Текст книги "Страстное заклинание"
Автор книги: Линда Гасс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
5
Никогда еще чаепитие не затягивалось так долго. Шелби освободилась от Мэри-Пит, как только нашла вежливый предлог, и поспешила к своей машине.
Увидеться с Клеем сейчас было бы невыносимо. Что она может ему сказать? «Я разгадала твою игру и готова сразиться. Ты просто пытаешься выманить у меня землю и письма своей грустной улыбкой и соблазнительным голосом»?
Шелби захлопнула дверцу машины. Несмотря на гнев, ей было интересно, как закончился матч Клея, где он был сейчас и что собирался делать. Шелби иногда с трудом узнавала себя. Что с ней происходит? Неужели богатство постепенно меняет ее жизнь – не только в финансовом плане, но и в эмоциональном.
И все же, как могло случиться, что она, писавшая безжалостные репортажи, бичующие богатых, так увлеклась одним из самых ярких представителей этого круга? Шелби честно проанализировала свои чувства и пришла к не слишком приятному выводу, что ей самой хотелось увлечься. Ей хотелось верить, что Клей неравнодушен к ней, потому что она неравнодушна к нему.
Его язвительный ум так хорошо сочетался с ее взглядами на жизнь. Его непосредственность, удивительная нежность и его любовь к своему делу задевали в сердце Шелби родственные струны. А в объятиях Клея Шелби чувствовала себя как никогда на своем месте.
Что-то внутри мешало поверить, что внимание Клея основано лишь на холодном расчете. Интуиция не могла так коварно подвести ее. Ведь сегодня Клей не знал, что она появится на трибунах, и все же, увидев ее час назад, он так искренне обрадовался.
Почему же она так легко поверила Мэри-Пит? В высшем обществе Луисвилла достаточно блондинов, которые не прочь познакомиться поближе с Хетер.
Однако слухи породили сомнения. Мэри-Пит была известной сплетницей, но, насколько помнила Шелби, всегда верно передавала информацию. Шелби не могла избавиться от сомнений в чувствах Клея. Может быть, это обратная сторона ее неуверенности в себе? Разве мог «король танцев» на самом деле влюбиться в «синий чулок»?
Пока Шелби доехала до дома, борьба с собой так утомила ее, что она не услышала шагов у себя за спиной, когда вошла в гостиную, и не успела среагировать на сильный удар по затылку, после которого упала на пол.
– Шелби?
Чтобы открыть глаза, требовалось совершить огромное, непостижимое усилие.
– Ч-что? – она почувствовала на лбу чью-то руку.
– Что случилось?
Голова буквально раскалывалась. Шелби потребовалось несколько секунд, чтобы переварить заданный ей вопрос.
– Меня ударили по голове, – ответила она.
Открыв глаза, Шелби увидела склонившегося над ней Клея Траска. Солнце, проникающее сквозь высокие окна, освещало его волосы, придавая им золотистый блеск. На лице застыло удивленное, обеспокоенное выражение. Сознание Шелби прояснилось ровно настолько, чтобы задать вполне логичный вопрос:
– Что ты здесь делаешь?
– Я ничего не трогал. Клянусь тебе.
Когда Шелби не рассмеялась в ответ на его шутку, Клей напряженно улыбнулся. И тут Шелби поняла, что его приход – событие весьма странное. Ведь последнее, что он слышал накануне от Шелби, была просьба покинуть ее дом.
– Я видел тебя на турнире, – сказал Клей. – И подумал, что ты, может быть, пришла, чтобы повидаться со мной. Потом я искал тебя, но ты уже уехала. Мэри-Пит сказала мне, что ты выглядела неважно, поэтому я приехал сюда посмотреть, все ли с тобой в порядке.
Значит, Мэри-Пит говорила с ним? Или это Хетер сказала Клею, что видела Шелби со старой подругой? Ей очень хотелось расспросить его о Хетер, но, задавая вопросы о его личной жизни, она покажет Клею, как сильно он ее интересует. Шелби попыталась подняться.
– Нет! Не двигайся! – приказал Клей, поддерживая ее за спину. Если бы не этот быстрый жест, Шелби снова упала бы.
– Я хочу встать, – настаивала Шелби, хотя голос ее был слаб.
