Текст книги "Здесь песок чище"

Автор книги: Луис Адриан Бетанкур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

– Было установлено также, что Сантос служил в Повстанческой армии.

– Каким образом это установили?

– Он сам сказал об этом. Его слова были потом проверены.

– Подумаешь! Многие эмигранты, которые сегодня ассимилировались в нашем обществе и верой и правдой служат Соединенным Штатам, были в рядах повстанцев.

– Нет, Мартин, не многие. Это преувеличение. Лишь некоторые.

– Ну хорошо, пусть это не совсем, точно. Но он может быть одним из них. Я лишь пытаюсь помочь тебе думать.

Боб Дайнас ожидал большего от Мартина. Он приехал в Даллас не затем, чтобы кто-то помог ему думать, пусть даже хорошо. Цель его приезда состояла в том, чтобы добиться прямого участия Мартина в этом запутанном деле и, мобилизовав с его помощью все возможности ЦРУ, докопаться до истины. Теперь он начинал понимать, что хотел слишком многого от своего друга. Но отступать было поздно, и он продолжил:

– Во время первых допросов после прибытия в Соединенные Штаты Сантос дал понять, что располагает интересующей нас информацией. Под этим предлогом он в первые же сутки своего пребывания на нашей территории сумел побывать в Опа-Лока.

– А ты не думаешь, что хороший агент как раз наоборот предпочел бы не привлекать к себе внимания с самого начала.

– Да, конечно. Но некоторые думают, что в этом деле слишком много случайностей. Сначала, якобы по ошибке, он приводит свое судно в одну из наших самых крупных военно-морских баз на Юге.

– Все, что ты мне рассказываешь, произошло еще до того, как он вступил в "Альфу". Не правда ли? Но разве в тот момент кто-нибудь завел на него дело? Кто-нибудь высказал свои подозрения?

– Судя по всему, в тот момент нет.

– А потом да?

– Позднее дело было заведено по инициативе Анхеля Моисеса Эрнандеса, по прозвищу Эль-Рохо.

– А что говорил Эль-Рохо?

– Что Сантос и еще один человек делали подозрительные фотоснимки. Они сфотографировали даже оперативного работника ЦРУ, который к ним подходил. Тот отобрал фотоаппарат у Сантоса, пленка была проявлена. На ней оказались заснятыми восемь эмигрантов, так или иначе связанных с нами.

– Что сказал в свое оправдание Сантос?

– С ним на эту тему не говорили. Однако у него хорошее оправдание. Он уличный фотограф.

– Было заведено дело и его закрыли, даже не допросив Сантоса.

– Именно так!

– Возможно, мы с тобой сами были причастны к этому…

– Потом появился донос. Сантос и один из тех, кто вместе с ним прибыл в Майами, поддерживали дружеские отношения с "раскаявшимся" эмигрантом, неким Марвином Селайа. Этот парень вошел в группу, которая поддерживает Кастро, выступает за прекращение блокады Кубы и призывает к солидарности с ней. За ним ведется усиленная слежка, но, если не считать идей, до сих пор не удалось ничего обнаружить.

– Ты говоришь, что Сантос не один, что с ним еще другой, с которым они вместе приехали.

– Да, это Тони Равело Маркес, племянник одного из наших людей в Майами. В отношении этого парня тоже существовали подозрения, которые оказались необоснованными.

– Какие отношения у него со своим дядей?

– Отвратные. Дядя подозревал его. Он говорил, что племянник привез с Кубы слишком радикальные идеи и даже угрожал выгнать его из дома.

– Что еще?

– Сантос упорно хотел приобрести судно. Его, как и многих других, захватила багамская "золотая лихорадка". Это выглядело естественным стремлением. Наконец он заполучил желанное судно. И знаешь, что он неожиданно сделал? Вытащил судно на берег неподалеку от своего дома и занялся другими делами.

– Какими именно?

– Он включился в антикубинскую деятельность, вступив в "Альфу-66".

– Кто помог ему в этом? Я полагаю, что его не просто завербовали.

– Его привел Гусман, тот самый человек, который был его компаньоном по фотографии.

– Совпадение? Или, может быть, за этим нашли что-нибудь?

– Ничего. Его приняли, и он прославился в "Альфе".

