Текст книги "Страстное заклинание"
Автор книги: Линда Гасс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– Ш-ш-ш… – сказал Клей, меняя положение тела. Одной рукой он взял со столика презерватив. Этот простой жест растрогал Шелби. Впервые мужчина сам решил позаботиться о ее безопасности. С Клеем она чувствовала себя как за каменной стеной. Она принадлежала этому мужчине, ее место было рядом с ним.
Когда Клей вошел в нее, ощущение было настолько сильным, что Шелби не смогла сдержать крик. Тела их стали единым целым, и в глубине души Шелби понимала, что сейчас сливаются так же и их сердца. По крайней мере она чувствовала эту незримую связь с Клеем. Она больше не стояла в стороне, на обочине, в ожидании любви.
Это открытие и приятная тяжесть сильного тела Клея захватили ее целиком и полностью. Она почувствовала, как сокращаются мускулы внизу живота, когда Клей наконец позволил себе расслабиться и уступить собственному желанию. Оргазм был настолько сильным, что оба одновременно вскрикнули.
Шелби чувствовала, что с этого момента жизнь ее изменилась навсегда.
Несколько секунд она лежала, насытившись любовью, под тяжестью тела Клея, чувствуя щекой его порывистое дыхание, пока оба они остывали от возбуждения.
Шелби мечтательно улыбнулась и мысленно попрощалась с холодной, циничной особой, которой была еще так недавно. Прощай, узница прошлого! Будущее обещало загладить все прежние обиды.
Клей медленно поднялся и пошел в ванную. Шелби тут же почувствовала, что ей не хватает тяжести его тела. Она завернулась в покрывало, пытаясь согреться, но это было не то. Ничто не могло заменить тепло огня, который разжигал в ней Клей.
Шелби слышала, как он выходит из ванной, но Клей направился не в спальню. Немного обидевшись, Шелби позвала его.
– Пожалуйста, не одевайся, – смеясь, крикнул он. Наконец Клей вернулся, неся в руках бутылку дорогого шампанского и два бокала, напоминавших по форме тюльпаны.
– Это должно быть в каждой хижине, – пошутил Клей, усаживаясь на кровать с бутылкой в руках. Он был по-прежнему голым и прекрасно чувствовал себя в этом состоянии. Откупорив бутылку, Клей разлил по бокалам шипящую жидкость. Протянув один из них Шелби, он поднял второй и сказал:
– За нас!
– За нас! – повторила Шелби, всем сердцем веря этим словам.
– Иногда я верю в пользу денег, – сказала она, потягивая шампанское.
Клей вытянулся на постели рядом с Шелби, и она накрыла его и себя покрывалом. Прислонившись к бронзовому изголовью, он одной рукой обнял ее.
– Так значит, ты начинаешь видеть свои прелести в грязном мешке с деньгами?
– Я начинаю понимать, что деньги дают право выбора – и даже кое-какие возможности.
Клей поставил свой бокал на тумбочку возле кровати и повернулся к Шелби.
– Это что-то новенькое!
– Да, – подтвердила она, – хотя открытие немного запоздало. Всю жизнь я с предубеждением относилась к тому, что делают с людьми деньги. Я считала, что никто не способен остаться человеком, имея солидные доходы. – Шелби криво усмехнулась. – И была стойкой в своих убеждениях.
– Да? А я и не заметил, – пошутил Клей.
– Но потом я встретила тебя, и мысли мои потекли по другому руслу. Я все время пыталась понять, был ли ты исключением из правила, или само правило было неверно. – Голос Шелби становился все серьезнее. – Я сопротивлялась своим чувствам к тебе. Я хотела, чтобы ты оказался ненастоящим, чтобы выяснилось, что за твоим неотразимым шармом скрывается бессердечный стяжатель. Но я ошибалась.
Лицо Клея неподвижно застыло.
– И каким же ты видишь меня сейчас?
