Текст книги "Жан Оторва с Малахова кургана"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 9

Замысел княгини. – Огонь в подвале. – Порох пойдет в дело. – Колбаса, не имеющая ничего общего с колбасными изделиями. – Мина и контрмина. – Тревога! – Бедный Оторва. – Взрыв. – «Именем императора…»

Итак, Дама в Черном дала волю своей ненависти – собралась сама поджечь фитиль, чтобы мина уничтожила командование французской армии.

Ее чудовищный замысел вот-вот осуществится.

Один из работавших в подвале побежал уведомить княгиню, что все готово. Она с нетерпением ждала этого сообщения, опасаясь, как бы вражеские разведчики ее не опередили. Вздох облегчения вырвался из груди женщины.

– Наконец-то!.. О… теперь они в моих руках! – воскликнула она с мстительной радостью и стала спускаться в подвал. Полковник протянул ей потрескивающий конец фитиля и проговорил с поклоном, словно собираясь произнести мадригал: [122]122
  Мадригал – стихотворение шутливого или любовного характера; любезность, комплимент.


[Закрыть]

– Вы устроите фейерверк, княгиня, настоящий фейерверк! Из ваших рук… это будет так величественно!

Она ответила со злым смехом:

– Да!.. Дорога в небо… на облаке… по воздуху… Правда, кое-какие ошметки останутся на земле.

Дама взяла факел и направилась к отверстию. Здесь она хладнокровно подожгла пучок фитилей, другой конец которых прятался в бочке с порохом.

Когда фитили начали трещать, когда красные точки, будто светлячки, прокололи тьму, княгиня вышла из подвала со словами:

– Я разбудила вулкан, и он сожжет этих негодяев дотла! Теперь ничто не сможет спасти их от моей мести!

Притаившись в своем углу, Жан слышал эти ужасные слова; и по его телу пробежала дрожь. В душе зуава вскипел гнев и ненависть к этой коварной женщине, которая казалась ему исчадием ада.

«О, с какой радостью я всадил бы ей в горло штык! – думал он, сжимая кулаки. – Если оставить ее в живых, она не успокоится и опять учинит что-нибудь мерзкое».

Да, это так! Но что потом? Их человек тридцать, и они растерзают Оторву.

Нет, он не имеет права так дешево отдать свою жизнь! Он должен жить, чтобы попытаться предотвратить катастрофу. Если же ему суждено погибнуть, пусть последним его поступком будет не просто акт мести.

Тем временем рабочие кинулись к отверстию. Они завалили его кирпичом, брусом, бутовым камнем [123]123
  Бутовый камень – обломки горных пород, применяют для кладки фундаментов, сооружения плотин, насыпей и проч.


[Закрыть], залили все это гипсовым раствором, и когда через десять минут образовалась единая глыба, Дама в Черном своим металлическим голосом скомандовала:

– Всем выйти!

Мимо нее прошли рабочие, потом двое офицеров, она вышла последней – бледная и сияющая. Оторва слышал, как с шумом захлопнулась дверь. Потом до него донесся стук, глухие удары, шарканье, и он подумал: «Черт возьми! Они замуровывают выход. Они заткнут и продухи. Пора действовать… Жан, мой мальчик, выпутывайся как знаешь, но ты должен пробить стену и добраться до бочонков с порохом».

Не теряя ни минуты, француз схватил свой штык и изо всех сил обрушил его на заложенное отверстие, где кладка была скреплена гипсом. Кладка затвердевала все больше и больше, превращаясь в монолит.

Оторва сыпал проклятьями и ворчал:

– Разрази его гром!.. Затвердело-то как… сюда бы кирку из каменоломни… Штык? Ерунда! Игрушка…

Крак!.. Сухой щелчок… оружие сломалось у самой рукояти!

– Проклятье! – прорычал зуав. Он оказался обезоружен, а препятствие – непреодолимо.

Он не хотел признать себя побежденным и сжал обломок штыка обеими руками. Нужно бороться, даже если нет надежды, но пока он лишь поранил себе ладони и пальцы.

В погребе становилось все темнее. Лучик света, пробивавшийся сверху, утоньшился и наконец совсем исчез. Наступила ночь, глухая, непроницаемая, страшная ночь в подземелье. Окошко замуровали. Ну и что же! Оторва был полон решимости продолжать эту отчаянную безумную борьбу. Он сел на каменную ступеньку и, обхватив руками голову, начал размышлять: «Итак, у меня еще четыре часа! От силы пять… Здесь четыре тысячи килограммов пороха, они взлетят в воздух, и я не могу ничего сделать, чтобы помешать взрыву. Значит, я должен выйти… должен пробиться через забитую дубовую дверь… У меня только ножик да обломок штыка… этого недостаточно… и времени мало… Если б ее подорвать… Эх, был бы у меня порох, но они все уволокли в этот проклятый склеп… [124]124
  Склеп – закрытое помещение ниже уровня земли (под церковью или на кладбище), в котором хранятся гробы с телами умерших (обычно принадлежавших к одной семье). Доступен для посещения, преимущественно близкими, а не любопытствующими.


