Текст книги "Город Бесконечной Ночи (ЛП)"

Автор книги: Линкольн Чайлд

Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

51

Сумерки уже начали опускаться на город.

Миссис Траск шествовала с севера по Риверсайд-Драйв с сумкой, полной продуктов для приготовления ужина. Обычно экономка Пендергаста не задерживалась до столь позднего часа, чтобы пойти за покупками, но днем она занялась перестановкой и чисткой одного из лучших фарфоровых сервизов и не заметила, как день начал клониться к закату.

Проктор предложил отвезти ее, но в это время года она предпочитала совершать пешие прогулки – вечерний моцион улучшал ее самочувствие – и кроме того, со всем этим облагораживанием близлежащих улиц, которое произошло в последние годы, делать покупки в местном «Хол Фудс»[41]41
  «Хол Фудс» – американская сеть супермаркетов, специализирующаяся на продаже продуктов питания без искусственных консервантов, красителей, усилителей вкуса, подсластителей и трансжиров.


[Закрыть] стало гораздо приятнее. Но когда она прошла по подъездной дорожке дома 891 по Риверсайд-Драйв, направляясь ко входу для слуг в задней части дома, она испугалась, заметив темную фигуру, прячущуюся в тени возле парадной двери.

Ее инстинкт самосохранения забил тревогу, возникло желание позвать Проктора, однако в следующее мгновение она рассмотрела, что фигура принадлежала мальчишке-подростку. Он выглядел безобидным и грязным – она предположила, что он вырос в лондонском Ист-Энде уличным бродягой. Как только она подошла, он вышел из своего укрытия.

– Прошу прощения, мэм, – сказал он, – но это дом мистера, гм, Пендергаста?

Лондонский выговор удивительным образом соединялся в его речи с акцентом уличных оборванцев. Миссис Траск остановилась от него на приличном расстоянии и спросила:

– А почему вы об этом спрашиваете, молодой человек?

– Потому что мне заплатили, чтобы я отдал ему это, – и он вытащил из заднего кармана конверт. – И, похоже, что дома никого нет, потому что никто не открывает дверь.

Миссис Траск немного засомневалась, но затем протянула руку.

– Хорошо, я прослежу, чтобы он это получил. Теперь уходите.

Юноша передал ей письмо. Затем, отбросив челку, он развернулся и поспешил прочь по подъездной дорожке.

Миссис Траск наблюдала за ним, пока он не растворился в суматохе города. Затем, покачав головой, она направилась к задней двери, ведущей в кухню. На самом деле, она никогда не знала, чего ожидать на своей нынешней работе. Памятуя о том, какие переполохи на ее памяти случались в жизни Пендергаста, можно было готовиться к чему угодно.

Миссис Траск нашла агента сидящим в библиотеке, рядом с ним на столе стояла нетронутая чашка зеленого чая, а он сам неотрывно смотрел на низкий огонь, горящий в камине.

– Мистер Пендергаст, – обратилась она, стоя на пороге библиотеки.

Агент не ответил.

– Мистер Пендергаст? – позвала она чуть громче.

Он очнулся.

– Да, миссис Траск? – отозвался он, поворачиваясь к ней.

– Я увидела, что у входной двери стоит мальчик. Он сказал, что никто не отвечает на звонок в дверь. Вы не слышали звонка?

– Нет, не слышал.

– Он сказал, что ему заплатили, чтобы он доставил вам это письмо, – она подошла и протянула ему на серебряном подносе грязный, сложенный пополам конверт. – Интересно, почему Проктор не открыл дверь? – она ​не смогла отказать себе в удовольствии добавить это, поскольку она слегка не одобряла Проктора и те выходные, которые он иногда брал у хозяина.

Пендергаст взглянул на письмо с выражением, которое миссис Траск не смогла понять.

– Я думаю, он не ответил, потому что никто не звонил. Мальчик вам солгал. А сейчас не могли бы вы положить письмо на стол?

Она поставила поднос рядом с чайным сервизом.

– Вам нужно что-нибудь еще?

– Не сейчас, благодарю вас, миссис Траск.

