Текст книги "Страна грез"
Автор книги: Луанн Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Глава 25
Дорога проходила через заросший сосновый бор. Иногда она вырывалась на открытое пространство, поднималась на холм и оттуда, с высоты, леса казались нескончаемыми, темными и полными тайн. Вначале дорога представляла собой просто укатанную землю, потом стала гравийной, а затем колеса их джипа загудели на грубом асфальте. Всю ночь Дэвид вел машину, а Сейдж спала, облокотившись о дверь. Так они пересекли границу между Небраской и Вайомингом.
Должно быть, она почувствовала это даже во сне. Ей снился дом, родители, брат, и у нее от радости даже закружилась голова. Они все вместе скакали верхом на лошади по полям, крепко держась друг за друга. Когда Сейдж проснулась, тусклый солнечный свет проглядывал сквозь вершины пролетающих мимо сосен. Сейдж, все также полулежа, повернула голову и посмотрела на Дэвида.
– Мы уже почти приехали, да? – спросила она.
– Вайоминг большой штат, – отозвался Дэвид.
– Мы в Вайоминге?
– Да, здесь.
Стараясь окончательно проснуться, Сейдж посмотрела по сторонам. По сравнению со вчерашним днем пейзаж не претерпел значительных изменений. За окном мелькали толстые стволы деревьев. Дэвид наверняка ездил этой заброшенной дорогой и раньше, потому что большинство людей уже давно заблудились бы. У Сейдж пересохло во рту, и ей очень захотелось, чтобы у них оказалось что-нибудь холодненькое. Ребенок будто почувствовал ее возбужденное ожидание и понял, что находится на земле, где родилась Сейдж и ее отец, потому что начал крутиться внутри.
– Ух ты, – проговорила Сейдж, схватившись за живот.
– Что случилось? – спросил Дэвид.
– Ничего, он просто играет.
– Они не играют, – изрек Дэвид.
– Дети?
– До того, как родятся, – проговорил он. – Они просто плавают внутри.
– Откуда ты знаешь?
Дэвид не ответил, и его молчание было весомым и многозначительным. Посмотрев на него снова, Сейдж с радостью отметила, что он умылся. Прошлой ночью, когда они проехали примерно полчаса, Дэвид остановился, чтобы дорисовать свою восьмую и девятую точки, которые означали Джейми и Мейзи, последних спасенных существ. Должно быть, он стер все эти изображения, пока Сейдж спала. Дэвид не отрываясь смотрел на дорогу, а на его плечах будто висела тяжелая ноша.
– Ты злишься? – спросила Сейдж.
– Нет, не приставай.
– Знаешь, это, конечно, тяжело, если взять в расчет… ой! – вырвалось у Сейдж, когда ребенок пнул ее сразу двумя ногами. Дэвид бросил на ее живот такой взгляд, как будто хотел, чтобы ее живот или она сама исчезли. Сейдж содрогнулась, когда по ее телу прокатилась волна страха: она была на пустынной дороге среди дремучего леса, один на один с человеком, который прошлой ночью изрисовал себе все лицо точками и линиями.
– Где ранчо твоего отца? – спросил с нетерпением Дэвид, как будто хотел, чтобы оно оказалось где-нибудь за следующим поворотом, и он бы смог наконец-то отделаться от Сейдж.
– Город называется Солстис-Фоллз, – ответила она. – У меня есть точный адрес…
– Я знаю, где это. – Дэвид оборвал ее. – Я там останавливался.
– Почему ты злишься на меня? – спросила Сейдж. – Вчера ночью мы были друзьями, ты разрешил мне назвать собак. Что случилось?
Дэвид покачал головой. Сейдж пристально посмотрела на него и заметила следы от рисунков на его лице. Дэвид не хмурился, но едва заметные следы от стертых линий, которые спускались вниз, придавали его лицу такое выражение, как будто у Дэвида было плохое настроение. По всей видимости, Сейдж слишком долго разглядывала его, и в конце концов Дэвид посмотрел на нее.
– Что? – произнес он.
– Что ты имел в виду, когда говорил вчера ночью? – тихо спросила она.
– О чем?
– О посланнике между мирами, – произнесла Сейдж, и эта странная фраза смутила и напугала ее. – Что это значит?
– Это было вчера ночью.
