Текст книги "Спящий океан (СИ)"

Автор книги: Лия Шатуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Ровена тут же уселась писать письмо юноше. Ее письмо получилось гораздо короче, так как она не умела так трогательно обрисовывать каждую из ситуаций и каждую из своих мыслей.

11

Между Тем дни шли в своем ритме. Ровена один раз выехала на ужин к Одилии, где не застала ни Франца-Ульриха, ни мадам де Бриссак, посему вечер для нее прошел довольно спокойно, учитывая, что Одилия не отходила от нее ни на шаг, то и дело заводя беседу о чем-нибудь.

На неделе Ровена намеревалась сопровождать тетушку на скрипичный концерт, так как в их края должен был приехать один знаменитый скрипач. Он стал широко известен в Англии своим мастерством и путешествовал из графства в графство, демонстрируя свои таланты. Он должен был выступать в одном из залов Ассамблеи.

Каждый местный житель, который только мог похвастаться тонким вкусом и любовью к музыке уже точно знал, где он проведет вечер пятницы. А приезд знаменитости стал главной темой обсуждения во всех слоях общества. Когда вечер концерта наступил, площадь Ассамблеи вся наполнилась экипажами, колясками и пешими прохожими. Вокруг царила суета и оживление.

Ровена взяла под руку свою тетушку с тем, чтобы не заблудиться в толпе, так как в Нижних Залах собралось столько гостей, что дамам пришлось почти проталкиваться сквозь всю эту толпу в Верхние залы, где была организованна сцена для музыкантов.

– Я слышала, – начала одна из подруг тетушки Беркли, – левая рука мистера Олдриджа бесподобна. Он выделывает ей совершенно невообразимые пиццикато. Мой друг слышал один раз, как он играет “Дьявольские трели” Тартини и был совершенно покорен его двойными трелями и быстрыми пассажами, которые удавались ему с удивительной легкостью.

– Ну что ж, – вымолвила тетушка Элизабет, – надеюсь, нам посчастливиться сегодня вечером стать свидетелями чего-нибудь невообразимо техничного. Как хорошо, что мистер Пунц смог раздобыть нам прелестные места. Вы же знаете как трудно было достать билеты?

– Верно, если бы герцогиня Беррийская находилась сейчас в Беркшире, мы бы на концерт уже не попали, – прошептала мадам Уитклиф.

– Ах, сколько здесь народу, – буркнула тетушка Элизабет, стараясь обогнуть компанию молодых и крикливых юношей, – я так боюсь, что мне помнут платье. Как там мое перо, дорогая? На месте ли оно? А заколка? – осведомилась она у Ровены.

– Все прекрасно, мадам, не переживайте. В вашем облике ничего не изменилось с тех пор, как вы вошли сюда.

– Ой, я кажется оставила только что половину порции румян на чьем-то плече. Посмотрите, мои щеки теперь, наверное, разного цвета?

Ровена вздохнула и снова нагнулась к тетушке.

– Тут такая толпа и так жарко, что ваше лицо теперь все под цвет румян. Так что разницы никакой не видно.

Мадам Беркли бросила на племянницу оскорбленный взгляд, обе ее подруги тоже казались недовольны репликой. Где-то сбоку Валентина прыснула от смеха, но во время сдержалась. Однако тетушка предпочла обойти замечание Ровены и продолжила:

– Осторожно дорогая, держитесь ко мне поближе. Кто-нибудь непременно зацепит вашу кружевную накидку, я очень того боюсь. Если на ней появится затяжка будет очень грустно.

Таким образом, вся компания старательно продвигалась по направлению к Верхним Залам, переживая за целостность и сохранность своих туалетов и, одновременно, обсуждая мистера Олдриджа.

Наконец, гости добрались до зала и уселись ближе к сцене на мягкие кресла. Публика постепенно заполняла и свои места. Ровена оглядывалась вокруг, разглядывая мелькающих дам.

