Текст книги "Страстное заклинание"

Автор книги: Линда Гасс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Клей вел себя весьма странно. Шелби не знала, что ей лучше сделать – встряхнуть его как следует или наоборот обнять.

– Может, мы можем поговорить сейчас, – предложила она. – У меня миллион вопросов.

– Ну конечно. Только напрасно ты считаешь, будто я знаю на них ответы.

– Ты действительно знаешь ответы на многие из них! Ты утаил от меня какую-то информацию.

На секунду лицо Клея утратило свое непроницаемое выражение, и Шелби увидела в его глазах такую боль, что у нее защемило сердце от жалости.

– Это становится похоже на заразную болезнь, – сказал он.

И на лице снова появилась маска.

– Что все это значит, Клей? Что скрывает твой дедушка?

– У меня назначена встреча, – Клей подошел к машине Шелби и открыл дверцу. – Я позвоню тебе.

Шелби просто необходимо было вывести Клея из этого странного состояния оцепенения. Казалось, он тратит всю свою энергию на то, чтобы оставаться спокойным, сдержанным и ничего не говорить о своем дедушке. У Клея был вид человека, загнанного в угол. Интересно, почему – от необходимости сдерживаться или из-за той информации, которую он получил только что в беседке? Шелби не могла ответить себе на этот вопрос.

Она подошла к Клею и захлопнула дверцу своей машины.

– Я хочу услышать прямо сейчас, о чем эти письма.

– Я не знаю.

– Знаешь! И все время знал!

Шелби попала в точку. Клей схватил ее за плечи.

– Чего ты ждешь от этих писем, Шелби? Что прочитав о давнем прошлом, сможешь найти объяснение своим страхам и неуверенности? Ты одержима прошлым. Я имею в виду не только Дезире, но и все шишки, которые ты набила себе когда-то в школе. Живи дальше, Шелби! Возьми деньги за землю и продолжай жить! Забудь о письмах!

– Я не могу! Я верю, что они помогут мне.

– Разве помогли они твоей бабушке? Она жила этими письмами всю свою жизнь. Мой дедушка сам не свой с тех пор, как узнал, что они все еще существуют. Эти письма приносят зло, Шелби, они никому и ни в чем не помогают, и если мы не оставим прошлое в покое, оно будет возвращаться и вставать у нас на пути – если, конечно, я могу говорить о нас «мы».

Шелби пристально вглядывалась в страдающие глаза Клея.

– Откуда ты все это знаешь?

Клей резко отпустил ее и, повернувшись, направился к дому. Но Шелби преградила ему путь.

– Я хочу знать правду, – настаивала она.

Клей посмотрел на Шелби так, словно не верил своим ушам.

– Правду? – он горько усмехнулся. – Правда – не всегда яркий маяк на горизонте, как тебе хотелось бы думать. Ты живешь, словно выполняя святую миссию по раскрытию истины.

– А ты выполняешь святую миссию увиливать, скрывать и запутывать! Соврал здесь, скрыл правду там, и так до тех пор, пока перестанешь понимать, где же твоя собственная душа.

Рубашка Клея прилипла к груди, на ней проступили пятна пота. Он тяжело дышал.

– С моей душой все в порядке, не беспокойся, – с усилием произнес Клей. – Но приятно знать, что как только я распоряжусь ею неверно, ты тут же напомнишь мне об этом.

Шелби понимала, что зашла слишком далеко.

– Клей, – она протянула руку в его сторону, но Клей отшатнулся. Он подошел к своей машине с откидным верхом, быстро забрался внутрь и включил мотор.

– Клей, подожди!

Он дал задний ход. Шелби не могла позволить ему уехать вот так. Она побежала рядом с машиной, открыла дверцу и впрыгнула внутрь. Однако Шелби немного не рассчитала свои силы и успела каким-то чудом примоститься на самом краю сиденья.

– Шелби! – воскликнул Клей, рывком притягивая ее к себе, прежде чем она успела вывалиться из машины.

Шелби почувствовала, как сильная рука схватила ее за пояс джинсов и толкнула на мягкое сиденье «мустанга». Дверца захлопнулась, чуть не прищемив ей ногу.

– Дура! – в ярости кричал Клей. – Ты могла покалечиться.