– Я знаю, но я постоянно думаю про твои слова, с тех пор как ты сказал об этом. Между какими мирами?
– Тише. – Дэвид объехал ветку, валявшуюся на дороге.
– Что за традиция?
– Не говори об этом сейчас, – произнес он. – Пока солнце еще не село; лучше подождать, пока стемнеет.
Сейдж собрала вокруг себя котят. Она почувствовала, что боится, как должна была бы бояться вчера ночью. Сейдж ехала в машине с сумасшедшим, который изрисовал себе все лицо, и в них стрелял человек, чьих собак Сейдж выпустила на волю. Еще вчера во всем этом был какой-то смысл: они делали доброе дело, спасали беспомощных животных. Вчера ночью линии на лице Дэвида напоминали Сейдж о традиционном искусстве коренных жителей Америки, которое так часто брала за основу своих работ ее мать.
Но сегодня Дэвид казался очень раздраженным. Он ехал слишком быстро и резко бросал машину то вправо, то влево, когда объезжал упавшие на дорогу деревья и ветки, от чего несчастных животных на заднем сиденье сильно болтало. Сейдж подумала о матери, о рисунках шошонов, которые она использовала, чтобы вызывать духов зверей и птиц.
– Когда ты вчера нанес рисунки на лицо, – заговорила Сейдж, – ты взывал к душам мертвых?
Дэвида поразили ее слова и, посмотрев на Сейдж, он с опаской спросил: – Откуда ты знаешь?
– Моя мать художник, она тоже так делает; я узнала эти линии и точки.
– Может, и так, – ответил Дэвид.
– Но к кому? – продолжила Сейдж. – К душам кого ты взывал?
Дэвид посмотрел по сторонам, тем самым давая Сейдж понять, что, пока они едут через лес по этой пустынной дороге, за ними наблюдают. По его телу прошла дрожь, которая передалась и Сейдж. Мурашки побежали у нее по спине. Две собаки заскулили, и Сейдж почувствовала, будто пригласила приведение в машину.
– Только не днем, – проговорил Дэвид. – Я же говорил, они не любят этого.
– Тогда сегодня вечером? – спросила Сейдж. Дэвид пугал Сейдж, но основной чертой ее характера было неуемное любопытство, которое помогало ей бороться со страхами и находить ответы на многие вопросы.
– Ты же все равно будешь жить по-своему, – произнес Дэвид. – Зачем тебе знать, почему я так делаю? Зачем ты меня вообще об этом спрашиваешь?
– Мы же можем остаться друзьями, разве нет?
В ответ Дэвид нетерпеливо отмахнулся.
– Зачем пустые слова? – спросил он. – Ты будешь жить на ранчо, а я буду колесить по штатам. У меня даже телефона в машине нет. Ты что мне писать что ли будешь?
– Я поддерживала отношения с отцом с тех пор, как мы расстались, когда мне было четыре года. – Я так просто не забываю людей.
– Мы едва знакомы – ты быстро меня забудешь.
Сейдж сняла с себя ожерелье и поднесла его к лицу Дэвида. Она заставила его взять амулет и пройтись пальцами по тонкой резьбе на кости.
– Я не показываю его просто кому-нибудь, – произнесла она. – Но я показала его тебе, помнишь? Я позволила тебе взять его в руки.
– Люди многое делают, – изрек Дэвид. Одна собака залаяла, как будто сильно проголодалась или захотела в туалет. Дэвид выехал на открытое место и остановился, чтобы начать ритуал кормления животных. Сейдж некоторое время наблюдала за ним, а потом подошла, чтобы помочь. Дэвид устроился со всеми котятами сразу, но в его взгляде и фигуре было явно заметно напряжение.
– Я действительно не показываю мое ожерелье всем подряд, – произнесла Сейдж, усаживаясь рядом с ним и забирая двух котят; земля была холодная и твердая. – Его видели всего четыре человека.
– Четыре человека, – произнес Дэвид так, как будто это было неприлично много.
– Ты, мама, моя тетя и Бен.
– Отец.
Сейдж кивнула, расправляя соску, чтобы котенку было удобнее пить молоко. Следующей будет Мейзи. Сейдж чувствовала, что Дэвид смотрит на нее. Для человека с дороги, спасителя животных он казался очень молодым и ранимым, как будто его оставили, бросили одного. Сейдж сама знала, каково быть брошенной: ее оставили брат, отец и Бен. Это были не просто события в жизни, все это составляло саму жизнь человека и определяло ее. Дэвида тоже оставили, Сейдж могла бы поклясться своим ожерельем.