 В зал набилось столько народу, что быстро стало душно. Кроме того, размеры залы не смогли вместить всех желающих и управляющему музыкальным вечером пришлось распорядиться, чтобы распахнули двери на большой балкон с тем, чтобы избежать духоты и чтобы те, кому не хватило места, смогли бы занять свободный пятачок за стульями вплоть до балкона.

Дамы нетерпеливо обмахивались веерами, переговаривались и бросали на сцену выжидательные взоры. Мужчины ерзали на стульях, некоторые промакивали взмокшие лбы батистовыми платками.

Наконец концертмейстер объявил о начале вечера, потом представил скрипача, аккомпанирующих ему музыкантов и удалился.

Полилась музыка.

Ровена, заинтригованная славой мистера Олдриджа, вся обратилась в слух, жадно следя за тем, что вытворяли его пальцы. Через тридцать минут игры, она поняла, что у нее начинает гудеть голова от быстроты, сухости и механичности, с какой виртуоз отчеканивал звуки. По залу то и дело прокатывались удивленные и одобрительные возгласы.

Вечер выдался такой жаркий, что даже распахнутые балконные двери не могли спасти положение. Однако публика, поглощенная техникой исполнения скрипача вся обратилась в зрение и слух. Ну а те, кто не блистал великими познаниями в музыке, делали все, чтобы скрыть свое невежество под маской напускной заинтересованности.

Находились и те, кто уже прикорнул, опустив голову себе на грудь.

К концу первого часа механическая виртуозность, быстрота пассажей и вышколенность всех скрипичных приемов так надоела Ровене, что у нее начала побаливать голова. Она не любила такую музыку и предпочитала простоту, но душевность деревенской скрипки, скрипке мистера….. Как казалось ей, любое произведение, сыгранное с душой и трогательностью могло бы затмить самую тонкую техничность. Ни разу за этот час ни одна мурашка не пробежала по ее коже, ни разу она не задержала дыхания от восхищения. И пусть этот Генри Олдридж признан по всей Англии, она решила для себя, что на его месте бы пожертвовала некоторыми приемами исполнения ради душевности музыки.

Она вспоминала, как в прошлом году на ярмарке в праздник Святого Варфоломея, услышала одного бродячего скрипача, который то и дело ошибался, играя свое произведение. Конечно же у него не было такой впечатляющей растяжки пальцев левой руки, но зато он играл так проникновенно! Каждая нота, казалось, жила отдельно и срывалась со струн завершенная и наполненная глубоким смыслом. Тот скрипач не собрал вокруг себя такого количества зрителей, но те, кто останавливался послушать его, не замечали как подносили к глазам носовые платки или рукава камзола и смахивали набегающие слезинки.

В конце концов Ровена осторожно осматривая зал пришла к выводу о том, как удачно она разместилась и не беспокоя почти никого, может ненадолго исчезнуть.

Объявив тетушке о своей головной боли, она поднялась с места, желая направиться на балкон и подышать свежим воздухом.

Ей пришлось, тем не менее, пробираться через зрителей, стоящих в боковых проходах. Они были поглощены музыкой и не сразу желали сдвинуться с места. Но вскоре преодолев это препятствие, уже изрядно уставшая, с возникшей легкой одышкой, Ровена оказалась перед другим препятствием, не обратив на него внимание ранее. Все пространство до балкона занимали зеваки. Они так плотно стояли друг к другу, что девушка не знала с какой стороны ей лучше было бы обогнуть эту гору.

Она обернулась назад, где в мягких креслах вальяжно восседали важные гости, в том числе и ее друзья. Но теперь не считала приемлемым вернуться туда, так как, во-первых, она уже проделала большой путь, во-вторых, она понимала, что совсем не выдержит еще один час концерта. Вздохнув, Ровена принялась пробираться сквозь толпу, то и дело извиняясь.

Вскоре она оказалась где-то посередине толпы и уже перестала видеть не только балконные двери, но и музыкантов. Ровена смотрела строго перед собой, стараясь пробраться вперед, вглядываясь в каждый прорех между людьми, с целью увидеть там спасительное пространство из ночи и свежего воздуха.

