Текст книги "Дизайн мечты"
Автор книги: Линн Мессина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Серия «Вавилон»
Глава 1
В день открытия Международной выставки современного промышленного и бытового дизайна Ханна проснулась рано утром. Она была слишком взволнована, чтобы спать, и к половине седьмого, когда у меня зазвенел будильник, успела принять душ, позавтракать, сложить все в аккуратные стопки и сидела на диване, накинув жакет. Увидев меня, тащившуюся в ванную, она захотела как-нибудь ускорить процесс, например упереться мне в спину и подтолкнуть, но удержалась от искушения и лишь проводила меня тяжелым взглядом, пока я не закрыла за собой дверь. Затем Ханна еще раз перебрала аккуратные стопки, сложила пресс-релизы вместе и переложила рекламные буклеты в большую коробку.
Я смывала шампунь, когда Ханна постучала в дверь. Я разрешила ей зайти.
– Уже шесть сорок пять, – сказала подруга. На висках у нее выступили бисеринки пота. Зимой нерегулируемые радиаторы превращают квартиру в сауну, если держать окна закрытыми. Ханна еще не успела об этом позаботиться. Она была слишком сосредоточена на главной цели и своей ежеминутной готовности уйти, чтобы устраиваться у меня с комфортом. – Через минуту будет шесть сорок шесть. – С этими словами она закрыла дверь и вернулась на диван.
Сегодняшняя выставка – дебют Ханны. Пусть она не придумывала идеи мебельного дизайна и не пускалась в рискованные авантюры, ставкой в которых было ее будущее, но все равно это было ее шоу. «Таллулаленд дизайне» – ее дитя. Ханна просыпалась в три утра, чтобы покормить его из бутылочки, и часами баюкала на руках, пока оно не засыпало.
Истина не так Ханна-центрична – я и сама взяла на себя немало ночных кормлений, но, отдавая долг справедливости, должна признать: «Таллулаленд» – предприятие с двумя участниками. Вчера, например, мы обе до часа ночи торчали в Центре Джакоба Джавица [33]33
В Центре Джавица на Манхэттене проходят самые интересные торговые ярмарки Нью-Йорка – от смотра достижений промышленного и бытового дизайна до крупнейших автосалонов.
[Закрыть], оформляя павильон.
Выйдя из ванны, я быстро высушила волосы и оделась. В семь девятнадцать я была готова.
– Через минуту будет семь двадцать, – сообщила Ханна, подхватывая коробку с брошюрами. – А через две минуты будет семь двадцать одна.
Я взяла коробку с визитными карточками, образчиками ткани и пресс-релизами.
– Это ты к чему?
Свободной рукой подруга открыла входную дверь, ловко поймала и придержала ее задницей, пропуская меня.
– Время идет. Оно летит с такой скоростью, что мы спокойно можем остаться дома – через пару секунд все равно придет пора ложиться спать.
На подобные сентенции не существует рациональных ответов, поэтому я молча выставила коробку за порог и заперла дверь. До отказа нагруженная Ханна бегом кинулась вниз по лестнице. Когда я подошла к взятому в прокате внедорожнику, подруга уже нетерпеливо постукивала ножкой и то и дело поглядывала на часы.
– Через минуту будет семь двадцать четыре.
Я не паниковала. Насколько я могла судить, время не думало ускорять свой бег и шло как обычно.
Поставив коробки на заднее сиденье, мы забрались в машину. Ханна попыталась сесть за руль, но я ей не позволила, и она удовлетворилась штурманским креслом. На Шестой авеню не нашлось машины, которую ей не захотелось бы обогнать.
Слушая язвительные подколки насчет моей манеры вождения, я все равно радовалась, что подруга рядом. Помощь Ханны была неоценима. То и дело отвлекаясь от переделки «Бомбардировки Дрезден» – Адам хочет больше Уолта Диснея, Адам хочет больше секса, Адаму нужно больше Юпитера, – она посвятила уйму времени и сил моему предприятию. Бурлящий энтузиазм Ханны, ее дотошность и неистребимое желание возглавить любой проект, в котором она участвует, сработали мне на пользу. Я могла осуществить задуманное и без посторонней помощи, создав «Таллулаленд» самостоятельно, но, согласитесь, гораздо удобнее, если кто-то подает вам деревянные плашки, пока вы стелете полы.
