Текст книги "Страна грез"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

– Тебе-то что? – произнесла Луиза, глядя на Розалинду; ее глаза горели. – Теперь это мой дом.

«А вот и нет, – казалось, говорила Розалинда. – Просто загляни внутрь сейфа, и сама увидишь, что я права».

Далтон сопел, вскрикивая во сне. Элма была внизу и готовила ему обед. Луиза снова взглянула на Розалинду. Она умерла молодой: ей было чуть больше тридцати, а на этом портрете выглядела немного моложе. Розалинда и близко не прожила с Далтоном так долго, как Луиза: не заботилась о нем, когда он болел; ей не пришлось смотреть, как Далтон терял опору под ногами, когда начала прогрессировать болезнь Альцгеймера. Ее не было здесь даже тогда, когда исчез ее внук.

– Я заслуживаю этого, – прошептала Луиза, дотронувшись до золотой рамы портрета.

«Посмотрим, чего ты заслуживаешь», как бы ухмылялась в ответ Розалинда. Луиза убрала в сторону ее самодовольное лицо, отодвинув картину и открыв доступ к сейфу. Ее руки дрожали, как будто она была воровкой, как, очевидно, и думала про нее Розалинда. Луиза подула на пальцы, стараясь припомнить комбинацию цифр.

Далтон давно назвал ей код, когда поранился, упав со скалы. «На тот случай, если со мной что-нибудь произойдет, – сказал тогда он. – Наберешь 53-43-82 и сделаешь пол-оборота назад». Затаив дыхание, Луиза набрала комбинацию – тяжелая дверь распахнулась.

Внутри Луиза увидела много всего: документы, карты и планы зданий ранчо; свидетельство о рождении Джеймса, слитки золота, медали с родео, кольт сорок пятого калибра с жемчужной рукояткой, коробку с ружейными патронами, атласную коробочку с драгоценностями Розалинды, которую Далтон надеялся однажды подарить Сейдж, и завещание Далтона Такера.

– Вот дерьмо, – выругалась Луиза. Ее пальцы так дрожали, что она не могла держать бумагу ровно. Она искала ее целый месяц, сейчас развернет, прочтет ее и положит конец волнениям и догадкам. Так или иначе, но она все будет знать.

«Это ничего не изменит», – сказала себе Луиза, рассматривая бумагу. Не важно, что здесь написано, я все равно буду так же любить Далтона; он все равно будет моим рыцарем в сияющих доспехах; я все равно буду самой счастливой женщиной на свете и в пятницу в «Дилижансе» буду петь перед Тодом самые красивые песни о любви для Далтона Такера…

– Что ты тут делаешь? – произнес Далтон.

– Ой! – Луиза от неожиданности едва не упала. Далтон катил кресло через весь коридор, но мягкий азиатский ковер заглушал шум колес каталки. – Ты напугал меня! Я думала ты спишь…

– Что у тебя в руках, Луиза?

– Да нет, ничего…

– Тебе что-то понадобилось в сейфе?

– Просто… – начала она. – Я тут подумала…

– Это мое завещание, – проговорил Далтон, – так?

– Да, это завещание.

– Что-то возбудило твое любопытство?

– Когда сюда приехала Дейзи, если учесть последние события, – заговорила Луиза. – Я задумалась о семье и о будущем. К тому же Сейдж должна приехать на ранчо.

– Черт побери! – закричал Далтон.

Луиза отступила, пораженная таким взрывом эмоций. Голос Далтона прокатился громовым раскатом по комнате, и Луиза могла поклясться, что в холле зазвенела хрустальная люстра. Далтон резко прокатил кресло по комнате. Хотя его макушка едва доставала Луизе до груди, ей казалось, будто он возвышается над ней.

– Черт побери! – снова заорал Далтон, даже громче, чем в первый раз. Он выхватил бумагу из ее дрожащих рук.

– Далтон…

– Ты ходишь туда, в этот бар, – заговорил он со свирепым видом, – каждый вечер, каждую пятницу, каждые выходные столько, сколько я тебя знаю, а иногда и в другие дни.

– Я знаю… – Она хотела добавить: «Я пою для тебя». Но он продолжил, как будто не слышал ее, как будто ее слова вообще ничего не значили.