Девушка уже почти выбилась из сил и начала было ругать себя за то, что решилась на это предприятие. Тут дорогу ей перегородил высокий мужчина, он тоже пробирался сквозь толпу в сторону балкона, но делал это как-то медленно и то и дело останавливался.

Она наткнулась на него, когда он поравнялся с ней. Потом тут же, через пару шагов, снова чуть не налетела на него, когда он вдруг резко остановился. За его широкой спиной Ровена не видела ровным счетом ничего. Ей это надоело и она решительно протиснулась вперед, желая обогнуть нерешительного зрителя.

Поравнявшись с мужчиной с тем, чтобы наконец опередить его, ей пришлось немного столкнуть его с пути.

– Вы?! – вдруг услышала Ровена знакомый голос. Подняв голову вверх, она вздрогнула и покраснела. Это оказался герцог фон Ламберг, который теперь смотрел на нее сверху вниз, стараясь побороть удивление. – Какая встреча.

Ровена испугалась, а затем и растерялась, подумав, что он наверняка предположил, будто она преследует его.

– Боже мой, простите ради бога. Я и представить не могла, что это вы. Я вас даже не заметила. Но, я вовсе и не думала преследовать вас!

Она постаралась отлепиться от герцога насколько это позволяла сдавливающая их со всех сторон толпа, вызвав недовольные кряхтения где-то позади. Ровена чувствовала легкий аромат чисто выстиранного сюртука, а прохладное дыхание Франца то и дело щекотало ее кожу.

– В любом случае, – протараторила смущенная девушка, – я уже собиралась уходить.

Ровена поклонилась, как могла и развернулась, чтобы как можно скорее пойти в обратном направлении. Но только она собралась делать шаг, как услышала позади:

– Подождите! – она почувствовала что ее огаленное предплечье обхватила ледяная ладонь. Вздрогнув от неожиданности, Ровена обернулась. Жар хлынул к ее лицу, она устремила на герцога испуганный взгляд. Тот, одернул руку неожиданно быстро, сам почему-то испугавшись своего жеста.

– Я охотно вам верю.– тут же возобновил он свою речь. – Тут столько народу, что мы не могли бы никак увидеть друг друга. Но вы, кажется, направлялись на балкон. Почему же вы теперь двигаетесь в обратном направлении?

Ровена смутилась, не зная что бы ответить.

– Я...я… Мне стало не по себе и я решила подышать свежим воздухом, но теперь уже все хорошо. Я, пожалуй, вернусь на место.

Ровена снова сделала движение в сторону, опустив голову от смущения, чувствуя как ее щеки жжет румянец. Но следующая фраза герцога удержала ее на месте.

– Если эта толпа внушает вам такое спокойствие и комфорт, что вам сразу в ней полегчало, по сравнению с теми прекрасными креслами, которые вы только что покинули, то я очень удивлюсь необычности устройства вашей психической системы.

И действительно, было бы глупо сейчас, уже почти достигнув цели, пуститься в обратную дорогу. Кроме того, Ровена поняла в какой глупой ситуации оказалась, видя усмешку герцога. Ей следовало бы промолчать. Зрители вокруг них, терпевшие поначалу их болтовню начали уже терять терпение и принялись шикать на болтавших.

– Пойдемте, я проведу вас. – наконец сообщил Франц, видя, что Ровена замешкалась. – Все же вы держали путь к балкону. Тут осталось всего пару шагов. Нелепо было бы сейчас повернуть назад.

Он встал к ней боком и оградил ее от давящей со всех сторон публики так, чтобы она смогла пройти, не портя себе наряд.

Действительно, толпа через пару шагов резко кончилась и перед ними открылось огромное свободное пространство балкона и звездное небо над головами.

– Благодарю вас, было очень любезно помочь мне проделать остаток этого непростого пути.

– Не стоит, я и сам сюда направлялся. В зале сделалось слишком жарко.

