Текст книги "В год огненной векши (СИ)"

Автор книги: Лия Нежина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 13

Оказавшись, наконец, в своей комнате, княжна долго сидела на кровати, уставившись в одну точку и не двигаясь. Вошедшая в горницу Раска замерла на пороге, потом подошла к девушке и провела своей грубой изработанной рукой по ее волосам.

Забава очнулась и… заплакала.

– Что ты, дочка, – мягко позвала ее служанка. – Князь к столу просит. Дружина нынче в гриднице пирует, а ты с ним в горенке.

Слыша, что вызвала еще больший поток слез и догадавшись об их причине, продолжила уговаривать:

– Ты его не бойся. Черный волк тебя признал, значит, ко двору ты нам придешься.

Ругая себя за слабость, Забава вытерла слезы. Знала ведь, что непросто будет, так чего теперь-то…

Умывшись и переодевшись при помощи Раски, Забава прошла с ней в другое крыло княжеского дома, в котором еще ни разу не бывала.

Раска открыла дверь, и девушка оказалась в небольшой комнате. У окна, расположенного напротив двери, стоял князь и всматривался в беззвездную ночь.

На невысоком деревянном столе поставлены были разнообразные кушанья. От вида и запаха еды княжну начало мутить, она отвернулась от стола и почувствовала на себе испытующий взгляд князя. Считая себя виноватой в том, что случилось несколько часов назад, испытывая стыд и страх перед человеком, во власти которого она теперь находилась, Забава не могла выдержать этот прямой, открытый взгляд.

Видя ее смущение, Всеволод сжал губы.

– Я говорил уже тебе, княжна, что не будет тебе от меня никакой обиды, – заговорил спокойным голосом. – И сейчас повторяю, что коли хочешь в Бугров за Изяславом ехать или к отцу в Светоград вернуться, – вольному воля.

«А невольнику? – усмехнулась про себя Забава. – А я и есть невольница».

Поднялось что-то сильное в душе. Как бы там ни было, а не ради себя – ради земли чуров своих, ради отца и братьев исполнит она, что задумано.

Всеволод молчал, не торопил. Но, так и не дождавшись ответа, сказал:

– Если решила остаться – свадьбу завтра сыграем, клятвы принесем.

Он придвинулся к столу и снял перчатки. Забава вся напряглась, ожидая увидеть что-то страшное, но ничего не увидела, кроме покрытых шрамами и ожогами рук.

Не обращая больше на нее внимания, князь поднял кубок, осушил его до дна и приступил к еде. Посидев немного и успокоившись, Забава тоже попробовала несколько непривычных рыбных блюд, стоящих перед ней, запила терпким молодым вином, которое ей в кубок налил Всеволод. Ела, не поднимая взгляда от стола. Когда князь снова потянулся за вином, невольно посмотрела на его изуродованные руки.

– Ты рук моих боишься? – спросил Всеволод глухим, не своим голосом.

И вдруг добавил:

– Я сам их боюсь…

Потом вскинул на Забаву горящие гневом глаза, будто решившись на что-то:

– Вот ты жизнь даришь. Не отнекивайся, я знаю и всегда знал! Изяслава ты из Нави вырвала. И меня тогда, мальчишку, ты с колен подняла. И у жертвенника тоже ты… А я отнимаю жизнь! Руками этими, как паук. Одного касания хватит, чтоб вытянуть без остатка! Потому и перчатки ношу, чтоб не забыться. И ничего с этим сделать нельзя.

Он встал из-за стола и, подойдя к закрытому ставнем окну, открыл его.

– После Светограда это началось, после капища вашего, где нас обручили. На обратном пути подо мной три лошади без причины пали, воевода наш погиб и еще двое дружинников. В Перуновых горах ведун жил, он и сказал, что сила во мне, что руками убивать могу всякого, кроме кровных родичей. Да вот он же и перчатки эти дал.

Всеволод кивнул на черные замшевые перчатки, лежащие на краю стола.

