Текст книги "Прекрасные тела"

Автор книги: Лора Каннингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Теперь, готовясь идти к Джесси, Нина поклялась выкинуть Дондока (Дундука) из головы. Как только появилась Фло со своим ямайским ланчем, Нина извинилась и отправилась в душ.

В ванной, отделанной бирюзовым кафелем, были разложены приспособления для ухода за Мирой и детали ее «туалета»: клеенки, резиновые перчатки, подставки для зубов, – словом, полный ассортимент удручающих аксессуаров. Запершись в ванной, Нина согнулась и проворно извлекла диафрагму. Она подсчитала, что прошло уже шесть часов, а значит, можно спустить в унитаз любовные соки Дондока, не опасаясь «отсроченного оплодотворения». Быстро и с некоторым отвращением Нина промыла диафрагму, посыпала ее кукурузным крахмалом и убрала в футляр до лучших времен.

Нина простояла под душем дольше чем обычно, позволив горячей воде обновить ее чувство собственного «я». Она намылилась мылом, которое захватила из дома (оно пахло сандалом), а волосы вымыла обычным старым шампунем своей мамы, и это оказалось ошибкой.

Вот уже несколько лет Нина красила волосы. Она подозревала, что почти полностью поседела, и не хотела этого показывать. Она красилась щадящими импортными, почти натуральными красками, восстанавливавшими глубокий природный цвет ее волос – цвет красного дерева. Но когда она вышла из душа и высушила голову феном, то обнаружила, что шампунь ее матери слишком жесткий и что он не только смыл часть краски, оставив весьма неудачную белесую полосу вдоль пробора, но еще и вступил с краской в какую-то странную химическую реакцию, из-за чего волосы приобрели довольно причудливый ржавый цвет.

Ладно, сегодня с этим уже ничего не поделаешь. Нине надо убегать. Ой, она ведь должна еще и накрыть на стол! (Она не верила, что Фло подаст обед так же хорошо, как это сделает она сама. Фло наверняка будет использовать бумажные тарелки, которые промокнут, а Нина хочет, чтобы ее мама ела на лучшем чехословацком фарфоре.)

Еще мгновение Нина думала, не отменить ли поход в гости, не остаться ли с Мирой. Может быть, ночей осталось уже не так много… Но потом она вспомнила о Джесси, о Клер, обо всех подругах. Слишком давно она не виделась с ними, ведь она уже семь месяцев находилась в заточении в «Объединенном проекте». Как говорится, ей нужно было «проветриться». Долгие дни и ночи, когда она присматривала за мамой, казались бесконечными, но они кончатся. Просто Нине требовалась передышка, а инцидент с Дондоком оказался вовсе не тем, чего она хотела. Сегодня ей, как и Клер, были необходимы подруги.

Нина купила подарок для ребенка несколько недель назад – красивую куклу, которая могла симулировать естественные функции. Кукла была анатомически правильной. Нина знала, что подарок странный, но думала, что Клер он понравится. Нина предполагала, что: Клер будет практиковать на кукле то, чего никогда раньше не делала, – надевать на нее памперс, укачивать ее. Из всех подруг Клер Молинаро казалась наименее приспособленной к тому, чтобы стать матерью.

Нина помедлила, укладывая куклу в нарядную подарочную коробку. Пупс действительно походил на настоящего ребенка. В голове у Нины пронеслись воспоминания об игрушках ее детства, и она быстро закрыла коробку… Ничего, у нее еще может быть ребенок, с каждым днем это становится проще. Теперь они замораживают зиготы, к тому же можно имплантировать свою яйцеклетку в тело другой женщины… Нет, Нине просто нельзя отправляться на вечеринку, думая, что своего ребенка у нее никогда не будет. Она завернула и подарок для Клер – бюстгальтер для кормления (Клер никогда бы не сделала такую покупку, а ведь это важно). А еще чудесную ночную рубашку, чтобы Клер хорошо выглядела, когда ее отвезут в клинику. Она же собирается рожать в клинике, правда? С Клер никогда не поймешь: она живет в своем собственном мире и не является частью какой-либо из систем. Нина беспокоилась за Клер на протяжении всего их знакомства. Все они, подруги из «Тереза-хауса», волновались и переживали за Клер. Вот почему сегодняшний вечер так важен. Нина должна идти.

