Текст книги "Дар Змеи"

Автор книги: Лине Кобербёль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Трудно было убедить ее, что человек в сером может помочь ее ребенку. Мысль о том, что люди из Заведения могут вообще читать и писать, никогда не приходила ей в голову, и если бы она видела какой-то другой выход, она едва ли пошла на это. Но в конце концов мы договорились, что я сейчас же приведу Нико.

«Как бы там ни было, – подумал я, – он хотя бы выберется из тростниковых зарослей».

Инес проводила меня до дверей.

– Ты умеешь бороться с трудностями, – восхищенно сказала она. – А он, твой двоюродный, он и вправду смыслит в таком деле?

– Да, – ответил я.

– Здорово! – обрадовалась она. – Мира порой бывает дряньчугой, чертенком, но ты бы видел Маркуса в последний раз, когда он был дома! Нельзя так обращаться с детьми!

Когда мы в тот вечер вернулись в Приют, Нико попросил меня поглядеть доски должников всего нашего семейства. И вправду все сошлось. Мы все вместе задолжали уже восемь марок меди. Не много, конечно, но все-таки больше, чем мы в силах заплатить.

– Можно подумать, они заглянули в наш кошелек, прежде чем записать эту сумму, – сказал я Нико.

Он задумался.

– Возможно, они так и поступили. В первый же день, пока мы были в бане.

– Это место – ловушка, – с горечью произнес я. – Они принимают тебя с распростертыми объятиями, а потом ты у них в капкане.

В ближайшие дни Нико и я каждое утро шли на Серебряную улицу: я – расширять ворота тележного двора, Нико – чтобы втемяшить нужные слова в упрямую голову Миры.

В погожий день он обычно выходил ко мне во двор с хлебом и сыром или тем, что было припасено для нас у Инес на обед.

– Ну и чудеса! Чему они учат детей! – сказал как-то Нико. – Смотри, чего они хотят, чтоб она списала и зарубила себе на носу!

Он протянул мне листок пергамента, исписанный витиеватыми буквами.

– Ох, будет быстрее, коли ты прочитаешь мне это вслух, – пробормотал я.

Нико искоса взглянул на меня.

– Ты уверен, что мне не стоит поучить тебя чтению? – спросил он. – Уметь читать – это здорово, и нам незачем рассказывать кому-либо об этом.

– Я умею!

– Да, я знаю. Но если ты не станешь читать время от времени, кончится тем, что ты все забудешь!

– Ну, читай же наконец, Нико! – сказал я. – Ты успеешь сделать из меня писаря в другой раз!

– Тебя? Писарем? – Нико усмехнулся. – Не думаю! Какой из тебя писарь! Если в тебе и есть что-то от писаря, то очень немного!

– Ну, читай же эту бумагу! – попросил я и смахнул крошки с рубахи.

Он разгладил бумагу и стал читать:

«Кто владетель страны? Артос Драконис.

Каков Князь Артос? Отважен, мудр и справедлив.

Чего желает Князь Артос? Благоденствия горожан.

Чего желают горожане? Служить Князю Артосу.

Кто те, что не служат Князю Артосу? Недруги.

Каково приходится недругам Князя? Ужасно худо.

Какого рода эти недруги? Внешние и внутренние.

Что постигнет внешних недругов? Князь одолеет их страхом, мечом и кровью.

Кто такие недруги внутренние? Предатели.

Какова кара за предательство? Смерть!»

Нико замолчал.

– И такому обучать шестилетнюю девчонку! Не так уж удивительно, что ей трудно запомнить все это.

– Это они и хотят вдолбить ей в голову?

Он кивнул.

– Иначе ее отошлют в школу, которую держат люди, коих они называют Местеры Обучения – Наставники.

– Черные люди!

– Да, они носят черные плащи. И Мира смертельно их боится. Ведь она видела, как люди в черном забирали ее старшего брата.

– И что – все согласны с этим?

Нико покачал головой.

– Вообще-то, в Сагислоке многие совершенно добровольно посылают своих чадушек к Наставникам. А иначе не получить выгодную должность или же дозволение торговать швейным товаром, а то и чем-то другим, от чего можно разбогатеть… Да, когда деваться некуда, поневоле пойдешь учиться в одну из школ Дракониса.