Он остановил машину. Тяжело дыша, Клей отпустил пояс ее джинсов. На несколько секунд на лице его отразилось облегчение, но оно тут же снова превратилось в маску.

– Вылезай, Шелби.

– Я извиняюсь за свои слова.

Клей снова включил мотор.

– Мне необходимо побыть одному.

– Я боюсь оставлять тебя одного.

– Тогда я пойду возьму Ча-Ча.

– Черт побери, Клей, ну позволь же мне все-таки извиниться! – Шелби коснулась пальцами его щеки. Прикосновение ее обожгло кожу Клея. Он резко вздохнул, и машина дернулась вперед, так что Шелби прижало к спинке сиденья.

Съехав с Парк-лейн, Клей повернул к реке. «Мустанг» мчался все быстрее и быстрее, за окнами мелькали живописные зеленые аллеи. Иногда Шелби нравилось, как Клей гонит машину. Но теперь ей казалось, что он слишком рискует. Так что же такое произошло в беседке?

– Клей, помедленнее, – воскликнула Шелби, дрожащей рукой пытаясь нащупать ремень безопасности.

Но Клей только сильнее жал на газ. Первоклассная машина охотно подчинялась ему. Кругом все реже и реже мелькали дома. Когда Клей свернул на Ривер-роуд, Шелби почувствовала запах паленой резины. Интересно, куда они едут и сумеют ли туда добраться? По шее Шелби стекал пот.

Клей резко свернул с главной трассы. Поднимая облака пыли, машина помчалась по песчаной дороге. Пыль и осколки щебня попали в глаза Шелби, которые тут же заслезились, так что теперь она почти ничего не видела. Мир, быстро проносящийся мимо, казался полным зловещего хаоса. Клей напоминал робота, властвующего над другим, послушным ему механизмом.

Он снова резко свернул, но гравий держал машину не так хорошо, как асфальт, и ее тут же закрутило. Шелби кричала до тех пор, пока «мустанг» вдруг резко не остановился. Когда глаза перестали наконец слезиться, она увидела, что Клей остановил машину перед бревенчатой хижиной.

Отбросив ремень безопасности, Шелби буквально прошипела: – Почему ты просто не прикончил меня в «Парк-Вью»?

Клей сидел неподвижно, с закрытыми глазами. Дикая гонка вовсе не напугала его, скорее наоборот: разбудила спящих внутри демонов.

– Ты хотела приехать сюда.

– Я хочу жить.

На лице его мелькнул слабый призрак улыбки.

– Это мой дом.

Шелби посмотрела на незатейливое сооружение.

– Я думала, «Парк-Вью»…

– Место где я живу, да. Но именно здесь живет моя душа.

8

Клей молча пропустил Шелби внутрь. Войдя, она огляделась. В хижине царила простота жилища, где все сделано собственными руками. Она была вполне благоустроенной – здесь была электропроводка и современная система канализации. Шелби с изумлением осматривалась. Маленькую комнату использовали как кабинет, здесь были компьютер и факс. В большой комнате виднелась старинная кровать с бронзовым изголовьем, покрытая разноцветным лоскутным одеялом. По стенам гостиной располагались встроенные книжные полки. Вокруг каменного очага стояла удобная мебель, обитая неброской тканью.

Небольшой дом, атмосфера которого дышала простотой и покоем, выдавал истинную натуру Клея. Шелби подумала о том, как же сложно живется Клею в мире, где его раздирают противоречия.

Джинсы и рабочая рубашка Клея вполне соответствовали обстановке. Когда он оглядывал гостиную, в глазах его светились одновременно вызов и нежность.

– Я люблю это место, – сказал он.

– Это заметно.

– Мои родители никогда не видели этот дом. Когда я сообщил отцу, что строю хижину, он только удивленно посмотрел на меня. Потом сказал, что в подвале «Парк-Вью» есть кое-какая мебель, которая должна подойти именно для хижины. Я посмотрел мебель, и оказалось, что эти вещи стояли еще на нашей старой ферме. Буфет в столовой и кровать в спальне – именно оттуда.

– Связь с прошлым?

Клей поймал взгляд Шелби.

