Текст книги "Приключения маленького горбуна"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

Часть третья
ТАБУ

ГЛАВА 1

В воде. – На волосок от смерти. – Пытка каленым железом. – Заложники. – Ник Портер. – Корявый раскрывает себя. – Избитые, оскорбленные, но достойные восхищения. – Плевать на все! – Куплет. – Укрощение палача. – Перед тюрьмой.

Что же произошло на борту горящего корабля?

Огонь распространялся с головокружительной быстротой. Дымом заволокло палубу. Испуганные брат с сестрой стояли, прижавшись друг к другу. Будучи очень дисциплинированными, они не решались двинуться с места и ждали, пока кто-нибудь придет на помощь. Дети не кричали, не метались, не сражались с огнем. Уверенные, что о них позаботятся, они старались сохранить спокойствие и не впадать в панику.

Сквозь черный едкий дым мальчик и девочка вдруг заметили отделившийся от кормы темный силуэт. Человек приближался, и Тотор и Лизет узнали Корявого. На матросе была шапка, натянутая до самых глаз, а рот и нос завязаны платком. Дети решили, что его ранило во время сражения, но без сомнения то был несчастный уродец. Корявый, стянув с лица платок, сказал вполголоса:

– Господин Тотор! Мадемуазель Лизет! Вас-то я и ищу. Капитан, то есть ваш отец, послал меня за вами.

– Как хорошо, что вы пришли, – кашляя, произнес маленький горбун.

– Я знала, что папа не забудет о нас, – радостно добавила Лизет. – Что нужно делать, господин Корявый?

– Слушайте внимательно, сейчас вы влезете на стрингер [151]151
  Стрингер – продольная связь корпуса судна (днищевая, бортовая или палубная); имеет форму бруска или балки.


[Закрыть], а оттуда подниметесь в лодку… Там вы сможете уберечься от пламени и не будете так страдать от дыма.

– Это идея! – согласился Тотор и без промедления ловко вскочил на релинг, пока матрос говорил сестре:

– Я помогу вам, мадемуазель… Поставьте ногу мне на руку и обопритесь о плечо.

Несколько секунд дети стояли вместе, держась друг за друга, и ждали, когда Корявый подсадит их на шлюпку, качавшуюся на шлюп-балке. Вдруг ноги обоих одновременно потеряли опору, и брат с сестрой полетели вниз. Их крик затерялся во всеобщем гаме, и никто, увы, его не услышал. В мгновение ока матрос перешагнул через релинг и прыгнул в воду вслед за детьми.

Вся драма разыгралась с того борта шхуны, где находилась топь и куда не заплывала ни одна лодка. Спокойствие и безмолвие царили вокруг. Инстинктивно мальчик и девочка вцепились друг в друга, как хватаются утопающие за спасательный круг. Но трясина, сковав движения, крутила, затягивала, не давая возможности ни плыть, ни дышать. Все смешалось в детском сознании. Потеряв ощущение реальности и времени, малыши почувствовали приближение смерти. Мир погрузился во тьму.

Так продолжалось довольно долго. Внезапно дети открыли глаза. Не помня ничего, не ведая, где находятся, оба сначала слабо застонали, а затем пронзительно закричали от боли:

– Я горю… Папа! На помощь… Горю! – верещала Лизет.

– Помогите! Горю! – вторил ей маленький горбун.

Мальчик и девочка лежали на расстеленной прямо на земле циновке в ярко раскрашенной и увешанной оружием хижине. Они чувствовали острую боль в ногах и неприятный запах паленой кожи и мяса. Над ними склонилось лицо малайца, с раскаленным металлическим прутом в руках, и грубый голос произнес по-английски:

– Смотри-ка! Я знал, что они живы! Только так и можно вернуть утопающих к жизни.