Въехав на стоянку у конференц-центра, я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Я убеждала себя – сегодня не самый важный день в цепочке событий, но моя некстати обострившаяся проницательность мешала думать о картине в целом, а редкий приступ сообразительности не позволял понизить планку. Сегодняшнее шоу – это пан или пропал, беззаветный, отчаянный «прыжок к свободе». У меня был один-единственный шанс высечь искру, и если издатели журналов промышленного дизайна отвернутся, а покупатели равнодушно пройдут мимо, это будет означать конечную остановку экспресса «Таллулаленд». Выход с левой стороны, осторожно, ступенька, не споткнитесь, когда будете сходить.
Ханна терпеливо ждала, пока я скручиваю остатки храбрости в крепкий жгут. Она перестала напоминать, сколько будет на часах через одну минуту. Страх перед сценой – явление, очень распространенное в тех сферах, где она вращается.
Конференц-центр Джавица, огромный, безликий, проглатывает вас целиком. Как только мы вошли, я почувствовала себя Ионой в чреве китовом, оказавшись в море людей, спешивших к своим стендам с той же целью, что и я. Оставалось лишь покорно ждать, пока людской поток выплюнет меня в нужном месте.
Снова став нетерпеливой, Ханна за руку потащила меня за собой, жадно впитывая энергию участников выставки. Массовые скопления людей – источник ее жизненной силы. Любая тусовка, толпа и даже толчея для нее прежде всего аудитория, готовая взорваться аплодисментами.
Я покорно тащилась в арьергарде, потому что не очень точно помнила дорогу. Международная выставка современного промышленного и бытового дизайна – настоящий калейдоскоп, где невозможно сосредоточиться на чем-то одном. Когда я смотрела по сторонам, то не замечала стульев, компьютерных столов и прикроватных тумбочек обтекаемых линий со встроенными светильниками, обращая внимание только на яркие завитки и красочные цветовые пятна. Когда смотрела Ханна, она видела ориентиры – повернуть направо у кухонь в стиле ар-деко, повернуть налево у трех висячих светильников из нержавеющей стали.
– Уже семь пятьдесят шесть, – сообщила подруга, когда мы дошли до нашего ряда. Обстановка начала казаться смутно знакомой, и я поняла, что мы почти у цели. Сейчас будут вазы Карло Моретти, нашего соседа слева. – Через минуту будет семь пятьдесят семь. Через две минуты – семь пятьдесят восемь.
Я тяжело вздохнула. Если Ханна задалась целью отсчитывать время подобно церковному колоколу, день получится невыносимо долгим.
– Да-да, знаю. Через три минуты будет семь пятьдесят девять, через четыре – восемь часов. Время идет. Это я усвоила. Ты у цели, Ханна.
Подруга не согласилась. Цель, может, и была достигнута, но не разжевана и не проглочена.
– Время летит, о чем свидетельствует тот факт, что через три минуты на часах будет восемь. Выставка открывается в восемь, Лу, а мы еще даже не дошли до стенда!
Да, мы еще не стояли на земле «Таллулаленда», но до баннера с названием оставалось буквально несколько шагов.
– Успокойся. Это же не «Луманнс» [34]34
Сеть универмагов распродаж.
[Закрыть]на второй день после Рождества, – сказала я. – Здесь нет беснующейся толпы покупателей, притиснутых к стеклянным дверям и нетерпеливо ожидающих открытия.
Ханна, глухая к доводам здравого смысла, ускорила шаги, преодолев дистанцию до нашего стенда торопливой рысью, обычно предназначавшейся для перехода улицы на красный свет. Я помедлила, любуясь зрелищем: мой «Таллулаленд» был словно почтовая марка, втиснутая в кляссер между «Алесси» и «Хрусталем Баккара», плечом к плечу с гигантами, или какое-нибудь крошечное европейское суверенное государство конца девятнадцатого века. Земля Таллулы – малонаселенная, переполненная красочными колористическими решениями, народ которой из последних сил сохранял самообладание.
