Текст книги "В год огненной векши (СИ)"

Автор книги: Лия Нежина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Убиваться! – процедил он сквозь зубы. – Скажи, Изяслав, как мне Владигору убийцу его брата посылать: живым или мертвым, на ремни или на куски порубленным?

– Очнись, Всеволод! – вскричал Изяслав, бледнея и хватая его за руку, держащую нож. – Воевода тебя от верной гибели спасал…

В это время с улицы донеслись звуки борьбы, бряцанье оружия. Выбежавший на шум из шатра Всеволод увидел, как северомирские дружинники берут светоградских в кольцо. Не разбираясь, что произошло, он встал впереди своих воинов.

– Кто «измена» кричал? – спросил, грозно оглядев всех.

Никто не ответил.

– Кто кричал? – еще более повысил он голос.

Дружинники зашевелились.

– Оттоль, кажись, кричали, – указывая в сторону светоградских, неуверенно ответил стоящий рядом с князем бугровский воин.

Светоградские зашумели в ответ, не соглашаясь с его словами и указывая в сторону шатра.

Поняв, что правды не добиться и отпускать воинов в стан врага нельзя, Всеволод отдал приказ:

– Вязать всех!

Своих было вдвое больше, к тому ж, лишь несколько бугровских, остальные – опытные северомирские воины, но один светоградский дружинник изловчился, толкнул бугровского так, что тот налетел на другого, а в это время метнулся к рощице, где привязаны были светоградские лошади. За ним бросились в погоню, да в высокой сухой траве не догнали. Видели только, как вскочил дружинник на коня и помчал к лесу.

– Теперь жди гостей, Изяслав, – сказал Всеволод брату с горечью. – Да Перуна проси, чтоб бугровские твои не дрогнули да тебя же Владигору не выдали.

– Не выдадут! – ответил, скривившись, Изяслав.

Следующей ночью вернулся из лесу лазутчик, сообщивший, что в стане светоградцев волнение небывалое. А деревни ближайшие сожжены и пограблены, и народу в полон уведено множество.

Тут же созвали военный совет. Всеволод велел будить Изяслава. Только того долго не могли найти и начали совет без него. Когда же бугровский князь, сонный и недовольный, явился в гридницу, он очень удивлен был принятым решением.

– Зачем нам, – возмущался он. – выводить войска за Сурицу да переправу затевать? Стены города высоки, укреплены хорошо, обломают лесовики об Бугров свои копья да пойдут восвояси.

Воевода Колояр хмурился, но не возражал. Всеволод же едва сдерживался, чтоб не высказать брату при всей дружине, что думал он о бугровской обороне.

– Земля Северомирская – не токмо Бугров твой! – как можно спокойнее отвечал он. – Так и встретим Владигора на границе нашей земли, не дадим над народом глумиться. В Бугрове мы, как мыши в мышеловке, сидеть будем, пока с голоду не помрем или не пожжет нас Владигор.

– В Бугрове корабли! – не соглашался Изяслав. – Случись что – отсюда до лукоморья легко добраться можно.

– Случись что, ты город свой бросишь да к лукоморью подашься? – усмехнулся Всеволод.

– Твоя же жена в Северомирске без защиты останется, коли мы сгинем! – оскалился Изяслав.

– Моя жена – моя забота, – резко осадил его Всеволод. – Чтоб как можно больше жен своих мужей дождались – нужно к Сурице идти.

Глава 19

Следующее утро в Бугрове выдалось хмурым. Подули с севера холодные ветры, принесли тяжелые тучи. Дружинники, седлавшие коней, недовольно поглядывали на небо. Ополченцы, в льняных рубахах, с легкими мечами на поясе, и вовсе шептались, что гневается Перун на князей, знать, поживится Морана людскими жизнями.

Всеволод не мог отделаться от чувства, будто чего-то не заметил или не обратил внимания. Он представлялся самому себе всадником, упустившим узду и мчащимся вперед лишь по воле скакуна.

Несмотря на пронизывающий ветер и начинающий накрапывать дождь, дружина во главе с Всеволодом первой двинулось из города. Изяслав ехал рядом с братом. Следом шло пешее ополчение, ощетинившееся копьями и прикрывающееся длинными деревянными щитами. За ополчением – обоз.