– Да, – твердо сказал он. – Хотя я не люблю жить прошлым, но думаю, что глупо притворяться, будто его у тебя вообще нет. Мои родители хотят забыть свое прошлое. Именно поэтому они никогда не приезжали сюда.

Шелби дожидалась подходящего момента, чтобы снова заговорить о письмах.

– Клей, мое будущее зависит от моего прошлого. То, что я сделаю с землей Дезире, то, что сделаю со своей жизнью, связано с прошлым, а значит, с письмами.

Клей вздохнул и подошел к камину. Казалось, он не столько зол на Шелби, сколько встревожен ситуацией, над которой успел потерять контроль. А Клей был человеком, который любит держать все под контролем.

– Я не понимаю, как могут повредить нам эти письма, – продолжала Шелби, усаживаясь на небольшой диванчик. – И каким образом находка писем скомпрометирует твоего дедушку? Ведь он сам попросил тебя найти их, не так ли?

Клей провел по крышке камина пальцем и поднял его, разглядывая налипшую пыль.

– Здесь надо хорошенько убрать, – сказал он нахмурившись и будто не слыша ее слов.

– Разве он не просил тебя найти письма?

– Да! – ответ прозвучал словно удар хлыста.

– Тогда почему ты хочешь, чтобы я забыла о них?

Клей потер виски.

– Ошибки, которые совершили эти двое шестьдесят лет назад, вряд ли могут помочь нам теперь.

Шелби придвинулась к краю дивана.

– В «Парк-Вью» ты сказал, что письма могут повредить нам, если можно говорить о «нас». Я не понимаю, как может роман шестидесятилетней давности повлиять на… нашу дружбу в настоящем.

Теперь Клей смотрел прямо на нее.

– Так значит, мы только друзья? – разочарованно спросил он.

Он загнал Шелби в тупик. Почему именно она должна признаться первой, как необходим ей Клей. Если она признается в своей любви, которая с каждым днем становится все сильнее, ответит ли Клей взаимностью на ее чувства или воспользуется ею для достижения своих целей? Ведь любящая женщина отдаст своему мужчине все.

– Я не знаю, – сказала она. – А как думаешь ты?

– А я почти уверен в обратном, – не задумавшись ни на секунду, сказал Клей. – По крайней мере, я надеюсь, что наши отношения – нечто большее, чем просто поверхностный… и короткий летний роман.

Шелби не была готова к признаниям Клея. Но сейчас в глазах его не было того ускользающего выражения, которое она видела сегодня целый день. Неужели он действительно к ней неравнодушен? Шелби никогда не признавалась даже самой себе, что нуждается в ком-то. И сейчас ей было немного страшно, хотя признание Клея наполнило ее радостью, которую она никогда не испытывала раньше.

Клей проявлял явное беспокойство.

– Если ты действительно так думаешь, – сказала наконец Шелби, – то мы сможем вместе перенести все, что бы ни открыли нам эти письма.

Теперь она приперла Клея к стенке. Ему гораздо проще было признаться в том, что он неравнодушен к Шелби, чем в том, что письма пугают его. Она никогда не поймет, почему он столько лгал и скрывал содержание этих писем с того самого момента, когда Траски узнали об их существовании из прощального послания Дезире Форду.

Клей знал, что должен защитить свою семью, но все чаще задавал себе вопрос – какой ценой? Шелби значила для него гораздо больше, чем любая женщина, которую он встречал до сих пор. Они имели много общего. Оба были одиночками, которым очень хотелось снять с себя ярлыки, повешенные на них обществом. Шелби была необходима Клею, но он не мог оставить в беде свою семью. Особенно теперь, когда был уверен, что письма действительно повредят им. Клей знал, что надо делать.

Он взял руки Шелби в свои. На него смотрели ее огромные синие глаза, полные надежды. Волевое лицо Шелби казалось сейчас очень нежным.

– Шелби, эти письма не принадлежат нам. Они принадлежат моему дедушке. Если мы найдем их, давай просто отдадим ему, а сами будем продолжать жить дальше.

Она удивленно заморгала. Глаза ее, только что светившиеся счастьем и теплотой, смотрели теперь настороженно.

– Нет, эти письма принадлежат так же и мне. По крайней мере юридически. Я ведь все время говорила тебе, что хочу прочесть их, чтобы наконец до конца понять Дезире.