– Я вызову «скорую помощь».
– Не сходи с ума. Со мной все не так уж плохо. – Чтобы произнести эти слова, Шелби потребовалось сделать над собой усилие, которое не укрылось от Клея.
Он помахал рукой перед глазами Шелби.
– Сколько пальцев я сейчас поднял?
Шелби оттолкнула его руку.
– Два пальца, а мне достаточно будет бурбона, чтобы оправиться от этого легкого удара.
Клей изучающе смотрел ей в глаза.
– Шелби, я отвезу тебя в больницу, там тебе сделают рентген и определят, отделалась ты шишкой или это сотрясение. А потом ты сообщишь обо всем полиции.
– Сколько времени?
Клея, казалось, смутил этот вопрос.
– Два часа, – ответил он.
Она пролежала без сознания около пятнадцати минут. В мозгу шевельнулась, заставив похолодеть, мысль о том, что за последние сутки на нее уже второй раз нападают в собственном доме. И первым взломщиком был именно тот добрый самаритянин, который сегодня озаботился тем, чтобы найти ее и узнать о ее самочувствии.
– Когда закончилась твоя игра?
– Около часа назад и… – Клей неожиданно замолчал, глядя на Шелби, словно не мог поверить пришедшим ему в голову мыслям. Затем, опустив глаза, он помог Шелби подняться на ноги и поднял с пола сумочку, которую она уронила при падении.
– Я настаиваю на том, что должен отвезти тебя в больницу. А потом можешь обвинять меня, добиваться моего ареста, мне все равно.
– Клей, я…
Глаза их встретились, и Шелби прочла во взгляде Клея не только гнев и обиду, но и молчаливое признание того, что она имела право в нем сомневаться, хотя прекрасно знала, что он никогда не совершил бы ничего подобного.
– Я никогда бы не ударил женщину, – тихо произнес Клей.
Теперь стыдно стало Шелби.
– Ты имеешь право ненавидеть меня, – продолжал Клей. – После всего, что я сказал вчера, это было бы вполне естественно. Но я бы никогда, никогда…
– Клей! – воскликнула Шелби, и собственный голос болью отозвался у нее в голове. У нее сразу закружилась голова и, не успев опомниться, она упала на руки Клея.
– Я везу тебя в больницу, – хрипло произнес он. – И не спорь!
– Клей, – прошептала Шелби, кладя руки ему на грудь и заглядывая в глаза, в которых отражалась сейчас тревога за нее. – Я вовсе не ненавижу тебя.
Эти простые искренние слова, казалось, смутили Клея еще больше. Он внимательно смотрел в глаза Шелби, ища в них отражение невысказанного гнева или сарказма. Не найдя ни того не другого, Клей молчал, не зная, что сказать, но в глазах его снова светилась нежность.
В объятиях Клея Шелби чувствовала себя в полной безопасности. Чувство это было совершенно необъяснимым. В конце концов, он ведь забрался без спросу в ее дом, не сразу поделился информацией о письмах и к тому же подверг сомнению ее профессиональную порядочность.
И все же Шелби не покидало чувство, что она находится под надежной защитой. Кроме приятного ощущения, что о ней заботятся, Шелби испытывала в объятиях Клея совсем другое чувство, всякий раз, когда он касался ее, она испытывала прилив сексуального возбуждения.
Это было какое-то первобытное чувство, немного пугающее Шелби. По телу словно проходил электрический разряд. Такое творилось с ней впервые. Даже сейчас, когда так тяжело ныла голова, она не могла не чувствовать запаха свежести, исходящего от его кожи, бережных прикосновений Клея, когда он вел ее через гостиную.
– Подожди, Клей, – кое-что привлекло ее внимание. – Посмотри!
Она указала на маленькую комнату, смежную с гостиной. Это был кабинет Дезире, где она когда-то читала целыми днями и занималась деловыми бумагами. Дверь была открыта, и, подойдя поближе, они смогли оценить размеры царящего в кабинете беспорядка. В секретере Дезире явно порылись. Все ящики были открыты. Книжный шкаф отодвинули от двери. Книги валялись на полу вперемешку со старыми квитанциями, уведомлениями о налогах и другими документами, которые Шелби старательно привела в порядок.
Шелби охватили изумление и страх. Она крепче прижалась к Клею.
