Текст книги "Убить чужой рукой"

Автор книги: Лиза Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Грязные?

– Сплошь в дерьме, если точнее. В течение полугода все они отправлялись прямиком в холодильник. Затем эти диеты – списки продуктов, которые Натану нельзя есть, и перечень того, что ему можно: какие-то странные витамины, травы, пищевые добавки и лекарства. Говорю вам, мистер Додж, я работаю уже пятнадцать лет и никогда ничего подобного не видел. Нет никаких сомнений, Кэтрин Гэньон издевается над своим сыном.

– У вас есть доказательства?

– Нет, но мы их получим. Камера видеонаблюдения стала ее первой ошибкой.

Они снова пытались его подловить. Он не удержался и переспросил:

– Камера видеонаблюдения?

– В спальне, – уточнила Д.Д. – Вечером в четверг она была выключена. Если верить представителям обслуживающей фирмы, это невозможно.

– Не понимаю, – откровенно сказал Бобби, остановился и потер затылок.

– Камера в спальне запрограммирована на автоматическое отключение в полночь, но она чудесным образом выключилась в десять часов. Кэтрин рассказала нам какую-то байку о том, что часовой механизм сломался. Но мы поговорили с представителями компании. В четверг, когда Джимми подал документы на развод, он заодно пообщался и с ними. По его словам, в доме сложилась определенная ситуация, и он хотел следить за происходящим, будучи уверен, что никто не испортит камеру. Тогда представители фирмы переустановили всю систему целиком и сообщили ему новый код. В четверг камера работала как положено, а самое главное, единственный, кто мог изменить настройки, – Джимми Гэньон.

– Значит, он выключил камеру в спальне?

– Нет, – сказал Копли. – Не он. Она.

– Но вы только что сказали, что она не могла…

– Нет. Держу пари, она об этом и не подозревала до десяти часов, когда ее план начал действовать. Могу поклясться, она несколько минут в полном отчаянии стояла перед пультом управления, пытаясь понять, почему ей не удается взломать систему. Ей нужно было попасть в спальню. Вы единственный должны знать зачем.

Бобби собрался протестовать, а потом вдруг все понял. До него дошло жуткое предположение Копли. Он замолк и просто позволил прокурору закончить.

– Вам пришлось стать свидетелем, мистер Додж. Вы увидели, как Джимми, который до тех пор не брал в руки огнестрельного оружия, вдруг принялся угрожать пистолетом жене и ребенку. Отдельный вопрос, конечно: что заставило его так поступить и кто сунул ему в руку пушку? А уж этого мы не должны были увидеть. Кэтрин не хотела, чтобы домашняя система видеонаблюдения это зафиксировала. И тут она догадалась. Она перевела часы на пульте управления на два часа вперед – и готово. Камера «подумала», что уже полночь, и автоматически отключилась. Кэтрин умна, надо отдать ей должное. Слишком умна, когда речь заходит о собственной выгоде. – Копли вдруг сменил тему: – Она нуждалась в вашей помощи, мистер Додж? На той вечеринке вы просто поболтали с ней немного о работе, пытаясь создать приятное впечатление? Или дело у вас зашло дальше? Несколько свиданий? А может, весь план целиком принадлежал вам?

– Повторяю в последний раз, я не помню, чтобы с ней разговаривал. – Бобби тряхнул головой. Ему все надоело. Он даже не мог припомнить ни одного концерта. Если честно, подобные мероприятия его утомляли. Он действовал машинально, улыбался, пожимал руки и отсчитывал минуты до окончания вечера, когда можно пойти домой, снять смокинг и затащить Сьюзен в постель.

А потом вдруг он кое-что вспомнил.

«А куда вас чаще всего вызывают? Ограбления банков, захват заложников, сбежавшие преступники?»

«Нет. В основном всякие домашние неурядицы. Когда пьяные идиоты лезут в бутылку и начинают угрожать собственным семьям».

«И для этого вызывают отряд специального назначения?»

«Если парень вооружен – да. Это называется „локальный захват“. Члены семьи считаются заложниками. Мы очень серьезно относимся к таким вызовам, особенно если там стрельба».