Познакомьтесь с обитателями моего стенда.
«Фрипорт»: часы шести дюймов в диаметре с объемным (трехмерным) изображением. Черные стрелки выплавлены в форме бесчисленных искривленных лиц, как бы пытающихся выбраться наружу. Предлагаются в черно-белом или цветном варианте.
«Меррик»: диванные подушки из шерстяного фетра шести разновидностей, двух размеров и бесконечного разнообразия цветовых решений.
«Беллмор»: встраиваемые столы в стиле оп-арт [35]35
Оп-арт (сокращенное от optical-art – «оптическое искусство») – название одного из направлений модернизма, получившее широкое распространение в 50—60-е годы XX века. Художники этого направления используют особенности восприятия плоских и пространственных фигур для достижения оптической иллюзии движения неподвижного объекта.
[Закрыть]с деревянной инкрустацией. Столешницы сделаны из цветных полосок, настолько точно пригнанных, что поверхность кажется созданной из сплошного ламината оригинальной фактуры.
«Ванта»: настенные светильники из модернизированного алюминия. Серебряного цвета прутья регулируемой длины расходятся из центра светильника как лучи.
«Сифорд»: двухцветный диван с обивкой из синтетической замши, который легко превращается в комфортабельную двуспальную кровать для припозднившихся гостей. Широкие темно-синие полосы отлично гармонируют с темно-синими диванными подушками.
Это продукция линии «Вавилон», моей дебютной коллекции, посвященной простоте цвета и формы. Не совсем то, о чем я мечтала, – некоторые решения пришлось упростить из-за нехватки времени и денег, – зато налицо были все свойства, какие я хотела видеть у своих творений. Четырехлетний опыт финансовых подсчетов в «Марк Медичи и партнеры» наконец пригодился.
Ханна поставила коробку на один из встраиваемых столов и театрально хлопнулась на диван. «Сифорд» неистово заскрипел в лучших драматических традициях; Ханна услышала и подчинилась. Минуты шли, но подруга лежала неподвижно, положив голову на подушки и раскинув руки, словно орел крылья. Ханна обожала этот диван и втайне мечтала, чтобы я отдала диван ей. Подруга хотела услышать: «Вот, Ханна, возьми, раз он тебе так нравится, в награду за отличную работу». Но я не могла себе этого позволить – «Сифорд» обошелся мне в одну восемнадцатую наследства.
От Ханны исходило такое блаженство, что я невольно улыбнулась.
– Можешь лежать там целый день, если будешь выглядеть такой же довольной, как сейчас. Ты просто находка для рекламы, – признала я, ставя свою коробку в угол к другим печатно-рекламным излишествам. Я понятия не имела, сколько рекламных буклетов и пресс-релизов нужно запасти – любое количество казалось непомерно большим, – поэтому предоставила решать Ханне. И напрасно: подруга заказала четыреста буклетов, словно мы собирались завоевать полмира. Боюсь, все получится наоборот и именно мы окажемся в роли побежденных и раздавленных.
– О, прекрати! – презрительно отмахнулась подруга в ответ на мои протесты по поводу количества рекламы. – Я и так поскромничала из уважения к твоим растрепанным нервам. Вот увидишь, буклетов понадобится вдвое больше!
Глядя сейчас на яркую горку бумаг в углу павильона, я ощущала смятение при виде оптимизма подруги. Меня подавляла уверенность Ханны в моих силах, казавшаяся преувеличенной, раздутой, гротескной и не соответствующей реальности. Я взяла пять буклетов и пресс-релизов и положила двумя аккуратными стопками на наборную столешницу, прикрыв коробки упаковочной пленкой с пузырьками, словно некий постыдный секрет, который мне меньше всего хотелось бы обнародовать. Усевшись на хлипкий старый стул, я стала смотреть, как посетители выставки проходят мимо стенда. Вот так я проведу ближайшие десять часов.