Пендергаст дождался, пока она покинет библиотеку, а затем – пока ее шаги затихнут в конце коридора и весь особняк снова погрузится в тишину. И все же даже тогда он не пошевелился, не двинулся и не сделал ничего – разве что начал рассматривать конверт, как если бы в нем находилось взрывное устройство. Он не мог утверждать этого наверняка, но у него было слишком сильное предчувствие, что все окажется именно так.

Наконец он немного наклонился вперед, взял конверт за один край и развернул его. Титул был отмечен одним единственным словом, напечатанным на ручной пишущей машинке: «АЛОИЗИЮ». Он долго смотрел на него, и его предчувствие опасности нарастало. Затем он осторожно разрезал конверт, открыв его вдоль узкого края, с помощью ножа для писем. Заглянув внутрь, он увидел один единственный лист бумаги и небольшую флешку. Он вытряхнул лист на поднос, и затем использовал кончик ножа, чтобы развернуть его.

На нем оказался небольшой текст, напечатанный на машинке.

«Глубокоуважаемый А. Пендергаст:

Пишет вам Палач. Вот и настал конец игры. На флешке вы найдете короткое видео, где в главной роли выступают лейтенант д’Агоста и заместитель директора Лонгстрит. Они —мои пленники. Если быть совсем откровенным, они – приманка, которая позволит мне рассчитывать на вашу компанию в этот особенный вечер.

Я нахожусь в 44 здании заброшенного Психиатрического центра Кингз-Парк на Северном берегу Лонг-Айленда. Приходите ко мне один. Не звоните в полицию. Не приводите с собой Проктора или кого-либо еще. Никому ничего не говорите. Если вы не явитесь до 21:05 вечера – в случае, если мое сообщение будет доставлено вовремя, это время должно наступить примерно через пятьдесят пять минут – то вы больше никогда не увидите обоих ваших друзей живыми.

Вы пока еще не знаете, кто я, но, конечно же, вы многое знаете о моих талантах. Поскольку вы очень умный человек, то вы проанализируете ситуацию, в которой сейчас оказались, и поймете, что есть только один выход. Естественно, затем вы просмотрите видео, обдумаете свое положение и рассмотрите различные варианты действий, но, в конце концов, вы снова поймете, что у вас нет выбора, кроме как прийти сюда – незамедлительно и одному. Так что не мешкайте. Часы тикают.

Еще одно требование: принесите свой «Лес Баер» 1911 .45 калибра и дополнительный магазин с восемью патронами – оба полностью заряженные – и убедитесь, что в патроннике есть дополнительный патрон – всего семнадцать патронов. Это жизненно важно.

С уважением,

Палач».

Пендергаст перечитал письмо еще раз, затем взял флешку и вставил ее в порт ноутбука. На ней оказался только один файл, и он кликнул по нему.

Видео ожило: на нем были засняты д’Агоста и Лонгстрит – связанные, обездвиженные и с заклеенными ртами, – но у каждого из них было свободно по одной руке. На лбах обоих блестели капли пота, они напряженно смотрели в камеру и держали между собой свободными руками утренний выпуск «Нью-Йорк Таймс». У видео не было звука. Обстановка напоминала заброшенную складскую комнату. Оба мужчины были сильно избиты: все видимые участки их тел покрывали синяки и кровоподтеки – д’Агосте явно досталось больше, чем Лонгстриту. Видео длилось всего десять секунд, и оно воспроизводилось снова и снова в бесконечном цикле.

Пендергаст просмотрел видео еще несколько раз и снова перечитал записку, прежде чем вернуть ее обратно в конверт и положить в карман своего костюма. Он оставался в библиотеке еще три минуты, пребывая в мрачных раздумьях, по его лицу плясали мерцающие блики огня камина. Наконец, он поднялся на ноги.

Палач был прав: у него просто не было выбора, кроме как подчиниться.