Путь был недалек. Но почти сразу войско стало растягиваться: конники рвались вперед, пешие отставали. Отправив к Сурице небольшой передовой отряд, Всеволод строго наблюдал, чтоб сотенные не позволяли ополченцам плестись, чтоб все войско, как единый организм, быстро продвигалось вперед.

К вечеру основные силы прибыли к переправе, где передовые отряды уже развели костры и поставили княжеский шатер. Известно было, что светоградские воины еще не подошли к Перуновым горам, значит, нападения предстояло ждать не раньше грядущего полудня.

Прислушиваясь к звукам ночи, Всеволод вышел из шатра, чтоб обойти стан, подумать о предстоящей битве. Измученные тяжелой дорогой ополченцы давно спали. Бугровские и северомирские дружинники сидели порознь.

От реки поднимался холодный липкий туман.

«Знала б Забава, что я ее брату кровь пролить собираюсь, что сказала бы?» – подумал Всеволод, глядя на отражение месяца в водах Сурицы. И только подумал – будто толкнуло его в грудь что. Сердце сильнее ударилось, глаз видеть зорче стал, слух различил конское ржание далеко за рекой. И тут же пропало все. Будто и не было. «Знать, Забава знак подает, что слышит она меня и чувствует», – усмехнулся Всеволод.

Ночь прошла тревожно. Несколько раз сам он, не особо доверяя бугровским, проверял дозорных, несколько раз подходил к костру, чтоб развернуть свиток бересты да представить завтрашнюю битву.

С первыми лучами рассвета, когда солнце еще не взошло на горизонте, началась переправа. Тянуть доле было нельзя. На правом берегу войску нужно еще обсохнуть да построиться в нужном порядке. Первой переправлялась северомирская дружина. В своих Всеволод не сомневался, потому, отправив с ними сотенного, сам остался на другом берегу руководить переправой бугровских.

Изяслав, наблюдавший за перемещениями переправившегося войска, с недоумением спросил Всеволода, указывая рукой:

– Брат, отчего северомирские к востоку держатся?

Всеволод посмотрел на него так, будто не слышал вопроса, потом ответил нехотя:

– Владигор в центр ударит, там ополченцев поставим – они собьют пыл светоградской коннице. На востоке овражек есть небольшой, там спрячем отряд северомирский. Как увязнет Владигор в битве, наш отряд в спину ему и ударит.

Изяслав задумался.

– Почему бугровских моих в засаду не ставишь? В пекло самое посылаешь? – обиженно спросил он.

– Нет сейчас твоих и моих! – зло оборвал его Всеволод. – Мои дружинники меня без слов, по одному взмаху руки понимают. И не побегут, коли туго придется, и себя не выдадут. А бугровцы твои токмо что с разбойниками воевали.

Зло скривившись и ни слова не говоря, Изяслав отъехал к переправе. Всеволод же направил коня на пригорок, чтоб еще раз оглядеть место предстоящей битвы.

Далеко за рекой едва виднелась темная полоска леса. Оттуда вскоре должны появиться светоградцы. На востоке из-за горной гряды всходило солнце, освещая долину и излучину реки.

Отряд северомирцев направился к востоку, где за маленькой рощицей прятался неглубокий заросший овраг. Сотники повернули полки ополченцев правее, к возвышенности, откуда видна была вся долина, а река имела высокие обрывистые берега. Сюда пойдет Владигор. Здесь его нужно остановить.

– Князь, – окликнул Всеволода светоградский сотник Боян, ставший при нем вестовым. – Пора, княже! Вишь – солнце на ладонь над горами стоит. Скоро Владигор явится.

– Едем, – отвечал Всеволод, пришпоривая коня.

Еще до полудня все переправившееся войско стояло на своих местах. Лазутчики доложили, что несметная рать светоградцев появилась уже на опушке леса и ждет только сигнала двинуться вперед.

Всеволод сам успел объехать поле предстоящей битвы. Бугровское пешее ополчение он, как и собирался, поставил в центр. Дружина Изяслава и большая часть северомирской дружины поставлены были слева и справа. На левом крае Всеволод поставил Изяслава и бугровского воеводу. Отряд северомирцев спрятался справа в овражке. Сам князь с десятком лучших своих дружинников остался в центре.

Когда солнце было в зените, у кромки леса появились светоградские стяги, следом блеснули наконечники копий и отполированные до блеска кольчуги. Немного погодя, уже весь край поля был занят светоградскими пешими и конными воинами. Это людское море наползало все дальше и казалось бесконечным.

