Текст книги "Спящий океан (СИ)"

Автор книги: Лия Шатуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Она организовала вечер на французский манер. Распорядившись, чтобы подали небольшой аперитив в уютной гостиной, обитой темной тканью. А потом гостей ожидал ужин.

В тенях гостиной Ровена не заметила гостя, а тот, между тем устремил свой взгляд на нее только лишь гофмейстер произнес ее имя.

Луиза, стояла спиной к вновь прибывшим, обратив свое внимание на Франца-Ульриха и пропустила мимо ушей объявление слуги. Но она тут же заметила, как напрягся взгляд ее собеседника и как губы его вытянулись в тонкую струну. Франц прервал свою фразу и против воли задержал взгляд на девушке дольше, чем ему хотелось бы и так долго, что заставил заинтересоваться и Луизу. Та, храня молчание, повернула голову в сторону взгляда своего друга и тут же заметила Ровену.

Жар прилил к ее лицу вдруг ни с того ни с сего. Вновь она почувствовала неудобство при виде этой девицы. Однако будучи женщиной хитрой и мудрой, она вновь повернулась к герцогу и осведомилась с наивным видом:

– Что это вы там увидели, мой дорогой?

– Ничего такого, мне показалось.

– Тогда продолжайте вашу речь.

С этого момента она следила за лицом герцога не спуская глаз, желая заметить на нем малейшие изменения. Она констатировала, что он стал хмурее, все остальное осталось сокрыто даже от ее проницательного взора.

Между Тем гости все собирались. Луиза не теряла из вида графа с его дочерью, стараясь найти общих знакомых. Этот вечер она решила во что бы то ни стало свести с ними знакомство. Зачем? Она не могла себе этого объяснить. В ней проснулся давно забытый азарт, азарт интриг французского двора. Возможно ей захотелось так же и поиграть на чувствах герцога, пощекотать его нервы.

В любом случае, почему бы не позабавиться в этот вечер, раз приключение само желало совершиться с ней?

Герцогиня Беррийская, уже успевшая передать лорда Клифорда в руки его новоиспеченных знакомых, упорхнула к другой компании.

– Ваше место сегодня возле герцогини. – шепнула Луиза герцогу, – прошу вас постарайтесь хотя бы улыбаться иногда. Хотя, глядя сегодня на вашу хмурость я сомневаюсь, что она захочет с вами говорить.

Луиза устремила на своего друга улыбающийся лисий взор.

– Я не ищу ее расположения.

– Будьте хотя бы учтивы. Бывают случаи, когда основную роль в судьбе играет дружба, а не деньги.

Луиза вела беспечный разговор, между тем взяв Франца-Ульриха под руку она постаралась прогуливаться по залу так, чтобы Ровена заметила его, а Луиза уж не упустила бы ту реакцию, которую предполагала получить.

Девушка в это время занятая беседой с одной пожилой дамой, чувствовала как та начинает ее утомлять. Дама была глуховата и довольно глупа, но улыбчива и добра. Найдя в Ровене послушного и молчаливого слушателя она не желала отпускать ее от себя. В конце концов Ровена принялась рассеянно блуждать по залу глазами, ища куда-бы ей пристроить свое скучающее воображение. И в тот же момент среди гостей различила герцога фон Ламберга.

Тут на нее вновь нахлынули все чувства разом. Ее спокойствие кануло в Лету. Она затаила дыхание, побледнев, а затем почувствовав как к ее лицу хлынула вся кровь. Она качнулась, но удержалась на ногах. Пожилая дама, заметив, что собеседницу ее что-то сильно напугало, заволновалась было и осведомилась все ли хорошо. Чем вынудила Ровену привести себя в уравновешенное состояние, улыбнуться и заверить старушку, что ей показалось.

Луиза смогла лишь отчасти подметить для себя впечатление, которое на Ровену произвело неожиданное появление герцога. Наблюдение было совершить не так-то просто. Во-первых, Луиза не желала обнаружить себя, во-вторых, постоянно перемещающиеся гости то и дело закрывали обзор. Она упустила всю бурю эмоций на лице Ровены, но все же подметила для себя, что и та тоже не осталась равнодушной.

