Текст книги "Жан Оторва с Малахова кургана"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Но лжезуав упорно оставался невидимкой.

Лишь настоящий зуав на каждом шагу играл со смертью и, словно саламандра [209]209
  Саламандра – здесь: «дух» из средневековых поверий и колдовства, якобы живущий в огне и олицетворяющий его стихию.


[Закрыть], не боялся огня.

Бродя ночью между аванпостами, он развил в себе удивительную остроту чувств: все видел в темноте и различал самые легкие шумы. Помогало ему и чутье Картечи, так что ничто не могло от него ускользнуть.

Молодой человек ловко миновал русские посты и засады. Ему сопутствовала удача. Он распознавал малейшие передвижения неприятеля и тут же спешил поднять тревогу в расположении французов. Рискуя получить пулю от своих же часовых, Жан подползал к ним вместе с собакой почти вплотную, кричал: «К оружию! Русские!» – и исчезал с необычайной быстротой.

Так прошли три нескончаемые, три смертельно тяжелые недели, и все это время – ни минуты отдыха, ни малейшего успеха, ни луча надежды. И вот наконец наступила ночь, когда три ракеты – синяя, белая и красная – поднялись над городом.

Он не мог сдержать радостного крика и бегом возвратился на кладбище. Сигнал повторился три раза через неравные промежутки времени, словно бы для того, чтобы избежать возможной ошибки и подчеркнуть неотложность исполнения. Остаток ночи Жан провел в засаде, твердя про себя: «Завтра!»

Нескончаемо тянулся день. Спустилась ночь. Оторва лежал, вытянувшись, под кипарисами, совершенно неподвижно. Рядом с ним – Картечь. В осажденном городе царили спокойствие, полная тишина – страшное предвестие урагана, который вскоре обрушится на укрепления и бастионы.

В полночь с главной аллеи донеслось еле слышное похрустывание гравия под чьими-то легкими шагами. Сердце у Оторвы забилось так, что чуть не разорвало грудную клетку. Картечь вздрогнула и зарычала. Молодой человек рукой зажал ей пасть. Умное животное поняло, что надо молчать, и, как хозяин, замерло в полной неподвижности. Быстрая тень прошла, чуть не задевая их, потом остановилась в двух метрах, по ту сторону кипарисов, возле большой белой плиты.

Оторва различал ненавистный силуэт лжезуава, его двойника, виновника катастрофы, которая чуть было не стоила Жану жизни и чести. Оторва обдумывал, не пора ли кинуться на врага, перешибить ему хребет, связать руки и оттащить во французские траншеи.

Нет, этот момент еще не настал! Жан сохранял хладнокровие, жуткое хладнокровие человека, который приготовился к отмщению.

Лжезуав постучал каблуком по камню, три раза, с равными промежутками. Прошло пять томительных минут. И вдруг Оторва услышал скрежет. Плита повернулась вокруг невидимой оси, одна половина встала торчком, другая исчезла в глубокой впадине.

Оттуда появился черный силуэт и произнес по-французски:

– Это вы?

– Да! – ответил лжезуав.

– Вы один?

– Конечно.

– Все меры предосторожности приняты?

– Да, все до мелочей.

– Хорошо, идите!

Тень исчезла, за ней последовал лжезуав. Отверстие, в которое они спустились, все еще было открыто. Бесстрашный воин, готовый, если надо, пожертвовать и жизнью, Оторва принял, как обычно, поразительно смелое решение. Он быстро расстегнул гетры, сбросил башмаки и остался босиком. Потом тихо и властно приказал Картечи:

– Лежать!

И, ни секунды не колеблясь, нырнул в свою очередь в отверстие. Его ноги нащупали знакомые ступени каменной лестницы, которая была перенесена, когда замуровали ход из часовни.

Храбрец попал в сводчатый коридор. В пятидесяти шагах впереди него медленно шли два человека, первый нес в руках факел. Босые ноги Оторвы ступали совершенно бесшумно. Он шагал быстро, догоняя двух заговорщиков, полагавших, что они одни и, следовательно, в полной безопасности.

