Текст книги "Дар Змеи"

Автор книги: Лине Кобербёль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Туман

Через два дня после того, как мы вернулись с ярмарки, погода внезапно переменилась. Когда мы проснулись, нас встретил густой белый туман, который так плотно и тяжело повис над окрестными холмами, что не разглядеть было даже овчарню. Стоило выйти из дома, как ты мигом промокал насквозь – казалось, будто чьи-то влажные пальцы касались твоей оголенной кожи, а большие капли покрывали одежду, волосы и шерстку животных. Лучше всего было бы не выходить во двор, но мама накупила уйму семян, саженцев и рассады, а их нужно было как можно скорее посадить, чтобы они успели прорасти.

– До чего ж неуютно! – сказала я, приминая темную землю вокруг капустной рассады. – Попробуй тут вздохнуть, не набрав полный рот тумана!

– Днем, попозже, полегчает, – утешила меня мама. – Когда солнце взойдет повыше, туман быстро сгорит в его лучах.

Но этого не случилось. Туман по-прежнему висел… Он висел… И висел…

– Идите завтракать! – в конце концов позвала нас матушка. – Вот поедим, а там и распогодится!

Из загона донеслось конское ржание. Одиноко и робко прозвучало оно в тумане.

– Может, сначала отведем лошадей в конюшню, – предложила я. – Кречету наверняка не по вкусу такая погода.

– Вот ты и отведи! – сказала мама.

Я смыла грязь с ладоней водой из насоса, вытерла их о фартук и пошла к ограде. Конский загон по-прежнему оставался самым важным для нас; мы соорудили его, лишь только заполучили Кречета. Теперь Давин строил новый загон, так как изгородь старого покосилась и шаталась, да и сам загон был недостаточно велик для лошадей, которых у нас теперь стало две.

Но даже при столь малой величине загона я не могла разглядеть ни Кречета, ни Шелк овой, таким густым был туман. Я слышала стук копыт и жалобное ржание, по-видимому, Кречета. И больше ничего!

– Шелк овая! Кречет! Коняшки! – позвала я их и свистнула. Этого сигнала они обычно слушались, когда им этого хотелось. – Пойдемте в конюшню!

Кречет заржал снова. Теперь я уже видела его – сначала лишь какое-то неясное темное пятно, затем вороной конь, выбегающий рысью из серой дымки. Я высматривала в тумане за Кречетом Шелк овую, но он был один. Почему не выходит из тумана моя лошадка? Где же она?

– Куда ты девал Шелк овую? – спросила я Кречета, но он лишь фыркнул в ответ и стряхнул капли воды с ресниц.

– Шелк овая! – звала я. – Шелк ова-а-а-а-я!

Я снова свистнула.

По-прежнему нигде никакой Шелк овой!

Как-то немного чудно! Но если я отведу Кречета в конюшню, она, верно, вынырнет из тумана. Не захочет же лошадка оставаться в загоне одна.

– Идем, дружок! – позвала я Кречета. – Коли дама желает набить себе цену, оставь ее. Из-за нее не стоит тебе оставаться в загоне, мокнуть и голодать.

Я завела в конюшню нашего мерина, дала ему пригоршню зерна и вернулась назад поглядеть, не надумала ли Шелк овая присоединиться к Кречету. Но нет. Во всяком случае, у ограды меня не ждала послушная маленькая чалая кобылка.

Я не знала, что мне делать – злиться или беспокоиться. Обычно с Шелк овой у меня не было хлопот. Может, что-то случилось? Я перелезла через ограду и побрела, то зовя лошадку, то насвистывая, в другой конец загона. Беспокойство мое все возрастало. Ясное дело, серую в яблоках лошадку куда труднее разглядеть в тумане, чем вороного, но я бы все равно ее давным-давно заметила.

Я дошла до изгороди на противоположном конце загона, но так и не разглядела лошадки. Пусть туман был густым и плотным, но все же не настолько… Шелк овой в загоне не было!

