Текст книги "Баллада о Великом Маге (СИ)"

Автор книги: Лия Кохен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Баллада о Великом Маге

ГЛАВА 1. НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ

«Где закрываются двери, там открываются окна —

И выбор один лишь: вверх или вниз…»

ГЛАВА 1.

НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ

***

1901 год[1], город Гиран

Еще не старый, но уже совершенно седой торговец украшениями Иэхан, как всегда, возвращался домой окружным путем мимо высокого забора, который, словно оправа драгоценный камень, обрамлял крестообразной формы город Гиран – город независимых торговцев. Даже во времена тяжелейших войн и набегов он оставался нетронутым, имея традиции военного и политического нейтралитета, хотя и принимал деятельное участие в сотрудничестве с прилегающими к нему землями. Собственно, этим он всегда привлекал купцов и ремесленников, и именно в поисках наживы и относительной безопасности Иэхан прибыл сюда более десяти лет назад, а затем женился, обзавелся собственностьюда здесь же и остался. Именно Гиран был столицей Империи до вступления на престол последнего из ее правителей, а до постройки Башни Слоновой Кости[2] являлся также основным центром подготовки магов на всем восточном континенте. После исчезновения императора и его потомков власть в городе долгое время переходила от мелких правителей к самозванцам, пока находчивый и весьма инициативный молодой предприниматель по имени Константин не решил заключить договор с гномами, и тогда толпы полуросликов со всего света наводнили город и его окрестности. Им было что продать, и покупатели повалили в Гиран, вернув ему былую популярность. Со временем Константин был избран лордом Гирана, а после поддержания идеи города-государства Орена и способствования объединению разрозненных южных регионов в Содружество Южных Провинций[3]он долгое время оставался одним из самых влиятельных людей южной части мира.

Несмотря на спокойную и лишенную тягот жизнь, Иэхан не любил Гиран. Для него, родившегося и выросшего на крошечном клочке суши посреди бескрайнего моря, этот город все еще, как и в первый день, когда он здесь объявился, казался чересчур большим и шумным. Конечно, за десяток лет жизни он привык к нему и перестал смотреть на негокак на огромное каменное чудище, зажимающее его в тисках подворотен и узких бульваров, но все равно он с неохотой каждый раз совершал свой ежедневный путь до центра и обратно по его удушливым улочкам. Город, по его мнению, вполне оправдывал свое название. Гиран. На языке первых людей это означало «тяжелый». Он задумывался как самый монументальный город королевства и до постройки массивных северных городов таковым и оставался.

Не сказатьчтобы ювелирное дело приносило Иэхану много удовольствия, но оно являлось источником неплохого и весьма стабильного дохода. Он жил, ни в чем себе не отказывая, и его родители, если бы были живы, посчитали бы, что их сыну очень повезло, в отличие от остальных отпрысков, которые так и остались пахать землю вокруг родной деревеньки или подавать вино в трактирах прибрежных городов. Да, отец гордился бы сыном, а мать бы слегка изумилась его матримониальному выбору, но в итоге, учитывая связи и положение его супруги в обществе, одобрила бы его. Иэхан все это прекрасно понимал, но такими вот вечерами тоска по жизни в глухой деревушке, со всех сторон окруженной водой, наплывала на него, терзая и без того слабое уже сердце. Поэтому вместо того, чтобы пройти до своего дома кратчайшим путем, он предпочитал, покинув город через западные врата и побродив часок-другой по окрестностям, вернуться с его северного входа.

Раньше этот путь был весьма небезопасен, и его супруга, особа хоть и добродушного нрава, но порой нервная до предела, каждое утро умоляла его не совершать этот вечерний моцион. Но с недавнего времени она перестала переживать, и Иэхан мог сколько ему заблагорассудится гулять по прилегающим к городу землям, не опасаясь быть растерзанным и съеденным дикими орками или зверями. Дело в том, что лорд Константин всегда выказывал особую заботу жителям своего города: он умел находить интересные, а порой и весьма нестандартные способы привлечения в Гиран рабочей силы и торговцев. И как только произошло знаменательное объединение всех южных провинций, он был первым правителем, который настоял на организации постоянной дозорной службы вокруг каждого крупного города, подобно той, что всегда существовала в военном городе-государстве Орене. Благодаря регулярным обходам элитной охраны пути вокруг Гирана были очищены от чудищ, да и разбойников в городе с тех пор заметно поубавилось. Так что вот уже третий месяц Иэхан наслаждался неспешной прогулкой до дома.