Узкий туннель, выводящий в арсенал, был, должно быть, расширен, потому что ползти не понадобилось. Те двое прошли, лишь нагнувшись. Оторва, добравшись до арсенала, остановился, чтобы прислушаться и убедиться в том, что никого больше нет. Он вытянул шею и увидел своих врагов – они стояли посреди ротонды [210]210
  Ротонда – круглая постройка, перекрытая куполом.


[Закрыть]и разговаривали вполголоса.

Потом Жан услышал шуршание бумаги, звон золота. Опять это проклятое золото, золото предательства!

Лжезуав положил в карман толстый кошелек и собрался уходить.

Пришла пора действовать. Чтобы ничто его не стесняло, Оторва сбросил с себя русскую шинель.

Великолепный прыжок – и ударом головы в живот Оторва опрокинул лжезуава на землю. Тот упал без чувств.

– Готов! – сказал Оторва, разражаясь смехом.

Другой человек, в форме русского офицера, тоже не знал страха и не терял хладнокровия. Отступив на шаг, он выхватил из кармана заряженный пистолет и выстрелил во француза. Однако тут же испустил крик ярости и боли. В то мгновение, когда он нажал на спусковой курок, какое-то легкое проворное существо прыгнуло на него из полутьмы. Острые зубы прокусили запястье до кости. Пистолет отклонился в сторону. Пуля, которая должна была пронзить грудь Оторвы, царапнула камни свода.

– Картечь! Это ты!.. Картечь!

Почуяв неприятеля и уловив грозившую хозяину опасность, храбрая собака нарушила приказание и кинулась ему на помощь. Словно посланная самим Провидением [211]211
  Провиде́ние – по христианскому вероучению – верховное существо (Бог), управляющее всеми мировыми событиями; также – непрерывное попечение Бога о Вселенной.


[Закрыть], она спасла жизнь нашего зуава!

В следующую секунду русский отбросил отважную собачонку, кинулся к козлам и вытащил ружье.

Оторва же оставил Дружка наверху, под кипарисами. Он был безоружен…

Да, но при нем пистолет кебира! Тот, который у него за поясом… который принес Буффарик… С молниеносной быстротой зуав выхватил его и разрядил, не целясь, наугад…

Получив заряд прямо меж глаз, русский офицер упал с раздробленным черепом. Оторва хладнокровно воскликнул:

– Кто-то должен был получить пулю в лоб, или ты, или я! А теперь займемся-ка другим!

Другой – это лжезуав, предатель, жалкий мерзавец; он пошевелился и застонал.

– Смотри-ка, – сказал наш герой насмешливо, – он приделал себе фальшивую бороду, чтобы больше быть на меня похожим… То-то будет смеху…

Внезапно раздались глухие взрывы, от которых задрожала земля. Это началась бомбардировка.

– Прежде чем посмеяться, придется еще и повоевать! Сматываем удочки! Нужно только раздобыть веревку… связать этого господина… Посмотрим в ящике… Вот это мне и нужно.

В гаубичном ящике Жан нашел моток веревки, торопливо связал пленника и накинул ему на шею петлю со скользящим узлом.

Затем не без труда, то подталкивая сержанта, то волоча его за собой, Оторва добрался до своего укрытия под кипарисами.

Севастополь в это время был охвачен огненным кольцом. Гаубицы, пушки, мортиры грохотали без передышки, осыпая снарядами английские позиции.

– Неподходящее время для возвращения! – рассудил Оторва. – Чугун так и сыплется с неба – не повредили бы мне моего дорогого Леона Дюре. Ведь это ты, не так ли, сержант? Подложный зуав… негодяй на службе у неприятеля… предавший честь… знамя… Францию. Но хватит… об этом поговорим позже!

Вдруг молодой человек вспомнил об арсенале, заставленном бочками с порохом, и ему пришла в голову одна мысль. У этого Оторвы всегда великолепные мысли!

– Ведь там, – сказал он себе, – по крайней мере десять тонн пороха. И, если не ошибаюсь, он расположен как раз под тем люнетом, который так досаждает капитану Шампоберу. Десять тонн пороха! Какой прекрасный фейерверк! Ну что ж! Отметим-ка свою победу и возвращение во Второй полк. А московцы у меня попляшут… Пошли!