– Шелк овая исчезла!

Мама и Роза уже накрывали на стол и кипятили воду, чтобы заварить чай.

– Исчезла? – спросила матушка и отложила в сторону нож, которым резала хлеб. – Что ты имеешь в виду?

– Исчезла! В загоне ее нет!

В кухне настала мертвая тишина. Все мелкие звуки – звон кружек и тарелок, стуки, что раздавались, когда Мелли, болтая ножками, ударяла по откидной скамье, где ночью спали, – внезапно прекратились. Слышалось лишь тихое бульканье воды в котелке.

– Ты уверена? – спросил Давин. – Ведь туман такой густой!

– Ясное дело, уверена! Я обошла весь загон вдоль изгороди и окликала ее, а потом нашла такое место, где верхняя жердь в ограде упала.

Давин выругался.

– Я знал, что мне надо было поглядеть эту ограду. Но я ведь был занят новым загоном.

– Она где-то недалеко, – успокаивала нас матушка. – А теперь вы с Давином пойдете и поищете Шелк овую, пока мы с Розой приготовим ужин.

– Мы возьмем с собой Кречета, – предложил Давин. – Он наверняка начнет ржать, лишь только почует Шелк овую, и она тогда сразу прибежит…

Меня немного успокоило то, что у нас есть план. И матушка права: лошади редко убегают очень далеко, когда вырываются на волю. Если б не такой ужасный туман!.. Может, Шелк овая не смогла найти конюшню, потому что не разглядела ее?

Мы оседлали Кречета, а Давин метнулся вверх, на спину вороного. Я взяла ведерко и насыпала немного овса, так что у меня было теперь чем приманить лошадку.

– Давай сначала осмотрим все вокруг дома, огород и сад, – предложил старший брат. – Ты обойдешь по одной дороге вокруг, а я объеду по другой, или же тебе хочется, чтоб я всюду сопровождал тебя?

Я покачала головой:

– Нет, мы будем искать каждый сам по себе. Так мы быстрее найдем ее.

– Ладно! Но не отходи слишком далеко от дома – в такую погоду легко заблудиться.

Давин повернул Кречета и помчался, обогнув угол овчарни. Я же пошла вокруг дома, сада и огорода. Если Шелк овая объедает фруктовые деревья, я ей задам! Но ее там не было!

– Шелк овая! Шелк ова-а-а-а-я!

Ну-ка? Неужто заржала лошадь?

Я тихонько три раза свистнула. Так я всегда подзывала Шелк овую.

Стук копыт! Неужто я услышала стук копыт? Да, кажется, я слышала, как стучат копыта. Я остановилась, желая поточнее определить, откуда раздаются звуки. Да, внизу, у ручья… Я выбрала тропку, ведущую к тому месту, где стирают белье. Стук-стук! Я снова услышала, как стучат копыта.

– Шелк ова-а-а-а-а-я!

Тропка была сырая и скользкая, одна нога у меня подвернулась, и я упала, так что на последней крутизне перед ручьем попросту скатилась вниз и чуть не уронила ведерко с овсом. Схватившись свободной рукой за ствол березы, я встала, с трудом удержавшись на ногах.

Туман густым серым покровом окутал русло ручья и огромные темно-зеленые от покрывавшего их мха валуны. Казалось, будто туман, что смутной завесой обволакивал окрестность, колыхался здесь, будто пляшущие эльфы. Стоило мне подумать об этом, ну, об этих эльфах, как я услышала какие-то диковинные шепчущие звуки музыки, схожие со звуками флейты, охрипшей от росы. Застыв на месте, я вся похолодела. Музыка? Кто станет бродить тут и играть на флейте в тумане? И что это за флейта, которая звучит как живой голос?

Но ответа нет, а музыка уже смолкла, или, может, ее вовсе не было? Быть может, я слышала лишь, как журчат ручьи. Звуки так удивительны в тумане, это всякий знает!