Пендергаст имел только смутное представление о Кингз-Парке – гигантском разрушающемся Психиатрическом больничном комплексе на Лонг-Айленде недалеко от города. Быстрый поиск в Интернете заполнил его пробелы: лечебница была заброшена несколько десятилетий назад и сейчас представляла собой многочисленные разрушающиеся здания, разбросанные по обширной территории, которую обнесли проволочными ограждениями. До появления эффективных препаратов для лечения рассудка больница была печально известна позорными методами электрошока, которые она весьма либерально использовала в безнадежных случаях. Ее кампус располагался в округе Сассекс между Ойстер-Бэй и Стоуни-Брук.

Пендергаст распечатал карту территории Психиатрического центра, положил ее в карман пиджака, достал из ящика запасную обойму .45 калибра, проверил, чтобы она была полной, положил ее в другой карман, а затем извлек «Лес Баер», чтобы убедиться, что он полностью заряжен. Он загнал патрон в патронник, вынул магазин, чтобы вставить новый патрон, и положил пистолет в карман.

Когда он в прихожей надевал свое пальто из шерсти викуньи, к нему тихо, словно кот, подошел Проктор.

– Могу я чем-нибудь вам помочь, сэр?

Пендергаст взглянул на него. Миссис Траск, должно быть, рассказала ему о письме. На лице Проктора проступил нетипичный для него пыл, который выдавал его тревогу. Безусловно, доверенный Пендергаста всегда знал или догадывался о гораздо большем, чем показывал.

– Нет, спасибо, Проктор.

– Вам не понадобится водитель?

– Этой ночью у меня возникло непреодолимое желание самому сесть за руль, – он протянул руку за ключами.

Мгновение Проктор стоял неподвижно, его лицо напоминало непроницаемую маску. Пендергасту было хорошо известно, что Проктор знал, что он лжет, но у него не было времени изобретать более убедительную причину своего отъезда.

Сунув руку в карман, Проктор безмолвно передал Пендергасту ключи от «Роллс-ройса».

– Спасибо.

Кивнув, Пендергаст проскользнул мимо своего помощника и направился к гаражу, по пути застегивая пальто.

***

Всего через сорок восемь минут он съехал с шоссе 25А на старую Док-Роуд, которая проходила через главный кампус Психиатрического центра Кингз-Парк.

Было почти девять. Настала горькая ночь.

Пендергаст вел большой автомобиль по пустынной дороге, и темные силуэты заброшенных зданий с заколоченными окнами высились с обеих сторон от него.

Он сбросил газ, сделал U-образный разворот, направив «Серебряного Призрака» вдоль обочины, выключил фары, затем вырулил на мерзлую землю и припарковал машину за зарослями деревьев, где она не была видна с дороги. Там он остановился и сверился с картой. Через дорогу от него находилось скопление зданий – на карте они обозначались как «4 БЛОК», или «ДВОРИК» – где когда-то размещалось отделение для престарелых душевнобольных. Справа, в двухстах ярдах от проволочного забора, окружавшего кампус, высилось обширное десятиэтажное строение, указанное на карте как «ЗДАНИЕ 93», и его фронтоны и башни, устремленные ввысь, четко выделялись на фоне ночного неба. Массивный фасад был залит призрачным лунным светом, и на нем пустыми черными впадинами выдавались окна, которые смотрели на замерзший городок, словно какой-то чудовищный, многоглазый зверь. Пока Пендергаст рассматривал его, он почувствовал некий шепот, дрожь воспоминаний, которые это здание сохранило о когда-то запертых внутри него пациентах: бормочущих, плачущих, теряющих всякую надежду, подвергающихся раз от раза экспериментальному тестированию лекарств, лоботомии, электрошоковым процедурам и, возможно, еще чему-то похуже. Над его фронтонами висела полная луна, частично скрытая движущимися облаками.

Как Пендергаст узнал из карты, в тени этого огромного монстра пряталось небольшое двухэтажное строение, обозначенное как «Здание 44». Именно там он найдет Палача.