Удостоверившись, что его пленник не может шевельнуть и пальцем, Оторва взял свечу, спички, ножовку, которой он перепилил железный прут в каземате, и снова спустился в подземный ход.

Жан наткнулся на тело русского офицера, убедился в том, что за время его короткой отлучки в арсенале ничего не произошло, и не мешкая принялся подпиливать верхний край одной из бочек. После десятиминутных усилий ему удалось добраться до содержимого бочки.

Порох в бочке оказался зернистый, сыпучий и очень сухой. Оторве некогда было готовить фитиль. Действуя с присущей ему беспримерной отвагой, он воткнул горящую свечу в самую середину бочки.

«Пламя доберется до пороха не раньше, чем через два часа, – рассудил он. – И не зваться мне Оторвой, если через два часа наверху все не полетит вверх тормашками!»

Наш зуав собрался было идти, но вдруг споткнулся о русскую шинель, которую сбросил на пол. Подобрав ее, он вдруг начал хохотать – ему в голову пришла забавная мысль.

«Я надену ее и в ней вернусь в наши траншеи. Меня примут за московца, который ведет пленника-зуава… лже-Оторву. Вот будет комедия!»

Молодой человек возвратился в свое укрытие, обулся, погладил собаку, взвалил на плечо пожитки и сказал пленнику:

– Пошли!

Предатель тем временем пришел в себя. Он понимал ужас своего положения и упирался изо всех сил. Оторва невозмутимо зажал в кулаке конец веревки со скользящим узлом и поволочил пленника за собой.

Задыхаясь, хрипя, спотыкаясь и падая, подгоняемый пинками, ударами приклада и собачьими зубами, несчастный тащился, словно строптивая скотина, которую тянут за повод. Так они добрались под огнем до воронки от бомбы прямо напротив Третьей батареи.

Остальное известно: взрыв люнета Белкина, принудивший русских к отступлению, триумфальное появление Оторвы на батарее и его встреча со Вторым зуавским полком.

В ту минуту, когда Оторва, приветствуемый полком, рапортовал «Здесь!» своему полковнику, к ним рысью подскакал крупный гнедой конь генерала Боске. Генерал увидел сияющего Оторву и рядом с ним дрожавшего от ужаса лжезуава.

– Сержант Дюре! – воскликнул он, пораженный. – Штабной писарь! Теперь все понятно!

Негодяй словно бы пробудился от кошмарного сна. Он хотел взять наглостью! Бормотал что-то несвязное, протестовал, утверждал, будто он невиновен. Оторва прервал Дюре громовым голосом:

– Молчи, мерзавец! Трибунал, перед которым я должен был предстать вместо тебя, спросит, почему твои карманы набиты золотом, почему на тебе чужой мундир, что ты делал в том месте, где я тебя сцапал! И ты ничего не сможешь ответить, потому что за тебя говорят факты, и их красноречие убийственно. Потому что предатель – ты! Господин полковник!.. Простите, что я говорил без вашего приказа… Гнев переполняет меня…

– Мы прощаем тебя, Оторва, – с доброй улыбкой ответил генерал Боске. – Займи свое место в полку. Вы разрешаете, не правда ли, полковник? Иди, сержант Оторва…

– Сержант, господин генерал? О, благодарю вас!

– Да, пока сержант. Главнокомандующий обещал тебе эполеты… [212]212
  Эполеты – офицерские погоны особой формы, с закруглением на наружном конце, богато украшенные; носились при парадной форме одежды.


[Закрыть]У тебя будет случай их заработать!

Конец второй части

Часть третья
БРАТЬЯ-ВРАГИ

ГЛАВА 1

Генерал Пелисье. – Новый главнокомандующий. – Конец зимы. – Спектакль зуавов. – Артисты-любители. – Гала-представление. – Возвращение на родину. – Виктуар и Грегуар. – Прерванное представление. – К оружию!

Зима 1854 года под Севастополем выдалась небывало суровая. Страдали жители осажденного города, еще более – осаждающие.

Морозы доходили до двадцати градусов! Снегопады сменялись внезапной оттепелью с ураганным ветром, проливные дожди превращали земляные укрепления в море грязи.