Это случилось на маскараде, когда покровители изящных искусств дефилировали по залу в масках, украшенных перьями. Джимми и Кэтрин Гэньон остановились поздравить Сьюзен с удачным исполнением. Черные волосы Кэтрин были собраны в пучок на затылке; она расхаживала в узком золотистом платье и экзотической маске павлина. С первого взгляда Бобби понял подоплеку этого вызывающего костюма. А потом он переключился на Джимми, пожиравшего Сьюзен глазами и переставшего уделять внимание Кэтрин.

В итоге он резко оборвал разговор, неуклюже извинился и увел Сьюзен. Потом они дружно обсуждали столь вызывающее поведение Джимми и чувствовали то смутное моральное превосходство, которое всегда испытывает одна пара, когда встречает другую – богатую, преуспевающую и так далее, но испорченную.

Бобби опустил голову. Черт, он не хотел сейчас об этом вспоминать.

– Мы ее поймаем, – повторил Копли. – А вы знаете, Кэтрин не из тех женщин, кто достойно принимает поражение. Первый признак реальной угрозы – и она кого только не приплетет. Вы ведь не хотите, чтобы вас подхватило течением, мистер Додж?

– Вы даете мне время подумать? – язвительно спросил Бобби. – Ну-ка, я угадаю. До пяти часов вечера завтрашнего дня.

Копли нахмурился.

– Теперь, когда вы сами это сказали…

– Да, да, завтра. Я вам позвоню. – Бобби сделал широкий жест, предлагая им подняться со старенькой кушетки и выйти. Д.Д. странно на него посмотрела.

– Последнее, – сказал Копли, останавливаясь на пороге. – Где вы находились вчера с десяти вечера до часу ночи?

– Убивал Тони Рокко, разумеется.

– Что…

– Спал, черт вас подери! Спасибо, что пришли и обхамили меня в моем собственном доме! Проваливайте.

Копли по-прежнему торчал в дверях.

– Дело серьезное…

– Это мое дело, – отозвался Бобби и захлопнул дверь.

Глава 22

Ответить на звонок оказалось не слишком удачной мыслью, особенно сейчас. Теперь нужно было общаться с позвонившим, а тот выражал крайнее недовольство.

Клиент приказал сделать так, чтобы случившееся выглядело как несчастный случай или, на худой конец, как убийство с целью ограбления. Но если человека зарезали кухонным ножом – это уж никак не похоже на несчастный случай!

– Я вам уже говорил, что не могу его контролировать.

– Теперь за работу принялась полиция, Робинсон. Дело становится чертовски запутанным.

– Вряд ли его это беспокоит.

– Почему? Потому что он знаменитый «мистер Босу»? Кстати, что означает его прозвище?

– Кажется, так по-японски называется один гимнастический снаряд.

– Не понимаю.

– Нечто вроде полусферы. Одна сторона плоская, а вторая выпуклая. На ней балансируют в упоре присев. А если перевернуть эту штуку, то можно делать на ней выжимания со штангой. Ее часто используют в тюремных спортзалах.

– Робинсон, вы хотите сказать, я нанял человека, который считает себя тренажером?

– Вы наняли человека, охотно причиняющего другому боль.

Клиент несколько секунд молчал. Робинсон тоже.

– Он готов к следующему заданию?

– Готовится. Но есть одно небольшое препятствие.

– Какое?

– Мистер Босу выдвигает новые условия. Вместо десяти тысяч долларов он просит тридцать.

Клиент засмеялся:

– Неужели? Да ведь он завалил свое первое поручение!

– Полагаю, мистер Босу думает иначе.

– Он открыл счет?

– Нет.

– Почему?

– Он предпочитает наличные.

– Ради Бога, передайте кое-что этому психу. Во-первых, у меня нет такой суммы наличными. Во-вторых, он получит десять тысяч, и ни цента больше. И если честно, пусть радуется такой сумме. Мы оба прекрасно знаем: я всего лишь попросил его выполнить то, что он собирался сделать сам.

– Вряд ли он пойдет на такую сделку.

– Вся жизнь – это сделка.

До клиента донесся глубокий вздох. А что еще оставалось?

– Мистер Босу прислал записку. Он пишет, если вы хотите результатов, то заплатите ему тридцать штук. Если нет, это также обойдется вам в тридцать штук. Мистер Босу знает, где вас найти.

– Что? Вы ведь ничего ему не сказали? Я думал, вы посадили его в машину и вручили украденный мобильник. Как он мог меня выследить?