– Так что, мы можем остаться друзьями после того, как ты меня довезешь до ранчо, – закончила она и посмотрела на Дэвида.
– С чего ты думаешь, что я хочу этого? – грубо ответил он, но злоба исчезла из его голоса.
– Ты нарисовал мою точку.
– Что?
– На своем лице, вчера ночью; я – одна из тех точек, живых существ, которых ты спас.
– Да, точно…
– Мы будем дружить: ты же не бросаешь тех, кого спас.
– Некоторые люди бросают, – с горячностью произнес Дэвид.
– Но не ты. – Сейдж заколебалась на секунду, а потом потянулась и взяла его за мозолистую руку. Дэвид не попытался высвободиться; так они и держались за руки, не прекращая кормить котят.
– Нет?
– Ты не такой человек, – произнесла Сейдж.
Дэвид шмыгнул носом: у него из носа потекла вода, а по щекам покатились слезы; все вместе это превратилось в ужасный поток, и казалось, что Дэвид не в силах его остановить. Собаки закончили трапезу и одна за другой стали забираться обратно в машину. Сейдж сунула руку в карман, но там было пусто. Она предложила ему рукав своей куртки, надеясь, что это рассмешит его, но Дэвид даже не улыбнулся.
Он просто сидел на мерзлой земле и плакал. Сейдж не отпускала руку Дэвида, и ничто не заставило бы его сейчас сделать это. Мейзи прижималась к ноге Сейдж. Солнце спряталось за верхушки деревьев, и Сейдж попыталась подсчитать, когда оно скроется за горизонтом. Выходило, что ждать придется еще довольно долго. Обычно она не любила, когда день подходил к концу, но сейчас просто не могла дождаться ночи.
Они проехали вместе уже довольно долго и, должно быть, были уже близко к ранчо ее отца. А когда лес погрузится во тьму и наступит ночь, Дэвид, может быть, расскажет ей о древней традиции и о посланнике между мирами, о духах, к которым он обращался, раскрасив свое лицо.
И Сейдж сможет рассказать ему больше о своей семье: о матери, об отце, о ее брате-близнеце Джейке.
– Нам надо ехать, – проговорил Дэвид, бросив взгляд на пустынную дорогу в тот же самый момент, когда Сейдж, пытаясь подняться с земли, тоже заговорила.
– Нам надо ехать. – Слова слетели с ее губ одновременно со словами Дэвида, как будто они произносили монолог из одной и той же пьесы, абсолютно синхронно, как будто какая-то неведомая сила управляла ими и направляла их. Это совпадение показалось Сейдж забавным, но Дэвид не смеялся.
Он протянул ей руку и помог встать. Сейдж поблагодарила его, но Дэвид промолчал в ответ. Солнце пробилось сквозь толстые стволы сосен, и Сейдж вздрогнула. Ее пугало что-то, что было внутри Дэвида, что произошло вчера ночью, и то, чего Сейдж не понимала. Его взгляд был мрачен, как будто визит на ферму разбудил в нем какие-то ужасные воспоминания.
Скрестив пальцы, Сейдж постаралась вспомнить то имя… индейское имя, которое часто говорила мама, но это было так давно, что она почти ничего не помнила. Это имя надо произносить, когда тебе страшно.
«Веш… – подумала Сейдж, – Ваш…»
Оно было совсем близко, на кончике языка, но в то же время совершенно недосягаемо. Глубоко вздохнув, она усадила котят на колени, и Дэвид погнал машину по пустынной дороге. Они были в Вайоминге, на пути к ранчо ее отца; теперь ехать оставалось уже недолго.
«Мы уже почти там, – неслышно прошептала Сейдж своему малышу, пока Дэвид молчаливо сжимал руль. – Почти там…»
* * *
Дейзи и Джеймс сидели за столом в маленьком домике и пили кофе. Шторы на окне, выходящем на гору, были распахнуты, и они наблюдали, как по небу плывут облака. Стада лосей и антилоп направлялись по тропам на юг, уходя от непогоды. Наблюдение за природой казалось занятием намного более безопасным, чем разговоры, и поэтому они сидели у огня и молчали так долго, как это было возможно.