Люди мерзли, стоя на месте, или шлепали по колено в вязкой каше. Их снабдили деревянными башмаками, гамашами, бараньими шкурами, подбитыми мехом шапками. Под этим убранством прятались нарядные мундиры.

Ничто, кроме оружия, не обличало в них военных. Потешным и трагическим маскарадом выглядело это сборище людей с изможденными лицами, лихорадочным блеском в глазах и заиндевевшими бородами, из которых торчали ледышки. Однако, несмотря на болезни, нехватку продовольствия, непогоду, перебои со снабжением, затрудненное передвижение, жесткий военный распорядок и дисциплина не нарушались, тяжелые работы шли своим чередом.

Ожесточенный поединок между союзными армиями и славным городом продолжался с короткими передышками, когда все валились с ног от усталости. Крупные операции не производились, но постоянные перестрелки не давали бойцам вздохнуть. Временами возобновлялся артиллерийский обстрел, и пушки грохотали под снежным саваном. Так проходил день за днем, не принося ничего, кроме лишений, страданий, скорби по погибшим.

Ничего выдающегося в этот мрачный период как будто и не происходило, если не считать самоотверженности и безымянного героизма, проявленного всеми – от командиров до солдат. Лишь несколько событий заслуживали внимания.

Двадцать шестого января 1855 года, по совету министра, графа Кавура [213]213
  Кавур Камило Бензо (1810–1861) – граф, глава сардинского правительства, проводил политику объединения Италии сверху, ориентируясь на поддержку Наполеона III.


[Закрыть], который подготавливал объединение Италии [214]214
  Италия к концу средневековья была раздробленной. После войн 1494–1559 годов на значительной части Италии закрепилось господство Испании, а в результате войны за Испанское наследство (1701–1714) – Австрии. С конца XVIII века по 1814 год Италия – под французской оккупацией. В 1814–1815 годах здесь восстановлены феодально-абсолютистские монархии. В 1848–1849 и 1859–1860 годах в Италии происходили революции, направленные против иностранного гнета, за единое государство. В 1860 году Италия была в основном объединена вокруг Сардинского королевства.


[Закрыть], король Сардинии [215]215
  Сардинское королевство существовало в Италии в 1720–1861 годах, включало в себя Савойское герцогство, остров Сардинию, Пьемонт. Длительное время частично находилось под французской оккупацией. Затем вынашивало планы расширения своей территории путем борьбы против Австрии.


[Закрыть]подписал союз с Францией, Англией и Турцией. Согласно этому договору Виктор-Эммануил [216]216
  Виктор-Эммануил II (1820–1872) – король Сардинии (1849–1861) и первый король объединенной Италии (1861–1878).


[Закрыть]обязывался послать в Крым армейский корпус и принять участие в боевых действиях против русских.

Этому союзу суждено было вскоре приобрести огромное значение. Между французами и пьемонтцами установились отношения боевого братства, несокрушимой дружбы, которые стали четыре года спустя толчком к началу итальянской кампании [217]217
  Итальянская кампания 1859 года в ходе борьбы за объединение Италии. Событиям ее посвящен роман Луи Буссенара «Под барабанный бой».


[Закрыть].

На следующий день после заключения этого памятного акта в Крым прибыл генерал Ниэль, адъютант Наполеона III. Выдающийся инженер, генерал Ниэль намеревался вместе с генералом Бизо, командовавшим саперными частями, придать осадным работам новое и более активное направление.

Тридцатого января в план наступательных операций были внесены существенные изменения. Истребляемые «траншейной болезнью» англичане, численный состав которых уменьшился на три четверти, были слишком слабы, чтобы защитить позиции на правом фланге, от Южной бухты до Килен-балки. После долгих и трудных переговоров было решено, что на правом фланге их сменят французы. Действия англичан сосредоточатся в центре, перед Большим реданом, а французы займут траншеи перед Малаховым курганом, значение которого, со стратегической точки зрения, стало очевидно.

Пятого февраля князь Михаил Горчаков был назначен главнокомандующим русской армией вместо князя Меншикова. В тот же день в Камышовой бухте высадились гренадеры и стрелки французской императорской гвардии под командованием генерала Рено де Сен-Жан д’Анжели.