Человек снова собрался приложить ужасную железяку к покрасневшим и распухшим пяткам девочки. Лизет заерзала, задвигалась и стала всхлипывать. Гектор, не видя человека, но слыша вопли сестры, взмолился:

– Господин, прошу вас, оставьте мою сестру в покое… Ведь вы же мужчина, зачем вам воевать с детьми?

– В покое, говоришь… Заткни лучше свою пасть, дьяволенок, иначе я заткну ее тебе сам!

Тем не менее приказ прекратить пытки поступил. Лизет, с дрожащими губами и глазами, полными слез, прижалась к брату. Гектор огляделся: вокруг были дикари – малайцы и папуасы – человек приблизительно пятьдесят. Среди них затесалось несколько белых в очень странной полуевропейской-полувосточной одежде. Сидя или лежа, бандиты пили, ели, курили и болтали. Детские стоны вызвали у них грубый смех, и они хохотали, не переставая жевать и бросая на детей злобные взгляды.

Тотор узнал пиратов, дважды нападавших на «Лиззи», и с ужасом думал, что они с сестрой оказались в логове своих заклятых врагов, что остались одни, безо всякой поддержки, ослабевшие после неудачного падения в море. «Где же отец? Жив ли он? Что с ним сталось?» – пронеслось в голове маленького горбуна. «А Татуэ, помощник и боцман Вилл? – с тревогой вспоминал мальчик. – А мужественные матросы, которых мы любили всем сердцем… А бедный Корявый… он хотел сделать как лучше, но мы свалились в воду… Но что это? Наверное, мне показалось… Нет, не может быть! Не могу поверить своим глазам. Да ведь это же он! Точно! Не теряя времени даром, ест и пьет! Как же! Проголодался после сражения!»

Тотор и Лизет узнали матроса одновременно. Они вскочили на израненные ослабшие ноги и радостно закричали, протягивая к нему руки:

– Корявый! Дорогой наш друг! Это мы! Мы здесь!

Услышав свое прозвище, матрос поднялся. У него было странное выражение лица, радостное, но в то же время зловещее. Глаза горели, а рот растянулся в пьяной улыбке, похожей на гримасу обезьяны. Теперь Корявый совсем не напоминал того скромного, дисциплинированного и мрачноватого матроса с «Лиззи». Это был он и в то же время не он. Казалось, алкоголь изменил его не в лучшую сторону.

Покачиваясь, Корявый подошел к брату с сестрой и, не произнеся ни слова, ударил каждого по лицу. Едва не потеряв сознания, малыши разлетелись в разные стороны. Сидевшие рядом бандиты покатились со смеху, а бывший матрос осыпал градом ругательств ни в чем не повинных ребятишек.

– Сволочи, бандитские отродья, дети каторжника… Прошло то время, когда я был послушной собакой, которой бросали подачки… Корявый! Они меня называли Корявым из-за моего уродливого лица… Тоже мне «голубая кровь»! Я и раньше вас ненавидел и теперь. Наконец-то наступил день, когда я могу в этом признаться. С каким наслаждением я съем ваши сердца и заставлю до конца дней страдать вашего каналью-отца!

Маленький горбун, не дав ему договорить, поднялся на ноги, держась за покрасневшую щеку, пошел на предателя. Взъерошенный, как бойцовский петух, Гектор подошел вплотную к Корявому и… плюнул ему в лицо! А затем звонким металлическим голосом крикнул изо всех сил:

– Предатель! Ты ударил мою сестру, она ведь еще ребенок! Ты оскорбил моего отца в его отсутствие… Вдвойне предатель и негодяй! Это ты – каналья, потому что под насмешливым прозвищем скрываешь настоящее имя, а под шрамом – подлинное лицо. Наш отец снимет твою проклятую маску вместе с кожей!

В это время Лизет также подошла к матросу и, глядя на него огромными полными ненависти и презрения глазами, ткнула ему пальцем в грудь и холодно произнесла:

– Корявый! Ты – мерзавец!

