Текст книги "В год огненной векши (СИ)"

Автор книги: Лия Нежина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 22

Рано утром, едва рассвело, в гридницу вошла Раска. По ее неловким, порывистым движениям и взволнованному лицу Забава сразу поняла, что служанка принесла какие-то важные новости.

–Узнала, – без всяких предисловий зашептала служанка, – все узнала, матушка! Не убег Ратибор! Тута он, в подвале держут ироды!

– За что же это? – схватилась за голову Забава. – Да как ты узнать-то сумела?

– Все Лушка, все она сердечная! – садясь возле княгини, так же вполголоса отвечала Раска. – Видать, совесть-то проснулась. Да я что скажу еще: помочь она обещает, говорит: что Забавушка попросит – все сделаю.

Княгиня задумалась. Теперь ничто здесь не держало ее, никто не даст ответы на ее вопросы. Медлить нельзя. Если Изяслав доверяет Луше, она сможет помочь.

– Уезжать мне нужно, Раска! – тоскливо промолвила Забава. – Не верю я Изяславу, что погиб Всеволод.

Раска отшатнулась, поглядела недоверчиво.

– Да что ты! – отрицательно покачала головой. – Неужто князь родную кровь мог предать?

– Он и мою судьбу уже решил, – отвечала Забава.

Раска всплеснула руками.

– Да ведь княжича под сердцем носишь!

– Потому и нельзя мне здесь оставаться. Дитя Всеволода для Изяслава – что кость в горле, – объяснила Забава.

Несколько минут, показавшихся княгине вечностью, Раска молчала. Наконец спросила обреченно:

– И куда же бежать-то?

– А куда бежать – все равно теперь, лишь бы отсюда подальше, – виновато глядя на служанку, отвечала Забава. – Думаю, до Бугрова добраться да сподвижников мужа отыскать. Не верю я, что все в битве полегли. А может, в Светоград удастся вернуться. Ведь дом это мой.

Слушая Забаву, Раска начала всхлипывать.

– На кого ж меня, старуху, оставляешь? – тихо спросила она.

– Ничего я сделать не могу для тебя, – с сожалением ответила Забава. – Если останусь – погубит меня Изяслав.

Раска утерла глаза, задумалась.

– Как же бежать? Ведь стража повсюду?

Но княгиня готова была уже на все.

– Ты говоришь: Луша помощь обещает? – спросила она.

– Обещать-то обещает, да страшно ей поверить после всего, – с сомнением в голосе отвечала служанка.

– Нет выбора у меня, Раска! – воскликнула Забава и не смогла скрыть своего отчаяния. – Только Лушка во все двери вхожа. Если про Ратибора узнала – сможет она мне помочь. Только на нее надежда.

– Что же сделать нужно, скажи? – пытала Раска.

Забава встала и взяла в руки маленький сундучок, привезенный из Светограда.

– Есть у меня порошок из травки одной светоградской, – заговорила она, открывая сундучок и протягивая Раске плотно закрытую скляночку. – Если его в еду добавить, сон да дрема овладеют человеком против воли его. Скажи Луше, если хочет помочь, пусть порошок добавит в квас житный, который дружине бугровской подают. Бугровцы ведь с одного стола едят. А как ночь настанет да уснут стражники, пусть Ратибору дверь отопрет. А ты сюда приходи и одежду принеси попроще.

Раска отрицательно покачала головой.

– А коли не уснут стражники? – сквозь слезы вымолвила она.

– Уснут, – решительно ответила Забава. – Луше передай, что на Бугровской заставе лошади стоят, пусть там меня с Ратибором и ждут.

Княгиня вопросительно посмотрела в мутные заплаканные глаза Раски. Поможет ли служанка? Не сробеет ли? Та, тяжело вздыхая, поднялась со скамьи и пошла к выходу. Почти у дверей обернулась и, морща лицо от набегавших на глаза слез, пообещала:

– Все сделаю, будь покойна.

В полдень Забаве обед принесла Луша. Увидев давнюю подругу свою, княгиня бросилась было навстречу, но та остановила ее, приложив палец к губам. Потом поставила на стол обед и положила рядом небольшой сверток.