[Закрыть]Хотя… О Боже… надо посмотреть…»

«Посмотреть» – это не более чем риторическая фраза [125]125
  Риторическая фраза – в точном смысле: красивая, но малозначащая; здесь – «пустая», выражающая заведомо невыполнимое намерение.


[Закрыть], поскольку зуав находился в непроницаемой тьме. Он приподнялся и по памяти на четвереньках пополз вдоль погреба.

Позу нашего зуава нельзя было назвать солидной. Но она не могла унизить достоинства солдата, потому что помогала ему выполнить трудную задачу.

Он продвигался на четырех конечностях добрых десять минут, стараясь обследовать весь подвал. Внезапно Жан выпрямился и прокричал:

– Прекрасно!.. Замечательно!.. Великолепно!.. Будь у меня время, я бы пустился в пляс… Ну, мадама в черном… посмотрим, кто будет смеяться последним!..

Что это значило? Оторва сошел с ума?.. Ничуть! Тогда откуда же эта буйная радость?

А дело вот в чем. Оторва был не только храбр, но и догадлив. Он вспомнил о первой бочке, в которой пробил отверстие своим приказавшим долго жить штыком, и подумал, что в бочке – вино, а оказалось – порох. Тогда молодой человек испытал разочарование, но оно было забыто, когда он вскрыл вторую бочку с чудесным крымским вином.

Утолив жажду, Оторва замазал отверстие горстью земли, чтобы вино не вытекало зря. Но он и не подумал сделать то же с первой бочкой, той, что с порохом…

Стало быть, порох должен был сыпаться на землю в широкое отверстие, которое он пробил штыком. В этом Оторва и хотел убедиться, передвигаясь на четвереньках по погребу. Его ожидания оправдались. На земле оказалось фунтов сорок пороха.

Русские в спешке его не заметили. Оторва, обнаружив порох на ощупь, тщательно сгреб его в кучу. Он подпрыгивал, как кавалерист в седле, ликовал вне себя от радости, но не позволял себе вскочить, чтобы не наделать глупостей. Еще раз обдумав ситуацию, Жан сказал вполголоса:

– Время поджимает… никаких сумасбродств… порох у меня теперь есть… Остается только изготовить колбаску.

Сначала следовало раздобыть оболочку для изделия, которое лишь по названию связано с колбасным производством.

Оторве пришла в голову мысль использовать свои полотняные кальсоны. Великолепная идея! Он снял шаровары, потом кальсоны, снова надел шаровары. Завязал внизу узлом одну и другую штанину, разорвал верхнюю часть кальсон, и у него получились два длинных, узких мешка. На ощупь, с тысячами предосторожностей храбрец насыпал почти весь свой запас пороха в два эти вместилища и завязал их узлом с другого конца.

– Итак, мы имеем, – весело проговорил он, – не одну колбаску, а две. Ничего, кашу маслом не испортишь.

Двигаясь по-прежнему на ощупь, неуверенными шагами слепца, Жан втащил обе колбаски на верх лестницы и положил их одну на другую, прямо под дверь.

Вся эта возня передвижения в темноте заняла немало времени, и он с ужасом думал о том, что часы идут, фитили прогорают, и извержение вулкана может начаться в любую минуту.

Однако самое трудное, если не самое опасное, было уже позади. Теперь предстояло поджечь это примитивное, но грозное устройство, и девяносто шансов из ста за то, что зуава самого при этом разорвет в клочья. Тем не менее он сделал все, чтобы его колбаски вспыхнули как можно скорее и как можно дружнее, чтобы получился мощнейший удар.

Он взрезал ножом одну подрывную шашку, нижнюю, зачерпнул пригоршню, насыпал пороховую дорожку до края лестничной площадки, потом опустился вниз, к тому месту, где лежал остаток его припаса. Насыпав порох в феску, снова поднялся на лестничную площадку и, спускаясь со ступеньки на ступеньку, потянул дорожку пороха дальше.

Тем временем в его тюрьму снаружи врывались разнообразные шумы.

Он различил топот лошадей, стук колес, ритмичный шаг пехотинцев, потом – удары барабана, хрупкие трели горна, приглушенные, но все же ясные.

Надо всем плыл громкий прерывистый звук фанфар, поющих с каким-то бешеным воодушевлением:

 
…Трах, и снова пронесло…
Шакалье наше ремесло!
 

Это был марш его полка!

Сердце у Оторвы забилось так, что, кажется, могло прорвать грудную клетку, в ушах стоял звон, перед глазами запрыгали искры.