Позвали к столу.

Герцога усадили рядом с герцогиней и с еще несколькими важными гостями. Граф Клифорд и его дочь оказались почти в самом конце длинного стола. Таким образом, Ровена почти не видела герцога да и не стремилась на него смотреть, так как тот непременно вызывал на ее лице жгучую краску, а дыхание замирало, превращаясь в тонкую нить. Положение ее оказалось еще более неудобным, так как ей пришлось надеть корсет, ушитый портнихой в спешке слишком узко. Девушке, не любившей подобные вещи, пришлось сейчас страдать вдвойне. Впрочем, корсет подчеркивал и без того осиную талию, выгодно приподнимал грудь, оголяя белую кожу шеи и самый верх грудей. А платье из тонких кружев и шелка изумительно шло к ее внешности, подчеркивая прекрасную фигуру и нежную красоту.

Ужин продлился слишком долго и гости, порядком утомленные, решили немного размяться и вновь разбрелись по компаниям, прежде чем собраться за столами для игры в вист.

Луиза воспользовалась моментом и под предлогом поболтать со своей знакомой оставила герцога одного. Тот, впрочем, сразу же удалился в парк, желая избежать шума.

Она нашла в зале графа, заметив как тот разговаривает с их общей знакомой, и теперь направилась к ним. Луиза поприветствовала компанию, и тут же была представлена графу и его дочери.

Ровена, увидев перед собой саму маркизу де Бриссак, почувствовала как в душе тотчас взметнулась волна смятения. В то время как Луиза прекрасно играла роль беспечной, непринужденной кокетки, оценивая Ровену лишь внутренним взором. Слишком разными сейчас были положения двух этих женщин. Одна совсем еще юная и наивная, но с горящим сердцем и чистой душой, никак не могла скрыть волнение, которое то и дело накатывало на нее горячими волнами, когда она поднимала свой взор на Луизу и когда старалась достойно отвечать на ее вопросы.

И Луиза, интриганка, прекрасная актриса французского двора, умела очень искусно скрыть свои чувства и эмоции и изобразить в результате все, что только пожелала бы. Она нарочно играла заинтересованность в беседе, желая удержать графа с дочерью как можно дольше, сохраняя при этом сухую серьезность и статность. Она так же побеспокоилась о том, чтобы привлечь к беседе еще несколько человек и оттеснила Ровену немного в сторону так, чтобы девушка оказалась почти спрятана за спинами болтавшей компании. Луиза выказывала повышенный интерес персоне графа и засыпала того все новыми и новыми вопросами.

Она ждала прихода Франца-Ульриха.

Заметив, наконец, долгожданную фигуру в дверях гостиной она встала к нему спиной так, чтобы закрыть собой Ровену и заставить ничего не подозревающего герцога приблизиться к компании.

Ей прекрасно удалась ее игра, от которой она получала большое удовольствие, кстати сказать.

Франц подошел к компании. Луиза же, обернувшись как раз вовремя, изображая беспечность как бы невзначай взяла того под руку и воскликнула:

– Ах, ваша светлость, я успела очутиться в обществе прекрасного человека. Только сейчас судьба оказалась ко мне благосклонной, сведя нас в одном общем кружке. Позвольте мне представить вам господина Роберта Клифорда, граф Шерфордский, почетный гость герцогини Беррийской.

Герцог едва слыша тираду Луизы, застыл как вкопанный, когда заметил в шаге от себя Ровену, бледную как привидение.

Он заставил себя перевести взор на графа и кивнуть ему, стараясь превратить непослушные губы в улыбку. Вместо этого на его лице обозначилась некрасивая гримаса. Луиза внимательно следила за ним и Ровеной хищным взором. Она вдруг обмякла, чувствуя волну ревности, что накатила на нее ни с того ни с сего. Ей пришлось представить также и графскую дочь, а это она сделала с меньшим рвением.

Девушка, до этого стоявшая истуканом, устремив широко раскрытые глаза на герцога, вдруг залилась румянцем и опустила свой взгляд под гнетом его тяжелого взгляда.