– Одежда тут, – кивнула на сверток. – К полуночи готова будь и лишнего не бери.

После ее ухода Забава развернула одежду. Оказалось, Луша принесла ей простой деревенский наряд: длинную сорочку с широким синим поясом, сарафан, шерстяной пониток и узорчатый платок. Все было новым и чистым, будто специально для нее сшито.

Одежду Забава спрятала и принялась ждать. Весь день она торопила время, прислушалась к звукам, доносящимся со двора. Когда наступил вечер и в доме все стихло, она переоделась, сложила в узелок целебные мази, что привезла из Светограда, да драгоценности.

Было далеко за полночь, когда скрипнул дверной замок и в проеме показалось бледное лицо Раски.

– Еле-еле угомонились! – посетовала она. – Думала и не дождусь! Да готова ли? – спросила служанка, оглядывая княгиню с ног до головы. – Поторопись! Луша с Ратибором уже у заставы ждут.

Забава неслышно выскользнула из горницы и огляделась. На лавке рядом с дверью увидела она двух дружинников, которые спали, привалившись к стене.

На цыпочках ступая по ковру, Раска повела Забаву через все комнаты в кухню, из которой был выход во двор. Отворив перед ней дверь на улицу, обняла на прощанье и вдруг расплакалась:

– Береги себя, доченька!

У княгини сердце заныло. Понимала, что до смерти себе не простит этой жертвы.

– Как же ты здесь останешься? – обнимая ее, спросила у Раски. – Ведь поймет Изяслав, что помогла мне…

– А чего нам старухам? – сквозь слезы усмехнулась женщина. – Я жизнь прожила. Ни детей, ни внуков… Всеволод мне заместо сына родного был, а мать ради своего дитяти и не то сделает.

И, отрывая от себя Забаву, встряхнула ее, чтоб привести в чувство.

– Иди, пусть боги хранят тебя!

Забава шагнула на освещенную луной мостовую, и дверь за ее спиной закрылась.

Княжеский двор спал. Было по-осеннему ветрено и морозно, и Забава с удовольствием подставила лицо холодному ветру. Пахло опавшей листвой, жильем и конским навозом, но это был запах свободы.

Не теряя больше времени, княгиня шагнула в тень и вдоль стен и заборов пошла к заставе, где ждали ее Ратибор и Луша.

Улицы Северомирска были пустынны, лишь дворовые псы, которым луна не давала уснуть, изредка поднимали лай. Запыхавшись от быстрой ходьбы, княгиня незамеченной подошла к заставе. Издалека приметила она трех запряженных лошадей, привязанных у забора. Дорога на Бугров была открыта. Только Ратибора с Лушей нигде не было.

Стоя в тени, Забава не решалась подходить ближе. Кони беспокойно переступали и всхрапывали, будто встревоженные чем-то. Наконец Забава вышла из тени, подошла и взяла под уздцы взволнованное животное, положила руку на шею, попыталась успокоить.

Конь притих, но два других стали еще сильнее метаться, пытаясь оторвать уздечки. Что-то сильно беспокоило их. Осмотревшись, Забава обошла коней и вдруг замерла. На земле лежал человек.

Забава упала на колени и, взглянув в его лицо, узнала Ратибора. Мужчина был едва жив, из груди его вырывалось хриплое дыхание, рубашка и даже земля рядом с ним оказалась влажной, и Забава почувствовала тошнотворный запах свежей крови.

Отчаяние затопило княгиню. Нужно было бежать, не медля ни минуты, но оставить умирающего Ратибора она не могла. Не раздумывая, положила Забава обе ладони на окровавленную грудь Ратибора и мысленно приказала: «Живи, Ратибор! Рано, рано тебе в Навь…». Сила потекла сквозь ладони, тело воина вздрогнуло, отзываясь и выбирая жизнь.

– Что, княгиня, не нравится мертвячинка? – совсем рядом раздался ненавистный голос.

– Князь! – испуганно воскликнула Забава, увидев, как из тени навстречу выходит Изяслав, а следом, будто тень князя, – воевода Колояр.

