Текст книги "Спящий океан (СИ)"

Автор книги: Лия Шатуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Что вы так испугались? Я же права, да?

– Ну...в общем-то, да. – произнесла Ровена еле-еле. – Но как вы узнали?!

– О, поверьте, это было очень просто, учитывая, что ваши чувства все написаны у вас на лице. И что вас так смущает? Вполне прекрасная кандидатура. Я не вижу причин по которым вам бы стоило стыдиться своих чувств к нему.

– Вы так думаете?!

– Уверена. Я же говорила вам, что он относится к вам вполне благосклонно, а со мной у вас есть все шансы… – тут Луиза осеклась и заерзала, словно ее что-то побеспокоило, – ладно, не будем об этом. Давайте лучше о другом.

Ровена, обретя снова вдохновение и радость, вся просияла, устремив на свою благодетельницу восхищенный взор, совершенно забыв, что минуту назад она была мрачна словно туча.

В это время Луиза осведомилась о ее нарядах, попросив снова показать гардероб.

После осмотра она обратилась к пакетам с платьями, которые загодя в комнату доставила служанка.

– У вас, что же, нет ни одного платья с декольте? – расстроенно произнесла Луиза.

– Нет, меня смущают подобные наряды. Я как-то и не привыкла к ним.

– Вот здесь, – указала она на пакеты, – наряды, которые я не нашу. Что-то должно вам подойти. Привыкайте носить декольте и использовать более экстравагантные решения в своем гардеробе, у вас все слишком скучно и блекло.

Раз уж мы живем в таком веке, где декольте решает очень многое и где грамотно подобранный цвет и фасон гарантируют вам половину успеха, то этим не стоит пренебрегать.

Пока горничная помогала Ровене избавляться от платья и примерять то, что подала ей маркиза, последняя все продолжала свою речь.

– Вы должны быть всегда красивы, веселы и легки. И не прячьте свою грудь, пока молоды, это тоже немаловажный атрибут успеха, ибо так вы сможете завоевать больше внимания.

– Но мне вовсе не нужно много внимания, мне нужен только один мужчина.

– Какая глупость! Забудьте фон Ламберга, если хотите его завоевать! Если вы будете привлекательны для большинства мужчин, то и для герцога вы будете привлекательны. Если вы будете мыслить так, как сейчас, то герцога вам не видать никогда. Поэтому начиная с этого момента мы будем думать гораздо масштабнее. Запомните, чем больше мужчин будут вами восхищаться, тем дороже вы станете для своего возлюбленного.

– А как же ревность? Мне очень не хочется, чтобы он переживал из-за этого... Как-то неприятно.

Луиза расхохоталась, да так громко, что Ровена опешила.

– Боже мой, смотрю на вас и понимаю, что я когда-то сама была такой. Мужчина – это самец. Что делает самец, чтобы завоевать самку в животном мире? Отгоняет от нее других самцов тем, что доказывает ей свою уникальность. Мужчина должен ревновать, иначе он не живет. Как бы он ни противился этому чувству и как бы он вас не упрекал за то, что вы его им раздражаете. Но не опускайтесь до низких игр с его чувствами. Если вы заденете его самолюбие – пиши-пропало. Мужчина никогда не простит вам, если вы его хоть немного унизите.... Унизите его мужское достоинство.

Ровена покорно опустила голову. Горничная как раз закончила с платьем и отошла в сторону.

Ровена, видя в зеркале свое отражение, невольно прикрыла руками глубокое декольте и сжалась. Луиза же, убрав ее руки, промолвила:

– Привыкайте, моя дорогая. Больше храбрости! Более того, надо подчеркнуть прекрасный вид милой драгоценностью, чтобы взоры были точно там, где нам бы желалось.

Луиза пошарила в шкатулке с драгоценностями и выудила оттуда золотой кулон, надев его на шею девушки.

– Я говорила вам, что лучше подбирать волосы, оставляя лишь пару локонов. Если вас так смущает декольте, я разрешаю вам носить газовую косынку и не более!