Она как раз ставила блюдо с солониной на специальный поднос и давала Фло инструкции, когда ей вдруг показалось, что мама задышала как-то иначе. Как будто бы в ее дыхании слышался призвук чего-то еще… «Нет, – подумала Нина, – не сейчас. Не сегодня».

Она сказала об этом Фло, но та ответила:

– Не надо волноваться, спокойно идите. Я о ней позабочусь.

«Да неужели?» – мысленно спросила Нина. Это был один из самых тяжелых моментов болезни Миры: Нине приходилось доверять совершенно чужим людям.

И тут в дверь квартиры «21 L» позвонили. Нина открыла. На пороге собственной персоной стояла Бася Беленкова, бывшая домработница Миры и ее землячка, тоже из «старой Одессы». На Басе была шуба и сетчатый шарф с блестками (она, как и Мира, любила блестки). И шуба, и шляпа Баси были припорошены снегом.

– Метель становится все сильнее, – сказала Бася. – Я подумала – посижу с Мирой.

Нина поцеловала старушку в сморщенную щеку, на которой было столько морщин, как будто бы Бася спала не на подушке, а на рыбацкой сети. Бася не умела ни читать, ни писать; она была истинным эмиссаром из прошлого. Когда она работала на Нинину маму, та давала ей инструкции, вырезая фотографии продуктов из рекламного буклета соседнего магазина, и Бася покупала «по картинке». Женщина она была низенькая, коренастая и носила тяжелые боты с меховой оторочкой. Казалось, что она явилась прямиком из родной деревни, чтобы защитить свою подругу и благодетельницу.

Нина в жизни никому так не радовалась. Не о чем волноваться, если вахту несет Бася. Старая женщина готова была охранять ее маму до последнего.

– Я немного боюсь оставлять маму, – призналась Нина, – но это такой важный вечер.

Бася посмотрела на Миру: та не ела солонину, а дремала, поджав губы. Бася прислушалась к ее дыханию и посмотрела на Нину.

– Иди, – сказала она, – твоя мама не покинет нас сегодня.

Проинструктировав обеих женщин, чтобы они непременно звонили, если что-то «изменится», Нина согласилась идти. Она поцеловала маму. Та улыбнулась, когда Нина сказала: «Маммала», и даже смогла ответить: «Учинка». Нину беспокоил мамин затуманенный взгляд, едва заметный сбой дыхания, который только она, Нина, ощущала. Она взяла маму за руку – как будто бы просто в знак привязанности, – а сама прощупала у нее пульс. Шестьдесят. Совсем неплохо.

– Учинка, – сказала Мира. – Учинка, тучинка.

«Тучинка» убедила Нину – наверное, она действительно может идти. Нина опять почувствовала жуткую нерешительность: а что если – несмотря на Басю, которая охраняет маму от смерти лучше всякого бульдога, – мама все-таки умрет или впадет в кому, пока Нина в гостях? Сможет ли она жить с такой болью?

Нина подержала маму за руку: рука была холодная, кожа тонкая… Мира никогда бы не оставила ее, Нину, если бы это онаумирала. «Но, возможно, – подумала Нина, – в этом и есть разница между матерями и дочерьми». Мать останется в этой комнате. Мать никогда не уйдет. Но дочери придется уйти… к тому же мама наверняка хотела бы, чтобы дочь встретилась с подругами. Разница между ними еще и в этом: Нина знала, что мама никогда бы не попросила ее «принести себя в жертву».

Нина поцеловала Миру в щеку. Даже если она, Нина, когда-нибудь родит ребенка, мама об этом так и не узнает. Вполне вероятно, что Нина останется бездетной, но мама не будет знать и об этом. Возможно, заботясь о маме, Нина ближе всего подошла к чувству материнства, которого ей пока не суждено было испытать… Так, может быть, ей все-таки остаться с мамой?