– Той силе моей даже колдун позавидовал, – хмыкнул Всеволод. – Но в 16 лет трудно понять, что дар, а что наказание. Потому и шрамы на моих руках, что огнем да каленым железом силу эту хотел выжечь.

Он замолчал, и в комнате воцарилась мертвая тишина. Забаве казалось, что сердце в груди слишком громко стучит, выдавая ее волнение и страх.

– Ты не бойся, княжна, – снова заговорил князь после долгого молчания, – не все то правда, что сказал Изяслав. Через замшу руки мои не навредят. Ни тебе, ни другому кому.

Он одел перчатки, еще раз глянул в лицо будущей жены своей. Вот ведь как бывает! Все пять лет, что длилось обрученье, он корил отца за поспешность, а девочку ту кареглазую ненавидел люто. И Изяслава-то послал в Светоград в надежде, что гордый Мирослав обидится и не отдаст дочку.

В шатре на Устьмени и потом в дороге изменилось что-то. Вместо девочки босоногой увидел перед собой Всеволод юную княжну, которая поразила его своей красотой и смелостью. Впервые пожалел он о своем изуродованном лице. Впервые захотел увидеть нежность в девичьем взоре.

Весь сегодняшний день князь ничего не ел. Чуть не загнал коня – спешил вернуться домой. Но вот приехал и понял: придумал он себе это счастье. Сердце Забавы другого выбрало, и держит ее здесь лишь слово, данное Мирославом.

Всеволод устало присел на лавку.

– Я воин, Забава, – сказал тихо. – Смерть да горе людское близко видел, потому не хочу скорби в доме своем. Если люб тебе Изяслав…

– Нет, не люб, – резко оборвала его княжна. – Клятвы свои не нарушу и скорбь в дом твой не принесу.

Всеволод недоверчиво посмотрел на нее, но, встретив прямой, уверенный взгляд, спорить не стал.

– Ну что ж, коли решила все и не передумаешь, так завтра свадьбу сыграем.

Забава кивнула и вышла из горницы.

Придя в свои покои и улегшись на кровать, княжна мечтала уснуть, но сон не шел. Одной в комнате было жутко. Несколько раз за ночь открывала и закрывала она ставни, гасила и снова зажигала свечу. Хотела было отыскать Лушу, да Раска не пустила, сказала, что служанка заперта и велено никого к ней не пускать.

О будущей свадьбе Забава почти не думала. И искренний рассказ Всеволода о его страшной силе, и предстоящая свадьба – все казалось неважным в сравнении со случившимся нынче. Она решила, что жизнь ее, счастливая и беззаботная, кончилась уже нынче, когда чуть не поверила красивым речам да уговорам Изяслава. Только закрывала глаза, вспоминала перекошенное злобой лицо его и Лушу, лежащую на полу. Лучше б не знала она никогда ни князя бугровского, ни всего Северомирска.

Уснуть удалось только под утро. Неудивительно, что, когда Раска пришла ее будить, княжна выглядела больной и усталой. Умывшись и поев наспех хлеба и молока, девушка одела белую длинную сорочку и поневу с красной вышивкой по подолу. Раска радостно суетилась:

– Вот и дождались. Уж как рады все!

Заметив бледность и темные круги под глазами княжны, только повздыхала.

Когда в дверь постучали, Забава была готова. Каштановые волосы ее в последний раз заплели в косу, вплетя нитку крупного морского жемчуга. Тяжелое жемчужное очелье с длинными, до плеч, подвесками украсило голову.

Вошел воевода Туча. Он вместо отца передаст ее мужу.

Воевода залюбовался и прослезился, глядя на дочь Мирослава.

– Пойдем, княжна, – протянул он ей руку, – Всеволод ждет.

По усыпанной цветками хмеля и зернами ячменя дорожке в сопровождении празднично одетых дружинников прошли они на широкую площадь, вымощенную булыжником. В центре площади располагалось небольшое, огороженное низеньким забором капище с тремя каменными идолами.