Стараясь, чтобы голос его звучал как можно мягче, Клей спросил:

– А если тебе не понравится то, что ты прочтешь?

Шелби залилась краской.

– Так что же ты все-таки скрываешь от меня? Что сказал тебе дедушка в беседке?

Клей не мог поделиться с Шелби своими тайными страхами, но вполне готов был передать ей слова дедушки.

– Он сказал, что в сердце тех, кто найдет эти письма, должна быть любовь, потому что, прочтя их, они увидят перед собой двух людей, которым не чужды все человеческие пороки. И он надеется, что их смогут простить.

Шелби смотрела невидящим взглядом в темную нишу камина.

– Простить за что?

– Я не знаю.

– Ты знаешь! И все время знал! – воскликнула она, сильно покраснев.

– Это неправда.

Шелби скинула руки Клея, словно их прикосновение стало вдруг обжигающим.

– Неужели ты не можешь хоть раз сказать правду?

– Я говорю тебе правду! Мой дедушка произнес именно эти слова.

Шелби горько усмехнулась.

– Очень удобные слова, не так ли? Ты знаешь, что у меня были сложные отношения с Дезире. А теперь ты говоришь мне, что я не должна читать письма, если в сердце моем нет прощения!

Клей не мог так просто спустить ей эти резкие слова.

– Ты думаешь, меня не волнует, что могут рассказать эти письма о моем дедушке? Конечно волнует. Но ты не просто хочешь узнать историю неудачного романа Форда и Дезире. Ты ждешь большего. Ты хочешь, чтобы письма объяснили, почему Дезире не могла тебя любить. Ты хочешь, чтобы эти письма оправдали тебя как личность, восстановили твою заниженную самооценку, а они не смогут этого сделать.

Кровь неожиданно отхлынула от лица Шелби. Ничего не соображая, она отшатнулась, но споткнулась о небольшую табуретку. Потеряв равновесие, она инстинктивно выбросила вперед руку, но мужчина, протянувший руку ей навстречу, был последним человеком на земле, от которого она когда-нибудь сможет принять помощь.

Потому что Клей видел ее насквозь. Клей знал теперь, что настоящая Шелби была испуганной, неуверенной в себе женщиной, которая только лишь притворялась «железной леди». Еще никогда в жизни Шелби не злилась так на человека, которому удалось ее понять. – Нет! – закричала Шелби, когда Клей протянул ей руку. Она удержалась на ногах, схватившись за край дивана. Затем бросилась к входной двери. За секунду до того, как она добежала до двери, ее с грохотом захлопнули, и перед Шелби выросла массивная фигура Клея Траска.

– Шелби, – прошептал Клей. – Прости меня.

Она почувствовала, что ей не хватает воздуха, но в глубине души знала, что злится вовсе не на Клея, а на то, что он слишком хорошо ее понимает.

Клей высказался довольно резко, но, как ни странно, прозвучавшая правда принесла Шелби чувство облегчения. Ей не придется больше задавать себе вопросы и беспокоиться об отношениях с Клеем.

Разве может он любить ее, зная, какая она хрупкая и уязвимая?

– Ты, кажется, читаешь меня, словно книгу, – голос Шелби срывался, но звучал при этом сухо и холодно.

Клей стоял, прижавшись к двери. Он прерывисто вздохнул и покачал головой.

– Ты ведь тоже хорошо меня понимаешь, – сказал он. – Но я думал, что это не помешает нам…

– Не помешает в чем?

– Не помешает испытывать чувства друг к другу.

Шелби недоверчиво усмехнулась.

– Послушай, Клей, игра закончена!

– Игра?

– Конечно. Игра, которая называется «я-неравнодушен-к-тебе-несмотря-на-все-твоинедостатки».

Клей пристально вглядывался в ее глаза.

– Это не игра. Я действительно к тебе неравнодушен.

Шелби отмахнулась от слов Клея, хотя это были именно те слова, которые она больше всего мечтала услышать.

– Я продам тебе землю. Ведь этого ты добиваешься? Как только найдутся письма, я… не уверена, что захочу здесь оставаться.

Клей растерянно разглядывал ее лицо.

– Дело не в земле.