– Полагаю, он блефует. Но уверенности нет. У меня свои связи, возможно, у него свои.

Клиент помолчал, тяжело переводя дух. От гнева или от страха – трудно судить.

– Что вы думаете, Робинсон?

– Пожалуй, стоит заплатить или смыться из города.

Клиент шумно вздохнул.

– Скажи ему, условия не меняются. Напомни: я вытащил его из тюрьмы и с той же легкостью могу загнать обратно.

– Чтобы вернуть мистера Босу в тюрьму, надо сначала его… поймать.

Пауза.

– Черт, – отозвался звонивший.

* * *

Мистер Босу купил щенка. Пришлось зайти в зоомагазин, открытый в воскресенье вечером. Магазин с переполненными полками, дешевым линолеумом и слабым запахом антисептиков вселил в него некую нервозность. Учитывая то, что всего сорок восемь часов назад он сидел в тюрьме, разглядывание щенят и котят, втиснутых в крошечные проволочные клетушки, приносило ему мало удовольствия.

Он рассчитывал поболтаться здесь какое-то время. Зоомагазин, в котором полно пушистых котят, забавных щенят и детей, – разве это не замечательно? Но гнетущая атмосфера этого места заставила его отступить.

Мистер Босу купил щенка. Крошечного восторженного щенка, помесь терьера с гончей, белого, с огромными коричневыми пятнами вокруг глаз, болтающимися ушами и длинным хвостом. Это был самый замечательный щенок из всех когда-либо виденных им.

Он приобрел поводок, маленькую переноску, похожую на саквояж, и штук сто резиновых игрушек. Возможно, он перестарался. Но щенок (Пятныш?) покусывал его за подбородок и тыкался ему носом в шею с таким энтузиазмом, что мистер Босу охотно купил бы ему любую безделушку.

Потом он взял щенка на поводок, и они весело зашагали по Бойлстон-стрит. Песик (Снежок?), оказавшись на свежем воздухе, пришел в неимоверный восторг. Если подумать, и человек тоже.

Мистер Босу и щенок (Игрун? Ну же, щенку нельзя без имени!) дошли до угла. Там мистер Босу достал из кармана карту. Рядом остановилась женщина – светловолосая, красивая, одетая по последней моде. Осенняя коллекция Ральфа Лорена. Она одарила его роскошной улыбкой.

– Какой замечательный щенок!

– Спасибо. – Мистер Босу взглянул на нее. Детей поблизости нет. Он чувствовал разочарование.

– Как его зовут?

– Я еще не придумал, купил его пятнадцать минут назад.

– Он просто душка. – Женщина присела, не обращая внимания на прохожих, которые пытались обогнуть группу на тротуаре, и потрепала длинные коричневые уши. Щенок блаженно закрыл глаза.

– Это ваша первая собака? – спросила она.

– В детстве у меня был щенок.

– Вы живете в Бостоне?

– Сейчас – да.

– Непросто держать щенка в городской квартире.

– К счастью, у меня свободный график, так что все не так уж плохо.

– Вам повезло, – с чувством сказала женщина. Она разглядывала его, и, судя по всему, увиденное ей нравилось. Мистер Босу чуть напряг мышцы, и ее улыбка разрослась.

– А чем вы занимаетесь?

– Убиваю людей, – бодро отозвался он.

Женщина от души расхохоталась. Мистер Босу готов был поклясться: она долго отрабатывала этот трюк, специально для таких, как он.

– Нет, правда?

– Правда, – сказал он, а потом улыбнулся. – Я могу рассказать вам все, но тогда мне придется вас убить.

Он следил за тем, как она это воспримет. Удивится, испугается или смутится? Женщина снова взглянула на него, потом на щенка (мистеру Босу все больше и больше нравилась кличка Игрун) и в итоге решила удивиться.

– Как интересно. И очень загадочно.

– В самую точку. А как у вас дела?

– Я недавно развелась. Муж оставил деньги, теперь я их трачу.

– Мои поздравления. А дети?

– К счастью, у меня их нет. Или, наоборот, к несчастью. Одиноким матерям выплачивают пособие.

– Да, действительно жаль, – согласился он. Глаза у нее потеплели, даже заискрились, когда она принялась разглядывать его внушительный торс.