Второго марта скоропостижно скончался русский император Николай I. Эту новость сообщил русским французский парламентер.

С девятого по восемнадцатое апреля, когда заметно потеплело и ласковая весна оживила природу, происходили яростные обстрелы, приносившие разрушения и смерть. За девять дней и девять ночей было произведено с той и другой стороны триста тысяч орудийных выстрелов, восемь тысяч человек выбыли из строя.

Заметного перевеса при этом не получил никто.

Девятого мая в Балаклаву прибыл корпус сардинцев – пятнадцать тысяч превосходных солдат под командованием генерала Альфонса де Ламармора.

Двадцать шестого мая армия с удивлением узнала об отставке генерала Канробера и о назначении главнокомандующим генерала Пелисье [218]218
  Пелисье Жан-Жак (1794–1864) – французский маршал, в 1855 году командовал корпусом, затем всеми французскими войсками в Крыму. За взятие Малахова кургана удостоен титула герцога.


[Закрыть].

Это назначение в целом встретили с одобрением. Новый главнокомандующий имел репутацию сурового человека и беспощадного рубаки, о его энергии ходили легенды.

Среди солдат пошли разговоры: «С этим дело пойдет!.. Он как надает по морде… все лучше, чем топтаться на месте!»

Пелисье было к этому времени лет шестьдесят. Крепко сложенный, коренастый, смуглой кожей он напоминал африканских стрелков, густые черные усы оттеняли жесткую и непокорную белоснежную шевелюру.

Солдаты называли его Жестяная Голова. Это казалось ему забавным и вызывало гримасу, обозначавшую смех, – смех, который заставлял сопровождающих его офицеров дрожать, словно малых детей. При грубоватой внешности он отличался незаурядной проницательностью, властностью, бесстрашием и истинно норманнской хитростью. Свои язвительные замечания Пелисье отпускал твердым, немного гнусавым голосом, который нельзя было спутать ни с чьим другим. Ко всему надо прибавить никогда не изменявшее ему хладнокровие. Однажды в Африке, будучи еще бригадным генералом, он в порыве гнева ударил хлыстом одного квартирьера, унтер-офицера из егерей. У того потемнело в глазах, он выхватил пистолет и в упор выстрелил в генерала.

По счастливой случайности пистолет дал осечку. Пелисье спокойно посмотрел квартирьеру прямо в глаза и сказал, не повышая голоса:

– Пятнадцать суток за плохое содержание оружия.

Унтер не был разжалован и по прошествии времени стал превосходным офицером.

С первого же дня прибытия Пелисье в Крым работы в армии развернулись с необычайным размахом. Чувствовалось, что человеческое тесто месила железная рука, вливавшая в каждого солдата и офицера отвагу и энергию. Траншеи и ходы сообщений все туже сжимали кольцо вокруг Зеленого холма, который открывал дорогу к Малахову кургану – ключу Севастополя.

В качестве подарка, в ознаменование хорошего начала, Пелисье хотел преподнести своей армии Зеленый холм. Несмотря на усталость, вражеский огонь, страдания, потери, одним словом, несмотря на войну со всеми ее ужасами, исконная французская веселость не уступала своих позиций. Солдаты упорно, вопреки всему, искали развлечений. Они предавались не только вульгарным забавам в тавернах Камыша, но и другим, более возвышенным развлечениям.

Театр, да, именно театр пользовался неизменным успехом у осаждающих Севастополь. С Варны [219]219
  В июне – июле 1854 года в этом болгарском городе были высажены англо-французские войска (в ходе Крымской войны).


[Закрыть]и по сей день, седьмого июня [220]220
  1855 года.


[Закрыть], представления неизменно имели успех. Своей ребяческой увлеченностью, своим неиссякаемым воодушевлением артисты-любители скрашивали товарищам тоскливые часы осады. Среди этих театриков труппа Второго зуавского полка бесспорно была самая известная. Поскольку полк располагался на правом фланге французских позиций, близ мельницы, он получил название «Театр Инкермана» или «Театр у мельницы».