Тут воцарилась пауза. Ровена удивленно приподняла брови на слова герцога, подумав насколько действительность расходится с его словами. Не смотря на то, что ему сделалось душно в зале, руки его хранили ледяной холод. Возможно у него были проблемы с кровообращением. Но девушка, открыв было рот, чтобы заметить ему эту странность, решила в последний момент сохранить мудрое молчание. Так как ей показалось, что, во-первых, это не ее дело, а во-вторых, герцог, скорее всего, не захочет обсуждать с ней свое здоровье.

Так же она то и дело робела. Возможно сейчас герцог захочет побыть один и возможно ей следовало бы попрощаться с ним – такие мысли крутились в ее голове в данный момент.

Она не знала как лучше бы было себя повести и подбирала в голове фразы. Но к ее облегчению он заговорил первый.

– Итак, могу я поинтересоваться, что привело вас сюда? Только ли духота?

Кстати, мне очень жаль, что вам придется услышать об этом из моих уст, так как обычно я стараюсь делать только комплименты, но кажется, у меня нет выбора.

С фразой герцога выражение лица девушки делалось все более испуганным.

Герцог выдержал театральную паузу, пока бедняжка терялась в догадках, что он ей выдаст на этот раз.

– На вашей кружевной накидке появилась большая затяжка.

– Ах, боже мой, но где же? – Ровена принялась осматривать свои плечи, стараясь заглянуть на спину. – Тетушка на мне живого места не оставит за неосторожность.

– Вот затяжка. – показал герцог на длинную шелковую нить, выходившую на уровне плеча – Ее надо спрятать, иначе ваша накидка рискует быть безнадежно испорченной.

Я вижу, у вас талант уметь портить свой туалет.

Ровена вскинула вопросительный взор на герцога, стараясь понять упрек это или шутка, так как она подметила, что он видимо очень любит использовать свой статус, чтобы говорить все, что ему вздумается вполне безнаказанно. На лице мужчины не дрогнул ни один мускул, оно выражало совершенное бесстрастие. В конце концов, это было не так важно, так как в ней вдруг взыграло негодование.

– Вовсе нет! Вы же сами видели сколько там народу! – выпалила она.

– Так что вас привело на балкон? – сменил герцог тему – Не боитесь ли вы пропустить такую прекрасную возможность услышать местного виртуоза? Как вы находите его?

Ровена, замешкавшись, подумала, что если она скажет правду, то может показаться невеждой, совсем не разбирающейся в музыке. И раз большая часть общества поет тому дифирамбы, то и ей не следовало бы выделяться новизной мнения.

– Он очень даже недурен. Его техника прекрасно отточена. Даже один мой знакомый как-то раз услышал “Дьявольские трели” Тартини в исполнении господина Олдриджа и был поражен.

– Так значит, он вам все-таки понравился? – не унимался герцог, не сводя темных гипнотических глаз с лица Ровены, которые проникали в самую ее душу.

Та зарделась, начав корить себя за то, что имела тенденцию сохранять свое мнение при любых обстоятельствах, не желая потворствовать вкусу общества и его привычкам, но тут пошла наперекор себе и своим убеждениям, сказав неправду, из-за чего чувствовала себя крайне глупо.

– Если честно, мне более по нраву деревенские мелодии, исполненные с душой и наполненные глубочайшим смыслом. Хоть они и просты, но в них есть свое очарование, присущее простоте и широте крестьянской души. Но верно, что из-за частых ошибок и недостатка техники, их мелодии у некоторых ценителей музыки могут вызывать головную боль.

Ровена запнулась, чувствуя на себе всю тяжесть взгляда герцога. Тот, как на зло, молчал. Неизвестно, какие мысли бродили в его голове и что он теперь думал о девушке из знатной семьи, которая предпочитает деревенские мотивы виртуозности вышколенных мастеров.

– Так значит, вам не понравилось? – приподняв одну бровь вновь осведомился он.

Ровена набрала в легкие воздуха, теребя свой веер от волнения.

– Не то чтобы не понравилось, он силен с технической стороны….

– Вы только что сказали мне, что предпочитаете простоту деревенских мотивов, техничности мастера. Соответственно я делаю вывод, что именно по этой причине вы и оказались на балконе? А значит, вам не понравилось, верно?