Иэхан работал в мастерской своего тестя, а торговал всегда на одной и той же точке центральной площади – у самых ног статуи Мафр[4], чтобы постоянным клиентам и слышавшим о нем покупателям было легче его найти, ведь торговцев даже в обычный день на площади собиралось до нескольких сотен, не говоря уже об особых ярмарочных днях, когда в город съезжались повозки со всех прилегающих к Гирану земель. С востока Гиран граничил с сельскохозяйственными землями Диона и Флорана, откуда еженедельно прибывали обозы со свежими овощами, злаками и фруктами. С юга и запада Гиран и его предместье окружала территория Иннадрила, единственного региона, отказавшегося присягнуть Военному Совету Орена и сохранившего полный нейтралитет. Иннадрил был исторически местом обитания эльфов, но за века смуты многие люди примкнули к его жителям из-за их ненасильственной политики и изобилия еды и ресурсов в этом, самом южном, регионе континента. Орен объявил людей Иннадрила отщепенцами и отказался иметь с ними какое-либо дело. Но дипломатичный и осторожный Константин сумел-таки заключить с людьми и эльфами Иннадрила договор о торговле, и рынок Гирана пополнили редкости, добываемые на полях и островах независимого южного королевства. Сам Орен располагался далеко на севере, почти у самой границы с Элмором[5], и между двумя крупнейшими городами юга пролегала опасная и неизведанная еще до конца Долина Дракона. И если до пробуждения Антараса ее населяли в основном крысолюди и нежить[6], то теперь всю долину и примыкающие к ней ущелья заполонили летающие ящеры и демонические отродья, почувствовавшие горячее дыхание Великого Дракона Земли, порождения самой Бездны. И это было еще одной из причин, по которой Константин так легко согласился делить власть с военными Орена. Угроза нападения чудовищ стала настолько реальной и неотвратимой, что без мощной поддержки войск Орена слабо подготовленным отрядам из южных провинций было бы тяжело справляться с таким внезапным наплывом монстров.

Много раз лорд Гирана обращался к Военному Совету с предложением организовать профессиональные тренировочные гильдии[7] и академии в крупных городахи даже деревнях, но Совет Орена все время откладывал этот вопрос, хотя и соглашался, что в будущем такое обучение военному ремеслу даже в провинциях должно стать нормой в целях укрепления нового союзного государства. Но шло время, и вся военная власть по-прежнему была сосредоточена в руках Военного Совета Орена, а магическая – в Башне Слоновой Кости, неподалеку от него. И никто не смел оспаривать такое положение вещей. Вольные рыцари Орена совместно с независимыми магами Башни Слоновой Кости не так давно отбили нападение на южные границы короля Юстава, провозгласившего себя потомком рода великих императоров и потребовавшего полного ему подчинения. Эта победа одной крепости над целой армией северян дала Орену право возвыситься над всем континентом, и этот отрыв мог бы увеличиться стократно, если бы не появление, словно ниоткуда, некого Рауля. Никто не знал, откуда он был родом и где учился военному ремеслу, но более, чем физически подготовлен, он был красноречив. При поддержке духовенства и большого числа аристократии с самых разных уголков континента он смог собрать приличный отряд добровольцев и нанять лучших зодчих-гномов. Так, по крупицам, он начал восстанавливать святая святых, древнюю эльфийскую столицу – город Аден[8].