«Не сравнится с нашим, – вспомнила Забава про Светоград. – Там и Перун, и Мокошь, и Род чуть до неба не достают».

Толпы народа окружили капище. Вооруженные дружинники на конях следили, чтобы люди не подходили ближе. За изгородью Забаву ждали только князь и невысокий худощавый старик-жрец.

Девушка не сразу узнала Всеволода, одетого празднично. Черный кафтан он сменил на длинную синюю рубаху, украшенную каймой, подпоясанную широким кожаным поясом с серебряными бляшками. На плечи наброшен был плащ, расшитый по краю сложным узором и закрепленный справа серебряной пряжкой. На голове не меховая шапка, как носили князья в Светограде, а серебряный обруч.

Легкий ветерок трепал его черные вьющиеся волосы. Серо-голубые глаза смотрели прямо из-под темных бровей. На минуту показалось Забаве, что видела она уже однажды взгляд этот. Давно, в предрассветных сумерках, на светоградском капище такими же глазами смотрел на нее черный волк. Но отогнала наваждение и уверенно пошла вперед.

Туча подвел княжну к капищу. Дорожка к жертвеннику, рядом с которым стоял Всеволод, была выстелена пушистым ковром. Забава уже хотела ступить на него, да была остановлена жрецом.

– Разуй ножки, княжна, – негоже в дом мужа грязь нести.

Девушка оглянулась на Тучу, тот утвердительно кивнул. Она послушалась и ступила босыми ногами на горячий от солнца ворс ковра. Жрец дал ей знак подойти ближе и встать рядом с князем.

Всеволод стоял перед статуей Рода, справа был Перун, дальше – Хорс. Статуи Мокоши на капище не было.

Подойдя к жертвеннику, Забава ожидала увидеть ягненка или козленка, но на камне лежали колосья ржи и ячменя, рыба в корзине да кринка молока.

Жрец поклонился Роду и, взяв из рук северомирского воеводы ржаной каравай, разрезал его на 2 равные части. Потом у воеводы Тучи взял еще один душистый каравай, разделил и его пополам, отдал одну часть Туче, а оставшиеся половины соединил. Затем, связав половинки прочной льняной ниткой, поднял над головой и с поклоном положил на жертвенник у ног Рода. Оставшийся хлеб воеводы разделили на кусочки и раздали тут же, на площади.

– Плоть к плоти, кровь к крови, душа к душе, – зашептал жрец и протянул князю два серебряных колечка.

Всеволод взял и надел то, что поменьше, на безымянный палец Забавы. Площадь замерла, ждали клятвы.

– Пред богами, перед чурами, перед честными людьми нарекаю тебя, Забава, женой и даю обет любить, оберегать и защищать в Яви, в Нави, и в Прави, – сказал громко, уверенно, с пониманием того, что совершает.

Теперь подошла очередь Забаве клясться.

– Перед миром всем нарекаю тебя, Всеволод, мужем и обещаю любить и почитать, и быть с тобой в Яви, и пойти за тобой и в Навь, и в Правь, – произнесла она негромко и чуть сбивчиво.

Второе кольцо Всеволод надел себе сам прямо поверх перчаток. Потом расстегнул застежку плаща и укрыл им жену.

– Поклонись богам, княгиня! – снова заговорил жрец. – Пусть Род дарует черному волку здоровых сыновей.

Девушка поклонилась идолу в пояс, выпрямилась и без страха взглянула в глаза мужа. Обряд был совершен. Всеволод чуть заметно улыбнулся Забаве и наклонился к ее пересохшим губам. Поцелуй получился коротким и легким. Она почти ничего не почувствовала, только жаром обдало лицо и сердце сильно стукнуло в груди.