– Они кружатся вокруг тебя, как стервятники, с высунутыми языками, пялятся на тебя, хотят трогать… не думай, что я не замечаю.

– Но они не нужны мне… – ответила Луиза.

– Каждый хочет потанцевать с тобой, и так пятница за пятницей, со мной или без меня: и не важно, рядом ли я или здесь, на ранчо. До того, как я упал… – Он хлопнул себя по гипсу, как будто хотел чтобы все осколки его кости собрались снова. – Иногда я что-то забываю, но у меня еще есть чувства, я все еще мужчина!

– Знаю, – проговорила Луиза, и в ее глазах заблестели слезы.

– Я верю тебе, – произнес Далтон; его глаза горели. – Смотрю, как ты уходишь в этот бар, думаю о тех ковбоях, но верю тебе… несмотря ни на что!

– Далтон…

– И это… – Он потряс бумагой. – Вот как ты мне веришь?

– Я должна увидеть, – умоляюще произнесла Луиза.

– Должна увидеть глазами то, что не можешь увидеть сердцем? – спросил Далтон. – Это так надо понимать?

– После того, как ты попал в больницу, – проговорила Луиза, отчаянно пытаясь все объяснить, – Тод спросил меня, где я буду жить, если что-нибудь случится…

– Тод Райдел? – спросил Далтон со злостью.

– Он мой племянник и волнуется за меня…

– Этот сукин сын, – проговорил Далтон, – недостойный кусок дерьма… ты послушала его, вместо того… проклятие, почему ты просто меня не спросила? Почему тебе понадобилось шарить в сейфе в поиске бумаг?

– Боже, Далтон. Ты…

– Я – никчемный старик, старая развалина – вот ты как думаешь; ноги ни к черту, мозги ни к черту, и такой же из меня любовник. Разве не так?

– Я люблю тебя, – ответила Луиза.

– Вот как ты доказала мне свою любовь. – Далтон наклонил голову. Элма, видимо, услышала шум, и ее шаги раздались на лестнице. Луиза предупреждающе вытянула руку. Элма замедлила шаг и остановилась в коридоре, не рискуя войти в комнату. Она просто замерла и слушала.

– Я люблю тебя, – снова повторила Луиза.

Далтон опустил голову еще ниже. Он сжимал свое завещание в руке так крепко, что оно превратилось в шар скомканной бумаги. Его плечи дернулись, и он заплакал.

– Посмотри на меня, – проговорила она. – Далтон, пожалуйста…

– Розалинда, – произнес Далтон.

Сердце Луизы оборвалось. Это была она, эта ужасная болезнь, из-за которой все и началось. Она не могла доверять его сердцу, потому что он звал ее именем своей жены. Далтон тяжело дышал. Луиза поняла, что его мозг постепенно умирает. Она, должно быть, всхлипнула, потому что Далтон поднял голову. Его взгляд был тревожным.

– Я хотел сказать, Луиза, – произнес он.

– Я знаю, – ответила она и взяла его за руки.

– Я назвал не то имя.

Луиза кивнула. Розалинда смотрела на них с портрета, ведь она посмеялась последней, но Далтон, казалось, не видел этого. Он уронил завещание на колени. Его тело было таким слабым, а лицо осунулось.

– Прости меня, я сказал не то имя.

– Не надо извиняться, любовь моя, – ответила Луиза. – Ты не виноват.

– Не бросай меня, Луиза, – проговорил он срывающимся голосом, а его глаза наполнились слезами.

– Я никогда не брошу тебя, – прошептала она и положила голову ему на колени. Ноги Далтона были укутаны одеялом, и завещание упало на пол. Луиза не подняла его, она даже не пошевелилась. Ей было так приятно чувствовать руку Далтона у себя на волосах.

В печной трубе свистел ветер, а снежные хлопья легко стучали по стеклам. Было слышно, как Элма после нескольких минут ожидания тихо пошла обратно вниз по лестнице. Потом Луиза услышала, как она и Дейзи тихо разговаривают о чем-то. Далтон, казалось, ничего этого не замечал. Он сидел в кресле и гладил Луизу по голове, как будто это давало ему покой.

– Не бросай меня, Далтон.

Он ничего не ответил и просто продолжил гладить ее по волосам.