– В общем-то это вполне естественно для кубинца эмигранта. Я не придаю большого значения и тому, что ты сказал про судно. Сколько людей продали свои суда, чтобы заняться другими делами.

– Я все время пытаюсь опираться на факты, но каждый раз почва уходит у меня из-под ног.

– Есть еще что-нибудь?

– Да, есть. Самое интересное я оставлю на конец. Теперь о его связях. Он имел довольно тесные отношения с "Андресом, президентским сынком", как он числится в нашей картотеке. Речь идет о Карлосе Риверо Кольядо. Он сражался против Кастро в заливе Свиней, но теперь удрал на Кубу. До самого последнего дня он поддерживал связи с Сантосом.

– Только с Сантосом или еще с кем-то?

– Конечно, и со многими другими.

– В таком случае, наверное, завели довольно много дел?

– Не насмехайся!

– Ну ладно, продолжай.

– Потом произошел инцидент на Инагуа. Акция, в которой он принял участие, была направлена против Кубы, а не против Инагуа, но все произошло не так, как было задумано. При загадочных обстоятельствах испортился двигатель "Надежды". Я говорю "при загадочных обстоятельствах", но мы установили, что его преднамеренно вывели из строя. Кто это сделал? Подозрение падает на семерых. Один из них Сантос.

– А ты не мог бы несколько сузить круг подозреваемых?

– Конечно! Можно свести их даже к двум: Кастильо и Сантос. Однако мне думается, что у Кастильо были личные проблемы. Один кубинец утверждал, что он ведет себя подозрительно. Что, возможно, он был завербован контрразведкой на Кубе, когда работал там в подполье. Ему в то время поручили заложить бомбу в Нобелевской академии. Однако при ее взрыве "случайно" была тяжело ранена девушка из его группы. Кастильо прибыл в Соединенные Штаты при очень схожих с Сантосом обстоятельствах. Он находился на "Надежде" во время инцидента. Мы узнали, что Сантос отчитал Кастильо за то, что тот часто без надобности приходил на "Надежду" и заводил двигатели. Это было в дни, предшествовавшие выходу в море. Сантос запретил Кастильо это делать, потому что, как он объяснял, если резко увеличить обороты на холодном двигателе, он может выйти из строя, и тогда придется плыть по воле волн. Именно так и случилось.

– Были приняты какие-то оперативные меры?

– Какие там меры! Я же говорю тебе, что двигатели на "Надежде" сломались по пути на Кубу. Сантос стоял за штурвалом. Он решил направиться на Инагуа, где они и были арестованы.

– А был ли какой-нибудь берег ближе, чем Инагуа?

– Нет.

– Тогда куда же было ему идти?

– Но когда они попали на Инагуа, первое, что он сказал, было: "Мы из ЦРУ!"

– Ты думаешь, что если бы он сказал: "Мы из "Альфы", то это произвело бы тот же эффект?

– В любом случае у него не было на это разрешения.

– Но его поступок легко объясним.

– Это целая цепочка подозрительных случайностей, но все они, как ты сказал, объяснимы, и поэтому ими не стали заниматься. Сантос был отобран для участия в подготовке двух операций ЦРУ! Одна из них, очень важная, была направлена против кубинского коммунистического съезда, цель другой – покушение на Кастро в Мексике…

– Это значит, что он не давал повода нашим службам плохо думать о нем.

– Вроде бы так. Теперь самое интересное. Сантос подлежал повторному судебному разбирательству по делу об Инагуа. Это был грязный ход. Рассчитывали на то, что он не явится в суд. Затем мы использовали бы его в Мексике или любом другом месте. Поскольку он был бы беглецом от американского правосудия, для внешнего мира это освобождало бы нас от причастности к его деятельности. Однако руководитель "Альфы" Насарио все испортил. Он стал настаивать на том, чтобы Сантос явился в суд, поскольку в этом деле оказались замешанными его деньги – он внес за Сантоса залог. Сантос, почувствовав, что его загнали в угол, сбежал в Мексику. Там он вышел на людей, которые готовили покушение. Другая группа кубинцев попыталась прикончить его. Это было вызвано отнюдь не подозрением в измене. Сантос, чудом избежав смерти, удрал в Сальвадор, где и находится сейчас.

– Чем он там занимается?

– Просит о въезде в Чили, чтобы работать на ДИНА.

– Действительно интересный человек! Он делается мне все более симпатичным.