– Я не заметила ничего необычного, когда зашла, – сказала Шелби.
В гостиной действительно ничего не тронули. Если предположить, что это был грабитель, то почему две замечательные серебряные статуэтки, которые так любила Дезире, по-прежнему стояли на своем месте на камине?
Они вошли в кабинет. Шелби пришлось присесть, пока Клей собирал разбросанные документы.
– Как ты думаешь, что он искал? – в голосе Клея слышался гнев.
– Не знаю, – ответила Шелби, разбирая бумаги и раскладывая их по порядку. – Все вроде на месте, да Дезире и не держала денег в кабинете. Если вот только чековую книжку. Нет, она пользовалась кабинетом только для того, чтобы читать, разбирать счета и почту…
Последние слова заставили Шелби встрепенуться.
– Письма? Кому-то еще нужны эти письма? Но зачем?
Клей покачал головой, но лицо его оставалось тревожным.
– Не знаю. Но я собираюсь осмотреть другие комнаты.
Прежде чем Шелби успела возразить, он быстро поднялся по лестнице, перешагивая через ступеньку. Ожидая его возвращения, Шелби с удивлением размышляла, кому кроме нее и семьи Клея могли потребоваться письма, описывающие неудачно закончившийся роман шестидесятилетней давности.
– Кажется, кабинет бабушки – единственное место в твоем доме, которое обыскал грабитель, – сказал Клей, спускаясь с лестницы. – Ты, видимо, спугнула его своим появлением.
– Наверное, письма уже у него – или у нее.
– Нет, – твердо произнес Клей. – Письма еще в доме.
– Откуда ты знаешь?
– Вчера я тщательно обыскал эту комнату. Если бы письма были здесь, я бы обязательно нашел их.
Клей тут же понял, насколько возмутительно должны звучать его слова, и чуть не рассмеялся. Шелби же не смогла удержаться от смеха. Голова ее тут же загудела, Шелби поморщилась и тихонько потрогала шишку, набухшую на месте удара.
– Она, должно быть, с мячик для гольфа, – сказал Клей.
– Уж по крайней мере для пинг-понга.
Несмотря на протесты Шелби, Клей все-таки настоял на поездке в больницу, где врачи осмотрели ее, сделали рентген и нашли легкое сотрясение мозга. Они оставили Шелби в больнице до утра, чтобы понаблюдать за ее состоянием.
Когда Шелби проснулась, было темно. Палата, где она лежала, была абсолютно пустой, только на стуле рядом с кроватью стояла сумка с ее вещами. Неужели это она собрала ее, прежде чем выйти из дома, а теперь ничего не помнит? Шелби медленно села, стараясь не делать резких движений. Она вспомнила события предыдущего дня. Интересно, Клей уже уехал? Шелби нажала на кнопку звонка, вызывающего медсестру.
В палату тут же вошла полная женщина в очках, поразившая Шелби громовыми раскатами своего голоса.
– Ну как мы себя чувствуем? – пророкотала она.
Шелби поморщилась и закрыла глаза.
– У нас чудовищно болит голова.
Медсестра пощупала ее пульс.
– Да, – сказала она. – Голова немножко поболит. Мы ведь помним, как доктор измерял нам глазное давление?
– Нет. И еще мы не помним, как собирали вон ту сумку.
Лицо медсестры расплылось в улыбке.
– Это привез ваш жених. Такой обаятельный молодой человек! А какой красивый!
У Шелби так сильно забилось сердце, что она не была уверена, правильно ли расслышала медсестру.
– Мой жених?
На круглом, румяном лице медсестры появилось озабоченное выражение.
– Неужели у нас потеря памяти? Что ж, в этом нет ничего необычного. Он привез вас сюда и просидел тут все время, пока вы спали. Но шишку на затылке мы, по крайней мере, помним?
Шелби помнила все, кроме своего жениха. Впрочем, ей не дали времени как следует смутиться.
– Дорогая, – воскликнул Клей, входя в палату. – Ты уже встала!
Медсестра тут же подошла к нему и громким шепотом произнесла:
– Она, кажется, не помнит вас. Проявите терпение. – Сочувственно похлопав Клея по плечу, медсестра вышла из комнаты.