Глава 27

Дейзи хотела, чтобы все происходило последовательно, и раз уж она решила простить, подняться над горем и болью, то ее чувства двинулись в том же направлении. Она решила, что жизнь теперь будет словно поздравительная открытка, с красочным закатом и милыми словами о любви, написанными витыми буквами. Она и Джеймс будут держаться за руки и не отрываясь смотреть друг на друга. Так и было… пару последних ночей. Зато сегодня все оказалось совсем по-другому. Дейзи сидела за столом одна; ей было холодно, грустно и совершенно не хотелось браться за работу.

На улице шел мокрый снег. Было слышно, как по крыше стучат крошечные кристаллики льда. Дрова, которые она подкинула в огонь, должно быть, отсырели, так как дым стал густым и едким, но ей было все равно. Джеймс поцеловал ее сегодня утром, и его глаза светились надеждой. Дейзи в тот момент, казалось, поверила ему. Обхватив себя руками, она постаралась понять, что же все-таки тогда было не так.

Дейзи решила сделать то, что обычно прекрасно помогало дома, когда ее охватывало уныние, приходили мрачные мысли или когда она теряла контроль над собой. Подняв телефонную трубку, Дейзи позвонила своей сестре в магазин. На другом конце линии она услышала автоответчик.

– Здравствуйте, вы позвонили в магазин «Наездница», – произнес голос Хэтуэй. Дейзи подождала, пока не закончится сообщение, и повесила трубку. Она могла бы застать сестру дома, но решила не звонить туда.

Лед намерз на деревьях, кустах и оградах, и все вокруг казалось таким хрупким, словно было сделано из стекла. Дейзи сидела и смотрела в окно, не шевелясь, как будто боялась, что может сама разлететься на тысячу блестящих осколков.

* * *

Той ночью, когда снежная буря бушевала по всему Вайомингу, Дэвид, Сейдж и животные нашли убежище на заброшенной научной станции по наблюдению за дикой природой, примерно в пятидесяти милях от ранчо Ди Ар. Стены ветхого строения были тонкими, дырявыми, и внутри было ужасно холодно и сыро. Снег был такой мокрый, что прилипал к стенам станции, закрывая трещины и отверстия в дереве, и образовывал естественную изоляцию.

«Снежный дом, почти как у эскимосов», – подумала Сейдж, просунув палец в отверстие в доске и почувствовав за ней толстый слой налипшего снега. Собаки и котята окружили ее, согревая теплом своих тел. Ребенок в животе Сейдж тоже уютно устроился. Она сидела тихо и рассматривала свою блеклую тень, пока Дэвид разжигал огонь в черной пузатой печи.

– Пора ужинать, – проговорила Сейдж.

– Я знаю, – отозвался Дэвид. – Жареное мясо с картофельным пюре.

– А… я думала, что будет лобстер и картошка фри. – Сейдж засмеялась. Она посмотрела, как Дэвид начал кормить животных, и достала пакет с кукурузными хлопьями, который они купили в кафе для дальнобойщиков. Разложив вещи перед печью, они сели рядом. Звуки, с которыми голодные звери поглощали свою еду, успокаивали Сейдж, пока она жевала сухие хлопья.

Когда все поели, Дэвид подобрался к своему рюкзаку у стены. Он достал оттуда сигареты и ручку. Котята, набив до отказа свои животы, довольно урчали, а Мейзи заснула на коленях у Сейдж. Дэвид начал рисовать линии на тыльной стороне правой руки. Только теперь Сейдж заметила, что он снял повязку.

– Как рука? Лучше? – спросила она.

– Да, – отозвался Дэвид. Сейдж наклонилась и, чтобы как следует рассмотреть, взяла его за руку. Она увидела, что синяки уже почти прошли, а на коже, в том месте, где зубы извращенца разорвали ее, остались две красные отметины запекшейся крови. Сейдж содрогнулась, вспомнив, как тот маньяк дотронулся до нее. Она посмотрела на татуировки Дэвида, и ей показалось, что сова моргнула.

– Что ты рисуешь? – спросила Сейдж.

– Картинки, – ответил Дэвид. – Хочешь, тебе нарисую?

– Не уверена.