Но тут я увидела нечто такое, что заставило меня начисто забыть о звуках флейты, которых, может, и не было. На загрязненном илистом бережке по другую сторону ручья я отчетливо увидела следы лошадиных копыт. Лошадиных копыт такой же величины, как следы копыт Шелк овой.

Я пересекла ручей – Давин выложил там несколько камней-ступенек, чтобы можно было перейти на другую сторону посуху, не замочив башмаков, и вскарабкалась по береговому откосу наверх. Там разрослась небольшая рощица лиственниц и берез. Я высматривала меж стволов серую в яблоках лошадку, но там никакой лошадки не было. Только следы копыт виднелись в рыхлой земле под деревьями. Во всяком случае, Шелк овая явно проходила этим путем… Внезапно раздался какой-то шелест и словно взмах птичьих крыльев. Небольшой водопад тяжелых капель обрушился мне на голову. Я вздрогнула, но оказалось, то была лишь взлетевшая ввысь лесная голубка… Она тяжело опустилась на ветку чуть в стороне.

– Шелк овая! – снова позвала я.

Голос мой прозвучал на удивление одиноко, а ведь я-то знала, что была совсем рядом с нашим домом. Но даже здесь, среди деревьев, навис толстыми серыми полосами туман; казалось, будто идешь посреди облака, и если не видишь дальше ближайшего древесного ствола, легко внушить себе, что ты один во всем мире.

Хоть бы растаял этот туман! Но туман никуда не девался.

Вдруг я увидела нечто… нечто серое. Нечто серое в яблоках? Шелк овая?! Увидела ее как раз там, наполовину скрытую деревьями! Больше всего хотелось мне подбежать прямо к ней, но ведь это только бы испугало ее! Вместо этого я побренчала ведерком с овсом и, приближаясь спокойными шагами к лошадке, чуть тише позвала ее.

Но когда я подошла к рощице, Шелк овая уже исчезла! Куда она девалась? Я не слышала стука копыт, но все равно не видела ее больше. А куда девались следы? Ничто не напоминало о том, что здесь проходила лошадь. Нет, наверно, я видела ее не здесь, а чуть впереди.

Я пошла дальше, зовя Шелк овую и бренча ведром, ведь она была здесь, была совсем близко, я уверена… Может, мне вернуться назад и попытаться снова отыскать ее следы? Но когда я оглянулась, одно дерево как две капли воды походило на другое. Откуда же я пришла? Что если я не найду дорогу домой? Каллан знал уйму жутких историй о детях, что заблудились в Высокогорье, и их сожрали волки и медведи или похитили подземные жители, так что никто их больше никогда не видел.

– Спокойней, – уговаривала я себя. – Нечего паниковать. Ты вернешься обратно к ручью и направишься вдоль бережка, пока не придешь к тому месту, где стирают белье. А потом уже легко найдешь свой дом. Ну а Шелк овая? Ведь я видела ее!

Я растерянно постояла несколько мгновений, не зная, продолжать поиски или лучше вернуться назад. Но мне так хотелось привести Шелк овую… Я была уверена, что она блуждает вокруг в тумане, совсем одинока, испугана и очень хочет домой. А что если тут водятся волки? Они, правда, не часто осмеливаются приближаться к людским жилищам, но, может, в тумане они становятся смелее?

Хоть бы перестать думать о волках! Мне вдруг показалось, будто я слышу их вой, само собой, далеко отсюда, но они могут подойти ближе. Бедняжка Шелк овая!

– Ты не достанешься волкам, – пообещала я ей. – Я обязательно отыщу тебя!

Лес поредел. Деревья росли все реже, и в конце концов остались лишь трава да камни, вереск да туман. И по-прежнему никакой лошадки. Я была вынуждена повернуть назад.

«Прости меня, Шелк овая, – думала я, – но так ничего и не вышло. Кончится тем, что я собьюсь с пути».

Я так печалилась, думая о моей злосчастной маленькой лошадке, что бродила вокруг и не находила свой дом. При мысли о волках у меня перехватывало горло. Но ничего не поделаешь. Я повернула и пошла назад к лесу.

