Текст книги "Немецкая пятая колонна во второй мировой войне"

Автор книги: Луис де Ионг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Греция

Когда Германия 6 апреля 1941 года неожиданно двинула свои войска через югославскую границу, некоторые войсковые части югославской армии, укомплектованные хорватами, отказались сражаться. “Хорваты разбегались по домам или, хуже того, под руководством своих офицеров нападали на сербские части, ведшие бои с немцами”{684}. [351]

Имел место случай, когда хорваты атаковали и захватили штаб югославской северной армейской группы. В другом месте распространялись коммунистические листовки с призывом к восстанию против сербских шовинистов{685}. Местные немцы еще до подхода регулярных немецких войск, используя оружие, овладели радом важных объектов в некоторых городах пограничной зоны Словении{686}. В Марбурге (словенском Мариборе) местные немцы рано утром 7 апреля заняли некоторые общественные здания. Между ними и югославскими войсками, отходившими от границы, вспыхнули бои. Исход борьбы решили главные силы немцев, вскоре подошедшие к городу. В другом месте Словении югославские подразделения, получившие приказ о заблаговременном взрыве мостов, подверглись внезапному нападению ударных отрядов, сформированных из местных немцев, и оказались уничтоженными.

Несколько восточнее, в тех районах, где немецкие колонисты поселились еще в XVIII веке, “надежные в политическом отношении люди всюду находились на своих постах”{687}. 6 апреля д-р Янко, руководитель немецкого национального меньшинства, принял решение о том, что в военном отношении все они должны подчиняться руководителям организации “Юпитер”. Местные немцы начали нападать на отдельные объекты, осуществлять диверсионные акты и вызывать беспорядки{688}. 7 апреля местное отделение организации “Юпитер” пополнилось за счет ее членов, прибывших с территории Венгрии; они распределяли оружие среди местных немцев и также совершали диверсионные акты. Местные немцы, частично вооруженные еще заранее, стали вести бои с сербскими частями{689}. Им удалось захватить и удержать до подхода передовых частей регулярных немецких войск два крупных моста через реку Драва, а также аэродром Землин с находившимися там самолетами типа Мессершмит{690}. [352]

Сведений о том, как способствовали быстрому развалу югославского королевства проживавшие здесь немецкие подданные, не имеется. В Белграде из всего состава немецкой дипломатической миссии оставался лишь военный атташе. Ему было отдано распоряжение о переходе на нелегальное положение{691}. Когда первые немецкие солдаты подошли к городу, сильно пострадавшему от бомбардировки с воздуха, военный атташе выступил в роли бургомистра и сумел провести церемонию капитуляции{692}.

Многие немецкие подданные выехали из Югославии непосредственно перед началом “молниеносной операции”, выполняя приказ Гитлера от 27 марта 1941 года{693}.

В Греции органы немецкой разведки создали организацию, которая осуществляла диверсии на союзных судах, заходивших в греческие порты{694}. За три дня до начала немецкого вторжения в Грецию перебросили из Болгарии три диверсионные группы общей численностью 16 человек. Они должны были совершать поджоги в пограничной полосе, а также разрушать телеграфные линии{695}.

Посол Германии принял меры к тому, чтобы посольство в случае начала войны могло продолжать работу в частном доме. Он перенес туда радиопередатчик, взяв его у военного атташе. Немецкие подданные, проживавшие в Афинах, с началом войны переселялись в три немецких дома{696}. Все члены национал-социалистской партии, а также организации гитлеровской молодежи с большой охотой помогали вступившим в Грецию немецким войскам. Они выполняли обязанности проводников и переводчиков и оказывали другие услуги. [353]