Он стал выводить крошечные перья на своей собственной руке, затем нарисовал серию точек и кружков. Они так и сидели некоторое время, слушая, как на улице бушует снежная буря, и Дэвид рисовал что-то у себя на коже. Сейдж наклонилась ближе, чтобы посмотреть. Огонь в печи согревал их.

– Этот круг, – проговорил тихо Дэвид, не переставая рисовать, – защищает точку. – Затем он стал рисовать окружность большего диаметра вокруг первого круга. – А этот круг защищает круг внутри него.

– Тебе нравится защищать всех, – произнесла Сейдж.

– Кто-то же должен это делать, – ответил Дэвид.

– Кто был твоим первым спасенным?

– Это была собака, ее звали тетя Тельма; я защитил ее от моего отца.

Что-то было в том, как он произнес это слово, и Сейдж посмотрела на него.

– Почему ты так сказал? Как будто он не твой отец.

– А он мне и не отец, – ответил Дэвид. – Меня усыновили.

– О… – Сейдж постаралась представить его чувства. – Но раз уж люди усыновили тебя, они становятся твоей семьей. Ведь так?

– Это они так говорят.

– Это неправда?

– Если в настоящих семьях обращаются с тобой как с дерьмом…

Сейдж подумала о том, что они видели на собачьей ферме, где подобрали Джейми и Мейзи. Она хотела спасти маленькую девочку, а Дэвид сказал, что она сама должна о себе позаботиться. Сейдж поняла, что он говорил о себе, что все его спасательные операции, татуировки и странные магические ритуалы были связаны с его собственной жизнью на другой собачьей ферме.

– Что они с тобой делали?

Дэвид пожал плечами, наклонившись ближе к своей руке, будто стараясь показать, что он очень занят рисованием кругов. Сейдж наблюдала, как он достал из коробочки иголку и нитку. Затем Дэвид лизнул нитку и смочил ее чернилами из маленькой бутылочки.

– Что делали с тобой в семье? – снова спросила Сейдж.

– Тсс, – произнес он, а затем спросил: – А ты что, хочешь отдать своего ребенка на усыновление?

Руки Сейдж скользнули к животу, и она обхватила его, словно защищая ребенка внутри. Ей было всего шестнадцать, у нее не было работы, не было своих денег, но она твердо знала, что ни за что на свете не отдаст своего малыша никому и никогда. Он был только ее.

– Нет, не собираюсь.

Дэвид нахмурился, но одобрительно кивнул.

– Я думаю…

– Что?

Он закатал правую штанину и спустил носок, затем приподнял кожу пальцами правой руки, а левой продел сквозь нее иголку с ниткой. Сейдж поморщилась, но Дэвид даже не моргнул. Он просто наклонился ниже, сосредоточившись на работе. Сейдж увидела, как он изобразил волнистую линию, затем вытащил нитку и начал все снова, пока не нарисовал три волнистые линии, одну над другой, примерно с дюйм каждую.

– Река, – объяснил Дэвид.

– Почему? – спросила Сейдж.

– Река протекала рядом с нашим домом, – проговорил он. – Я все время делал корабли из упавших деревьев и представлял, что смогу уплыть к своей настоящей семье.

– Перестань, – произнесла Сейдж, дотронувшись до него. На коже, в том месте, где игла проходила сквозь нее, выступили капельки крови. Сама кожа была ярко-розового цвета, как после сильного ожога. – Ты имеешь в виду своих настоящих родителей? Тех, кто бросил тебя?

– Я скучаю по ним, – произнес он, словно не слыша ее вопроса. – Я даже не знаю их, но все равно скучаю по ним. – Вдруг Дэвид странно усмехнулся и покачал головой. – Ты же не понимаешь меня, верно? Ты не можешь понять, ведь у тебя двое замечательных родителей, которые живут подальше друг от друга.

– Я понимаю, – сказала Сейдж твердым голосом. – Я знаю об этом чувстве больше, чем кто бы то ни было. – Внезапно она поняла еще кое-что: все его татуировки составляли ему компанию: рисунки, символы, даже чувство боли. Она засунула руку под одежду и взялась за ожерелье.

– Я и мой брат были в животе у матери вместе, – продолжила Сейдж, закрыв глаза. – В нас текла одна кровь.

– И ты скучаешь по нему после того, как он ушел…

– Я чувствую, что у меня отняли половину, – закончила она.