Что-то, но только не осознанное решение, вынудило Нину выйти из комнаты, из квартиры, из дома. Чем дальше она уходила от мамы, тем быстрее были ее шаги. «Просто будь там, когда я вернусь», – мысленно попросила она и нажала на кнопку лифта.

И вот Нина оказалась за пределами башен «Объединенного проекта», вокруг которых вился снег, словно стремившийся окутать дома огромным полотнищем развевающейся белой марли. Снег был подсвечен прекрасным лавандовым сиянием, и Нина испытала облегчение, когда шла, повеселевшая, в водонепроницаемых ботинках на меху, к автобусной остановке. Нине повезло: сквозь кружево падающего снега заблестело золото фар, и у остановки затормозил экспресс до Манхэттена. Крепко держа подарки и шоколадный торт-суфле, упакованный в коробку и водонепроницаемый полиэтиленовый пакет, Нина запрыгнула в автобус и помчалась на встречу с подругами.

Глава четвертая
РЕПРОДУКТИВНАЯ СПОСОБНОСТЬ: ЦЕНА ВОПРОСА

В которой Марта завершает сделку по триплекс-пентхаусу и проходит осмотр у специалиста по бесплодию.

В северной части Манхэттена из окна своего пентхауса Марта могла разглядеть надвигающуюся бурю. На такой высоте буря казалась едва различимым черным комочком, приближавшимся с севера. Марта приметила этот ком, но ее гораздо больше увлекала панорама Нью-Йорка, раскинувшаяся внизу. Город-игрушка, детский конструктор со шпилями и искусственного вида зелеными квадратиками – садами на крышах. С этой высоты даже реки казались неподвижными – серебряными лентами, обвившимися вокруг острова Манхэттен.

Вид из окна радовал Марту, но она предпочитала любоваться им ночью, когда блеск огней облагораживал простиравшуюся на востоке Асторию, [30]30
  Бедный район в западной части Куинса.


[Закрыть]будившую в Марте неприятные воспоминания о начале жизненного пути. Марта любила смотреть на север и стремилась к нему всем сердцем, хотя освещение с северной стороны было намного холоднее, чем с южной, куда выходили окна просторной гостиной. Там, на севере, высились еще более величественные, еще более соблазнительные здания, чем то, где жила она. Не далее как сегодня утром Марта осуществила сделку по продаже триплекс-пентхауса – тридцать комнат, можете себе вообразить? Большинство людей даже не подозревают, какие миры возвышаются над улицами Нью-Йорка и чтоможно себе позволить, имея деньги.

К примеру, в восточной части Шестьдесят четвертой улицы живет дама, которая держит у себя в саду породистую лошадь. На Пятой авеню обитает один чертовски эксцентричный господин, в чьем особняке резвятся тринадцать чихуахуа. Марта пошла бы на убийство, чтобы только взять этот дом в оборот, но пока хозяин напрочь отказывается его продавать. А ведь сам он даже там не живет – только его собаки и приставленный к ним человек… Ну что ж, Марта продолжит окучивать этого чудака, маленького лысого мужчину, чем-то похожего на чихуахуа, заказывая для его любимцев первоклассные стейки из Небраски. [31]31
  Штат Небраска славится мясными продуктами и в особенности стейками.


[Закрыть]Может быть, в один прекрасный день он…

Над сегодняшней сделкой по продаже триплекс-пентхауса Марта билась долго и упорно. Два года обхаживала она владельцев, несмотря на то, что они ужасные крохоборы: представляете, кормят гостей полуфабрикатами! Уму непостижимо – устроили обед на шестерых и поставили на стол одну-единственную бутылку вина, а в качестве горячего подали разогретый в микроволновке рис и мелко нарезанные сосиски.