Однако… маленькая загвоздка.

Я не могла понять, где же лес…

Теперь я ненавидела этот туман. Я с тем же успехом могла быть слепой, и на слух рассчитывать не приходилось. Разве не мог послышаться в этом тумане волчий вой, вроде того, как недавно раздавались звуки флейты? Когда же я пыталась кричать, туман поглощал мой голос и из горла вырывался лишь жалкий звук, словно блеяние ягненка, оторванного от матери. И никто не отвечал мне, а ведь Давин, черт подери, не мог уйти далеко отсюда. И дом не мог быть особо далеко, или лес. Каменный круг! Только одно или другое, знакомое мне… тогда бы я снова могла поставить на свое место весь мир и знала бы, где восток, а где запад, где юг, а где север, как пройти домой и как уйти из дома.

Но и этого мало. Чем дальше я уходила, тем мне было холоднее, потому что сырость медленно пронизывала и блузку, и юбку, и даже душу так, что все становилось влажным как снаружи, так и внутри. И если я как можно скорее не выберусь из этого несчастного тумана, я покроюсь плесенью.

А что если я все это время спускалась? Ведь Дом Можжевеловый Ягодник стоял в лощине.

Подниматься вверх – спускаться вниз – вот и все, что по-прежнему зависело от меня, так что я решила попытаться. Иду вниз! Но откуда такое ощущение, что чем дальше я спускаюсь, тем холоднее мне становится? Ведь ближе к земле должно быть куда теплее, чем наверху, на вершинах холмов. Но теперь было иначе! И у меня уже хлюпала под ногами какая-то слякоть. А сделав шаг, я увидела, что блескучая вода заполнила след моей ноги, а потом куда-то медленно впиталась. Разве бывало так сыро в окрестностях нашего дома? Здесь густо рос папоротник вместе с плауном ^[6]и терном. А земля становилась все чернее и чернее и все сильнее и сильнее пахла трясиной.

Я замерла. Я не смела идти дальше. Дол внизу, куда спускалась я, оказался, твердо уверена, вовсе не нашей долиной. Я вынуждена была смотреть правде в глаза: я заблудилась окончательно.

Я не знала, что мне делать! Начни я снова подниматься вверх, так уйду, пожалуй, еще дальше от дома. Я замерзла, промокла, я боялась всего на свете, я хотела усесться на камень и зарыдать.

Какое-то гибкое чешуйчатое тело выскользнуло из зарослей папоротника и, извиваясь, поползло по черной земле прямо у меня под ногами. Сердце подпрыгнуло в груди, будто перепуганная лягушка, но это был всего-навсего уж, я разглядела желтые пятна на его затылке. Я хорошо знала, что он ничего мне не сделает. И все же вид извивающегося черного тела был ужасен. Нет, не хочу оставаться здесь! Хочу наверх, где хотя бы сухо.

Я попыталась вернуться по собственным следам, но земля вся была покрыта сырыми углублениями, их было не отличить от следов, в которые мне надо было ступать. Мокрый папоротник хлестал меня по ногам, а вокруг медленно, смутно и вяло сплетались клочья тумана. Еще немного, и клочья сольются в волнующуюся пелену, и белые лица и бледные руки потянутся за мной…

Тут я снова услышала звуки музыки и на этот раз поверила. Да, это музыка. Кто-то играл на флейте… Звуки плясали вокруг меня, словно частицы тумана, хриплые и влажные, будто порывы ветра в зарослях тростника, краткие и несущие морось. Так бывает, когда начинается дождь. Сердце тут же подскочило в груди, ведь я услышала ту же музыку, а кто еще мог так играть, кроме подземных жителей?

Внезапно я поняла, как все связано меж собой. Эльфы, их народец, схватили Шелк овую! Она была точь-в-точь такой лошадкой, какая бы им приглянулась – красивой и сильной чистокровной высокогорской лошадкой без единой капли крови лошадей Низовья. Для этого-то эльфы и навели туман.