– Мы что, успели обручиться, пока я была без сознания? – спросила Шелби.
Клей улыбнулся, усаживаясь на оранжевый пластиковый стул.
– Я приврал немного, чтобы мне позволили остаться здесь с тобой.
Шелби никак не могла понять, в чем дело, но Клей казался каким-то другим.
– Как жалко, что наша помолвка длилась всего несколько часов.
Клей удивленно посмотрел на нее.
– Сегодня понедельник, Шелби.
– Что? – Шелби осторожно покачала головой, в которой по-прежнему стоял туман. – Ты хочешь сказать, что я проспала двадцать четыре часа?
– Скорее двадцать восемь, – ответил Клей. – Причем без задних ног. Время от времени врачи будили тебя и измеряли глазное давление, но ты их даже не замечала.
Шелби сглотнула слюну. Так значит, ее небольшая шишка оказалась куда серьезнее, чем она предполагала. Страшно подумать, чем это могло обернуться, если бы Клей не настоял на том, чтобы отвезти ее в больницу.
– А сейчас со мной все в порядке? – спросила Шелби.
Клей кивнул.
– Все прекрасно. Я только что говорил с врачом, и он сказал, что ты можешь отправляться домой, как только проснешься.
– Тогда зачем же мне сумка с вещами?
Клей посмотрел на нее взглядом человека, с которым бесполезно спорить. Он встал и засунул руки в карманы пиджака. Шелби поняла, почему он показался ей другим: сейчас Клей был одет в строгий деловой костюм.
– Сегодня ты будешь ночевать в нашем доме, – сказал он и тут же поднял руку, пресекая возражения. – Ты еще недостаточно окрепла, чтобы за себя постоять, и я должен убедиться, что твой дом безопасен, прежде чем ты снова останешься там одна.
– Это уж слишком! – воскликнула Шелби. – Сначала ты вламываешься в мой дом, а потом заявляешь, что не позволишь мне вернуться туда, пока не обезопасишь его от грабителей. – Я понимаю, это выглядит странно, – согласился он с улыбкой.
– Мягко сказано!
Улыбка тут же погасла. Клей снова поглубже засунул руки в карманы.
– Я никому больше не позволю тебя обидеть! – твердо сказал он.
Шелби удивила и озадачила его решимость. Так какие же чувства испытывает к ней Клей? Если верить Мэри-Пит, это обыкновенное дружелюбие общительного человека. Страсть он приберегал для Хетер. Но если его последнее решительное заявление продиктовано не страстью, а чем-то еще, значит, после удара по голове Шелби утратила реальное видение мира.
Она поежилась. Быть под защитой Клея оказалось очень приятно и одновременно как-то неловко. Ей вообще было не по себе оттого, что она нуждалась сейчас в чьей-то защите. Кто напал на нее? Что было в этих письмах? Шелби дала себе клятву найти их.
Клей взял со стула сумку с вещами Шелби.
– Почему бы тебе не одеться и не забрать выписку из истории болезни? А я отправлюсь за машиной.
– Это ты собрал мои вещи?
Клей улыбнулся насмешливой, дразнящей улыбкой.
– Женское белье мне доводилось видеть и прежде.
Шелби не сомневалась, что он видел достаточно женского белья, как одетого на женщин, так и снятого с них. Интересно, заметил ли он черную пижаму с кружевами, которую Шелби купила на прошлой неделе? Тоненькая, с низким вырезом, она едва доходила до колена и прекрасно подчеркивала чувственность Шелби, которую она редко демонстрировала кому-нибудь.
Когда Клей поставил сумку на кровать, Шелби обнаружила, что больничная рубашка скрывала не намного больше, чем купленная ею пижама. От Клея тоже не укрылся этот факт. Шелби выпрямилась, но попытка принять более скромную позу привела лишь к тому, что тонкая ткань рубашки сильнее натянулась на ее груди. Под взглядом Клея соски ее напряглись, и это невозможно было скрыть. На Шелби накатила теплая волна возбуждения. После того напряжения, которое испытывала она в последние несколько дней, ощущение было весьма приятным. Она чувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы ехать домой, но, наверное, благоразумнее будет принять предложение Клея и провести одну ночь в «Парк-Вью».
Шелби вздохнула.