– У него делали обыски, следили за ним, записывали разговоры, использовали все средства, имеющиеся в нашем распоряжении, и никакого компромата.

– Может быть, не сумели связать воедино отдельные факты. Или такой связи просто не было.

– Мне нужна твоя помощь.

– Чтобы я высказал свое мнение?

– Нет. Хотелось бы, чтобы ты занялся этим делом.

– Многого я тебе не обещаю, но я могу сделать так, чтобы его обыскали по-настоящему, прощупали от головы до ног и пришли к какому-то заключению в ближайшие часы.

ЛЬЮК

У МЕНЯ ЕСТЬ КОЕ ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ ДВОЕТОЧИЕ НИКАКОГО ОТВЕТА ЧИЛИ ЗПТ МЫ НЕМЕДЛЕННО ДОЛЖНЫ ЛЮБЫМ СПОСОБОМ ЗАПОЛУЧИТЬ САНТОСА ТЧК

Дайнас

Утрата связи с Центром ставит разведчика в тяжелое положение. Перерезаются важные нити, которые позволяют быстро ориентироваться в критических ситуациях. Иной раз даже утрачивается способность правильно оценивать опасность своего положения. Именно это и произошло с Чино, когда он отправился в Сальвадор. Нужно было немедленно сообщить ему, чтобы он отказался от попытки проникнуть в ДИНА. У ЦРУ возникли серьезные подозрения, а пиночетовская разведка не могла не проконсультироваться с американцами перед вербовкой. Возможно, обмен мнениями через эфир уже шел.

Чино между тем с нетерпением ожидал в отеле ответа Ганса Бостельмана. Он не придавал особенно большого значения отсутствию связи с Кубой, так как предупредил о своем длительном "молчании", пока не "нормализуется" его работа.

Но обстоятельства изменились, и на Кубе решили принять срочные меры. Был подготовлен специальный связной для поездки в Сальвадор.

Ему поручалось обеспечить, чтобы Сантос:

1. Сменил документы и внешность.

2. Отменил поездку в Чили.

3. Возвратился в Майами (самый опасный пункт плана), чтобы проинструктировать свою замену, уже прибывшую туда.

4. Вернуться на Кубу через "Синюю страну".

А Чино, который ни о чем еще не знал, безуспешно обивал порог чилийского посольства, требуя ясного ответа на свою просьбу. Он не знал, что Бостельман, сам сгорая от нетерпения, вынужден был ждать приказа своего руководства. В свою очередь нерешительность ДИНА объяснялась ее подчиненностью ЦРУ. Шел нескончаемый обмен телеграммами, многие из которых, запаздывая, создавали путаницу. Военный атташе, выведенный из себя ожиданием, потребовал окончательного ответа под предлогом того, что Сантос вот-вот уедет. Он хотел заставить свое начальство наконец срочно принять решение и покончить с тягостной неопределенностью. Именно об этом, о необходимости принятия решения, размышляли сейчас в здании "Дьего Порталес" в Сантьяго-де-Чили.

Пузан-Адольфо был доволен и польщен приглашением присутствовать на высокопредставительном совещании в «Дьего Порталес». Он почувствовал себя важным человеком. Он знал, что руководство пришло к выводу о необходимости создания аналитической группы. Может быть, думал он, его вызвали как раз за тем, чтобы сказать: «Адольфо, займитесь этим делом».

Он прибыл одним из первых. В зале готовили к работе звукозаписывающую аппаратуру, и он стал думать, как построить свою речь, чтобы на него обратили внимание. Например, можно начать так: "Я, Адольфо, поступил бы таким образом…" Кто знает, куда попадут эти записи. В любом случае их будут иметь в виду. По крайней мере, могут спросить: "Откуда этот умница Адольфо, где его разыскать?" Обычно, когда записывается конфиденциальное совещание, это делается для доклада в высшие инстанции. Может быть, это совещание созвано по личному поручению Пиночета. Возможно, на нем будут обсуждать вопрос о приезде в Чили кубинского агента.

Совещание началось. Сразу приступили к делу. На стол было выложено дело по Сальвадору. Высокий костлявый человек с длинным лицом и большими ушами медленно зачитал ультиматум Ганса Бостельмана. Затем кисло сказал:

– Мы его хорошо знаем. Он способен припугнуть, чтобы избавиться от лишней работы.