– Я вижу перед собой человека, который по-настоящему неравнодушен к людям. Я вижу руководителя, который работает гораздо больше своих сотрудников, и они знают это. Все утро сегодня люди подходили и подходили, чтобы поздороваться с тобой, благодарили тебя за программу охраны здоровья, за гибкий рабочий график, благоприятные условия работы. И я наконец поняла, что у богатства могут быть свои положительные стороны, если оно попадает в правильные руки.
– А ты считаешь мои руки правильными? – Клей задал вопрос тихо, словно нехотя выдавливая его из себя.
– О, да! – воскликнула Шелби. – Конечно, ты работаешь, чтобы получать прибыль, но люди – главная твоя забота. Твои сотрудники, твоя семья…
– Я святой, – сказал Клей, протягивая руку за бокалом с шампанским.
– Думаю, несколько секунд назад мы с этим покончили.
Клей улыбнулся, но Шелби почувствовала, что слова ее не произвели того впечатления, на которое она рассчитывала.
– Клей, я попыталась объяснить, что ошибалась в тебе. Я во многом ошибалась.
Клей покачал головой.
– Нет, это ты разбудила меня и заставила понять многие бесспорные истины.
Шелби погладила грудь Клея.
– Например то, что ты не идеален? Эй, я прощу тебя, если ты простишь меня.
Клей остановил на Шелби взгляд, в котором читались одновременно надежда и недоверие.
– Ты действительно так поступишь?
Реакция Клея озадачила Шелби.
– Конечно. А что я могу узнать про тебя такого страшного, чего нельзя будет простить?
Клей открыл было рот, но тут же осекся. Шелби не могла ничего прочесть за отрешенным взглядом его зеленых глаз, и на секунду ей показалось, что вернулся прежний, ускользающий от нее Клей. Он натянул покрывало повыше.
– Не знаю. Люди часто разочаровывают, даже те, кого любишь. – Он посмотрел в сторону. – Особенно те, кого любишь.
Шелби потерлась носом о шею Клея, надеясь разрядить таким образом напряженную атмосферу.
– Ведь в нашей команде пессимистом всегда была я, ты разве забыл? Отношений без проблем не бывает, но я думаю, нам повезет.
Шелби пощекотала Клея, чтобы хоть как-то рассеять его плохое настроение. Сама она чувствовала себя замечательно и хотела, чтобы Клей был сейчас таким же беззаботным. Ведь можно же перестать беспокоиться о других хотя бы на один день. Долгий, неторопливый поцелуй вернул ему хорошее расположение духа.
– Ты счастлив? – пробормотала Шелби, касаясь языком одного из сосков Клея.
У него сразу перехватило дыхание, но он сумел выдавить «да».
– И ты никогда не позволишь мне уйти?
– Никогда! – воскликнул Клей, поворачиваясь так, что тела их снова плотно прижались друг к другу.
Шелби подумала, что сейчас они снова займутся любовью.
– Я хочу, чтобы ты осталась со мной, – сказал Клей.
– Конечно, дорогой. И сегодня ночью я тоже останусь. Кстати, могу я называть тебя этим сентиментальным словом?
Клей широко улыбнулся.
– Можешь называть меня как угодно, только не «королем танцев». Но, Шелби, я говорил не об одной ночи. Я хочу, чтобы ты осталась в Луисвилле насовсем.
Шелби привстала, опершись на локоть.
– Ты действительно этого хочешь?
Выражение лица Клея пьянило ее сильнее шампанского.
– Да, – объявил он. – Вот только не знаю, имею ли я право просить тебя остаться. Столько всего произошло этим летом, к тому же, было еще другое лето – шестьдесят лет назад. Мы оба обременены определенным багажом – можно даже сказать, шрамами, некоторые из которых являются последствиями того, что тогда случилось. Если ты останешься в Луисвилле, многое будет напоминать тебе об этом, не говоря уже об уроне, который это нанесет твоей карьере.
Клей снова думал о других в ущерб себе.
– А если представить, – начала Шелби, – что одного из множества препятствий больше не существует? Тебе легче будет попросить меня остаться?
Клей сел на кровати.
– Что ты имеешь в виду?
Ответ на этот вопрос зрел в голове Шелби весь сегодняшний день.
