послушное орудие в руках Германии.

Наконец, нельзя не отметить, что деятельность пятой колонны должна была направляться главным образом в секретном порядке. Общественное мнение воспринимало эту деятельность как заговорщическую. Даже в тех случаях, когда в иностранных государствах легально существовали определенные национал-социалистские организации (например, Auslands-Organisation der NSDAP или же Propaganda-Ministerium), люди все же считали, что [235] эти организации не раскрывают своих подлинных целей и что их фактическая деятельность заключается в выполнении получаемых из Германии секретных указаний.

Функции пятой колонны были различными в условиях мирного и военного времени; так себе представлял народ (и так это четко охарактеризовал Толишус в своей книге). Функции мирного времени могут быть подытожены одним словом – “подрыв”. “При помощи пятой колонны национал-социалистская Германия вела подрывную деятельность в других государствах”. Разве не к этому сводилось общее впечатление, сложившееся в 1933 – 1939 годах? Что касается функций военного времени, то считалось, что они сводятся к оказанию помощи немецким войскам посредством удара изнутри в ходе самой агрессии. Именно в этом смысле мы будем в дальнейшем говорить о военной пятой колонне в отличие от политической, для которой более характерно выполнение функций мирного времени. Между указанными двумя пятыми колоннами, естественно, имелось немало переходных, промежуточных вариантов. Военная пятая колонна рассматривалась как логическое завершение, как кульминационный пункт развития политической пятой колонны.

В первой части книги мы рассказали о том, как представлялись народу злодеяния нацистов, за которые несет ответственность военная пятая колонна. Во второй части книги мы дадим для сопоставления картину того, что же имело место в действительности. [239]