Со времен окончания правления эльфов и вытеснения их людьми на самый запад континента этотгород лежал в руинах, являя собой безмолвное свидетельство эльфийского поражения. Ни Шунайман, ни Калхион, ни Баюм – величайшие императоры за все время господствования людей на континенте, не желали править на развалинах былой империи, стараясь создать свою, и на протяжении веков лишь немногочисленные отшельники осмеливались селиться на кишащих нежитью землях, да самые умелые охотники пытали счастье на древних полях сражений и разоренных равнинах. Но Рауль поставил себе целью воссоздать былую империю, объединившись с эльфами и гномами, и начал он с реконструкции самого прекрасного города мира, который должен был стать символом высоких идеалов, дружбы народов и взаимоуважения рас. К такому дерзкому шагу неизвестного никому выскочки Военный Совет Орена отнесся крайне негативно, но, так как духовенство полностью поддержало подобный акт доброй воли, Орену оставалось лишь молча наблюдать за строительством, в душе надеясь, что ничего из этой затеи дельного не выйдет.

Иэхан брел, размышляя обо всех тех преобразованиях, что происходили в мире, удивляясь, как сильно и он сам изменился со времен его юности, когда не было еще никаких союзов и альянсов, и каждый регион жил, как ему вздумается, и отвечал только за себя и свой народ. Мир тогда ограничивался для него Говорящим Островом и Широким Морем, и все было просто и привычно. Он порой верил, что все бы теперь отдал, чтобы снова вернуться туда, в предсказуемую радость детства, где появление отряда гоблинов[9] в черте деревни было самым ярким событием за годи где дни пахли пшеницей, а ночи – морской прохладой. Человек шел не спеша, вдыхая целительный воздух летней ночи и наслаждаясь пением сверчков, которое во всей суматохе дня было невозможно различить. Дом его находился у самых ворот, рядом с кузницей. Он, конечно, мог бы поселиться и в более престижном районе, поближе к центру, из-за чего регулярно выслушивал недовольства супруги по этому поводу, но тогда он был бы лишен прекрасного вида из окна мансарды на речку, протекающую у самых стен города, и на лес, зеленеющий за мостом, и за это готов был терпеть любые ворчания и причитания своей красавицы-жены, которая, к слову сказать, была на десять лет моложе Иэхана, и только их добрые отношения с его отцом-ремесленником и общее дело позволили ему заполучить в свое полное распоряжение подобное «сокровище», как отец-гном ласково называл свою златовласую дочурку.

Взглянув на шумящий и манящий своими кронами лес, Иэхан со вздохом налег на ручку массивной деревянной двери и, толкнув ее усталой спиной, вошел в дом. Попав в холл, он сразу же почувствовал неладное: у них были гости. Это показалось ему странным: он был закрытым человеком, и никто из его немногочисленных друзей, зная его порядки и нравы, не мог бы додуматься зайти в столь поздний час. Его жена Урсула хоть и была, в противоположность Иэхану, созданием весьма общительным, если не сказать социальнозависимым, но в угоду мужу старалась навещать свою многочисленную гномью родню, расселившуюся по всему Гирану, в течение рабочего дня. Зная нелюбовь Иэхана к шумным вечерам и посиделкам, к его приходу она прогоняла всех визитеров, готовила вкуснейший ужин и неизменно ждала его в холле, занимаясь своими женскими делами за маленьким секретером. В последнее время она увлеклась литографией, для чего пришлось к секретеру приладить станок, и ежедневно Урсула демонстрировала мужу напечатанные ею самолично портреты ее родственников и знакомых, непременно заставляя супруга повесить очередной свой «шедевр» на самое видное место, так что они, шедевры, уже не помещались в узком холле и постепенно начали безжалостно преображать стены столовой и даже кухни. Иэхан снисходительно относился к такому увлечению жены, замечая, однако, что еще дюжина изображений – и он почувствует себя чужим в собственном доме. Урсула же обещала когда-нибудь продать все эти портреты и заработать неплохую сумму денег, но пока ей удалось нажиться за счет своего ремесла лишь на подслеповатом кузене и собственной матери, искренне считавшей свою младшую дочь необычайно талантливым и искусным художником.

