Текст книги "Страна грез"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Глава 2

– Ей шестнадцать лет, – Дейзи обращалась к детективу Барбаре Лароза и ее напарнице, детективу Адель Коннели. – На нее это совсем непохоже. Я знаю, что вы в основном встречали детей, которые оставляют записки и бегут из дома, но Сейдж не такая.

Они разговаривали на кухне. На этот раз, когда Дейзи позвонила в службу спасения, офицер сказал, что сейчас они пришлют кого-нибудь.

– Какая она? – спросила детектив Лароза.

– Ну, – начала Дейзи, – она удивительная. Она любит писать эссе и рассказы, поэмы. Она хочет стать писательницей…

– Как она выглядит?

– Рост примерно 5 футов [1]1
  Фут – мера длины равная 30,48 см. – Здесь и далее примеч. ред.


[Закрыть]3 дюйма [2]2
  Дюйм – мера длины, равная 2,54 см.


[Закрыть]. Вес 115 фунтов. У нее коричневые, с рыжеватым оттенком волосы. Примерно такой длины… – Дейзи приложила ладонь к своему плечу, а затем, немного подумав, к ключице. – Вот… Зеленые глаза, почти карие; больше зеленые, чем карие.

– При определенном свете, – подхватила Хэтуэй, – они золотые. Иногда она похожа на маленького котенка, сидящего в темноте.

– Да, – согласилась Дейзи, вспомнив, как Сейдж сидела в саду на скамейке, когда уже смеркалось, и что-то писала в своем блокноте, а потом, услышав шаги матери, подняла глаза. – Да, они могут быть золотыми.

– Она похожа на свою мать. – Хэтуэй протянула детективу Лароза школьную фотографию Сейдж. – Такая же, как и Дейзи в ее годы, очень хорошенькая.

– Да, действительно. – Детектив посмотрела на фото.

– Мы во многом похожи, – произнесла Дейзи.

– Эмоции бьют через край, – вставила Хэтуэй. – Как на сцене.

Дейзи не могла этого отрицать. Она хорошо знала, как на лице Сейдж мгновенно отражались все чувства, которые она переживала в тот или иной момент: не важно, была ли это радость или печаль. Дейзи также знала, что сама была точно такой же.

– А ее отец?

– Он не имеет к этому никакого отношения, – проговорила Дейзи.

– Могу я осмотреть ее комнату? – произнесла детектив Лароза.

– Конечно. – У Дейзи встал ком в горле, когда она повела за собой офицеров.

Сейдж любила животных, всегда переживала, когда видела увечных или слепых людей. Дейзи каждый месяц давала ей деньги, чтобы Сейдж могла послать их в фонд «Спасите детей». Эта благотворительная организация помогала детям, пострадавшим во время военных действий или живущим в нищете. Красивая музыка, особенно опера или лиричная поп-музыка с использованием гитарных инструментов, могла заставить Сейдж заплакать. Дейзи рассказала детективу все это.

– Она одна из лучших учениц в классе, – добавила Дейзи. – Учится только на пятерки. – И вдруг, пока она рассказывала все это, ее посетила одна мысль: была ли это другая Сейдж? Как же быть с тем, что она ушла с уроков, сразу перестала интересоваться учебой?

Детективу Лароза было около пятидесяти лет. В темных волосах этой женщины были уже заметны седые пряди, но они только придавали ей шарма. Глубоко посаженные глаза, казалось, излучали сочувствие и тревогу. Она сразу же заметила внезапную растерянность Дейзи.

– В последнее время вы не замечали каких-нибудь изменений в ее поведении? Она не употребляет наркотики или алкоголь?

– У нее очень твердые убеждения, – ответила Дейзи. – Она совершенно не приемлет алкоголь и наркотики. Мы говорим с ней обо всем. – И добавила дрогнувшим голосом: – Она крутая девчонка, но спокойно относится к тому, что делают другие, и хорошо знает, что для нее, а что нет. Учеба не пошла у нее с начала года, но…

– Очень часто это может служить признаком употребления наркотиков, – начала детектив. – Даже самые лучшие…

– Но не Сейдж, – твердо проговорила Дейзи и покачала головой.

Как только они вошли в ее комнату, Дейзи почувствовала, как колени у нее подогнулись: ведь ее дочь должна была сейчас сидеть здесь, за столом, и делать уроки после ужина.