– Как только я поняла, что деньги, полученные за землю Дезире, могут скорее освободить, а не развратить меня, я тут же вспомнила обо всех авторских планах, которые мечтала осуществить. Раньше я могла только мечтать, потому что у меня не было денег, на которые я могла бы жить, работая над книгами. Я хотела писать целые исследования по социальным проблемам и художественные произведения. А это можно делать в любом месте.
Лицо Клея немного разгладилось, но слов Шелби было явно недостаточно, чтобы успокоить его окончательно. Что ж, она сумеет его убедить!
– Думаю, я по-настоящему освободилась около двух часов назад. Одна встреча на ярмарке показала мне, что я не только жила прошлым, но еще и цеплялась за свои старые страхи.
Клей выглядел озабоченным.
– Что это за встреча?
– О, тут не о чем беспокоиться. Просто это была ситуация, когда я дала вырваться на свободу своим страхам, чтобы тут же убедиться, что все время была не права. Пусть прошлое уходит в прошлое. А я хочу двигаться вперед. Вместе с тобой.
Теперь Клей верил ей, верил каждому ее слову. На лице его отразилась радость и какая-то почти болезненная нежность.
– О, Шелби, – сказал он, пряча лицо в копну ее рыжих волос.
Шелби закрыла глаза, радуясь, что чувствует радость и облегчение Клея.
– Мне начинает нравиться дом Дезире, – сказала Шелби, положив голову на плечо Клея. – Но там слишком много вещей, вызывающих грустные воспоминания. Настала пора заглянуть в будущее.
– В наше общее будущее, – пообещал Клей.
Повернув к себе голову Шелби, он снова поцеловал ее. Поцелуй этот мало напоминал те, другие, которыми они обменивались, занимаясь любовью. Сейчас поцелуй говорил о благодарности Клея за тот подарок, который преподнесла ему сегодня Шелби, о чувстве, не столь горячем, как страсть, но куда более глубоком, чувстве, известном только человеческому сердцу.
Они снова занялись любовью. На этот раз Шелби была сверху, она двигалась в такт движениям Клея, отдаваясь ему целиком и полностью, стараясь доставить наибольшее удовольствие.
Пикник как раз закончился, когда Клей и Шелби вернулись в «Парк-Вью». Клей отвез Шелби домой и нежно поцеловал на прощанье. «Вполне приличная сцена прощания», – подумала Шелби. Если не считать того, что губы ее немного болели после других, более страстных поцелуев.
Клей хотел, чтобы они вместе провели ночь в хижине. Шелби хотела того же, но потом решила, что было бы слишком рискованно покидать дом на всю ночь. К счастью, в доме было тихо, все двери заперты. Непохоже, чтобы кто-то пытался сюда проникнуть. Но даже если бы все было по-другому, Шелби все равно бы не пожалела, что согласилась отправиться на пикник. Она со счастливой улыбкой бродила по комнатам и вдруг поняла, что настало наконец время свести счеты с прошлым. Пора собирать вещи Дезире, да и свои собственные, чтобы вскоре покинуть этот дом.
Теперь, когда Шелби приняла решение о продаже земли, ей хотелось, чтобы все произошло как можно быстрее. Клей настаивал на том, что заплатит сумму, превышающую все предложения, которые поступили от База Матиса. Шелби с неохотой согласилась, поскольку Клей не желал слушать никаких возражений.
Стоя в полумраке комнаты Дезире, Шелби размышляла, с чего начать. Она тщательно обыскала комнату, но при этом вовсе не думала, что из вещей оставит себе. Шелби решила начать с ближайшего чулана. Он был очень глубоким, внутри по обе стороны висела одежда. Размеры чулана позволяли углубиться на несколько футов внутрь, но, как ни странно, здесь не было света. Шелби еще раз подумала о том, что Дезире никогда ничего не выбрасывала. Это перестало казаться странным. Она с гордостью отметила про себя, что многие вещи, висящие в чулане, были по-настоящему красивы. Они были сшиты в классическом стиле, и ребенком Шелби никогда не замечала их красоты, потому что тогда этот стиль уже вышел из моды. Отложив в сторону платье из черной шерсти фасона сороковых годов, которое собиралась оставить себе, Шелби сложила остальную одежду в пакеты.