– Как ты думаешь, где она сейчас? – заговорила Дейзи, когда поняла, что больше не может себя сдерживать.
– Где-то в безопасности, – ответил Джеймс. – Едет к нам на автобусе.
Дейзи закусила губу, отчаянно желая, чтобы это так и было.
– Она села на товарный поезд, а за ночь до того, как ушла, перевернулась на каноэ. Она рискует…
– Мы тоже. – Джеймс сжал ее руку. – Мы всегда рисковали.
Дейзи от этих слов совсем не стало легче.
– Когда ты узнала, что Сейдж беременна? – спросил Джеймс.
– После того, как она ушла, я нашла тест.
– Она тебе не сказала?
– Нет, – ответила Дейзи тихо.
– И поэтому она ушла?
– Она хочет увидеть тебя…
– Я знаю, – произнес Джеймс. – Но я всегда был здесь. Почему именно сейчас?
– Мы ругаемся, – ответила Дейзи. – Нечасто, но иногда случается. Она хочет, чтобы я была другой, такой, какой была раньше: веселой, рисковой. Сейдж хотела поехать на Запад и пожелала, чтобы я…
Джеймс ждал и не мигая смотрел на Дейзи с противоположной стороны старого дубового стола.
– Тоже этого хотела, – продолжила она, – дочь смотрела на наш двор и спрашивала: «Может быть, мы уедем отсюда?»
– Ты не захотела ехать? – спросил Джеймс, легко касаясь указательным пальцем внутренней стороны ее руки. Дейзи после поездки к водопаду все еще чувствовала себя так, словно вода плескалась у нее внутри, и она сильно сомневалась, что снова сможет обрести былую твердость.
– Я пыталась быть хорошей матерью, – ответила Дейзи. – Я думала, что нам надо оставаться дома.
– Здесь был твой дом, – произнес Джеймс. – Когда ты уехала, неужели ни разу не подумала об этом?
Дейзи закрыла глаза:
– Я боялась.
– Боялась чего?
– Что нам придется вернуться, если я очень буду скучать по ранчо.
– А ты не хотела?
Дейзи покачала головой:
– Нет.
– Ты никогда раньше не боялась. – Джеймс взял ее руку в свои ладони и не отпускал ее, пока Дейзи не открыла глаза. Джеймс был в футболке, и ее взгляд упал ему на грудь, затем скользнул по его широким плечам, а потом Дейзи посмотрела на его лицо. Сегодня утром Джеймс не брился, и она заметила, что в его темной щетине пробиваются седые волоски, но все равно он был так же красив, как и всегда. Этот разговор с человеком, который был ее мужем, казался Дейзи трогательным, странным и даже приводил в некоторое замешательство.
– Я знаю, – ответила она.
– В первую неделю ты отправилась пешком в горы на поиски камней, – напомнил Джеймс, – и мы с отцом старались не волноваться за тебя: ты была бесстрашной.
– Бесстрашной. – Это слово казалось прекрасным, но оно было словно из другого мира. Это определение подходило другим людям: ее бывшему мужу, его отцу и ее дочери; но к Дейзи оно больше не имело никакого отношения. Она снова будет ходить в горы, ездить верхом на Скаут по крутым узким тропам, но перестала быть бесстрашной.
– «Она словно ковбой», – сказал я отцу. «Девушка-ковбой», – поправил он меня. Но это не так, неправильно, слишком картинно, как для шоу на родео. Я всегда представлял девушек-ковбоев в красных юбках с белой бахромой, танцующих на сцене с белыми лассо. Ты совсем не такая. – Джеймс обошел стол и положил руки Дейзи на плечи.
– Да уж, у меня точно не было бы белого лассо, – ответила Дейзи.
– Так что ты не была ковбоем, – продолжил Джеймс, подняв ее со стула за плечи и повернув к себе, – и не была девушкой-ковбоем. Ты – девушка ковбоя.
– Девушка ковбоя… Ты думаешь, я все еще не перестала ею быть? – спросила Дейзи: ей очень нужно было это знать.
– В тебе достаточно силы, чтобы одолеть верхом горную тропу. Но ничего не поделаешь, все равно девчонка есть девчонка, – проговорил Джеймс, заключая Дейзи в объятия.