– Половину, – повторил Дэвид, разглядывая свою татуированную руку и лодыжку, будто точно знал, что имела в виду Сейдж. У него были татуировки, которые заполнили пустоту, а у нее теперь есть ребенок. Она нежно провела рукой по животу, чувствуя, как ее пульс соединяется с пульсом малыша.

– Где… – Сейдж и Дэвид заговорили одновременно. Это рассмешило их, и Сейдж продолжила:

– Где живет твоя настоящая семья? В Вайоминге?

– Думаю, да. Люди, с кем я вырос, моя семья, никогда не выезжали из штата, кроме тех раз, когда ездили в Небраску, чтобы обменять собак… – Дэвид смотрел на огонь. – Отняли половину… Я знаю, о чем ты говоришь. Когда тебе кого-то не хватает, это всегда так больно, что ты даже не можешь жить правильно. Как Петал со своей игрушкой. Она так скучает по своим детям, что даже тронулась своим собачьим умом.

– Ты думаешь, что так бывает?

– Просто у нее отняли половину, – ответил Дэвид. – Как у меня.

– Какую половину? Твою настоящую семью? – спросила Сейдж.

Дэвид не ответил. Огонь постепенно начал угасать, и они подбросили туда еще дров. Петал лежала рядом с ними, положив голову на игрушку. Сейдж внимательно посмотрела на эту потрепанную вещь, пытаясь понять, чем это когда-то было: плюшевый медвежонок, игрушечная собака? Коричневая материя была замусолена и разорвана, а глаза-пуговицы давно отвалились.

Остальные собаки и котята устроились в других частях комнаты. Сейдж вспомнила, что они заговорили вместе, и произнесла:

– Что ты хотел спросить?

– Куда ушел твой брат? Где он теперь, как ты думаешь?

– Я не знаю. – Она почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок. – В землю.

– В пещеру?

Сейдж подняла голову:

– Почему ты так сказал?

Дэвид пожал плечами:

– В этих горах полным-полно всяких пещер, может, он забрался внутрь… Я однажды потерялся в одной пещере, упал вниз в расщелину головой и застрял. И так получил вот это… – Отодвинув в сторону каштановые волосы, он показал тонкий белый шрам, который пролегал по краю роста волос.

– Сколько тебе было лет?

– Я был еще маленьким, – ответил Дэвид. – Четыре или пять. Достаточно маленьким для того, чтобы как раз провалиться в расщелину.

Сейдж закрыла глаза. Картина, которую она представила, была ужасающей: маленький мальчик, любознательный и храбрый, отправился в пещеру, чтобы изучить это таинственное место. Может, он представлял себя медведем, волком или отважным индейцем. Его чистые глаза были полны задора, а потом он вдруг попал в ад. Сейдж не смогла больше думать об этом, вспомнив Джейка. Хотя бы Дэвид спасся…

– Кто спас тебя? – тихо спросила Сейдж, гладя Петал.

– Мой дядя, – ответил Дэвид, – мой ненастоящий дядя, брат моей приемной матери; он вытащил меня и зашил рану.

– Это хорошо, что он оказался там, – проговорила Сейдж.

– Да, он, в общем, хороший, можно сказать, самая лучшая часть семьи. Однажды, когда отец заставлял меня убить целый выводок щенков, дядя едва не убил его; он очень сильно избил отца, просто втоптал его в грязь…

– Твой отец заставлял тебя убивать щенков? – в ужасе спросила Сейдж.

Дэвид кивнул:

– Да, вот такими вещами занимается моя семья. Но мой дядя не такой, он очень хороший, по сравнению с остальными. Дядя сказал, что собирается вытащить меня из этого дома и отвести в местечко получше. Я слышал, как он кричал и просил у меня прощения за то, что выудил из пещеры и вернул на эту ферму, потому что видел, как со мной обращались.

– Разве он не мог забрать тебя? – спросила Сейдж. – Разве ты не можешь жить у него?

Дэвид пожал плечами:

– Он перестал заезжать и не разговаривает с моими родителями после того случая.

– Найди его, – проговорила Сейдж, – и оставайся с ним.