Советский Союз

В феврале 1938 года немцам пришлось закрыть свои последние консульства в Советском Союзе. Это явилось форменной катастрофой для немецкого военного атташе в Москве, в обязанности которого входило осведомлять свое правительство о военном потенциале России. С закрытием консульств он лишился почти последнего источника информации. Оставался еще дипломатический курьер, совершавший ежемесячно одну погодку из Берлина в Токио и обратно: “то, что он видел в пути, а затем докладывал атташе, стало в создавшейся обстановке единственным источником информации о событиях вне Москвы”{697}. Конечно, как военный, так и военно-морской атташе продолжали обор информации путем личных наблюдений. В сентябре 1940 года военно-морской атташе смог донести о том, что ему удалось заметить на набережных Ленинграда{698}. Немцы старались собирать сведения о Советском Союзе также в нейтральных странах, прилегающих к русским границам, в особенности в Финляндии и Турции{699}. Весной 1941 года у немцев имелось несколько агентов в прибалтийских республиках{700} и в восточных районах Польши, занятых Советским Союзом{701}. В это же время немецкому представителю в Тегеране удалось установить контакт с противниками советского строя в Армении и Азербайджане и получить таким образом ценную информацию о бакинских нефтяных промыслах. Тот же самый представитель сумел собрать не менее ценную информацию во время своих поездок через Советский Союз{702}. [354]

Кроме того, немцы старались проводить аэрофотосъемку, используя для этой цели скоростные самолеты, вторгавшиеся в воздушное пространство Советского Союза на большой высоте; фотографировались пути сообщения, важные военные объекты и пограничные укрепления. Занимавшиеся этим самолеты входили в эскадрилью Ровеля, дислоцированную на аэродромах близ Будапешта{703}. Фон Браухич и Гальдер предлагали приступить к аэрофотосъемке территории Советского Союза с сентября 1940 года. Гитлер отверг это предложение, опасаясь того, что русские смогли бы слишком рано распознать его планы{704}. Самолеты Ровеля стали действовать лишь в начале 1941 года. В марте Гальдер на основании изучения фотоснимков отметил в своем дневнике, что русская система путей сообщения оказалась в значительно лучшем состоянии, чем предполагали немцы{705}. Первое время немцы не решались посылать самолеты эскадрильи Ровеля слишком далеко в глубь России За две недели до вторжения они приступили к полетам на дальние дистанции{706}.

Вообще говоря, немцы были поразительно плохо информированы о фактической военной мощи Советского Союза, не говоря уже о том, до каких размеров она могла быть увеличена в дальнейшем. В 1941 году немцы считали, что у русских не более 200 дивизий, но к исходу шестой недели войны у них оказалось 360 дивизий{707}. Они значительно недооценили также русские военно-воздушные силы{708}. О мощи русских танковых войск Гитлер имел весьма слабое представление. “Когда мы вступали в Россию, – говорил он позднее одному немецкому дипломату, – я ожидал, что против нас будет “выставлено не более 4000 танков, но их оказалось 12 000”{709}. Правда, Гудериан, немецкий специалист в области танковых войск, еще в 1937 году говорил о 10 000 русских танков, однако [355] в то время ему никто не поверил{710}. Есть основания полагать, что в 1941 году немецкая военная разведка имела некоторое представление о размахе производства танков{711} в России, однако Гитлер не придавал значения ее докладам. Он оставлял без внимания и предостережения немецкого посла в Москве графа Шуленбурга и военного атташе генерала Кестринга, которые знали Советский Союз по личным наблюдениям и имели правильное представление о его военной мощи.

Не только сам Гитлер, но и большинство его наиболее видных генералов относились к славянам с глубоким пренебрежением. Возможно, что даже исчерпывающие данные не смогли бы поколебать предвзятого мнения Гитлера. Что касается Браухича и Гальдера, то их абсолютно не соответствовавшие действительности взгляды на Советский Союз можно объяснить относительным недостатком надежной и конкретной информации.

Когда немцы вторглись в Советский Союз, для Гитлера и его генералов стало чрезвычайно важным узнать о том, что происходит в тылу русских войск. Для решения этой задачи в распоряжение штабов немецких армий направлялись группы агентов из коренного населения, то есть из русских, поляков, украинцев, грузин, финнов, эстонцев и т. д. Каждая группа насчитывала 25 (или более) человек. Во главе такой группы стоял немецкий офицер. Группы использовали трофейное русское обмундирование, военные грузовики и мотоциклы. Они должны были проникать в советский тыл на глубину 50 – 300 км перед фронтом наступающих немецких армий, с тем чтобы сообщать по радио результаты своих наблюдений, обращая особое внимание на сбор сведений о русских резервах, о состоянии железных и прочих дорог, а также “о всех мероприятиях, проводимых противником”{712}.