– Разве? – Шелби не могла больше выдержать его взгляд. Сглотнув слюну, она продолжала: – Иногда мне кажется, что у нас любовный треугольник – земля твоя истинная любовь, а я – временная подружка, довольно забавная и даже полезная, но слишком несовершенная для настоящей любви.

– Я вовсе не пытаюсь хитростью выманить у тебя землю! – воскликнул Клей, напомнив Шелби об обвинениях База Матиса на балу Роз. Шелби подумала, что Баз неплохо знал расстановку сил. Клей Траск принадлежал к сливкам общества Луисвилла и должен был выбрать жену своего круга, вроде Хетер Скотт.

Шелби взглянула на его красивое лицо и сразу поняла, почему так больно было сознавать горькую правду.

– Неужели ты не можешь хоть раз быть со мной честным?

Клей не мог больше сдерживаться. Он обнял Шелби за талию и притянул к себе.

– Как я могу убедить тебя?

Шелби не могла противостоять близости его тела, желанию, горящему в глазах. Разве он не понимает, что можно закончить представление? Земля уже принадлежит ему. И незачем продолжать разбивать ее сердце! Она потянулась назад, чтобы оттолкнуть руки Клея, и случайно сбила со стоящего у двери столика старинную лампу. Цветной стеклянный абажур разбился на мелкие кусочки.

– О, нет! – воскликнула Шелби.

Но Клей даже не взглянул на разбитую лампу.

– Это был всего-навсего предмет обстановки, – сказал он. – И твоя собственность – это всего-навсего земля. Такие вещи значат для меня гораздо меньше, чем люди. Хочешь знать, что действительно имеет для меня значение?

Шелби отрицательно затрясла головой.

– Не говори об этом.

– Ты в солнечный день.

Шелби извивалась, пытаясь освободиться от объятий Клея, но его теплые руки, такие нежные и сильные, не отпускали ее. На свете не было ничего приятнее этих объятий. Но почему за это удовольствие надо платить такой болью!

– Я хочу уехать!

– Только когда я закончу, – Клей был полон решимости выяснить отношения до конца, чего бы это ни стоило.

– Ты думаешь, что я не всегда говорю всю правду, – сказал он. – Ты права. Не всегда. Глаза Шелби расширились.

– Я совсем не идеален. Я вовсе не такой хороший человек, как ты. Не качай головой. Это правда. Ты никогда не идешь на компромисс. Если ты считаешь что-то правильным, то прямо говоришь об этом. Ты живешь просто. Ты сама сделала свою жизнь такой простой, решив раз и навсегда, что в ней главное, и никогда не отклоняясь от этого. Ты знаешь, как это восхищает меня? Нет, ты наверное не знаешь, потому что дело совсем не в этом.

Клей ослабил объятия, но Шелби замерла, слушая его слова.

– Не в этом? – переспросила она.

– Нет, – Клей покачал головой.

Несколько волнистых белокурых прядей упали ему на лоб. Сейчас он походил на могучего викинга из северных легенд, но не похоже было, чтобы Клей и на этот раз собирался рассказывать ей сказки. Нет, его неуловимые глаза смотрели на нее с таким жаром, что по телу Шелби побежали мурашки.

– Дело в гораздо более глубоких вещах, – продолжал Клей. – Ты и сама знаешь, что ты прекрасная журналистка и хороший человек. Но ты хочешь осознать себя настоящей женщиной. Не думаю, что в этом помогут письма Дезире.

На лице Клея была написана такая убежденность и настойчивость, что Шелби немного испугалась. Сердце ее учащенно билось, взволнованное ожиданием.

– Ты… красивая. Да, да, это так. Может, это не традиционная красота, но это нечто гораздо более редкое. Твоя красота – продолжение твоей жизнерадостности, твоего чувства юмора, твоих душевных качеств. Только пойми меня правильно! Мне нравятся твои рыжие волосы, твоя стройная фигура, высокий рост, твои длинные ноги, но мимо тебя невозможно пройти именно потому, что на твоем хорошеньком личике отражается сила характера. Красота, которой ты так восхищаешься, явление временное. А та красота, которую вижу я всякий раз, когда общаюсь с тобой, неподвластна времени, с годами она станет только богаче красками и оттенками.