Подставив руку, чтоб поддержать пошатнувшуюся Забаву, Всеволод направился обратно. Дружинники подвели к капищу вороного. Когда князь сел на коня, Туча помог Забаве сесть впереди него. Выехав в центр площади, Всеволод обратился к людям:

– Народ северомирский! Братья и дружина! Вот моя жена, ваша княгиня. Почитайте и любите ее наравне со мной.

Толпа колыхнулась, загудела. Забава слышала выкрики: Будем почитать! Слава князю с княгиней!

Всеволод направил коня к княжеским палатам. Дружина двинулась следом. Народу на площадь выкатили бочку пива и вынесли угощение.

В гриднице к приезду молодых уже накрыты были столы, зажжены свечи, пахло пирогами и брагой. Князя с княгиней посадили во главе, связали руки узорчатым рушником, так что пришлось сидеть, тесно прижавшись друг к другу. Слева и справа от молодых разместились светоградский и северомирский воеводы, дальше – дружина.

Княгиня сидела ни жива, ни мертва, боясь пошевелиться и всем телом ощущая тепло сидящего рядом мужчины.

Первым с пожелание к молодым обратился воевода Туча. Когда он закончил речь, поднял чашу и выпил за их здравие. Всеволоду и Забаве тоже поднесли чарки. Забава, измученная жаждой, обрадовалась, что в кубке простая вода. Отпив немного, она хотела уже сесть, но Всеволод остановил ее, развернул к себе и поцеловал в губы.

Поцелуй показался совсем не таким, как на капище. Горячее дыхание Всеволода обожгло, будто пламя. Зачем-то вспомнился Изяслав, такой же голубоглазый, только с золотыми кудрями. Что бы было, если б поддалась на уговоры его? Может, и стала бы княгиней бугровской, да неизвестно, с кем пришлось бы делить его ночами.

Следом за Тучей молодых поздравил северомирский воевода, и снова нужно было поцеловаться. После каждый дружинник вставал, желал князю и княгине жизни в мире и согласии, выпивал за их здоровье, а молодые целовались.

Всеволод, поначалу видевший напряжение и скованность в движениях Забавы, не смог сдержать улыбки, когда заметил, как привычно подставляет она губы для поцелуя к концу пира.

Все время застолья молодые ничего не ели, а пили только воду. К ночи Забава не чувствовала спины, голову тисками сжимало тяжелое очелье. Наконец, в гридницу вошел жрец, чтобы проводить мужа и жену в спальню.

В княжеских покоях супругов окружили молодые девушки. Плача и причитая, они развязали рушник, сняли с плеч Забавы плащ, голову освободили от очелья, потом сняли поневу, оставив княгиню в одной длинной сорочке. Раска расплела ее косу, вынула из нее жемчужную нить. Длинные каштановые волосы заструились по плечам, плащом накрыли спину.

– Поплачь, княгинюшка, – шепнула Раска. – Чуров своих не обижай.

Забава знала: нужно плакать, чтоб родичи видели, что не своей волей идет она к черным волкам. Но слезы не шли, а причитать и притворяться не умела. Только голову опустила низко и глаза прикрыла.

Все то время, пока Забаву раздевали и причесывали, князь стоял тут же, напротив, и, не отрывая взгляда, смотрел на жену. Когда девушки ушли, притворив дверь, отошел вглубь комнаты и откинул с невысокого резного столика покрывало. Забава с удивлением увидела курник, рыбу, яйца и сосуды с напитками – все, что было на свадебном столе и к чему ей нельзя было прикасаться.

– Подойди, Забава. Ты голодна, – позвал ее Всеволод, разламывая пирог и наливая в кружки золотистую сурью.

Девушка не стала притворяться и, не смущаясь мужа, с удовольствием принялась за еду.

Когда Всеволод ополоснул руки и присел на широкую кровать, она замерла. Она помнила свадьбы Владигора и Радимира и, хоть дружбы меж ней и золовками не случилось, их рассказы о первой ночи с мужьями слышала. Да и Мирослав перед ее отъездом позаботился, чтоб с дочерью поговорили и объяснили, как себя следует вести.