Всеволод, сидя на коне, видел, как волнуются ополченцы, как перешептываются, глядя на многочисленное светорградское войско. Он понимал, как нужно сейчас людям видеть впереди себя князя, потому выехал вперед, чтоб подбодрить воинов.

Один высокий молодой ополченец толкнул в плечо другого, пожилого, с черной густой бородой, в которой виднелась уже седина.

– Глянь, отец, силушки-то сколько нагнали! Сладим ли? – сказал вполголоса.

Всеволод приподнялся в стременах, чтоб заглянуть в лицо воину.

– Северомирцы! – крикнул он так громко, как только мог. – Мы свою землю, своих богов защищать вышли. Бейтесь же насмерть, как пращуры завещали, тогда Мать Сыра Земля и Перун не оставят детей своих!

Северомирцы притихли и молча уже наблюдали за тем, как в облаке пыли приближалось светоградское войско. Вот уже на правом крае можно было различить лисьи хвосты наемников и светло-коричневые одежды княжеской дружины. Всеволод все искал глазами Владигора, и не сразу услышал, когда вестовой указал ему:

– Вот он, княже! На вороном!

Там, где развивался светоградский стяг с рыжим оленем, вышитым по центру, виден был высокий всадник, в котором Всеволод с трудом узнал Владигора.

– Слышь, Боян! – окликнул он вестового. – Мне Владигор живым нужен!

– Княже! – взмолился тот. – Самому бы живым от него уйти.

Всеволод усмехнулся таким словам. Он знал, что Боян не трус, и лишь принимает вид простачка, сам же прикидывает уже, как исполнить княжеский приказ.

– Как в битву вступит светоградская дружина, отрежь его от своих и уводи к лесочку. Там я подоспею, – сказал князь вестовому, и тот только понимающе кивнул.

А светоградские полки все ближе и ближе сверкали серебром своих кольчуг.

– Приготовиться! – перекрикивая друг друга скомандовали на линии сотники, и передний ряд ополченцев выставил вперед копья, а второй ряд положил свои копья им на плечи.

Всеволод с отрядом въехал на пригорок. Он ждал, что вот-вот помчится на ополченцев светоградская конница, но, прикрываясь вытянутыми красно-белыми щитами, вперед пошла пехота. Когда между противниками оставалось шагов 200, с противоположной стороны раздался длинный звук рога, и светоградцы бегом кинулись вперед.

– Не подведите, бугровцы! – проезжая вдоль строя, крикнул Всеволод. – Не пустим врага к родному городу.

Князь понимал, что, если не выстоят ополченцы под этой лавиной, весь дальнейший план будет бессмысленным.

Два войска сшиблись с такой силой, что дрогнула земля. В мелькании копий, щитов и мечей Всеволод пытался разглядеть, кто будет сильнее. Стена ополченцев колыхнулась от удара, но устояла. Первый порыв врага был остановлен. Несмотря на то, что светоградцы дрались отчаянно, каждого упавшего ополченца сменял другой, и врагам не удавалось проделать брешь в их стене.

На другой стороне поля всадник на высоком черном коне махнул рукой, и на северомирцев ринулись отряды наемников с лисьими хвостами за спиной. Они врубились в строй ополченцев, и те не устояли, завязался жестокий ближний бой. Наемники рубили ополченцев короткими легкими топорами, ополченцы прикрывались щитами и обрушивали на головы наемников дубинки и булавы. И ополченцы медленно, но начали отходить к Сурице.

Всеволод с десятью своими дружинниками направили коней в самую гущу боя. Они давили наемников конями, рубили их мечами безжалостно. Княжеский стяг развевался высоко и виден был каждому ополченцу. И они снова устояли, дрогнули, но не побежали. Бой снова шел на равных.

Вдруг, едва перекрикивая шум боя, к князю обратился Боян:

– Гляди, княже, что Изяслав делает!

На востоке, где Изяслав с дружиной должен был ждать условленного сигнала, Всеволод увидел мчащуюся в спины наемникам конницу.

– Рано! Рано, брат! Куда! – закричал Всеволод с горечью, будто верил, что Изяслав его услышит. – Не врубились еще светоградцы в ряды ополченцев, не увязли еще.