Выйдя из машины и тихо закрыв дверь, он убедился, что улица абсолютно пустынна, прежде чем подойти к забору. В руке, облаченной в перчатку, появились ножницы для резки проволоки. Проделать в проволочном заборе отверстие – достаточно большое, чтобы не зацепиться и не порвать любимое пальто – стало делом двух минут. Проскользнув внутрь, он бесшумно зашагал по твердой земле, только облачка его дыхания вспыхивали в лунном свете. Он прошел мимо Здания 29 – электростанции, построенной в начале 1960-х годов, теперь ржавой и пустынной, как и все остальное. Кроме того он наткнулся на заброшенное ответвление железной дороги и последовал вдоль него туда, где оно заканчивалось погрузочной платформой у Здания 44.

По внешнему виду Здание 44 Пендергаст догадался, что это был склад для хранения продуктов Психиатрического центра. Небольшое здание было запечатано: окна забиты фанерой и жестянкой, а его двери закрыты и заперты. Но сквозь трещины можно было различить проблески света.

Он снова огляделся, затем легко запрыгнул на погрузочную платформу здания в конце железнодорожной ветки. Схватив ручку, он медленно потянул дверь, постаравшись свести к минимуму скрип ржавого металла, пока она не оказалась достаточно открыта, чтобы позволить ему проскользнуть. Он остановился, прислушиваясь, но изнутри не доносилось ни звука.

Агент оказался в большой погрузочной зоне, в которой не было ничего, кроме груды деревянных упаковочных ящиков, сваленных в угол и покрытых паутиной. Позади широкой площадки из крошащегося бетона, изрезанного трещинами, в дальней стене виднелась открытая дверь, за которой можно было рассмотреть слабое свечение. Это выглядело как ловушка, о которой Пендергаст знал с самого начала.

Ловушка, предназначенная для него. Но ловушки иногда могли быть обоюдоострыми.

Остановившись, он взглянул на часы. Было девять часов две минуты – три минуты до назначенного срока.

Он тихо пересек пространство погрузочной площадки и подошел к двери. Положив на нее кончики пальцев, он медленно надавил на нее и раскрыл шире. За ней лежал узкий коридор, который с обеих сторон перемежался открытыми дверями. Из одной двери с правой стороны, слегка приоткрытой, просачивался свет, слабо освещавший коридор. Царила абсолютная тишина.

Вынув свой «Лес Баер», Пендергаст шагнул через дверной проем и двинулся по коридору, пока не добрался до освещенной двери. Он подождал несколько секунд, чтобы убедиться, что нет никакого движения, затем положил ладонь на дверь и, резко толкнув ее, шагнул внутрь с поднятым оружием и осмотрел комнату.

Свет лампы был настолько тусклым, что освещал лишь ограниченную часть пространства в пределах того места, где она стояла. Отдаленные углы, находящиеся за рядами пустых полок, были слишком темными, чтобы что-то разглядеть. Посреди пятна света стоял стол, за которым на стуле сидела фигура, обращенная к Пендергасту спиной. Он даже сзади сразу же понял кто это: помятый костюм, мощное телосложение и длинные седые волосы, которые могли принадлежать только одному человеку – Говарду Лонгстриту. Казалось, что директор вглядывался в чернильную темноту задней части комнаты, рукой подпирая голову и пребывая в состоянии тревожного покоя.

На мгновение Пендергаст остановился, застыв от удивления. Человек не был связан – на первый взгляд казалось, что его вообще ничего не удерживает.

– Говард? – позвал он едва слышным шепотом.

Лонгстрит не ответил.

Пендергаст шагнул к сидящей фигуре.

– Говард? – снова позвал он, на этот раз чуть громче.

И снова нет ответа. Может быть, он без сознания? Пендергаст подошел к сидящему другу и, протянув руку, положил ее на его плечо и слегка встряхнул.

С тихим, скользящим звуком, голова мужчины отвалилась, после чего с глухим звуком упала на стол, откатилась и остановилась, слегка покачиваясь. На Пендергаста в молчаливой агонии смотрели серые глаза Говарда Лонгстрита.

В этот момент внезапно погас свет. И из темноты донесся тихий смех триумфа.