С бледным лицом и подрагивающими губами она подошла к князю и присела перед ним на колени. Всеволод едва сумел сдержать вздох удивления, увидев ее перед собой. Покорно опустив глаза, девушка прикоснулась к правому сапогу князя, собираясь снять его. Только в следующее мгновение мужчина вскочил и поднял Забаву.

– Это не наш обычай, – сказал он, сдвинув брови. – Никогда больше не вставай на колени. Как волчица равна волку, так жена равна мужу.

Он смотрел на испуганную жену свою и чувствовал раздражение. Пять лет назад отец навязал ему невесту, теперь он сам навязал себе жену, которая не любит и боится его. Красота и ум девушки смогли бы растопить любое сердце, что уж говорить о нем, сторонящемся женщин и знавшем лишь продажную любовь.

Больно ранила Всеволода явная симпатия Забавы к Изяславу. Потому и позволил ей самой решать свою судьбу. Непонятно только было, почему не захотела она уехать с братом? Ведь не отца же испугалась?

Под тяжелым взглядом Всеволода у Забавы по спине пробежал холодок. Князь казался недовольным и расстроенным.

«Быстрее бы уже закончилось все! – подумала девушка, – Помоги мне все вытерпеть, Мокошь».

Только Всеволод вдруг отвел глаза и спокойно сказал:

– Ложись спать, Забава. Завтра рано придут будить.

Княжеское ложе было широким и мягким. Откинув одеяло, Забава легла осторожно на самый край и повернулась на бок. Хотелось сделаться крохотной, чтоб будто и не было ее. Всеволод, взглянув мельком, укоризненно произнес:

– Не волк ведь я, чтоб от меня шарахаться! Упадешь ночью.

Она подвинулась чуть-чуть и замерла.

Покачав головой и поняв, что большего не добьется, князь разделся, погасил свечу и лег на кровать с другой стороны.

Забава долго лежала напряженная, прислушиваясь, стараясь уловить каждый вдох князя. Потом, наконец, успокоилась и, измученная за день, забылась тревожным тяжелым сном.

Проснулась она оттого, что волос коснулся легкий прохладный ветерок. Открыв глаза, увидела в свете луны, что Всеволод стоит у распахнутого окна и вглядывается в мрак ночи. Приподнявшись, села на кровати.

Всеволод оглянулся и с сожалением произнес:

– Не хотел разбудить. Померещилось, видно…

Девушка спустила ноги на прохладный ковер, прислушалась. В окно глядела теплая летняя ночь. Город спал, огни были погашены.

– Нет, опять! – удивленно воскликнул князь. – Подойди, Забава.

Девушка робко подошла к окну с противоположной от Всеволода стороны и выглянула.

– Слышишь? – спросил князь.

Она пожала плечами. Всеволод высунулся еще дальше в окно, потом, оглядев двор, подтянулся и перекинул ноги через подоконник. Развернулся к Забаве и подал руку.

– Пойдем! В Светограде твоем не бывает таких ночей.

Она с удивлением взглянула на его открытую ладонь. Князь тут же отдернул руку, вернулся в комнату и надел перчатки, потом, ни слова не говоря, снова выпрыгнул в окно и протянул к Забаве руки.

Лицо его в этот момент было так живо, выражало такую решимость, что девушка окончательно проснулась, и желание покинуть эту комнату, сделать, как в детстве, что-то запретное победило в ней страх. Не раздумывая больше, она быстро связала волосы в узел, шагнула к окну и протянула мужу руки. Он легко, словно перышко, снял ее с подоконника и поставил на землю.

Быстрым шагом Всеволод направился к конюшне, Забава еле поспевала за ним. Переполошив коней, князь вошел в денник, где стоял его вороной. Тот, увидев хозяина, тихо заржал. Быстро оседлав коня, князь вскочил в седло и помог Забаве сесть сзади.

– Крепче держись! – крикнул только, выезжая со двора.