Но это был не тот день, когда, погрузившись в мягкие тапки и устроившись в любимом кресле, Иэхан мог насладиться домашним уютом. В тот день, едва переступив порог, он понял, что вечер обещает быть сумбурным. Никто его не встречал. Кроме того, в доме был кто-то посторонний. Из столовой доносился неприлично громкий смех, и затем басистый мужской голос что-то произнес настолько угрожающим тоном, что Иэхан тут же заволновался, а не забрались ли к ним разбойники. Насторожившись еще больше от этой своей мысли, он отшвырнул мыском туфли цветастый коврик, лежащий у порога, подцепил одну из досок и достал из-под нее деревянную булаву, когда-то служившую неплохим оружием начинающему магу Иэну, а ныне гниющую меж половицами особняка зажиточного коммерсанта Иэхана. Шансов припомнить хотя бы одно заклинание было немного. А ведь когда-то в юности Иэхан подумывал о том, чтобы стать мистиком, и, хоть и не слишком преуспел в делах магических, но все же умел накладывать некоторые ослабляющие заклинания и даже испускать из тела слабые энергетические разряды. Таки не припомнив ни одно заклятие, старина Иэн подумал и решил, что тяжелый набалдашник его оружия вполне сгодится, чтобы оглушить неприятеля.

Так, крадучись по собственному холлу, увешанному наблюдающими за его действиями лицами многочисленных родственников и знакомыхжены, грозно подняв над головой булаву и готовясь нанести врагу сокрушительный удар, он подкрался на трясущихся ногах почти к самой столовой, как вдруг в дверном проеме показалась встревоженная Урсула. В одной руке она держала пустой графин, который по обыкновению должен был ждать прихода Иэхана, наполненный молодым красным вином; в другой же руке женщина крепко сжимала тарелку с костями – все, что осталось от приготовленного на две персоны ужина.

Встретив суровый и выражающий высшую степень непонимания взгляд мужа и заметив оружие в его руке, Урсула виновато запричитала, то и дело тряся своей миниатюрной головкой, украшенной завитками золотистых волос:

– Я не хотела его впускать, но, Иэхан, этот человек заверил меня, что он самый лучший твой друг, и, несомненно, ты будешь недоволен, если я выставлю его вон на ночь глядя. Но я никогда и не видывала его в своей жизни, и имя его мне не знакомо, но он все уверял, что ты будешь так рад ему, так несказанно рад… Но я, правда-правда, не хотела его впускать, а потом он ждал, и ждал, и заметил, что голоден, и я… Иэхан… – ее голос перешел на громкий шепот.

Видя необычайное волнение Урсулы, которая и без того никогда не отличалась невозмутимостью, Иэхан слегка приобнял жену свободной рукой и, отослав ее на кухню, заверил, что сам со всем разберется. Урсула послушно направилась прочь по длинному узкому коридору. Внезапно, дойдя до дверей кухни, она повернулась к мужу и спросила, может, ей стоило бы сбегать за отцом и братьями, заметив, что тот человек, по ее мнению, не заслуживает доверия. Иэхан на миг подумал, что это была прекрасная идея, но лишь улыбнулся жене и выказал уверенность, что справится сам. Как только Урсула скрылась в кухне, Иэхан еще крепче сжал в правой руке длинное древко булавы, тихонько приоткрыл дверь столовой и боком начал входить в помещение, освещенное тусклым светом всего нескольких свечей – Урсула так растерялась, что даже забыла зажечь их все.

Загадочный человек – а теперь Иэханом управляло больше любопытство, чем страх – сидел за длинным столом, рассчитанным на двенадцать персон. Свечи едва освещали грузную фигуру гостя, развалившегося на неустойчивом деревянном стуле. Облокотившись о стол и опустив голову на скрещенные пальцы ладоней, посетитель сидел, понуро глядя себе под ноги, и, казалось, даже дремал. Длинные спутанные каштановые волосы спадали на его широкие плечи, скрывая, однако, профиль, и Иэхан начал осторожно обходить стол, пытаясь заглянуть в лицо сидящему напротив него страннику. Тот, видимо, заметил движение, потому что резко оторвался от своих нелегких дум и, подняв глаза на хозяина дома, тут же расплылся в широчайшей, от уха до уха, улыбке.