–Ну…. в общем-то вы правы. – совсем тихо вымолвила Ровена – Вы, наверное считаете, что у меня нет вкуса, но это вовсе не так. Просто….

– Успокойтесь и прекратите оправдываться. К тому же в этом нет никакой надобности, так как я полностью с вами согласен.

Ровена от неожиданности заявления задержала воздух, вскинув на Франца загоревшиеся радостью глаза. С сердца ее тут же свалился огромный груз напряжения.

– Правда?! Так значит, вы думаете так же, как и я? Кто бы мог подумать! Какое счастье! Значит, вы не находите мой вкус плохим?

– Не нахожу, вы можете быть спокойны.

Ровена, вдруг погрузившись в детскую радость, тут же осадила себя, желая выглядеть в глазах этого господина как подобает девушке ее статуса и возраста.

– Надо же, так значит у вас не только глубокие философские познания, но и хороший музыкальный вкус.

– Какие философские познания?

– Вы уже забыли игру в слова у мадам Уитклиф?

– Ах, это. Разве мои рассуждения можно назвать философией? Я не придала им такого смысла и мне очень жаль, что тогда я забрала ветвь первенства у мадам де Бриссак. Мне было очень неудобно перед ней, я вовсе и не думала так делать….Если бы я могла...

– Вы не забрали у нее ветвь первенства, – встрял в речь герцог, – но получили ее по праву и по общественному решению, а это важный момент.

Хотел бы посоветовать вам одну вещь. У вас есть дар глубоко и тонко чувствовать этот мир и вам стоит гордиться этим, а не прятать его от общества. Потому что немногие счастливчики могут им похвастаться, а те, кто может как правило уже стали великими философами.

Ровена, то и дело смущаясь, опустила взор вниз и лишь только герцог закончил, она посмотрела на него с такой искренней благодарностью, что теперь ему стало неловко от ее взгляда, но виду он совершенно не подал.

Напротив, чтобы избежать неловкой ситуации, он поспешил сообщить ей, что намерен теперь уже покинуть мероприятие и спросил, не желает ли она, чтобы он помог ей пробраться через толпу к ее месту. Она ответила, что предпочитает остаться на балконе в ожидании окончания концерта. С тем, герцог и откланялся, оставив девушку одну со своими мыслями и переживаниями. Сердце ее трепетало, словно птичка в тесной клетке, рвясь на волю из тисков железных прутьев. Грудь ее вздымалась от волнения. И она не знала, что ее так взбудоражило, не то ли откровение герцога, не то ли сама его персона.

Остаток времени она разглядывала свою накидку, рассуждая о том, как могла бы ее теперь починить.

Вскоре концерт окончился, вызвав бурные аплодисменты. Публика начала потихоньку расходиться. Ровена юркнула в зал с той легкостью и весельем, которые не могли не иметь под собой причину. А когда она оказалась рядом со своей тетушкой, то никак не могла сдержать счастливой улыбки, что заметила тетушка и сопроводила своим комментарием:

– Неужели свежий воздух может произвести такой глубокий эффект на настроение, нежели чем музыка прекрасного господина Олдриджа, милая моя?

Ровена решила промолчать о том, что наткнулась в толпе на герцога фон Ламберга, сохранив таинство их встречи для своего сердца. Она провела остаток вечера где-то высоко на небесах, совершенно не заботясь о том, что не принимает участия в общем разговоре, не высказывает своего мнения и не ждет, чтобы у нее его спросили.

12

На следующий день ближе к вечеру ей пришло письмо от Виктора. Минула неделя с его отъезда, но от него не поступило ни одной весточки за это время, хотя он обещался писать письма как можно чаще.

Ровена, впрочем, совершенно об этом не переживала, раз он не пишет, значит у него все хорошо. Но то, что она обнаружила в письме взволновало и насторожило ее.