– Хорошо, Клей, я переночую у вас в доме. Но только одну ночь.
Клей быстро отправился за машиной, чтобы не дать Шелби времени передумать. Ее появление на теннисном турнире приятно удивило Клея, позволило ему надеяться, что Шелби простила его за непрошеное вторжение в свой дом. Однако между прощением и страстью зияла огромная пропасть. Клей был человеком нетерпеливым. Он хотел Шелби, письма и землю, черт побери! Но, думая об этом, Клей прекрасно понимал, что нельзя сбрасывать со счетов проблемы, вызванные прощальным письмом Дезире Лэнгстафф. От Клея зависело так много людей, что он просто не имел права поддаться желанию забыть навсегда о прошлом.
Сажая Шелби в машину у выхода из больницы, Клей заметил, что она одета в хлопчатобумажные брюки и вязаный свитер, который он привез. Боже, как она хороша! Эти длинные красивые ноги, соблазнительные губы, огненное сияние рыжих волос. Несмотря на слабость и ноющую боль в голове, у Шелби был довольный вид. В сумке она действительно обнаружила свою новую кружевную пижаму.
– Мои родители очень хотят с тобой познакомиться, – сказал Клей, направляя машину на запад.
– И твой дедушка тоже? – она тут же забыла о черной пижаме, как только подумала, что скоро увидит любовника Дезире.
Сначала Клей ничего не ответил. Казалось, он целиком поглощен дорогой.
– Нет, – произнес наконец Клей. – Мой дедушка даже не знает о том, что я привезу тебя. Вчера ему опять было плохо, и теперь он находится в своих комнатах с сиделкой.
Шелби не смогла скрыть разочарования.
– Очень жаль, что он плохо себя чувствует. Мне бы хотелось его увидеть.
Клей понимающе посмотрел на Шелби.
– Мне тоже жаль. Извини.
Клею было за что извиняться, ведь решение не представлять Шелби Форду он принял, даже не спросив мнения дедушки. Шелби думала о том, как выглядел Форд Траск. Интересно, у него такие же правильные черты лица, как у внука? Клей сказал, что они с дедушкой очень близки. Значит, пожилой джентльмен должен обладать таким же критическим умом. Шелби жалела, что ей не представится возможность это выяснить, ведь рядом с Фордом Траском постоянно присутствует медсестра. Может, она охраняет его?
Вдали показались огни «Парк-Вью». Свернув на Парк-драйв, они проехали мимо рощиц и лужаек, которым столько внимания уделял Клей. Он поставил машину на площадке перед домом и заглушил мотор. Шелби ждала, что будет дальше. Наконец Клей сказал:
– Я хочу еще раз извиниться за все, что произошло позавчера ночью – за то, что сделал, и за то, что сказал.
Шелби ждала возможности поговорить на эту тему.
– Клей, если бы ты знал, как я сожалею…
– Мисс Лэнгстафф! Мисс Лэнгстафф!
Повернув голову, Шелби увидела на лестнице две фигуры – одну довольно коренастую, другую худую. У их ног надрывался лаем комочек белого меха. Клей вздохнул.
– Добро пожаловать в «Парк-Вью»! – нараспев сказал мужчина, напоминавший полковника из штата Кентукки времен Гражданской войны – светлый костюм, бородка, узкий галстук. – Это моя жена, Мэри-Элис.
– Как вы себя чувствуете, дорогая? – спросила мать Клея.
Она была намного стройнее мужа, ее плотно облегало шелковое платье персикового цвета, шею украшало красивое ожерелье из лунного камня. У нее были карие глаза и мелкие правильные черты лица. Шелби видела в лицах родителей отдельные черты Клея, но целиком он не был похож ни на мать, ни на отца.
Шелби и Клей выбрались из машины. Все пожимали друг другу руки, но обмен любезностями прерывался громким лаем белой болонки.
Клей повернулся в ее сторону.
– Шелби, это Ча-Ча.
Шелби нагнулась, чтобы погладить собачку, а Клей добавил:
– Ча-Ча, не кусай Шелби.
Но болонка явно его не расслышала.
– Ой! – вскрикнула Шелби.
– Ча-Ча – противная собака! – побранила болонку миссис Траск, поднимая дрожащий белый комочек на руки.