– Может, поужинаем вместе? – произнес он магические слова.

Женщина заученным движением тут же вытащила визитку со своей фамилией и телефоном. Он сунул карточку в карман и пообещал позвонить.

Игрун мочился на газетную стойку. Мистер Босу дернул щенка за поводок, и они отправились дальше. Он снова разглядывал карту. Еще шесть кварталов – и они на месте.

Прелестная улочка, узенькая, расположенная где-то в недрах делового Бостона. В домах на первых этажах – бакалея, цветочный магазинчик, крошечная закусочная. Наверху – квартиры. Он считал справа налево, пока не нашел нужное здание. Потом снова сверился со своими пометками.

Все правильно.

Мистер Босу присел на скамейку у бакалейного магазина, похлопал рядом с собой, Игрун запрыгнул к нему и свернулся клубочком, а потом протяжно вздохнул, видимо, утомленный своими нелегкими собачьими делами.

Мужчина улыбнулся. Он вспомнил свою первую собаку, Поппи. Славный маленький терьер, которого отец принес домой от какого-то приятеля. Его родители не любили животных, но мальчику была нужна собака, и потому она появилась. Забота о ней полностью лежала на юном мистере Босу. Мать только вздыхала и морщилась, когда Поппи жевал ее любимые туфли, а потом принимался за обивку дивана.

Поппи оказался хорошей собакой. Они вместе бегали по двору, охотились на воображаемую дичь и зарывались в кучи листьев.

Мистер Босу знал, чего ждут от таких, как он, но никогда не причинял вреда своему псу. Даже не думал об этом. В тихом маленьком доме, в котором он вырос, он считал Поппи своим лучшим другом.

Так продолжалось пять лет, пока пес не выскочил на улицу, гонясь за белкой, и не попал под «бьюик» миссис Мэки. Мистер Босу помнил ее пронзительный вскрик. Он наблюдал, как его маленький песик извивается в агонии. Никто даже не заикнулся о том, чтобы отвезти щенка к ветеринару. Это все равно оказалось бы бессмысленно.

Мистер Босу завернул Поппи в любимую футболку, выкопал яму на заднем дворе и сам похоронил свою собаку. Он не плакал. Отец очень им гордился.

В тот вечер мистер Босу рано ушел к себе, но так и не заснул. Он лежал с открытыми глазами и мечтал, чтобы Поппи воскрес. Потом у него появилась идея.

Во втором часу ночи он вышел из дома. Это заняло немного времени. Люди частенько паркуются на улице, а в таких мирных районах, как этот, даже не запирают машины. Он открыл капот, воспользовавшись отверткой, и проделал несколько дырок. Все было так просто и аккуратно.

Говорили, миссис Мэки ничего не заметила. На перекрестке она нажала на тормоз, а уже в следующую секунду вылетела на красный свет. «Бьюик» снесло встречным потоком машин на скорости тридцать миль в час. Это стоило ей сотрясения мозга и нескольких переломанных ребер, не говоря уже о бедре.

Но она не погибла. Черт возьми!

И все-таки неплохо для двенадцатилетнего мальчишки. Конечно, с тех пор он многому научился.

Теперь мистер Босу рассматривал окно на втором этаже. Никакого движения. Ничего. Он подождет.

Он откинулся на спинку скамьи, закрыл глаза, подставив лицо теплому солнцу, и вздохнул, почти как Игрун, а потом почесал щенка за ушком.

Игрун благодарно завилял хвостом. Человек и его собака, подумал мистер Босу.

Человек, собака – и список жертв.

Глава 23

Бобби отправился на пробежку. Солнце садилось. Теплые осенние деньки заканчивались, и вечера стояли мрачные и холодные. Направляясь к двери, он автоматически взял ярко-желтую спортивную куртку и вдруг почувствовал облегчение, причину которого не смог объяснить. Даже после всего, что случилось, его подсознание больше не пыталось испортить ему жизнь. Интересно, может, стоит позвонить доктору Лейн и поделиться с ней хорошими новостями?

Он вышел на улицу, пробежал один квартал, потом второй… Было тихо, люди сидели дома и готовились к наступлению новой рабочей недели. Порой проезжали одинокие машины, на несколько секунд освещая его фарами, прежде чем скрыться в темноте.