Потеряв над собой контроль, бандит с пеной на губах изрыгал страшные проклятия. Он сжал кулаки и собрался наброситься на детей. Тотор встал впереди сестры и, защищая ее своим телом, приготовился к удару.

– Негодяй! За нас отомстят!

Лизет закрыла глаза. Однако бандит не успел нанести удар. Чья-то железная рука схватила его и согнула, как тростинку. Корявый пытался сопротивляться, беззвучно хватая губами воздух.

– Я запрещаю тебе прикасаться к ним! – услышал он у самого уха.

Матрос обернулся и увидел одного из тех необычно одетых белых.

– Почему же? Именно я притащил их сюда, значит, они принадлежат мне, и я имею право издеваться над ними.

– У тебя нет никаких прав, здесь командую я, запомни! Если ты не согласен, то я пущу тебе пулю промеж глаз. Это так же верно, как то, что меня зовут Ник Портер.

Услышав хорошо знакомое имя, дети вздрогнули. Человек, который заступился за них, – палач! Ведь именно он засадил за решетку отца и стал причиной смерти матери! Именно против него капитан Марион затеял беспощадную войну, в которой на карту было поставлено благополучие и счастье их семьи. Кровожадный пират, чье имя приводило в содрогание всех вокруг! Бандит, не знавший, что такое жалость, проливавший чужую кровь ради удовольствия! Человеческие жизни – к ним он относился так же безразлично, как к существованию насекомых! И вот – он стоял перед ними.

Но пьяному море по колено, и Корявый продолжал возражать бородатому гиганту с серо-желтыми глазами тигра:

– Ты не убьешь меня. Это глупо, а ведь ты практичный человек… Я нужен тебе, и ты разрешишь мне делать с этими маленькими негодяями все, что мне заблагорассудится. Я не прошу большего вознаграждения, чем заставить их страдать, чтобы проучить их отца.

– Заставить страдать! Пожалуйста, если это тебя забавляет. Но ведь ты собрался их убить, не так ли? А мне они нужны живыми! Это мои заложники! Только так я смогу разделаться с моим смертельным врагом!

– И моим тоже!

– Стало быть, никакого насилия! Ни одного неосторожного движения! Ты головой отвечаешь за их жизнь до тех пор, пока я не сведу счеты с Марионом! Если с ними что-нибудь случится, я распилю тебя живым, поджарю твое мясо в пальмовом масле, как кусочки ананаса, и дам отведать моим корсарам.

– Угрозы! Опять угрозы! Похоже, ты меня не знаешь! Думаешь этим меня запугать? С таким лицом мне нечего терять, меня и так все ненавидят и презирают. Единственное чувство, которое осталось еще в моей душе, так это ненависть. Она заставляет меня жить, думать и действовать. Я предлагаю тебе ею воспользоваться.

– Мы прекрасно обо всем договорились, хватит болтать! Не люблю ни трепотни, ни фамильярности! Согласен, я беру тебя к себе на службу, как всех, кто здесь присутствует, но отныне я буду иметь право распоряжаться твоей жизнью, как любой другой. Ты будешь охранять чертовых отродий. Делай с ними что хочешь, но при условии, чтобы они остались живы… Мы укроем вас в надежном месте, а ты глаз с них не спускай!

– Я буду лучшим надзирателем. Клянусь тебе не столько жизнью, сколько ненавистью!

– Звериной злобой, я бы сказал…

– Пусть гаденыши живут вечно, чтобы не лишать меня удовольствия помучить их.

– Замечательно! Я вижу, малыши будут в надежных руках!

С этими словами Портер ударил в гонг, и появились четыре малайца со шпагами. Пират дал им какой-то приказ. Змеиные глаза слуг заблестели яростью. Ни слова не говоря, корсары повернулись и сделали знак детям следовать за ними.