– Восемь часов три минуты, – сообщила Ханна. Я закрыла глаза. Если я еще раз услышу хоть одно объявление времени от этого самозваного средневекового глашатая…
– Не делай такое лицо! – возмутилась подруга. – Я просто напоминаю – сейчас всего три минуты девятого. Народ еще не проснулся. Это вовсе не провал.
– Я и не говорю, что провал.
Ханна презрительно отмахнулась:
– Можешь не озвучивать, все равно я тебя насквозь вижу. Ты как комикс, Лу, – над головой так и реет мысль в белом облачке.
– Будь это правдой, ты бы знала – я не считаю, что ничего не выйдет, – сварливо ответила я. Мне не понравилась идея быть открытой книгой для окружающих. – Просто сижу и представляю себе, как реальность моего провала будет медленно просачиваться в сознание, по мере того как идет сегодняшний день.
– Господи, Лу, тебя необходимо встряхнуть, – сказала Ханна, подходя. Ободряющие разговоры лучше вести лицом к лицу. Нельзя кричать друг другу что-то личное с противоположного конца семифутового пространства. Присев на другой вытертый стул, подруга положила мне руку на плечо. – Нельзя заранее знать, какая судьба ждет твои творения. Разве что… – Ханна вскинула голову и внимательно посмотрела на меня. – Может, у тебя есть хрустальный шар, о котором ты мне никогда не говорила? Или ты владеешь ясновидением? Умеешь гадать по чайной заварке? Не было ли у вас в семье медиумов?
Ханна хотела меня рассмешить, но я отозвалась без тени улыбки:
– Не было.
– Ты спрашивала планшетку для спиритических сеансов? Консультировалась с хроническими неудачниками? Тебе гадали по руке? О, знаю, у тебя есть машина времени! Ты уже смоталась в конец недели и посмотрела результаты выставки. Открой же мне, получу ли я диван или его купит богатенький дядя в белом лимузине и крокодиловых ковбойских сапогах?
Я покачала головой, не желая покидать убежище хандры, польстившись на приманку поддразниваний и похвал. Полная профессиональная несостоятельность не тема шуток и веселья.
– Знаю, и все. У меня отличное чутье на неудачи.
– Дорогая, – засмеялась Ханна, – твоя интуиция никуда не годится. В противном случае ты еще несколько лет назад уволилась бы от Марка и занялась изготовлением этих прелестных диванов. В твоем мизинце больше таланта, чем у большинства дизайнеров, собравшихся сегодня под этой крышей, вместе взятых, а ты четыре года боролась с собой, пытаясь подавить тягу к творчеству. – В этот момент Ханна заметила две тощие стопки рекламных материалов. Не скрывая отвращения, она вытащила коробки, нетерпеливо отбросив оберточную пленку, и извлекла две огромные кипы буклетов и пресс-релизов. – Сегодня у меня очень важный день, – пояснила она, тщательно выравнивая стопки. – И я буду очень благодарна, если ты прекратишь портить мне настроение похоронной миной.
Язвительный ответ был наготове, но мне не удалось его озвучить: над низкой перегородкой показалась голова соседки со стенда «Алесси», спрашивавшей, нельзя ли воспользоваться нашим молотком. Ни дать ни взять – Голиаф одалживает пращу у Давида.
Хотя вчера мы потратили большую часть дня на забивание гвоздей в крошечном павильоне, я совершенно не помнила, куда мы положили молоток. Пока я занималась поисками, стендистка внимательно рассматривала диванные подушки. Особенно ее заинтересовал узор «Пузырьки» – круги разного размера, ровной линией пересекавшие центр фетрового квадрата.
– Мне очень нравится, – сказала она, проводя рукой по большой подушке и наслаждаясь гладкостью ткани. – Сами делали?
Я кивнула.
– Отличная вещь. Я как раз подумывала купить новые диванные подушки. Пожалуй, закажу у вас одну, – объявила она, глядя на меня так, будто ничего важного не произошло и я каждый день продавала диванные подушки.
– Правда? – ляпнула я, растерявшись от такого поворота событий. Увлекшись переживаниями и нервотрепкой, я как-то забыла, что нахожусь здесь для продажи выставленных вещей, а не участвую в социальном эксперименте с целью выяснить, какой объем страха может вместить моя телесная оболочка. – Вы хотите купить подушку? Прямо сейчас? – нечаянно вылетело у меня. Вообще-то это был поток мыслей, который не принято озвучивать при посторонних.