Подумав о том скверном дешевом обеде, Марта достала электронный органайзер и сделала в нем пометку: «Принести на вечеринку Клер вино». Она напомнила себе, что на кухне, в специальной винной кладовой с контролируемым температурным режимом, у нее припасена бутылочка «Вдовы Клико». Если она захватит с собой шампанское в качестве подарка хозяйке, то на столе будет по крайней мере один приличный напиток Марта не собиралась пить бурду, которую ее подруги считают вином, – ей вовсе не улыбалось заработать головную боль на почве аллергии. А с бокалом дорогого шампанского она могла бы произнести тост в честь Клер. Да, но сама Клер не станет пить «Вдову Клико» – она же беременна. Тут Марта сделала еще одну пометку в органайзере: «Безалкогольный газированный виноградный сок для Клер». Тогда и будущая мамочка сможет поднять бокал, не ставя под угрозу развитие плода. Однажды Марта прочитала целую статью об алкогольном синдроме – там утверждалось, что алкоголь может спровоцировать самые разные пороки развития (например, густой волосяной покров на теле младенца).

Марта все продумала. Накупив подарков для Клер, она не забыла и об остальных подругах: для каждой приготовила какие-нибудь приятные и полезные мелочи. Слава аллаху, она сумела выстроить свое расписание так, чтобы все-таки втиснуть туда бэби-шауэр для Клер. Но если бы Джесси отличалась такой же организованностью, то Марте не пришлось бы испытывать эти трудности… Ну как можно было назначать вечеринку в честь Клер на 21 декабря? Все же знали, что сегодня у Марты очень трудный вечер. Сегодня у Дональда день рождения. Последний день рождения в качестве холостяка. Роскошный ужин, устраиваемый по этому поводу, был одним из важнейших, жирно обведенных в ее календаре событий – наравне со свадьбой следующим летом. Марта упоминала об этом годзиллион [32]32
  Слово, образованное из числительного «миллион» и названия гигантского монстра из японского фильма «Годзилла».


[Закрыть]раз. Можно было бы и запомнить, после стольких-то разговоров. Вероятно, ей следует подарить подругам по электронному органайзеру… Она сделала соответствующую пометку с вопросительным знаком. Ей вовсе не хочется пускать им пыль в глаза, но органайзер значительно облегчит им жизнь, они смогут лучше сверять свое расписание с ее расписанием, что позволит в дальнейшем избегать таких ужасных ситуаций, как сегодняшняя. Да, пожалуй, так она и поступит. У нее записаны все дни рождения, и если она купит сразу пять органайзеров, то ей сделают скидку. Да и потом, на сегодняшней сделке Марта заработала mucho [33]33
  Mucho – много (исп.).


[Закрыть]dollaros… Значит, она в состоянии осчастливить подруг. О да, она получит огромное удовольствие, сделав им такой приятный сюрприз.

И все же радость Марты была омрачена. Конечно, ей удалось продать триплекс-пентхаус на эксклюзивных условиях, но она предпочла бы купить его для себя. После триплекса собственный пентхаус показался Марте тесноватым, словно все ее десять комнат могли уместиться в одном только холле той квартиры. Она попыталась убедить себя, что на самом деле ей не нравится вертикальная направленность триплекса (к слову сказать, раньше принадлежавшего одному кинорежиссеру и его жене – телеведущей), но это было неправдой: Марте ужасно хотелось иметь такие балконы и сводчатые потолки. Она говорила себе, что та квартира слишком «готическая», со створными окнами, что из ее собственных широких окон любоваться пейзажем куда приятнее, но на самом деле прекрасно понимала: те ромбовидные окна бесценны, неровность старого стекла – безусловный плюс. Люди охотнее платят за то, что сделано до войны: мастера прошлого славились качеством работы. Восемьдесят лет назад можно было нанять настоящих итальянских умельцев. Теперь уже не найдешь ни стеклодувов, ни резчиков по камню, не то что когда-то… «Да уж, раньше иммигранты были лучше», – с сожалением подумала Марта.

Когда она смотрела в эти старые окна, ей казалось, что она глядит сквозь воду. Стекла были с изъянами, а потому и пейзаж за окном казался колеблющимся, словно по нему шла рябь. Завороженная этой зыбкостью, Марта не могла избавиться от впечатления, что наконец-то нашла жилище-мечту, где вид из окна был действительно «умереть – не встать». В глубине души Марте очень понравился триплекс, и она хотела жить там, а не в своей некогда любимой квартире «Ph 43».