Клей взял руку Шелби, на которой четко отпечатались следы крошечных собачьих зубов, сквозь которые медленно проступала кровь.
– Она редко прокусывает кожу, – извиняющимся голосом сказал он.
– Просто она не любит чужих, – раздался над ухом Шелби размеренный голос Мейпса. Он взял сумку с вещами Шелби. – В восточное крыло, мадам?
– О нет, Мейпс, – ответила Мэри-Элис. – Помести мисс Лэнгстафф в южном крыле. Оттуда открывается лучший вид из окна. – Она поглаживала голову болонки. – Ча-Ча очень расстроило собственное поведение.
– Так значит, ты не позволишь мне наказать ее, мама? – поддразнил Мэри-Элис сын.
– Почему бы нам не пройти в южную гостиную, – вежливо вмешался Джон. Акцент выдавал его крестьянское происхождение, которое он изо всех сил пытался скрыть. Джон Траск напоминал Шелби «Парк-Вью» – массивный, дорогой, но не совсем натуральный.
Мейпс молча провел их в комнату, полную удобной хорошей мебели и уставленную цветами. Если это южная гостиная, подумала Шелби, то сколько же всего в доме гостиных, и как они ориентируются здесь без компаса? Бросающаяся в глаза роскошь только усиливала горькую иронию истории романа Дезире и Форда. Ведь когда они впервые встретились друг с другом, Форд был беден, а Дезире богата. Но по воле судьбы со временем они поменялись местами.
Усевшись поудобнее, Шелби сказала:
– Мне очень жаль, что я не могу познакомиться с вашим отцом, мистер Траск, но Клей сказал мне, что он нездоров.
Джон Траск бросил быстрый взгляд на Клея, затем уселся в кожаное кресло с подлокотниками. Клей остался стоять, облокотившись о пианино, а Мэри-Элис уселась на двухместный диванчик с Ча-Ча, который был явно не расположен к ласкам и, невзирая на благородство окружающей обстановки, поднял лапку и стал чесаться.
– Мой отец сам не свой с тех пор, как получил письмо вашей бабушки, – сказал Джон.
– Моя бабушка была сама не своя с тех пор, как узнала вашего отца, а это было шестьдесят лет назад.
– Но теперь… – начала было Мэри-Элис, но Джон махнул ей рукой, призывая к молчанию.
– Давайте будем честными, хорошо? – сказал он. – Когда-то в молодости ваша бабушка и мой папа были влюблены друг в друга. Трудно в это поверить, ведь отец был очень беден, но Клей сказал мне, что они могли встретиться на ярмарке штата. Как бы то ни было, их отношения давно прекратились, и Дезире провела свою жизнь в одиночестве, может быть, не в состоянии забыть этот неудавшийся роман.
Шелби подумала, что наконец-то ей представилась возможность поговорить на эту тему откровенно.
– Да, все так и было, – с жаром произнесла она. – И ваш отец знает всю эту историю целиком.
– Но вы можете забыть о том, чтобы пытаться что-то у него узнать, – сказал Джон, охлаждая ее пыл. – Мой отец не слишком общителен даже в лучшие периоды своей жизни. А сейчас он вообще редко с кем-либо разговаривает.
– Письма могли бы все объяснить, – вставила Мэри-Элис так быстро, что у Шелби появилось подозрение: уж не расписали ли они реплики заранее.
– Конечно, – Джон выпрямился. – Эти письма наверное расскажут нам всю историю отношений Форда и Дезире. Разумеется, ничего не может быть печальней попытки моего сына добыть их незаконным путем.
Клей неловко переминался с ноги на ногу.
– Я уже извинился, па.
– Что ж, тебе повезло, что ты сейчас не на пути в Эддивилль, – сказал Джон, намекая на место расположения самой большой тюрьмы штата.
Шелби никогда бы не подумала, что способна стать в этом вопросе на сторону Клея.
– Мистер Траск, – сказала она. – Ведь это не Клей ударил меня вчера по голове. За этими письмами охотится кто-то еще.
– Клей рассказал нам об этом, и мы были просто в шоке, – произнес Джон.
Шелби чувствовала, что он сейчас говорит искренне, но хитрый блеск в глазах Джона показывал Шелби, что в этом доме добиться правды ей будет нелегко.