Минуту Иэхан стоял не шевелясь, сверля лицо гостя глазами. Он словно отчаянно пытался вспомнить знакомого ему человека: взгляд карих глаз из-под кустистых темных бровей выдавал крайнюю степень уверенности и восторга; лицо его было украшено ровной широкой полоской усов и небрежно окутавшей подбородок и скулы порослью.

– Белокурый Иэн, где твои кудри?! – воскликнул гость и, в мгновение ока обежав бесконечный стол, прижал ошеломленного ювелира к своей груди.

Послышался грохот упавшей на пол булавы. Глаза Иэхана заблестели. Отстранив от себя гостя и разглядев его еще раз как следует, он покачал головой и, прищелкнув языком, произнес:

– Боги! Руфус! Да ты ж почти не изменился!

И теперь была очередь Иэхана заключить своего гостя в объятия. Через минуту они уже стояли друг напротив друга, расплываясь в самых искренних на свете улыбках. Незваный гость, который был на локоть выше своего товарища, осмотрел Иэхана, потом покачал головой и выпалил:

– А вот про тебя, Иэн, я бы того же не сказал. Серьезно, где твои локоны? И что это за магический глаз? – указал он на золотую цепочку с выглядывающими из кармана Иэхана очками.

– Это пенсне, – начал объяснять ювелир, – зрение, знаешь ли, неважное стало.

– Много с бумажками работаешь, значит?

– Не совсем, – замялся Иэхан, – я ювелир.

Тут гость переменился в лице и, кивнув одобряюще, похлопал Иэхана по плечу, от чего бедолага чуть не завалился на бок.

Друг Иэхана был широк в плечах и весьма рослый, что являлось нетипичным для чародеев и колдунов, к числу которых он и принадлежал, и издалека напоминал по форме прямоугольник, стремящийся к квадрату. Иэхан помнил, что Руфус всегда отличался своим крупным телосложением, но теперь он стал просто великаном. Его темные волнистые волосы еще больше полнили его и без того круглое лицо, а ладони былиогромными, как у орка, и, кажется, способны были выжать сок даже из камня. Своими размерами он был обязан матери, которая была из крестьян, о чем сам он старался вспоминать как можно реже.

– Как поживают родители? – поинтересовался Иэхан.

– Отец умер недавно, а мать… – маг нахмурил брови и задумался, но тут же словно вспомнил, зачем он здесь, и, перейдя сразу к делу, предложил Иэхану присесть и внимательно его выслушать.

– Мне надо укрыться на месяцок-другой, – маг посмотрел на друга испытующим взглядом и, не заметив в глазах приятеля ничего, кроме намерения выслушать все до конца, продолжил свои объяснения, которые свелись в итоге к тому, что он провернул пару бесчестных сделок в Глудио и Дионе, где работал личным телохранителем богатеньких гномов. Кое-где он допустил промашки, и ему нельзя было возвращаться на юг, пока не уляжется шумиха.

– Что ты делал на юге? – Иэхан вопрошающе поднял брови, слушая сбивчивые объяснения старого друга. – Когда мы распростились на Говорящем Острове более десяти лет назад, ты, помнится, собирался отправиться в Орен, чтобы поступить на учебу в Башню Слоновой Кости.

Маг покачал головой:

– Та же история…

– Им не понравилось твое происхождение?

– Угу, – маг нахмурился. – Долго я скитался по прибрежным городкам, пока наконец не наткнулся в Глудио на гнома по имени Арри. Он был преотличным охотником, но коммерсант из него был никакой. Я усердно пахал на него несколько лет, помогая во всех его делах: разделывал туши, таскал тяжеленные тюки с добром, выполнял все мелкие поручения, нашел емутаки постоянных заказчиков… За время работы со мной Арри многократно увеличил свой доход, чем вызвал интерес к своей персоне всевозможных грабителей и мошенников, а у меня тогда не было даже лицензии на ношение приличного оружия. И вот этот Арри однажды заикнулся, что будь я его личным телохранителем, он бы достал мне бумажки, чтобы я смог получить профессию. Ну я, естественно, все, что надо, сделал и, получив заветную метку чародея[10], был таков. С этого момента Руфус исчез, и появился Магос – так меня теперь знает половина южных провинций.