– У Ганса и без того много дел, – вступился за него низенький толстый человек с тонкой ниточкой каштановых усиков.

– Он занимается всей Центральной Америкой и не может бесконечно ждать, пока решится вопрос о том, следует ли этой никому не известной личности разрешать ехать в Чили, причем не исключено, что этот Сантос нам ни для чего не пригодится.

Адольфо поднялся и пошел в наступление:

– Я, Адольфо, считаю, что нам наконец нужно принять решение. Естественно, что этот человек испытывает нетерпение. Я себя спрашиваю: Адольфо, что бы ты делал на его месте? Ждал бы того дня, пока кто-то решится сказать тебе: приезжай! Нет. Я бы надоедал, довел бы до белого каления Ганса или любого другого, а не добившись ответа, убрался бы восвояси, оставив всех при своих сомнениях.

– Я бы спросил мнение Хулио Солорсано, – вступил в дискуссию следующий. – Не изменил ли он своего мнения о Сантосе.

Высокий костлявый человек гулким голосом отреагировал:

– А кого спрашивать? Хулио Солорсано-отца или сына? Если Хулио-отец будет сомневаться, а Хулио-сын нет? Это равносильно выбору между опытом, мудростью, уравновешенностью зрелости и напором, неуемным энтузиазмом юности. Я бы предложил такое решение: косвенно спросить самого Сантоса. Если он был достаточно терпеливым, чтобы ждать все это время, если не раз проявлял настойчивость, это говорит о его особой заинтересованности. Возникает вопрос: не преследует ли он определенного оперативного интереса?

– Другими словами, вы предлагаете рассматривать его как возможного агента Кастро?

– Я сказал, что можно даже и об этом подумать.

– Но кто может доказать, что этот человек проявляет настойчивость? Ганс Бостельман ссылается на срочность, чтобы снять с себя заботу, – заговорил усатый толстяк с густыми бровями и жестким взглядом. – У нас нет твердой почвы. Я бы основывался на том, что Соединенные Штаты затягивают переговоры. Разве вы не читали телеграммы? Они тянут резину. Может быть, они не заинтересованы в том, чтобы помочь нам, или не хотят отдавать ценного агента? Или нашли что-нибудь подозрительное? Может быть, это проявление бюрократизма? А вдруг нами просто пренебрегают? Кто знает, что они думают по этому поводу. Но в любом случае задержка необычная. Мы вовсе не обязаны до бесконечности ждать ответа. Я предлагаю проявить твердость. Мы живем в трудное время, и для того, чтобы выжить, нужна твердость духа. Ганс говорит, что Сантос требует. Ганс сам требует. Давайте продолжим эту линию и будем требовать от ЦРУ ответа. Нам следует сейчас составить собственный ультиматум.

– Я бы написал следующим образом… – высунулся Пузан-Адольфо.

– Подождите, юноша, я еще не кончил. Нужно составить, как я сказал, собственный ультиматум, который помог бы вынести окончательное решение по делу Сантоса. Бог мой, до чего нас довела нерешительность! Такой незначительный вопрос превращаем в серьезное государственное дело. Его можно было бы решить в рабочем порядке с самого начала, никого не беспокоя. Так вот, давайте подумаем. – Казалось, что выступающий вот-вот задохнется. – Подумаем, что нам сказать американским коллегам. Что-нибудь вроде этого: "В связи с просьбой о проведении проверки кандидата в агенты ДИНА Сантоса Эрнандеса мы понимаем дело таким образом, что не имеется возражений или замечаний с вашей стороны… Если до такой-то даты… (нужно дать им срок не менее недели) мы не получим от вас отрицательного ответа, то немедленно предоставим ему политическое убежище. Для этого будет использовано наше посольство в Сан-Сальвадоре". Это будет почтительный ультиматум, но с определенной датой. Когда придет ответ, мы скажем Гансу: "Шли немедленно твоего приятеля".

– Мне кажется, что эта идея правильная…

– Мне тоже…

– Да, да…

– Решимость, только решимость! "Помни Ля-Монеду!" Хватит миндальничать!

– Я все время говорю себе: "Адольфо, к делу, не упускай случая".