Учитесь медленным и изящным жестам. Иногда один поворот головы может свести с ума, если его умеючи сделать. Вы должны наслаждаться собой. Если вы не будете наслаждаться собой, то и вами никто не будет наслаждаться. Будьте для себя как нектар, который бы вам очень хотелось испить.

Луиза прошлась по комнате, продемонстрировав то, о чем говорила.

– Распрямите плечи и не пяльте так глаза! Во всем должна быть томность, чувственность и загадка. Вам надо будет подрумянить щеки и подчернить брови. Привыкайте, так же, и к украшениям.

И, кстати, не бойтесь герцога, не теряйте перед ним самообладания. Каждый раз вы как овечка, поистине вас можно только пожалеть в такие моменты.

Он мало когда бывает доволен, а злится очень часто. Если вы узнаете его получше, то поймете, что он просто имеет такую натуру. И это вовсе не вы являетесь источником его раздражения.

– Правда? А мне казалось, что он не переносит меня. Но, в любом случае, я не думаю, что он такой, каким вы его описываете. Мне кажется, это только внешнее. Я думаю, он имеет душу глубокую и многогранную, умеет тонко чувствовать, у него прекрасный вкус, он очень чуткий и этично относящийся к чему бы то ни было. Уверена, просто надо узнать его получше. Он просто прячется под панцирем из холода и отчужденности. Он не такой....

Луиза, приподняв одну бровь, впитывала каждое слово Ровены, удивляясь про себя, но не позволила обнаружить ни одно из поднявшихся в ней в этот момент чувств.

– А вы, я погляжу, зашли дальше, чем я думала. Я знаю герцога довольно давно и, поверьте, у него очень тяжелый характер.

Тут уж Луиза сама начала сомневаться в том, что говорила.

– О, я уверена, к нему можно найти подход! Я бы поняла его! – воодушевленно воскликнула Ровена, купаясь в своих мечтах. В то время как Луиза то и дело давила в себе уколы боли и ревности, вызванные столь уверенной речью девушки.

– Ну что же, если вы так считаете, то вперед. Если у вас получится, я сама запишусь к вам в протеже. В любом случае, вы молоды и слишком влюблены, чтобы видеть всю суть вещей. Но эти же качества послужат вам щитом в борьбе за ваше счастье.

В этом вся прелесть молодости. Женщины старшего возраста видят слишком много и видят даже порой то, чего нет. Так что, возможно я ошибаюсь на счет герцога фон Ламберга.

Итак, на чем мы там остановились?

Важно понимать, что вы не принадлежите никому…. даже вашему будущему мужу. А это значит, что вы вправе принимать внимание того, кого захотите, при этом умея не переступать границы приличия и не обнадеживая никого из ваших ухажеров. Умейте играть, одновременно учитесь не задеть ничьих чувств.

Посвящать себя всю только одному мужчине – это большая ошибка. Женщина от этого быстро вянет и истощается. Она как цветок, должна всегда цвести и пахнуть и привлекать пчел. Если пчелы улетели, цветок завянет.

Делайте все, что хотите, но вы должны притягивать словно магнит. Чем? Своими манерами, жестами, словами, одеждой, прической – всем на свете.

И в подобном ключе Луиза разглагольствовала еще добрых два часа, передавая своей слушательнице все премудрости женщины. В конце концов она сообщила Ровене, что на сегодня информации достаточно и что она ждет ее на ужине у мадам Уитклиф на днях.

Дамы договорились о тонкостях туалета для данного вечера, для чего Луиза пообещала девушке прислать свою горничную, чтобы та передала секреты своего мастерства горничной леди Клифорд.

Вот наступил день ужина у мадам Уитклиф. Как и было условлено, горничная мадам де Бриссак привела девушку в требуемый вид согласно вкусам и желаниям мадам де Бриссак.

А когда Ровена взглянула на себя в зеркало, то немного побледнела, но из-за румян, которые горничная мадам де Бриссак наложила на ее щеки, бледность оставалась незаметна.