Если бы Шелби попросили написать слова для подобной речи, она не смогла бы придумать более трогательного заявления. Она молчала, пораженная красноречием Клея, его пылким тоном. – Я… я хочу верить тебе, – запинаясь произнесла Шелби. – Я хочу этого больше всего на свете.

Клей разжал объятия. Он не станет удерживать ее силой. Но теперь Шелби не могла уехать.

– Честно предупреждаю тебя, Шелби. Я не идеален. Никогда не был идеальным – ни в школе, ни сейчас. Ты никогда не идешь на компромисс, но ты ведь отвечаешь только за себя. А я нет, и, что гораздо важнее, я не хочу отвечать только за себя! Я хочу, чтобы в моей жизни были другие люди. Я хочу, чтобы в ней была ты.

Он взял Шелби за руки, но теперь его собственные руки были нежными и какими-то неловкими.

– Итак, я предупредил тебя. Ты знаешь о моих недостатках. Но я прошу тебя – и если ты вообще чему-то веришь, поверь и этому – я прошу тебя пустить меня в свою жизнь. Мы принадлежим друг другу.

Он произнес слово, которое привело Шелби в ужас.

– Люди не принадлежат друг другу, – воскликнула она, инстинктивно отстраняясь от Клея.

Клей шагнул вслед за ней, в глазах его застыло упрямое выражение.

– Но только это имеет смысл. Здания рушатся, бумага выцветает, но то, что происходит между мужчиной и женщиной, переживает века. И ты не сможешь убедить меня, что ничего ко мне не испытываешь.

Лицо его было теперь всего в нескольких дюймах от лица Шелби.

– И все же это так, – солгала она.

Клей обнял ее за талию, медленно, но неумолимо притягивая к себе. Он потерся щекой о щеку Шелби, потом долго целовал и нежно покусывал ее шею.

– Да, – прошептал он, лаская языком ее ухо. Дойдя до мочки, он легонько пососал ее.

– Тебе нужна моя земля, – едва слышно произнесла Шелби.

– Сейчас я скажу тебе, что мне нужно.

Губы Клея завладели ее губами, ясно давая понять, что ему нужна именно она. Поцелуй был страстным, почти грубым, словно Клей требовал от Шелби признаться, что он ей необходим. В ответ Шелби протолкнула язык ему в рот, поцелуй ее выражал не только желание, но также тайное признание в собственной уязвимости. Да, Клей был ей нужен, она его хотела. И, словно прикосновения языка и рук могли передать ее чувства, она продолжала впиваться в его губы, скользя по спине дрожащими от нетерпения руками.

Уловив перемену в поведении Шелби, Клей начал медленно водить руками по ее телу. Он коснулся каждого чувствительного места, словно боялся, что Шелби оторвется от него до того, как он успеет исследовать каждый дюйм. Жар его блуждающих рук проникал сквозь тонкую футболку и короткие шорты Шелби.

Пальцы Клея скользнули к поясу ее шортов. Достаточно всего нескольких секунд, чтобы скинуть одежду. Клей нежно ласкал ее грудь, доставляя тем самым немыслимое удовольствие, она почувствовала в самой глубине своего тела мучительный жар. Шелби хотела ощутить плоть Клея внутри себя, она хотела быть с ним, принадлежать ему.

Он так хорошо понимал ее. Шелби никогда никому не принадлежала – ни подругам в школе, ни Дезире. И вот теперь мужчина ее мечты предлагает ей тепло и любовь. А она долго, так долго жила среди холода.

Так может ли она рискнуть? Рассудок говорил «нет». Шелби привыкла к одиночеству и независимости. Она боялась быть отвергнутой. Она ведь и так одна. Так может ли Шелби рискнуть и впустить в свое сердце Клея Траска? Тихий голос, радостно пробивавшийся изнутри, говорил «да».

Она должна поверить, что Клей действительно к ней неравнодушен. Тело ее дрожало от радости принятого решения и от удовольствия, которое доставляли прикосновения Клея. Руки его ласкали теперь ее ягодицы, он прижимал ее бедра к проступавшей сквозь джинсы восставшей плоти. Шелби ритмично отвечала на толчки его тела, разжигавшие внутри огонь.