– Ей нравится Дикий Запад, – проговорила детектив Лароза, оглядывая изображения горных вершин, коллекцию наконечников стрел, рога и то, что свисало с них.

– Она без ума от всего этого, – ответила Дейзи.

– Почему? – Женщина рассматривала красные плоские холмы на фоне чистого голубого неба. – Вы когда-то ездили туда на экскурсию?

– Она родилась в Вайоминге, – ответила Дейзи. – Мы жили там, пока Сейдж не исполнилось четыре года, и с тех пор больше никогда туда не выезжали.

– Ее отец там живет, – добавила Хэтуэй.

– Вы же сказали, что он не имеет никакого отношения, – произнесла детектив Лароза.

– Мы в разводе, – ответила Дейзи. – Отец живет на ранчо, как раз он и присылал ей эти рога на дни рождения. Она же увешивает их всякой всячиной, словно новогоднюю елку. – Дейзи подошла ближе и взглянула на фотографию Джеймса, висевшую под синими бусами. Теперь он стал для нее просто незнакомцем, постаревшим, но все еще таким же подтянутым, загорелым и серьезным.

– Это он? – спросила женщина.

– Это единственное фото, которое у нее есть, – произнесла Дейзи. – Ее отец ненавидит фотографироваться. Должно быть, Сейдж его просто умоляла. Он прислал ей это фото на Рождество пару лет назад.

– Они общаются?

– Нечасто.

– Он не приезжал повидать ее?

– Нет.

Хэтуэй выступила вперед, как будто почувствовав, что Дейзи сейчас нужна поддержка. Разглядывая фотографию Джеймса, Дейзи ощутила, как к горлу снова подступил ком, почувствовала, как глаза покрывает пелена слез, и опустила взгляд. Дейзи уехала в Вайоминг потому, что хотела найти вдохновение в единении с дикой природой. Вместо этого она повстречала Джеймса Такера, мужчину, который сам был дикарем в душе.

– Почему они с дочерью не виделись так давно? – спросила детектив.

– Потому, что он ни за что не хочет покидать ранчо, – произнесла Дейзи. – А я не собираюсь отправлять свою дочь в Вайоминг одну.

– Синие ботиночки? – Женщина тронула крошечные ботинки Джейка.

– Моего сына, – объяснила Дейзи. – Они с Сейдж были близнецами. Он умер, когда ему было три года.

Женщина резко вскинула голову:

– Как это случилось?

– Мы не знаем, – тихо проговорила Дейзи.

Детектив молча ждала.

– Джеймс, мой муж, поехал с ним на лошади. Они сгоняли скот, и было много людей. Там были Джеймс, его отец и управляющий. Джеймс всегда брал сына с собой, Джейк просто обожал это. Он был, как маленький ковбой и всегда хотел быть вместе с отцом. Муж всего на минуту снял Джейка с седла, поставил его на землю и сказал, чтобы он никуда не уходил и смотрел… – Дейзи заметила выражение лица детектива и покачала головой. – Нет… Я знаю, вы думаете, это безумие, но это обычное дело. Мы жили на ранчо, а там много всего происходит. Мы думали, что детям повезло – вокруг такой простор, чистый воздух, разные животные, которых они обожали. Джейк был таким послушным мальчиком, всегда делал то, что ему говорили…

– Так ваш муж сказал ему никуда не уходить, – холодно повторила детектив.

Дейзи кивнула.

– Что произошло дальше?

Хэтуэй подошла ближе. Дейзи сглотнула: ей нелегко было заговорить. – Мы не знаем, что произошло дальше.

– Расследование было? – снова задала вопрос детектив.

– Да, – произнесла Дейзи, – о, да.

Каньон был огромным и представлял собой опасность сам по себе, но полиция, казалось, совершенно не брала это в расчет. Они немедленно сосредоточили все свое внимание на Джеймсе. Дейзи вспомнила тех полицейских, с колючими и подозрительными взглядами. Она с ума сходила от волнения, а они обращались с ней, как с женой преступника, подозреваемого в убийстве. Они не дали Джеймсу присоединиться к группе поисковиков именно в первые, самые важные дни, мучая его своими напрасными вопросами.