Корсет затянули так, что Ровена едва ли могла вздохнуть, а глубокое декольте казалось ей чем-то из ряда вон выходящим. Она не смогла одеть колье, ужаснувшись от мысли, что ее грудь и так слишком оголена, чтобы еще больше привлекать к ней внимание, и ограничилась лишь сережками. Волосы ее оказались высоко подобраны вверх и перетянуты жемчужной нитью, лишь пара локонов закрывали шею, которая теперь вся покрылась мурашками.

Тем не менее она признавала, что платье из лилового шелка с черными кружевами прекрасно оттеняет ее белую кожу, подходит к волосам и в целом ей очень идет, в разрез с более светлыми тонами.

Отправившись затем к маркизе Ровена была придирчиво изучена, кое-что в ее внешности было подправлено, были получены последние наставления и дамы, наконец, выехали.

Ровена вся трепетала от бесконечных вопросов в голове: как она выглядит, что о ней подумают и что скажет Одилия и сумеет ли она оправдать ожидания маркизы.

Трепет этот усиливался все более, а когда экипаж маркизы подкатил к особняку семьи Уитклиф волнение полилось через край.

– Возьмите себя в руки, – степенно произнесла Луиза, сходя с коляски, – ничего ведь не изменилось. Вы просто стали красивее и эффектнее, вот и все. Сделайте вид, что ничего не произошло. А любопытствующим можете сказать, что у вас просто хорошее настроение, только и всего. Берите пример с меня.

В подтверждении своих слов маркиза гордо прошествовала к входной двери, сохраняя, как и всегда, всю свою грациозность, выдержку и шарм.

В зале уже собрались гости и теперь общались между собой. Первые минуты напряжения сменились для Ровены удивлением, а потом и облегчением, когда она заметила, что никто не устремил на нее недоумевающего, осуждающего или даже просто любопытного взора. Вспомнив слова маркизы, она заверила себя, что беспокойство ее совершенно надумано. И, вздохнув спокойнее, она проследовала за маркизой.

Но тут же от спокойствия ее не осталось и следа, когда маркиза вдруг отступила в сторону и Ровена столкнулась с прямым взглядом герцога фон Ламберга, тот устремил к ней пронзительно ледяной взор.

– Что вы так напряглись? – услышала вдруг Ровена шепот рядом с собой, продолжая смотреть на герцога. – Вы же не на горшке! Расслабьтесь.

Ровена вспыхнула, метнув на Луизу осуждающий взор, но ту ее комментарий, кажется, ничуть не смутил.

Франц в этот момент стоял в конце зала не двигаясь, словно чем-то пораженный. Вздрогнув, Ровена тут же захотела спрятаться, но огромным усилием воли заставила себя снова поднять на него глаза, немного улыбнуться и склонить голову в знак приветствия, чего ранее никогда не делала. Она даже отметила, что Франц совсем не изменил ни своего положения, ни взгляда, лишь слегка склонил голову в ответ. Она даже не могла представить себе то, что происходило с ним в этот момент.

Увидев Ровену, он действительно встал словно сраженный громом. Изменения в ее внешности казались ему разительными. Он задержал взгляд на ее огаленной шее, скользнув ниже, тут же почувствовал, как к горлу его привалил огромный ком. И далее охватил всю фигурку целиком, не отдавая отчета бурлящим во всю внутри него возможным и невозможным мукам ада.

Ему даже показалось, что он на мгновение потерял ощущение пространства и времени, так как совершенно не заметил маркизу, которая теперь выросла перед ним.

– С вами все хорошо, ваша светлость? – красноречиво вкрадчиво осведомилась она, внимательно глядя в его глаза. И, обернувшись в сторону Ровены, она быстро произнесла. – Вы как будто чем-то удивлены?

– Что вы из нее сделали бога ради? – выдохнул герцог, продолжая смотреть на Ровену, которая остановилась неподалеку, чтобы поприветствовать кого-то из знакомых.

– А что такое? С каких это пор вас так волнует внешность леди Клифорд?

– Дело не в этом! Зачем вы делаете из нее вторую маркизу де Бриссак?! К чему этот вульгарный образ?!