– Не захотела женой мне быть! Лучше подстилкой для мужика деревенского? – свестящим шепотом спросил Изяслав. – Смотри, – указал он на лежащего Ратибора, – так со всяким будет, кто меня ослушается да помочь тебе осмелится.

Видя, что она не отходит от Ратибора, обернулся и приказал Колояру:

– В дом веди, под замок. Завтра же жреца приведу, чтоб обряд сотворил. И моей будет.

Воевода подошел к Забаве, схватил ее и начал оттаскивать от Ратибора. Она забилась, пытаясь вырваться, с ненавистью закричала Изяславу:

– Никогда! Слышишь! Только тронь. Убью себя – рука не дрогнет!

Колояр рванул ее руки назад так, что заныли суставы. Тогда Изяслав близко подошел и положил ладони на талию, сжимая до синяков, ответил медовым голосом:

– А я руки-то твои свяжу, да учить буду любви да покорности до тех пор, пока не научишься.

– Голодом заморю себя! Все равно душу мою не получишь! – с ненавистью в лицо ему выкрикнула Забава.

– Голодом? А пащенка тоже заморишь? – скривил губы Изяслав. – Дитя Всеволода убьешь?

И сам же ответил себе, видя, как расширились в ужасе ее глаза:

–Нееет! Ты покорной будешь, сладкой и нежной, чтоб только жизнь ему сохранить. А иначе я своими руками из тебя его вытравлю. Поняла?

Что-то оборвалось внутри, будто сила, что всегда была при ней, отказалась служить. Княгиню затопило отчаяние. Она обмякла и упала бы, да Колояр поднял ее на руки и понес от заставы обратно в княжеские покои.

Собрав остаток сил, Забава решила обратиться к Моране да попросить богиню о смерти, но в последний момент всплыл перед очами добрый образ Мокоши.

Когда Колояр поставил Забаву на мостовую во дворе, Забава повернулась к Изяславу и бесцветным голосом сказала:

– В Перуновых горах капище есть разрушенное. Стану женой тебе, только дозволь сперва побывать там, дары богине отнести.

– Что за блажь? – недовольно скривился Изяслав. – В городе капище, подноси дары свои.

Униженно опустив голову, Забава продолжала умолять:

– Северомирцы Мокоши не кланяются, идола ее здесь нет. Если хочешь, чтоб по-доброму у нас сладилось, отпусти со своими людьми. В один день обернусь.

Изяслав недоверчиво посмотрел ей в лицо. Сердце забилось от радости. Наконец-то дождался покорности, наконец не он, а она его просит. Видя, что князь сомневается, Колояр, стоящий рядом, зашептал было, что нельзя идти на поводу у княгини. Но Изяслав неожиданно смягчился и согласно кивнул Забаве:

– Ладно, будь по-твоему. Только не с людьми – со мной поедешь. И смотри: коли побег задумала, – накажу.

Грубо втолкнув Забаву в ее горницу, Изяслав запер дверь. И снова княгиня осталась одна. Хотелось выплакать хоть часть боли, разрывавшей грудь, но слезы не шли – ей, готовой шагнуть за границу Яви, не о чем было жалеть. Мучило только то, что по ее вине пострадали Ратибор и Раска.

Изяслав велел рано утром быть готовой отправиться в капище, но давно рассвело, а никто к княгине не приходил. Сквозь заколоченные окна она слышала шум и голоса во дворе. Чтобы понять, что происходит и что за люди толпятся под ее окнами, Забава приникла к окну и вдруг среди шума четко различила пронзительные женские крики.

– Что? Совесть замучила? – раздался сзади насмешливый голос и, отпрянув от окна, княгиня увидела в дверях Лушу с подносом, на котором та принесла завтрак.

Девушка не стала ждать ответа, прошла в горницу и поставила поднос на стол.

– За твою ведь вину Раска страдает, – усмехнулась она.

Забава побледнела. И раньше догадывалась, почему не удался ночной побег, а теперь все стало ей ясно.