После небольшого приветствия и нескольких фраз любезностей, без которых он не мог обойтись, молодой человек писал так:

«Вы, я полагаю, прекрасно помните, по какой причине я вынужден был отправиться домой. Так вот, то, что происходит сейчас я совершенно не понимаю и все события вокруг меня вызывают во мне волну негодования и недоверия.

Уже как пару дней моя матушка вдруг тесно сдружилась с одной юной особой, которая старше вас на два года, но все еще не замужем. Это некая леди Гарсфилд, дочь графов Гарсфилд и, как говорит матушка, является какой-то дальней родственницей самого герцога Бедфорда. В общем, как только у нас в доме появилась эта молодая особа у моей матушки тут же прошли все мигрени, которые только имели место. Она не отходит от этой леди и приглашает ее к нам каждый день то на чай, то на прогулку, то на игру в карты. При этом она требует от меня постоянного присутствия, будто мне есть до того большое дело, и постоянно капризничает лишь только я заикнусь, что у меня нет желания.

По ее словам эта леди оказывает на нее такое благотворное действие, что у нее тут же наладилось здоровье. Хотя я и не замечаю за леди Гарсфилд каких-либо способностей к излечению чужих недугов. Кроме того, матушка постоянно нахваливает ее тонкое чувство юмора, постоянно ждет от нее шуток и смеется над каждой фразой, которая могла бы претендовать на юмор, как рождественский гусь мог бы претендовать на королевский стол. Я совершенно не нахожу и малой доли юмора ни в одной из ее фраз, они все не обладают даже претензией на остроумность.

И вообще, эта особа имеет довольно плоское мышление и поверхностные познания во всем, кажется, кроме новостей последней моды.

На днях моя матушка после визита к врачу, который сообщил ей, что находит ее здоровье в полной исправности и не видит надобности предпринимать какие-либо меры, все же умудрилась вытянуть из того рекомендацию о принятии целебных ванн в Бате. И теперь она дошла до того, что мнит будто мы обязаны поехать все вместе в Бат, и что мы втроем чудесно проведем там время, хотя и прекрасно помнит мое предупреждение остаться дома не более, чем на две недели и что у меня есть уговор с вами.

Ее поведение слишком подозрительно. Я посмотрю, чем это обернется и, если она надумает нарушить свое слово, я без раздумий уеду. Надеюсь, вы поддержите меня в моем решении и.т.д. и.т.п…..»

Ровена отложила письмо в сторону, понимая какой серьезный оборот набирают дела. Ей бы хотелось написать Виктору, чтобы он не противился воли матери и что она вовсе не желает стать между ними камнем преткновения и лучше бы было ему обратить внимание на эту юную особу, к которой он, скорее всего, имеет предвзятое отношение.

Она уселась за письмо к нему только на следующий день ближе к вечеру. Опустив все свои рассуждения из боязни травмировать его, она ограничилась лишь тем, что посоветовала ему не смотря ни на что сохранить добрые отношения с матерью и выразила свои опасения в том, что ей вовсе не хотелось бы стать источником их ссоры. Она умоляла его проявить все свое благоразумие и смекалку на этот счет и, если то потребуют обстоятельства, пусть он не переживает за свой отъезд в Бат, ведь это не такое уж плохое место.

Минула уже неделя с тех пор как Ровена отправила письмо, но от Виктора не поступило ни весточки.

Последнее письмо Виктора взволновало ее, а недельное молчание породило в душе непрекращающуюся тревогу. Она старалась успокоить себя всякими умозаколючениями и очень желала бы поверить в них. Так же она начала корить себя за то, что против воли становится предметом нежелательной размолвки. Уж что-что, но это обстоятельство расстраивало ее совершенно.

Ровена ловила себя на мысли, что тысячу раз бы предпочла, чтобы Виктор обратил внимание на эту леди Гарсфилд, чем выражал негодование своей матери из-за нее.

На следующий день на прогулке в парке она встретилась с Одилией. Девушки принялись болтать, взявшись за руки. Одилия как всегда разговаривала о предстоящей помолвке и даже пообещала подруге познакомить ее очень скоро со своим женихом.