Он собирался добежать до старого Бат-хауса, сделав круг примерно в пять миль. Но вот Бат-хаус остался позади, а Бобби по-прежнему бежал. Он добрался до Кастл-Айленда, потом свернул на набережную и нырнул в темноту.

Ему очень хотелось обвинить в своем нынешнем настроении Джеймса Гэньона. Или Кэтрин. Или чертова Рика Копли, у которого буквально слюна течет, так ему не терпится запустить зубы в сочный кусочек.

Но если честно, он понимал, чт о именно тут не так. Бобби думал о своей матери.

Прошло столько времени – он даже не знал, было ли то лицо, которое он вызывал в своей памяти, действительно ее или неким коллажем, созданным его воображением. У него остались смутные воспоминания: карие глаза, темные волосы, вьющиеся по сторонам бледного лица, запах духов. Он помнил, как она садилась перед ним на корточки и ласково говорила: «Я люблю тебя, Бобби». А может, это всего лишь плод его фантазии, на самом деле она говорила: «Не суй палец в розетку» или «Не балуйся с оружием».

Бобби не знал, ему было шесть лет, когда она ушла. Достаточно взрослый для того, чтобы испытывать боль, и слишком маленький, чтобы понять. Мама ушла и больше не вернется. Так сказал отец однажды за завтраком. Бобби и Джордж уплетали засахаренные яблочки, которые мама всегда отказывалась покупать, и первое, что пришло в голову маленькому Бобби: «Ух ты, сахарные яблочки каждый день!» Отец не казался расстроенным, Джордж мрачно кивнул, и Бобби смирился.

Вечером, когда он лежал в постели, ему вдруг стало невероятно тяжело, и эта тяжесть никуда не делась, когда он проснулся утром. Потом наступил тот вечер, когда Джордж начал кричать на отца. А затем последовала поездка в больницу.

После этого никто в их доме больше не заговаривал о матери.

Бобби долго ненавидел своего отца. Как и Джордж, он во всем обвинял его. Отец, который мало говорил, много пил и был скор на расправу.

Когда Джорджу стукнуло восемнадцать, он перебрался в другой штат и возвращаться не собирался. Наверное, в нем сказались материнские гены. Бобби не интересовался.

У него самого все сложилось иначе. Со временем многое изменилось. И отец, и Бобби. А также его отношение к матери. Теперь он все меньше задумывался о причинах ее ухода и все больше удивлялся ее нежеланию все уладить. Разве она не скучала по сыновьям? Не чувствовала уколы совести, хотя бы небольшую пустоту в том месте, где копилась ее любовь к детям?

У него заныл бок. Бобби пронзила острая боль, она нарастала по мере того, как он мучительно пытался вздохнуть. Он ускорил шаг и побежал дальше, это было лучше, чем стоять одному и думать о подобных вещах. Возможно, бег избавит его от этих воспоминаний. Истребит наконец все плохое.

Двадцать миль позади. Он выдохся. Взмок. Замерз.

Бобби направился домой. Ноги устали, но сознание работало по-прежнему.

Хотелось бы ему повернуть время вспять и снять палец с курка за секунду до того, как он прицелился в голову Джимми Гэньона. А еще лучше – никогда не слышать о Гэньонах, поскольку сейчас Бобби впервые стал сомневаться в том, что видел. И в своих действиях.

Три дня назад Бобби не предполагал, будто убийцей может быть Кэтрин Гэньон. Он считал убийцей себя.

Бобби побежал домой.

И позвонил Сьюзен.

* * *

Она захотела встретиться с ним в кафе. Они зашли в «Старбакс», где-то в центре. Нейтральная территория для них обоих.

Он потратил много времени, выбирая костюм, но остановился на джинсах и темной рубашке с длинными рукавами. Бобби слишком поздно вспомнил, что Сьюзен подарила ее ему на Рождество. Разыскивая бумажник, он наткнулся на фото, сделанное летом, когда они вместе путешествовали автостопом, и в голове у него наступил сущий хаос.

Бобби сменил рубашку и вышел из дома.

Деловая встреча, твердил он себе. Разговор пойдет исключительно о делах.