Готовясь к выходу, Марта утешала себя, вспоминая, что ванны триплекса (стоившего, между прочим, восемнадцать миллионов) в подметки не годятся ее собственной. Забавная черта старых квартир: какими бы дорогими они ни были, в них неизменно обнаруживаются следы запустения – например, кухня, не ремонтировавшаяся с 1924 года, со старой газовой плитой на маленьких ножках, или тесный туалет, где приходится дергать за цепочку (в триплексе таких было целых восемь). Кафель просто убийственный – даже не классический черно-белый, выложенный узором «домино», а отвратительный «розовый фламинго» и гнилостная бирюза – остатки эпохи 1950-х, когда бал правили нувориши. Новым владельцам придется перепланировать восемь ванн, но, как бы они ни старались, расположение труб никогда не позволит им устроить настоящую туалетную комнату, а вернее, целые апартаменты с ванной и биде, вроде тех, где в данный момент Марта завершала свой туалет.

Ванная комната Марты была двадцать на восемнадцать футов, с прелестными нишами для раковин, а также целым отсеком для тяжеленных махровых халатов и египетских полотенец с монограммами. Марта заплатила за эту роскошь mucho dollaros, но не жалела ни об одном потраченном сантиме. Столько нулей за такой бесшумный смыв…

Марта подумала, что сейчас в моде большие ванные; они значительно повышают стоимость квартир. А ее ванная просто огромна. Раковины из настоящего мрамора, позолоченные краны. Зеркала венецианского стекла, а на потолке – французская люстра, которая, вполне возможно, некогда украшала один из залов… Версаля. Андре, дилер, занимавшийся антиквариатом, доставал для Марты вещи – за очень неплохие деньги, зато без лишних вопросов. Он не сообщил ей, где приобрел эту люстру, но показал ее изображение в старинной книге, и знаете, где она висела?

– Скажем только, что Мария Антуанетта тоже была к ней неравнодушна, – сказал он Марте.

И вот теперь эта люстра заняла почетное место в Мартиной ванной. Вся комната была бело-золотая, а из трех окон открывался самый лучший вид на город.

Да, ванная у Марты великолепная, но другой и быть не могло: она проводила здесь массу времени. Она пробежала глазами по графикам температур и овуляции, прикрепленным к венецианскому зеркалу. Красным обозначались ее попытки забеременеть (в последние два года): красная линия, ведущая в никуда.

Еще и поэтому сегодняшний день был таким важным – даже не просто важным, а решающим. Марте понадобился год, чтобы записаться на прием к доктору Фрэнсису Хитцигу, самому востребованному в мире специалисту по бесплодию. И как только ее подруги умудрились выбрать для бэби-шауэра именно сегодняшний вечер?

Может, по предсказаниям астрологов этот день чреват какими-нибудь неприятностями? Марта не особенно верила в такие прогнозы, но как-то раз одна клиентка порекомендовала ей своего астролога. Марта пошла к нему и даже заказала свой подробный гороскоп, чтобы только отвязаться и в то же время укрепить отношения с клиенткой: та унаследовала от покойного мужа империю по производству краски для волос, а посему могла позволить себе квартиру среди звездво всех смыслах этого словосочетания. Гороскоп Марты оказался туфтой, стоившей beaucoup [34]34
  Beaucoup – много (фр.).


[Закрыть]баксов, причем наличными, но, видимо, в силу простого совпадения там обнаружилось несколько любопытных деталей. Оказывается, по знаку зодиака Марта – Козерог, то есть козел. Стоит этому козлу стукнуть копытом, как Марта сразу вознесется на самую вершину. В общем, что-то в этом роде. В гороскопе были также обозначены шесть дней, когда ей нельзя принимать решения, и сегодняшний, 21 декабря, был как раз таким днем. То ли Луна в Сатурне, то ли еще что.

Поистине, этот день оказался самым трудным в календаре Марты: мало того, что сегодня день рождения ееДональда (причем не обычный день рождения, а сорокалетие, юбилей, жизненная веха), так ей еще нужно попасть на прием к главному гинекологическому светилу-Нью-Йорка, к самом у доктору Хитцигу. Марту записали на 17.15, то есть сверх основного расписания (единственный шанс прорваться к доктору, и упускать его было бы безумием). Словом, сегодняшний день – во всех смыслах решающий. От предстоящего маршрута просто захватывало дух: сначала на север, в сторону клиники «Маунт-Синай», [35]35
  Известная клиника на северо-востоке Манхэттена (угол Девяносто девятой улицы и Пятой авеню).