На первом этапе воины, когда не было и речи о непрерывной линии фронта, такие группы разведчиков имели возможность пробираться далеко за пределы зоны боев, собирая ценную информацию. Под видом раненых [356] на грузовиках размещались те члены группы, которые плохо говорили по-русски. Благодаря этому они могли уклониться от ответов на возможные вопросы. Унтер-офицерами в группах были главным образом выходцы из Галиции, Закарпатья, а также эмигранты из горных районов Кавказа. Обучение всех этих людей началась еще в 1938 году в Баварии. Одновременно проходило подготовку примерно 50 человек. После подписания немецко-русского пакта о ненападении вся работа по подготовке агентов формально была запрещена, но фактически ее передали в руки японцев, получивших денежные средства от Германии{713}.

Наряду с описанными выше разведывательными группами немецкая военная разведка организовала небольшие штурмовые подразделения, комплектуя их из состава так называемого учебного полка “Бранденбург”. Такие подразделения в русском обмундировании должны были действовать далеко впереди наступающих немецких войск, стараясь захватить мосты, туннели и военные склады. В конце октября 1941 года начальник штаба немецкой группы армий “Север” высоко оценил работу указанных подразделений{714}.

Их действия в Латвии дали возможность спасти от разрушения важный мост через Двину{715}.

Немецкая военная разведка установила также связи с националистами из прибалтийских республик и Украины с целью организации восстаний в тылу русских армий{716}. Весной 1941 года немцы установили контакт с бывшим послом Латвии в Берлине, бывшим военным атташе латвийского посольства в Берлине и бывшим начальником разведки эстонского генерального штаба{717}. С немцами сотрудничали такие личности, как Андрей [357] Мельник и Степан Бандера. “Подлинное мучение” – отозвался об этом сотрудничестве генерал Лахузен после войны. Жалоба Лахузена вполне понятна, так как, несмотря на все старания немцев в предвоенные месяцы, им не удалось примирить между собой названных украинских националистов{718}. Не успели немцы захватить Львов, как Бандера создал и возглавил “правительство Украины”, пытаясь одновременно создать и свои вооруженные силы. Мельник проделал то же самое в Киеве. Вскоре немцы запретили деятельность обеих враждующих между собой групп{719}. Немецкие органы продолжали вербовать агентов среди украинских националистов, однако многие из них, как и агенты из числа других национальностей, переходили на сторону русских. Чаще всего это было с завербованными советскими военнопленными (на более поздних этапах войны немецкие органы разведки и контрразведки подготавливали этих людей для работы в Советском Союзе){720}.

В немецких источниках упоминается о случаях, когда “агенты” из России доставляли сведения, заслуживающие внимания. Преемник Гальдера генерал Цейтцлер докладывал Гитлеру 7 ноября 1942 года, то есть за неделю до начала большого русского контрнаступления под Сталинградом, о там, что, “согласно донесениям агентов, 4 ноября в Кремле принято решение перейти на Донском или Центральном фронте в наступление еще в течение 1942 года{721}. В конце ноября 1943 года Геббельс получил “сообщения от агентов в Москве” о трудностях, возникших при переговорах Кордела Хэлла, Идена и Молотова{722}. Подобные сообщения являлись редкостью. Это подтверждается тем фактам, что за весь второй квартал 1942 года [358] в журнале боевых действий верховного командования вооруженных сил Германии имеется лишь одно определенное упоминание о донесении, дошедшем до Гитлера через линию фронта. Донесение было направлено из Куйбышева. В нем сообщалось о том, что русские намереваются сорвать намеченное немцами наступление, организовав контрнаступление по всему фронту{723}.