Сьюзен уже ждала его. Она выбрала маленький столик, почти незаметный за внушительной пирамидой из серебристо-зеленых фирменных кружек с логотипом кафе. Волосы у нее были собраны заколкой на затылке. Длинные светлые локоны выбились из прически и вились вокруг лица. Когда Сьюзен увидела его, то принялась заправлять пряди за уши – она всегда так делала, когда нервничала. Бобби снова ощутил укол в груди и изо всех сил постарался совладать с собой.

– Добрый вечер, – сказал он.

– Добрый вечер.

Наступила неловкая пауза. Наверное, ему следовало наклониться и поцеловать ее в щеку? Или она должна встать и дружески обнять его? Или им просто лучше пожать друг другу руку?

Бобби с трудом качнул головой в сторону стойки:

– Я возьму себе кофе. Тебе принести?

Она указала на огромную кружку, стоявшую перед ней.

– Не нужно.

Бобби ненавидел «Старбакс». Он просмотрел меню с полутора десятком разных «эспрессо», пытаясь понять, как можно тратить столько денег в забегаловке, где не подают самого обыкновенного, незамысловатого кофе. Наконец Бобби заказал себе «французский темный», нахальная кассирша уверила, будто этот кофе крепкий, но мягкий.

Он забрал огромную кружку, отметив легкое подрагивание рук, и нахмурился.

– Что поделываешь? – спросил он у Сьюзен, ставя кружку и садясь.

– Занята. Концерты и все такое.

– И как?

Она пожала плечами:

– Не страшнее, чем обычно.

– Здорово. – Бобби отхлебнул кофе, и горькая жидкость обожгла ему глотку.

– А ты? – спросила Сьюзен. Она по-прежнему не прикасалась к своей кружке, просто поворачивала ее перед собой. – Бобби?

Он заставил себя поднять глаза.

– А я сижу вот здесь.

– Я думала, ты позвонишь в пятницу.

– Понимаю.

– Я читала газеты, и мне было так… грустно. Из-за того, что случилось. Я ждала звонка весь вечер. В субботу утром я решила заглянуть в твой ящик. Вообрази мое удивление, Бобби, когда я увидела, что он пуст.

Он принялся рассматривать пирамиду из кофейных кружек, а Сьюзен сверлила его взглядом.

– Ты всегда выглядел очень независимым, Бобби. Я привыкла говорить себе, будто это часть твоей личности. Сильный, молчаливый мужчина. Настоящий мачо. А теперь я больше не нахожу это привлекательным. Прошло два года, я заслужила нечто большее, чем… это дерьмо.

Неожиданное ругательство испугало Бобби, он наконец посмотрел на нее.

Она медленно кивнула.

– Иногда, когда я злюсь, то ломаю вещи. Если честно, в последние два дня я много чего переломала. По крайней мере нашла чем заняться до прихода следователей.

Бобби поднял кружку. Господи, у него тряслись руки.

– Ты поэтому соизволил позвонить, Бобби? Не ради меня, тебе просто стало интересно, о чем спрашивали следователи.

– И это тоже.

– Да пошел ты! – Ее самообладание испарилось. Сьюзен чуть не плакала, она сидела, закрыв лицо руками, и отчаянно, но тщетно пыталась не устраивать сцену при посторонних.

– Я был не прав, когда ушел от тебя в пятницу, – неуклюже сказал он.

– Правда?

– Я не планировал этого заранее. Я проснулся, осмотрелся, и… мне стало страшно.

– И ты подумал, будто я не сумею этого принять? Ведь дело в этом?

– Я считал… – Бобби нахмурился, не зная, как выразить это словами. – Ты заслуживаешь лучшего.

– Кусок дерьма.

Что бы он ни сказал, все было не то, и потому Сьюзен теперь дрожала от ярости. Она выпустила кружку из рук и ткнула в него пальцем:

– Не ломай комедию и не разыгрывай из себя оскорбленное благородство – ты, пещерный человек! Все это ерунда. Ты удрал, Бобби. Ты не дал мне ни единого шанса. Тебе пришлось нелегко, и ты сломался, вот и все.

Бобби вскипел:

– Ну извини. В следующий раз, когда я убью человека, то в первую очередь подумаю о тебе!

– Я волновалась за тебя!

– Я тоже за тебя волновался!

– Тогда почему мы здесь сидим и орем друг на друга?

– Потому что нам больше ничего не остается.