Он едва ли кивнул ей, глаза его стеклянные и застывшие, ровно как и лицо, превратились в мертвую маску. Даже Луиза со всей своей чуткостью не могла разглядеть того, что происходило в его душе. Но если бы и разглядела, то вряд ли могла бы разобраться в урагане тех противоречивых чувств, которые герцог сам не понимал. В этот момент Ровена, милое и нежное дитя, переживала сейчас всю бурю человеческих эмоций. В этот момент она поистине жила, чему могла бы позавидовать даже Луиза, утратив всю силу светлых чувств и эмоций, она могла лишь играть.

Даже от глаз герцога не укрылись бурлящие эмоции, тонкий эфир из нервных импульсов, которые источало это создание с почти прозрачной кожей. Он чувствовал как в ней пульсирует жизнь, ее жар обжигал его даже на расстоянии, она задыхалась от него сама и заставляла трепетать этого мужчину где-то в самых темных глубинах его естества. Он заметил сейчас разницу между девушкой и восковой безжизненностью Луизы. Скорее всего это и раздражало его чувства при виде Ровены, как ему вдруг подумалось. Он боялся ее напористости и лавины, едва сдерживаемые хрупкой плотью. Он боялся и почти ненавидел ее за ту жизнь, которую она несла. Так ему показалось, лишь только он увидел ее. Впрочем, то были только отрывистые чувства и впечатления, так как он и сам не мог разобраться в природе своих ощущений.

Итак, слишком сдержанно и натянуто кивнув девушке, он поспешно отвернулся, вознамерившись забыть за нее. Та только и успела, что склонить свою милую головку в знак приветствия. Он слышал Луизу, которая не прекращала свою речь. Только сейчас слух его пришел в норму и теперь он постарался влиться в ход беседы.

Луиза, значительно поостыв, быстро успокоилась и даже пожалела о своей излишней беспечности. Она чувствовала, как в душе ее против воли нарастает горечь. Она смолкла почти сразу же и теперь ждала лишь удобного момента, чтобы увести герцога.

Момент этот представился довольно быстро, учитывая, что и герцог сам горел желанием поскорее оставить компанию, где бушевало слишком много душевных страстей.

Луиза, повернувшись спиной к своим собеседникам, вздохнула спокойней. Герцог тоже, казалось, ожил. И Ровена в первый раз, кажется, свободно вздохнула, чувствуя как с сердца ее свалился огромный камень.

В зале стояла духота. Пережив только что неплохую встряску, Ровена почувствовала нехватку воздуха. Она сообщила отцу, что желает подышать свежим воздухом, на что тут же получила согласие.

В парке уже вовсю царствовала ночь, наполнив прохладной и целебной свежестью легкие девушки. Почему-то ей захотелось расплакаться. О, как тесно было сейчас ее душе в столь несчастном, маленьком теле. Тесным оказалось для нее все то общество, в котором она пребывала сегодня, уже успев как следует устать от него. Как тесно было ей в том кусочке пространства, который она могла охватить своим взором. Вдруг ей захотелось вырваться из всех оков, оставив телесные одежды, и устремиться в небесную высь, расплескаться по всему небу и раствориться где-то там, в его бесконечном лоне.

Она дышала полной грудью, желая опьянеть от холодного воздуха и старалась привести свои разбушевавшиеся чувства в порядок.

Само Проведение сыграло с ней веселую шутку в этот вечер, снизойдя до милости поместить ее в столь высокое общество и столкнуть затем лицом к лицу с тем, с кем она и не чаяла когда-нибудь познакомиться. Ей показалось, что она сейчас не более чем марионетка в руках невидимой Судьбы, воле которой она не в силах сопротивляться.

Вскоре Ровена услышала как позвали к игре. Гости, те, кто желал играть, постепенно собирались рядом со столом для игры. Ровена вынуждена была присоединиться ко всем, глядя на дам и господ через серо-розовое мариво, ей все казалось сном. Все движения ее происходили машинально, она не управляла ими. Ровена кому-то отвечала, кому-то улыбалась, ловила на себе взгляды многих глаз. Внутри она не чувствовала ничего, кроме приятной сонливости, что накатывала на ее тело теплыми волнами и туманила разум.