Легкая улыбка исчезла с губ Луизы и лицо ее приобрело серьезность.

– А вам-то какая вдруг стала разница, я не понимаю? С каких пор вас так заботит эта девушка, что вы так за нее переживаете? Или в вас вдруг проснулось дружеское участие? Во что мне с трудом верится.

– Дело не в этом. Дело в том, что этот парад совершенно глуп. Чего вы хотите этим добиться?

Между тем Ровена приблизилась к ним настолько, что Луиза уже не смогла ничего ответить герцогу.

Она старалась держаться уверенно и нацепила на себя всю обворожительность, которую только могла обнаружить в себе в эти минуты.

Она поприветствовала герцога. Тот ответил ей натянуто и холодно, но к своему удивлению, он констатировал, что поведение его не возымело обычного эффекта. Разозлившись еще больше, он превратился в ледяной айсберг, выпятив вперед свою широкую гранитную грудь. Благо, Ровена не задержалась с ними и попросила ее извинить, с легкостью лани ускользнув к Одилии, которая уже ожидала ее.

– На мой взгляд тот образ, что вы создали, совершенно неудачен.

– Да что вы, – играючи парировала Луиза, – с каких это пор вас интересуют женские образы? Кажется еще совсем недавно вы оставались к ним совсем безучастны.

И я все еще не понимаю, почему вдруг леди Клифорд вызвала в вас столько смятения. Ей-богу, даже не знаю как реагировать на ваши неожиданные выплески.

Герцог, не в силах более выносить захлестнувшие его эмоции, вместо ответа склонил голову и, попросив его извинить, спешно удалился куда-то.

Луиза, хихикая, пожала плечами и пошла по залу приветствовать знакомых.

В это время Ровена получила от своей подруги шквал комплиментов и поздравлений в том, что Ровене так повезло оказаться в протеже у такой великой дамы.

– Уверена, – щебетала Одилия, – сегодня ты соберешь еще больше комплиментов, только подожди чуть-чуть. Скоро здесь появится человек, который непременно вознесет тебя в ранг богини. Ох, мне уже не терпится услышать его мнение.

Ровена, удивленная, осведомилась у Одилии что та имеет в виду.

– Скоро узнаешь. – таинственно вымолвила она и тут же продолжила, загораясь вдруг. – О, легок на помине! А вот и он!

Ровена обернулась в направлении, которое указывала Одилия и увидела Виктора. Побледнев она растерялась и поджала губы. Виктор заметил девушек первым и теперь направлялся к ним.

– Но что он здесь делает?! – прошептала Ровена.

– Как что? Это теперь и мой друг тоже. Я посчитала нужным пригласить его.

– Но я же не рассказала тебе самого важного! О, почему ты не спросила у меня!?

Одилия, удивленная речами и видом своей подруги устремила на ту вопросительный взгляд, но Виктор уже приблизился к ним и приветствовал их, посвятив Ровене восхищенный взгляд.

Троица провела в беседе еще несколько минут и Ровена, не имея уже сил выносить внимательный взгляд юноши, решила отлучится, подобрав пустячный предлог.

Быстро найдя маркизу она пожаловалась той:

– Вы уже видели? Господин Уорвик здесь! Ох, какая неловкость. Как же мне теперь себя вести?

– Ничего страшного, что он здесь. Вам это даже на руку.

– Но это доставляет мне массу неудобств! Я чувствую себя виноватой перед ним. Ох, кажется он всерьез надумал исполнить желаемое.

Сокрушенно промолвила Ровена.

– Здоровое чувство вины еще никому не мешало. Но когда оно чрезмерно, как у вас, это уже самоедство, дорогая. А если вы будете всем активно демонстрировать свою загнанную внешность, то окружающие с удовольствием нагрузят на вас все виды вины, которые только могут найтись в этом мире. – шепнула маркиза.

Тут же ударили в гонг, что означало: “ужин подан”. Гости неспешно начали стекаться в столовую.