Он тут же пожалел об этих словах. Сьюзен выпрямилась, явно удивленная и обиженная. Но потом она кивнула, и теперь уже обиделся он – в общем, квиты.

– С той самой минуты, когда все началось, ты уже ждал конца, – сказал она негромко, опять вцепившись в кружку.

– У нас всегда было мало общего.

– Достаточно, чтобы прожить вместе два года.

Бобби пожал плечами, почувствовав себя еще более неловко, и ощутил некую пустоту. Он захотел, чтобы все это поскорее закончилось. Он не умел прощаться. Ему становилось легче, когда люди уходили сами.

– Спрашивай то, что хотел, Бобби, – устало сказала Сьюзен. – Допытывайся у своей бывшей девушки о ее беседе с полицией.

Бобби покраснел.

– Честное слово, я не помню, чтобы встречался с ними, – коротко сказал он.

– С Гэньонами? – Она пожала плечами. – Лично я думаю, они производят впечатление.

– Мы с ними виделись только один раз?

– Я встречала их на всяких вечерах, а насчет крупных приемов… Полагаю, ты видел их только однажды.

Бобби подумал и уточнил:

– Я не особенно обращал на нее внимание.

Сьюзен округлила глаза.

– Брось, Бобби. Она роскошная женщина. В этом золотистом платье и в экзотической маске… Черт возьми, даже я задумалась, каково это – переспать с ней.

– Я не обратил на нее внимания, – повторил Бобби. – Я был слишком занят: наблюдал за Джимми, который пялился на тебя. Вот это я помню. Какой-то тип разглядывает мою девушку прямо на глазах у меня и у своей собственной жены.

Сьюзен, кажется, это не убедило, но она кивнула, покачивая кружку.

– Это тебя беспокоит?

– Что?

– Ты знал Джимми Гэньона. Ты плохо о нем думал, а потом убил его. Брось, Бобби, это наверняка тебя гложет.

– Но я даже не мог вспомнить о нашей встрече до тех пор, пока ты не сказала об этом полиции!

Она промолчала.

– В газетах написано, будто ты спасал ребенка.

– Возможно, – уныло отозвался он, а потом, просто потому, что хотел произнести это вслух, добавил: – Думаю, семейство собирается меня прижать.

– Семейство?

– Родители Джимми возбудили дело, они преследуют меня за умышленное убийство. И если я буду признан виновным, то окажусь в тюрьме.

– Бобби…

Бобби нахмурился, горло сдавило. Он взял кружку и сделал еще один глоток.

– Думаю, они выиграют процесс.

Она закрыла глаза.

– Бобби…

– Забавно. За все время работы в полиции я всегда был уверен в том, что вижу и делаю. Даже в тот четверг. Я не сомневался – сел, прицелился и спустил курок. А потом сказал себе: иного выбора не было. Вот дьявол!.. Как будто за пятнадцать минут действительно можно понять, что происходит в этой семье!

– Не надо, Бобби.

– Не надо чего?

– Не сдавайся. Не вини себя – вот чем ты сейчас занимаешься. Ты один из самых умных парней в полиции, но прежде ты никогда не играл в детектива. Почему?

– Мне нравится работать в отряде специального назначения и…

– Ты сдался. Мы с тобой прожили два великолепных года, а теперь сидим здесь, в кафе, и пытаемся неловко попрощаться. У нас не так уж мало общего. И я не думаю, будто наш роман неизбежно должен закончиться. Но так оно и есть, поскольку ты просто сломался.

– Это нечестно…

– Ты славный парень, Бобби, один из лучших, кого я знала. Но в тебе есть что-то нехорошее. Ты делаешь шаг вперед и тут же два шага назад. Словно одна твоя половинка искренне желает счастья, а другая не позволяет ей этого. Ты хочешь быть злым, Бобби. Тебе это зачем-то нужно.

Он отодвинул стул.

– Мне пора идти.

– Да, беги.

– Послушай, я не стремлюсь за решетку! – Бобби вдруг сорвался. – Ты не понимаешь. Для такого человека, как судья Гэньон, правда не имеет никакого значения! Он может взять любой факт и исказить его так, как ему нужно. Если я хочу избежать тюрьмы, мне придется подставить вместо себя другого, а я не собираюсь этого делать.

– Кэтрин Гэньон? – догадалась Сьюзен.