Ей предложили место за столом, куда она машинально уселась, совсем не подумав о том, что игра в вист – это вовсе не в ее природе. Игроки принялись так же усаживаться за длинный стол. Вокруг царило оживление. Дама возле нее устраивалась на стуле с шумом и суматохой, то и дело громко смеялась и вальяжно жестикулировала и постоянно вертясь, она рассказывала что-то двум господам за ее спиной.

В это время слуги понесли бокалы с шампанским. Один из них приблизился к Ровене, предложив ей взять бокал. Девушка не заметила его, ровно как и дама, устроившаяся рядом с ней. Она, не прекращая своей беседы, очередным взмахом руки задела бокалы на подносе. Раздался звон стекла. Несколько бокалов, задетых дамой, посыпались на стол, тут же разлетевшись на осколки на глазированной поверхности. В унисон с оглушительным звоном послышались визги дам, которые повскакивали со своих мест от неожиданности. Жидкость теперь разливалась по столу и уже переливалась через край, рискуя залить платья нескольких дам, в числе них оказалась и Ровена.

Она слышала, как герцогиня Беррийская визгливо зовет слугу, чтобы тот немедленно справился с потопом. Дама возле нее принялась жестикулировать и верещать еще отчаянней. Девушка, оглушенная всей этой какофонией, не проронила ни звука. Она испуганно вскочила с места, желая защитить свой наряд от порчи, до этого подставив ладони под жидкость, капающую со стола. Увы, все произошло слишком быстро. Платье Ровены уже было испорчено большим темным пятном на светлой ткани. В это время подоспел слуга с извинениями и принялся протирать стол. Все, кто устроился было за столом, теперь стояли рядом с ним, влившись в общее возбуждение.

Только сейчас, спустя несколько мгновений Ровена почувствовала, что ее ладони странно пощипывают. Она повернула их к себе и побледнела. На коже красовались большие кровяные разводы. Видимо она не заметила тонкого прозрачного стекла на столе и порезалась об него каким-то образом, стараясь спасти свое платье.

Она смотрела на ладони, впав в отупляющий ступор.

– Ох, боже мой, дорогая вы моя у вас же кровь! – услышала она причитания дамы возле себя и очнулась. – Врача! Быстро врача сюда!

– Какого врача? Достаточно пока просто приложить полотенца! – одернул ее рядом стоящий мужчина.

Ровена подняла глаза перед собой и застыла. C другой стороны стола на нее смотрел Франц-Ульрих, точнее он смотрел на ее руки такими полным оцепенения и страха глазами, что Ровене стало вдруг дурно от его взгляда. Пока ее руки обмакивали полотенцем, изучали на предмет осколков, осведомлялись у нее не больно ли ей и как она себя чувствует, девушка урывками смотрела на герцога, не понимая что с ним происходит. Тот побледнел почти до серого оттенка кожи. Вцепился пальцами в спинку стула и явно проявлял титанические усилия, чтобы стряхнуть сковавшую его тело судорогу.

Она заметила и Луизу. Та по-началу смотрела лишь только на нее, но в какой-то момент времени повернувшись к герцогу, забыла за пострадавшую.

Маркиза, удивленная реакцией Франца-Ульриха, старалась мягко вывести того из оцепенения.

Происшествие в итоге оказалось не особо серьезным, ранки были совсем крошечными, кровь быстро остановили и усадили девушку за стол. Теперь все внимание переметнулось к герцогу. Он, наконец, вышел из оцепенения, но имел настолько ужасный вид, что гости испугались за него больше, чем за графскую дочь. Герцог старался дышать, но вместо этого его кадык, сейчас почему то сильно выделившись на горле, беспомощно поднимался вниз и вверх. Послышались предложения гостей позвать врача, что было бы лучше.

Впрочем, когда герцог понял, что по оплошности перевел все внимание гостей на себя, опомнился гораздо быстрее. Он позволил Луизе взять себя под руку и вывести из зала.