Сцену оборудовали на земляной насыпи, которую подпирали изгороди. Куски полотна, собранные повсюду и сшитые вместе, были натянуты на рамы и служили декорациями. Декорации разрисовывали порохом, разведенным в воде, мелом и красной краской, позаимствованной у артиллеристов. Некоторые из панно смотрелись просто превосходно!

Костюмы и бутафория изготавливались из самых разнообразных материалов. Одежду кроили из русских шинелей и мастерски отделывали. Были и костюмы маркиза с вышивкой, сверкавшей серебром… нарезанным из консервных банок. Туалеты дам отличались не меньшей роскошью. На них шло полотно, но ярко размалеванное, вышитое «серебром», украшенное пестрыми узорами. В таком же роде было и все остальное. Парики благородных отцов семейства сооружались из старых гетр, сшитых когда-то из бараньих шкур; дамские шляпы – это переделанные тюрбаны или шерстяные кушаки, обтягивающие проволочный каркас. Цветы, которыми они украшались, были скручены из зеленой, красной и желтой бахромы эполет. На муфты пошли отбеленные мешки для земли; черные крапинки пороха на них изображали горностаевые хвостики.

Все это производило необыкновенный эффект при свете рампы, устроенной из свечей с отражателями, также вырезанными из консервных банок.

Зрительный зал длиной метров двенадцать располагался под открытым небом. Ограда вокруг него доходила в высоту до пояса. Огороженная часть предназначалась для английских и французских офицеров, которые смеялись до упаду над уморительными выходками артистов. Привилегированные зрители сидели на земляных скамьях. Они платили за свои места, и доход полностью шел французским пленным в Севастополе. За оградой располагались, кто как может, безбилетники.

Ставили все – драмы, водевили, комедии. Но наибольшим успехом пользовались грубоватые фарсы, сочиненные «драматургами» в красных форменных штанах и сдобренные солеными шуточками. В них доставалось всем: командирам, союзникам, русским, грабителям из Камыша, спекулянтам из Ворограда и Шельмостополя, ирландцам, которые хлестали водку стаканами, и т. д.

Труппа состояла из солдат полка. Некоторые из них обнаруживали несомненные сценические способности, и появление их на подмостках вызывало бурю восторга.

К несчастью, театральную карьеру солдат нередко обрывала война. Часто приходилось срочно менять афишу, так как один актер оказывался в лазарете, другой – на кладбище на Корабельной.

Впрочем, к этому все уже давно притерпелись. Как во время эпидемии, каждый ждал своей очереди и стремился как можно больше взять от жизни, пока жив.

В этот вечер театр Второго зуавского полка предлагал публике гала-представление [221]221
  Гала – в сочетании с существительным (гала-концерт, гала-представление) означает особо торжественное, красочнее зрелище.


[Закрыть].

Огромная афиша у входа в театр сообщала название спектакля и имена персонажей.

СЛУЧАЙ В КАМЫШЕ

Фарс в трех актах и пяти картинах

Грегуар Буландо,капрал императорской гвардии.

Лорд Тейл,английский полковник.

Жан Габион,солдат.

Разибюс,торговец из Шельмостополя.

Потапов,русский гренадер.

Виктуар Патюрон,суженая Грегуара Буландо.

Мисс Туффль,ирландка.

Мадам Пило,юная одалиска.

Мадам Кокино,левантийская торговка.

Толпа – солдаты и торговцы, воры и обворованные.

Начало спектакля ровно в девять часов.

В назначенный час полковой оркестр сыграл увертюру. Зал был переполнен. Занавес поднялся.

Площадь, деревья, угловой дом с нишей, где высилась статуя святого Вастополя в натуральную величину.

ЯВЛЕНИЕ I

Грегуар Буландои Виктуар Патюрон.

Грегуародет в турецкие шаровары, в которые заправлена подушка, китель сшит из полосатого тика; на голове – колпак, украшенный петушиным пером; к поясу привязаны три надутых свиных пузыря.

Правый его глаз закрыт повязкой, нос покрыт серебряной фольгой. У него нет левой руки, одна нога – деревянная.

Он прохаживается горделивой походкой, закинув голову, вертит тросточку и напевает песню зуавов:

 
Они на марше ночь и день,
Топорщась грозным опереньем.
Бородки. Фески набекрень —
Как петухи с кровавым гребнем.
 