В Советском Союзе немецкие органы разведки не смогли опереться на помощь немецкого национального меньшинства, так как оно проживало в таких глубинных районах России, что наладить с ним связи оказалось невозможным. Кроме того, некоторые немцы, особенно молодежь, сочувствовали коммунизму{724}. Сведения, собранные в Берлине, оказались далеко не полными. Через три недели после начала войны Гитлер приказал службе связи с немецкими национальными меньшинствами “принять срочные меры в целях учета лиц немецкой национальности в оккупированной части Советского Союза для последующего выдвижения надежных из них на руководящую работу в местные органы немецкого государственного аппарата”{725}. Однако на практике из данного мероприятия почти ничего не получилось.

Вначале немецкое командование почти не уделяло внимания немецкому национальному меньшинству на Украине. Хозяйничавший там гаулейтер Кох терпеть не мог постороннего вмешательства в свои дела. В августе 1942 гада положение немецкого национального меньшинства на Украине описывалось таким образом:

“Они продолжают голодать. Их обложили двойными налогами. Немецкие школы закрыли. Нет никаких признаков оживления национальной деятельности”{726}.

Несколько более благоприятная обстановка сложилась для немцев на Волыни и в районах, прилегающих к Черному морю, которые в 1941 году аннексировала Румыния. Там организовали новые школы; из мужчин, [359] способных носить оружие, сформировали отряды самообороны для защиты немецких поселений от нападений партизан{727}. Вскоре после прибытия румынских войск местные немецкие фермеры вывесили над своими жилищами флаги со свастикой{728}. Как видно, положение при новой власти нравилось этим людям больше, чем при старой. В этом вряд ли можно усмотреть доказательство того, будто они до этого имели какие-то связи с органами третьего рейха. В октябре 1941 года в Берлин был послан официальный доклад. В нем говорилось, что местные немцы, даже если они не являются коммунистами,

“имеют совершенно неправильные представления о взаимоотношениях внутри рейха, а также о национал-социалистских лидерах. Представителям интеллигенции непонятно чувство дискриминации. К евреям они обычно относятся безразлично. Показательным является тот факт, что после вступления немецких войск местные немцы не принимали совершенно никаких мер против евреев; более того, они считали евреев безобидными людьми, не внушающими никаких опасений”{729}.

Нет данных, которые показывали бы, что местные немцы, будь то на Украине или на Волге, совершали нападения в тылу русских армий или же занимались тайной подготовкой подобных ударов. До сих пор не опубликовано никаких документов, подтверждающих выдвигаемые против немцев Поволжья обвинения, будто среди них имелись “тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов”. Советский Союз хранил по этому поводу молчание. Среди обнародованных немецких архивных документов пока нет ни одного, который позволял бы сделать вывод о том, что между третьим рейхом и немцами, проживавшими на Днепре, у Черного моря, на Дону или в Поволжье, существовали какие-либо заговорщические связи. [360]

Глава 14. Военная пятая колонна

Конкретные данные, собранные нами в целях освещения вопроса о том, существовала ли военная немецкая пятая колонна, а если существовала, то насколько важным было ее значение, не являются полными. До сих пор обнаружена лишь часть немецких архивов, а опубликованы только отдельные документы или выдержки из них. Поэтому трудно сделать окончательные выводы. Некоторые свидетели навсегда ушли со сцены, другие предпочитают молчать. Тем не менее, как нам кажется, из приведенного выше фактического материала вырисовывается картина минувших событий, хотя и не полная, но все же довольно верная. Конкретные данные, взятые из самых различных источников, указывают на определенную внутреннюю связь событий, если рассматривать каждую страну в отдельности; они позволяют составить более или менее правильное представление о действительном ходе событий.