Маркиза де Бриссак хранила завидное хладнокровие и серьезность. Она сообщила гостям, что герцог просто не переносит вида крови, а свежий воздух и смена обстановки несомненно окажут свой живительный эффект.

Гости потихоньку успокоились. А пара отправилась по направлению к дверям в парк. Ровена вся обмякла на стуле, все еще испытывая все муки беспокойства из-за реакции герцога. Слова маркизы почему-то не обнадежили ее.

Тем временем, Луиза, вцепившись в локоть Франца почти тащила его за собой вглубь парка, погрузившись в свои разбушевавшиеся вдруг эмоции, а тот следовал за ней словно безвольная кукла. Она старалась унять бешено колотящееся сердце, в то время как ее спутник старался прийти в себя.

Некоторое время они молчали. Луиза подбирала нужные слова, а герцог даже и не старался заговорить.

– Может быть ты объяснишь мне что на тебя нашло? – наконец изрекла Луиза, желая казаться вежливой, но ее внутреннее смятение вылилось наружу, породив в голосе сухие, резкие нотки. – Раньше ты так не реагировал на кровь.

– Право, я понятия не имею, что на меня нашло. Но я очень благодарен тебе, за поддержку. Без тебя я не знаю как бы смог выйти из подобной щекотливой ситуации.

– Ты бы ее просто не создавал, предпочтя закрыться в своем замке. Что произошло такого, что заставило тебя вдруг потерять контроль над собой. Чары этой особы? Или, может быть, нехватка пропитания? В последнем я сомневаюсь.

Герцог изобразил на лице уставшую гримасу, прислонив ладонь ко лбу.

– О, прошу тебя, я и так измучен, а ты еще добавляешь масла в огонь. Я устал и хотел бы покинуть это жуткое место. Клянусь, понятие не имею, что на меня нашло. Действительно, обычно я прекрасно контролирую себя, но здесь оно было сильнее меня.

– Что это еще за “оно”?

– Я и сам не понимаю. Прошу, не будем больше об этом.

Герцог говорил правду. Он понятия не имел с чего вдруг его обуял инстинкт жажды, который он действительно всегда прекрасно контролировал. В тот момент в нем проснулась нечто гораздо сильнее него. Оно завладело его разумом и запустило гибельные механизмы, едва не выдав его.

Он почти ненавидел это создание, которое словно проклятие везде следовало за ним, нарушая вожделенный покой. Оно производило всякий раз войну внутри него одним лишь своим появлением, щекотало его нервы, вызывая нервные приступы. Он желал больше не вспоминать об этой даме, но она постоянно нагло вторгалась в его жизнь против его воли.

Луиза, глядя на герцога, наблюдала сейчас нервное истощение. Мертвенно-бледная маска закрыла его лицо плотным саваном. Она вдруг оживилась и взяла руку своего друга, вложив в слова весь порыв захлестнувших ее чувств:

– Вы устали! Вы действительно устали. Вам надо отдохнуть. Поедем-те ко мне, прошу вас, вместо того, чтобы прозябать в вашем холодном особняке. Я подарю вам то тепло, которого вы были лишены долгое время. Я обещаю вам, у меня вы сможете забыть обо всем и набраться сил.

– О чем ты говоришь, Луиза? – выдохнул герцог, пребывая в своих мыслях.

– О том душевном покое, дорогой мой, который может дать мужчине только женщина. Мужчины нуждаются в нас, именно мы наполняем их чашу любовью и спокойствием, укрывая их на своей груди. Я вижу как ты истощен, тебе нужен покой и спокойствие.

– Мне кажется, сейчас не лучший момент…

Луиза вдруг остановилась и встала перед герцогом, заглядывая в его лицо.