Это французская армия! Его товарищи и штаб вот-вот сунут голову в дьявольский капкан!..

Давай же, давай, Оторва, время торопит! Фитили во мраке подвала отсчитывали последние минуты жизни тех, кто с веселой солдатской беззаботностью располагался сейчас наверху.

Страшная смерть поглотит их всех, не различая ни возраста, ни чина, ни пола. Старых ворчунов и юных усачей, увешанных орденами генералов и простых солдат, и мамашу Буффарик, и Розу, милую его подружку.

– Тысяча чертей, скорей же! – рычал зуав.

Он навалил на подрывные шашки все остатки пороха, которые мог собрать, стараясь при этом направить взрыв на нижнюю часть двери.

Наконец все было готово! Наш герой с трудом перевел дыхание, он взмок от пота, но теперь от него требовалось лишь одно – поджечь хитроумную адскую машину.

Чтобы уменьшить хоть немного – о, совсем немного – смертельную опасность, которой он себя подвергал, он решил поджечь самый конец пороховой дорожки.

Поскольку у него не было спичек – большой редкости в ту пору, – он пользовался огнивом и кремнем. Быстро запалив кусочек трута [126]126
  Огниво – полоска стали для высекания огня из очень твердого камушка – кремня; от высеченной искры воспламенялся приложенный к кремню трут – фитиль или высушенный гриб-трутовик.


[Закрыть], подул на него, чтобы тот лучше разгорелся, нащупал нижнюю ступеньку, нашел пальцами крупинки пороха и решительно, ни секунды не колеблясь, положил на них раскаленный трут.

П-ш-ш-ш!.. Вспыхнул яркий огонь, раздалось шипение и пронзительный свист.

Огонь молниеносно взбежал зигзагом по каменным ступеням, достиг площадки, и в ту же секунду вслед за ослепительной вспышкой раздался раскатистый грохот. Свет, огонь и дым заполнили всю верхнюю часть погреба, и в то же время произошел сильнейший выхлоп газа.

Оторва не успел отскочить. Единственное, что ему удалось, – это прикрыть руками лицо. Словно подхваченный ураганом, он покатился кувырком, оглушенный, быть может, убитый взрывом.

Прошла минута – зуав не шевелился.

Но дверь была выбита. И из погреба теперь образовался выход. Там наверху слышалось какое-то движение… кто-то бежал… несколько зуавов… у одного в руках факел… впереди Буффарик.

Старый сержант наткнулся на неподвижное тело. Он узнал друга, и из его груди вырвался не то рык, не то рыдание.

– Оторва!.. О-о, несчастный!

Маркитант взял Жана на руки, как ребенка, и понес с криком:

– Ты не умер… Мой голубок… О, тысяча чертей… ты не умер… скажи хоть слово…

И Оторва едва прохрипел угасающим голосом:

– Под домом… мина… двадцать тонн… пороха… все взлетит на воздух… спасайтесь, кто может… я рассчитался… прощай…

Буффарика, известного своей отвагой, от этих слов бросило в дрожь – он понял, сколь серьезна была нависшая над французами опасность.

Он еще крепче охватил тело своего друга и с криком стал подниматься по каменной лестнице:

– Тревога! Тревога! Дом сейчас взлетит…

Его товарищи уже бежали по коридорам, вызывая всюду страшную сумятицу.

Отовсюду неслись тревожные возгласы:

– Тревога!.. Тревога!.. Дом сейчас взлетит!

Буффарик вытащил Оторву на улицу – молодой человек оставался неподвижен и безгласен, как труп, руки его оказались ужасно обожжены, борода опалена, ожоги имелись и на лице, под вспухшими веками не было видно глаз. Его трудно было узнать.

На крики сержанта прибежали, предчувствуя несчастье, мамаша Буффарик и Роза. Увидев Оторву, девушка издала душераздирающий вопль:

– О-о-о, Жан… мой бедный Жан! Вот как нам суждено было встретиться!

– Он спас нас всех!.. Еще раз спас… ценой своей жизни! – сквозь рыдания с трудом произнес старый вояка. – Иди сюда, Роза, дитя мое… Давай положим его туда, под этот платан [127]127
  Платан – род больших деревьев с широкими (на Юге) или пирамидальными (в Северной Америке) кронами.


[Закрыть].

– Иду, отец… Иду! Мы спасем его, правда?

Мамаша Буффарик, женщина энергичная и хладнокровная, не теряя времени принесла брезентовое ведро с водой и чистые бинты, чтобы тут же сделать первую перевязку.

Роза поддерживала голову раненого, которого Буффарик нес сквозь толпу убегавших во все стороны солдат.

Тревога распространялась с молниеносной быстротой, вызывая то невыразимое словами смятение, ту панику, которой поддаются порой даже самые закаленные в боях войсковые части.