52

Как только сгустился мрак, комнату почти сразу же затопил яркий свет. Там – в дальнем углу на деревянном стуле – сидел лейтенант д’Агоста. Он был привязан к спинке и ножкам и одет только в боксеры и безрукавку, набитую пакетами с пластиковой взрывчаткой – жилет самоубийц. Изо рта у него торчал кляп. Он взглянул на Пендергаста и в его глазах появился блеск.

– Я приехал в течение пятидесяти пяти минут, мистер Озмиан, – сказал Пендергаст. – И все же вы убили Говарда Лонгстрита. Это не было частью сделки.

Пару секунд ничего не происходило. Наконец, Антон Озмиан спокойно вошел в комнату. Он был одет в темный камуфляж, в одной руке он держал «Кольт 1911», направленный на Пендергаста, а в другой – пульт дистанционного управления детонатором.

– Агент Пендергаст, пожалуйста, положите свое оружие на пол, – сказал Озмиан холодным тоном.

Пендергаст подчинился.

– Теперь подтолкните его ко мне ногой.

И вновь – агент повиновался.

– Снимите пиджак, развернитесь, станьте лицом к стене, положите на нее руки и расставьте ноги.

Пендергаст выполнил и это указание. Он был уверен, что возможность преломить ход игры рано или поздно появится, но пока иных вариантов не было – только повиноваться. Он услышал приближение Озмиана и ощутил прикосновение холодного твердого дула пистолета к своему затылку. Когда магнат стал обыскивать агента, то обнаружил запасную обойму, несколько ножей, набор отмычек, связку ключей, удавку, два сотовых телефона, деньги, пробирки и пинцет, и дерринджер, рассчитанный только на один выстрел.

– Заведите одну руку за спину, а другой продолжайте держаться за стену.

Когда Пендергаст подчинился, он почувствовал, как его запястье опоясала пара пластиковых кабельных стяжек. Затем и другая его рука была заведена назад и стяжки плотно затянулись вокруг его запястий. Далее он услышал, что Озмиан отошел от него.

– Очень хорошо, – сказал магнат. – Теперь вы можете занять место рядом с вашим другом. И мы немного поговорим.

Не говоря ни слова, Пендергаст сел рядом с телом директора, которое больше не опиралось на руку и, лишившись головы, завалилось на стол. Со своего кресла в дальнем углу Д'Агоста продолжал наблюдать выпученными и покрасневшими глазами за разворачивающейся перед ним сценой.

Озмиан сел в кресло с другой стороны стола и осмотрел основное оружие Пендергаста.

– Хорошая вещь. Между прочим, вы скоро получите его обратно, – он положил его на стол и на секунду замер. – Во-первых: я не обещал оставить их обоих в живых. Мои точные слова были: «Вы больше никогда не увидите обоих ваших друзей живыми». Как вы можете видеть, лейтенант д’Агоста все еще жив – по крайней мере, на данный момент. Во-вторых: поздравляю, вы правильно определили, что Палач – это я. Как вы догадались?

– Хайтауэр. Вы указали нам на подозреваемого, который слишком уж нам подходил. Именно тогда я почувствовал, что нами манипулирует некий кукловод и начал собирать все воедино.

– Отлично. И догадались ли вы, почему я убивал именно этих конкретных людей?

– Почему бы вам самому не рассказал мне об этом? – сказал Пендергаст.

– Нет, я бы предпочел услышать это от вас.

– Ваше хобби, от которого вы якобы отказались много лет назад – охота на крупную дичь. Вы жаждали острых ощущений: так сказать, подстрелить «самую опасную добычу» – человека.

Озмиан широко улыбнулся.

– Я впечатлен!

– Меня озадачивает только один вопрос: почему ваша дочь стала первой жертвой. Хотя я подозреваю, что это как-то связано с неприятностями, с которыми недавно столкнулась ваша компания.

– Хорошо, я помогу вам с этим, потому что уже поздно, и скоро надо начинать игру. Как вы правильно догадались, это моя собственная дочь – моя дорогая, преданная дочь – слила наш запатентованный кодек в Интернет – почти загубив при этом мою компанию.

– Я так понимаю, ваши отношения были не настолько уж близкими, как вы пытались показать.