Под одним из ближайших пригорков обитала мать Королевы Эльфов – Хозяйка Косогора. Это она развела огонь под своим огромным котлом. В нем все клокотало, пузырилось и кипело ключом, а пар, вырываясь на волю, стелился над долом и его окрестностями, над березовыми рощами и озерами, над поросшими вереском холмами.

Сомнения нет! Ночью в одном из этих пригорков будет праздник. Ведь музыка уже играла. И я ужасно испугалась, что эльфы надумали сделать Шелк овую гвоздем праздничного обеда, самым лакомым блюдом. Молва гласила, будто эльфы обожают конину.

Ну почему я не пошла вместе с Давином? Если бы мы были вдвоем…

Я не смела даже окликнуть его. Туман прислушивался. А в некоторых историях эльфы, похоже, еще больше любили детей на обед. О, если б у меня сохранилась сила взгляда Пробуждающей Совесть! Хотя, кто их знает, может, эльфам это нипочем? Говорили, будто эльфы не знают разницы меж Добром и Злом. Будь ты умен и осторожен, с ними договориться нетрудно. Но никогда, никогда нельзя положиться на них.

Я так долго простояла в воде, что почти до щиколоток промокла. Когда же я захотела двинуться дальше, похоже, будто кто-то крепко удерживал меня снизу. Я вырвалась, но мокрая земля не очень-то хотела отпустить меня.

Я не знала, было ли это мужеством или всего-навсего глупостью. Я не была даже уверена в том, что все это совершается по моей доброй воле. Однако же я пошла навстречу музыке.

Флейтист стоял в воде неподалеку от берега маленького озерца. Полосы тумана обволакивали его колени и протягивали свои мглистые туманные пальцы, поглаживавшие, словно лаская, складки его серого плаща. Звуки лились, смешиваясь с потоками тумана, они нашептывали мне что-то, они вызывали у меня слезы, ведь их рассказы были так печальны! Я так и не поняла, что это было, а в памяти осталось одно: все это безумно грустно. Дужка ведерка с овсом скользнула у меня меж пальцев, и я уселась на землю, совсем мокрую, уселась так, словно в ногах у меня не осталось сил.

Он услышал бренчанье упавшего ведерка и повернулся в мою сторону. Он, без сомнения, видел меня, но продолжал играть, выводить свои горестные звуки над озером и зарослями тростника. Только когда мелодия подошла к концу, он отнял флейту от губ.

– Я знал, что ты придешь, – сказал он. – Назови мне теперь свое имя!

Только тогда я узнала его. То был чужак с ярмарки, человек в красной рубашке. Теперь я увидела, что стоял он не в воде, а на плоском камне, наполовину скрытом клубами тумана.

Я почувствовала такое облегчение, оттого что он не Король Эльфов, что вымолвила лишь:

– Дина!

Он кивнул, будто заранее знал уже, как меня зовут.

– Ты ищешь свою лошадь! – произнес он.

– Откуда ты знаешь?

Он слабо улыбнулся:

– Только-только, какую-то минуту назад тут пробежала маленькая серая в яблоках высокогорская кобылка! Может, мы вместе отыщем ее?

Шелк овая, стоя неподалеку, пережевывала луговую траву так спокойно, словно в своем загоне. Я так обрадовалась, увидев ее, что слезы выступили у меня на глазах, но вместе с тем я и разозлилась… На что это похоже – так напугать меня, заставить заблудиться? Но я постаралась, чтобы голос мой звучал, как обычно, спокойно, когда я позвала ее:

– Шелк овая! Вот тебе овес, милая моя лошадка!

Подняв голову, она навострила уши. А потом, резво подбежав к ведерку, сунула туда голову, а я благодарно схватилась за веревочный недоуздок.

– Спасибо! – сказала я чужаку. – Я уже не надеялась найти ее.