Полуодетые, многие босиком, зуавы бежали, унося провиант, подхватив свои мешки, путаясь в амуниции [128]128
  Амуниция – полное снаряжение военнослужащего, включая вооружение.


[Закрыть]. Звякали бидоны, гремели ведра, звенели котелки, кричали люди, фыркали лошади – словом, суматоха поднялась такая, что со стороны это было бы ужасно смешно.

Доктор Фельц выскочил из лазарета с криком:

– Раненые! Раненые! Помогите, ребята!

Ну и ну – ведь правда, забыли о раненых!.. К счастью, ненадолго.

Солдаты возвратились бегом, чтобы спасти своих несчастных изувеченных товарищей. Ведь это святая заповедь! Солдаты готовы пройти сквозь огонь, броситься на тройной ряд штыков, пренебречь смертельной опасностью, но свой долг они выполнят.

Раненых эвакуировали невероятно быстро и в то же время бережно и осторожно.

Тем временем генералы, полковники, штабные офицеры вышли, сохраняя спокойствие, из зала, где они заседали. Последним покинул его маршал, которого вынесли на матрасе четверо зуавов.

До этой минуты невозможно было понять, что же, в сущности, произошло, нельзя было ни выяснить что-либо, ни разобраться, ни обдумать происшедшее.

Раздался взрыв, а чуть позже люди увидели, как сержант Буффарик бежит, держа на руках тело зуава, по-видимому, убитого, и кричит: «Тревога!.. Сейчас все взлетит!..»

И только! Тем не менее полк зуавов, лазарет, повозки, провиант, боеприпасы – все было уже в полной безопасности.

Маршала перенесли в тень того же большого платана, где лежал бездыханный Оторва. Главнокомандующий посмотрел на солдата, на взволнованно жестикулировавшего Буффарика, на женщин, которые хлопотали над телом Жана, и спросил своим слабым, но твердым голосом:

– Что же все-таки случилось, в конце-то концов? Отвечай, сержант!

В этот самый миг земля содрогнулась и ушла из-под ног. Барский дом, качнувшись, раскололся, как кратер вулкана. Из пространства между стенами вырвался столб огня, увенчанный облаком дыма. Потом ужаснейший взрыв поднял в воздух тучу обломков, сотряс окрестность, дойдя до самого моря чередой слабеющих раскатов.

И когда дым рассеялся, когда обломки здания перестали падать, на месте роскошного дома можно было увидеть лишь часть почерневшей стены над громадной ямой, на дне которой курились струйки дыма.

Барский дом со всеми флигелями и пристройками исчез, унесенный взрывом.

Тут-то Буффарик, приняв безупречную военную стойку – каблуки вместе, грудь колесом, ладонь у виска, – ответил на вопрос главнокомандующего:

– Вот это самое и случилось, господин маршал! Наша армия избежала полного уничтожения – и только благодаря этому храброму солдату, которого вы сейчас видите. Он лежит рядом с вами, он при смерти. Этот зуав – настоящий герой, господин маршал!

– Как его зовут?

– Жан Бургей, по прозвищу Оторва.

– Я где-то уже слышал это имя.

– Ничего удивительного! – с гордостью ответил Буффарик. – Его знает вся африканская армия. В полку все его обожают, и даже кебир относится к нему с почтением. Он так обнимал его, когда Жан поднял флаг над Телеграфной вышкой…

– Почему же его не наградили… почему он не упомянут в приказе по армии?

Несмотря на весь свой марсельский апломб [129]129
  Апломб – излишняя самоуверенность в поведении.


[Закрыть], Буффарик заколебался, но потом, решившись, твердо ответил:

– Потому что… вот в чем дело: его, как бы это сказать… приговорили к расстрелу.

– Да, припоминаю… за грубость по отношению к старшему по званию.

– О, господин маршал, – снисходительно отозвался маркитант, – тот тип был из пехтуры… вы должны его понять, вы же командовали зуавами.

Сент-Арно ничего не ответил, он думал.

Да, конечно, зуав серьезно нарушил дисциплину. Наверняка он заслужил наказания по всей строгости неумолимого военного устава. Но обстоятельства не позволили привести приговор в исполнение, и провинившийся доблестно искупил свою вину.

Он был всюду, в самом центре сражения. Приговоренный к смерти, этой смерти искал, но она перед ним отступала! Именно он поднял над высотами Альмы три победных цвета Франции… именно он только что спас тысячи людей, среди них и многих военачальников.

С одной стороны, вина его не такая уж страшная… с другой – его подвиги заслуживают самой высокой награды.

Сент-Арно больше не колебался.

– Подойди ко мне, – сказал он Буффарику, – и дай мне твой крест.

Старый вояка отстегнул орден и протянул его маршалу, чья влажная рука дрожала от лихорадки.