– Совершенно верно, – подтвердила соседка, принимая у меня молоток. – Мне надо работать – наш павильон оформлен едва наполовину, но я обязательно зайду попозже.
Подхватив рекламный буклет «Таллулаленда», женщина дружелюбно помахала мне рукой, скрылась за перегородкой, и ее жизнь потекла как прежде, тогда как моя отныне изменилась навсегда.
Я опустилась на стул, не в силах удержать дурацкую довольную улыбку. Ну вот я и в бизнесе, с буклетами и пресс-релизами на плотной бумаге, опытными образцами и квадратами из шерстяного фетра, скроенными Ханной. Одна подушка продана. Первый вырученный доллар, который полагается вставить в рамочку и повесить на стену над кассой.
Убедившись, что Ханна не видит, я полезла в коробку и вытащила еще несколько буклетов, которые добавила к стопке на столе.
Глава 2
Ник появился в три часа дня. Увлеченная объяснением тонкостей изготовления столов помощнику редактора журнала «Ай Ди», я не слышала звонка сотового и не видела, как Ханна ответила, пообещав Нику принести пропуск ко входу. Входная плата на выставку весьма внушительная, и нет никакой причины заставлять друзей платить пограничную пошлину за въезд в Таллулаленд.
Свернув в проход, где находился павильон, Ник увидел меня, подробно объяснявшую процесс лазерной резки дерева, и приветственно поднял руку. Я помахала в ответ и снова переключилась на разговор с редактором, но на долю секунды словно очутилась в зеленом лесу в тот самый момент, когда Ник с облегчением воспринял новость о моем переезде.
После возвращения из Эшвилля жизнь превратилась в вихрь событий, в «американские горки» неотложных дел, и у меня почти не оставалось времени пообедать с друзьями или выбраться куда-нибудь с Ником. Разговор о том, что произошло между нами, почему так случилось и что теперь делать, так и не состоялся. Мы с легким сердцем бросили тему в море под названием «кто старое помянет», предоставив ей медленно опускаться на дно. Наше сближение уже занесло слоем свежего ила, как затонувший сундук с сокровищами.
– Привет, – сказал Ник, целуя меня в щеку, когда редактор журнала ушел. – Стенд выглядит потрясающе.
Непринужденная манера общения выдала человека, который ничего не принимает близко к сердцу. Глядя на Ника, носившего деловой костюм с изящной небрежностью, на знакомую темную челку, спадающую на глаза, я с невольной симпатий подумала: вот уж действительно – как с гуся вода. Друзья позанимались сексом, благополучно проигнорировали выяснение отношений, а Ник остался прежним, как скала, которой нипочем атмосферные осадки. Вот что такое безупречная дипломатическая родословная, невозмутимое хладнокровие некоторых представителей которой в свое время позволило положить конец Крымской войне. Но я не такая, как Ник, не из Таунсендов с прямым, будто шомпол, позвоночником. Мне не дано изо дня в день выходить на сцену и блестяще играть роль без единого срыва. Я запросто проваливаю дела, комкаю свадебные тосты, в упор не вижу очевидного и настолько промахиваюсь мимо цели, что нередко оказываюсь неизвестно где. А Ник предпочитает ничего не замечать и знай расхваливает меня на все лады, словно я так же безупречна, как и он.
– Спасибо, – сказала я, помолчав.
– Я слышал, экспозиция пользуется оглушительным успехом.
Ханна положительно не способна хранить в секрете хорошие новости. Она ходячий жидкокристаллический дисплей, данные на котором обновляются каждый час.
– Более-менее, – осторожно подтвердила я. Реакция на мои изделия пока была самой позитивной – представители примерно тридцати изданий взяли пресс-релизы, но я не позволяла радостному волнению вскружить мне голову. Успех – сложная, ненадежная формула, сборный рождественский подарок, который почему-то не работает, когда вы вставили батарейки. Даже соединив ось А с пазом Б согласно инструкции, вы рискуете остаться на пушистом ковре с разорванной упаковочной бумагой, тысячей маленьких пластмассовых кусочков и разбитым сердцем.