Умирая от жажды, голода и усталости, Тотор и Лизет едва передвигали ноги. Такое поведение не понравилось злодеям, и один из них, решив, что брат и сестра таким образом выражают свой протест, уколол Лизет стальным острием. Девочка вскрикнула от неожиданной боли. На платье выступила кровь. И тут же Корявый подскочил к Гектору и с размаху ударил его палкой.

– Получай, проклятый горбун!

Прут оказался гибким и прочным, как хлыст. На глазах у мальчика выступили две огромные слезы, но он сдержался и не заплакал. Мужество маленького горбуна только разъярило матроса.

– Я заставлю тебя кричать! Что ты пожираешь меня глазами? Я тебе не зеркало! А прутик? Прутик не убивает, он делает больно, очень больно! Ты закричишь или нет? – надрывался Корявый.

Слезы градом текли по лицу ребенка, но ни единого стона не вырвалось из его груди. Лизет, забыв о своей ране и не обращая внимания на новые уколы конвоира, обняла, поцеловала брата и нежно сказала:

– Родной мой! Мы так несчастны… но я… очень-очень люблю тебя! Не вечно нам страдать!

– Сестренка! Любимая! – отвечал мальчик, стараясь придать голосу больше уверенности. – Тебе больнее, чем мне… Этот урод с вареной физиономией ничего мне не сделал… А ты, наверное, ранена?

– Ты подаешь мне пример. Ты такой же смелый, как папа, как Татуэ… как наши матросы! Я хочу быть достойна тебя, их. Меня можно сколько хочешь колоть саблей, я не закричу… не произнесу ни слова, вот увидишь!

Девочка снова поцеловала брата, и они, обнявшись, зашагали дальше.

Корявый был настолько ошеломлен твердостью детских характеров, что перестал хлестать маленького горбуна. Постояв немного, он двинулся вслед за ними, со свистом рассекая воздух прутиком и ворча на ходу:

– Я буду пороть тебя, как упрямого осла… противный мальчишка. Видали, он не боится… Ты у меня узнаешь, где раки зимуют… Улитка проклятая!

Услышав такое сравнение, Тотор расхохотался. Его смех был немного нервный, но настолько оскорбительный и ироничный, что Корявый остановился как вкопанный, не понимая, во сне это или наяву. А Тотор, расхрабрившись, продолжал:

– Так ты еще здесь? У тебя только и хватает мозгов, чтобы поиздеваться над моим горбом… Ты глуп… К тому же ты опоздал, несчастный урод! Подумаешь, горб! Да я первый смеялся и шутил над ним, причем вместе с другими, с теми, у кого, конечно, есть мозги и чувство юмора. Я люблю свое уродство и не стыжусь его! А доказательством служит песенка, которую ты прекрасно знаешь. Она называется «Неси свой горб». Хочешь, я спою тебе еще куплетик, а заодно скажу, что не боюсь ни тебя, ни твоего хлыста. Слушай!

Мальчик встал в позу исполнителя, покашлял немного, попробовал голос, презрительным жестом отодвинул малайцев и, не обращая внимания на матроса, стал выщелкивать пальцами ритм и притоптывать ногой.

 
Смелее, мальчуган! Не унывай!
Мужчиной будь, не бойся смерти.
Жить – это значит заплывать за край
И снова выплывать из круговерти.
Ты не боишься ничего, малыш,
Тебя не может поглотить пучина,
Ты никогда от страха не дрожишь
И боль ты презираешь, как мужчина.
Неси свой чертов горб,
Прославь свой род.
Мой старичок-горбун,
Вперед!
Вперед!
 

Малайцы, большие любители музыки, завороженно слушали чистый высокий голос мальчика. Звуки проникли в их сердца и затронули самые сокровенные струны души. На какой-то момент пираты забыли о своей свирепости и смотрели на маленького певца завороженно, как змеи на дрессировщика. К тому же исполнителем был ребенок, израненный, исколотый, несчастный заложник, чье героическое поведение оказалось достойным взрослого мужчины. Корявый почувствовал молчаливый протест конвоиров. Он топнул ногой и сжал зубы, тогда как Тотор спокойно сказал:

– Вот видишь, бедняга, надо поискать другое сравнение.