Одобрение было единодушным. Тут же стали редактировать текст, стараясь максимально смягчить выражения. Получилось следующее послание:

В связи с просьбой, направленной недавно относительно проверки Сантоса Эрнандеса, Хосе, которая нам срочно необходима для принятия решения, сообщаем, что, понимая огромный объем вашей текущей работы, мы приняли решение не ожидать официального ответа и понимаем дело таким образом, что, если в течение двух дней от вас не поступит никаких сообщений, это означает, что не имеется серьезных соображений, которые заставили бы нас отказаться от принятия решения. В таком случае мы предоставим политическое убежище, о котором Сантос просит наше посольство в Сальвадоре. Этим вопросом займется непосредственно наш общий друг Ганс Бостельман, который просит нас принять срочное решение по данному делу. Для вашего сведения сообщаем, что Сантос будет работать на ДИНА.

Женщина подняла взгляд и обнаружила перед собой надоедливого сеньора Сантоса.

– Вы снова здесь?

– Да, сеньорита, снова здесь. Кстати, совсем не потому, что мне этого хочется. И не забывайте, что вы на дипломатической работе, принимаете посетителей, у которых складывается впечатление о вашей стране по тому, как вы их встречаете.

– Это не моя страна. А потом, я принимаю посетителей, а не привлекаю туристов. Что вам надо?

– Передайте его превосходительству сеньору военному атташе Гансу…

– Да-да, знаю, что Хосе Сантос хочет увидеться с ним по вопросу о политическом убежище…

– Совершенно верно.

Чино изобразил дипломатическую улыбку, показывая женщине, что и он может профессионально улыбаться. Дождавшись приглашения Ганса Бостельмана, он отправился в его кабинет. Проводника не потребовалось, он был здесь "свой".

– Я же сказал вам, чтобы вы ждали.

– Да, но я остался без средств. А жить ведь надо, не правда ли?

– Вы пришли за деньгами?

– Это было бы неплохо. Друзья в Майами дали мне ровно столько, сколько нужно для выполнения указания Солорсано. Мои средства на исходе. Однако я пришел не за деньгами, а за ответом.

– Право, не знаю, что с вами делать. Вы должны понять, что ответ зависит не только от меня. Возможно, если бы мы увиделись с сеньором послом, но он сейчас…

– Да, я знаю, его сейчас нет, так же как и в прошлый раз. Он был тогда на международном конкурсе красоты. Чем там все кончилось? Я слышал, что избрали представительницу Пуэрто-Рико. Что мне делать? Сеньор посол практически здесь не бывает…

– Поверьте мне, что я больше, чем кто-либо, хотел бы покончить с этим делом. Но в данный момент мне ничего, не приходит в голову…

Телефонный звонок прервал Бостельмана. Он взял трубку и стал слушать, бросив взгляд на Чино. У Чино мелькнула догадка, которую следовало проверить:

– Неужели прибыл его превосходительство?

Военный атташе утвердительно кивнул:

– Да, он приехал.

– Я хочу поговорить с ним.

Посол согласился принять Сантоса, но до его прихода постарался создать нужную обстановку. Чино обратил внимание на бумаги, разбросанные по столу, злое лицо и заряженный аргентинский револьвер Руби 38 калибра, лежавший на видном месте между бумаг.

– Проходите. – Его превосходительство взял револьвер и положил в ящик стола, оставив его приоткрытым, затем сел боком, чтобы было удобно, не мешкая, стрелять в случае надобности. – Садитесь, пожалуйста. Я вижу, вы взволнованы. Что с вами?

– Мое положение не из лучших. Без денег, без знакомых, у которых можно было бы попросить помощи, в чужой стране, без возможности связаться с моим другом Солорсано. А вы каждый раз повторяете мне одно и то же: "Подождите немного", "Мы направили запрос", "Поговорим об этом на следующей неделе". Есть у вас или нет наконец право предоставлять убежища?

– Оно есть, но только для преследуемых по политическим убеждениям в Сальвадоре, преследуемых, естественно, не нами. Но вы-то совершенно свободно ходите по этим улицам, никто к вам не пристает. Ваши трудности не здесь, а в Майами. И не забывайте, что вы пока считаетесь человеком, разыскиваемым правосудием Соединенных Штатов Америки, а не сальвадорской полицией, которая даже не имеет удовольствия знать вас.