– Неплохое имя, – ювелир одобрительно кивнул головой.

– Знаю, – приосанившись, маг продолжил рассказ о своих блужданиях. – Я долго жил в Иннадриле, охотясь на аллигаторов, промышляя ими. В итоге я организовал приличную конторку по продаже кожи и зубов. Иннадрил тогда был достаточно изолированным местечком, и купцы со всех окрестных земель приезжали за нашим товаром. Но я повздорил с местными.

– С эльфами? – Иэхан присел на ближайший к нему стул, понимая, что беседа будет долгой, и маг, последовав его примеру, утвердительно фыркнул.

– Длинноухие тюфячки всячески ограничивали мне отлов крокодилов, называя меня негуманным и корыстным. Работники ушли. Я попытался охотиться сам – нелегально, конечно, – но эти ушастые засранцы поймали меня с поличным. Лавочку мою прикрыли, а меня поперли из Иннадрила. Эх, горло бы промочить.

Иэхан позвал жену и попросил принести вина из запасников. Разговор был продолжен. Никогда еще Урсула не видела своего ворчливого, угрюмого мужа таким возбужденным: он смеялся, бранился, как юнец, превышал рекомендуемые доктором нормы потребления вина и совершенно не обращал внимания на то, что время уже перевалило за отметку, когда он, по обыкновению скользнув в уютную пижаму, предавался сну.

– Глудин был слишком мелок для меня, – продолжал маг, – в Глудио возвращаться я не рискнул. В итоге я поселился в Дионе. На вырученные от предпринимательства деньги я купил себе сносный костюм и мечи в Дионе прослыл одним из лучших наемников в регионе. Магос грозный, Магос ужасный, – здоровяк говорил с жаром, жестикулируя руками, как сломанная мельница.

Иэхан только качал головой, то и дело изумляясь тому, как протекала жизнь его друга, пока он обучался ювелирному делу у гномов и делал первые робкие шаги в торговле, которая в то время частенько не оставляла его в выигрыше.

– И что случилось потом?

– Потом я имел дело с самыми знатными торговцами Диона. Я работал на братьев Осгера и Осмунда, на Мурдока Одноглазого. Мы возили грузы на юг, в Гиран, даже в Орен.

– Ты пересекал Драконий Перевал? – глаза ювелира по-ребячьи расширились.

– Долину Мертвецов? – усмехнулся маг в усы. – Раз пять. А потом я купил себе вот это, – великан откинул подол туники и вытащил из ножен прекрасный длинный и тонкий меч с узорной плоской рукоятью. Меч излучал таинственный розовый свет.

Иэхан присвистнул, и глаза его засияли.

– Можно? – попросил он.

– Конечно, только осторожно – он мне как жена.

Пока Иэхан аккуратно вертел в руках изящное оружие, маг вдруг подтолкнул его в бок.

– Кстати, о женах, – фыркнул он. – Я сначала было подумал, что эта кукла – твоя горничная или гувернантка.

Иэхан вернул меч другу, заявив серьезным тоном:

– А вот про это не надо. Урсула – прекрасная женщина.

Маг спрятал меч обратно в ножны и невинно развел руками:

– Как скажешь. Просто уж насколько я охотлив до женского внимания, со сколькими из них я был накоротке, даже с орками и эльфами. Но гномка?! Иэхан! Она ж тебе по пояс…

– Это тебе она по пояс, – перебил друг, – а мне…

Здоровяк в свою очередь фыркнул, перебив товарища:

– Хотяв этом можно найти свои плюсы.