Маркиза отыскала в толпе герцога и что-то ему шепча, взяла его под руку, увлекая в сторону столовой. На пол пути она отпустила его руку и теперь уже взялась за руку своей юной компаньонки, которая семенила за спиной Луизы, не имея смелости приблизится к ней из-за герцога.

Франц шествовал рядом, занятый своими мыслями.

Вдруг Ровена дернулась и резко вскрикнула, бросив на маркизу негодующий обескураженный взгляд, так как та зачем-то сильно наступила ей на ногу.

– О, зачем…. – начала было Ровена, желая узнать почему маркиза вдруг так себя повела, но наткнулась на донельзя красноречивый предостерегающий взгляд последней и смолкла.

Маркиза тут же переняла эстафету:

– Что такое моя дорогая?! Что случилось?! – и видя что Ровена поджала ногу и согнулась принялась осматривать ее. – О, бедняга, как вы умудрились вывихнуть ногу на ровном месте? Ну ничего страшного, уверена, ваша травма совсем легкая.

Кое-кто из компании гостей остановился, предложив помощь, но маркиза отклонила ее, заявив во всеуслышание, что девушке не помешает хороший ужин, после которого все обязательно встанет на свои места. И, взяв ее под руку, словно для поддержки, она тут же отпустила ее и протараторила шустро, обращаясь к герцогу:

– Не могли бы вы помочь леди Клифорд добраться до ее места? Ей-богу, одна она не справится, посмотрите как ей больно, будьте так добры, ваша светлость.

И правда, от боли лицо девушки исказилось гримасой и она действительно немного прихрамывала.

Герцогу не оставалось ничего другого, как учтиво согласиться. Ровена, не желая противиться, покорно уцепилась за его локоть, залившись румянцем.

И только герцог и Ровена двинулись вперед, то тут же остановились, так как рядом с ними объявился Виктор.

– Могу ли я помочь? – учтиво-натянуто осведомился он у пары, метнув на герцога сухой взгляд.

Тот, заметив в этом жесте гораздо большее, чем показал Виктор и чем заметила сама Ровена, поджал губы, почувствовав как в нем поднимается раздражение.

– Почему нет? – так же сухо отозвался он, превращаясь снова в холодный айсберг. – Думаю, леди Клифорд в ее несчастье лучше было бы оказаться под руку с близким ей другом. Охотно вверяю леди вам, господин Уорвик.

Виктор склонил голову. Ровена словно марионетка прошествовала из одних рук в другие, чувствуя донельзя сильное смущение, которое она старалась спрятать за нежной улыбкой.

Герцог же, взбудораженный столь неприятной ситуацией, или скорее тем, о чем он вдруг догадался не в силах был совладать с все растущим раздражением, которое теперь уже бушевало яростью и, вместо того, чтобы пойти в столовую повернул в обратном направлении. А встретившись взглядом с Луизой, молча и безучастно наблюдавшей за маленьким спектаклем, прошипел:

– Мне до крайности противен тот факт, что вы решили избрать меня предметом своих интриг. Я не глуп, мадам, я совсем не глуп, хочу заметить, и игры со мной опасны. С меня хватит на сегодня. Хорошего вам вечера.

Натянуто поклонившись, герцог проследовал к выходу и через пару мгновений уже исчез с поля зрения.

Маркиза, закусив слегка губу, проводила его взглядом, сделав для себя кое-какие выводы, а потом молча проследовала за остальными гостями, машинально принявшись обмахиваться веером.

Ужин, между тем шел своим чередом. Никто из всей компании не заметил маленькой размолвки, которая осталась только между Луизой и Францем.

Последний уже достиг своего одинокого, серого жилища и, распахнув дверь, все еще пребывая в сильных порывах эмоций, направился большими шагами к парадной лестнице.

– Очень замечательно, что ты здесь – бросил он не глядя на Вильфора, продолжая продвигаться вперед так стремительно, что старому слуге приходилось бежать за ним, – кто бы ни пришел сюда, меня ни для кого нет.

– Хорошо, милорд. А на долго ли вас нет?

– Не знаю.

– Позвольте узнать, даже для маркизы?

– И даже для нее. Меня нет ни для кого. Не беспокой меня ни по какому поводу, пока я сам не выйду.