– Где Раска? – вскинув голову, спросила она. – Что с ней!

– А ты думала: Изяслав простит? – мягким, тягучим голосом пела Луша, подходя ближе. – Во дворе кнутом бьют служанку твою, чтоб другим неповадно было.

– За что, Луша? Что я сделала тебе? – развела руками княгиня.

– Ты-то что сделала? – удивленно спросила Луша, беря что-то блестящее с подноса и пряча за спину. – А не ты ли играла с Изяславом, хвостом вертела? А я его полюбила! Пусть же он знает, что нет никого на свете этом вернее меня.

Всей силой своей Забава ощущала опасность и злобу, надвигающуюся на нее, но отмахнулась от этого чувства как от назойливой мухи.

– Если б помогла мне, я б далеко нынче уж была и не мешала бы тебе! – попыталась она образумить Лушу.

– Ты мне уже тем мешаешь, княгиня, – подходя совсем близко, прошипела служанка, – что по земле этой ходишь! Пока ты живешь – чары твои на него действуют. Да уж недолго…

Она не договорила. Резко выпростала из-за спины правую руку, и над головой Забавы мелькнуло блестящее лезвие кинжала. Неведомо как княгиня успела перехватить руку Луши. Но служанка навалилась с нечеловеческой силой. Одной рукой она схватила Забаву за шею и словно клешнями сжала ее горло, другой направила кинжал ей в грудь.

Забава чувствовала, что слабеет, все ниже опускалось лезвие, и не было сил его остановить, но на крик прибежали стражники, схватили и оттащили вырывающуюся Лушу, с трудом отняли кинжал.

Через несколько минут в горницу вбежал князь. Услышав от дружинников, что произошло, он одним тяжелым движением стегнул Лушу по лицу. Потом посмотрел на бледную Забаву, которая стояла у стены и пыталась отдышаться, и пошел к ней, протягивая руки.

Но княгиня отшатнулась от него, окинув ненавидящим взглядом.

– Только то и можешь, что баб бить! – прохрипела она ему в лицо. – Где служанка моя? Что ты сделал с ней?

Изяслав остановился.

– Служанка твоя по заслугам получила, – высокомерно ответил он. – Собирайся, княгиня, сейчас в капище едем. – А этой, – указал он дружинникам на корчившуюся на полу Лушу, – тридцать плетей, и чтоб не поднялась.

Луша кинулась ему в ноги.

– Пожалей, ведь дитя ношу! – плача, кричала она.

Князь, лишь брезгливо взглянув на нее, пнул в грудь носом сапога и, отвернувшись, вышел прочь. Следом дружинники выволокли бьющуюся в истерике Лушу.

Глава 23

Дорога до капища показалась Забаве бесконечной.

День выдался холодный, промозглый, с северным ветром. Несмотря на это, Изяслав приказал ехать верхами да взял с собой пятерых дружинников. Княгине оседлали маленькую молодую кобылку, которая постоянно норовила или убежать вперед, иль отклониться в сторону. Тогда Изяслав, всю дорогу ехавший от Забавы по правую руку, вырывал у нее уздечку и сам окорачивал лошадь.

Княгиня не перечила. По порывистым, нервным движениям видела, что Изяслав не в себе, и, скажи она хоть слово поперек, – слепая злоба затопит его. А Забаве нужно было во что бы то ни стало попасть в капище.

Невольно вспомнилось ей, как впервые ехала по этой же дороге со Всеволодом. Тогда казалось, что нет на свете ни горя, ни смерти – со всем справится ее сильный любящий муж, от любой беды убережет.

Слезы навернулись на глаза, когда вспомнила улыбающееся смуглое лицо его, светлые добрые глаза. Слишком мало было у них времени. И понять-то не успела, что такое замужем быть.

«Любый мой, – подумалось вдруг, – кабы вернуть сейчас могла, – ни за что не отпустила бы тебя тогда, в ущелье. Живым сберегла бы от всех смертей…»

Когда из Северомирска выезжали, она еще надеялась, что в дороге произойдет чудо и ей удастся сбежать. Теперь надежда развеялась, как дым. Будто под конвоем вез ее Изяслав, а в ущелье и вовсе княгиня почувствовала себя словно в ловушке.