Теперь обувь. Взяв бумажный мешок, Шелби опустилась на колени и принялась складывать в него бальные туфли, сапоги, туфли с супинаторами – их она обнаружила в дальнем углу чулана. Неожиданно рука нащупала узкую щель в обоях, которыми был оклеен чулан.
Шелби ощупала щель пальцами и, к великому удивлению, обнаружила, что перед ней не что иное, как дверь. Хотя в комнате горел свет, чулан был настолько глубоким, что задняя стенка его абсолютно не освещалась. Шелби не обнаружила дверной ручки, но смогла просунуть пальцы в щель. Она потянула на себя, но дверь не поддавалась. Шелби попробовала еще несколько раз, но все попытки оказались неудачными, она только сломала два ногтя. Однако, постучав костяшками пальцев по стене вокруг, Шелби снова убедилась, что та часть стены, вдоль которой шла трещина, чем-то отличается от остального пространства.
От возбуждения у Шелби вспотели руки. Она продолжала сражаться с таинственной дверью. Наверное, Шелби нашла наконец нужное положение, потому что стена вдруг заскрипела и поддалась. Ошеломленная, Шелби стояла перед черной дырой. Прежде чем решиться зайти внутрь, она сходила вниз и взяла фонарик. Включив его на полную мощность, Шелби направила луч в отверстие.
Перед ней была комната. Посветив фонариком вокруг, Шелби обнаружила свисающий с потолка длинный шнур. Потянув за него, она зажгла свет.
В ту самую секунду, когда комната осветилась, Шелби вдруг поняла, что нашла наконец письма. Небольшая комната была словно святилищем далекого прошлого. Здесь все выглядело как в начале тридцатых годов – мебель, пледы, лампы. Однако пустая бутылка из-под «диет-соды» в корзине для мусора подсказала Шелби, что комнатой пользовались и в последние годы. И все же хозяйка комнаты явно хотела, чтобы время здесь остановилось на том периоде, когда она была счастлива.
Само существование комнаты поразило Шелби, но потом она вспомнила, что Дезире часто говорила о том, что в доме множество помещений, некоторые из которых расположены весьма странно. Во время сухого закона одно из них запечатали и использовали для хранения спиртного. Наверное, это была именно та комната.
Но каково бы ни было ее изначальное предназначение, сейчас комната выполняла одну-единственную функцию. Она хранила память о Форде Траске.
Его портрет в рамке висел рядом с креслом. Шелби чуть не задохнулась, когда увидела его. На нее смотрела копия Клея. Мужчина был немного худощавее, с гладкими волосами, разделенными посередине пробором, но лицо было лицом Клея. Шелби знала, что перед ней Форд Траск. Дрожащими руками она открыла стоящее рядом с креслом небольшое бюро. Там лежали связанные аккуратными стопками письма.
10
Шелби стояла неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. На смену эйфории прошедшего дня пришел смутный страх. Шелби хотелось закрыть бюро, захлопнуть за собой потайную дверь. Она хотела быть счастливой, а внутренний голос предупреждал, что письма могут все разрушить.
Но все же Шелби не могла сделать вид, что их не существует. Душа Дезире, ее настоящая душа, которой никто не знал при жизни, витала над комнатой и молила об освобождении. Шелби поняла, что ради Дезире, и только ради нее должна прочитать их. Бабушка вполне заслуживала, чтобы ее выслушали напоследок.
«Но только не в этой комнате», – подумала Шелби. Она быстро взяла стопки писем, погасила свет и вернулась в спальню. Она должна была догадаться, еще когда нашла обрывок конверта под кроватью, что письма где-то рядом. Но откуда такая страсть к конспирации? Что такое было в этих письмах? Потайная дверь захлопнулась за ее спиной.