Камердинер, привыкший к подобному поведению своего господина не особо удивился и в силу своего опыта не задавал более никаких вопросов. Он знал, что если господин его чем-то разгневан, то под руку тому лучше не попадаться.

Прошествовав до своего привычного места уединения – библиотеки, герцог распахнул дверь и, зайдя в комнату, с шумом захлопнул ее.

Скинув на ходу на пол сюртук и жилет, развязав шейный платок, он остался в одной рубахе, которую тоже вытащил из штанов. И так упал в кресло, свесив руки по подлокотникам и откинув голову на спинку, он закрыл глаза, чувствуя свое прерывистое дыхание.

Веки его дрожали, губы то и дело содрогались от легкой судороги. Проведя так около часа он констатировал, что страсти его улеглись. А по истечении второго часа он не мог уже отдать себе отчет в том, что, собственно, заставило его так отреагировать на произошедшее. Он уже не раз испытывал на себе интриги этой женщины, которую продолжал уважать не смотря ни на что. Иногда он попадал в неловкие ситуации… еще более неловкие, чем эта.

Чем больше он размышлял, тем более мысли заводили его в тупик. Найти ответ на вопрос откуда вдруг и с чего он испытал столько эмоций разом совершенно не получалось.

Так Франц провел около пяти часов, уже начиная подозревать, что немного переиграл ситуацию и ему не стоило бы  реагировать подобным образом.

Усталость от выплеска эмоций такой силы то и дело накатывала на него волнами забвения, в моменты которого он переставал ощущать себя как живое создание и впадал в прострацию. В подобных медитациях он был склонен проводить дни и ночи, не замечая их хода.

Иногда даже, он просто закрывался в библиотеке, погружался в воспоминания о прошлом и просматривал их закрытыми глазами, нырнув глубоко в небытье.

Вся атмосфера в доме способствовала этому. А беспрерывное трескучее тиканье старых часов только углубляло подобные медитации.

Он часто желал, чтобы тишина и небытие поглотили его целиком, он хотел бы раствориться в них и исчезнуть раз и на всегда. И случалось, что ему даже как будто удавалось забыться настолько, что он терял все ощущения: физические, временные и пространственные. Но каждый раз, жестокая реальность возвращала его в жизнь: голод.

Голод, который вырывая его из мира забвения, заставлял жить дальше, подниматься и отправляться на поиски пропитания. Свет дня тогда слепил его и раздражал покрасневшие глаза, а в груди стояло нестерпимое чувство холода. Иногда он прижимал к ней ладонь, желая услышать стук сердца, которое бы согрело его, но увы, от реальности спасения не существовало.

Он уже давно не задавал себе вопросов: долго ли ему еще прийдется влачить подобное существование, есть ли лучшая судьба, как можно было бы изменить свою жизнь, что есть нового в жизни, грустно ему или весело, когда ему бывает грустно, а когда весело и прочее-прочее.

Он так устал от всего, перестав различать краски в жизни. Все вокруг стало чем-то само собой разумеющимся, довольно блеклым и аморфным. Все как-то само текло, менялось и отмирало в его жизни, а он являлся лишь безучастным наблюдателем.

Он все же отдавал себе отчет в том, что с появлением неугомонной и слишком живой леди Клифорд, которая имела наглость беспрестанно вторгаться в его существование, оказывало на него некоторое влияние, словно выводя из оцепенения. Как если бы парализованную ногу, которая не чувствовала никаких внешних раздражителей, вдруг начали колоть иглой и…. о, чудо, появлялась боль. Несколько раз эта девушка доводила его почти до крика, одним своим словом или взглядом заставляя подниматься всю его кровь.

Он пугался и ненавидел это состояние. Испуг перемежался в нем с ненавистью, одно сменяло другое так, что нельзя было сказать, что появилось первым.

Ее чрезмерная живость и радушие, настолько редкие для сдержанного английского общества, раздражали его и выдворяли из привычного хода жизни, из привычных шаблонов.