Внезапно глубокая тишина воцарилась над гудящей толпой. Зуавы застыли на месте. Безо всякой команды, по наитию, они взяли на караул и стояли, вытянувшись, лицом к своим командирам.

Сент-Арно приподнялся и, стараясь придать голосу твердость, проговорил, глядя на Оторву, которого поддерживали Роза и мамаша Буффарик:

– Жан Бургей, именем его величества императора за ваши отличные боевые действия я присваиваю вам звание кавалера ордена Почетного легиона [130]130
  Орден Почетного легиона – высшая государственная награда во Франции; дает обладателям («кавалерам» ордена) существенные привилегии. Учрежден в 1802 году Наполеоном I. Представляет собой пятиконечную звезду с наложенным на нее крестом и с изображением на одной стороне – Республики, а на другой – двух флагов с надписью «Honneur et Patrie» («Честь и Отечество»). Носится на особой ленте красного цвета.


[Закрыть]. Генерал Боске, извольте вручить новому кавалеру причитающиеся ему знаки отличия и обнимите его от моего имени… Больше у меня нет сил!

Оторва, умирающий Оторва услышал его. Радость от этой нежданной высокой награды возвратила храбреца к жизни. Весь обожженный, он смотрел невидящим взглядом, но смог выпрямиться, и его правая рука – не рука, а сплошная рана – коснулась лба в попытке отдать честь.

Боске обхватил молодого человека за плечи, поддерживая почти на весу, и поцеловал.

– Именем императора, – произнес он, – и от имени главнокомандующего прими этот крест, которым я счастлив украсить грудь такого героя, как ты!

У Оторвы перехватило горло, он едва дышал и не мог произнести ни слова. Минутная бодрость покинула его в тот миг, когда к опаленным клочьям его куртки прикрепили красную ленту.

Качнувшись, Жан упал на руки сияющего Буффарика, который прокричал ему своим зычным голосом:

– Не тушуйся, голубок… все пройдет… оклемаешься и вернешься к нам. Маршал приложил к твоим ранам такой пластырь, который вылечит их все до одной.

Конец первой части

Часть вторая
АДСКИЙ ДОЗОР

ГЛАВА 1

Крым. – Его стратегическое значение. – Херсонесское плато. – Опасения русских. – Корнилов и Тотлебен. – Оборона экспромтом. – Прибытие англо-французской армии. – Позиции сторон. – Траншеи. – Подготовка бомбардировки и штурма.

Полуостров Крым, расположенный в северной части Черного моря и связанный с континентом Перекопским перешейком, невелик по площади. Его поверхность – всего двадцать шесть тысяч квадратных километров, то есть четыре французских департамента [131]131
  Департамент – здесь: название административно-территориальной единицы во Франции.


[Закрыть].

Такая малость, казалось бы, в этой колоссальной московской империи, которая превосходит, и намного, все остальные европейские государства вместе взятые! [132]132
  Речь идет только о европейской части России. Ее площадь – 5 515 057 кв. км. Площадь Европы – 9 386 202 кв. км. Площадь России, стало быть, на 1 643 912 кв. км больше, чем площадь всех остальных государств Европы, вместе взятых. (Примеч. авт.)Цифры, приведенные Луи Буссенаром, несколько расходятся с данными дореволюционных русских энциклопедий: площадь Европы называется (в зависимости от точек измерения) в пределах 8350–9600 тысяч кв. км, Европейской части России – 5 427 597 кв. км.


[Закрыть]

Однако значение этой маленькой территории очень велико. Благодаря своему положению среди вод Черного моря она является полной хозяйкой этого большого водного пространства, которое омывает обе части Турции, дунайские княжества и Кавказ и в которое впадают Днепр и Дон, крупные артерии России на юго-западе.

Хозяева Крыма всегда будут хозяевами Черного моря.

Не случайно стремление обладать этим маленьким полуостровом неотступно преследовало тех, кто хотел царствовать в старом Понте Эвксинском [133]133
  Понт Эвксинский – древнегреческое название (буквально: «гостеприимное море») Черного моря.


[Закрыть], начиная с милетцев [134]134
  Милет – греческий город в Ионии (Малая Азия), V век до н. э. Имел около 80 колоний. Милетец – житель этого города.


[Закрыть], Митридата [135]135
  Митридат VI Евпатор (132–6З до н. э.) – царь Понта. Подчинил себе все побережье Черного моря. В войнах с Римом побежден, покончил самоубийством.


[Закрыть], византийцев [136]136
  Византия – государство IV–XV веков, образовавшееся при распаде Римской империи на территории Балкан, Малой Азии, юго-восточной части побережья Средиземного моря. Столица – Константинополь. Прекратила существование в 1453 году в результате захвата Турцией.