– О твоей тайне знает только один человек на земле и это я. Разве ты хоть раз усомнился во мне? Хоть раз я подводила тебя? И я еще раз повторяю: только мне ты можешь доверять без оглядки. Мы с тобой оба одинокие странники в этом мире. Нас выгнали из наших фамильных поместий без права возвращаться туда. Моя страна сейчас орошается кровью аристократов, их дома разграблены и уничтожены, я вынуждена была постыдно спасаться бегством. И ты тоже должен был покинуть свой дом темной ночью, оставляя все, что у тебя было на произвол судьбы, без права взять то, что тебе дорого с собой. Что ты еще ищешь? Чего тебе хочется, скажи мне, и я одна пойму тебя. Мы в одинаковом положении с тобой, нам нечего терять.

– Ты права. И если бы ты знала, как я тебя ценю за это. Без тебя мне бы пришлось гораздо тяжелее. Очень тяжело жить в чужой стране не имея возможности слышать свой родной язык и видеть милые сердцу пейзажи.

Взгляд Луизы увлажнился, тяжело дыша, она прислонилась к каменной груди Франца-Ульриха, выдохнув:

– О, Франц, как бы я хотела полностью разделять с тобой не только будни, поддерживая тебя в делах, но и внести в твою жизнь счастье и спокойствие. Как я желала бы, чтобы ты заснул у меня на коленях в тепле моей любви беспечным, сладким сном, как обычно спят дети. Когда твоя душа последний раз знавала подобное спокойствие и безмятежность, скажи?

Герцог подавил тяжелый вздох. Глаза его сверкнули черной молнией.

– Луиза, мне тяжело говорить об этом.

– Давай не будем говорить! Доверься моим жестам!

– Я действительно ценю тебя….но дай мне время.

– Забудь ты уже, в конце концов, свои страхи из далекого прошлого. Костер инквизиции давно отгорел. Никто больше не станет преследовать тебя. Никто не отберет у тебя твое самое дорогое. Люди уже не такие жестокие и глупые как раньше, никто и не посмеет указать на тебя пальцем, теперь с твоим положением и статусом в обществе.

Посмотри на меня. Я сильна и я хозяйка своей жизни. Мы могли бы быть отличными партнерами и тебе бы не пришлось ни о чем беспокоиться.

– Ты сейчас рассуждаешь так легко, но не знаешь и частицы той жизни которую веду я в моем обличие. Она совсем не сладка. И никакие прелести мира не могут облегчить мою ношу. И только это и останавливает меня.

– Не переживай! Я прекрасно контролирую себя и смогу победить любое препятствие.

– Жажду крови победить очень тяжело. Ты даже не представляешь эту пытку...особенно по-началу. А я устал скрываться и убегать, устал терять любимых.

– Ты слишком впечатлителен! Словно ребенок в темной комнате, где полно ночных теней. Это всего лишь страхи, Франц. Они уже давно растворились и больше никогда не настигнут тебя. А я здесь и сейчас. Я жива, посмотри и жду тебя. Забудь ты уже ту, которая когда-то совершила глупость по собственной вине.

Герцог вдруг нахмурился и отпрянул от Луизы.

– Как просто тебе рассуждать! Разве ты жила тогда, разве ты проходила через все, что прошел я? Это не была ни глупость, ни собственная вина! Это было то, чего я так боюсь и не хочу больше прикасаться к этому. Как ты можешь с такой беспечностью отзываться о моих чувствах, зная что я испытал. Или ты не любила никогда? Любила ли ты так, что готова была отдать свою жизнь? Не путай это чувство с инстинктом собственичества и эгоизма.

Герцог осекся, побоявшись, что речь его может быть слишком резкой. Однако он действительно так считал. Иногда ему казалось, что Луиза не способна любить, но лишь обладать. Она требовала любви, словно ребенок конфету, и капризничала, когда ей ее не давали. В своем эгоизме она видела лишь себя. Он боялся оказаться правым в своих подозрениях. Он часто искал то, что разделяло его с этой женщиной. В голове его всегда царил хаос, он запутался и устал. Устал от ее игры, от ее слов. Он хотел тишины. Хотелось ли ему любви? Он не знал.

– Прости меня, – услышал он вдруг голос маркизы, – я была слишком резка и не хотела бередить заживающие раны. Ты любил ее, я стараюсь понять твои чувства. Но прошу тебя, живи настоящим. Ты сам выбираешь страдать тебе или быть счастливым.