Военная пятая колонна рассматривалась в качестве гигантского заговора, которым руководили лидеры третьего рейха по определенному плану. Многие считали, что в Германии почти все учреждения правящей партии и государства принимают в этом заговоре активное участие, работая в тесном взаимодействии друг с другом. Предполагалось также, что за пределами Германии данный заговор охватывает если не всех, то, во всяком случае, очень многих немецких подданных, местных немцев, а также национал-социалистов и фашистов из коренного населения (для простоты изложения мы в данной главе будем объединять две последние категории в [361] одну, именуя тех и других фашистами). Как полагали многие, одновременно с агрессией извне обычно проводились широкие нападения изнутри, являясь неотъемлемой частью внешней агрессии.

Как показывает наше исследование, изложенное выше представление о немецкой пятой колонне не совпадает с реальной действительностью.

Не подлежит сомнению, что Гитлер с самого же начала преследовал цели военного нападения на соседние с Германией страны. Однако он не придерживался при этом какого-то заранее разработанного плана. Гитлер долго колебался, выбирая, начинать ли ему войну на востоке или же на западе. Его стратегия являлась бессистемной, зачастую опрометчивой. На подготовку войны против Польши и ее оккупацию по его расчетам требовалось пять месяцев; затем началось немецкое наступление с целью оккупации Франции, Бельгии и части Голландии. Вслед за этим последовало наспех подготовленное вторжение в Данию и Норвегию. К решающему моменту предполагаемой высадки немецких войск в Англии у Гитлера ничего не было готово. Северная и Южная Америка оказались для него недосягаемыми. Нападение на Грецию совершалось в порядке помощи итальянскому союзнику. Наступление против Югославии было подготовлено в спешке, за какие-нибудь полторы недели.

Вторжение в Советский Союз готовилось немцами тщательно. Однако фактически они очень мало знали о своем противнике и слишком слабо представляли себе предстоящие трудности. Через четыре месяца после начала войны Гитлер признавался, что он, возможно, вовсе не начал бы вторжения, если бы ему было заранее известно все то, с чем немцам пришлось встретиться в России{730}.

Вполне вероятно, что некоторые государственные органы и органы нацистской партии Германии занимались подрывной деятельностью в других странах с целью [362] свести на нет их обороноспособность. Наряду с управлением разведки и контрразведки, министерством иностранных дел, руководство различными видами подрывной работы осуществляли: заграничная организация национал-социалистской партии; внешнеполитическая служба; служба связи с немецкими национальными меньшинствами; служба безопасности Эти четыре учреждения являлись специфическими для национал-социалистской Германии. В других странах ничего похожего не было.

Из наших исследований отнюдь не вытекает, что между шестью перечисленными выше немецкими учреждениями существовало тесное сотрудничество, что были соответствующим образом распределены задачи на основе взаимных консультаций. В их взаимоотношениях чувствовалась отчужденность; они зачастую работали во вред друг другу; одно учреждение завидовало успехам другого. Личные качества Гитлера тоже не способствовали налаживанию тесного взаимодействия.

Установлен ряд случаев, когда проживавшие за пределами Германии немецкие подданные, главным образом члены заграничной организации национал-социалистской партии, помогали подготавливать немецкую агрессию или же способствовали ее осуществлению. Вместе с тем нет никаких доказательств, что подобные люди составляли значительное большинство немецких подданных. Членов заграничной организации насчитывалось: в Бразилии 2%, в Швейцарии 3, в Норвегии и Аргентине 4, в Голландии 6, в Чили 9, в Люксембурге 12, в Польше 15%.

Согласно немецким источникам, насчитывалось от 2 до 3 миллионов немецких подданных, проживавших вне пределов Германии перед второй мировой войной{731}. В начале 1933 года из всех проживавших за пределами Германии немецких подданных лишь 3300 человек являлись членами национал-социалистской партии{732}. На 30 июня 1937 года их насчитывалось 30 203, на 30 июня 1938 года – 30 289, на 31 марта 1939 года (за пять [363] месяцев до начала войны) – 30 273{733}. Более поздних данных в нашем распоряжении нет.