Когда Одилия излила всю свою душу, то изволила осведомиться у Ровены все ли хорошо у нее.

Девушка рассказала ей о письме Виктора и прибавила сюда свои переживания по данному поводу.

Одилия нахмурила носик и задумалась.

– Так, леди Клифорд. Прежде всего, вы должны понимать, что у этого юноши на вас очень даже определенные взгляды, раз его так интересует ваше мнение, и раз он не желает идти на поводу у своей матери.

– Но какие такие взгляды? – растерялась Ровена – Я совершенно не старалась вызвать в нем каких-то определенных взглядов.

– Ах, дорогая, вы же знаете насколько непредсказуемо сердце. Я вот тоже, пока не увидела своего Джонатана, говорила себе и всем на свете, что он мне непременно не понравится. И что теперь? Вы видите я души в нем не чаю. А сначала он мне показался совсем неприятным человеком.

– Ну, это ты сама себе накрутила.

– Накрутила или нет, но факт остается фактом! – с умным видом заключила Одилия – Но, знаешь ли, тебе следовало бы получше присмотреться к Виктору. Он из хорошей семьи, довольно обеспеченный славный молодой человек. У него прекрасные манеры, я слышала. Что тебе еще надо? Пора бы уже оставить свое легкомыслие и поменять интересы. В конце концов, зачем ты его тогда обнадеживала?

– Чем это?

– Как чем? Право, ты меня удивляешь. Кажется, ты уделяла ему слишком много времени, да так много, что даже забывала за меня.

– Верно, он очень приятный молодой человек и замечательный друг. Мне легко и хорошо в его компании. Но я как-то не думала…..

Ровена запнулась и зарделась.

– Ужели? И ты “не думала” с самого начала или все-таки чуть-чуть думала?

– Признаться, у меня были некоторые мысли на этот счет… Но потом, они как-то растворились сами собой. Не то чтобы я отказалась от них, просто они как-то ушли сами по себе. Нам было так хорошо в компании друг друга. Кажется мы могли бы говорить обо всем как друзья, ты понимаешь меня? Я так благодарна ему за дружбу.

– Какое-то странное направление ты избрала, дорогая, впрочем, такое же странное как и ты сама. Но я уверена, этот молодой человек более предсказуем и приземлен, чем ты, учти это. Не думаю, что ему твои подобные рассуждения придутся по нраву.

– Ох, может быть ты была бы не против, если бы мы сменили тему? Ей-богу, я не могу пока определиться со своим мнением на этот счет.

– Ну что ж… как угодно. Но будь готова к тому, что скоро обстоятельства рискуют повернуться самым неожиданным образом для тебя и тогда уже было бы неплохо определиться со своим мнением, как ты выразилась.

Подруги проговорили еще некоторое время о всяких пустяках, а потом расстались с тем, чтобы заняться каждая своими делами.

Прошло еще два дня, а никакой весточки от Виктора все не поступало.

13

В огромном пустом особняке посреди Черного леса не смотря на полноту дня и яркий свет солнца царил сумрак и стояла могильная тишина, в общем-то, как и всегда. Франц сидел развалившись в кресле, руки его, словно плети, свисали по двум сторонам подлокотников. Жабо батистовой рубахи распахнулось, оголяя мраморную грудь. Он только что вернулся с прогулки и сидел в ботфортах, не смотря на то, что те покрывала грязь.

Он закрыл глаза, думая о том, почему присутствие Ровены вызывает в нем иногда смятение чувств и заставляет его организм реагировать странным образом.

Франц вспоминал их первую встречу, воспроизводя в памяти свои ощущения, затем, он подумал о том, как видел ее на церемонии представления ко Двору. Приложив пальцы к горлу, он старался уловить в нем малейшие изменения, чувствуя как где-то в глубине гортани только-только начинает зарождаться напряжение. Потом он вспомнил, как уловил аромат ее волос, еще раз воспроизведя в памяти этот момент, он чувствовал, как напряжение начинает концентрироваться и сформировываться в комок. Он не открывал глаз, жмуря их и стараясь понять откуда идет эта физическая реакция. Теперь Франц рискнул подумать о происшествии у герцогини Беррийской. Вновь отважившись оживить в памяти окровавленные ладони Ровены. Тут комок стал подниматься по горлу вверх с такой живостью, что герцог невольно обхватил горло рукой, желая воспрепятствовать этому странному рефлексу. Но не успел он как следует сконцентрироваться на своем ощущении как в дверь постучали.