Подсознательно он боялся ее жажды жизни, боялся той глубины в которой она жила сама и постоянно норовила утянуть его. Он привык барахтаться на поверхности, не желая знать того, что скрывают в себе глубины жизни. Наверное, так оно шло из-за того, что он слишком многое пережил, слишком многое выстрадал и слишком устал. На самом деле он походил на крота-слепыша, которого тянули за его короткий хвостик из норы к свету.

Уже давно рассвело, а Франц все продолжал пребывать в своей привычной прострации, то вспоминая прошлое, то проваливаясь в пустоту, то иногда, против его воли, вдруг в памяти поднимались яркие картинки ее внешности, которые почему-то запечатлела его память: блестящий локон волос, нежный изгиб шеи, ее дрожащий взгляд, кровь на ее руках, лилового цвета шелк, ее ароматное дыхание и так далее и тому подобное.

На следующий день он услышал топот конских копыт во дворе, что вывело его из очередного оцепенения.

Это маркиза вдруг решила навестить его. Она, конечно же, послала записку, что желала бы с ним помириться. В общем-то, она вовсе не считала себя виноватой в чем бы то ни было, но на всякий случай решила прояснить ситуацию. Но, не получив ответа, подумала, что ей стоило бы явиться лично.

Войдя в гостиную, дышавшую сумеречными тенями, она огляделась. Все портьеры были плотно задернуты, вокруг царила давящая тишина.

Луиза всегда не любила это место. Была бы ее воля, она бы все здесь поменяла.

Вильфор, встретивший ее, сообщил, что герцога нет дома.

Маркиза устремила внимательный взгляд на слугу и осведомилась:

– Неужели? И куда же он вдруг исчез? Отправился в очередное “путешествие”?

– Он не сообщил, мадам. – не моргнув глазом ответил Вильфор.

– И как скоро обещал вернуться?

– Я не успел спросить, мадам. Он очень спешил.

– Ну, да, учитывая расстояние от порога до верхних комнат он должен вернуться совсем скоро. Неужели его нет даже для меня?

Выдержав выжидательную паузу, видя, что Вильфор не реагирует, маркиза прошептала:

– Да ладно вам, Вильфор, скажите мне, что он дома, но просто не желает меня видеть. Ну же, хитрюга вы этакий. Поделитесь со мной своим секретом.

– Мне очень жаль, миледи, но его светлости действительно нет дома. Могу ли я вам помочь чем-то еще?

Луиза было надувшись, метнула на бедного слугу острый взгляд и бросив “ну как желаете” направилась к двери, но тут же остановилась и повернулась к слуге.

– Впрочем, передайте ему, что мне очень жаль за испорченный вечер. Видит бог, я ничего не планировала и даже не подозревала, что герцог фон Ламберг воспримет маленькое недоразумение так близко к сердцу. Я не смогу спокойно спать, пока не узнаю, что он не злится на меня, не обижен, и по-прежнему ценит меня как дорогого друга. Скорее бы уже он вернулся. Иначе он будет лишен удовольствия слышать извинения маркизы де Бриссак, и тогда уже ему придется просить у меня прощение за то, что он стал причиной моей бессонницы.

Слуга молча поклонился, проводив знатную даму взглядом.

Только он поднялся по ступенькам на второй этаж, то заметил своего господина, который не спеша приближался к нему.

– О, рад вас видеть, милорд. Только что приходила маркиза де Бриссак, она ушла, но просила вам передать…

– Я слышал. – сухо ответил герцог. – Без надобности, Вильфор.

– Вы уже вернулись?

– Нет еще. У меня нет желания видеть кого бы то ни было. Я отправляюсь в леса. Не жди меня сегодня.

20

Прошло около двух недель, которые оказались для Ровены непривычно насыщенными. Она виделась с маркизой почти каждый день, все впитывая ее поучения и стараясь воплощать их в жизнь с таким усердным рвением, что скоро начала получать похвалы от маркизы.