Он закусил губу, ничего не отрицая, и Сьюзен медленно, но уверенно наклонила голову.

– Не знаю, Бобби… Похоже, ты помнишь Кэтрин лучше, чем тебе кажется. Видимо, она все же произвела на тебя впечатление.

– Не на той вечеринке, – резко возразил он, – не в тот день, когда со мной была ты.

Сьюзен всегда отличалась сообразительностью.

– Бобби, а что именно ты видел в тот вечер?

Глава 24

Кэтрин не знала, чт о конкретно стало ее пугать. Они с Натаном сидели внизу, в гостиной. Было уже почти десять часов, мальчику давно полагалось спать. Но он, видимо, не хотел отправляться наверх, а у нее не хватало духу заставить его. Ребенок лежал на полу среди подушек, и над этой грудой виднелась только его голова. Кэтрин включила его любимый мультик «В поисках Немо». Натан уже успел посмотреть его дважды.

Кэтрин постоянно поглядывала на часы и гадала, когда же придет Пруденс.

Наконец, просто для того, чтобы чем-то заняться, она начала возиться на кухне. Она подогрела Натану соевое молоко со вкусом ванили, он молча взял кружку, не отрываясь от телевизора.

– Как твой животик?

Натан пожал плечами.

– Хочешь есть?

Тот же жест.

– Дать тебе йогурт?

Он тряхнул головой, демонстративно глядя на экран.

Кэтрин снова отправилась на кухню. Она обнаружила, что продуктов осталось совсем мало. Соевое молоко на исходе, йогурт тоже. Диетический безглютеновый хлеб, который ел Натан, почти закончился, арахисового масла – всего ничего. Кэтрин начала составлять список, потом вспомнила про завтрашний визит к новому врачу и остановилась.

Она вернулась в полутемную гостиную.

– Натан, нам нужно поговорить.

Мальчик неохотно отвернулся от телевизора.

– Доктор Тони больше не будет твоим врачом.

– Почему?

Она замялась, уже приготовившись открыть ему правду, но потом взглянула на осунувшееся личико ребенка и передумала.

– Доктор Тони думает, тебе нужен особый врач. Который может все.

Четырехлетний Натан взглянул на нее с нескрываемым сарказмом. Господи, почему Пруденс нет дома? Конечно, у нее выходной, но с какой стати она должна где-то болтаться всю ночь? Разве она не знает, как Кэтрин в ней нуждается? Кэтрин попыталась еще раз:

– Завтра мы пойдем к новому доктору. Он лечит маленьких мальчиков, таких, как ты.

– К новому доктору?

– Да.

Натан взглянул на нее. А потом медленно поднял кружку с молоком и вылил ее содержимое на ковер.

Кэтрин глубоко вздохнула. Она не сердилась на него – пока не сердилась, – но зато почувствовала растущую ярость к Пруденс, которая бросила ее, вынудив улаживать ситуацию самостоятельно.

– Как невежливо, Натан. Только плохие мальчики выливают молоко на ковер. Ты ведь не хочешь быть плохим мальчиком?

Нижняя губа Натана начала дрожать. Потом он выпятил ее и энергично закивал:

– Я плохой! Плохие мальчики не ходят к доктору!

В глазах у него стояли слезы. Крупные непролитые слезы, ранившие Кэтрин еще сильнее, чем откровенные рыдания.

– Доктор Орфино тебе поможет, – настаивала она. – Он вылечит тебя, и ты будешь большим и сильным и сможешь играть с другими детьми.

– Доктора не помогают! У них иголки!

– Однажды тебе станет лучше.

Натан пристально взглянул на нее и отчетливо произнес:

– Гребаный доктор!

– Натан!!!

А потом он добавил каким-то противным, хитрым голосом, который она прежде никогда не слышала:

– Я знаю, ты хочешь меня убить.

У Кэтрин замерло сердце. Она стояла перед своим сыном в ужасе, изумленная, охваченная чувством вины. А в следующее мгновение она поняла: мальчик все слышал. Все эти ужасные вещи, что они с Джимми говорили друг другу, когда ссорились.

Ей захотелось исчезнуть. Повернуть время вспять. Джимми вернется. Пруденс тоже. Тогда она скроется – просто выйдет из дома и отправится на курорт, оставив их разбираться со всем этим. Что она знает о детях? А о собственном сыне?