Входит Виктуар,одетая крестьянкой, с корзиной в руке.

Виктуар.Ах, Боже мой! Не Грегуар ли это?.. Мой суженый!.. Неужели это правда? Мой Грегуар!

Грегуар.Ну да! А ты – Виктуар, такая же победительная, как твое имя.

Виктуар.И ты возвращаешься на родину… Ты отслужил свое! Ах, как я счастлива!

Грегуар.Я тоже, Виктуар!.. О, моя красавица! Подумать только – восемнадцать месяцев трудов… сражений… славы!

Виктуар.Слава – это хорошо. Но… не в обиду тебе будь сказано, у тебя немного усталый вид.

Грегуар.Усталый? У меня? Ничуть! Я готов хоть сейчас обежать земной шар, прыгая через веревочку!

Виктуар.Я не спорю! Но ты не станешь отрицать, что глаз-то у тебя один.

Грегуар.Что ты хочешь! За славу приходится платить!.. Надо же чем-то поступаться для отечества. И потом, одним глазом больше или меньше…

Виктуар.Один-то у тебя есть.

Грегуар.И его вполне достаточно, чтобы восхищаться прелестями такой красавицы, как ты!

Виктуар.Ты очень любезен, мой Грегуар! Но ты потерял и руку?

Грегуар.Это плата за славу, я же сказал тебе. И ты видишь, это всего-навсего одна рука… подумаешь, какая-то рука!

Виктуар.Работать-то будет неудобно.

Грегуар.Подумаешь! Чтобы сморкаться, набивать трубку, есть суп и опрокидывать стаканчик, мне хватит и одной!

Виктуар.Раз ты доволен, все в порядке. Но не ошибаюсь ли я? Мне кажется, ты потерял и ногу!

Грегуар.Ради славы!

Виктуар.Сдается мне, нога тебе нужна.

Грегуар.Нисколько!.. И потом – слава! Глуар! [222]222
  Глуар – слава. (фр.) (Примеч. перев.)


[Закрыть]Ты только послушай: Виктуар, Грегуар, глуар! Как славно они рифмуются!

Виктуар.Я предпочла бы, чтоб одной рифмой было меньше и одной частью тела больше. Ты потерял и глаз, и руку, и ногу!

Грегуар.Да, я все отдал ради славы… Надо мной поработало ядро… и над моим носом, и бородой!..

Виктуар.Твой нос! О, Господи! Он же совсем белый!

Грегуар.Это моя идея! Я попросил сделать себе нос из серебра – теперь у меня не будет насморка!

Виктуар.По правде говоря, ты многого лишился, и я боюсь, что тебе будет не слишком удобно.

Грегуар.Ничуть! А в доказательство я думаю наняться учителем гимнастики.

Виктуар.Ну что ж, скажу еще раз – если ты доволен, все в порядке. Но как ты странно одет… и потом, эти пузыри у пояса… на что они?

Грегуар.Это форма пловца.

Виктуар.Но они будут мешать тебе нырять в воду… и плавать.

Грегуар.Ты права, но этого требует устав… тот самый устав, который дает ложки и не дает вилок, дает меховые шапки и не дает фуражек!

Виктуар.Не сердись! И дай мне тобой полюбоваться! Ты храбрый солдат… ты – гроза неприятеля… ты – герой!

Грегуар.Черт возьми! Это сразу заметно.

Виктуар.Расскажи мне о своих подвигах!

Грегуар.С удовольствием. Начну с самого начала, чтобы ничего не перепутать. Итак, я выехал из Тулона, который находится во Франции, и направился в страну, которая называется Восток. Плыть до нее морем две недели… морская болезнь – вещь неприятная и тошнотворная. Наконец мы увидели берег… прошли мимо места, которое зовется Гурганеллы [223]223
  Гурганеллы и т. д. – известные географические названия, фамилии русских генералов, сознательно искаженные участниками спектакля ради комического эффекта.


[Закрыть], и мимо еще одного, которое зовется Фосфор или Фротфор… не знаю, как правильней… короче, название вроде как у спичек. Потом мы доплыли до такого места, которое звалось Варна, и там все стали кататься от дьявольских колик, которые называются холера. Это было началом и мук и славы.