– Но не бесстрашная, – ответила Дейзи. С тех пор, как Джейк…
– Я знаю. – Джеймс крепче прижал ее к себе. – Но быть храбрым – не означает не бояться вовсе.
Пошел снег. Вначале упали первые хлопья, большие и тяжелые, а затем за окном точно опустили белый занавес. Джеймс обхватил голову и плечи Дейзи руками, будто хотел защитить ее от снежной бури.
– Я хочу, чтобы она была дома, – произнесла Дейзи, начиная паниковать. – Джеймс, я хочу, чтобы Сейдж была дома.
– Ты же девушка ковбоя, – ответил Джеймс, гладя ее по волосам, – а она – твоя дочь и скоро будет здесь.
Глава 26
Луизе пришлось все переложить на плечи Элмы. Конечно, эта женщина была не слишком приятным человеком в общении, но, когда дело касалось ухода за Далтоном, вела себя как настоящий профессионал. Элма переносила его из кровати в кресло-каталку, а само кресло перемещала в гостиную. Гипс Далтона был громоздким и закрывал всю правую ногу, так что только сдвинуть его с места было непросто. Она работала без лишних разговоров и ненужных вопросов. Луиза пристально наблюдала за Элмой, особенно когда та дотрагивалась до Далтона, и отметила про себя, что Элма делала все очень аккуратно.
Когда Элма по утрам ухаживала за ним, нежно умывая его или причесывая, она держала одну руку у Далтона на плече, словно мать, поддерживающая своего ребенка. Она стригла Далтону ногти на руках и ногах и делала это не торопясь, чтобы случайно не поранить его.
Подготавливая Далтона ко дню, Элма всегда подкатывала его каталку к шкафу, чтобы он мог выбрать себе одежду сам. С одной стороны, Луиза восхищалась терпением Элмы и тем, с каким уважением она обращалась с Далтоном. С другой – она просто не позволила бы Элме остаться здесь, если бы та ухаживала за ним как-нибудь по-иному.
Далтон спал в кресле-каталке, за окном шел сильный снег, и Луиза ждала, когда Элма устроится где-нибудь с чашечкой кофе и кроссвордом. Именно в такие моменты Луиза старалась узнать поближе женщину, которая так близка с ее возлюбленным. Тоже налив себе кофе, Луиза подошла к кухонному столу.
– Далтон спит, как младенец, – проговорила Луиза.
– Я не оставила бы его одного, если бы он не спал, – ответила Элма, как бы оправдываясь.
– Все в порядке, я вижу, что вы очень добросовестно относитесь к работе. – Не возражаете, если я присяду?
– Нет, – проговорила Элма, хотя ее взгляд и неохотный ответ скорее говорили об обратном.
Луиза пододвинула себе стул как ни в чем не бывало. Она купила книгу о питании и болезни Альцгеймера и сейчас перелистывала ее. Луиза останавливалась на примерах, где описывали людей, страдающих этой болезнью, и искала различия между ними и Далтоном. Она очень хотела, чтобы диагноз оказался ошибочным. Перелистнув очередную страницу, Луиза прочла: «Прогрессирующая потеря активности частей мозга, отвечающих за память и реакцию на окружающую обстановку». Ее взгляд задержался на слове «прогрессирующая», и она захлопнула книгу.
– Расскажите о себе, Элма, – проговорила она.
– О себе? – переспросила Элма, как будто не поняла вопроса.
– Как вы начали заниматься этой работой?
Элма пожала плечами:
– Я очень долго ухаживала за своей матерью, делая все бесплатно. Поднаторела в этом и подумала, а почему бы не получать за это деньги.
– Вы молодец: в этом мире женщина должна себя высоко ценить.
– Никто, кроме нас, и не оценит, – ответила Элма. – Пока сама не возьмешься, тебе не повезет.
– Как мне, например, – проговорила Луиза. – Мой Далтон обращается со мной, как с королевой. – На сердце у Луизы стало тяжело. Слова были правильными, но она знала, что как только встанет из-за стола, то снова начнет поиски завещания Далтона.
– Тэмми сказала… – начала Элма, но замолчала. – Нет, не важно.
– Что? – спросила Луиза.
– Я не хочу влезать не в свои дела.
– Продолжайте, Элма. Мы уже почти одна семья, – ответила Луиза. – Ведь ваша сестра замужем за моим племянником.