[Закрыть], генуэзцев [137]137
  Ге́нуя – город и порт в Италии; в XIII–XV веках могущественная торговая республика со множеством колоний, в 1475 году захваченных и разгромленных турками.


[Закрыть], турок и кончая русскими, теперешними хозяевами Крыма.

Крым – в каком-то смысле крепостные ворота Южной России, а Севастополь – ворота Крыма.

В юго-западной части полуострова расположена возвышенность, которая продолжается в море в виде остроконечного мыса, освещаемого маяком. Это – мыс Херсонес, образующий вершину треугольника, омываемого с двух сторон морем и отгороженного у своего основания – на востоке – грядой скал, которую русские называют Сапун-горой.

Этот треугольник – Херсонесское плато. Его площадь – примерно сто двадцать пять квадратных километров.

Плато это, которому суждено было стать историческим, в течение долгих месяцев будет служить ареной битвы четырех европейских держав: России, Турции, Англии и Франции; здесь развернутся ожесточенные сражения.

В самой высокой своей точке плато достигает трехсот метров над уровнем моря; возвышения и низины ориентированы в направлении на юго-запад и северо-восток.

Берег изрезан многочисленными бухтами; некоторые из них приобретут кровавую известность. Таковы Карантинная бухта, Английская бухта, Корабельная бухта, или Доки, и другие. Все бухты, кроме Карантинной, соединяют свои воды, образуя бухту Южную.

На левом берегу Южной, на площади длиной в две тысячи пятьсот метров и шириной в четыреста метров, и построен – притом всего лишь сто лет назад – город Севастополь.

Великолепный, пышный русский город, насчитывающий сорок с лишним тысяч жителей, располагается на горных склонах. Две прекрасные трассы – улица Морская и Екатерининская – пересекают его с севера на юг. Там и сям разбросаны бульвары, общественные и частные сады. Их могучим деревьям суждено быть искалеченными при обороне города. Нарядные каменные дома, роскошные магазины, административные здания, похожие на настоящие дворцы, – все это составляет грандиозный ансамбль, увенчанный золочеными куполами церквей.

На восточном берегу город разросся и давно уже перебрался через Южную бухту. На правом ее берегу поднялись склады, госпитали, казармы, обосновались доки [138]138
  Док – портовое сооружение для ремонта, а иногда и строительства судов.


[Закрыть]и стапели; [139]139
  Стапель – наклонный фундамент или помост в закрытом помещении, на котором отстраиваются и отделываются суда перед их спуском на воду.


[Закрыть]целый город – административный и флотский центр – вырос вдоль Корабельной бухты, перед которой возвышаются Малахов курган [140]140
  Малахов курган – господствующая высота на юго-восточной окраине Севастополя (ныне в черте города); место ожесточенного сражения в 1855 году (подобное повторилось в 1942 году против немецко-фашистских захватчиков). На Братском кладбище при кургане были похоронены 127 тысяч защитников Севастополя. Здесь смертельно Ранены П. С. Нахимов, В. А. Корнилов и убит В. И. Истомин – контр-адмирал, руководитель обороны кургана.


[Закрыть]и Зеленый холм.

Богатый, процветающий город производит впечатление изобилия и мощи. Правда, впечатление это скорее внешнее, особенно что касается мощи, – речь идет, разумеется, о защищенности города со стороны суши. Потому что если с моря стены и форты могут создать иллюзию надежной защиты, то для обороны Севастополя в случае штурма со стороны плато не было сделано ничего или почти ничего.

Произведены были лишь кое-какие подготовительные работы, окончательное выполнение которых требовало плана, людей, времени и денег.

Планы, как известно, всегда бывают в избытке. Людей в России достаточно. Однако когда идет война, то, как правило, не хватает времени, не говоря уж о деньгах.

К тому же никто не ждал атаки на Крым, ни, тем более, этой громоподобной победы союзников при Альме…

Русская армия отступает… Севастополь не защищен, а союзные армии находятся в пятидневных переходах от него.

Итак, при нехватке времени и денег вся надежда – на людей. Мужественные люди, и среди них – Корнилов [141]141
  Корнилов Владимир Алексеевич (1806–1854) – вице-адмирал. С 1851 года фактически руководил Черноморским флотом. Организатор подготовки обороны Севастополя с суши.


[Закрыть]и Тотлебен [142]142
  Тотле́бен Эдуард Иванович (1818–1884) – российский инженер-генерал, почетный член Петербургской Академии наук. Руководил инженерными работами при обороне Севастополя.


[Закрыть], первый – вице-адмирал, второй в ту пору – подполковник инженерных войск.

Меншиков, потерпев поражение, не стал опрометчиво запираться в Севастополе. Он боялся, что его армию там блокируют, лишат продовольствия и в конце концов принудят к сдаче, и потому, дерзким броском оторвавшись от противника, отвел своих людей в тыл и занялся переформированием.