Изяслав со страшной силой врубился во врага, давя без разбору. Всеволод издалека видел его широкие, размашистые движения и надеялся только, что рядом с ним опытные воины, которые смогут при случае помочь князю.

И будто вторя его мыслям, с юга раздался грохот, топот сотен копыт. В спину северомирской коннице уже неслись дружинники Владигора и сам он впереди на своем необыкновенно крупном жеребце. Как в страшном сне видел Всеволод, как эта лавина сметает конницу Изяслава.

– Вперед! – выдохнул Всеволод, потому что ждать дольше было нельзя. – Выше поднять стяги!

Черные знамена с вышитой серебром волчьей мордой взметнулись вверх, и Всеволод увидел краем глаза, как зашевелилась, затрепетала березовая рощица на востоке, как, словно черная хищная птица, вылетела из рощицы северомирская конница.

Убедившись, что свои не подвели, Всеволод пришпорил коня и рванулся на выручку к Изяславу. В пылу боя он не заметил, что северомирские дружинники далеко отстали от него и только Боян по-прежнему рядом.

Ополченцы в центре дрались упорно. Сила удара здесь ослабела, и князь верил, что они устоят. Справа северомирские дружинники, среди которых много опытных воинов, должны потеснить светоградцев. А вот там, где дрался брат…

Всеволод отчаянно пришпорил коня и продолжал прорываться туда, где упал уже бугровский стяг, где князь уже метался бессмысленно, не понимая, где свои, где чужие. Его прикрывали бугровские дружинниками. Но светоградцев оказалось слишком много. Вот один пеший воин зацепил князя за ногу, другой накинул веревку, и Изяслав опрокинулся на круп лошади, вываливаясь из седла.

Оттеснив бугровцев, Изяслава окружили светоградцы и поволокли связанного князя за собой. Видя все это, Всеволод, топча и расталкивая светоградцев, проделывал путь к брату. Догнав, он на ходу успел перерезать веревку, на которой волокли Изяслава, потом соскочил с коня и прикрыл его собой. Их окружили светоградцы, но подоспели и бугровские дружинники, так что не было перевеса ни в одну, ни в другую сторону.

Вдруг сквозь мелькание щитов и мечей Всеволод разглядел приближающуюся огромную фигуру.

Владигор, словно сам бог Перун, возвышался над другими ратниками. Разя мечом каждого, кто оказывался у него на пути, он пробивал себе дорогу прямо к Изяславу. Тот, еле успевая отбиваться, тоже увидел своего врага и оглянулся на брата в поисках поддержки.

Успев дать знак Бояну, Всеволод выступил вперед и отразил первый удар Владигора, предназначенный Изяславу. Владигор, видимо, не узнал Всеволода, потому что все внимание его и вся злоба были направлены на бугровского князя. Оттолкнув меч Всеволода, Мирославич взглянул в его лицо и страшно перекосился.

– Вот и ты явился! – завопил Владигор, бросаясь вновь на Всеволода. – Готовься с пращурами встретиться!

– Охолонись, Владигор! – отбил Всеволод его очередной удар. – Не враги мы! Нече нам делить!

Но брат Забавы только с большим остервенением кинулся на зятя, стараясь достать его мечом. Всеволод понял, что никакие слова сейчас не найдут отклик в сердце его врага. Владигор был страшен: с перекошенных губ брызгала слюна, глаза горели жаждой крови.

Сделав обманное движение, он сумел ранить Всеволода в плечо. Всеволод оступился, и, если бы не верный Боян, Владигор зарубил бы его, но вестовой успел выставить вперед меч. Как подкошенный упал он под ударами Владигора, но это дало время Всеволоду.

Немыслимым усилием воли он переборол себя и снова ринулся на Владигора. Кровь хлестала из раны, и, слабея, князь понимал, что недолго сможет сдерживать врага. Мельком взглянул он на запад, где в водах реки уж тонуло солнце, и сам не понял, как пришли в голову будто всю жизнь знаемые слова:

– Стрелы Перуна бессильны днесь. Сила Рода проснулась в крови. Долг Мокоши уплачен. Истинный облик свой яви!

В следующее мгновение Изяславу показалось, что он умер и находится уже на дороге к Нави, потому что время будто остановилось, стихли все звуки и все воины, и свои, и светоградские, застыли, точно окаменели. А в центре не было больше Владигора и Всеволода – черный волк с израненной передней лапой огрызался на громадного рыжего оленя.