– Ну, она сказала, что здесь будут только Такеры и вы. Она ничего не упоминала о вашей снохе.
– О Дейзи? А при чем здесь Дейзи?
– Ни при чем. – Элма только глубже уткнулась в книжку со своим кроссвордом.
– Но вы же все-таки спросили про нее по какой-то причине.
– Просто… – Элма резко положила книжку на стол, – у нее, кажется, проблема с детьми. Мальчик погиб, а теперь девочка ушла из дома. Богатая женщина, а проблем не меньше, чем у других.
– Жизнь для одной матери не проще, чем для другой.
Элма растянула губы в фальшивой улыбке и бросила циничный взгляд на Луизу.
– Матерям приходится несладко, – проговорила Луиза. – Вы слышали о радости и любви и думаете, если у вас будет достаточно денег на обои с зайчиками и на красивую белую колыбель, то все будет хорошо. Но вы же читали сказки? Принцессы живут в волшебных, прекрасных замках, где полным-полно всяких украшений и драгоценностей, но они такие же несчастные, как и все остальные.
– Обои с зайчиками, – проговорила Элма. – У моих детей вообще ничего подобного не было.
– Но вы же их все равно любите? – спросила Луиза.
– Всегда любила. – Элма задумчиво покачала головой. – Но в последнее время они просто испытывают мое терпение.
– Ваши сыновья?
– Один в тюрьме, другой ходит по тонкому льду. Узнай он, что я работаю здесь, вытащил бы меня отсюда на аркане. Пошел в отца и ведет себя ужасно.
– А что он имеет против того, что вы здесь работаете?
– В свое время он наслушался рассказов дяди Тода о Такерах и о том, как они уничтожили овец Райделов. Наверное, думает, что мы были бы сейчас частью большой и богатой семьи, не окажись Такеры такими щепетильными по отношению к земле.
– С той враждой уже покончено, – ответила Луиза.
– Некоторые всегда готовы снова раздуть давно потухший костер.
– Тод как раз один из таких людей, – согласилась Луиза. – Ваши сыновья близки с ним?
– Да.
– Тэмми, должно быть, знала это, когда рекомендовала вас ко мне, – произнесла Луиза. Что-то заставляло ее нервничать, и она не понимала, что именно. – Интересно, почему она предложила вам работать здесь, если это так не по душе вашей семье?
– Тэмми знала, что мне нужна работа, – ответила Элма. – И никому больше не надо об этом знать.
– Вы не сказали об этом сыновьям?
Элма покачала головой:
– Как я им скажу? Как я уже говорила, один сидит за то, что избил кого-то в баре, а другой вообще не является домой. Он бросил школу. Пьет, прямо как его отец и брат, и живет где-то в горах.
– В горах?
– Где-то в Уинд-Ривер, – ответила Элма. Ее глаза покраснели, а на нижних веках заблестели слезинки. На щеках появились два ярких розовых пятна. – Еще подросток, а думает, что он какой-нибудь горец. Знаете, есть такие, кто специально испытывает себя на прочность. Так вот, он считает, что весь чертов мир ополчился против него. Я не смогла сделать для него достаточно, когда он был маленьким, и теперь в отместку мне он живет словно зверь. Иногда я думаю, что лучше никогда…
– Простите, – перебила ее Луиза. – А как же ваш муж?
– О нем нечего сказать. – Элма с досадой покачала головой, как будто злилась на себя за то, что дала волю эмоциям. – Я смогу о себе позаботиться.
Луиза разглядывала солонку и перечницу. Они были керамическими, старомодными и яркими, и сделаны в виде мальчика и девочки на лошади. Луизу обеспокоила та быстрота, с которой Элма стерла с лица такие сильные переживания, словно мел. Но что-то еще не давало ей покоя и заставляло нервничать. И Луиза наконец поняла…
– Я тут подумала, – начала Луиза таким тоном, будто хотела сказать что-то про погоду, – почему вы сказали, что сын Дейзи погиб? Никто точно не знает этого. Его до сих пор считают пропавшим.
– Пропавшим? Они его все еще ищут? – спросила Элма, а розовые пятна на ее щеках покраснели.
– Да нет, полиция уже давно перестала его искать, – произнесла Луиза.