Дэвид нахмурился и снова стал что-то рисовать. Выбрав место на правой руке, он нарисовал еще одну сову. Точки, черточки, совы и круги – похоже, эти изображения больше всего нравились Дэвиду. Сейдж наблюдала за ним и слушала, как на улице усиливается буря.

– Я видел сов в пещере, – проговорил Дэвид. – Их желтые глаза смотрели на меня.

– Да, страшно.

– Нет, я знал, что они были моими друзьями.

– Ты хороший художник, – произнесла Сейдж и внезапно почувствовала, как сильно ей не хватает ее мамы. – Очевидно, ты унаследовал это от кого-то из своих настоящих родителей.

– Да, может быть; мой брат совсем не умеет рисовать.

– Твой брат… он что, из твоей настоящей семьи?

– Нет, – отозвался Дэвид. – Он из этих, их настоящий сын, мой приемный брат.

Сейдж кивнула. Ребенок резко пошевелился, и у Сейдж появилось странное чувство, ощущение, что ее сейчас стошнит. За стенами завывал ветер, раскачивая маленькое строение. Казалось, что вся конструкция двигается, балансируя на краю пропасти. Сейдж стало не по себе, и она крепче прижала к себе Петал, Мейзи и Джейми.

Дэвид взял Сейдж за руку и, даже не спросив, стал рисовать у нее на руке птицу – она позволила ему. От его прикосновений у Сейдж по позвоночнику пробегали электрические разряды. Вдруг на крышу домика с хрустом упала ветка, и от неожиданности Сейдж дернулась.

– Это просто буря, – произнес Дэвид. – Не бойся.

– Не могу.

– Здесь тепло, и у нас есть еда.

Ветер завыл с еще большей силой, в печи заплясали искры, и Дэвид крепче сжал руку Сейдж.

– Ребенок, – проговорила она. – А вдруг что-нибудь случится и мы не сможем выбраться? Ветер пугает меня…

– Мы всегда можем позвать на помощь. – Выражение лица Дэвида было абсолютно серьезным. Он стал рисовать у нее на руке круги и точки. – Ты можешь вызвать духа.

– Посланника между мирами? – спросила Сейдж дрожащим голосом. На улице было темно. Дэвид предупреждал, что не будет говорить об этом днем, но ночь уже давно вступила в свои права.

– Да.

Стекла в окнах строения дребезжали. Сейдж боялась бури, но ей было ужасно интересно то, о чем говорил Дэвид: это напомнило Сейдж о матери. Ее мастерская была полна различными перьями, костями, камнями и золотыми проволочками. Сейдж вспомнила ловушки для снов, обручи, узорчато оплетенные нитями, словно паутиной, которые мама повесила над ее кроваткой, чтобы ловить хорошие сны, пролетающие мимо. Сейдж больше не знала человека, который бы так же верил в мир духов и в магические силы, как ее мать.

– Какого духа? – спросила Сейдж.

– Самого храброго, – ответил Дэвид. – Это магическое имя, которое будет тебя охранять. Если ты назовешь его, с тобой ничего не случится.

И снова в памяти Сейдж возникло то слово, имя воина из племени шошонов, которое говорила ее мать. Но теперь странное чувство прошло, потому что это показалось ей знакомым.

– Какое? – прошептала она.

– Вашаки. – Дэвид произнес один раз, а затем повторил громче.

Мгновенно перед глазами Сейдж возникла картина из далекого прошлого. Она увидела, как красная пыль на ранчо поднимается от шагов двух пар маленьких ножек. Одной парой были ее собственные ноги, а другая пара принадлежала брату. У мальчика были глаза такого же цвета, как у Дэвида, и, как и многие близнецы, они с Сейдж говорили одни и те же слова одновременно. Она слышала голоса отца и матери; они рассказывали ей и брату о вожде племени шошонов и о том, что его имя означает храбрость и мужество. Они с братом тогда держались за руки.

– О боже.

Дэвид поднял на нее глаза. Он был спокоен, а во взгляде появилось едва заметное любопытство.

– Джейк… – Голос Сейдж сорвался, и в глазах заблестели слезинки.

Дэвид взирал на нее.

– Что? – спросил он.

– Неужели такое может быть? – Сейдж схватила его за руки, по ее щекам полились слезы. – Разве так бывает? Я думаю, ты мой брат…