Оказавшись в спальне, Шелби развязала стопки и обнаружила, что письма разложены в хронологическом порядке. Любую историю надо читать с начала. Поэтому Шелби взяла конверт с самой ранней датой, надписанной в левом нижнем углу почерком Дезире. Двенадцатое сентября тысяча девятьсот тридцать второго года. Хотя все письма были адресованы Дезире, только на некоторых из них были марки.
Причина прояснилась в четвертом или пятом письме. Звезды явно не благоприятствовали любви Форда и Дезире.
Они встретились на ярмарке штата Кентукки в августе тридцать второго года. Форд писал об этом простыми словами, идущими от самого сердца:
«Ты была такая красивая. Я не знал, решусь ли подойти и заговорить с тобой. Я притворился, что разглядываю каждую вышивку на выставке, но на самом деле смотрел только на тебя. Твои красивые голубые глаза, роскошные волосы, обворожительная улыбка. Я слушал, как ты разговариваешь с людьми, голос твой звучал так чисто, и я удивлялся, что осмелился даже подумать о том, чтобы заговорить с тобой. Но когда ты посмотрела на меня, я понял, что смогу это сделать».
Шелби вспомнила разговор с Клеем, когда он впервые рассказал ей о письмах. Он сказал тогда, что Форд и Дезире встретились на ярмарке штата. Дезире получила в тот год голубую ленту за вышивку, а Форд вернулся домой с первым призом за выкормленную им свинью, Хомера. Сегодня, спустя шестьдесят лет, Шелби слышала на пикнике, как люди говорили о ярмарке штата этого года, которая должна была состояться через несколько недель.
Вздохнув, она снова стала разбирать выцветшие буквы в письме Форда. Употребляя самые красочные и трогательные эпитеты, он вспоминал, как чудесно прошло их первое свидание, и спрашивал Дезире, согласна ли она «поддерживать с ним отношения». Шелби нервно сглотнула. Бабушка сохранила даже самое первое письмо Форда. Именно тогда, осенью тридцать второго года, начались их отношения, возникла связь двух людей столь разного происхождения, но так хорошо подходящих друг другу.
Форд писал, что, встретив Дезире, он впервые начал мечтать и строить планы. Она заставила его почувствовать себя джентльменом. Еще он писал, что рад быть человеком, с которым Дезире может иногда поговорить, чтобы не чувствовать себя такой одинокой в большом пустом доме.
Все шло хорошо, пока Боуден, отец Дезире, не узнал, что один из его арендаторов встречается с его дочерью. Насколько поняла Шелби, Дезире встречалась с Фордом вне дома и сначала всецело доверяла почте. Форд был бедным фермером и, наверное, не имел телефона. Однако, по мере того как углублялись их отношения, становилась неизбежной встреча с семьей Шелби.
Боуден был в ярости. И не только потому, что роман держали от него в секрете. Его бесила сама идея возможности этого романа. Форд извинился за свое «не вполне благородное» поведение, но отец Дезире обругал его.
«Он настойчиво требовал, чтобы я оставил тебя в покое. Обозвал меня подонком! Мне никогда не пришло бы в голову толкнуть его, моя дорогая, но он так ужасно себя вел. Мне трудно поверить, что отцом такой безупречной леди может быть этот грубиян».
Боуден запретил дочери встречаться с Фордом, и письмо с описанием их жестокого спора стало первым письмом без марки и почтового штемпеля. Шелби не могла понять, в чем дело, пока не прочитала следующее послание.
Запретив Дезире и Форду встречаться, Боуден, будучи строгим отцом образца викторианской эпохи, пошел дальше и стал контролировать ее почту. Им нужен был посредник, чтобы передавать письма и помогать устраивать тайные свидания. Юную пару не покидала решимость быть вместе. Как хорошо, писал Форд в следующем письме, что Дезире нашла слугу, которому можно доверить передачу писем. Конечно, каждый раз ей приходилось давать ему немного денег, но ведь парень рисковал, нося их письма.