[Закрыть]потом в южную часть Манхэттена, к Джесси, а потом опять назад, к Юнион-сквер, [36]36
  Площадь возле пересечения Четырнадцатой улицы и Парк-авеню.


[Закрыть]где Марту ждет столик (забронированный одиннадцать месяцев назад) в самом модном ресторане Нью-Йорка, в «Зеленом омаре».

И почему Джесси настояла на том, чтобы устроить вечеринку на этом ее чердаке? Еще и место такое неудобное – надо пилить через весь Манхэттен. В любой другой вечер Марта предложила бы устроить праздник у себя, в «Ph 43». Во-первых, ее пентхаус – это, слава богу, не чердак Джесси, во-вторых, она живет в удобно расположенной, цивилизованной части города, в-третьих, она могла бы пригласить повара и официантов, чтобы подруги отдохнули как люди, а не бегали как очумелые среди всего этого предрождественского безумия, охватившего город. Да вдобавок сегодня еще обещают «бурю столетия».

Марта стояла обнаженная перед большим, до пола, зеркалом. Вдруг она почувствовала какой-то легкий укол, а скорее даже стук в груди. Она знала, что это не паника. У Марты было одно незначительное сердечное заболевание, характеризовавшееся теми же симптомами, что бывают при волнении, – пролапс митрального клапана. Время от времени в области сердца начиналась какая-то стукотня, ток кислорода то замедлялся, то ускорялся, в связи с чем возникало ощущение, похожее на внезапный испуг.

«Успокойся, – скомандовала она себе. – Теперь зарядит, как часовой механизм…» А ведь день вроде бы начался успешно: сделка прошла гладко, правда, как ни странно, возникли кое-какие непредвиденные расходы… но такое случается. Марта сумела сгладить ситуацию: неужели устраивать скандал из-за пары тысяч, включенных в графу «прочие расходы», когда на кону миллионы? Марта с радостью взяла это на себя – ко всеобщему удовольствию. Покупатели, рисковые супруги-капиталисты, уже сегодня уснут в башне-триплексе, вознесенной высоко над южной частью Центрального парка, в спальне со сводчатым потолком и стрельчатыми окнами, из которых открывается вид «умереть – не встать никогда». Да, в обозримом будущем новые владельцы триплекса будут счастливы, хотя это продлится всего несколько месяцев, – в наше время недвижимость на глазах теряет в цене.

Ч-черт… Теперь Марта готова была убить себя из-за того, что в честь завершения сделки выпила апельсинового сока, – именно сок, будь он трижды проклят, спровоцировал у нее состояние, похожее на панику. Углеводы, сахар, особенно фруктовый сок нарушили ее метаболизм, вредили сердцу. Пребывая в эйфории по поводу событий этого дня, Марта забыла о своей проблеме и выпила свежевыжатого сока. Большая ошибка. Марта вспомнила, что в последний раз, когда она выпила сок и съела отвратительную липкую булочку (на этом настаивал идиот-продавец), ее вынесли из банка на носилках и увезли на машине «скорой помощи». Аллергическая реакция в совокупности с врожденным повышенным уровнем глюкозы вызывала у Марты симптомы паники: влажные ладони, бешеный стук сердца. В такие моменты она могла даже потерять сознание, что однажды и произошло, она рухнула на мраморный пол и сильно ударилась головой.

Марта вдыхала и выдыхала, стараясь замедлить учащенное сердцебиение. Она должна произвести на доктора Хитцига хорошее впечатление, должна, просто обязана… Ее не отпускало чувство, что для нее это последний шанс родить ребенка. А она должна иметь ребенка.

Она не злилась на Клер, наоборот – радовалась, что подруга, по крайней мере, не окончит свои дни в полном одиночестве. Но это она, Марта, полностью экипирована, чтобы подарить этому миру ребенка, а не Клер, чей специфический стиль жизни просто не совместим с подобным предприятием. И вот вам, пожалуйста, – забеременела не Марта, а Клер, причем явно без всяких усилий, в каком-то безумном любовном угаре, о котором им еще предстоит услышать сегодня вечером.