– Они так ничего и не нашли, – проговорила Дейзи. – Никаких следов моего сына. Все место, где оставил его муж, было покрыто следами людей и отпечатками подков; не смогли найти даже отпечатков его ботинок. Мы организовали поисковые группы, наняли вертолеты, шамана из шошонов [3]3
  Shoshone – собирательное название близких по языку, но разных по культуре племен северных и западных шошонов и их многочисленных подразделений, населявших земли на территории современных штатов Айдахо, Вайоминг, Калифорния, Невада и Юта. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Полиция часами допрашивала моего мужа…

Детектив Лароза кивнула. Известно, что первым подозреваемым становится отец, не важно, как сильно протестует против этого остальная часть семьи.

– Когда его отпустили, – произнесла Дейзи, чуть наклонившись назад, – он бушевал, как торнадо, сказал мне, что не вернется домой, пока не найдет Джейка, и продолжал искать. – Дейзи перевела дух. Джеймс исчез на пятнадцать дней, уже после того, как пришла последняя поисковая группа. Потом появился совершенно больным и обезвоженным. – Отец Джеймса и управляющий нашли его и привели домой.

– И он не нашел Джейка?

– Нет.

– А Сейдж? Где она была в это время?

– Со мной, – ответила Дейзи, вспомнив, как ее дочь не отходила от нее ни на шаг, как затихла тогда эта маленькая девочка, будто чувствовала, что мать не в состоянии ответить на все ее вопросы. На той неделе Дейзи сделала Сейдж ожерелье. Работая, она молилась и всю свою любовь к Джейку воплотила в камне и кости. Сейдж до сих пор носила это ожерелье и практически никогда не снимала.

– Джеймс никогда не уедет из Вайоминга, – произнесла Дейзи. – Только если вернется Джейк.

– А есть ли какие-нибудь основания верить… – начала детектив.

Дейзи покачала головой. Хэтуэй положила ей на плечо руку. Дейзи, не отрываясь, смотрела на детектива, вспоминая пережитое. Какие только мысли не приходили ей в голову, когда она пыталась понять, куда пропал ее сын! Сначала думала, что на него напали койоты, медведь или гремучая змея. Потом – может, он провалился в какую-нибудь трещину. Вокруг столько пещер и расселин, бескрайний простор. И никого рядом, никто не услышал, как он звал на помощь…

– Теперь между вами возникла враждебность? – спросила детектив. – Между вами и вашим бывшим мужем?

– Может, и так. Я не уверена, что «враждебность» – правильное слово, – заговорила Дейзи, стараясь понять, как можно назвать это чувство.

Детектив Лароза кивнула. Она стояла и рассматривала вещи на столе Сейдж. Просмотрев стопку блокнотов Сейдж, заглянула в ящики. Открыв пластиковую коробочку из-под пленки, посмотрела внутрь и принюхалась. Затем женщина потрогала поверхность деревянного ящичка Сейдж. Он был из темного красного дерева, а на крышке красовалось изображение сценки из родео. Ковбой пытался удержаться на спине брыкающегося быка. Здесь Сейдж хранила свои драгоценности, корешки от билетов, письма отца – в общем, все, чем дорожила больше всего. Дейзи кусала губы: она понимала, что детектив ищет наркотики.

– Какая красота. – Детектив взяла браслет, который Дейзи подарила Сейдж на прошлое Рождество. Женщина осторожно провела пальцем по тончайшей резьбе и внимательно вгляделась в узоры. – Очень необычно.

– Это Дейзи сделала, – произнесла Хэтуэй.

– Мне знакомы ваши работы. – Детектив улыбнулась и посмотрела на Дейзи. – У моей сестры есть ваши сережки, называются, по-моему, «Богиня Луны».

Дейзи кивнула. Она давала названия всем своим произведениям. Браслет, который детектив Лароза сейчас держала в руках, назывался «Духи сосны». Название родилось, когда Дейзи услышала, как ветер, раскачивая ветки сосен, шептал «любовь» снова и снова; говорил людям, чтобы любили свои семьи. Лица духов сосны были мудрыми и знающими, словно старые женщины навсегда поселились в ветвях и иголках этого дерева. Где бы сейчас ни была Сейдж, Дейзи желала, чтобы ее девочка взяла духов сосны с собой и те защитили ее.

– Что это? – спросила детектив, рассматривая крошечные группы концентрических окружностей, которые обрамляли лицо одного из духов. – У моей сестры такие же украшения на серьгах.