Сколько раз ездила она так с отцом и братьями – не сосчитать, а теперь забыла, что не порты на ней, не сарафан широкий, а длинная прямая рубашка, задравшаяся выше колен. Подъехали к воротам, и князь велел сонному, перепуганному стражнику открыть, только сейчас задумавшись о том, как одета жена, и разворачивая коня так, чтоб заслонить ее собой.

По степи они понеслись галопом. Ветер свистел в ушах, трепал волосы, выбивал слезы, и Забава спряталась за широкой спиной Всеволода, закрыла глаза. Сердце стучало в висках то ли от страха, то ли от восторга. Всем телом прижимаясь к мужу, чувствовала она, как перекатываются сильные мышцы под одеждой, как послушен конь еле уловимым движеньям седока.

Выехав далеко в степь, Всеволод остановил коня, спрыгнул сам и снял Забаву. Тяжело дыша, пошел вперед, бросив уздечку.

«Зачем взял! – ругал он себя мысленно, до сих пор чувствуя спиной прикосновение девичьей груди. – Разве можно с такой-то верхом! Сниться теперь будет».

Забава шла сзади опьяненная скачкой и красотой летней ночи. На ее лесной стороне, и впрямь, такого не увидишь.

Они взошли на пригорок и оказались будто под куполом из звезд. Любуясь звездным небом, Забава подошла к Всеволоду и встала чуть поодаль. Он обернулся к ней и сказал:

– Слушай!

Княгиня прислушалась. Ночь здесь была полна звуков. В траве стрекотали кузнечики, шуршали ящерицы, шумела крыльями крупная ночная птица.

Вдруг издалека донесся знакомый уже протяжный звук. У Забавы душа ушла в пятки.

– Воет, – только смогла она вымолвить.

– Он не один, – перебил ее князь.

Забава снова прислушалась и различила еще более далекий и чистый звук.

– Двое их, – удивленно сказал Всеволод.

– Поздно ведь для волчьих свадеб… – возразила княжна растерянно.

– Смотри!

Князь взял ее за плечи и развернул, указывая вдаль. Там, в свете луны, метались две тени, то пропадая совсем, то вновь появляясь. Волк и волчица.

– Может, не он это… – размышляла вслух Забава, наблюдая, как играют волки.

– Он, – усмехнулся князь. – Я его из тысячи узнаю. Он будто душу мою зовет…

Он стоял, вглядываясь в даль, а Забава смотрела на него. Впервые другими глазами. Потому что и сам он был сейчас другим, таким, что она отчетливо представила темноволосого юношу с голубыми глазами, что вел ее за руку на капище.

Волки еще немного помаячили на горизонте и пропали. На востоке начинало светлеть.

Назад ехали медленно и молча. Всеволод не хотел гнать коня: ночь была хороша. Руки Забавы лежали у него на поясе, и от этого было тепло и спокойно, будто и вправду все у них по любви сладилось.

Прислонившись сзади к мужу, Забава тихо дремала под мерный шаг лошади. От Всеволода пахло дымом и можжевельником. Его темные жесткие волосы щекотали лицо. В полудреме, не понимая, как движение ее похоже на ласку, она потерлась щекой о спину мужчины.

Всеволод так резко дернул повод, что конь шарахнулся и Забава еле усидела. Обернувшись, князь удивленно посмотрел в поблескивающие в лунном свете заспанные глаза девушки.

«Девчонка! – подумалось князю, – Не ведает сама, что делает».

Приехали в город еще затемно. Ссадив полусонную Забаву, князь наспех расседлал коня и хотел на руках отнести жену в спальню. Но она, не дожидаясь, уже вышла из конюшни.

В покоях почти никто их не заметил: старый слуга выглянул, было, на шум, но, увидев князя, тут же скрылся за дверью. Не зажигая света, чуть не на ощупь, прошли в опочивальню и, не говоря друг другу ни слова, улеглись в постель.