– Потому что я уверена, что он погиб, – быстро проговорила Элма. – Тод был там в тот день. Вы же знаете? Он всегда рассказывал нам, что нигде не было следов мальчика; спасатели нашли бы его, если бы он был там.
– Я иногда забываю про Тода, – ответила Луиза. – Ведь Далтон в тот год дал ему работу на ранчо… чтобы порадовать меня, я полагаю.
– Тод все нам рассказал, – проговорила Элма. – По его словам, мальчика, должно быть, унес волк или медведь, а возможно, он забрался в каньон и нашел потайную пещеру; мог упасть в расщелину и не выбраться. В общем, с ним могло случиться все что угодно, но ясно одно – он мертв.
– Скажите это Джеймсу, – проговорила Луиза. – Он почти не выбирался с ранчо все эти годы и все ждал, что его сын появится.
– Не появится. – Элма произнесла это быстро и громко, и ее глаза округлились, как будто она сама не ожидала от себя такого. – Семья должна оставить его в покое. Иногда остается просто сдаться и смириться.
– Я не думаю, что эта семья верит в это. – Луиза поразилась горячности Элмы.
– Быть родителем и при этом не корить себя за то, что иногда просто ничего невозможно сделать, довольно тяжело, – проговорила с горечью Элма.
Луиза промолчала; она сцепила руки, положив их на свою книгу. Можно только представить, что за жизнь была у Элмы: один сын в тюрьме, а другой пытается реализовать свою злобную фантазию, превратившись в дикаря. Тут уж действительно есть о чем переживать. Возможно, поэтому Элма так эмоциональна.
Но, с другой стороны, Луиза никак не могла понять твердую уверенность этой женщины в том, что Джейк мертв. За окном шел сильный снег. Для Элмы это наверняка было плохим событием, ведь ее сын жил где-то в горах Уинд-Ривер. Наблюдая, как женщина смотрит в окно, Луиза поймала себя на мысли о том, не находится ли он где-то поблизости, может, даже на одной из гор, которые граничат с ранчо Ди Ар, в этом таинственном и прекрасном краю, и сейчас «раздувает костер», как сказала Элма, той ненависти, которая движет им.
* * *
Снегопад не прекращался, и Джеймсу почему-то было очень трудно уйти от Дейзи этим утром. Он провел здесь множество ночей и сейчас, слушая, как снежные хлопья шуршат по стеклу, Джеймс захотел прижать Дейзи к себе покрепче под пледом и так провести весь день. Но он заставил себя встать и приняться за работу. Скоро приедет Сейдж, и потом они с Дейзи уедут отсюда. А может, и нет.
Джеймс ехал верхом вдоль реки, осматривая окрестности в бинокль. Ему нужно было найти свою дочь и узнать больше о том, кто сделал те фотографии. Его жизнь была наполнена загадками уже много лет. Дейзи была здесь на ранчо, и Джеймс сказал себе, что, если он сможет найти Сейдж для нее, то, возможно, она останется с ним.
Он увидел птиц в три часа пополудни.
Метель была очень сильная, но сейчас она прекратилась. Голубое небо изредка показывалось через разрывы в тяжелых серых тучах, и Джеймс посмотрел в бинокль в сторону каньона. Птицы вились кругами над ним, и блики солнечного света вспыхивали на их черных крыльях. Сердце Джеймса остановилось: падальщики не были редкостью на ранчо, но от того, что он увидел этих птиц сейчас, когда искал свою дочь, его зубы заскрежетали.
Пришпорив коня, Джеймс помчался к каньону прямо по снежной целине. Пол и еще какие-то мужчины ремонтировали ограды, но Джеймс пролетел мимо них, не сказав ни слова. Он скакал прямо на запад. Высоко над головой вершины гор горели золотом от странного, как перед бурей, солнечного света, но, когда Джеймс влетел в каньон, вокруг стало почти совсем темно.
Стервятники каркали так, словно ведьмы вели разговор, и их черные тени легли Джеймсу на лицо. Некоторые из них приземлились на что-то, лежащее в сотне ярдов впереди. Птицы были огромными, уродливыми, а сложенные крылья делали их похожими на каких-то горбатых монстров. Джеймс закричал и замахал руками, чтобы спугнуть их. Его голос зловещим эхом разнесся вокруг. Стервятники взмыли вверх, сотрясая воздух своими крыльями.