– Просто символы, – произнесла Дейзи.

– Дейзи часто в своих работах использует окружности, – заговорила Хэтуэй, выступая вперед, потому что ее сестра, уставившись на браслет, хранила молчание. – Это древний символ защиты, когда люди клана собираются в круг, чтобы не пустить врагов, злых духов, диких зверей…

– Занятно, – удивилась детектив.

– Пусть с ней все будет в порядке, – произнесла Дейзи вслух.

– Есть ли что-то, чем она занимается все время, или какое-нибудь место, куда она постоянно ходит?

– Она любит природу, – отозвалась Дейзи. – Часто гуляет по лесу, катается на каноэ… Она знает все ближайшие парки как свои пять пальцев. Я возила ее в кемпинг в Вермонте и Нью-Гемпшире. Последние три года летом мы снимали коттедж в Мэйне.

– Где в Мэйне?

– Недалеко от горы Катадин, – ответила Дейзи. Она выбрала самое дикое место во всей Новой Англии и самое близкое по духу к Вайомингу.

Они видели орлов, лосей, медведей, бродили по немощеным тропинкам. Ночь закрывала небо черным бархатом, а звезды, словно яркие шары, висели прямо над головой. И пока Сейдж спала, Дейзи, стоя на ветхом крыльце, разговаривала с Джейком. Она могла поклясться, что он отвечал ей.

Детектив Лароза записала что-то еще.

– Ей нравится там, – задумчиво проговорила Хэтуэй, как будто обдумывала возможность того, что Сейдж направляется именно в Мэйн. Она приехала к ним туда прошлым летом, и все трое провели вместе пять замечательных дней.

– Это так далеко, – произнесла Дейзи. – Она одна туда не доберется…

– Ты серьезно? – добродушно спросила Хэтуэй, и в глазах у Дейзи заблестели слезы, когда она подумала, как изобретательна была ее дочь. Сейдж была скаутом уже десять лет. Она умела разжигать костер, без компаса могла определить, где север, и из любой точки найти дорогу домой.

– Гора Катадин, – повторила детектив Лароза. – А какие города рядом с тем местом?

– Миллинокет.

– Расскажите еще о ней. – Она говорила так, будто действительно волновалась, хотела узнать больше.

– Она переживает из-за своего веса, – продолжила Дейзи. – Потому что не выглядит «идеально». А когда носила скобки, то отчаянно ненавидела их. Я сделала ей ожерелье, когда Сейдж было четыре года, и она никогда его не снимает. У нее есть родимое пятно на правом бедре, которое, как сказал однажды ее отец, похоже на мустанга. Сейдж была просто в восторге. Раньше она постоянно твердила, что, когда вырастет, станет ковбоем.

– Точно, как ты, – заметила, улыбаясь, Хэтуэй, а затем, обращаясь к детективу, добавила: – Когда Дейзи была маленькой, она победила на конкурсе Нестле Квик и получила красный ковбойский костюм.

– Как выглядит ее ожерелье? – спросила детектив, совершенно пропустив мимо ушей сообщение про Дейзи, продолжая записывать все, что касается Сейдж. Дейзи пришлось это по душе.

– Оно вот такой длины. – Дейзи прислонила руку к груди. – Составлено из костяных пластинок, окаймленных белым золотом, а впереди на цепочке из такого же золота висят четыре золотых самородка. Я сделала гравировку на кости с двух сторон, два разных лица с каждой стороны. Это единственный раз, когда я так сделала.

– Как оно называется? – спросила детектив, посмотрев на Дейзи.

– Близнецы, – ответила она.

Дейзи слышала, как карандаш офицера царапает по бумаге, а ветви раскачиваются на ветру. Окна были открыты, солнце зашло, и птицы уже угомонились. Дейзи представила, как Сейдж дотрагивается до ожерелья. Она всегда носила его так, чтобы лицо мальчика, ее брата, было повернуто к сердцу.

– Расскажите мне о ее парне, – попросила детектив.

– Его зовут Бен Дэвис, – снова заговорила Дейзи. – Они дружат с тех пор, как Сейдж перешла в старшие классы. Он хороший мальчик… – «Совсем не как Джеймс», – подумала она. Совершенно не опасный. Не тихоня, не ковбой с каменным прессом и взглядом, в котором бушует ураган. Просто милый, скучный мальчишка, который преуспел в учебе, в мастерстве игры на трубе в музыкальной группе. Он совершенно не представлял угрозы для будущего Сейдж, которое определила для нее Дейзи.