Приближалась ночь, когда добрались до почти пересохшего озерца. Дружинники спешились, чтоб напоить коней.

– Князь, – обратилась Забава к Изяславу. – сам видишь: бежать мне некуда. Отпусти одну в капище да оставь до рассвета.

– Еще чего выдумала! – грубо ответил князь. – Пусть люди мои здесь останутся, а я с тобой пойду.

Но Забава так покорно просила, так убеждала, что Изяслав уступил.

– Ладно, – сказал он нехотя, – в капище не пойду, но неподалеку буду. Так что, если обмануть задумала, – поберегись.

Был уже поздний вечер, когда Забава ступила на знакомую полянку между скал. Почти наощупь собрала она пучок сухой травы да хворост и запалила костерок рядом с прямоугольным камнем, который видела во сне. Холодные влажные ветки не хотели гореть и слабо тлели, поднимая в темное беззвездное небо серый густой дым.

Достав из чересседельной сумки моточек овечьей пряжи, Забава подпалила ее и принялась ждать.

Но время шло, а богиня не являлась. Только темные косматые тени плясали на отвесных скалах, завораживая и пугая своей причудливой красотой, да шипели, потрескивали ветки в костре. Небо постепенно прояснялось, показались звезды, и легкий морозец опустился на землю. От чуть тлеющего костерка тепла почти не было, поэтому Забава начала замерзать. Она обхватила ноги и сунула озябшие руки в рукава. Нельзя было позволять себе думать о страхе и холоде – пока есть жизнь, есть надежда.

Вдруг сзади раздались шаги, и в отблеске костерка Забава увидела Изяслава.

– Что? Ответила тебе твоя богиня, – криво ухмылялся князь.

Она ничего не сказала, все и так было понятно.

– Ну так ведь к лучшему, – мягким вкрадчивым голосом заговорил Изяслав. – Что нам жрец? Сама богиня нас благословит!

Забава посмотрела на него и медленно встала. Спотыкаясь, начала пятиться к стене. По сумасшедшему, голодному блеску в глазах Изяслава она поняла, что недоброе в голове у него.

– Нет здесь богини, – дрогнувшим голосом ответила она и хотела было проскользнуть мимо, да он не дал. Больно схватил за руку и дернул на себя так, что она едва не упала.

– Постой! Куда ты? – низким хриплым голосом спросил Изяслав, притягивая ее к себе и наклоняясь к губам.

Забава похолодела. Стараясь казаться спокойной, она попросила:

– Отпусти, князь!

Но голос не слушался, выдавая ее страх.

– Зачем? – недоумевал Изяслав и только сильнее сжал ее руки. – И так долго я ждал, а больше не хочу!

Касаясь щекой ее горячего лба, он прошелся руками по спине, потом сильно сжал ее груди и вдруг, схватившись за ворот, неожиданно рванул на ней одежду. Забава охнула, но крепкая дорогая ткань не поддалась, лишь чуть-чуть открывая грудь. Опомнившись, Забава попыталась освободиться из его рук.

– Не смей, Изяслав. Ты обещал! Не смей! Закричу! – умоляла она, понимая, что, если он захочет, – никто не поможет ей.

– Кричи! – рассмеялся ей в лицо Изяслав, продолжая блуждать руками по дрожащему телу. – Кричи! Я отослал всех, чтоб не мешали нам.

Забава уперлась руками в его грудь. Слезы текли по щекам ее. Едва успевая отворачиваться от поцелуев, она шептала:

– Прокляну! Весь род твой!

– Проклинай! – рычал Изяслав, стаскивая с головы ее тяжелый платок и наматывая на кулак длинные косы. – И на дите ведь свое проклятье наложишь! Лучше отдайся сама, Забава, отдайся мне, как ему…

Отвращение затопило княгиню. Хотелось разбить в кровь его красивое лицо, навсегда стереть с губ ухмылку. Но шестым чувством понимая, что Изяслава ей уже никакой силой не остановить, заставила себя покорно опустить руки и послушно прижалась к его груди.