Прошу поехали ко мне. Тебе нужен отдых.

Франц, совершенно измотанный этой беседой, не нашел сил сопротивляться, повинуясь напору волевой женщины.

Пара вскоре вернулась в зал лишь с тем, чтобы сообщить гостеприимной герцогине о своем отъезде, сославшись на нездоровье герцога.

Ровена в это время находилась в одной из спален, ожидая пока прачки застирают ее наряд и приведут его в порядок. Она так же смертельно устала и чувствовала себя виноватой в произошедшем. Ей хотелось поскорее вернуться домой и уснуть крепким сном. Она чувствовала, как сердце ее разлетается на мелкие осколки снова и снова.

Маркиза де Бриссак, желая претворить свои слова в жизнь, постаралась окружить герцога теплом и заботой. Она старалась быть максимально тактичной и нежной, ненавязчивой, но вместе с тем не отпускала его ни на минуту.

Она побеспокоилась о том, чтобы по пути его ничего не тревожило, направляя все свои жесты к нему с тем, чтобы разрушить ледяную стену. Он то и дело выстраивал ее перед собой, огораживаясь от мира.

Уже у себя, она провела его в самую уютную комнату, где приказала слуге разжечь камин. Накидав подушек и мягких атласных покрывал на кровать она уложила его, словно ребенка, принявшись осторожно массажировать виски.

Франц не сопротивлялся, но и не поддавался ее жестам. Внутри него царила зияющая пустота, которую, казалось, никто никогда не смог бы заполнить до краев. Даже Луиза, со всеми своими ласками, на которые только могла быть способна, не вызывала в душе герцога ничего, кроме холода. Он не раз отмечал этот парадокс, сравнивая настоящее с тем, что ему посчастливилось испытать в прошлом от рук другой женщины. Он категорически не понимал откуда взялась такая разница и почему он остается пуст. Почему он иногда даже испытывает отвращение против своей воли. Почему иногда Луиза кажется ему нелепой в своей любви.

В это время граф Роберт Клифорд со своей дочерью уже добрались до особняка. Всю дорогу они молчали и, выбравшись из экипажа без лишних слов, после краткого прощания разошлись по комнатам. Каждый пребывал в своих мыслях. Граф сетовал на то, что его дочь стала основным лицом в столь неприятной ситуации, хотя он думал еще и о герцоге, надеясь, что произошедшее с ним спрячет от пересудов оплошность с Ровеной. А Ровена же пребывала в совершенно разбитом состоянии, коря себя одновременно и за инцидент, и за то, что явилась причиной плохого самочувствия герцога, и за то, что привлекла к себе излишнее внимание столь важных персон. Она не представляла себя теперь прогуливающийся в парке с тем легким спокойствием, с каким делала то ранее, так как полагала, что теперь непременно станет предметом нелестных сплетен. Она думала как люди будут смеяться над ней, указывая на нее пальцем. Мадам де Бриссак, так любезно болтавшая с ними в тот вечер, теперь, наверное, сделает вид, будто того никогда и не бывало. А Ровена было обрадовалась, что могла бы произвести благоприятное впечатление на эту знатную даму с тем, чтобы потом иметь возможность поближе познакомиться с Францем-Ульрихом.

Только оказавшись в своей спальне, она позволила дать волю слезам и так даже не заметила, как уснула.

Проснулась она ближе к обеду. Утром ее никто не разбудил. Видимо отец так позаботился о ней, он подозревал, что дочь его будет не в лучшем расположении духа.

Ровена более или менее пришла в себя только к вечеру. Тут же собравшись с мыслями и взяв в руку перо, она решила писать Виктору, подумав посвятить ему свободные часы, раз уж не собиралась выезжать в публичные места в ближайшее время.

Юноша только и ждал ее письма, наконец, получив весточку о приглашении в гости. Еще Ровена писала, как с нетерпением ждет уроков по живописи, о которых они договорились ранее.

На следующий день граф уведомил своих домашних, что слишком задержался дома и должен немедленно отбыть на место службы. Он назначил дату отъезда на следующий день, чем опечалил и без того печальную дочь.