Выяснилось, что в ряде случаев немецкое национальное меньшинство в тех или иных странах оказывало немецкой агрессии активную помощь. Вместе с тем не установлено, чтобы в каких либо странах, за исключением Польши и Югославии, действия этих людей развертывались в широком масштабе. В двух только что упомянутых государствах общественная жизнь немецкого национального меньшинства после 1938 года характеризовалась господством национал-социалистских элементов. В Северной и Южной Америке национал-социализм оказывал на местных граждан немецкого происхождения незначительное влияние. С немецким национальным меньшинством, проживавшим в Советском Союзе, гитлеровцам никакого контакта установить не удалось.

Доказано, что в ряде случаев фашисты из коренного населения той или иной страны являлись орудием в руках немецких агрессоров. Однако подобных людей имелось не очень много. Иногда только лидеры да кое-кто из руководящей верхушки фашистских организаций поддерживали регулярные связи с органами германского государства или нацистской партии в целях оказания помощи немецкой агрессии. Иногда указанные органы налаживали контакт с отдельными лицами из числа местных фашистов без ведома лидеров (как это наблюдалось в Дании и Голландии).

Немецкие подданные, местные немцы и фашисты из числа коренного населения не всегда осуществляли тесное взаимодействие в целях оказания активной помощи немецкой агрессии. Достаточно напомнить пример Норвегии, где ни Квислинг, ни руководитель местной организации немецкой национал-социалистской партии не имели точного представления о том, как будут развертываться события

Как нам кажется, немецкая военная пятая колонна была не такой многочисленной и могущественной, как [364] считали за пределами Германии в ходе войны и после ее окончания. Вместе с тем следует подчеркнуть, что такая пятая колонна в самом деле существовала, и потому не следует придавать какого бы то ни было значения отрицаниям этого факта со стороны бывших руководителей национал-социалистской Германии. За каких-нибудь 6 – 7 лет третьему рейху удалось создать пятую колонну, хотя и не столь мощную, как многие себе представляли. Как установлено, еще до начала немецкой агрессии немецкие подданные, местные немцы и фашисты из коренного населения подвергавшихся нападению стран не прочь были принять непосредственное участие в вооруженной борьбе на стороне агрессора, заниматься шпионажем и саботажем, подрывать боеспособность армии атакуемой страны.

Перечисленные виды деятельности военной пятой колонны в различных странах проявлялись по-разному. Цель была одна, но формы и методы менялись. Для населения подвергшейся агрессии страны не представляло существенной разницы, кто именно не допустил разрушения важного для немцев моста. То ли это были местные немцы, находившиеся в стране еще задолго до начала агрессии, то ли одетые в штатское платье вражеские разведчики, пробравшиеся из Германии через линию фронта. В обоих случаях народ говорил о пятой колонне.

Подобное понятие о пятой колонне явно объединяло два различных явления. По существу, следовало бы подразделять пятую колонну на внутреннюю и внешнюю. Внутренняя пятая колонна к моменту агрессии находилась уже на месте, в той стране, на которую собирались нападать; внешняя пятая колонна входила в страну одновременно или вслед за началом агрессии.

Члены внутренней пятой колонны совершали предательство по отношению к тому государству, гражданами которого они являлись; такая пятая колонна являлась “настоящей” пятой колонной в соответствии с исторически сложившимся понятием на этот счет.

Во внешней пятой колонне элемент измены отсутствовал, по крайней мере в тех случаях, когда эта колонна состояла из немецких подданных, а не из граждан [365] того государства, которое подвергалось нападению. Правда, внешняя пятая колонна зачастую нарушала установившиеся законы и методы войны, но это скорее можно отнести не к предательству, а к непозволительной военной хитрости или же недопустимым способам ведения боевых действий. Многие юристы, специалисты по международному праву, придерживаются мнения, что в качестве военной хитрости вполне допустимо использовать знаки и форменную одежду своего противника вплоть до того момента, когда начинается подлинный бой{734}. Подобные приемы часто использовались немцами; однако в ходе второй мировой войны такая же точно хитрость применялась не только Германией. Действия английских и американских диверсантов (коммандос) во многом походили на действия немецкой внешней пятой колонны. Посылка агентов для совершения диверсионных актов практиковалась обеими воюющими сторонами.