Марта поклялась не судить. «Все мы разные, – напомнила она себе, – и то, что было бы непростительным поведением в моем случае, вполне извинительно для Клер». Она еще не знала подробностей, но могла их вообразить, зная Клер. Впрочем, может быть, и не могла вообразить: Клер была единственным человеком, всегда удивлявшим Марту.

Она также пообещала себе, что сделает все возможное, чтобы подруги не чувствовали себя униженными. Зная их нрав, она предпочитала умалчивать о своих достижениях. Между прочим, на прошлой неделе Марту выбрали «Риэлтером года», но она лучше не будет об этом распространяться или, по крайней мере, попробует приуменьшить свои успехи. Она вовсе не хотела тыкать подруг носом в очевидный факт: у нее есть то, чего нет у них. Что поделаешь, зависть свойственна человеческой натуре…

А еще Марта собиралась всячески скрывать, что не одобряет безрассудного поведения по меньшей мере трех ее лучших подруг. Ей-богу, носятся по Нью-Йорку, да и по свету, словно им все еще по двадцать лет, игнорируя очевидное: если они хотят позаботиться о будущем, вернее, о том, чтобы как-то скрасить остаток своих дней, то у них остается совсем мало времени.

«Существуют некоторые истины, – рассуждала Марта, лежа на коврике в ванной и держа зеркальце между ног, чтобы первой бросить взгляд на то, что предстояло увидеть доктору Фрэнсису Хитцигу. – Нужно сделать успешную карьеру, выйти замуж или по крайней мере жить с человеком, заключив официальный договор о ваших финансовых отношениях (они с Дональдом уже заключили два – предбрачный и пред-предбрачный) и конечно же, завести детей».

Марта разглядывала чуть искривленное изображение своей ненадежной шейки матки, предчувствуя, что однажды этот орган придется «запечатать», как это произошло с ее сестрой. У многих родственников Марты возникали проблемы с деторождением, но, очевидно, им удавалось эти проблемы решать. А как иначе объяснить такое количество Слоунов? (На самом деле, их фамилия была Саркис, но в 1982 году все члены семьи предпочли изменить фамилию на английскую.)

Марта в очередной раз возблагодарила свои счастливые звезды за то, что они подарили ей такого идеального партнера. Она не могла даже вообразить себе человека более похожего на нее, чем Дональд Ван Вранкен Третий. Ей даже нравилось, что он «третий», хотя она предпочитала не вспоминать о двух «первых» – его братьях (великовозрастные недоумки унаследовали кучу денег и при этом пускали слюни и ходили под себя). Дональд был довольно красив (мужчины не должны быть слишкомкрасивы, как муж Сью Кэрол, – красавцы всегда изменяют), к тому же он происходил из того круга, который объединяется одним понятием: «старые деньги». Mucho, куча, dollaros. Когда они заключали предбрачный договор, Марта бросила взгляд на его банковский счет и просто не смогла сосчитать количество нулей.

Она на мгновение затаила дыхание, прислушиваясь, не ходит ли Дональд по квартире. Его комната находилась в задней части «Ph 43», там он и работал – играл на бирже через интернет, любуясь из окна видом на Ист-Ривер. Марта толком не знала, как он делает деньги, но ей это и не требовалось. Они вместе ходили в чудесные рестораны, получая столики, за которые другие люди бились годами. Метрдотели все как один узнавали Марту, помнили ее имя. «Метрдотелям нужны квартиры, – рассуждала Марта. – Всем нужны квартиры. Или же квартиры нужны их сыновьям и дочерям. А я могу с этим помочь».