– Мне кажется совершенно невозможным, чтобы кому-то понадобились какие-то старые любовные письма, – вставила Мэри-Элис. – Я хочу сказать: очень странно, что мой свекор и ваша бабушка вообще вспомнили обо всем этом через столько лет.
– Вы верите в силу любви, миссис Траск? – спросила Шелби.
Вопрос явно встревожил Мэри-Элис. Поколебавшись несколько секунд, она сказала:
– Да, думаю, что верю, – произнося это, миссис Траск почему-то посмотрела не на мужа, а на Клея.
– Черт побери, забудьте о любви, – вмешался Джон Траск. – Поговорим лучше о безопасности. Дом Дезире таит в себе угрозу, и дело тут не только в письмах. Там наверняка старая электропроводка, неисправная канализация, прогнившие стропила. Ведь его ни разу не ремонтировали. В общем, этот дом – сплошное недоразумение, и вам надо от него поскорее избавиться. – Клей послал отцу предупреждающий взгляд, которого Джон предпочел не заметить. – Насколько я знаю, мой сын сделал вам хорошее предложение относительно этого дома. Несколько хороших предложений. Нам нужна ваша земля – это факт. Но я обещаю, что мы не снесем дом, пока не будут найдены письма.
Клей вздохнул.
– Папа, Шелби не планирует продавать землю прямо сейчас. Она, возможно, захочет пробыть некоторое время в Луисвилле.
Белые брови Джона так стремительно взлетели вверх, что чуть не коснулись его седой шевелюры.
– Это правда? Но что делать такой изысканной молодой леди в городе, где пищей гурманов считают запеченные в мангале свиные ребра?
Шелби выдавила из себя улыбку.
– Я пока еще ни в чем не уверена.
Джон фыркнул.
– Поймите меня правильно. Луисвилл – замечательный город, замечательный! Но, приняв наше предложение, вы могли бы неплохо жить и в Нью-Йорке.
Нет, Джон вовсе не пытался давить на Шелби. Каждое слово в его скороговорке звучало дружелюбно, приветливо, откровенно, вот только не совсем искренне. Если Джон действительно считает, что давний роман между Фордом и Дезире был случайным приключением, имеющим значение лишь с точки зрения любопытства к собственному прошлому, то почему же он так сильно заинтересован в находке этих писем?
– Мистер Траск, – сказала Шелби. – Я пока что не планирую возвращаться в Нью-Йорк, что же касается моего стиля жизни, что ж, он, возможно, изменится. Всегда обожала печеные свиные ребра!
Джон Траск терпеливо изучал Шелби.
– Бог свидетель, мне нравятся люди, ищущие свой собственный стиль жизни. Черт побери, если бы я в свое время не занялся тем же самым, мы не сидели бы сейчас в этом доме. До сих пор прозябали бы на той проклятой ферме. Я каждый день благодарю провидение за то, что первый торговый комплекс Луисвилла решили разместить на нашей земле. Если бы не счастливое стечение обстоятельств, Клей, наверное, пахал бы сейчас землю, я задавал корм свиньям, а Мэри-Элис варила варенье и солила огурцы.
– Фермерство – весьма почтенное занятие, – возразил Клей. – Копни поглубже любую из знатных фамилий Луисвилла, и обязательно обнаружишь, что кто-то из их предков был фермером.
– Не думаю, что кто-нибудь из клана Пи был фермером, – сказала Мэри-Элис.
– Конечно же нет, мама! Они соткали свой первоначальный капитал из лунного света!
– Мой сын буквально обожествляет то, что едва помнит, – сказал Джон, обращаясь к Шелби. – Я-то не забыл эту ферму. И можете мне поверить, в тяжелой изнурительной работе и ветхой одежде не было ничего романтического. У нас даже не было теплого туалета.
Клей, улыбаясь своим воспоминаниям, покачал головой.
– Я тоже помню эту ферму, па. Я был маленьким мальчиком, но я помню. И там было не так плохо. Мы были тогда гораздо ближе друг к другу, вместе работали, чтобы получить урожай или вырастить теленка. Я помню даже запах лета, который не проникает в «Парк-Вью» из-за кондиционеров.
Джон недоверчиво посмотрел на сына.