Изяслав застонал от удовольствия, отпуская ее волосы.

– Наконец-то, Забава, – выдохнул он ей в губы.

Но как только Изяслав ослабил хватку, Забава изо всей силы толкнула его в грудь и рванулась прочь.

Она услышала, как выбило воздух из его легких, но Изяслав был сильнее и быстрее. Лишь на мгновение он замешкался, но тут же схватил Забаву и, озверев от желания, ударил наотмашь по лицу и толкнул на землю.

Забава споткнулась и упала почти плашмя, сильно ударившись головой о какой-то камень. В ушах зазвенело, перед глазами все поплыло, замелькали золотистые мушки. Что-то горячее потекло по лицу, и она почувствовала во рту вкус крови. Словно в самом жутком сне сквозь пелену боли увидела, как наклоняется к ее телу Изяслав.

– Всеволод, – теряя сознание, прошептала Забава, – забыл ты клятву свою! Приди, волк, на зов волчицы своей!

Чтоб не видеть склоненное над ней перекошенное желанием лицо Изяслава, она отвернула голову. Взгляд упал на тлеющий рыжий уголек костра. Только вдруг огонек начал двоиться, и Забава поняла, что не костер это вовсе. На нее смотрели желтые глаза черного волка.

Она пришла в себя оттого, что кто-то качал ее на руках и звал, звал, умоляя очнуться. С трудом открыв глаза, Забава увидела худое, заросшее густой черной бородой лицо Всеволода.

– Единственный мой! – вздохнула она и из последних сил потянулась к мужу. – Долгожданный! Неужто в Яви это все со мною, или уж в Нави мы встретились?

– Не торопись в Навь, родная! – улыбнулся Всеволод, обнимая ее и целуя непокрытую голову. – Посмотри в глаза мне и поймешь, что живой я и ты живая.

Прижавшись к его груди и ощутив родное, теплое, Забава разрыдалась в голос. Всеволод долго и терпеливо успокаивал, обнимая и шепча ей слова, которые не успел сказать раньше. Наконец она перестала всхлипывать и огляделась.

На востоке алела заря, освещая капище слабым розоватым светом. В этом свете Забава смогла рассмотреть мужа. Он был тот же, прежний, и, одновременно, совсем другой. Но не лохмотья, которые едва прикрывали его исхудавшее тело, – другим был взгляд серо-голубых глаз. Взгляд, наполненный такой силой и уверенностью, которых Забава никогда прежде не видела в муже. И на жилистых, крепких руках князя не было перчаток.

– Как? – только и смогла вымолвить Забава, дотрагиваясь до щеки Всеволода, будто все еще не веря, что перед ней не бесплотный дух.

– Сам не ведаю, – прижимая ее ладонь к своей щеке и жадно ловя каждую перемену любимого лица, отвечал князь. – У Сурицы во время битвы дух черного волка во мне проснулся. Да не знал я, что главный враг за спиной моей прячется. Не светоградские воины, а брат родной волку моему меж ребер меч вонзил. На счастье, он в суматохе да в толчее не успел добить, решил, что я умер. Не знал Изяслав, что не просто убить черного волка.

Забава прикрыла глаза и будто на яву увидела все, что рассказал Всеволод.

– А Владигор? – с надеждой вновь спросила она.

Князь виновато вздохнул, но ответил прямо, не таясь:

– Не хотел я смерти ему – всех богов в свидетели зову. Поединок наш честным был. Когда сила волка ко мне вернулась, повалил я его на землю, но не я жизни его лишил. И поделать ничего не мог, когда Владигора на копья поднимали. А Радимира прежде еще, до битвы, Колояр убил. Прости.

Сказав так, он обнял Забаву и опять начал качать на руках, гладя по голове, как маленького ребенка. Она не плакала – не было больше слез. О смерти братьев знала давно. Теперь же будто с души груз свалился – нет на руках Всеволода их крови.

– Что же ты не приходил так долго? Ведь извелась вся! – не смогла Забава удержаться от упрека.