Волк слабел, олень же привставал на задние ноги, норовя ударить его передними копытами. Волк пригибался к земле, уворачивался и огрызался. Резко отскочив в сторону, он снова кинулся на оленя и вцепился ему в шею, повалил на землю. Острые клыки нашли пульсирующий сосуд и перекусили его. Из кровавой раны ручьем потекла кровь. Олень захрипел, забился в предсмертных судорогах.

Разжав пасть, волк отполз в сторону и встал на ноги. Покачиваясь от слабости, он окинул глазами поле боя, как вдруг острая боль пронзила его под ребром. Так входит в живую, трепещущую плоть острый клинок. Закатив глаза, животное осело на окровавленную землю.

Глава 20

Больше недели уже в Северомирске не получали вестей из Бугрова. Забава, не знавшая уже, как унять тоску, занимала себя тем, что ежедневно в сопровождении Ратибора и еще двоих дружинников выезжала за городскую стену и поднималась на холм, с которого видна была дорога на Бугров и гряды Перуновых гор.

Как ни успокаивала ее Раска рассказами о силе и непобедимости князя, страх за мужа с каждым днем все сильнее сковывал сердце Забавы. Еще более беспокоило ее то, что Всеволод перестал откликаться на ее мысленный зов. Она по-прежнему чувствовала мужа, ни с чем не могла спутать то тепло, которое разливалось в душе, когда думала о нем, но то ли он весь был погружен в ратные труды, то ли что изменилось в ней самой – Забава ощущала мужа иначе. А однажды, привычно потянувшись к нему, услышала лишь глухой, едва различимый отклик.

Будто крутым кипятком окатило княгиню, сердце замерло от страха. Отложив все дела, запершись в опочивальне, она прикрыла глаза и всей силой своей обратилась к мужу. Голова закружилась от напряжения, в глазах замелькало, и она услышала голос. Он был очень слаб, будто человек ранен или болен, в нем были родные ей нотки, но звучало в нем и что-то чужое, незнакомое. Устало опустившись на лавку, Забава бессмысленно глядела в одну точку. Скользкой гадиной вползала в ее сознание мысль, что прежнего Всеволода нет в Яви. И когда княгиня ее осознала, вся сила ее всколыхнулась.

«Пусть раненый, больной, калека – пусть! Найду, из Нави вырву, никому не отдам!» – думала она, выбегая из комнаты и направляясь к тому, кто, казалось, мог ей помочь.

– Ратибор! – окликнула княгиня дружинника.

Он на заднем дворе показывал северомирской ребятне свое ратное мастерство. Кивнув мальчишкам и натянув на тело длинную рубаху, Ратибор подошел к Забаве. Высокий, метра два ростом, возвышался он над ней и, улыбаясь, стирал со лба капельки пота.

– Ратибор, – повторила Забава, ничуть не смущаясь и не замечая его мужской силы и красоты, – собери человек пять дружинников, завтра на рассвете едем в Бугров.

Лицо воина изменило выражение.

– Нельзя тебе в Бугров, княгиня! – ответил он строго. – Кабы я мог, так давно бы уж был там, да князь Всеволод наказал тебя в Бугров не пускать и самому при тебе оставаться.

Забава решительно сдвинула брови.

– То давно было, Ратибор, – упрямо покачала она головой, – сейчас князю может быть помощь нужна…

Но как ни убеждала она дружинника, как ни грозила, он ни за что не соглашался ехать в Бугров с ней и обещал не пускать, если она решит отправиться одна.

Ничто не удержало бы Забаву в Северомирсе, да к вечеру повалили толпы людей, бежавших из Бугрова и соседних деревень. Уставшие, измученные долгой дорогой шли они. Были здесь и свои, светоградские, и северомирские, и много разного народа, спасающегося от смерти да разорения.

Всех нужно было разместить да накормить. Воевода, человек бывалый и опытный в ратных делах, теперь потерялся и не знал, что делать. Все заботы легли на плечи княгини. Забыв про усталость, она руководила на кухне, где готовили на всех прибывших; размещала сирот по избам и лечила снадобьями их израненные тела и добрым словом – их больные души.