– Он все рассчитал, этот Князь Артос! Ты что-нибудь знаешь о нем?

Нико скорчил гримасу и быстро огляделся вокруг. Конюх был занят тем, что вытирал досуха одну из вьючных лошадей, он не обращал на нас внимания. Мы были людьми в сером, а он был не из них – он стоял на ступеньку выше.

– Вообще-то, – ответил Нико, – он приходится мне дедом. А как иначе, раз он отец моей тетки.

– Твоей тетки? Ты имеешь в виду даму Лицеа? Мать Дракана? ^[10]

– Вот именно!

– Нико, ты ведь помнишь Вальдраку?

– Да, еще бы! Спасибо!

– Он родич Князя Артоса? Кем он ему приходится?

– Насколько я могу высчитать, он – его внук. Так что не стоит болтать слишком громко о том, что Вальдраку убил ты.

Я смотрел на бумагу, где было написано все о внешних и внутренних врагах, о страхе, о мече и о крови.

– Здесь все написано как раз так, как я и думал, – сказал я.

Доносчик

Я обнаружил вдруг, что насвистываю на ходу. Не так уж громко, чтоб народ оборачивался мне вслед, а так – тихонько свистел себе под нос. Все представлялось теперь чуточку светлее, чем раньше. Мелли почти перестала кашлять, я вот-вот закончу расширять ворота, и Мессир Аврелиус похвалил меня и сунул пять скиллингов – «это тебе», так он сказал. Ведь он и без этого платил за мою работу Заведению. Но самое лучшее: он посулил и Нико двадцать марок серебра, если Мира выдержит испытание. Двадцатью марками мы откупимся от Заведения, а может, еще и останется, чтоб нам не побираться в следующем городе, куда направимся.

– Теперь она справится, – сказал я Нико. Он шел рядом со мной.

– Знаешь, – ответил он и говорил уверенно, – Мира отвечает мне без запинки. Но я все равно думаю, что это дикая нелепость – заставлять детей зубрить такую белиберду. Это значит, выставлять на посмешище самих себя.

– Только бы выучила! Двадцать марок! Эти деньги могут все спасти. Все исправить…

– Она знает!

Я стал чуть громче насвистывать. В глубине души я уже потихоньку радовался тому, что покину этот Приют и Сагислок. Мы решили отправиться на юг, в долину, к Кампане. В то место, где тень Князя Артоса не так зловеще нависала над страной. В ясный погожий день можно было видеть в Сагислоке Сагис-Крепость, где он жил, в горах на другом берегу озера.

– Зайдите ненадолго в дом, – пригласила нас Инес. – Сегодня вернется домой Маркус. Господин поехал за ним, а фру от радости ног под собой не чует.

Мы уселись в кухне и вместе с Инес позавтракали остатками с господского стола. Прошло совсем немного времени, когда мы услышали стук башмачков Миры, спускавшейся вниз по ступенькам.

– Нико! – воскликнула она, кинувшись чуть не в объятия к нему. – Спой песенку про лягушку.

Нико улыбнулся.

– Если вы, фрекен, соблаговолите выслушать!

– Если я что?

– Если скажешь, что я должен спеть!

– Да, скажу!

И тогда Нико запел лягушачью песенку. Я хорошо знал ее, там говорилось о мудрой лягушке, что обманула аиста, но Нико переделал ее так, что аист между стишками задавал вопрос: «Кто владетель страны?» – и маленькая лягушка, квакая – ква-ква, отвечала: «Артос Драконис!» и так далее.

«Ну и ну, значит, вот как он заставил маленькую строптивую фрекен учить уроки, – подумал я. – Но дело не только в этом, Нико детей любит, это сразу видно. А вот Местер Рубенс любит себя».

– Мира? Мира, где ты?

– Она здесь, мадам, – воскликнула Инес. – Пришли Нико и Давин.

– О, это хорошо! – ответила мадам Аврелиус, спускаясь вниз по лестнице. – Я хочу видеть тебя, Мира.