Виктуар.А почему все-таки вас послали так далеко? На страдания и гибель?

Грегуар.Это яснее ясного. Россия хотела выставить за дверь государство, которое называется Порта. А это государство – наш друг. Вот император Наполеон и решил не шутить с дверью, а послать нас в эту самую Порту, чтобы помешать русским вышибить дверь, то есть Порту.

Виктуар.Ты очень понятно все объяснил. Продолжай.

Грегуар.Итак, мы задали русским хорошую трепку, их генералам Менеечикову и Гора-чакову, и под конец взяли город Святого Вастополя.

Виктуар.О, город Святого…

Грегуар.Не обращай внимания. Этого святого в нашем календаре нет, ведь русские – еретики.

Виктуар.Господи! Еретики! Ты – молодец, что с ними сражался!

ЯВЛЕНИЕ II

Грегуар, Виктуар, лорд Тейл, мисс Туффль, Разибюс, мадам Кокино.

Входит лорд Тейл.Одной рукой он придерживает Разибюса,в другой у вельможи сушеная рыбина, которой он изо всех сил колотит торговца. Мисс Туффль,всклокоченная, в шляпке задом наперед, тащит мадам Кокино,которая вопит не своим голосом.

Разибюс.Караул! Убивают! На помощь!

Лорд Тейл.Вы – жулик… воровка… Вы мне продать дохлая рыба за полгинеи [224]224
  Гинея – английская золотая монета, равноценная фунту стерлингов.


[Закрыть].

Мисс Туффль.И вы – каналья… продал мне стакан виски за пять шиллингов! [225]225
  Шиллинг – английская монета, равная 1/20 фунта стерлингов.


[Закрыть]

Разибюс.Но, милорд, это все равно что бифштекс… из лучшего ресторана.

Мадам Кокино.А это виски из погребов ее величества королевы!

Виктуар (в замешательстве).Скажи, Грегуар, кто это все эти люди?

Грегуар.Английские аристократы, возвращаются из Шельмостополя. На базар ездили.

Виктуар.Не понимаю.

Грегуар.Шельмостополь, Вороград – это дружеские прозвища, так мы называем Камыш – этот огромный базар, где покупателя, попавшего в руки торгового сброда, обчищают, обжуливают, обкрадывают и грабят. (Обращаясь к лорду Тейлу.)Добрый день, милорд! У вас все благополучно? Как ваше драгоценное здоровье?

Лорд Тейл.Добрый день, Грегуар! Благодарю. Мой здоровье хорошо. А как…

Мощный взрыв прервал реплику лорда Тейла. Батарея мортир дала ответный залп, потом последовала серия выстрелов из соседних орудий. Никто никого не слышал.

Актерам дружно аплодировали, и они терпеливо ждали, пока стрельба утихнет, чтобы продолжить представление. Но над Колоколенкой взлетела ракета, точно комета пересекла небо и рассыпалась на множество звездочек.

Офицеры вскочили и внимательно прислушались, не прозвучит ли сигнал их полка.

– Атака на правом фланге! – закричал Грегуар, опять ставший солдатом, и выпрямился.

Снаряды взрывались один за другим, потом накатила ружейная пальба. В это же время над Колоколенкой, вспарывая темноту, взлетели четыре новые ракеты. Со всех сторон горнисты трубили сбор, потом сразу – общий сбор.

– Атака, видно, серьезная! К оружию! К оружию!

Офицеры сорвали с себя все тряпье и кинулись к карабинам, заряженным и составленным за кулисами в козлы. Больше не было ни актеров, ни актрис, остались только солдаты.

Грегуар Буландо – это Питух, горнист; Виктуар Патюрон – Дюлон, безусый зуав; мисс Туффль – Робер, белокурые усы которого, закрашенные мелом, совершенно не заметны; Разибюс – это Бокан; лорд Тейл – Понтис; мадам Кокино – юный барабанщик Мартен. Наконец, из суфлерской будки выскочил, словно черт из коробочки, автор и режиссер Оторва. Вся труппа – это неразлучный Адский дозор.

В мгновение ока они приготовились к бою и кинулись на свои места.