– Хороший мальчик, – повторила детектив, продолжая записывать.

– Они оба хорошие ребята, – подытожила Дейзи, почувствовав, что ей стало легче, когда она поговорила об этом. – Вчера вечером они пошли кататься на каноэ и потеряли чувство времени. Устроили себе приключение! Я вышла из себя и едва не потеряла контроль. Это моя вина, я всегда слишком волнуюсь. Вот и все… а она…

Но детектив Лароза смотрела в ящичек Сейдж. Она отодвинула несколько колец и браслет в сторону. Серебро и золото слегка звякнули. Дейзи готова была закричать на нее, что никаких наркотиков она там не найдет. Нахмурившись, женщина достала что-то из-под драгоценностей Сейдж. Предмет был похож на белую пластиковую палочку для мороженого, с одной стороны которой, ближе к концу, было маленькое окошечко, окрашенное синим цветом.

– О, нет, – вымолвила Хэтуэй.

Дейзи в инстинктивном порыве прикрыла рот рукой. Она, не отрываясь, смотрела на белую палочку. Это был домашний тест на беременность. Перед глазами Дейзи предстала картина почти семнадцатилетней давности, как будто это было вчера. Она сама тогда воспользовалась таким тестом: специально уехав с ранчо Такера, она купила такую вот палочку в аптеке в Дюбойсе, а потом, в ванной, использовала ее. Она не хотела обнадеживать Джеймса раньше времени, потому что была уверена, что задержка вызвана чем-то еще и все это лишь ложная тревога. Дейзи думала, что просто слишком хочет, чтобы так было, но проверить решила все равно.

– Она беременна, – прошептала Хэтуэй.

– Я не могу сейчас об этом думать. – Дейзи всхлипнула. – Пусть она придет домой, ко мне. – Она склонила голову, снова возвращаясь во времени назад, в Вайоминг.

Тогда синий цвет появился и в том окошечке. Так Дейзи узнала, что беременна близнецами.

Тот цвет был такой же синий, как небо над горами Уинд-Ривер, как неведомые глубины в глазах Джеймса Такера и как океан, по которому она скучала.

Тот цвет был такой же синий, как и в окошке теста, который сделала Сейдж, и этот цвет объяснил Дейзи, почему ее шестнадцатилетняя дочь убежала из дома.

Глава 3

Джеймс Такер спускался по склону горы. Пыль клубами вздымалась из-под копыт его лошади. На склоне то тут, то там торчали чахлые кедры, которые заканчивались в самом низу, у естественно ровного и совершенно голого пастбища. Горы Уинд-Ривер возвышались вокруг, и Джеймс скакал сквозь их багровые тени домой.

Он проследовал по высохшему руслу реки, через пустынную песчаную равнину. Эта земля, самое сердце Вайоминга, была насквозь пропитана кровью. Здесь сложили жизни сотни ковбоев, индейцев из племен кроу и шошон, солдат. Это место было частью великой истории, и Джеймс не хотел бы жить где-то еще. Сейчас он думал только о том, где пасти скот. Этим летом здесь разразилась самая жестокая засуха, которую он когда-либо видел. Уже была середина октября, а русла рек были такими высохшими, какими бывают в августе. За день он объехал обширную территорию и проголодался.

По левую руку от него возвышался отвесный утес. Джеймс скакал через темный каньон, где было холодно и уныло. Заходящее солнце окрасило верхушки скал кроваво-красным цветом, но здесь, в тени, жара рассеивалась. Лошадь скакала уверенно и ровно. Они взобрались на небольшой склон. Тропа петляла через узкий проход и ныряла в долину реки.

Здесь природа была уже другой. Медленные воды реки огибали красные острые скалы, а по берегам росли огромные тополя, за которыми простирались иссушенные пастбища. Джеймсу оставалось преодолеть еще шесть миль. Когда же горячий ветер ударил ему в лицо, Джеймс почувствовал, что дом уже близко. Его ранчо – Ди Ар Ранч – было названо в честь его родителей, Далтона и Розалинды.