Мира послушно спрыгнула с колен Нико и завертелась что твоя маленькая балерина. Сегодня она была в черном бархатном платьице с накрахмаленным белым воротничком, он доставал ей до ушек. Мадам Аврелиус поправила воротничок и сняла пылинку с черного платьица.

– Они еще не вернулись? – взволнованно спросила она. – Не дело приезжать слишком поздно, это и вправду нехорошо!

В тот же миг во дворе послышалась конская поступь.

– Папа! – сияя от радости, крикнула Мира. – Папа и Маркус! – Она кинулась к двери и, рванув ее, закричала: – Папа, мы здесь, внизу!

Вошел Мессир Аврелиус. Он также был нарядно одет – в коричневом бархате с серебряными застежками. Рядом с ним шел мальчик девяти-десяти лет, светловолосый, как и сестра, но так коротко постриженный, что казалось, будто он лысый. Вид у него был не по-детски строгий и серьезный.

– Маркус! – Мадам Аврелиус потянулась к мальчику и прижала его к себе. – Малыш, сокровище мое, как тебе жилось?

На несколько коротких мгновений маленькая застывшая фигурка уступила ее объятиям. А потом он высвободился из них.

– Замечательно, мама! – ответил он.

– Лучше, чем в последнее время? Ты кажешься бледным, сокровище мое!

– Мне было великолепно, мама!

Почему слова его звучали так, будто он лгал? Быть может, потому, что они были слишком взрослыми для его детского рта.

Инес вытерла руки о фартук и пошла к нему с протянутыми руками.

– Иди сюда, дряньчужка! – сказала она. – Иди, я тебя обниму!

Она явно ждала, что он побежит ей навстречу. Но он лишь взглянул на нее, и холод его взгляда заставил ее резко остановиться.

– Мне не пристало общество подобных тебе! – сказал Мессир Маркус.

И когда я увидел лицо Инес, застывшее, оскорбленное, меня охватило желание схватить этого маленького поганца Принца Сказал-и-Баста и всыпать ему по первое число.

Да только выдрать надо было не его. За то время, что прошло с тех пор, как Инес видела его в последний раз, кто-то вдолбил мальчишке, что обитатели Заведения не стоят и доброго слова.

Сам Мессир Аврелиус был ошеломлен.

– Маркус! – сказал он. – Почему бы тебе не поздороваться с Инес.

Но мальчик лишь оцепенело держал руки по швам, словно боялся, что они сломаются, если он протянет их вперед. А Инес быстро отвернулась и начала возиться с чашками с утреннего стола.

– Все равно! – сказала она. – Коли молодой господин здороваться не желает, пусть так и будет. Мне это безразлично. Работы у меня невпроворот!

Лицо Маркуса застыло, как маска. А что творилось в его душе?

– Это моя маленькая умная ученица! – произнес Мессир Аврелиус и поднял Миру так, чтобы поставить ее на кухонный стол. – Какая ты красивая! Ну, могу я послушать тебя?

Нико слегка кивнул Мире, и девочка выпалила скороговоркой весь поток заученных слов: «Кто владетель страны? Артос Драконис. Каков Князь Артос…» и так далее. Ничуть не мешкая, не спотыкаясь на каждом чудном слове.

– Великолепно! Она знает урок! – воскликнул гордый отец. – Но почему она в самом конце говорит «ква-ква»? – чуть тише спросил он Нико.

– Эх… тебе, Мира, пожалуй, надо вообще выбросить это «ква-ква». Вряд ли тот, кто проверяет, знает эту песенку.

– Маркус! – сказал Мессир Аврелиус. – Вот человек, что давал уроки твоей сестре. Благодаря ему мы сможем еще один год держать ее дома.

Маркус обратил свой холодный взгляд на Нико. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, и все же враждебностью веяло от его щуплой фигурки. Была ли тому виной серая рубашка Нико или он просто завидовал, ведь ему пришлось побывать в школе, меж тем как его избалованная младшая сестренка наверняка туда не попадет?

Мессир Аврелиус, похоже, не обратил внимания на холодность сына. Некоторое время он разглядывал Нико, а затем протянул ему руку как ровне.

– Спасибо тебе, – поблагодарил он. – Должен признаться, у меня были сомнения по поводу затеи моей супруги взять тебя Мире в учителя, но теперь я стыжусь этого. И когда Мира через несколько часов сдаст экзамен, я сдержу свое обещание.