 Послышались осторожные шаги камердинера и его тихий голос:

– Приношу свои извинения за беспокойство, ваша светлость.

– Что такое? – недовольно пробубнил герцог.

– К вам пожаловала мадам де Бриссак…. она ожидает вас в гостиной. Что мне ей сообщить?

– Не помню, чтобы получал от нее записку о визите…

Камердинер откашлялся и произнес:

– Таковой и не поступало, милорд. Если вы желаете….

– Не надо!

Герцог поморщился и произнес:

– Что-что, но даже у меня могут быть личные дела и было бы не плохо все-таки уведомлять меня о своем визите. Скажи ей, что я спущусь через двадцать минут. Раз уж она явилась незваным гостем, то пусть имеет терпение подождать.

Тем временем маркиза, расхаживая по гостиной, бросала повсюду рассеянные взгляды, успев изучить все детали интерьера еще давным-давно. Она то подходила к окну, то усаживалась в кресло, то бесцельно кружила по залу. Наконец, взгляд ее упал на трюмо, стоявшее особняком в тени зала. А именно, она заметила, как там на столике блеснул какой-то предмет. Подойдя поближе, она увидела шпильку. Тут вдруг к лицу ее прилил жар, Луиза едва не задохнулась от судороги, сковавшей гортань. В сердце взметнулась ярость. Она взяла эту нехитрую вещицу и повертела ее перед собой, как обычно комиссар вертит важную улику.

Ей захотелось тут же высказать все Францу и потребовать от него объяснений, но на ее благо он не появлялся довольно долго. Эта пауза выпустила из нее добрую половину пара и позволила успокоиться до той степени, чтобы иметь возможность рассудить трезво о том, как лучше поступить.

Когда же он появился, Луиза успокоилась почти полностью и даже обрела свой обычно дружелюбный и ласковый вид.

– Простите, что заставил вас ждать, но вы не сообщили мне, что вас стоит ожидать сегодня.

Маркиза изобразила на лице обиженную гримасу и промурлыкала:

– Ах, Франц, вы неисправимы. Разве мы уже не так близки, чтобы избавиться от всех этих формальных вежливостей? Разве вы не рады видеть меня? Тогда я уйду тотчас же и тогда вам уже придется самому искать со мной встречи.

– Прости, не хотел обидеть тебя… – натянуто вымолвил он.

Между Тем маркиза неспешно прохаживалась по залу.

– Итак, как ты поживаешь? За эти дни произошло что-то такое, о чем я еще не знаю?

– Что могло произойти за эти дни? – не моргнув глазом, сухо отчеканил герцог – Мы виделись с тобой всего пару дней назад. Я как всегда один и как всегда у себя.

– Но мы виделись мельком, и у нас не было возможности поболтать по душам. Поэтому я и спрашиваю. Что у тебя произошло интересного….

– Это, как правило, у тебя обычно что-то происходит. Моя же жизнь полна тишины и спокойствия и она не такая пышная как у тебя.

– Как пожелаешь. Я, в общем-то, пришла пригласить тебя сегодня ко мне на ужин.

Повисла пауза.

– Но, разве для этого нельзя было послать записку? – осведомился герцог как можно учтивей.

– Иногда ты правда невыносим! – произнесла маркиза бросив на того острый взгляд. – Мне ли повторять тебе, что для меня огромное удовольствие лишний раз увидеть тебя. И если тебя что-то не устраивает, не стоит обрастать таинственностью, скажи мне об этом прямо.

– Я с удовольствием приду сегодня к тебе. Но надеюсь, что у тебя не будет много приглашенных, ты же знаешь….