Да, она и Дональд Ван Вранкен Третий были два сапога пара, клоны, несмотря на разницу в происхождении. У них одинаковый вкус во всем – от фильмов до сантехники. Что еще важнее, Дональд выразил полное согласие с «Планом»: не заключать брак, пока они с Мартой не убедятся, что у них точно будет потомство. А иначе зачем вся эта юридическая канитель? Дональд уже имел печальный опыт: первая жена обобрала его до нитки. Она занималась производством одежды, и Дональд шутил, что она забрала его костюмы, чтобы отдать новому мужу. «Счастье еще, что у нихнет детей, – промелькнуло в голове у Марты, – а то ситуация была бы куда хуже». А так все идеально: она и только она станет матерью его отпрысков. Никаких имущественных споров впоследствии. А дети у них должны быть. Дети должны быть у всех. Иначе жизнь начинает неумолимо сползать вниз по спирали, в конце которой – одинокая смерть. Покупать игрушки некому, от Рождества тоже никакой радости, и конечно же, некому оставить наследство. Марта вдохнула и выдохнула: кажется, сердце поутихло, пульс выровнялся.

Она действительно боялась за подруг. Ей не следует их поучать, а то они, того и гляди, впадут в депрессию. А вот Марта не имела склонности к депрессии. Когда у нее учащалось сердцебиение и увлажнялись ладони, это объяснялось причинами медицинского характера, и бороться с этим можно было медицинскими способами. На сегодняшний день она уже решила массу проблем своего организма: изменила форму носа, избавилась от «галифе», устранила непосредственные причины своего бесплодия.

Хотя в зеркальце, зажатом между Мартиными бедрами, было невозможно разглядеть последствия хирургических операций, произведенных на ее женских органах, Марта знала, что там, за розовой и явно здоровой щелью, все в полном порядке: трубы проходимы, а повреждения, нанесенные внутриматочной спиралью, залечены. Сейчас Марта готова была убить себя за эту долбаную спираль. Она никогда не доверяла подозрительной штуковине, торчавшей у нее внутри, словно какое-то распятие. Марта предпочитала приспособления, которые можно было вставлять и вынимать самостоятельно, вроде диафрагмы. Раньше она часто использовала диафрагму в сочетании со спиралью, хотя и опасалась, что спираль может диафрагму продырявить. Ну да ладно, все это уже в прошлом. Теперь не осталось даже шрама, и Марта просто пышет здоровьем, – не считая досадной стукотни в груди, – так что доктор Хитциг сумеет ей помочь, правда же?

Итак, сумеет ли она пройти испытание? Марта по-прежнему держала между ног зеркальце для бритья, придирчиво вглядываясь в отражение своих гениталий: она готовила свое тело для доктора Хитцига так же тщательно, как для любовника. Она приняла ванну, намазалась увлажняющим кремом, удалила все волосы на ногах, оставшиеся после электролиза, и теперь разглядывала свои самые интимные места, стараясь быть объективной.

Покосившись на свое отражение в большом зеркале, Марта не улыбнулась. Все слишком серьезно: ей необходимо произвести хорошее впечатление. Сегодня утром она испробовала удаление волос с помощью воска: эту операцию произвела над ней румынка из салона красоты, расположенного в подземном уровне отеля «Четыре времени года» на Пятьдесят седьмой улице. Доктор Хитциг долженсделать Марту своей пациенткой. Ему должнопонравиться то, что он увидит.

Доктор Фрэнсис Хитциг был лучшим в мире специалистом по бесплодию. «У меня любая забеременеет», – хвастался он. Он одним из первых согласился заниматься пятидесятилетними, так что сорокалетняя Марта Слоун оказалась одной из самых молодых женщин, осаждавших приемную на Парк-авеню.

Но хорошие ли у нее показатели? Чтобы попасть к доктору Хитцигу, надо было выстоять огромную очередь. Добиваясь цели, Марта пустила в ход все свое влияние. К счастью, одна из Мартиных клиенток – светская львица с удвоенной маткой – оказалась пациенткой Хитцига. Узнав об этом, Марта нашла для львицы «совершенно исключительную, единственную в своем роде maisonette, [37]37
  Maisonette – квартира с отдельным входом, обычно двухэтажная.


[Закрыть]спрятанную в самом сердце Манхэттена». В обмен на столь неоценимую услугу женщина с удвоенной маткой пустила в ход своевлияние, чтобы помочь Марте в битве за материнство, которую та вела уже из последних сил.