Тем не менее он, казалось, пребывал в бодром настроении и кажется совсем забыл о произошедшем казусе.

Вечером после ужина он уединился в своем кабинете с тетушкой Элизабет для разговора, в это время Ровена как раз писала письмо Виктору.

Что до тетушки Элизабет, то та уже знала о чем пойдет речь.

– Вы видите, мадам, какие многообещающие отношения и встречи разворачиваются под этой крышей.

Тетушка с горячностью согласилась с графом.

– Тогда прошу вас не препятствовать им, – продолжил граф, – и с божьей помощью мы очень скоро сыграем свадьбу. Правда я, к сожалению, не имел времени, чтобы узнать у Ровены ее мысли в отношении этого юноши и очень сожалею об этом, все-таки я не совсем внимательный отец. Но у меня есть вы, Элизабет, вы женщина и лучше знаете толк во всех этих женских беседах, поэтому я оставляю все работу на вас и надеюсь на посильную помощь.

– Не переживайте, ваша милость, я сама бы рада выдать нашу красавицу замуж. Уж я то займусь тем, чтобы создать в ее глазах нужный нам образ. И даже если ее мысли не лежат в нужную нам сторону, будьте спокойны, я уж найду способ их туда направить.

Граф вздохнул, успокоенный, немного помолчал и добавил:

– Если у вас будут какие-то сложные ситуации, понадобятся деньги или вам необходим будет совет, пишите мне не задумываясь как можно быстрее, я тут же отвечу вам. И в целом, прошу вас, держите меня в курсе всего. Не смотря на дистанцию между нами мне хотелось бы получать новости так часто и подробно, словно я все еще дома.

8

Граф покинул свой дом рано утром, уезжая он весь пребывал в надеждах, а его лицо озаряла улыбка, которой он не отдавал отчета.

После обеда Виктор уже стоял в гостиной графского особняка, ожидая Ровену. Юноша был свеж, весел и румян, как то полагается влюбленному. В то время как Ровена хотя и старалась обозначить на лице улыбку нет-нет да впадала в задумчивость и грусть, а непривычная бледность ее лица взволновала Виктора. Но Ровена сообщила ему, что прошедший светский вечер поздно закончился и был довольно изматывающим, посему она, не привычная к подобным мероприятиям, слишком устала.

Впрочем, томность и задумчивость ей так шли, что Виктор вскоре и вовсе перестал думать о нездоровье Ровены.

Они прошли в крытую галерею, где хранились картины. Виктор сперва осмотрел все работы, стараясь проявить весь свой вкус и все свои познания в живописи, чтобы показаться в глазах девушки недурно в ней смыслящим человеком. Впрочем, он чаще хвалил ее работы, нежели чем критиковал, влюбленные глаза могли видеть лишь достоинства творений Ровены. Он подмечал легкость ее кисти и нежность цветов, опуская то, что форма и пропорции были часто нарушены. И, таким образом, войдя в раж он взял очередную работу признанную неудачной даже Ровеной, из-за чего она оказалась в стороне, не будучи законченной, а далее успешно забытой.

Виктор подметил здесь необычность композиции и новизну в выборе цветовой палитры.

К счастью, Ровена была так рассеяна и задумчива, что то и дело погружалась в свои мысли. Поэтому неуместные похвалы либо проходили мимо ее ушей, либо оставались где-то на задворках сознания.

День прошел довольно непринужденно, молодые люди провели вместе чудесное время. Ровене удалось все же немного отвлечься, а Виктор получил как всегда истинное удовольствие видеть ее рядом с собой почти пять часов. Его тонкое чувство юмора, внимательность и заботливость заставляли трепетать ее сердце. Ведь никто еще из молодых людей не уделял ей столько внимания, чему Ровена радовалась в глубине своей души и была благодарна Виктору за столь нежную дружбу.

Несколько дней Виктор навещал Ровену в графском особняке. Там, проводя все время в галерее, они погружались в юное, беспечное веселье. Оно позволяло им двоим унестись в безоблачные дали их светлой молодости.