– Ты совсем не изменился, – хлопнув старого друга по груди и вновь приобретя блаженное выражение лица, Иэхан принялся расспрашивать товарища о его приключениях.

Магос без стеснения выдавал имена и секреты всех, на кого работал, и в итоге еще раз спросил друга, может лион рассчитывать найти себе приют в его доме.

– Что именно ты сделал? Почему так спешно покинул Дион? – наконец спросил Иэхан и, скрестив руки на груди и откинувшись на стуле, приготовился слушать признания друга.

Тот немного поерзал на месте, вновь ухмыльнулся в усы и начал свои объяснения:

– Ты, верно, не знаешь, но есть такой гном, толстякДонни– коврами торгует, гобеленами, в Дионе он очень уважаемый франт.

Иэхан покачал головой: он не всех коммерсантов знал из своего района Гирана, не говоря уже о каком-то торговце текстилем из проходного городка.

– Так вот, – почесывая колючую щеку, продолжил Магос, – была у него дочь Зильмаили Зильфа… жирная такая, вся в отца – натурально, бочка, и такая же пустая. И вот вздумалось ей на Орен глянуть. Я сразу предупредил, что путь опасный – телегу с товаром бы доставить. А она: «Вот хочу и все». Ну добрались мы, значит, до Орена. Она сразу давай жаловаться: мол, тряпок нарядных нет, и ни развлечений там, ни театров. Я ей разъяснил, что коль ей шмотки нужны были, так за ними в Гиран надо было ехать. И она мне всю обратную дорогу бубнила, что две недели провела в неудобствах, что всю ее укачало. Ну я возьми и оставь ее недалеко от Ущелья. Телегу велел запереть. Решил так: крысолюди попугают – посмирнее будет. А сам стаканчик-другой пропустить да на скачки поглазеть заскочил – тут недалеко у вас арена есть. А? Не знаешь? В общем, вернулся за ней в полночь, а ее это… нет… Телега на месте, а девки этой гномьей нет. Я сперва глазам не поверил. Ну не думал я, что она уйдет. Деньги-то, главное, при мне все были. Вернулся в Дион к отцу ее. Говорю: так и так, раскочивряжилась да ушла в Гиран. И вообще, не было уговору за девицей присматривать. Товар доставил, деньги принес.

– И что с ней?

– А шут ее знает – так и не объявилась. И нечего было из телеги лезть, раз было велено ждать.

– Так все из-за этого? – Иэхан с сочувствием похлопал друга по спине.

Маг пожал плечами, налил себе полный бокал и залпом осушил.

***

На другой день, опоздав на работу впервые за десять лет, Иэхан попытался разузнать все, что возможно, про человека по имени Магос, и к вечеру был осведомлен достаточно для того, чтобы вместо обычной освежающей прогулки по окрестностям Гирана мчаться домой во весь дух. Взбудораженный, как петух, пропустивший денницу, Иэхан застал друга сидящим у камина в гостиной в его любимом кресле и вычищающего столовым ножом грязь из-под ногтей. Встав между увлеченно занятым своим делом магом и источником огня, Иэхан накинулся на приятеля, как на провинившееся дитя:

– Руфус! Объясни, что вообще происходит! Имя с твоей физиономией висит на каждой двери центральной части города. Тебя ищут не только в Дионе, но и в Гиране, и обещают любому, кто знает что-либо о твоем местоположении, кругленькую сумму денег.

Маг медленно поднял глаза и виновато посмотрел на друга.

– Имя Ранспо тебе знакомо? – сурово спросил Иэхан, давая понять, что ожидает честного ответа.

– Был один, – буркнул маг, продолжая глядеть исподлобья на нависшую над ним очерченную мягким светом огня сгорбленную фигуру.

– Его ограбили как раз недавно, ты не слышал? – ехидно поинтересовался Иэхан, выдавливая кривую ухмылку из плотно сжатых губ.

– Слышал я! Только вранье все это! – выкрикнул здоровяк, вскакивая со своего удобного места и резко возвысившись над собеседником, который в миг из грозного обвинителя превратился в пятящегося назад робкого человечка.