Приближаясь к дому, Джеймс почувствовал, как изменилось его дыхание. Лошадь тоже почуяла, что дом уже рядом. Именно так понимаешь и становишься неотъемлемой частью родной земли, такой, как красные скалы и русла рек. Тем, кто приехал сюда, никогда этого не понять. Когда-то давно, когда отец Джеймса был еще ребенком, чужаки явились сюда разводить овец. Невзирая на правила скотоводов, существовавшие с давних пор, они пасли овец везде, даже на заповедных пастбищах, и тем самым уничтожали саму основу скотоводства. Дед Джеймса никогда так не поступал.

Такер усвоил одно: крупный рогатый скот – это очень хорошо, а овцы – очень плохо. Вместо плюшевого медведя или овечки, отец Джеймса подарил близнецам в тот день, когда они появились на свет, игрушечных коров. Джеймс рассказывал детям на ночь истории об их замечательном дедушке, о том, как тот истреблял забредших на их землю овец, загоняя тех на край пропасти. Все истории были правдивыми. Семья Такеров защищала эту землю от овцеводов Райделов. Зато жене Джеймса не очень нравились эти истории.

Дейзи была родом из Новой Англии. В крови у нее был океан, и она не понимала тех способов, которыми здешние люди защищали свою землю. Джеймс возил ее на потрясающие прогулки, показывал красные скалы. Они искали кости и камни, которые она могла бы использовать в своих украшениях. Он дарил ей секретные каньоны, чистое небо, полынные заросли. Вместе они подарили друг другу близнецов, Джейка и Сейдж, и этого было достаточно, чтобы она не захотела вернуться домой.

Некоторые рождаются, чтобы остаться дома навсегда, думал Джеймс. Они могут переселиться в соседнюю долину или даже другой штат, но это будет уже совсем другая, новая жизнь. Ведь все вокруг уже совсем другое, и требуется много усилий, чтобы вжиться в новый ландшафт. Дейзи попыталась. Она нашла вдохновение для своих работ и, кажется, даже что-то большее: на земле Джеймса вместе с ним она взглянула на мир другими глазами и ощутила всю полноту жизни.

Но затем пришел кошмар. Земля забрала их сына. Дейзи не смогла обрести внутренний покой и пережить потерю Джейка. И она уехала. Джеймс не винил ее: Новая Англия была домом Дейзи, как Вайоминг – его домом. Иногда у Джеймса возникала мысль уехать вслед за Дейзи и Сейдж на восток, к побережью Коннектикута. Но он понимал, что не сможет. Ведь это то же самое, что посадить кактус в яблоневом саду – все равно не приживется. К тому же были и еще причины, по которым Джеймс не мог оставить свой родной край.

Здесь был Джейк. Ему было три, когда Джеймс потерял его. Они спускались вниз, по весенним, пышно цветущим склонам. Они гнали стада: отец и сын в одном седле, двенадцать ковбоев, двенадцать пар глаз, чтобы присмотреть за одним мальчуганом. Сейдж плакала, потому что Дейзи хотела, чтобы дочь осталась с ней. Джеймс чувствовал себя ужасно, истошный плач Сейдж разрывал ему сердце. Правда, вскоре он понял правоту жены и в душе был благодарен ей за то, что у него остался в живых хотя бы один ребенок.

Они так и не нашли тело Джейка и не похоронили его. Не было могилы, на которую можно было бы прийти. Его дух теперь обитал рядом с каньоном, у камня, где Джеймс оставил сына одного всего на тридцать секунд, чтобы заарканить бычка. Теперь, когда прошло столько времени, Джеймс знал, что Джейк не вернется. Но все равно он не собирался оставлять сына каньону, не собирался больше бросать его одного ни за что.

Вдали показались постройки ранчо. Джеймс жил в бревенчатом доме чуть в стороне, но сейчас решил заехать к отцу и направился прямо по тропе к большому белому кирпичному дому с остроконечной крышей. Земля была иссушена. Весь день Джеймс поглядывал на небо, но грозовые тучи собирались и исчезали, не пролив ни капельки дождя. По пути к источнику, который давал начало речкам, поившим землю на его ранчо, он видел камни, которые никогда раньше не выступали из воды. Завтра он поедет жечь плотины, чтобы они не забрали ту немногую влагу, которая попадет в каналы, если пройдет дождь.