– Словно через толщу воды слышал я тебя, – с горечью ответил Всеволод. – Черным волком по полям да лесам бродил и не мог перекинуться, а нынче будто сила какая вела меня в капище. Здесь же, как только кровь твоя на землю упала, все тело мое скрутило, и встал я уже в человеческом облике.

Всеволод замолчал, и они долго еще сидели на капище, обнявшись, не в силах оторваться друг от друга. Неожиданно до слуха долетел то ли отдаленный гром, то ли гул.

– Не пугайся! – теснее прижимая к себе жену, улыбнулся князь. – Это дружина наша северомирская князя своего зов услышала. Скоро здесь будут.

– Скоро будут, потому уходить вам пора! – прозвучал знакомый голос, и, повернувшись, Забава увидела совсем близко от себя богиню Мокошь.

Она сидела, положив руки на колени, все на том же заветном камне и тепло, по-доброму, улыбалась.

– Матушка! – кинулась княгиня ей в ноги.

Всеволод, выпустив ее из рук, растерянно преклонил колено перед богиней.

– Ну здравствуй, князь, – лукаво улыбнулась Мокошь Всеволоду. – Да вставайте уже, мало времени у меня!

Забава и Всеволод поднялись и, встав рядом, посмотрели на богиню.

– Рада я, что угадала, соединив судьбы ваши, – сказала она.

Потом обратилась к Всеволоду:

– Долг у тебя был перед родом ее. Живую плоть твой пращур должен был отдать. Но ты теперь за него рассчитался: семя твое в чреве жены ростки дало. Потому и черный волк в Северомирск вернулся.

Всеволод непонимающе посмотрел на Забаву. Она только покраснела и, смущенно улыбнувшись мужу, положила руку на живот.

Князя будто жаром обдало. Если б не богиня, схватил бы Забаву в охапку, задушил бы в объятьях.

А Мокошь продолжала:

– Черный волк к тебе навсегда вернулся, и детям, и внукам твоим служить будет. Только ЕГО я заберу, – кивнула она туда, где в слабом утреннем свете едва угадывались очертания лежащего человека.

Забава вздрогнула, понимая, кто это может быть.

– Нет, – твердо отвечал Всеволод, и лицо его стало суровым. – Он брат мне, по своим законам буду его судить!

– Ты князь, да нет здесь твоей власти, – равнодушно возразила Мокошь, давая понять, что все уже решено. – Он жертвенник мой кровью осквернил, потому будет мне служить, пока вину свою не искупит.

Всеволод угрюмо молчал, опустив голову. Когда же нашелся, что ответить, богиня перебила:

– Пора вам. Скоро дружина северомирская сюда явится.

И, повернувшись к Забаве, чуть мягче заговорила:

– Отныне здесь меня не ищи. Совсем ухожу.

Она высоко-высоко подняла руку и, потянув неизвестно откуда взявшуюся кудель, начала прясть, скручивая ее в тонкую ровную нитку и наматывая на веретено.

Намотав немного пряжи, оторвала нитку и протянула веретено Забаве.

– Это мой дар прощальный тебе, северомирская волчица. Нет ничего крепче ниточки этой. А за то ты мне обещай, что третьему твоему волчонку имя Мирослава достанется и леса Светоградские. Я же силой его одарю, скупиться не буду.

Забава, поклонившись, взяла веретенце.

– А теперь прочь, – сказала Мокошь, и Забаву будто толкнуло в грудь.

Всеволод, до того стоявший молча, подался было туда, где лежал Изяслав, но Мокошь вскинула руки и закричала так, что у Забавы зазвенело в ушах:

– Прооочь!

Звук, словно молот, ударил по горам, и они затряслись до основания, на землю посыпалась каменная крошка. По верхушке одной из скал, окружавших капище, пошли трещины, отколовшись, она и с оглушительным гулом и грохотом начала сползать вниз.

Всеволод первым пришел в себя. Он схватил Забаву за руку и почти поволок ее из капища.

Как только они выскочили в ущелье, каменная глыба рухнула, погребая под собой навеки и древнее капище, и Изяслава.