При ней всегда бывали либо Ратибор, либо воевода, который самолично беседовал почти с каждым прибывшим мужчиной. И из этих путаных рассказов стало ясно, что все приграничье пылало, разоренное ордами Владигора или междоусобными войнами князей. И твердили все о большой битве, которую было не миновать. Но люди шли до Северомирска не один день, так что никто не знал, можно ли было доверять этим сведениям.

Наконец прибыл гонец. Бугровский воин, еще совсем юный и безусый, гордый тем, что его отправили с такой почетной миссией, въехав в Северомирск, сразу направился к княжеским палатам. Воевода успел расспросить его до прихода Забавы, которая занята была хозяйством, и, когда она вошла, встретил ее хмурым, тревожным взглядом.

Княгиня, быстро ответив на приветствие вестового, обратила освещенное радостью лицо к воеводе:

– Что? Какие новости?

Пожилой воин только почесал бороду и приказал вестовому:

– Говори…

Тот радостно, с готовностью, начал:

– Князь Изяслав послал меня известить о победе северомирцев в великой битве, коея случилась на реке Сурице. Войско светоградское разбито, много полегло, много в полон захвачено. Через неделю просил ждать в Северомирске своего возвращения с победою…

– Изяслав? – растерянно переспросила Забава, будто и не слышала ничего, кроме этого имени. – Изяслав… почему?

Гонец стоял и недоуменно переводил взгляд с княгини на воеводу.

– Так а кто же? – не понял он ее вопроса.

– Не знает он, княгиня, – ответил за него воевода. – Он в битве не был. С чужих слов говорит.

– Князь Всеволод ранен? – не слушая воеводу, Забава подошла к юноше и заглянула в его глаза.

Тот смутился под пристальным взглядом пронзительных карих глаз, которые, казалось, прямо в нутро глядят.

– Не ведаю, княгиня, – робко ответил он. – Войско вражеское повержено, ничто больше не угрожает ни Бугрову, ни Северомирску, князь Изяслав с победой…

Его прервал надрывный стон, вырвавшийся из груди княгини. В то же мгновение, оттолкнув гонца, воевода подошел к Забаве, поддержал ее, зашептал быстро:

– Неизвестно ничего еще, зачем же изводить-то себя? Гляди, на днях и от князя вестей дождемся, а там и сам явится…

Но видя, что не успокоил княгиню, крикнул в дверь:

– Раска, Лушка! А ну сюда живо!

Прибежавшие женщины засуетились, усадили Забаву на скамью. Она вдруг согнулась, морщась от боли, да дышать стала часто, будто задыхалась.

Ничего более не добившись от гонца, воевода велел его накормить да отвести место для отдыха. А своего дружинника немедля отправил в Бугров с грамотами к Изяславу и Всеволоду. Бугровского князя он поздравил с победой. Всеволода же просил быстрее возвращаться в Светоград к супруге, которая извела себя беспокойством о нем.

И опять потянулись дни. Дни неизвестности и надежды. Забава не жила, она проживала. Весь смысл ее существования сузился до одного слова «ждать». Она совсем ослабела от бесполезных попыток услышать Всеволода. Но мысль о его смерти все равно не посещала ее.

На 10-ый день, когда Забава уже потеряла всякое терпение, караульные на башне прокричали, что видят светоградские стяги. Воевода с малой дружиной сели на коней, чтоб ехать встречать победителей. Еле удержали в городе Забаву.

Когда войско вошло в город, княгиня стояла у крыльца, со страхом и надеждой вглядываясь в лица всадников. Было еще далеко, и порывистый ветер, кидавшийся в лицо и выбивавший слезу, мешал ей. Она никого не могла узнать. Только фигура высокого статного воина, восседавшего на вороном коне ее мужа, была ей знакома. Во главе бугровской дружины в Северомирск въезжал Изяслав.

– Здравствуй, княгиня Забава! – спрыгнув с коня и бросив поводья подошедшему дружиннику, приветствовал Забаву Изяслав. – Здрав будь и ты, честной люд! – крикнул он в толпу, которая уже собралась на площади перед княжескими палатами.

Через считаные минуты здесь уже яблоку негде было упасть. Бежали все от мала до велика, чтобы первыми услышать добрые вести из Бугрова, приветствовать победителей.

Плечом к плечу с княгиней встал северомирский воевода. Он в пояс поклонился Изяславу и, слыша, что княгиня молчит, ответил сам:

– И тебе здоровья и долгих лет, княже! Гонец твой счастливую весть привез в Северомирск о победе над грозным врагом, о разгроме войска светоградского и пленении многих воинов, да ничего не ведал он о князе нашем, Всеволоде, который отправился с дружиной к тебе на подмогу.