«Хороший парень», – писал Форд про Мейпса, которого Дезире использовала в качестве посыльного. Шелби чуть не задохнулась. Наконец-то ей открылось, в чем состоит давняя связь между Фордом и Мейпсом. Она почувствовала смутную тревогу. Спустя шестьдесят лет после того, как было написано письмо, эти двое по-прежнему чем-то связаны. Совпадение? Шелби продолжала читать.
Письма, написанные в последующие недели и месяцы, говорили о растущей любви Форда к Дезире. Форд пел дифирамбы совершенству Дезире и настойчиво убеждал ее вступить в борьбу с отцом. Он писал, что этот человек стал «ее тюремщиком». Форд хотел забрать ее из этого «дома, полного ненависти», но не знал, как это сделать. Он планировал выкупить со временем ферму, которую брал в аренду, но на это ушли бы годы.
Мнение Шелби о Форде Траске постепенно менялось. До сих пор он был самой загадочной фигурой во всей этой истории. Почему он так сильно хотел получить назад эти письма, что сначала попросил Клея, а потом приказал Мейпсу добыть их любым путем? Почему так боялся, что их прочтут, что скрывал? Однако в письмах Форд Траск представал перед ней открытым, трогательно-прямым человеком. Его преданность Дезире сквозила в каждом письме, так же, как и возрастающее отчаяние.
Получив право называть ее своей невестой, он стал бы «счастливейшим из живущих. Вчера ночью, держа тебя в своих объятиях, я вдруг понял, что ни за что не могу потерять тебя».
Речь шла о той ночи, когда связь между ними сделалась еще теснее, потому что, как с удивлением прочитала Шелби, Дезире отдалась Форду. Несмотря на неуклюжий, полуграмотный стиль письма, описание их близости казалось весьма лирическим.
«Я не имел права просить у тебя то, что ты мне дала. Я знаю, что женщина не отдала бы того, что так бережет, если бы в сердце ее не жила настоящая любовь. Я в неоплатном долгу перед тобой, и любовь моя растет с каждой минутой. Люди сказали бы, что теперь я должен жениться на тебе, чтобы снова сделать тебя честной женщиной. Я мог бы ответить им, что ты и без этого самая правдивая и самая прекрасная девушка на свете. И я готов сдвинуть землю и небо, чтобы назвать тебя своей, хотя и сейчас в сердце своем я чувствую себя твоим мужем».
На глаза Шелби навернулись слезы. Любовь Форда и Дезире казалась нерушимой. Так что же произошло? На часах было уже за полночь, но Шелби не могла лечь, пока не прочитает все письма.
Форд и Дезире ходили по тонкому льду. Несмотря на все усилия, Боуден подозревал, что связь их продолжается. Форд беспокоился по этому поводу, но в то же время ему хотелось заявить о своей любви открыто. Дезире же считала, что надо набраться терпения. Ведь при первой встрече с Боуденом Лэнгстаффом дело чуть не закончилось дракой. И Форд сам признавался, что финансовое положение пока не позволяет ему жениться на Шелби.
Когда Боуден Лэнгстафф удивил дочь, подарив ей на день рождения тур в Европу, Форд нисколько не сомневался, что он все знает о них. Несколько месяцев в Англии, Франции и Италии были преподнесены Дезире в качестве подарка на ее двадцать первый день рождения.
Форд был в панике. Даже если бы они убежали, он не смог бы обеспечить Дезире, потеряв ферму. К тому же, она заслуживала большего, чем роль жены фермера. Что им оставалось делать?
К удивлению Шелби, план предложила мягкая и робкая, запуганная отцом Дезире. Она владела совместно с Боуденом участком земли в восточной части города. Ей уже исполнился двадцать один год, и она могла передать свою собственность кому пожелает, но, чтобы договор был законным, требовалась также подпись отца.
Дезире решила, что они должны подделать подпись Боудена. Будучи взрослой, при наличии обеих подписей Дезире могла распоряжаться землей по собственному усмотрению. Они состряпали договор, и Форд вступил во владение землей.
Шелби села на кровати. Дезире подарила Форду именно ту землю, с которой началось спустя тридцать лет процветание семьи Трасков. На лбу выступили капельки пота. Один за другим на поверхность всплывали все новые секреты.