– Поищу, – только и смог выдавить матрос.

Наконец заложники с конвоирами добрались до удивительной лачуги, которая должна была служить им тюрьмой.

ГЛАВА 2

Тюрьма. – Паром. – Фруктовый обед. – «Негодяй!» – Предложение тюремщика. – Бравада Тотора. – Признание Корявого. – Расправа. – Избитые. – Тяжелая ночь. – План маленького горбуна. – Свобода или смерть.

Странность тюрьмы состояла в том, что она находилась одновременно на воде и на воздухе. Симпатичная легкопродуваемая хижина с крышей, покрытой банановыми листьями, и стенами из бамбука стояла на мощных столбах метрах в пятидесяти от берега в живописной лагуне [152]152
  Лагуна – мелководный залив или бухта, отделенная от моря песчаной косой.


[Закрыть], образованной рекой Флай. От порога до воды было метров пять, а вглубь опоры уходили метра на четыре.

Как же добраться до места?

Четверо вооруженных слуг, как по команде, остановились у воды. То же сделали дети и Корявый. Около берега перед ними плавал паром, размером семь на пять метров, окантованный со всех сторон веревкой. Один из малайцев встал на него и сделал приглашающий жест юным заключенным. Брат с сестрой осторожно ступили на плавающую платформу. Затем остальные охранники и матрос по очереди взобрались на плот. Весел у парома не было, но конвоир нащупал в воде трос, приподнял и подтянул его. Паром сдвинулся с места и стал плавно продвигаться.

Через несколько минут плот пришвартовался к дому на сваях. В полу оказалось квадратное отверстие, из которого свисала веревочная лестница с бамбуковыми перекладинами, похожая на те, что делали в клетках для попугаев. С проворством обезьяны охранник забрался в хижину и посмотрел на маленького горбуна. Тотору, который лазил по бушприту, как ходил по земле, не составило труда последовать примеру конвоира.

– Лизет, давай теперь ты, не бойся! – подбодрил мальчик сестру.

Подражая движениям брата, девочка уверенно залезла по качавшейся лестнице. За ними поднялся Корявый, оставив остальных на пароме. Слуга показал вновь прибывшим помещение: две комнаты с двумя ротанговыми [153]153
  Ротанг, или каламус – лианы семейства пальмовых, используются для изготовления мебели, как строительный материал и т. п.


[Закрыть]кроватями каждая. Внутри так же, как, впрочем, и снаружи все было сделано из бамбука или пальм – коврики, стены, потолок и пол. Последний оказался с просветами, в которые виднелась вода.

– Как рустер [154]154
  Рустер (мор.) – решетчатый настил на люке.


[Закрыть],– заключил маленький матрос.

В каждой комнате на полу лежали глиняные плиты, служившие очагом для приготовления пищи и покрытые теплым слоем теплой золы, от которой, если дунуть, можно было легко избавиться. Тут же стояли кувшины с питьевой водой. Снаружи на солнце висели гирлянды сушеной рыбы, а на полу были расставлены блюда со свежими бананами, апельсинами и саго – необходимый минимум, которого должно было хватить заключенным на первое время.

«Новоселье» узников состоялось, и малайцы приготовились отплыть, увозя с собой веревочную лестницу. Какой-либо связи с берегом больше не предвиделось. Спуститься по столбам? Но все они были утыканы гвоздями и иглами… Слуга тем временем взялся за трос, и вскоре все четверо провожатых оказались на берегу. Они отвязали канат, что не составляло никакого труда, и удалились.

Тотор, Лизет и Корявый остались в полном одиночестве. Теперь несчастные заключенные были один на один со злобным тюремщиком, который мог делать с ними все что угодно.