При этом Озмиан на мгновение замолчал.

– Когда она была девочкой, мы были весьма близки. Фактически, мы были закадычными друзьями. Она боготворила меня, и в ней единственной я обрел бескорыстную любовь. Но когда она достигла половой зрелости, то покатилась по наклонной, хотя могла бы достичь безграничных высот. С самого раннего возраста у нее был блестящий ум, не говоря уже о выдающихся способностях к компьютерам, но она очень быстро потеряла всякое желание его использовать. Я всегда ожидал, что она станет моим партнером и последующим приемником. Как вы можете себе представить, я просто не смог вынести, что она предала меня.

– Почему она это сделала?

– Пропасть вместо вершин. Вы знаете, как это происходит, агент Пендергаст: семья распалась, потому что было слишком много денег, слишком много бывших жен, слишком много проблем, – он усмехнулся. – О, конечно же, мы продолжали поддерживать видимость близких отношений, сегодня же все вращается вокруг слежки папарацци за знаменитостями, поэтому мы с нею вдвоем так хорошо поднаторели в этой игре. Но дело в том, что моя дочь стала наркозависимой, саморазрушающейся, порочной маленькой шлюхой, которая ненавидела во мне все, кроме моих денег. И когда я прекратил их ей давать, она использовала свои выдающиеся навыки, чтобы взломать мой личный компьютер и сделать одну единственную вещь, которая – как она знала – причинит мне самую сильную боль. Она пыталась погубить компанию, которую я построил для нее.

– Поэтому в ярости вы убили ее.

– Да. Многие говорят, что у меня «проблемы с управлением гневом», – Озмиан изобразил пальцами кавычки. – Правда, я никогда не сожалел о своих вспышках. Они были весьма полезны для моего бизнеса.

– И как только вы остыли... я полагаю, что вы стали размышлять. О ее голове.

– Я вижу, что вы обнаружили последний кусочек головоломки. Тело Грейс лежало в гараже в Куинсе. И вот я, сидя в своей недавно вычищенной квартире, потягивал коньяк и думал. Честно говоря, я был потрясен тем, что сделал. Я был охвачен яростью, но после того как она ушла, ее место заняло раскаяние. Это была не просто Грейс – это была вся моя жизнь. Здесь, в компании, я достиг всего, чего желал: нажил состояние и унизил всех своих врагов. И все же я чувствовал себя нереализованным. Это тревожило меня. В тот момент мои мысли обратились к охоте на крупную добычу. Понимаете, тогда я отказался от нее, потому что подстрелил всю самую крупную, самую крутую дичь, которая только существовала – в том числе, кстати, черного носорога, африканского слона и несколько других видов, находящихся под угрозой исчезновения. Естественно, все это до сих пор содержится в условиях строжайшей секретности. Но после последней крупной охоты минуло уже много лет, и вот – раскаявшись в содеянном, я понял, что отказался от своего увлечения слишком рано. Видите ли, я никогда не охотился на самую опасную дичь. Человека. Однако мне захотелось завалить не какого-то обычного, заурядного идиота. Нет – моей «опасной дичью» должны были стать весьма могущественные, богатые люди, нажившие врагов. Люди, которые окружили себя слоями защиты, умные и бдительные мужчины, мужчины, которых было бы почти невозможно достать. О, и чтобы меня не назвали сексистом, женщины тоже. Я спрашиваю вас, как коллегу-охотника на крупную дичь: какая охота может быть лучше, чем охота на Homo Sapiens?

– И вы решили, что ваша собственная дочь станет вашим первым трофеем. Тем самым вы хотели оказать ей честь. Итак, ты вернулись и отрезали ей голову.

Озмиан снова кивнул.

– Вы поразительно хорошо меня понимаете.

– Ваш выбор целей никак не был связан с их порочностью. Вот почему Адейеми настолько не соответствовала профилю. Привлекательность заключалась в том, что она, как и другие, была окружена якобы непроницаемой защитой. Она была исключительно многообещающим «трофеем» – ее было чрезвычайно сложно «подстрелить».