– Никогда не следует сдаваться и терять надежду, – произнес он своим особым, странно звучащим голосом. – Разве твоя мать не научила тебя этому?

Я медленно кивнула, не зная по-настоящему, как говорить с ним. Что он здесь делал? Неужели он следовал за нами с самой ярмарки? Внезапно я вспомнила, как лаял и ворчал Страшила, а Каллан прискакал обратно, так никого и не найдя.

– Ты знаешь мою маму? – спросила я.

Неужто мне надо бояться его? Но ведь он нашел мне Шелк овую. Он спас ее от подземных жителей!

– Можно сказать – знаю! Во всяком случае, мы некогда знавали друг друга. Если ты пригласишь меня к себе домой, может статься, мы снова станем друзьями.

Я внимательно смотрела на него, но, увы, у меня больше не было взгляда Пробуждающей Совесть и я не могла решить, лжет он или нет. Вообще-то он на лгуна не похож, но ведь никогда не знаешь… Мама увидела бы.

Может, лучше всего привести его в Можжевеловый Ягодник. Если я вообще смогу найти свой дом…

– Боюсь, я немножко заблудилась, – сказала я.

– Тебе повезло, ведь я мастак отыскивать дорогу! – обрадовался он.

Оказалось, до нашего дома идти куда дольше, чем я думала. Я успела встревожиться, ведет ли он меня куда надо. Положим, он обещал найти дорогу, но ведь он мог нарочно повести нас не тем путем. Но Шелк овая резво трусила, насторожив уши, как обычно делает лошадь, которая чует конюшню, сено и овес, так что я надеялась: она знает, что делает. И спустя некоторое время мы услышали голоса, звавшие нас, я слышала Давина, Розу и матушку.

– Я здесь! – закричала я в ответ. – Я уже близко… и я нашла Шелк овую!

– Дина! – воскликнула мама. – Слава богам! Мы боялись, что ты заблудилась в тумане.

Давин повел Шелк овую в конюшню, а матушка крепко обняла меня. Я почувствовала, что она по-настоящему беспокоилась.

– Матушка! Я едва не заблудилась! – осторожно сказала я. – Но тут я встретила… – Я замешкалась, ведь чужак не сказал, как его зовут, а слова «этого человека» прозвучали бы неучтиво. – Он говорил, что знает тебя, матушка! Он помог мне поймать Шелк овую.

Матушка, разжав объятия, в первый раз обратила внимание на чужака, что стоял на краю двора в своем сером плаще и почти сливался с серыми туманными дымками. Я заметила, как она напряглась. Она была потрясена, а затем словно окаменела.

– Чего тебе здесь надо?

– Пожалуй, ты знаешь…

– Нет!

Голос ее был тверд, как камень. Непонятно каким образом, но слышалось, что ее «нет» вовсе не означало: «Нет, мне не угадать», а совсем другое: «Нет, я знаю, чего ты хочешь, но этому не бывать!»

– Мелуссина!..

– Нет!

Так же твердо, холодно и отвергающе, как в первый раз.

– Убирайся! Оставь меня и моих детей в покое!

– Ты не можешь требовать этого!

– Могу!.. Я не желаю иметь ничего общего с тобой и с твоими…

Она по-прежнему держала руки у меня на плечах, и я почувствовала, что они дрожат. Почему она так боится его? Или гневается, или то и другое. Невозможно сказать.

– Я в своем праве!

– Сгинь! – произнесла моя мать голосом Пробуждающей Совесть, и чужаку ничего больше не оставалось, как повиноваться.

Он склонил голову.

– Как хочешь! – вымолвил он, плотнее закутываясь в свой плащ.

Он повернулся и зашагал прочь, а вскоре туманы целиком поглотили чужака. Но голос его, звонкий и отчетливый, настиг нас, хоть мы не могли видеть его больше. Голос его звучал так, словно он остался рядом с нами.

– Ты не можешь отказать мне в моем праве навечно, – произнес он. – Несмотря на все, я девочке – отец!..