– Более-менее? – усмехнулся Ник. Именно такой сдержанной реакции он и ожидал. Таллула Уэст никогда не отважится на решительное заявление. – Значит, из «Нью-Йорк-один» не заходили и не засняли ни кусочка твоих столешниц?
Я улыбнулась:
– Нет, как раз столешницы сфотографировали как полагается. Я битых пять минут распространялась насчет лазерной резки, пока меня не прервали.
– В таком случае, возможно, выражение «более-менее» не вполне точно отражает характер ситуации?
– Вернемся к этому, когда репортажи попадут в печать, – предложила я. – Может, тогда я пересмотрю свой выбор эпитетов.
– И еще ты продала два стола, – сказал Ник. – Это считается или нет?
– Столы не проданы, я всего лишь получила заказы, – поправила я, глядя, как высокая худая женщина в шубе до пола замедлила шаг у дивана. Я достаточно долго проработала в «Старке», чтобы научиться распознавать заинтересованного покупателя. – Ты не против подождать секунду? Там женщина с вожделением смотрит на мой диван, пойду продемонстрирую его прелести.
Ник посоветовал мне следовать интуиции продавца и зашел в павильон «Алесси», следуя своей интуиции покупателя.
Несколько секунд я смотрела на посетительницу, собираясь с духом. Неужели я решусь обратиться к вошедшей с предложением помочь с выбором? Уже несколько часов покупатели и эксперты по дизайну заходили в павильон и рассматривали мои изделия, но я по-прежнему ощущала себя уличным зазывалой, ястребом, бросающимся на прохожих и сующим им поднос фальшивые «Ролексы».
Пока я нерешительно мялась в сторонке, женщина присела на диван и осторожно откинулась на подушки, проверяя мягкость. Тут явно не помешали бы услуги продавца-консультанта – для чего еще ей проверять, мягкие ли подушки? Я направилась к посетительнице, но остановилась на полдороге – мне пришло в голову, что женщина хочет спокойно определить для себя качество. В памяти воскрес эпизод в примерочной «Беннеттона», когда я не знала, как отделаться от навязчивой продавщицы, настойчиво предлагавшей принести другие модели иных цветов и размеров.
Женщина поймала мой взгляд и улыбнулась. В ответ я тоже неловко улыбнулась, словно меня застали за подглядыванием в спальню через замочную скважину.
– Здравствуйте, – краснея, начала я. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Очень красивый диван. Удобные изгибы, приятная фактура.
Я снова покраснела, на этот раз от удовольствия.
– Спасибо.
– Это ваше изделие?
– Да, я Таллула Уэст. – Я протянула руку, и женщина пожала ее, не поднимаясь с дивана. Она не представилась – в этом не было необходимости: на бейдже-пропуске значилось «Эмма Робинсон».
– Мне нравятся ваши дизайны, особенно эти столы. – Она показала на «Беллморов», стоявших в нескольких футах. – Очень оригинальные. Где-то я уже видела нечто подобное, но эти выделяются из общей массы.
Мне удалось не подать виду, но сердце дало перебой и под ложечкой похолодело. При фразе «нечто подобное» у меня буквально кровь застыла в жилах. Конечно, все мы в конечном счете продукты одной культуры – драматурги елизаветинской эпохи тоже сплошь и рядом заимствовали сюжеты из «Жизнеописаний» Плутарха, – но все равно я испытала шок. Словно худший ночной кошмар сворачивает на подъездную дорожку к вашему дому.
– Вы уже видели нечто подобное? – переспросила я, стараясь держаться непринужденно, словно мы говорим о погоде или подобных пустяках, но не поручусь, что мне удалось сохранить хладнокровие. Слова посетительницы задели меня за живое. Слишком, знаете ли, личная материя, чтобы я могла запросто отрешиться от услышанного.
Расправив свою меховую столу, Эмма Робинсон извинилась, что не может точно назвать номер прохода.