Все семейство Аврелиус отправилось в путь. А Нико впервые разволновался. Тем более что в ближайшие часы ему нечего было делать, кроме как сидеть в кухне у Инес и кусать ногти. Мне было легче, меня по-прежнему ждала работа на тележном дворе, так что некогда было томиться и думать.

В конце концов там не осталось больше ни единого неровного края, чтобы отточить или обстругать его, ни одной стружки, которую бы я не вымел.

А они все не возвращались с испытания… Я пошел на кухню, где Нико уже начал ходить взад-вперед.

– Она все знает! – бормотал он. – Я уверен, она знает!

– Ну и присядь! – посоветовал я. – Глядя на тебя, можно схватить морскую хворь!

Он сел. И тут же начал барабанить правой рукой по краю стола.

– Разве это возможно, перезабыть все, что учил? – осторожно спросил я. – Ты думаешь, она как увидит чужих, так и язык проглотит?

– Чего пристал? – прошипел Нико. – Что я, ясновидящий?

«И как же это вышло, – подумал я, – что наше будущее ни с того ни с сего целиком и полностью зависит от того, как шестилетняя девчонка сдаст бессмысленный экзамен?»

– Спокойно, Нико! – посоветовал я. – Если сорвется это, придумаем что-нибудь другое!

Он уставился на меня:

– Если сорвется – они схватят бедную девочку, оторвут ее от дома и родных и устроят с ней то же самое, что уже сделали с другими детьми, с ее братом. Ты видел его?! Это уже не ребенок, это призрак. Если ты думаешь, что я обливаюсь холодным потом из-за двадцати марок, ты ни черта не понял!

Мне стало ужасно совестно из-за того, что я думал только о деньгах.

За окошком послышались шаги, но это не были шаги возвращающегося семейства Аврелиус. Топот солдатских сапог – вот что это напоминало.

Мы услышали, как отворяется входная дверь. Стук множества солдатских каблуков раскатился над нашими головами.

Я почувствовал вдруг, как у меня засосало под ложечкой.

– Нико! – прошептал я. – Кажется, дела наши плохи! Думаю, надо сматываться.

Он по-прежнему неподвижно сидел у стола.

– Чего нам бояться? – спросил он. – Мы ничего дурного не сделали.

Инес горько засмеялась.

– И ты думаешь, это кого-нибудь интересует? Здесь, в городе, люди в сером всегда виноваты, пока правда не доказана.

Раздались шаги на лестнице, ведущей в кухню.

Я вцепился в Нико и поднял его на ноги.

– Теперь пошли!

Наконец-то он ожил. Я отворил дверь черного хода, ведущую во двор.

И уткнулся прямо в животы нескольких стражей в мундирах. Уж эти-то хорошо знали: в лисьей норе не один выход!

За нами множество стражей вломились в кухню вместе с мадам Аврелиус и Маркусом. Фру была мертвенно-бледна, а Миры с хозяином дома, казалось, и след простыл.

– Который? – спросил старший из стражей.

– Вот этот! – ответил Маркус, указав на Нико. – Это тот серый, что отравил ум моей сестры!

Судилище

Они волочили нас по городу. Руки наши были скованы, и в голове не укладывалось, что несколько часов назад я шел по этим самым улицам и насвистывал.

– Зачем ты полез? – прошипел Нико. – Затем тебе непременно надо было затеять драку?

Над правым глазом у него виднелась ссадина, и тоненькая струйка крови, извиваясь, сбегала по лицу.

«Хорошенькая благодарность!» – подумал я и ответил:

– Я хотел помочь тебе!

– Да, а что теперь будет с твоей матерью? С девочками? Кто позаботится о них?

– Они нас отпустят, – сказал я, задыхаясь. Мне как следует треснули по ребрам, и я еще не пришел в себя. – Мы ведь ничего дурного не сделали!

– Конечно, только заехали головой старшему стражу!