– А вы хотите узнать, в чем заключается настоящая ирония? Я хотел, чтобы она стала моим последним трофеем. Но затем вы и Лонгстрит прорвались в мой офис. И вы подумали, что обыграли меня, – он раскатисто хохотнул. – Мне было весело рассказывать вам о старине Хайтауэре. Хотелось бы мне увидеть его лицо, когда вы нанесли ему визит. Надеюсь, вы хорошенько над ним попотели! Все то время, что вы забрасывали меня вопросами, я думал об одном: как замечательно эта ваша бледная, прекрасная голова будет смотреться на моей стене трофеев.

Его смех эхом разнесся по обветшалому помещению.

От д’Агосты послышалось сдавленное гневное ворчание, напоминающее стон раненого буйвола. Озмиан проигнорировал его.

– После этого визита я оказался вами заинтригован. И то, что я нашел, только укрепило мою веру в то, что вы, а не Адейеми, должны стать моим последним трофеем. Я также догадался, как лучше заманить вас сюда, – он кивнул на труп Лонгстрита. – В моем офисе я почувствовал, что у вас двоих было общее прошлое. Также нетрудно было узнать и о вашем хорошем друге д’Агосте.

Он потянулся, схватил вихрь волос Лонгстрита и крутанул отрубленную голову.

– С ними двумя находящимися в моей власти, я знал, что у вас не будет другого выбора, кроме как прийти сюда и сыграть в мою игру.

Пендергаст ничего не сказал. Озмиан, оставаясь сидеть в кресле, подался вперед.

– И вы догадываетесь, в какую именно игру мы собираемся сыграть – ведь так?

– Мне это предельно ясно.

– Хорошо! – он замолчал. – Мы оба будем находиться в совершенно справедливых и равных условиях, – он поднял пистолет. – У каждого из нас будет одно и то же оружие, почтенный 1911 и дополнительная обойма. Вы можете подумать, что у вас есть небольшое преимущество в том, что у вас «Лес Баер», но мой нисколько ему не уступает. У каждого из нас также будет нож, часы, фонарик и наш ум. Нашими охотничьими угодьями станет прилегающее здание, Здание 93. Вы же видели его по пути сюда? Это та самая заброшенная больница.

– Видел.

– Я не даю себе никакого преимущества. Это будет спортивная охота, в которой мы оба выступим одновременно и охотниками, и добычей. Никакой лисы, никакой собаки – только два опытных охотника, каждый из которых преследует своего идеального противника: друг друга. Победителем станет тот, кто застрелит проигравшего!

Он махнул детонатором в сторону д’Агосты.

– Лейтенант – это страховой полис, который гарантирует, что вы будете соблюдать правила охоты. Этот жилет самоубийц подключен к двухчасовому таймеру. Если вы меня убьете, то сможете просто забрать таймер из моего кармана и отключить его. Но если вы сжульничаете – сбежите или попытаетесь вызвать власти – все, что мне нужно будет сделать, это нажать кнопку, и лейтенант д’Агоста взорвется. Детонатор также гарантирует, что охота завершится в течение двух часов: не стоит затягивать, искать возможности отсидеться в укрытии или впустую потратить время. Через несколько минут я верну вам ваш пистолет и дополнительную обойму, сниму наручники, дам вам темный камуфляж и еще… дам вам фору. Вы отправитесь к Зданию 93. Через десять минут я отправлюсь вслед за вами, и начнется охота.

– Почему? – спросил Пендергаст.

– Почему? – рассмеялся Озмиан. – Разве я уже не объяснил? Я уже достиг всего: сейчас я стою на вершине и смотрю на всех сверху вниз. Это будет самое восхитительное острое ощущение в моей жизни – главное, последнее острое ощущение. Даже если я умру, по крайней мере, я уйду, громко хлопнув дверью – простите за каламбур – и буду знать, что потребовался самый лучший, чтобы убить меня. А если я выживу, тогда у меня будет воспоминание, которое можно будет лелеять... независимо от того, что принесет мне будущее.

– Я спрашивал не об этом. Я имел в виду, почему Здание 93?

На мгновение Озмиан смутился.