Недовольным взглядом окинул Изяслав воеводу, потом, оттеснив его от Забавы, взошел на крыльцо княжеских палат и, встав рядом с ней, снял шелом.

– Слушай меня, народ северомирский! – заговорил он громко, чтоб слышали все. – Явился я перед тобой ответ держать. 20-ого дня в месяц листопад на реке Сурице сразилось войско наше со страшным противником – светоградским князем Владигором, который шел земли наши жечь, стариков и детей наших убивать да девок насиловать.

В звенящей тишине слышно было, как вздохнули разом сотни людей. Обведя собравшихся многозначительным взглядом, Изяслав продолжал:

– Бились мы целый день до вечера, бились так, что клинки затупились, копья поломались, щиты в щепки разбились, и не могли с силой колдовской справиться. Тогда решил я хитростью заманить Владигора в засаду. Окружили мы супротивника со всех сторон да, стащивши его с коня, связали веревками пеньковыми, чтоб вести его на суд народный, праведный. Да брат мой, Всеволод, не смог смириться с гибелью лучших воинов своих, разрубил он веревки и вызвал Владигора на поединок.

Храбро бились они, и брат мой одолел князя светоградского, пронзив мечом. Но и сам Всеволод, получив в поединке раны страшные, умер, завещав похоронить себя тут же, на поле славы боевой, у Сурицы-реки.

Гробовая тишина воцарилась на площади. Повернувшись к помертвевшей княгине, стоявшей тут же, Изяслав тихо и смиренно сказал ей, протягивая черный кожаный кошель:

– Вот просил, княгиня, свой перстень брачный тебе передать да браслеты…

С этими словами Изяслав вложил кошель в ледяные руки Забавы. Та отшатнулась, будто от проказы.

– Мне же, – снова повернувшись к толпе, продолжал князь, – брат наказ дал защищать народ северомирский да править им справедливо.

Недовольный ропот пронесся по толпе. Немногочисленные северомирские дружинники, стоявшие возле крыльца, насупившись молчали, ожидая, что скажет воевода. Но прибывшие с Изяславом бугровцы все как один вдруг гаркнули: «Слава князю Изяславу! Слава! Слава! Слава!». Сначала неохотно и негромко, потом все решительнее подхватили тут и там, и вот уже вся площадь славила князя.

Неожиданно среди этого стройного хора раздался громкий сильный женский голос:

– Не бывать тому, чтобы Кривда в Северомирске победу справляла, да Правду попирала, – вскричала княгиня, выйдя из-за спины Изяслава и обращаясь к народу.

Потом она прямо взглянула в очи князя и выкрикнула:

– Нет среди мертвых Всеволода!

Над площадью повисло молчание. Воевода готов был уже кинуться на Изяслава и схватился за рукоять меча – северомирские недолюбливали бугровского князя и не доверяли ему. Бугровская дружина зашумела, послышалось недовольное: «Сестра проклятого Владигора!», «Чужая кровь!», «Ведьма!».

На лице Изяслава не дрогнул ни один мускул. Вся площадь увидела, как князь покорно склонил голову перед княгиней и что-то тихо, будто успокаивая, прошептал ей. Только Забава услышала сказанные ей слова:

– Однако и среди живых его нет…

Она хотела вскинуть руки, чтоб расцарапать ненавистное лицо, так покорно взирающее на нее, но руки Изяслава легли поверх ее и сильно стиснули, не давая двинуться.

– От горя не хочешь ты Правду от Кривды отличить, – уже громко, на всю площадь, заговорил Изяслав. – Бабье ли дело судить да рядить? Тут князь с народом своим говорит.

И встал так, что будто стеной отгородил Забаву от народа. А бугровские дружинники, до того стоявшие в стороне, вдруг тесно окружили князя, оттесняя от него всех северомирских, так что воеводе оставалось только растерянно хлопать глазами.

К оцепеневшей, едва живой княгине подошла Раска и, причитая, увела ее в покои.

Изяслав же, обращаясь к толпе, возвысил голос:

– Нынче я старшой в доме! И мне ответ перед Родом держать за вдову брата моего и за весь народ северомирский!