Осадив лошадь, Джеймс спешился и подвел ее к загону. До него донесся запах с кухни, где готовила Луиза. Луиза Райдел была совсем не похожа на мать Джеймса, Розалинду Такер, как была бы не похожа любая другая женщина. Джеймсу никогда не хотелось, чтобы кто-то пришел на смену его матери, но, наблюдая, как отец постепенно теряет почву под ногами, в конце концов был даже рад появлению в их жизни Луизы. Она не была его мачехой. Луиза и Далтон никогда не заговаривали о свадьбе, но жили вместе уже двадцать лет.

Скинув шляпу, Джеймс стряхнул с себя дорожную пыль, которая покрывала его одежду и тело; даже во рту он ощущал ее вкус. Кожа на руках стала коричневой и сухой, пальцы болели от поводьев. В воздухе не было ни намека на влажность. Джеймс подвел воду к ранчо за деньги, и поилки были полны. Нагнувшись, он осторожно зачерпнул воды, выпил, затем зачерпнул снова и смочил шею. До него донесся стрекот саранчи из крон деревьев и пение какой-то птицы.

Джеймс хорошо знал всех здешних обитателей, но никогда раньше не слышал такой птицы. Он замер на месте и стал озираться вокруг. Обычно пение доносилось из чапараля [4]4
  Чапараль – заросли засухоустойчивых вечнозеленых жестколистных кустарников в Северной Америке.


[Закрыть], и он пригляделся внимательнее, чтобы попытаться рассмотреть певца в сухих зарослях кустарника и кактуса. Но эта песня доносилась из дома и напомнила Джеймсу звук, который он нечасто слышал за пятнадцать лет.

Прошло столько лет, а ему до сих пор мерещился плач ребенка. Но тут из-под крыши крыльца выпорхнули две птички юнко и примостились на тополиной ветке. Они, громко щебеча, опустились на колодец, а затем снова взлетели на крыльцо. Покачав головой, Джеймс глубоко вздохнул. Он услышал, как в доме работает радио и гремит посуда. Аромат с кухни теперь чувствовался очень явно.

– Что это за шум, черт возьми? – произнес Далтон Такер, появившись на крыльце. Это был человек среднего телосложения, он ходил немного прихрамывая. В детстве он переболел полиомиелитом, и одна нога у него была короче другой.

– Птицы, пап.

– Строят гнездо на крыльце, будь оно неладно? В октябре?

– Я сам поверить не могу.

– К тому же это зимние юнко. Посреди засухи. Похоже, зима будет суровая, вот увидишь, сын, – произнес старик, покачав головой, – птицы чувствуют. Эта засуха покажется тебе цветочками по сравнению с тем, что будет дальше. Зимние юнко гнездятся на крыльце… Сегодня утром был иней?

– Был.

– В реках воды нет, зато иней повсюду. Еще и птицы под крышей. Год будет снежный. Попомни мои слова – засыплет под самую крышу. – Далтон закашлялся и подошел к перилам, чтобы сплюнуть.

Он выглядел сбитым с толку. Лицо покраснело и напоминало вяленое мясо, но голубые глаза были живые и озорные. Именно таким – энергичным, живым, как эти глаза, настоящим ковбоем – Джеймс вспоминал его в последнее время. Далтон снова сплюнул на землю и повернулся. Увидев Джеймса, он вздрогнул.

– Господи, ты меня напугал, – произнес Далтон.

– Я не хотел, – медленно проговорил Джеймс.

– Ты чего тут делаешь? – спросил Далтон Такер, будто только увидел Джеймса.

Джеймс просто стоял. Он был на шесть дюймов выше своего отца, а в плечах – шире почти вдвое. Далтон прищурился, будто старался что-то припомнить. Он пытался сопоставить приезд Джеймса домой с тем, сколько сейчас времени, и тем, что зимние юнко вьют гнездо под крышей на крыльце. Чем больше он думал, тем выглядел все более расстроенным. Джеймс заметил, как его глаза потускнели, когда эта головоломка отказалась сложиться.

– Пора ужинать, папа, – произнес сын. Старик что-то вспомнил, и выражение его лица стало вновь рассеянным. Джеймс отвернулся. – Где Луиза?

– Луиза?

Джеймс по-прежнему наблюдал за отцом. Он столько раз хотел, чтобы его отец навсегда забыл о существовании Луизы Райдел, но сейчас испугался. Далтон тоже выглядел напуганным, а чувство страха всегда будило в нем медвежью злость. Его глаза загорались, а ладони сжимались в кулаки. И чтобы защититься, он всегда наносил удар первым.