Да, возможно, я полез драться, не подумав. Но когда двое солдат держат тебя за руки, остается только голова, и когда старшой бросился на Нико, я не выдержал. А Нико даже не сопротивлялся. Он пытался лишь отговариваться от вины, пока старшой не взревел, что мол, «нечего тут терпеть серых наглецов». А потом стал избивать Нико. И вот тогда я ударил его головой. Старшой схватился за нос и взревел еще сильнее. Один из стражей потянулся было ко мне, чтобы ударить, но мне удалось увернуться, так что удар пришелся мимо. Стол опрокинулся, и чаши с кружками, звеня, посыпались на каменный пол. Осколки горшков брызнули во все стороны. Несколько мгновений, и в кухне воцарился дикий кавардак. Стражи попытались схватить меня вновь, а я вертелся ужом, чтобы меня не забили насмерть. Нико тоже начал отбиваться, но солдат было шестеро, так что никакого сомнения в том, чем все это кончится, не было. Они повалили меня на разбросанные по полу осколки и сковали мои руки за спиной. Старшой с расквашенным носом сорвал злость, сильно пнув меня по ребрам. Нечего сомневаться – одно из них сломано.

И вот мы шли по городу со стражами по сторонам, а знатные граждане Сагислока оборачивались и глазели нам вслед. Нико прав! Я был глуп! Потому что, если они запрут нас обоих на несколько недель или нас ждет другое, то, что они делали с людьми в сером, с теми, кто пытался сопротивляться. Ну и кто тогда позаботится о матушке и девочках?

Они заперли нас в подвальной камере ратуши. Окошек там не было вовсе, а они даже не дали себе труда оставить нам такую малость, как свеча. Узенькая полоска света пробивалась под дверью, вот и все!

– У тебя все цело? – спросил Нико.

– Видать, ребро сломано, – пробормотал я. Они не расковали мне руки, так что я даже не мог ощупать себя. – А как ты?

– Цел как будто! – ответил он. – Не о чем говорить!

– Как по-твоему, сколько нам здесь сидеть?

– Понятия не имею! Даже не знаю, судят ли серых, как горожан, прежде чем они выплачивают иную пеню.

Мы оба немного помолчали, и, сдается мне, мысли Нико были не веселее моих.

– По-прежнему не понимаю, – произнес наконец он.

– Что?

– Почему они нас схватили?

– Что?

– Почему они нас арестовали, что мы натворили?

Я устало вздохнул:

– Ты ведь слышал его! Его, этого маленького бледного крысенка! Маркуса! Человек в сером не смеет играть в Местера Наставника. И переделывать предписание Дракониса в лягушачью песенку тоже. Откуда мне знать?

– Ну да, этого никто не знает. Даже Мессир Аврелиус не знал.

– Думаешь, им не все едино?

Сидеть в подвальной камере было негде, разве что на полу, а он был усыпан гравием, грязным и холодным. Я попытался прижать колени к груди, чтобы согреться, но это отозвалось болью в ребрах.

Всякий раз, стоило мне пошевелиться, эти злосчастные оковы грохотали так, что я ощущал себя вьючным ослом либо цепным псом. Во всяком случае – не человеком.

Я слышал, как Нико двигался во мраке. Он ходил. Взад-вперед! От одной стены к другой.

– Ну свечу-то они могли нам дать! – сказал он, и голос его прозвучал хрипло и незнакомо. – Почему мы должны сидеть здесь во мраке и даже не видеть, где мы!

Я, по правде говоря, не понимал, какая тут разница. Мы сидели в голой, холодной подвальной камере под ратушей. Что там видеть? Но Нико – другое дело. Для него это было важно. И тут меня осенило: Нико не впервые заперт в острожной дыре. Я ведь хорошо это знал, только забыл. Впервые, когда Дина встретила Нико, он сидел в подвале в Дунарке, обвиненный в убийстве своего отца, своей невестки – жены старшего брата – и маленького племянника! Если бы Дина и мама в тот раз не помогли ему, палач отрубил бы Нико голову. И конечно, Нико трудно не думать об этом. Мрак в тюремном подвале Сагислока наверняка не отличался от темноты подвала в Дунарке.

Я пытался думать о другом, о том, что сказать ему, чтобы Нико стало легче. Я бы мог сказать: «Наверно, все уладится!» или что-то в этом роде, но как раз сейчас было нелегко притворяться, будто я сам верю в это.