Получив хорошую плодородную землю, которая могла прокормить их первое время, они решили бежать. В тот день, на который был назначен побег, случилось несчастье. Шелби прочла об этом дне в письмах, на конвертах которых снова появились почтовые марки и штемпели разных городов. Форд писал:
«Это был несчастный случай, любовь моя. И ты это знаешь. Мужество, которое ты проявила в тот день, будет поддерживать меня в дни разлуки. Но мы обязательно снова будем вместе. Я клянусь Всемогущим Господом, что будет именно так! До сих пор не понимаю, как все это могло случиться».
Несчастным случаем, о котором упоминал Форд, была смерть отца Дезире. Мейпс «продал» их и предупредил Боудена Лэнгстаффа о готовящемся побеге. Отец запретил Дезире покидать дом. Когда его любимая не пришла к зданию суда, где они собирались пожениться, Форд был вне себя. Он решил пойти к ней домой, чтобы вызволить ее и «наконец-то объясниться с твоим отцом и заявить ему о серьезности своих намерений».
Решение Форда оказалось роковым. Боуден и мать Дезире отказались выслушать их мольбы. Когда Дезире сказала, что выйдет замуж за Форда без разрешения отца, Боуден ударил ее.
Это окончательно вывело Форда из себя. Он писал:
«Я не мог позволить ему так обращаться с тобой! Моя кровь просто вскипела при виде этого. Я должен был защитить твою честь. Я был обязан это сделать!»
Последовавшая за этим драка привела к смерти Боудена Лэнгстаффа. Звуки борьбы привлекли Мейпса, который, «должно быть, подслушивал у замочной скважины». Мейпс попытался разнять дерущихся, но, насколько поняла Шелби, отец Дезире окончательно потерял контроль над собой и бросился на Форда и Мейпса с кочергой, которую схватил у камина. Драка продолжалась, и в какой-то момент Форд ударил Боудена, который, отлетев, ударился головой о мраморный столик и тут же умер.
Шелби думала о том, каким ужасом было для Дезире видеть, как ее любимый случайно убил ее отца. Тем не менее и на этот раз она оправилась первой.
«Ты так быстро поняла, что никто не поверит в несчастный случай, особенно после моей первой стычки с твоим отцом, которую видели слуги. Я никогда не забуду, как ты нашла в себе силы подумать о моей беде, так страдая от своей собственной».
У Дезире было очень мало времени, чтобы что-нибудь придумать. Она объяснила рыдающей матери, что у них есть два выхода. Первый – позвать полицию, рассказать о драке, в которой участвовали ее любовник, слуга и ее отец, и надеяться, что полиция, а также соседи, поверят в то, что это был несчастный случай. Или они могут сказать, что Боуден Лэнгстафф случайно упал, ударился головой и умер.
Мать Дезире согласилась на второй вариант. Стороны сошлись на том, чтобы скрыть истинную суть происшедшего. Форд покинул Кентукки, чтобы переждать, пока улягутся страсти. Похороны были скромными. Вскоре после них Мейпс оставил службу у Лэнгстаффов, мучаясь угрызениями совести и страхом, что в один прекрасный день его могут обвинить в смерти Боудена. Форд писал:
«Мейпс очень жалел о случившемся. Думаю, он проведет остаток жизни с мыслями о том, как предал нас и что из этого вышло».
После похорон Дезире оставалось только сидеть и ждать.
«Я вернусь за тобой», – снова и снова обещал Форд в каждом письме. Его отъезд из Кентукки был идеей Дезире.
«…Только пока улягутся страсти, – предупреждал Форд, – потому что жизнь моя без тебя не имеет смысла. Не могу передать, как горько мне сознавать, что тебе пришлось столько плакать по моей вине. Но я не мог смотреть, как этот человек делает тебе больно».
На письмах стояли штемпели разных городов и штатов. Форд писал, что берется за любую работу, о которой удается договориться. На конверте последнего письма стоял штемпель штата Индиана. Оно заканчивалось небольшим стихотворением:
«Любовь моя выше звездного неба и глубже морских глубин…»
Форд писал, что Дезире увидит его гораздо раньше, чем думает.