Маленький горбун осмотрел помещения и заключил:

– На земле сейчас ужасная жара, а в хижине нам будет хорошо. Тут так продувает! К тому же есть чем питаться.

– Да, – согласилась девочка. – Мы могли бы пообедать. Давай расположимся здесь… Это будет наша комната.

– Хорошо, а… тюремщик пусть живет в другой.

– Кто тут командует? – перебил их Корявый, свирепея на глазах.

Брат с сестрой переглянулись и, ничего не ответив, перешли в другую комнату, чтобы шепотом продолжить разговор. Лизет вдруг загрустила, вспомнив об отце, и вся твердость ее духа мгновенно улетучилась.

– Ох! Если бы я знала хоть что-нибудь о папе, – произнесла она дрожащим голосом. – Господи, защити его! Мы оставили его там, на горящем корабле, с ранеными друзьями…

– Надо надеяться!.. Надеяться, несмотря ни на что, – стараясь придать голосу больше уверенности, ответил маленький горбун. – Мы переживали и худшие времена. Вспомни, какие препятствия нам уже пришлось преодолеть… Как мы сбежали из Гвианы…

– Конечно, я помню, но ведь на борту случился пожар… Причем мне кажется, что он возник не просто так…

– Да, чуть-чуть помогли спалить эту вонючую посудину с не менее вонючим капитаном… Лично я, Корявый, был автором этого фарса [155]155
  Фарс – легкая комедия, вид театрального представления, широко развившийся в средневековых западноевропейских городах; в позднейшем понимании – комедия или водевиль грубоватого, часто игривого содержания. Здесь: шутовская выходка, грубая шутка.


[Закрыть].

– Мерзавец! – вскричал Тотор, сжимая кулаки. – Ты поджег «Лиззи»?

– Ага, господин Горбатый, вот, оказывается, что задело тебя больше, чем побои прутом! Твоя душа более ранима, чем горб… Надо запомнить, – оскалил зубы матрос.

Пока дети разговаривали, тюремщик тихонько подошел к комнатушке и слушал. Видя их негодование, он прекрасно понял, что попал в самое больное место: моральные страдания оказались гораздо сильнее физических. Но никакие переживания не могли заглушить чувства голода. Брат и сестра сидели на низкой кровати, рядом с которой стояло блюдо с фруктами. Они взяли по спелому ароматному банану, почистили и начали жевать. Корявый, злобно ухмыляясь, произнес:

– На закуску я расскажу вам кое-что приятное. Я знаю массу замечательных историй специально для малышей.

– Я не любопытен, – ответил Гектор, беря второй банан.

– И все же некоторые факты испортят тебе аппетит. Так вот, это я выдал твоего отца и Татуэ французским властям на Таити.

– Ты врешь! – возразил маленький горбун, вскакивая с места.

– Никогда! Особенно, когда хочу досадить кому-нибудь. Пока «Лиззи» стояла на рейде, я на шлюпке ночью доплыл до берега, пошел прямехонько к прокурору Республики и поведал ему вашу маленькую тайну. Правда, двое моих корсаров чуть не погибли.

– Ну и что… – Мальчик презрительно пожал плечами.

– Потом я подрезал перт на бушприте… – язвительно продолжал Корявый.

– Вы еще и убийца! Вы хотели убить моего брата! – возмутилась Лизет.

– Да. Я даже пытался его утопить, сделав вид, что спасаю. Я был бы счастлив притащить труп отцу… Но, к сожалению, появился Татуэ…

– Еще немного – и я бы умер, – съехидничал маленький горбун. – Странно, что мы здесь и живы…

– А на Фиджи я выкрал секретную папку у капитана из сейфа и все документы послал Нику Портеру с курьером с «Батавиа», которая проходила через Торресов пролив. Ник Портер вовремя получил их, потому и атаковал «Лиззи»…

– Однако храбрые моряки неплохо потрепали бандитов, – перебил Тотор.