Здесь он нашел воронов на мертвом волке, здесь он наблюдал за птицами, которые, может быть, привели бы его к Джейку. Джеймс подъехал к тому месту, где кормились стервятники. Его голову будто сжали в тисках, а стук сердца гулкими ударами отдавался в висках.
Это был пропавший бык. Животное лежало на открытом месте в десяти ярдах от ближайшей стены каньона. Очевидно, он был мертв уже несколько дней, так как хищники уже побывали здесь. Из его бока торчали куски вырванной плоти, а в коже зияли проеденные отверстия. Голова животного была отрезана.
Джеймс слез с лошади и подобрался ближе к быку. Снег был усеян кусочками черного меха, а вокруг шеи на земле застыло темное пятно крови. Джеймс услышал стук копыт, поднял голову и увидел, что в каньон скачет Пол. Джеймс помахал ему.
– Господи, – произнес Пол.
– Ты видел птиц? – спросил Джеймс.
– Должно быть, – ответил Пол. – Но я не придал этому значения: они всегда здесь. Ты нашел быка…
– Птицы нашли его еще на прошлой неделе.
– Да уж, – проговорил Пол, разглядывая окровавленную шею. – Боже мой.
– Кто-то сделал это как раз тогда, когда закончился сгон; долбаный мясник.
– Головы… – произнес Пол, и Джеймс кивнул. Он вспомнил, как нашел палки с четырьмя насаженными на них головами коров.
– Он не знает, что творит, – проговорил Джеймс и потрогал огрубевшую кожу на срезе. Джеймс понял, что тот, кто сделал это, использовал зазубренное лезвие: зубчатый охотничий нож или ржавую пилу. Срез был неровным, и на темном от запекшейся крови снегу были заметны крупинки ржавчины.
– Это крупный бык, – проговорил Пол. Он был управляющим ранчо и наверняка знал, сколько денег они потеряли из-за этого.
Джеймс размышлял о том, сколько же времени понадобилось тому, кто это сделал, чтобы отрезать голову столь здоровенному быку. Шел снег, но плохая погода, как видно, не стала ему помехой. Может, кто-то проходил мимо и заметил быка. Животное было убито выстрелом, и Джеймс осмотрел отверстие от пули. Птицы уже начали клевать здесь, но Джеймс отчетливо видел, что пуля была выпущена из охотничьей винтовки винчестер.
– Кто это сделал? – спросил Пол.
– Я не знаю.
– Должно быть, это тот же самый псих.
Джеймс огляделся по сторонам. Кто-то фотографировал его стадо, кто-то убивал животных и тем самым дразнил Джеймса. Где теперь еще появится голова? Дейзи говорила о том, что на этой земле живут духи, но Джеймс знал, что в этом каньоне обитал мясник. Джеймс ощущал запах крови и сосновой смолы. Он задумался о том, умеют ли призраки пользоваться ножами.
– Тот, кто ненавидит животных, – проговорил Пол.
– Тот, кто ненавидит меня, – ответил Джеймс.
* * *
Завещание, должно быть, у Далтона в сейфе. Луиза отчаянно противостояла искушению заглянуть туда. Осмотреть письменный стол и бюро – одно дело, но теперь она была настроена серьезно. Луиза находилась в их спальне и разглядывала портрет Розалинды. Картина была старой и очень красивой. Розалинду нарисовал какой-то известный художник еще тогда, когда она жила на востоке страны. Далтон частенько говорил, что этот портрет достоин какого-нибудь музея, и, когда Джеймс согласится, он передаст картину в дар Музею изобразительного искусства в Ларами. Уж Розалинде явно бы это понравилось.
Далтон спал в кресле-каталке, и Луиза по пути в кабинет вглядывалась в глаза Розалинды на других портретах: они смотрели на Луизу с высокомерием и превосходством. У Розалинды были яркие голубые глаза, словно пара бесценных, невиданной красоты сапфиров. Ее темные каштановые волосы аккуратно лежали на макушке, открывая на обозрение тонкую элегантную шею. Луиза и Розалинда были противниками, старыми врагами. Уже много лет Луиза спала в одной спальне с этой давно умершей надменной особой, которая непрерывно смотрела на нее, и теперь у Луизы было такое противное чувство, что Розалинда смотрит ей прямо в душу.