Они пришли за нами. Я не знал, сколько прошло времени, следить за временем в темноте было немыслимо.

– Пошли! – резко приказал один из стражей.

Я с трудом поднялся. Это нелегко, когда руки скованы за спиной. Я бы долго возился, но страж схватил меня за руку и вытащил в проход. Я зажмурился; свет от окна в конце прохода ослеплял после этого мрака.

Они протащили нас двумя лестничными маршами выше, а затем в зал с высокими узкими окнами. На возвышении, поднятом на несколько локтей, сидели мужи в черных мантиях. Я не знал, были ли то Наставники или какие-то другие чиновники.

На полу перед мужами в черных мантиях стоял Мессир Аврелиус. Он не был в оковах, но ясно: и он призван к ответу.

– Сознается ли он, что использовал лжеучителя, к тому же еще обитателя Благотворительного Заведения, как наставника своей дочери? – спросил один из мужей, сидевших на возвышении.

– Да, мой господин Местер Судья, признаюсь! – ответил Мессир Аврелиус. – Но не со злым умыслом. Я ведь не подозревал…

– Незнание не есть извинение, Закон ясен, и долг гражданина – знать его. Только Местеру Наставнику, облеченному полномочиями Князя, позволено обучать наших детей.

Где-то в зале раздался шепот, и я обратил внимание, что на балконе, тянувшемся вдоль короткой стены зала, стояла целая толпа слушателей.

Местер Судья бросил проницательный взгляд вверх на балкон, и голоса смолкли. Потом он поднял судейский жезл – большой тяжелый предмет, украшенный вензелями и алыми шелковыми кистями, и огласил приговор:

– Мессир Аврелиус присуждается к пене в сто марок серебром. А его ребенка отправляют к Местерам Наставникам в Сагис-Крепость.

– Нет! – застонал Мессир Аврелиус. – Деньги – да. Я охотно заплачу их, но Мира…

Судья поднялся и строго поглядел сверху вниз на Мессира Аврелиуса.

– Обвинение может прозвучать как кощунство, как оскорбление княжеского имени, Мессир. Знает ли он, какова кара за это?

– Смерть. – Голос Мессира Аврелиуса был едва слышен.

– Именно! Ему должно одуматься, заплатить пеню и радоваться. Следующий обвиняемый!

– Мой господин, Местер Судья…

– Да?

Ясно, что Местера Судью не подобает прерывать.

– Двое в сером…

– О да! Шесть лет принудительных работ в Сагис-Крепости! Следующий!

Шесть лет! Шесть лет?

– Разве нам не позволят сказать?! – воскликнул я.

Ясное дело, нет!

Страж отвесил мне такой удар по затылку, что у меня почернело в глазах.

– Простите меня, господин Местер Судья! – извинился он. А мне прошипел: – Заткнись, пес ты этакий, а не то я тебе череп проломлю!

Вид у Местера Судьи был такой, будто он обнаружил у себя в тарелке какую-то гадость.

– Удалить их из зала! – велел он. – И нынче же вечером отослать в Крепость.

Страж крепко схватил меня за плечо, заставил повернуться кругом и подтолкнул в сторону двери.

И вот тут-то я увидел его, наверху, среди любопытствующих зрителей. Сецуан! Я был уверен: это он! Эти черные как смоль густые волосы и глаза, походившие на глаза Дины. Он стоял и смотрел на меня долгим взглядом. Но тут человек, сидевший перед ним, поднялся, и внезапно Сецуан исчез. Но он был там! Я был уверен в этом. И он хотел, чтобы я увидел его. «Сецуана видишь только тогда, когда он сам этого хочет».

Но зачем? Чтобы позлорадствовать? Чтобы я сошел с ума от страха: что он теперь сделает с Диной и другими, когда меня не будет в Сагислоке, чтобы защитить их?

Что ж, ему все удалось.

«Матушка! – подумал я. – Дина, Мелли и Роза! Стражи ведь не отошлют нас без прощания с вами».

Но они отослали!

Уже в тот самый вечер они вывели нас из подвала, посадили в лодку вместе с бедняжкой Мирой, и мы поплыли в Сагис-Крепость.