Но даже когда в голове у нее уже замаячил образ кровати с бронзовым изголовьем, Шелби не могла забыть о том, о чем ее предупредили. Он не идеален. Нужды других людей часто становятся на первое место, оттесняя на задний план его собственные. Осталось ответить только на один вопрос: чьи нужды для него важнее – Шелби или его семьи. Она так и не знала, что произошло в беседке.

Но все это постепенно вытеснялось из ее сознания страстью, разбуженной прикосновениями Клея. Хижина, Луисвилл, вся планета перестали существовать для Шелби. До сознания ее не сразу дошли звук распахнувшейся двери и громкий баритон, который закричал:

– Клей! И как это тебе пришло в голову уехать из дома, когда…

Джон Траск осекся, увидев Шелби и Клея. Они перестали целоваться, но тела их оставались сплетены так тесно, что не могло быть никаких сомнений в том, что здесь происходит.

Богатый словарный запас Джона Траска неожиданно изменил ему.

– О! Извините, – все, что он смог из себя выдавить. Он достал из кармана костюма для игры в гольф носовой платок и вытер побагровевший лоб.

– Что случилось, папа? – спокойно спросил Клей.

Шелби отстранилась от Клея.

Джон потер бородку.

– Я хотел поговорить с тобой, и твой дедушка сказал, что ты можешь быть здесь.

– Я действительно здесь. Добро пожаловать. Ты помнишь Шелби?

– Здравствуйте, мисс Шелби, – сказал Джон. – Уф. Да тут жарко! Сынок, разве у тебя нет кондиционера?

– Он в спальне, – сказал Клей. – Можешь пройти туда.

Джон фыркнул.

– Нет, спасибо. Здесь все выглядит странно знакомым. – Он подошел к сыну и, наклонив голову, прошептал: – Ты должен вернуться домой. Папа очень плох. А ты ведь знаешь, я не умею с ним обращаться.

Клей кивнул. Повернувшись к Шелби, он сказал:

– Мы должны вернуться. Ты ведь знаешь, что в беседке с моим дедушкой случился приступ.

Джон удивленно поднял голову. Клей обнял отца за плечи.

– Она знает, пап. Она видела все через окно беседки.

Но объяснений Клея было явно недостаточно, чтобы с лица Джона исчезло тревожное выражение. Однако он овладел собой ровно настолько, чтобы сказать:

– Мой отец в предынфарктном состоянии.

– Мне очень жаль, – сказала Шелби.

Клей искоса бросил на нее виноватый взгляд, но так или иначе сияние чудного летнего дня казалось теперь не таким ярким.

Прежде чем сесть в свой «кадиллак», Джон сказал:

– Вы ведь придете на пикник фирмы «Трамарт» на той неделе, не так ли? Мы были бы рады вас видеть.

Клей ничего не говорил ей о пикнике. Он выглядел немного недовольным.

– Ты приглашена, Шелби, – сказал Клей. – Мы зовем не только сотрудников, но и друзей. Я не говорил тебе об этом, поскольку ты отказывалась выходить из дома.

Объяснение было вполне убедительным, но, с другой стороны, за прошедшие несколько недель Клей использовал любой повод вытянуть ее из дома. Так почему же он ни словом не обмолвился о пикнике?

Дело принимало любопытный оборот.

– Думаю, я смогу прийти, – сказала Шелби.

Джон улыбнулся.

– Мы собираемся хорошо поесть, – сказал он. – Привезем туда мангал, половину говяжьей туши, зажарим ее на вертеле со специальным соусом Мэри-Элис. Ну и еще всякие там ребрышки, гамбургеры, сосиски.

Шелби и Клей рассмеялись.

– Я заеду за тобой в одиннадцать в следующую субботу, – сказал Клей.

Они забрались в машину и пристегнули ремни безопасности. Клей завел мотор.

– Постарайся обойтись без каскадерских трюков, – попросила Шелби.

– Я – самый тихий водитель в Кентукки.

Шелби улыбнулась. Откинувшись на спинку сиденья, она вспомнила, как всего несколько минут назад летела, купаясь в потоке страсти.

Субботнее утро выдалось жарким и солнечным. К счастью, прошедшая накануне гроза освободила воздух от угнетающей духоты. Земля успела просохнуть, небо было голубым – отличный день для пикника.