На следующий день после ужина у мадам Уитклиф, Одилия, написав своей подруге письмо, потребовала от нее объяснений по поводу своей реакции на приход Виктора и своего дальнейшего смущения в его присутствии. Встретившись с нею на прогулке, Ровена рассказала как вынуждена была отклонить предложение Виктора, утаив истинную причину отказа.

Но Одилии вполне хватило новости, что предложение отклонено.

Не дав Ровене закончить рассказ, Одилия тут же объявила подруге, что та сошла с ума, раз отказывается от такого прекрасного юноши. На голову бедняжки посыпалось сразу множество упреков и увещеваний, доводов и даже обид.

Одилия обвиняла Ровену в легкомыслии и глупости и закончила тем, что сообщила ей о своей готовности и далее приглашать Виктора на все ужины.

Одилия сообщила, что чувствует свою вину за поведение подруги. Ей совсем не хотелось, чтобы и она тоже прослыла такой же ветренной как и Ровена. Виктор уже успел стать для нее другом, с которым она не хотела расставаться из-за каприз подруги. И что таким образом, возможно, Ровена вскоре одумается и сменит безразличие на благосклонность. Одилия дала Ровене понять, что дом ее матери останется единственным местом, где несостоявшаяся пара может всегда наверстать упущенное при желании.

Ровена покорно выслушала всю тираду Одилии, которую та растянула на целый час, не смея вставить и слова. Но лишь только услышав об ожидавших ее перспективах позволила себе высказать опасения по данному поводу. Но Одилия и слушать ничего не хотела, все повторяя, что раз уж Ровена так некрасиво обошлась с господином Уорвиком, то она сама никогда не поступит подобным образом.

Ровене не оставалось ничего другого, как смириться…. особенно если она и дальше хотела пользоваться благосклонностью своей подруги, дабы иметь возможность видеть герцога фон Ламберга.

О Франце Ровена не переставала думать кажется ни на минуту с тех пор, как поняла, что у нее появилась возможность обратить на себя его внимание.

Она устремилась к своей мечте без оглядки, с готовностью решив измениться и забыть прошлое.

Ее манил его гипнотический, пусть и холодный, взгляд. Этот взгляд каждый раз заставлял ее погружаться в бездну трепета и переживаний. Ей казалось, что они как-то связаны и что неспроста она выделила его из толпы и с первой же минуты почувствовала странного рода притяжение. Для нее все в нем казалось чем-то из ряда вон выходящим: начиная от волос, заканчивая манерой речи. Она чувствовала в нем силу и зрелость, непокорность и холодную красоту его внутреннего мира – все это манило ее словно пение сирен.

Ровена знала, что многие дамы считали его привлекательным, не смотря на холодную отчужденность, почти оскорбительную. Часто на вечерах она перехватывала их многозначительные, искрящиеся интересом взгляды, посвященные Францу.

Он никогда не пудрил свои темно-каштановые волосы, оставляя их свободно ниспадать на плечи. Он был высок ростом и обладал крепкой, хорошо сложенной фигурой.

Его гардероб всегда безукоризненно подобраный, в большинстве своем в темных тонах, которые очень шли к его лицу. Все костюмы хоть и были просты по покрою и никогда не соответствовали последней моде, но выделялись качеством шитья и ткани, их всегда украшали полудрагоценные камни и серебро.

Безмерная бледность и болезненность его лица смущали очень немногих, отталкивая лишь при первом общении.

Так любила думать и Ровена, вечерами перебирая в памяти детали его внешности и антуража, рисуя в голове воображаемые сцены.

В перерывах между мечтами она выезжала куда-нибудь с маркизой. За неделю с половиной Ровена успела побывать на двух званных ужинах, где привлекла к себе внимание нескольких важных персон и завязала знакомство с людьми из круга маркизы де Бриссак, а так же посетила два бала в Ассамблее. Между выездами Ровена прогуливалась в парке то с маркизой, то с Одилией. И почти каждый раз она встречала Виктора, который словно по волшебству оказывался там же, где и она. Впрочем, Ровена старалась сдерживать свое смущение и отвечала ему всегда тепло и учтиво, не желая оскорбить его чувств или оттолкнуть его, но и не обнадеживая.