– Вы, что, шутите? Оно идеально подходит для подобной охоты. Это более четырехсот тысяч квадратных футов пощади. Огромная, запутанная развалина, с десятью этажами, имеющими многочисленные крылья, мили коридоров и более двух тысяч комнат! Только представьте себе все возможности для ловушек, засад и укрытий! И мы находимся далеко, очень далеко от всех сующих нос не в свои дела, которые могут услышать выстрелы и вызвать полицию.

Пендергаст посмотрел на Озмиана, слегка прищурив глаза, но так ничего и не сказал.

– Я вижу, что вас не устраивает подобная причина. Так и быть. Существует вторая причина, – он еще раз крутанул на столе голову Лонгстрита. – Однажды, когда мне было двенадцать лет, наш любимый приходской священник отец Ансельм запер меня в ризнице и неоднократно изнасиловал. Он говорил, пока делал это, что Бог и Иисус наблюдают за нами. И – раз никто не остановил его – эти двое были явно не против того, что он делает. Мне же он угрожал адом и всеми вытекающими последствиями, если я кому-нибудь расскажу. У меня произошел психический срыв. Я перестал разговаривать, перестал думать, перестал двигаться. Моя семья, не знавшая, что случилось, предположила, что я сошел с ума. Был поставлен диагноз кататоническая шизофрения. Кингз-Парк тогда имел блестящую репутацию, и был единственным подобным заведением в стране, где утверждали, что вылечат меня. Да, агент Пендергаст: я стал пациентом главного корпуса Кингз-Парка. Выходит, что одним из последних. И здесь, в конце концов, я выздоровел. Но не благодаря тому, что они что-то сделали, а благодаря моим собственным внутренним ресурсам.

– Кингз-Парк был известен своей электроконвульсивной терапией.

– Действительно, так и было – и именно поэтому, в конце концов, он был закрыт. Но шоковая терапия и остальные, еще худшие методы были прерогативой буйных сумасшедших – неисправимых и отъявленных преступников. Я, к счастью, избежал этой участи.

– И, как я понимаю, сами себя вылечили.

– Ваш саркастический тон неприятен, но да, действительно, я это сделал. Однажды я понял, что у меня есть очень важная цель, которую надо достичь: месть. Возможно, что это – самая сильная человеческая мотивация. Поэтому я взял себя в руки, воспрянул духом и убедил легковерных врачей, что они излечили меня. Я вернулся к жизни. Я вырос, пошел в старшую школу и, наконец, сделал то, что так давно собирался сделать – отомстил отцу Ансельму. Смерть стала бы для этого человека слишком легким избавлением: моя цель заключалась в том, чтобы остаток своей жизни он провел в страданиях и боли. Затем я поступил в Стэнфорд, окончил его с отличием, основал «ДиджиФлуд», заработал миллиарды долларов, перетрахал кучу красивых женщин, попутешествовал по миру, пожил жизнью, полной невообразимой роскоши и удовольствий – короче говоря, я сделал все, что привыкли делать богачи, вроде меня.

– Конечно же, – сухо сказал Пендергаст.

– В любом случае, как итог, вскоре после моей выписки, Кингз-Парк был распущен, заброшен и оставлен гнить.

– Получается, для вас все сложилось просто прекрасно, к тому же сейчас он станет местом последней охоты.

– Я вижу, вы уже прониклись ее духом. Разумеется, вы понимаете, как этот опыт расставит для меня все по своим местам. Хочу уточнить, что я едва знаю то здание: только одну единственную комнату, где меня лечили и круглосуточно держали в изоляции. И еще комнату терапии, где я рассказывал своему врачу кучу лжи, в которую он верил и тщательно ее записывал. Я так же незнаком с этим местом, как и вы – там у меня не будет никакого преимущества.

Озмиан положил «Лес Баер» на стол вместе с дополнительным магазином, и одновременно опустил детонатор в карман. Рядом с пистолетом он положил часы, фонарик и нож с фиксированным лезвием.

– Ваша экипировка, – сказал он и поднялся. – Ну что ж, агент Пендергаст. Начнем?