Главнокомандующим он назначил Корнилова, прикомандировав к нему Тотлебена, входившего в его штаб, и обратился к ним со следующими словами:

– Я даю вам двадцать пять тысяч бойцов… именем императора я предписываю вам защищать Севастополь не на живот, а на смерть… в ваши верные руки я передаю судьбу нашей Родины.

И Корнилов ответил просто:

– Не на живот, а на смерть!.. Мы выполним свой долг…

Меншиков уехал. Корнилов наделил Тотлебена всеми полномочиями для строительства укреплений.

В Севастополе объявили состояние боевой тревоги. «Отечество в опасности!..» Это пламенный призыв к патриотизму, к преданности, к самоотречению. Высокие слова, высокие понятия никогда не оставляют русских равнодушными.

Барабаны били, горны трубили, звонили колокола. Сердца трепетали, на глазах выступали слезы, руки сжимались в кулаки, возгласы, полные гнева и воодушевления, сотрясали город.

Всеобщий героизм! Солдаты, матросы, чиновники, рабочие, торговцы, лавочники, буржуа, старики, женщины и дети устремились на улицы с криками: «Мы будем защищаться!.. Не на живот, а на смерть! Да, не на живот, а на смерть!»

Сначала предстояло проделать самое неотложное: земляные работы. Следовало окружить город траншеями. За работу взялось десять тысяч человек. Землекопами они были неумелыми и неловкими, но патриотизм творил чудеса.

Арсеналы предоставили шанцевый инструмент [143]143
  Шанцевый инструмент служит для работ по устройству окопов, траншей и т. п.; включает лопаты, кирки, топоры, пилы и проч.


[Закрыть]. Люди рубили деревья, изготовляли туры [144]144
  Тур – плетеный из прутьев цилиндр, открытый с обоих концов, которому колья, переплетенные прутьями, придают нужную крепость. Его заполняют землей, и он подпирает наружный скат траншеи. (Примеч. авт.)


[Закрыть]и фашины [145]145
  Фашина – перевязанный пучок хвороста цилиндрической формы; применяется для укрепления насыпей, устройства плотин, прокладки дорог в болотистых местностях.


[Закрыть].

Затем толпа, направляемая офицерами и солдатами инженерных войск, устремилась на незащищенные участки, где следовало построить бастионы [146]146
  Бастион – пятиугольное укрепление в виде выступа крепостной ограды.


[Закрыть]. Предводительствовала женщина, одетая в черное; в руках она держала российский флаг. Ее узнавали, приветствовали, за ней следовали с восторгом.

– Княгиня!.. Да здравствует княгиня!.. Да здравствует наша славная патриотка!

Вот и нужные участки. Скорее!.. Офицеры произвели разметку. За работу! Княгиня потребовала, чтобы ей была предоставлена честь первого удара заступом…

Потом толпа набросилась на твердую известняковую почву и принялась ее яростно долбить.

И это длилось часы, дни, ночи, без передышки, без устали, без отдыха.

Дама в Черном, в первом ряду работников, копала с остервенением, вся отдаваясь этой грубой и святой работе. И когда ее окровавленные руки не могли больше сжимать ручку саперной лопаты, когда, в изнеможении, она уже еле двигалась, она нашла в себе силы поднять российское знамя и гордо пронести его вдоль бесконечной линии земляных работ. Женщина была великолепна в своих черных одеждах, окутанная знаменем.

Звучный голос ее реял над толпой:

– Смелее, ребята, смелее!.. Да здравствует наш царь, да здравствует святая Русь!

Столько сил, столько трудов бросили на строительство укреплений, и результаты не замедлили сказаться.

Насколько хватало глаз, в землю уходили траншеи, тянулись насыпи, над землей поднимались бастионы, бесконечные линии окопов соединяли их и прикрывали с флангов. Оборонительные сооружения продвигались вперед…

Для фашин и туров давно уже не хватало дерева. Тогда в ход пошло все: доски, мебель, ящики, тюки, брусья – все годилось этим храбрецам, которые, кажется, готовы были в случае надобности укладывать в брустверы собственные тела. Одновременно к укреплениям подкатили пушки, уложили пирамидами ядра, подвезли бочки с порохом, прикрыли амбразуры [147]147
  Амбразура – отверстие в стене укрепления, долговременного оборонительного сооружения и т. п. – для ведения огня и для наблюдения.


[Закрыть]мешками с песком.

Эта гигантская работа длилась сто двадцать часов, то есть пять дней и пять ночей.

Защитники Севастополя сделали больше, чем было в человеческих силах.

Итак, когда все было готово, чтобы отразить нападение, когда в каждой амбразуре торчал ствол пушки, когда за каждой бойницей стоял боец, Корнилов призвал священников, чтобы они благословили армию и освятили оборонительные сооружения.