– Ну если не хватает только этого, так я могу предоставить ей такое удовольствие! – Чино вскочил со стула. – Вам хочется, чтобы меня преследовало сальвадорское правосудие? Мне не нужно далеко ходить, чтобы добиться этого. У вашего входа дежурит полицейский. Надеюсь, вы не откажетесь подтвердить, что это подлинный сальвадорский полицейский? Я немедленно выхожу из посольства и разбиваю ему череп. Вслед за этим сразу же возвращаюсь к вам. Тогда я, без сомнения, окажусь человеком, преследуемым сальвадорским правосудием. Я готов пойти на все, чтобы покончить с нынешним положением.

– Я бы посоветовал вам вести себя поспокойнее, – в голосе и жесте посла чувствовалась скрытая угроза. – На вашем месте я бы терпеливо ждал в отеле и не стал осложнять ситуацию. Понимаете?

– Больше вы ничего не можете предложить мне?

– Мы послали новый запрос. Я уверен, что ответ не задержится. Ждите.

– Ждите! Ждите! Мне кажется у настоящего дипломата должен быть более богатый словарный запас.

Чино повернулся спиной и удалился. Проходя мимо полицейского, он едва сдержался, чтобы действительно не стать человеком, преследуемым сальвадорской полицией.

Вернувшись в отель, он принялся ходить из угла в угол, но так и не пришел ни к какому решению. Сев на кровать, он взял в руки телефонный аппарат и набрал номер:

– Сеньорита, соедините меня, пожалуйста, с Сантъяго-де-Чили.

– С большим удовольствием, сеньор. Одну минутку, пожалуйста.

– Сантьяго-де-Чили, пожалуйста, Сантьяго-де-Чили.

– Какой номер вам нужен?

– Двадцать три – семьдесят – восемьдесят три.

– С кем вы хотите говорить?

– С сеньором Хулио Солорсано.

– Подождите, пожалуйста… Я сожалею, сеньор, но по номеру, который вы называете, нет человека с такой фамилией.

– Ах нет? Тогда я буду разговаривать с тем, кто возьмет трубку.

– Одну минутку. Я очень сожалею, сеньор, но это невозможно. Там нет никого, кто мог бы подойти к телефону.

– Понятно. В любом случае большое вам спасибо.

Сантос положил трубку. Хулио Солорсано больше не существовал для него. Значит, Ганс наверняка тянул время с какой-то целью. Сантос снова связался с телефонисткой:

– Дайте мне, пожалуйста, Майами.

На этот раз ему повезло. Человек, которому он звонил, подошел к телефону.

– Кастильо?

– Да, старик. А ты откуда?

– И не догадаешься. Ты помнишь приятеля, о котором я тебе рассказывал? Хулио, чилиец.

– Да.

– Все закрутилось. Я уже в пути. О тебе тоже не забыл. Есть кое-что подходящее. Если ты заинтересован, конечно.

– Нет, моя проблема закрылась. Я знал, что, как всегда, это разрешится. Ведь нам обещали. Но я хочу предупредить тебя. Здесь люди начали плохо поговаривать о тебе… Мне пришлось выступить в твою защиту. Было бы хорошо, если бы ты вернулся. Мне уже надоело слушать эти глупости о тебе.

– А что говорят?

– Разве ты ничего не знаешь?

– Откуда мне знать?

– Даже то, кто виноват в этом?

– Я ничего не знаю, парень. Скажи наконец. Ты меня совсем заинтриговал. Я не смогу дождаться, пока приеду.

– Во всем виноват янки. Тот самый. Если ты действительно ничего не знаешь, придется рассказать. Это было на первом заседании суда. Мы ждали начала все вместе – Гаскон, я, кое-кто еще из кубинцев, агенты ФБР, судейские. Андрес Насарио, по-моему, без всякой задней мысли сказал Гаскону и мне: "Не хватает только Сантоса". Мы не знали, придешь ты или нет. Я помнил, что ты мне тогда говорил о чилийце, но не знал, как ты решил поступить. Когда Насарио говорил это, там рядом стоял Хофа. Ты знаешь Хофу?

– Да, конечно. Это тот, что из федеральной полиции.

– У него что, зуб против тебя? Я имею в виду в личном плане…

– Откуда я знаю!

– Так вот, когда он услышал эти слова Насарио, знаешь, как он отреагировал? Он сказал: "Этого типа можете не ждать. Я не знаю, откуда он – из "Альфы" или из кубинской контрразведки". С этого все и началось…

– Насарио не ответил?