– Хм. Жара означала пот и мух. Я ненавидел жару.
– А мне она нравилась.
– Да? Уж не хочешь ли ты вернуться обратно, чтобы выращивать свиней и возиться в навозе? Отказаться от всех преимуществ, которые дала тебе продажа фермы? Но тогда у тебя не будет никаких «Трамартов», в этом можешь быть уверен.
Улыбка Клея тут же испарилась. Прежде чем ответить, он посмотрел на Шелби, словно напоминая себе, что они тут не одни.
– Я не говорил этого. Я никогда не верил, что можно жить прошлым.
Шелби показалось, что это замечание адресовано ей.
– Но я также не верю, что мы должны забыть о своих корнях. В работе фермера есть своеобразная этика, которая стала частью моего стиля жизни, хотя я знаю, что тебе это не нравится. Ведь, разбрасывая удобрения, можно испачкать брюки.
Джон хмыкнул и поправил манжету своего льняного костюма.
– Я люблю хорошо одеваться. А почему бы и нет? Надо только иметь свой стиль, а для этого необходимы деньги. Итак, мы делаем вам выгодное предложение по поводу поместья, мисс Лэнгстафф, и у вас появляются деньги, чтобы жить там, где вам захочется – в Луисвилле, в Нью-Йорке, на Тимбукту.
– Я довольно прилично зарабатываю в журнале.
– Я имею в виду настоящие деньги. Деньги, которые не надо зарабатывать, а просто сидеть и ждать, когда они принесут еще большие деньги.
Отец Клея был не так деликатен, как его сын. Он хотел поскорее получить землю Шелби и не собирался этого скрывать.
– Спасибо за предложение, мистер Траск. Я подумаю над тем, что вы сказали.
Джон в ответ наклонил голову, но из глаз его исчезло теплое выражение.
– Спасибо и на этом, – сказал Джон, вставая. Мэри-Элис тоже поднялась с дивана. – Искать свой стиль – не обязательно означает расширять горизонты. Мой стиль включает в себя хорошие костюмы, хороший бурбон, хорошие сигареты, и у меня есть деньги, чтобы за все это заплатить. У меня есть ложа на дерби, я играю в этот дурацкий гольф и иногда даже читаю книги. – Он подмигнул Клею. – Но несмотря на все это, ко мне до сих пор липнет запах фермы. Я не чувствую себя своим среди членов кантри-клуба, хотя и получаю рождественские открытки от мэра. А вот Клею уже не кажется, что он принадлежит к другому миру.
Лицо Клея неожиданно приобрело напряженное выражение, он с грустью посмотрел на отца.
– Кому какое дело до всей этой компании из кантри-клуба, – медленно произнес он. – Ты – Джон Траск. Ты сделал состояние на торговле недвижимостью, начав с продажи одной фермы.
Джон посмотрел на сына, и Шелби впервые увидела, что эти двое любят друг друга. Они были не похожи и не всегда друг другу нравились. Но Шелби удалось разглядеть невидимые нити – вернее, это были цепи, – связывавшие Клея с его родителями. Он был надеждой этих людей, воплощением их амбиций.
– Поймите меня правильно, мисс Лэнгстафф, – сказал Джон. – Я не злой человек, нет! Я прошел большой путь, а Клей пойдет еще дальше. Но я знаю свой стиль. Вы по какой-то причине покинули Луисвилл и много лет жили далеко отсюда. Какие бы проблемы ни ожидали вас в Нью-Йорке, наверняка он больше соответствует вашему стилю, чем наш замечательный городок. То, что вы ищете, возможно, находится вовсе не здесь. – И Джон вышел из комнаты, сопровождаемый Мэри-Элис и Ча-Ча.
Шелби сидела неподвижно. «Хитрый старый козел!» – подумала она. А ведь не исключено, что он прав. Наверное, она действительно не принадлежит Луисвиллу. Но и Нью-Йорк не устраивал ее до конца. Так где же ее место? Неожиданно Шелби почувствовала себя усталой и одинокой.
Теплая рука нежно коснулась ее плеч. Шелби подняла глаза.
– С тобой все в порядке? – тихо спросил Клей. В его задумчивом взгляде Шелби разглядела сочувствие, словно он понимал ее смятение.
– Конечно, только немного болит голова.