– Где-то в том районе. – Она показала направление, но это не помогло. Близость нашего стенда к восточной стене галереи означала, что искать придется по всей выставке, кроме трех-четырех рядов. – К сожалению, я не взяла их визитку, но мне не очень понравились их изделия. Извините меня, душенька.
Я легко пожала плечами, пытаясь убедить собеседницу и себя, что все это пустяки. Не решаясь предложить посетительнице свою визитку, я терпела пытку неизвестностью, не зная, насколько даме понравилась моя мебель.
– Хотите что-нибудь узнать?
Робинсон секунду размышляла. Поднявшись на ноги, она обошла двухцветный диван.
– Очень интересная модель. Какая у него длина?
Такие вопросы люди задают, когда пытаются представить мебель в своей гостиной: подойдет ли по размерам к свободному месту у дальней стены или придется ставить напротив окна? В ответ я вручила ей буклет с указанием размеров каждого предмета и контактной информацией. Все-таки рабочая дисциплина меня кое-чему научила.
– Диван создан с таким расчетом, чтобы на нем мог разместиться высокий взрослый мужчина. Если это убрать, – я сняла ряд светло-голубых подушек, – получится спальное место, равное двуспальному матрасу. Мягко и удобно.
Размышляя о чем-то, дама кивнула и взяла буклет.
– Спасибо. Я обязательно с вами свяжусь. Удачи вам на выставке.
Я, в свою очередь, поблагодарила посетительницу и проводила ее взглядом. Может, я никогда не подсеку «жирную рыбу» и не научусь заманивать покупателя, зато моя наживка не болтается в воде, игнорируемая всеми речными обитателями. К концу недели я могла с гордостью признаться, что ее несколько раз надкусили.
– Ну что ж, очень неплохо, – похвалила Ханна, уписывая поп-корн, который раздавали в павильоне «Алесси». В отличие от нас они догадались приманивать и подкармливать посетителей. – Ты по-прежнему очень напряжена в плечах, произношение не выдерживает никакой критики, но реплики почти идеальны. Вовремя подаешь и вовремя умолкаешь. – Я открыла рот, но Ханна предупреждающе подняла руку: – Знаю, знаю, ты не платила за обслуживание де-люкс, но критика бесплатно. Маленький бонус, специально для партнеров.
Мы с Ханной не партнеры. Когда я вернулась из Эшвилля, возбужденная, переполненная эмоциями, с толикой наличных и своими представлениями об успешном бизнесе, Ханна попыталась вступить в дело на правах инвестора. Я так и не постигла тончайших хитросплетений проекта, имевшего целью пополнить дефицит ее персонального бюджета за счет чужих состояний, но схема по широте размаха сильно напоминала «пирамиду», и в конце концов Ханна удовлетворилась статусом самой привилегированной сотрудницы. Но я не стала об этом напоминать. Подобные замечания – часть ее плана заполучить диван. Перебьется. Не сомневаюсь, Ханна и самаэто понимала.
Вернулся Ник из своих странствий, держа в одной руке кока-колу, а в другой – парусиновую торбу, набитую флаерами и рекламными буклетами. Сумку он вручил мне.
– Я подумал, тебе захочется посмотреть продукцию конкурентов. Но для беспокойства нет причин: твои изделия здесь лучшие по дизайну, павильон самый яркий и привлекательный. Я тут побродил по окрестностям – не на чем глазу отдохнуть. В интересах полноты отчета могу признаться, что остановился в начале ряда поглазеть на женщину, расписывающую коврики, но виной тому скорее новизна «живой» демонстрации, чем сами работы. Не думаю, что коврики нужно рисовать. Вязать крючком или ткать – да, но раскрашивать?..
Я по достоинству оценила дружескую поддержку, не позволив, однако, себя убедить. Выставка была огромна, а Ник отсутствовал всего минут десять. Вряд ли он успел все осмотреть.
– Спасибо, – сказала я, наугад вытащила из сумки несколько буклетов и принялась листать. Большинство брошюр напоминало мои цветные ксерокопии на дешевой белой бумаге, но встречались и добротные буклеты с глянцевыми страницами и цветными фотографиями. – У меня еще не было возможности пробежаться по выставке. Столько работы – присесть некогда.