– Ты же знаешь Насарио. Чтобы понравиться американцам, он сделает все что угодно. После этих слов Хофы – ты ведь знаешь, какие есть люди – начали болтать всякое. Например, что этот янки из ФБР что-то знает И проболтался, то да се. А на следующий день газетенка, одна из тех, которые не знают, что печатать, воспользовалась шумихой и опубликовала твою фотографию с комментариями по поводу заявления Хофы. Под фотографией стояла подпись: "Сантос: друг или враг?"

– Вон как! Хорошо же попользовались моим отсутствием.

– Именно в такие минуты лучше всего узнаешь, кто есть кто. Сколько лицемеров на свете. Я по радио закатил целую речь против таких типов. Насарио тоже защищал тебя. И Мансферер здорово выступил в твою защиту в своей газете.

– Что он написал?

– Примерно так: проверенный, храбрый человек, руководитель сотни рейдов на Кубу, верный борец против коммунизма, который находится сейчас где-то в другом месте Америки, защищая демократию. Я тебе говорю, он выступил хорошо, просто великолепно. Но ты же знаешь, каковы люди. Мне уже пришлось схлестнуться с такими. Поэтому было бы лучше, если бы ты поскорее приехал. Я бы рассказал, кто поливает тебя грязью из зависти или по другим соображениям. Приезжай побыстрее, и мы заткнем им глотки.

– О’кей, я вылетаю в Майами завтра же.

– Очень хорошо. Посмотрим, что они будут петь тебе в лицо.

– Наверняка все будут говорить, что защищали меня.

– В моем присутствии они не смогут врать.

– Значит, у вас в суде не было проблем: Если бы я знал, то остался с вами и не попал бы в эту историю.

– Именно это говорил Насарио. Ведь ты один из лучших среди нас. Я так и знал, что ты, уехав, осложнишь свое положение. По правде говоря, Чино, я не представляю, на кой черт ты уехал.

– Ну ладно, посмотрим, что делать с этой публикой. Еще неизвестно кто кого.

– Точно. Ты только приезжай.

– Еду.

– Главное – заткнуть рот некоторым сволочам. Ты помнишь Ортегу? Как он лебезил перед тобой. Так вот, теперь он ведет расследование и пытается найти тебя. Как бы мне хотелось, чтобы ты приехал и посмотрел сам на все это. Не звони никому и никому ничего не говори. Приезжай прямо ко мне или к кому-либо из тех, кто за тебя. Гусман тоже на твоей стороне. Приезжай к нам, и мы подготовим им хорошенький сюрприз. Я знаю, почему они развели весь этот сыр-бор. Потому что мы эмигранты, а слова американца равносильны слову божьему. Именно слова Хофы посеяли раздор. Все здесь стали смотреть в ту же сторону. Вот что произошло.

– Спасибо, старик. Я скоро приеду.

– О’кей, я жду тебя.

В тот самый момент, когда Чино клал телефонную трубку, Ганса оторвал от дел звонок из Чили. Указания начальства были лаконичными: «Слушай, Ганс, мы нашли недостающую букву. Запиши: это Д. Как в слове дом. Понял?»

Ганс Бостельман сразу же понял приказ: "Схватить Хосе Сантоса и любым способом переправить в Сантъяго-де-Чили".

Он должен заняться этим делом, не ставя в известность его превосходительство посла.

Между тем Чино, не подозревая, насколько осложнилось его положение, собирался лечь отдохнуть у себя в номере. Он пока не терял надежды выкрутиться и поэтому не торопился. Нужно было лишь тонко рассчитать каждый следующий шаг. Он стал мысленно проигрывать свои действия. Лежа на кровати, он думал о том, что бессмысленно оставаться в Сальвадоре: «После заявления Хофы, ЦРУ, видимо, уже сформировало свое мнение. ДИНА наверняка проконсультировалась с ним. Поскольку Хулио Солорсано исчез, значит, ответ получен. Они боятся сказать мне „приезжай“. Мне необходим контакт с Кубой. Как его установить? О чем договорились ЦРУ и ДИНА? Нужен я им или нет? Ладно, подождем до завтра…»

Он уже засыпал, когда раздался тройной стук в дверь. Чино вскочил, снял пистолет с предохранителя и рывком открыл дверь…

– Ты здесь? Черт возьми!