Маг скрестил руки на груди и спокойным тоном добавил:

– Его не ограбили – с ним провели честную сделку.

Иэхан вопросительно уставился на мага, и тот не преминул тут же объясниться.

– Ранспо, Ранспо, – маг презрительно фыркнул. – Этот старый хрен обратился ко мне недавно. Мол, праздник у них, Мафр чтить будут: ну эту, что у вас тут на площади стоит. Вина надо достать, а тут земли объединили, и теперь с выпивкой тяжко стало – все в столицы ушло. Достанешь, говорит? Все, что угодно, говорю, и предупредил, что за работу беру дорого. Тот заверил, что за ценой дело не станет. Ну я, дурак, и взялся. Промотавшись по городам и селам, достал для него пару бутылок отменного винца. А он мне все продолжает заказы давать. Мол, вызвал он из Глудио музыкальный ансамбль – нот нет. Были ноты, да пропили их местные гномики. Полурослики молодые понаехали, понимаешь, с севера и от счастья мозги потеряли: тут и театры, и ристалища, и вино, и бабы полуголые – вот и не стало нот. Ну я под страхом смерти в Иннадрил глянул к оркам, через них какие-то эльфийские пьески раздобыл. Потом еще кушанья им доставал: мясо, закуски. Короче, организовал этому хрычу целый пир. После праздника пришел рассчитаться, а он такой из сейфа своего веточку достает. Вот, говорит, это тебе за работу – живоросль, – еще гордо так. Кораллы эти мы в Хейне вообще выкидывали, тьфу. А он мне такой: попросишь, ювелир тебе знатное защитное колечко сделает. Я ему сперва ситуацию по-хорошему прояснить попытался – вот честное слово даю! Дед тупой так и не догнал, что я давно уже себе комплект чудесной бижи[11] приобрел, еще у эльфов.

– Ну а ты? – с полными вовлеченности глазами поинтересовался Иэхан.

– Ну я и забрал, сколько посчитал я наработал у этого барыги.

– И сколько?

Магос призадумался, подсчитывая что-то в уме и бормоча под нос:

– Ну, потраченное время, гостиница в Хейне, бордель в Глудио… Около полусотни золотых всего взял – еле расходы окупились.

Иэхан в отчаянии затряс головой, а потом судорожно попытался прояснить другу всю серьезность сложившейся ситуации:

– Друг мой! Этот Ранспотак-то главный распорядитель складами Диона. И он пожаловался, конечно, многоуважаемому господину Гесто, начальнику складов Гирана, а тот и до самого лорда донес.

– Надо же, – возмущенно покачал здоровяк головой, – такие бесчестные гномы, и такие должности занимают. Значит, мало я со старика взял еще.

– Руфус! – строго перебил ювелир.

Магос вздохнул и виновато поглядел на Иэхана. Грузный лохматый маг стоял перед сухопарым ювелиром, как провинившийся ребенок перед разгневанным отцом. Иэхан попытался быть сердитым и сделать то, что решил, как только прочитал объявление, а именно – выгнать бесславного товарища вон из своего благородного жилища. Но теперь он не смог сдержать улыбку и лишь устало пробормотал:

– Ты понимаешь, Руфус, как я рискую, принимая тебя здесь? Ладно я, а Урсула… Она ведь скоро сама все узнает.

– И что, думаешь, твоя карлица выдаст меня, да? И тебя вместе со мной?

– Не она, так кто другой заметит тебя здесь, и все – хана нам обоим, – обреченно заявил Иэхан.

Магос подумал минутку.

– Послушай, Иэн, – упрашивающим тоном прошептал он, – мне бы на пару месяцев где-то укрыться, и после я уеду из Гирана. Есть у меня одно дело здесь, много денег сулит. Мне потом надолго хватит.

– Неужели ты думаешь, что кто-то захочет иметь дело с преступником? – Иэхан опять, уже в который раз, подивился наивности друга. – Да в любой гильдии или на площади, в таверне или на складе тебя сразу же перехватят.