Но этому не суждено было случиться. Дезире Лэнгстафф никогда больше не увидела Форда Траска. Она ждала годами, в тревожных мучениях, все время спрашивая себя, что с ним могло случиться. Наверное, она даже пыталась его разыскать, но, судя по последним письмам, Форд постоянно переезжал с одного места на другое.
А потом Дезире поняла, что он никогда не вернется. Она отстранилась от окружающего мира. Разбитая любовь постепенно убивала ее способность радоваться жизни. К тому же в душе ее, наверное, жила вина – вина за подделку документов и за то, что она покрывала убийцу отца. Исчезновение Форда свело ее жертву до уровня фарса. Все было напрасно! И этот чудовищный факт, должно быть, способствовал ее бегству от настоящего – бегству в те времена, когда она была счастлива. Потайная комната была тому ярким доказательством. Шелби поняла, что Дезире продолжала любить Форда, несмотря на все, что он сделал.
К тому времени, когда Шелби стала жить с бабушкой, Дезире напоминала израненную, хрупкую оболочку той живой и веселой девушки, какой была много лет назад. Какой несчастной должна была чувствовать себя бедная женщина, когда в газетах стали появляться сообщения о Трасках и их успехах в торговле недвижимостью. Она неизбежно должна была понять, что Форд вернулся в Кентукки, но не к ней. К тому же земля, подаренная Шелби, помогла ему сколотить состояние для себя и своей семьи.
Где был твой гнев, бабушка? Слезы катились по щекам Шелби при мысли о безмолвных страданиях Дезире. Бабушка всегда говорила, что настоящая леди должна стойко переносить страдания, но Шелби не была леди. Она побледнела. Как мог Форд Траск так поступить с Дезире? Почему он не вернулся к ней? Есть ли на свете причина, которая может извинить подобную жестокость?
Шелби плакала от гнева и отчаяния. Она и не заметила, как рассвело. Надо попытаться поспать немного, потому что завтра утром она должна быть готова встретиться с Трасками и потребовать объяснений.
Она обязательно потребует у них объяснений! Дезире затворилась, как в раковине, внутри своего горя, но Шелби готова была взорваться от праведного гнева.
И все же Дезире нашла в себе что-то, что позволило ей в конце жизни простить Форда. Брайан Фиск упомянул о том, как счастлива она была в последние дни жизни. Возможно, она поняла, что простить Форда означало простить себя за то, что когда-то она была молода и знала любовь и отчаяние.
Шелби ударила кулаком по подушке. Что ж, возможно, Дезире могла простить Форда Траска, но она никогда не сможет – у Шелби перехватило дыхание от страшной догадки. Ведь сегодня днем она обещала Клею простить ему все, что он сделал, и Клей отнесся к этому с недоверием. Он, должно быть, знал, что существует нечто, чего Шелби наверняка не сможет простить – или ей будет очень трудно это сделать. Значит, он все время знал содержание этих писем?
Сердце Шелби больно сжалось. Всего несколько часов назад она отбросила все сомнения, но сейчас ее снова мучили подозрения. В письмах действительно содержалось нечто большее, чем рассказ о любовной истории. В письмах ясно говорилось о соучастии Форда и Дезире по меньшей мере в двух преступлениях. Если даже убийство считать непреднамеренным – сокрытие истинных причин смерти Боудена Лэнгстаффа все равно осталось преступлением. Не удивительно, что Форду так хотелось получить назад свои письма, но Клей видел в них куда большую опасность, чем его дедушка.
Если подпись Боудена Лэнгстаффа была подделана, значит, договор о передаче земли Форду был недействителен. А если сделку аннулируют, кто окажется истинным владельцем земли, из которой выросло благосостояние Трасков? Тот, кто владел ею до передачи. И поскольку Дезире мертва, все права на землю принадлежат ее единственной наследнице – Шелби.
Три таблетки аспирина не помогли избавиться от боли в висках. Неужели Клей знал все это с самого начала?