– Почему бы тебе не говорить нормально по-английски, – бросил Далтон. – Хватит нести эту бессмыслицу, когда ты знаешь, что я не понимаю ни слова. Повтори снова, будь любезен.

– Я спросил тебя… – начал медленно Джеймс.

– Черт побери, – произнес Далтон, шмыгнув носом. На кухне подгорал маисовый хлеб. Запах был резким и сладковатым, похожим на запах карамели. Джеймс вбежал в дом и увидел, что вся кухня в дыму. Противень в духовке был охвачен огнем. Джеймс схватил рукавицу, сунул руку в духовку и выбросил горящий кусок в раковину.

В соседней комнате заплакал ребенок. Иногда Луиза сидела со своей маленькой внучкой, Эммой, ребенком своей дочери Рут. Чертыхаясь, Далтон потопал в ту комнату. Должно быть, его оставили следить за духовкой и присматривать за девочкой, но он забыл об этом из-за птиц.

– Что это? Где Далтон? – спросила Луиза Райдел, вбегая на кухню с подсолнухами в руках.

– Хлеб загорелся, – ответил Джеймс, – как мне показалось. Ты оставила папу следить за едой и Эммой?

Луиза посмотрела на черный противень. Ее лицо мгновенно потускнело. Протянув Джеймсу цветы, она взялась соскребать обуглившиеся остатки, а потом выбросила их вместе с размокшим куском сгоревшего хлеба в мусор.

– Не говори со мной таким тоном, Джеймс Такер. – Я вышла на минутку, чтобы собрать немного цветов.

– Да, точно. Ты не должна выпускать ее из виду, – резко ответил Джеймс. – Ни на минуту. Дом мог сгореть дотла.

– Ты учишь меня, как быть бабушкой?

– Мой отец не может позаботиться о себе, не говоря уже о ребенке.

– А теперь послушай-ка, – начала Луиза, и ее глаза засверкали от гнева.

– Я забыл, что должен был делать. – Далтон появился с Эммой, сидящей у него на руках. Это была очень хорошенькая маленькая девочка с золотистыми волосами. Она улыбалась на руках у Далтона, будто пожар, как и ссора, совершенно ее не волновали. – Проклятие. Когда я почуял, что хлеб подгорел, то вспомнил, что должен был присмотреть за этим маленьким ангелочком.

Джеймс промолчал. Его отец перепутал последовательность событий, но теперь это было уже не важно. Эмма схватила Далтона за уши, стараясь заглянуть ему в глаза. «Бывало, так же раньше делала Сейдж», – подумал Джеймс. Она обожала своего деда, и он души в ней не чаял.

– Не волнуйся, дорогой, – проговорила Луиза – загорелая, статная женщина, как всегда, выглядевшая превосходно. На ней была темно-синяя юбка, светло-сиреневая блузка и фиолетовые ботинки. В ушах поблескивали серебряные сережки, а на шее красовалось бирюзовое ожерелье. Ее длинные золотисто-каштановые волосы были заплетены в аккуратную косу. Подняв голову, Луиза лучезарно улыбнулась, чтобы успокоить Далтона Такера.

– Не волноваться? – спросил Далтон, которым Эмма занялась уже вплотную. Ей было два с половиной года. Она была совсем светленькой, полной противоположностью темноволосой Сейдж, и Джеймс размышлял, скучает ли его отец по своей внучке. Помнит ли вообще он ее…

– Ни о чем не волнуйся, – проговорила Луиза голосом, полным любви, но при этом бросила на Джеймса холодный взгляд. – Мы все здесь. С Эммой ничего не случилось, и с тобой все в порядке. У нас все хорошо.

– Могло случиться ужасное, – произнес Далтон, погладив Эмму по золотой головке. – Дом мог сгореть к чертям собачьим. Эта крошка…

Джеймс вышел. У него на пастбище были десять тысяч голов скота, которые испытывали жажду и отчаянно нуждались в воде. Зачем же ждать до завтра? Сегодня ночью он поедет обратно и подожжет плотины. Ему нравилась Эмма, но сейчас он не хотел видеть, как его отец уделяет внимание чужому ребенку. У Такеров самих когда-то было двое детей…