Ник отпил глоток колы и огляделся.
– Ты уже видела Марка?
Я еще не имела такого сомнительного счастья, хотя знала, что Марк здесь. Более полугода назад я лично отсылала чек на оплату его участия в Международной выставке современного промышленного и бытового дизайна – он планировал представить новую линию своей продукции. Я собиралась зайти поздороваться к нему в павильон ближе к концу недели, втайне надеясь увидеть его раньше. Я мечтала, чтобы Марк случайно увидел баннер «Таллулаленда» и остановился как вкопанный. Мне хотелось, чтобы бывший начальник сорвал очки и уставился на мой павильон, словно не веря собственным глазам. Я желала, чтобы он провел рукой по столешницам моих оп-артовских столов и проверил мягкость дивана, обитого синтетической замшей, задаваясь вопросом, как ему в голову пришло меня уволить. Я жаждала раскаяния, горьких сожалений и досады. Рано или поздно мы, Уэсты, всегда берем свое.
Воздержавшись от откровенности, я покачала головой и ответила, что нет, Марка я пока не видела.
Ник отлично знал меня. Он чувствовал, что за простым «нет» кроется нечто большее, но не стал расспрашивать, понимающе кивнули сменил тему. Вот такая она, новая гармония наших отношений, спасение in extremis [36]36
В последний момент (лат.)
[Закрыть]по взаимному согласию, позволяющее справляться с чувством стыда.
– А отца видела? – не отставал Ник, готовый принять любые краткие ответы, которые я так же легко готова была дать.
– Отца?!
– Ну да. Разве он не ходит на такие мероприятия? Папа много лет не посещал Международную выставку современного дизайна. Эта информация в числе прочей легла в основу моего решения об участии и позволила с легким сердцем создать «Таллулаленд» в рекордно короткие сроки.
– Нет, в начале января он всегда отдыхает в Италии. Могут прийти его дизайнеры и потом сообщить начальнику, что его дочь участвовала в выставке. Ничего не имею против. К концу месяца, когда отец вернется, все уже закончится.
Слегка сбитый с толку, Ник пристально уставился на банку кока-колы, притворяясь, что ему нечего сказать. Однако у этого молодого человека в запасе всегда пара слов. Что-то явно было не так, иначе он не стоял бы с видом мальчика, пойманного за кражей печенья из банки.
Глубоко вздохнув, я приготовилась к худшему.
– В чем дело?
– Я послал твоему папе открытку.
Этого я не ожидала, недооценив вред, который способен причинить Ник.
– Повтори!
– Я послал твоему отцу одну из почтовых открыток с логотипом «Таллулаленда».
Такой подлости я и вообразить не могла.
– Получается, я отправила отцу открытку?
– С маленькой припиской: «Надеюсь увидеть тебя на выставке».
Я замерла от ужаса, как маленький ребенок, уставившийся на раскромсанные останки любимого одеяльца, пропущенного через шредер, и старающийся не закричать.
– «Надеюсь увидеть тебя на выставке»? Я написала отцу, что надеюсь его увидеть?!
– И поставила восклицательный знак, словно действительно надеешься здесь с ним встретиться.
Я не знала, что сказать, поэтому рухнула на диван стоимостью пять тысяч долларов и беспомощно уставилась на Ника. Я не разразилась воплями и проклятиями – слишком поздно, брань уже не поможет, к тому же меня парализовал страх возможных последствий маленькой почтовой открытки со спиралевидными узорами и отчаянной коротенькой мольбой о внимании. Открытка останется лежать на столике для почты в коридоре, заваленная мебельными каталогами, рекламными проспектами супермаркетов и пачками купонов в синих конвертах, окончательно подтвердив мое предположение: я ничего не значу для отца как дочь.
Ник присел рядом и дружески похлопал меня по спине, не думая, впрочем, извиняться. Он не падал ниц, не корил себя последними словами, не молил о прощении, сокрушенно бия себя в грудь, и не вешал повинную голову.
– Твой отец все равно узнал бы, – сказал Ник.