Священники, облаченные в расшитые рясы, обошли укрепления в сопровождении адмирала, ехавшего верхом. И когда молитвы были прочитаны и благословение получено, Корнилов, обращаясь к воинам, произнес следующие исторические слова:

– Дети мои, мы должны сражаться не на живот, а на смерть! Каждый из вас должен быть готов сложить здесь голову!.. Убейте первого же, кто дрогнет и побежит… если я прикажу отступать, убейте меня!

…Теперь отважным бойцам оставалось лишь ждать союзников.

Англо-французская армия вступила на Херсонесское плато двадцать шестого сентября. Два дня она потратила на то, чтобы подобрать и перевязать раненых, похоронить убитых. Ей понадобилось целых четыре дня, чтобы преодолеть двадцать пять километров, отделяющих высоты Альмы от Севастополя.

Правда, из боеприпасов и провианта у солдат было только то, что они несли в своих мешках. Все припасы оставались на кораблях, и снабжение армии на марше было делом долгим и трудным.

Так или иначе, но союзники потеряли время.

Возможно, такой полководец, как Наполеон, водивший свою армию в страшные походы, действовал бы по-другому.

Он без боя вошел бы в деморализованный Севастополь. Но кончилась бы на этом кампания? Конечно нет. Тем не менее это нанесло бы жестокий удар московскому колоссу [148]148
  Колосс – здесь: предмет или существо громадной величины или роста.


[Закрыть].

В том, что марш этот оказался таким медленным, историки единодушно обвиняют англичан. Их черепашьи темпы, успевшие уже войти в пословицу, приводили французских офицеров и солдат в ярость.

Что бы ни предстояло делать, они никогда ни к чему не были готовы – ни к выступлению, ни к еде, ни к маршу, ни ко сну!.. Этот кошмар повторялся снова и снова: опять опоздали!

Во время перехода от Альмы до Севастополя их поставили впереди, боясь, что иначе они окажутся далеко в хвосте, позади, Бог знает где!

Непосредственно за ними шагали зуавы Боске, буквально наступая им на пятки.

Эти неутомимые ходоки ворчали, ругались и смеялись над англичанами, острили, веселили самых угрюмых и заставляли их забыть о трудностях похода.

– Привет! Эй, энглезы [149]149
  Энглез – англичанин.


[Закрыть], поживей!

– Давай, милорд! Пошевеливайся!

– А ну, ноги в руки… Давай, давай!

– Раки вареные!

– Что, ноги заплетаются?

Англичане забавлялись и кричали в ответ:

– Боно!.. Французы боно!..

– Боно! Боно энглезы! – отвечали зуавы и маршировали на месте, печатая шаг.

Когда союзнические армии вступили наконец на Херсонесское плато, чудо уже совершилось – Севастополь был готов к обороне!

Теперь союзникам оставалось лишь приступить к регулярной осаде, которая, как казалось всем, должна была продлиться недолго.

Флоты обеспечили себе и подготовили под выгрузку два весьма удобных и надежных плацдарма. Англичане выбрали Балаклавский залив, расположенный на юго-западе плато, а французы – Камышовую бухту на юго-востоке от Севастополя.

На сушу выгрузили все нужное для материального обеспечения осады, боеприпасы, провиант. Пришлось наскоро соорудить причалы и склады, реквизировать [150]150
  Реквизиция – принудительное отчуждение за плату или временное изъятие государством имущества частных лиц и негосударственных организаций.


[Закрыть]у населения повозки и организовать транспортировку военного имущества к предстоящему театру военных действий. Все это заняло немало времени, в течение которого воюющие стороны наблюдали друг за другом, ограничиваясь короткими перестрелками.

Русские, прикрываемые своими стрелками, продолжали неутомимо переворачивать землю.

Их укрепления составляли теперь две грозные полосы – одну на Корабельной, справа от Южной бухты, и другую – перед самым Севастополем.

Высшее союзное командование решило, что англичане приступят к осаде первой полосы и расположатся справа, а французы – к осаде второй и, следовательно, займут позиции на левом фланге осадной линии. Это и было сделано после многих попыток.

Против англичан находились русские оборонительные сооружения, названия которых следовало бы запомнить, ибо они тесно связаны с историей этой памятной осады. Итак, это были Большой редан [151]151
  Редан – полевое укрепление, имеющее форму выступающего наружу угла.


[Закрыть], Малый редан, Малахов курган и Зеленый холм. Перед французами располагались Карантинный бастион, Центральный бастион и знаменитый Мачтовый бастион, названный так из-за сигнальной мачты, возвышавшейся на орудийной площадке.

Свои арсеналы и склады французы разместили на участке, который русские называли Пастуший хутор. Посередине возвышалось здание с небольшой квадратной башней, завершавшейся куполом. Его стали называть Дом с колоколенкой.