– Нет веселья без похмелья, – продолжал предатель, – на следующий день я вывел из строя две пушки, но так как это мало помогло, я поджег шхуну, чтобы мне легче было вас поймать и увести, «мои маленькие ангелы», как говорит грубиян Татуэ. Когда огонь бушевал от киля до мачты, я пробрался к вам и сбросил в воду. Правда, перед этим я принял некоторые меры предосторожности, вывесив на корме черный флаг – знак, который понимают пираты, а потом уже бросился за вами. Нас немедленно подобрали и доставили к Нику Портеру как заложников. А что сталось с «Лиззи»? Надеюсь, она сгорела или завязла в топи, а экипаж, наверное, съеден моими добрыми знакомыми людоедами, которые сожрут любого, от капитана до юнги… с гарниром из бататов [156]156
  Батат – растение семейства вьюнковых, мучнистые клубни (так называемый сладкий картофель) идут в пищу и на изготовление спирта, растет и разводится в теплых странах.


[Закрыть].

Дети с ужасом слушали признания Корявого. Матрос, которого из жалости взяли на корабль! Ему дали работу, крышу над головой, еду и одежду – словом, все. Отнеслись с пониманием и состраданием. И он предал их! Как Татуэ оказался прав, подозревая урода во всех несчастьях, происходивших на шхуне. Откровения негодяя дошли наконец до детских сердец, причинив им боль в сто раз более сильную, чем удары кнута.

Лизет перестала есть. Слезы градом текли по щекам, комок подступил к горлу. Тотор тоже ужасно страдал. Он пытался взять себя в руки, как настоящий мужчина, но на самом деле он был еще ребенок.

– А мы вас любили, Корявый! – сквозь рыдания вспоминала девочка. – Сначала боялись немного вашего лица, а потом жалели… Мне казалось, что вы добрый… Хотелось, чтобы вам было хорошо, и я делала для этого что могла… Брат считал вас своим другом и спасителем, таким же, как Татуэ. А вы следили за Гектором каждую минуту – расчетливый убийца. Как это ужасно!

– А я, – подхватил маленький горбун с обидой в голосе, – видел в вас смелого, порядочного и несчастного матроса. Я открыл вам свое сердце, хотел помочь пережить душевные муки… Вы предали мою дружбу, как моего отца и весь экипаж. Предательство – самая гнусная и самая подлая вещь, какую только может совершить человек. А вы сделали это просто так… из-за злобы… по…

– Заткнись! Тоже мне проповедник! Моя ненависть горяча, как экваториальное солнце. И корни у нее длинные… Вы узнаете о них позже…

– Но ведь мы не сделали вам ничего плохого… Мы даже раньше не видели вас никогда… Разве не так?

– Это моя тайна! Если ваш отец не утонул, не сгорел и не съеден пиратами, я только ему раскрою свое инкогнито. А теперь хватит болтать! Вы закончили обедать?

– Да, что из этого? – с поникшим видом спросил Тотор.

– Ничего… Только то, что я терпеть вас не могу, господин Горбун.

– Черт побери, если наше присутствие вам мешает – уходите!

– Мешает, конечно, но не до такой степени, поэтому я останусь здесь, один на один с вами… поскольку я отвечаю перед Ником Портером. Начнем с того, что я свяжу вас. Приближается ночь, неизвестно, что с вами может случиться.

– Как свяжете? – возмутилась Лизет.

– Силой, разумеется, если вы будете сопротивляться… Привыкайте, знаете ли, к тому, что вы заключенные и должны подчиняться охраннику с первого слова, не переча, как вы это делали до сих пор… В противном случае я кнутом заставлю вас танцевать ригодон [157]157
  Ригодон – старинный французский танец.


[Закрыть].