Вряд ли стоит удивляться тому, что население стран, ставших жертвами агрессии, не делало различия между внутренней и внешней пятой колонной. Не может возбудить удивления и тот факт, что оно не слишком углублялось в рассмотрение вопроса о дозволенном или недозволенном с точки зрения международного права. Такое поведение народа можно признать до некоторой степени оправданным. В конечном счете как внутренняя, так и внешняя пятая колонна являлись свидетельством предательского образа действий со стороны Германии – страны бесспорно агрессивной. Так или иначе, в ходе войны внутреннюю и внешнюю пятую колонну часто рассматривали как единое целое, и действия второй записывали на счет первой, или “подлинной”, пятой колонны.

Вряд ли следует причислять к “подлинной” пятой колонне немецких официальных лиц, находившихся за пределами Германии, то есть тех, кто входил в состав дипломатического корпуса. Весьма вероятно, что использование дипломатической службы для целей шпионажа [366] получило значительно более широкое распространение, чем это можно продемонстрировать на основании имеющихся в нашем распоряжении документов. Однако, по нашему мнению, подобная дипломатическая деятельность, хотя и противозаконная и недопустимая, стала обычным явлением.

Нам остается рассмотреть внутреннюю пятую колонну, состоящую из “обыкновенных” немецких подданных, местных немцев и фашистов из коренного населения.

Главным фактом, дающим право утверждать о существовании более или менее серьезной внутренней пятой колонны, является ее участие в вооруженной борьбе, организация боевых групп, нападающих с тыла на войска той страны, которая стала жертвой агрессии. Нам удалось установить, что такие факты имели место только в Польше и Югославии. В этих странах отмечалось сильное влияние национал-социализма на организации немецкого национального меньшинства. Среди проживавших в Польше немецких подданных удельный вес нацистов (15%) был выше, чем в какой-либо другой стране. Что касается таких стран, как Дания, Норвегия, Голландия, Бельгия (за исключением района Эйпен-Мальмеди), Люксембург, Франция, Англия, Соединенные Штаты, государства Латинской Америки, Греция и Советский Союз, то нет никаких доказательств существования там значительной по своим размерам внутренней военной пятой колонны.

Как видно, положение немецкого национального меньшинства в Польше и Югославии чем-то сильно отличалось от положения его в таких странах, как Норвегия, Голландия, Уругвай или Советский Союз. Те факты, которые мы приводили, говоря о деятельности пятой колонны в ходе войны, нам придется рассмотреть в свете ее предыстории, что обеспечит возможность лучшего понимания. Кроме того, необходимо исследовать более внимательно те определения, о которых мы сказали, рассматривая пятую колонну, как внутреннюю и внешнюю.

При проведении более углубленного исследования нельзя также сбросить со счетов политическую пятую колонну; на это имеются две причины. [367]

Во-первых, не подлежит сомнению, что группы и группировки немецких подданных и местных немцев, добровольно предлагавшие свою помощь гитлеровским войскам, делали это вполне сознательно, что являлось результатом определенного политического воспитания.

Во-вторых, активность политической пятой колонны в предвоенный период сильно способствовала возникновению того страха перед военной пятой колонной, который охватил десятки миллионов людей в ходе войны.

Это подводит нас к еще одной проблеме, заслуживающей нашего внимания.

Наблюдается существенное различие между теми представлениями о немецкой пятой колонне, которые мы изложили в первой части нашей книги, и действительной деятельностью той же пятой колонны, которую мы пытались обрисовать во второй части книги. Как мы установили, в указанных представлениях содержатся элементы, совпадающие с действительностью. Вместе с тем выяснилось, что в тех же представлениях имеются другие элементы, для обоснования которых мы не смогли найти достаточных доказательств, а в некоторых случаях сумели показать ошибочность сложившихся представлений. Рассматривая вопрос в целом, можно сказать, что почти во всех странах размеры немецкой военной пятой колонны сильно преувеличивались.

Почему?

На этот вопрос мы постараемся дать ответ в третьей части книги. [371]