Шелби с интересом ожидала праздника компании «Трамарт». Все лето она только слышала о способности Клея руководить людьми, но ни разу не видела его среди сотрудников. Шелби всегда судила о людях по тому, как они обращались с теми, кто слабее их. Она давно обнаружила, что самый обаятельный магнат может оказаться на поверку настоящим разбойником. Сегодня она отыщет еще одну часть головоломки по имени Клей Траск.

Конечно, после этого пикника он вряд ли станет для нее открытой книгой. Какая-то часть Клея все время ускользала от Шелби, но она уже не могла оттолкнуть его. С конца прошлой недели, когда она поверила наконец, что Клей к ней неравнодушен, Шелби жила как во сне. Все еще не найденные письма теперь значили для нее гораздо меньше. Мир сосредоточился для нее в настоящем.

Странные телефонные звонки продолжались, но стали не такими частыми. Шелби решила, что Мейпса посадили на короткий поводок, и ей было очень интересно, постарался ли ради этого Клей, или это его дедушка отдал старику-дворецкому какой-то приказ.

Хотя Шелби была уверена, что на нее напал именно Мейпс, она по-прежнему не рисковала оставлять дом без присмотра и никуда не выходила с прошлой субботы, когда кинулась сломя голову в «Парк-Вью», чтобы поговорить с бывшим слугой Лэнгстаффов. Вернувшись, Шелби не обнаружила следов вторжения – все камни, положенные на подоконники, были на своих местах. Она решила отправиться с Клеем на пикник. У нее было предчувствие, что на празднике произойдет что-то особенное. За прошедшую неделю оно только усилилось.

Клей дважды приходил помочь ей искать письма, и каждый раз был с ней ласковым и нежным. В первый раз он принес букет из цветов, собранных в «Парк-Вью». А во время второго визита они наслаждались изысканной едой, которую приготовил в доме Шелби специально приглашенный шеф-повар одного из лучших ресторанов Луисвилла.

Несмотря на все эти романтические жесты, Клей вел себя с Шелби сдержанно. Шелби понимала, что он редко бывал с кем-либо настолько откровенен, как с нею в тот день, в хижине. Для такого человека, как Клей, было нелегко признаваться в собственной уязвимости. Теперь он, казалось, ждал следующего шага от Шелби. Что ж, пикник может стать неплохим поводом форсировать события. Для этого вполне подойдет какое-нибудь уединенное место под сенью могучих дубов, где можно побыть вдвоем. И там она сможет раздуть огонь, который теплился у нее внутри с того самого дня в хижине.

Для такого случая Шелби выбрала белый сарафан на шнуровке, прекрасно оттенявший ее легкий загар и цвет волос. К тому же, в таком наряде не будет жарко. В начале двенадцатого «мустанг» Клея затормозил у парадной двери. Шелби была так рада видеть его, что выбежала из дома, приведя этим в действие сигнализацию.

– Ненавижу эту дрянь! – Шелби напрасно пыталась перекричать оглушительно воющую сирену.

После того, как смеющийся Клей вошел в дом, она переключила сигнализацию. Увидев сарафан Шелби, Клей присвистнул и заставил ее повернуться, чтобы лучше разглядеть наряд. На нем были светлые брюки и светло-голубая рубашка для игры в поло, к которой был приколот значок, возвещавший, что «Сотрудники фирмы «Трамарт» – лучшие любовники».

Заметив надпись, Шелби, скромно потупившись, спросила:

– А как насчет хозяина фирмы?

– Это само собой.

– Еще посмотрим, – поддела его Шелби.

Он хитро улыбнулся. Шелби едва удержалась, чтобы не предложить ему обойтись без пикника.

– А никто из твоих сотрудников не обидится за этот значок? – спросила Шелби, когда они, заперев дом, шли к машине.

– Только не эти люди, – заверил ее Клей. – Приготовься хорошо провести время.

Шелби думала, что пикник устроят в каком-нибудь городском парке. Но, к ее огромному удивлению, Клей повернул к «Парк-Вью». Когда они ехали по Парк-лейн, Шелби увидела вдали «чертово колесо», возвышающееся над множеством красно-белых полосатых палаток.

– Клей, что ты сделал?!