Естественно, Тотор не собирался уступать тирану. Подумать только, какой-то матрос командует ими! У маленького горбуна было свое понятие о гордости, чести и достоинстве.

– Прежде чем связать, тебе придется убить меня! – вызывающе произнес мальчик.

Но не успел он договорить, как неожиданно получил сильный удар палкой прямо по лицу и с криком упал на пол. Щека мгновенно распухла и покраснела. Но едва ребенок поднял руки, чтобы закрыть лицо, как новый удар обрушился на него, задев ухо и нос. Затем удары последовали один за другим то по рукам, то по плечам. Сдавленные стоны вырывались у несчастного. Лизет пыталась помешать палачу истязать свою жертву, но Корявый пнул ее ногой, и девочка отлетела в угол комнаты. Однако она быстро поднялась, подбежала, прихрамывая, к бандиту, который продолжал лупить брата, и вцепилась Корявому в ноги.

Лицо Гектора было неузнаваемо все опухшее от синяков, из губы и носа сочилась кровь. Мальчик едва шевелил руками. Увидев, что стало с братом, Лизет ужаснулась. Корявый вошел в раж и наслаждался побоями. Скрежеща зубами и с пеной на губах, он все сильнее избивал ребенка.

– Ну, теперь ты дашь себя связать? – рычал бандит.

– Нет! – стонал в ответ маленький горбун.

– Ах, так! Упорствуешь… Изображаешь из себя мужественного… Ладно, тогда я побью твою сестру.

И, чтобы подкрепить угрозы делом, негодяй плашмя ударил саблей по лицу девочки. Лизет, не обладая таким сильным характером, как у брата, закричала и заплакала. Но Корявого это не остановило, и он ударил ее снова. После третьего удара малышка лишилась чувств. Тогда Тотор с трудом поднялся и, сохранив достоинство солдата, проигравшего битву, произнес:

– Я сдаюсь! Делайте со мной что хотите, только оставьте Лизет.

Сам еле держась на ногах, мальчик поднял сестру, уложил ка кровать и побрызгал на лицо водой. Девочка пришла в себя, посмотрела на брата и, протянув к нему руки для объятий, выдохнула:

– Господи! Какой кошмар! Как нам не везет… За что все эти несчастья? Мы ведь не злее наших сверстников… Почему все время достается нам?

Чтобы не кричать от боли, маленький горбун приложил к губам платок и, сжав его, прошептал сквозь зубы, стараясь придать голосу больше уверенности:

– Терпение! Придет и наш черед радоваться. Наступит справедливое возмездие. Пусть будут несчастны все те, кто заставил нас страдать и желает зла.

– А пока вы ждете, мои маленькие ягнята, я свяжу вас по рукам и ногам! – закричал Корявый, которому надоело слушать разговор малышей.

Теперь дети не сопротивлялись, и матрос, насвистывая, стал скручивать беспомощные тела. Закончив работу, он уложил их, как туши животных, на решетчатый пол.

Наступила ночь. Уставшие брат с сестрой заснули. Однако тюремщику не спалось. Он то и дело вставал, ходил, скрипя половицами, чем нарушал и без того беспокойный сон детей. Хриплый голос в темноте изрыгал проклятья. Лизет вздрагивала, а Тотор тяжело вздыхал, мучаясь от боли и мечтая об отмщении. Если бы у него был пистолет, как тогда, когда он убил малайцев, напавших на Татуэ, он безжалостно прострелил бы бандиту голову.

После почти бессонной ночи Корявый разбудил маленьких заключенных пинками. Шли долгие часы ожидания. Узники устали, хотели есть и пить. Наконец палач развязал веревки, и Тотор, освобождая руки и потягиваясь, шепотом сказал сестре:

– Сегодня вечером он нас не свяжет! И мы сбежим… у меня есть план, надо рискнуть. Лучше умереть, чем жить в неволе! Ты согласна?

– Да, – твердо ответила девочка. – Свобода или смерть!